точка невозврата.

      объясни, как иначе может быть

мы всё крушили вдвоём

дрожью по телу кричали поезда

***

      Голова лежит на песке. Его тёплая, мелкая текстура проникала в кожу, оставляя после себя ощущение легкости и беззаботности. Над головой неспешно кружили чайки, их крылья распахивались в полёте, отражая яркие лучи закатного солнца. Время от времени они издавали громкие крики, но звук как-то исчезал в воздухе, теряясь в бескрайности моря. Василина хотела встать — начала поспешно хватать ладонями песок, пытаясь найти опору, но всё безуспешно.       Внезапно острая боль пронзает тело девушки, и, скрючившись в калачик, она пытается заглушить агонию, приложив руку к животу, но чувствует что-то мокрое на нём. Подносит руку к глазам, но солнце ярко светит и Вася вскидывает другую руку в виде козырька, пытаясь рассмотреть. Кровь.       Она не может встать. Каждый раз, когда она пытается подняться, тело отказывается, словно вес её боли слишком велик для того, чтобы его удержать. Она снова и снова пытается, но её ноги не слушаются, а сердце сжимается от страха. Боль не отпускает, и на лице появляется выражение отчаяния, когда она понимает, что не в силах двигаться. Она чувствует, как сердце бьется быстрее, почти неистово.       Тело девушки становится всё тяжелее, и, несмотря на боль, ей хочется закрыть глаза, пусть хотя бы на секунду, чтобы забыться, уйти в темноту, в пустоту, где нет боли. Она чувствует, как веки с трудом опускаются, и её мысли становятся всё более туманными, как в последнем отчаянном желании просто исчезнуть. Тело слишком истощено, и каждый вдох даётся с усилием, а за ним приходит непреодолимая слабость.       Секунду спустя. Холодная вода. Мир вокруг начинает медленно растворяться. Сначала она чувствует, как холодная жидкость касается её кожи, обвивая тело, поглощая её. С каждым вдохом воздух становится всё более редким, а вода, как невидимая сила, тянет её вниз. Волны как будто тянут её за собой, и тело постепенно теряет контроль. Василина открывает глаза, морская соль режет их, но она замечает на поверхности глади друзей — Хэнка, Мела, Гену. А Кисы нет. Вода проникает в лёгкие, холодной тяжестью заполняя грудь. Она не может дышать, и каждый новый вдох, пытаясь проглотить воздух, становится бесполезной борьбой. Свет сверху исчезает, поглощённый тёмной бездной, и единственное, что остаётся — это отчаянное ощущение, как её тянет всё глубже. Хочется сдаться, набрать воду в лёгкие и опуститься на дно.       Темнота поглощает её, и последний раз взгляд касается поверхности, где ещё виднеются маленькие всплески, исчезающие вдалеке. Всё становится тяжёлым, как будто мир замедляется, и в ушах остаётся только гул воды, охватывающей её со всех сторон. Вокруг ничего. Никакого света, ни единого луча солнца.       Внезапно слышен знакомый голос. Её сердце вздрагивает, когда доносится его голос — низкий, слегка хрипловатый, как тёплый ветер, который внезапно обволакивает и уносит куда-то далеко. На секунду всё вокруг будто затихает, даже шумный мир перестаёт существовать, чтобы дать место этим звукам. Его слова, мягкие и одновременно уверенные, будто проникают внутрь, задевая что-то глубоко спрятанное. — Борись, Вася!

***

      „Любовь — самое прекрасное страдание в унизительной человеческой гордости…“. Любовь имеет двойственную натуру: она дарит свет, одновременно забирая часть души. Она непростая, это не радость и счастье, часто это борьба с собственными демонами, это страх потерять, страх не быть нужным другому человеку.       Утро началось с яркого солнца, слепившего прямиком в глаза, тем самым напоминая о своём существовании в холодный период. Обычно другим самым непримечательным днём утро не хотело проникать в квартиру вместе с солнечными потоками лучей, заставляя стены комнаты выйти из полумрака. Минутная стрелка, казалось бы, не так быстро сдвигается с места, но если в царящей тишине наблюдать за ней и летать в облаках, можно не заметить прошедших семи минут.       Утро такого яркого дня особенно любила Василина. Но ровно до тех пор, пока не приходилось вылезать из-под тёплого одеяла и идти в школу. Поэтому она спала и едва слышно сопела в подушку.       Ваня проснулся несколько часов назад, на рассвете — его разбудили те самые солнечные лучи, яростно пробивавшиеся через облака. Ему снились губы, которые теперь он мог целовать, пальцы, касающиеся его тёмных волос. Первое, что он увидел, открыв глаза — лицо Васи. Её ресницы слегка подрагивали, а глаза дёргались под накрытыми веками. Глаза Кисы подмечали каждую деталь её лица, стараясь запомнить их на всю жизнь и никогда не забывать. Темные, словно уголь, ресницы отбрасывают легкие тени на нижнем веке, и кажется, что они охраняют ее от всего, что могло бы потревожить сон. Брови – четкие, имеют идеальную изогнутую форму, словно художник вырисовывал каждый волос брови, стараясь сделать их самым идеальным, что только может быть в этом ужасном мире. Ее губы, идеальные по форме, кажутся застигнутыми на полпути между сном и улыбкой, и в их мягкости ощущается тайна – как будто они хранят что-то, предназначенное лишь для нее. Волосы плавно ложатся на подушку, гладкие и блестящие, они сливаются с ее силуэтом, словно обрамляют ее лицо теплым, живым сиянием.       Ты смотришь на нее, не отрываясь, словно боишься спугнуть этот момент, и чувствуешь, как спокойствие и нежность наполняют тебя целиком. Она спит, и ты понимаешь, что в этом мгновении — самая хрупкая красота мира, которую тебе довелось увидеть. Она лежит в тишине, погруженная в мир снов, словно сама нежность воплотилась в ее чертах. Кислов, продолжая разглядывать её изящные контуры, тихо хихикает в подушку. — Хватит ржать, — не открывая глаз, Вася поворачивает голову к Кислову. — И смотреть на меня. Его губы медленно расплываются в мягкой, едва заметной улыбке, и он снова хихикает, прикрывая своё лицо подушкой. — Ты глупая! — касается подушечкой пальца края её носа. — Это называется хихиканье, а не ржач. — Как ты меня назвал?       Парень не успевает среагировать, когда её кулак слегка касается его носа, и он удивлённо моргает, откидывая голову назад. — Хенкалинка, ты сука! — боль в носу не успевает пройти, как возникает в новом месте. На этот раз лоб: Хенкина громко шлёпает ладонью по лбу с такой силой, что парня откидывает назад, голова падает на подушку, но по пути встречается с преградой в виде стены — затылок глухо ударяется об стену. — Ай!       Она смотрит на него и не может сдержать смех, который будто вырывается сам по себе. Её глаза блестят, щеки начинают гореть, а смех переливается звонкими волнами, наполняя пространство вокруг. Внутри неё пульсирует детское озорство, как будто она снова маленькая девчонка, которая только что победила в каком-то безобидном соревновании. Чувство жалости просыпается внутри Василины и, склонившись над Кисловым, нежно покрывает поцелуями лицо парня. — Сильно больно? — Хенкалинка, не знаю, что ты за блядская ведьма, — продолжает с широчайшей улыбкой на лице. — Но, типа, твои поцелуи исцеляющие походу. А, помнишь Рапунцель? У неё волосы лечат, у тебя поцелуи. Хотя, может волосы тоже, проверим? — Конечно, Кисуля! — девушка берёт в руки волосы и обматывает вокруг шеи парня, постепенно затягивая туже. — Ну как? Исцеляют? — Да чёт не особо, — Ваня пытается выбраться из петли светлых волос, но путается ещё больше, словно котёнок и начинает кашлять. — Ну всё-всё, задушишь сладкого котёнка! — Что-то я тут не вижу сладкого котёнка. Только озверевшего чёрного растрёпанного котяру. — Ай как больно, — корчит лицо и прикладывает ладонь к сердцу. — А сейчас удар в самое сердце. М-м, а может другие части тела тоже исцеляют? — Например? — Ну, — запинается и дует в лицо Васе, сдувая волосы, которые мешали и лезли в глаза. — Другие.       Киса смотрит на неё с лёгкой улыбкой, его взгляд чуть прищурен, будто он собирается сказать что-то шутливое. И тут, словно между делом, он подмигивает — быстро, едва заметно, но достаточно, чтобы вызвать лёгкую дрожь у неё внутри. — Вообще-то, я до свадьбы ни-ни! — Да ты гонишь! А на тусе тогда чё было? — Ой, а это разве с тобой было? — Василина хмыкает и начинает смеяться. Тихо, но заразительно. — Прости, Вань, было настолько ху-ё-во, что я даже и не запомнила! — Хенкина, ты охуела в край! Это преступление! А наказание за это бесчестное злодеяние — мацание сисек. — В твоих мечтах! — Хотя, Хенкина, ты права. Тогда я и правда не с тобой трахался! — сердце девушки пропустило пару ударов. — Наверное, это была твоя близняшка! — Стоп-стоп! — Василина неожиданно заливается звонким, искренним смехом, который словно заполняет всё пространство вокруг. Её плечи подрагивают, она запрокидывает голову назад, прикрывая рот рукой, как будто пытается сдержаться, но это только делает её смех ещё более заразительным. — С Хэнком, что-ли, получается? Я знала, что тебе нравятся жгучие блондинки, но чтобы такие красотки трахались с тобой — неожиданно. А я даже и не обижаюсь на тебя, с братом можешь иногда! Ты только представляй меня рядом, а то обидно как-то будет! — Ха, как смешно! — вскидывает брови Киса. — Сука, ты точно озверела!       Вася резко вскидывает кулак, намереваясь пошутить, едва не коснувшись его лица, но в порыве азарта её ноготь случайно задевает его глаз. Парень мгновенно прикрывает глаз рукой. Он морщится, потирая глаз, но, видимо, не может удержаться от усмешки. — Прости-прости-прости. — Охуеть! — тянет гласные буквы. — Неужели Василина Хенкина умеет извиняться? Ну всё, пиздец. Мир точно схлопнется! — Я же сейчас тресну!       Кислов смотрит на неё с притворной обидой, но его уголки губ тоже подрагивают, выдавая, что он с трудом удерживается от улыбки. Наклоняется чуть ближе, как будто собирается ответить, но вместо этого неожиданно щёлкает её по носу. Она отскакивает, всё ещё смеясь, а он хмыкает, убирая руку от лица, и говорит: — Слабовато, кстати. Над ударами ещё надо поработать. — Да? Серьёзно? А твоя шишка на лбу говорит об обратном.       Василина, отстраняясь от Кислова, и слезая с его тела, ложится на подушку. Взгляд устремлён в потолок, а язык скользит по губам, увлажняя их. Пальца тянутся к губам, которые нервно грызут ногти. — Кис... — А? — Как думаешь... Когда-нибудь всё наладится? Или это уже всё? — Чё "всё"? Ты о чём, блять? — Ну, — Вася запинается. — Продюсер, Игорь этот... Их же нет теперь. Мертвы. Тела на дне моря. Мел и я, по сути, в преступники метим. Если вдруг что-то вскроется, конец будет стопудово! — Мы — "Черная весна". И во всём виноваты не только ты с Мелом, но и все мы. Ничё не вскроется, в том-то и дело, их тела на дне моря, а трупы базарить не умеют, шаришь? — Да я не об этом! — Хенкина поворачивает голову и смотрит в тёмные, почти чёрные, глаза, которые имеют невероятную притягательную силу, гипнотизируя. — Я имею ввиду, если мы закончим с этим, спрячем нахуй эти револьверы, ни-ху-я жизнь спокойнее не станет. Я всё равно продолжу просыпаться с тревогой и волнением о том, что нас найдут. — Да ладно, чё — Киса приподнимается на локтях, — В мире каждую минуту происходит одно убийство. Вот отсчитай минуту и хуяк. Помер чел. Вы с Мелом не хотели их убивать, ёпта! — Да, но... Киса, я всадила пулю в лоб гею-бармену, который трахает мэра нашего города. Почти мэра. Представь, вчера чувак жил, ел и трахался, а сегодня его труп плавает в воде, — Василина тяжело вздыхает и прикрывает лицо руками. — А что, если я не не хотела его убивать? Я убийца? После выстрела я не чувствовала никакой жалости, я даже в какой-то степени выдохнула, что-ли. — Этот пидор заслужил этого! Ты же слышала, что он сделал с папашей Барановой. Да и Илюха: если бы не ты, он был бы мертв. Представь, бедный пацан сдох из-за хахаля папочки. Как-то не по чести нихуя, не находишь? Он жаба склизкая! — Честь, не честь, плевать. Он ему ведро на голову, а я Игорю пулю. Я тебе говорю, это черта, всё, точка! Точка невозврата, понимаешь? Мы больше не дети, не школьники, всё, закончилось детство, сука! Теперь перед нами ебучая взрослая жизнь и ебанутая суровая реальность, которая рано или поздно ранит каждого из нас. Каждого из восьми миллионов человек.       Кислов молча склонил голову в сторону и смотрит на лицо Васи. Замечает её волнение, как она нервно грызет ногти и прикусывает губы, сдирая старые ранки. Ему хочется тихонько обнять её, крепко прижать к себе, поцеловать в лоб и успокоить девушку. Забрать её негативные мысли себе, чтобы она никогда не смела думать о плохом. Он не позволит ей чувствовать себя ужасно. Киса хочет успокоить Хенкину, поэтому неспешно приближается к её лицу, и уже почти касается своими губами её, но резко отстраняется, когда слышит шорох за дверью. Отрывисто вскакивает с кровати, подхватывает с кровати чёрный рюкзак и чуть медлит, пытаясь глазами найти место, куда спрятаться. — Под кровать!       Кислов опускается на колени на пол. Затем, одним резким движением, ложится на живот и грациозно скользит под кровать, словно это его привычное укрытие. Даже в темноте под кроватью он ведёт себя так, будто хозяин ситуации, пусть пыль забивается в нос, а сердце стучит громко и гулко. Единственное, что в этой ситуации помогло Кисе спрятаться так быстро — то, что он был одет.       Шаги за дверью становятся всё громче, и вскоре она приоткрывается, а за ней появляется Хенкин старший. Он одет в служебную форма, однако фуражка находится в руке. Константин, тихими шагами прокрадывается к кровати, и садится на её край, отодвигая кусочек одеяла. Быстро вздыхает и смотрит на силуэт дочери, которая с головой спряталась под покрывалом.       Вася, в свою очередь, очень тяжело дышит. Сердце стучит очень часто и она мысленно молится, чтобы Кислов не вздумал шуметь и вообще двигаться, а еще хуже — чихать. Под кроватью много пыли и грязи, и если вдохнуть их — то больше никакое укрытие не поможет. — Василина, прости меня.       Глаза девушки моментально округляются, когда она слышит эти два заветных слова, которые никогда не звучали из уст её отца. Никогда за семнадцать лет жизни отец не извинялся. — Я знаю, что был слишком строг. Я знаю, что был плохим отцом. Уделял мало времени вам, постоянно работал, не бывал днями дома. Я не примерный семьянин, который приходит с работы, целует свою жену в щеку и оставшееся время проводит с детьми. Это всё не про меня. Я мог лишь постоянно пилить вас: Борю заставлять учиться и принуждать идти по моим стопам, тебе указывать с кем дружить, а с кем нет, постоянно контролировать и относиться к тебе по-другому, чем к Боре и Оксане. Знаешь... Я понял, что не могу требовать от тебя лучшее, когда сам не соответствую званию лучшего. Но, это всё ради твоего блага, ты должна понимать, что я тебя люблю. Вас люблю.       Отец робко вздохнул и прикрыл веки, надавливая на них пальцами и массируя. — Я знаю, ты не спишь. Слышал твой смех. И я понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать. Сейчас можешь молчать и не обращать внимания на меня, но пожалуйста... — немного замедляется. — Подумай над моими словами. И ещё: единственное, насчёт чего я не изменил своё мнение — Кислов. Он конченный мудак, барыжит и принимает. С этим обдолбаным ублюдком вам дружить не надо.       Хенкина напрягла все мышцы от волнения и надеется, что Киса не догадается выскочить из под кровати и накинуться на Константина с кулаками. Но чувствует напряжение в комнате и сразу выдыхает.       Отец, нацепив фуражку на голову, выходит из комнаты, наглухо закрывая дверь. Проходит пара секунд, и Киса прерывает тишину — громко чихает, вылезая из тёмного укрытия. Встаёт на ноги, изгибается и тянется, хрустя конечностями. Точно кот! Вася срывает с тела покрывало и отбрасывает в сторону, смотрит на Кислова и улыбается. Тот, нахмурив брови и искривив губы в злой усмешке, стучит кулаком по стене. — Значит, обдолбанный ублюдок и конченный мудак? — хрустит пальцами. — Козлина! Сука! Что этот хуепутало вообще возомнил о себе? Извиняется, видите ли он! Да пошёл нахуй! — вскидывает оба средних пальца и тычет в закрытую дверь. — Успокойся, — Вася подходит к нему вплотную и прикладывает палец к губам.       Кислов агрессивно дышит и только после долгого и глубокого вдоха успокаивается. Выдыхает, смотрит на кровать и улыбается. — Хенкалинка, ты так-а-а-я скучная! Под кроватью ни одного дилдака, ни презиков. Одна пыль только, да книга валяется. Не знал, что ты читать умеешь. — Книга? Какая? — М-м, "Мартин Иден". Это чё за залупа? Типа книга про жирафа из "Мадагаскара", да? Мартин, ёпта! — Во-первых, жираф — Мелман, а во-вторых, зебру звали Марти, а не Мартин, тупица! — Да похуй!

***

— Девятый класс, строимся!       Физрук, громко свистнув, подходит к дверям раздевалок мальчиков и девочек, с громким стуком открывает их, заставляя школьников спрятать свои электронные сигареты и наконец выйти в зал. Те, с громким вздохом волочат своим ноги по полу, вставая одну линию по росту.       Одиннадцатый класс, в свою очередь, со скрещенными руками на груди стоят под баскетбольным кольцом, образуя небольшой круг. Кислов активно жестикулирует и слишком громко матерится: — Да они вообще оборзели! Эта кучка молокососов думают, что они лучше играют. Не успели от мамкиной титьки оторваться, а уже и старшакам предъявляют что-то. Ублюдки! Вчера грудь мамаши сосали, сегодня хуй в подворотне. Нормально, чё! — Хочу напомнить, что ты старше всего на два года, — Локон произносит и сдувает прядь волос, выбившуюся из общей массы, и которая мешает глазам. — В том-то и дело! Два года, блять! Где, сука, уважение? — Было бы за что тебя уважать! Даже плевка в рожу не заслуживаешь! — восклицает Василина, принимая довольное выражение лица. — Согласен. Зато знаешь чего заслуживаю, Хенкина? Охуительного секса с тобой! — Какой же ты противный, фу! — Рита ворчит и опускает глаза в телефон, когда слышит писк уведомления. — О! Ритузы! И ты тут? — Ваня громко хлопает в ладоши. — Хватит так меня называть! — она нажимает на кнопку, которая находится на корпусе телефона. Экран гаснет, и Рита замахивается им, желая ударить в лоб Кислову. — Пардон! Так чё пришла? Ты же на физру не ходишь вроде? Или желание побыть с таким красавчиком, как я победило над тобой, а? — Почти угадал. Не могла не прийти, когда появляется возможность проломить твою тупую башку мячом. — Ай, обидно. Зря конечно ты припёрлась, — взлохмачивает ладонью волнистые волосы. — На физре у меня всё под контролем, поэтому мяч никогда не попадёт в мою светлую головушку.       Кислов с довольным лицом вскидывает руки, устремляя ладони вверх, и его действия максимально наполнены огромной долей высокомерия. — «О да, смотрите какой я охуенный! Только не завидуйте мне! Хотя, можете завидовать, только член не забудьте отсосать»! — Вася с более резкими движениями передразнивает парня, на что тот закатывает глаза. — И кстати насчёт молокососов. Ты в их возрасте уже и пил, и курил, так что не выёбывайся. — Ага, и барыжил вовсю, — вклинивается в диалог Меленин. — И хуй сосал тоже смачно, — Хэнк довольно скрещивает руки на груди, когда видит недовольство друга. — Да, Хэнк, спасибо, что напомнил. Твой член, кстати, был самым вкусным!       Не успевает Киса договорить, как ему в макушку прилетает волейбольный мяч. Он прилетел неожиданно, с глухим, звонким ударом, и парень резко отшатнулся назад. Его лицо исказилось от растерянности и боли, а ноги слегка подкосились, будто тело не смогло выдержать внезапного удара. Вокруг раздавались смешки и приглушённые голоса девятиклассников, но всё звучало глухо, будто через ватную завесу. Он резко выпрямился, посмотрел на другую сторону спортзала злым взглядом, полным ненависти и злобы. Ноздри расширились, челюсть сжалась и секунду спустя Киса сорвался с места в их сторону. Быстрым шагом оказался возле парня, который был одинакового роста с Кисловым. — Зайцев, пидорас!       Ваня плотную подходит к парню, хватает его за воротник и прижимает очень близко, оставляя минимальное расстояние между ними. Киса прижимает его к стене, одной рукой крепко схватил Зайцева за воротник футболки, а вторую руку сжал в кулак, который держит в десяти сантиметров от лица девятиклассника, на уровне своей головы. — Ты, чмокало, руки из жопы растут?! — цедит сквозь зубы. — Так я тебе сейчас всё исправлю быстро! — Сорян, чувак, — парень выставил две ладони между собой, прижимая к груди Кислова. — Просто твоё эго нужно было немного усмирить, а то ты всех заебал маленько.       Внезапно кулак Кисы прилетает в нос девятикласснику, отчего его голова задирается. Рука Кислова отпускает футболку парня, и тот мгновенно падает на пол. Зайцев успевает приземлиться на руки, которые в последний момент выставляет перед собой. Ваня наваливается на него сверху и уже сжал кулак, готовый бить лицо, как вдруг парень резко поворачивает голову вбок. Кулак Кисы впечатывается в пол глухим ударом, и он сразу же зажимает руку между ног, пытаясь унять и облегчить пол. — Сучара! Заяц, тебе пизда!       Вокруг них образовался круг школьников, которые то и дело выкрикивали разные слова, то провоцируя их ещё на большую агрессию, то пытаясь успокоить. Несколько парней склонились над ними, пытаясь разнять, но это не обвенчалась никаким успехом.       Зайцев неожиданно скидывает с себя Кису, тот приземляется на живот, коротко выругивается и переворачивается. Девятиклассник садится на него сверху, прижимая ладонями шею Кислову, и тот начинает кашлять. То ли набравшись сил, то ли не желая оказаться задушенным, Киса взмахивает ладонью и попадает по щеке парня — красный след, по-видимому, саднит и парень прижимает руку к ране. Ваня, выиграв время, скидывает с себя его и целится в челюсть парню, однако останавливается в сантиметре от его рта, когда слышит свирепый голос физрука. — Кислов, отошёл от него!       Он двинулся в сторону дерущихся парней тяжёлым, уверенным шагом, как танк, пробирающийся сквозь толпу. Его лицо было мрачнее грозового неба, челюсти сжаты, а брови сошлись в одну линию. Громкие шаги физрука раздавались по всему залу, заставляя окружающих рефлекторно обернуться и замолчать. — Иван, ну чё опять-то? — голосом, который можно было сравнить с раскатом грома, рявкнул он, прожигая обоих тяжёлым взглядом. Его глаза сверлили их насквозь, словно он видел каждый их проступок и был готов отчитать за всё разом. — Ну? — Да мы просто обнимаемся, чё такого то? Зайцев, вон, ласки захотел. А я как могу отказать? Конечно! Никак!       Киса приобнял за плечи Зайцева и натянул на лицо добрую улыбку. Когда физрук громко хмыкнул и цокнул, повернувшись спиной к школьникам, снова листая новостную ленту в телефоне, Ваня грубо оттолкнул девятиклассника в стену, отчего тот лицом припечатался в неё. — Падла, — тихим голосом фыркнул и, поправляя свой свитшот, молча сел на скамейку.       Урок физкультуры далее проходил спокойно, никаких наездов и драк больше не было. К тому же, Зайцев больше не сказал ни слова, только прожигал яростным взглядом Кису, который в свою очередь пытался не смотреть на него, чтобы не завестись опять. В спортзале вообще никто не говорил, он был наполнен только скрипом кроссовок по натёртому до блеска полу. Волейбольная игра началась с резкого свиста физрука, который словно зарядил всех энергией. Мяч взмыл в воздух после мощной подачи, и на мгновение зал затаил дыхание, следя за его траекторией. Глухой удар ладони об мяч раздался по всему спортзалу. Одиннадцатиклассники играли против девятиклассников, в главе которых встал Зайцев: кто-то стоял с горящими глазами, готовый броситься к мячу, а кто-то уже заранее боялся, что промажет. Пол под кроссовками скрипел, когда игроки бросались вперёд, пытаясь достать мяч. Кто-то успевал прыгнуть и красиво перебить его обратно, а кто-то промахивался, и мяч со стуком падал на пол, вызывая разочарованные вздохи и радостные крики соперников. — Хэнк, принимай!       На лицах Хэнка и Кисы выступил румянец — от напряжения и азарта. Однако Мел не поддерживал такого энтузиазма, сегодня ему игра не доставляла никакого удовольствия. Василина же сидела на скамейке в зале, внимательно наблюдая за игрой и болея за своих друзей. Сегодня она надела джинсы, поэтому играть не стала, и тем более нет никакого желания.       Игра была долгой. Стоит признать, что девятиклассники — достойные противники в сегодняшней игре в волейбол. Киса и Хэнк всячески старались вывезти игру и обыграть оппонентов всухую, однако их стараний оказалось мало. Они падали, врезывались друг в друга, выругивались.       Последняя, решающая подача. В спортзале повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь частым дыханием игроков и скрипом кроссовок по полу. Все взгляды были устремлены на Зайцева, который стоял у линии подачи, сжимая мяч в руке. Пот на его лбу блестел от света ламп, а взгляд был сосредоточенным и острым, как лезвие ножа. Пальцы несколько раз привычно прокрутили мяч, а затем рука медленно поднялась вверх. шагнул вперёд, оттолкнувшись от земли с неуловимой решимостью, и с резким движением отправил мяч в полёт. Раздался сухой хлопок — мяч сорвался с ладони и стремительно полетел над сеткой, словно пронзая воздух. Вася, словно в замедленном режиме, наблюдала за траекторией мяча. Однако, когда тот пересёк сетку, время будто ускорилось в десять раз и девушка не успела отследить мяч, как он врезался ей в голову. Тело покачнулось, а телефон выпал из рук. Ошарашенно оглядевшись, Хенкина встала с места и молча перевела взгляд с Зайцева на Кислова, а затем и на брата. Она заметила, как Боря мгновенно сжал руки и поплёлся к Кисе, который слишком долго переваривал ситуацию. — Ты, блять, специально? — Простите, очень не хотел как-то задевать чмошников, но мяч сам липнет к вам, — разводя руками принялся отмазываться парень. — Сука! Падла! — крикнул Киса, резко развернувшись и устремившись вперёд, словно пружина, которая вот-вот сорвётся. — А ну, стоять!       Разъярённый Кислов рванулся вперёд, плечи напряжены, кулаки сжаты до белых костяшек. Его шаги были быстрыми, почти неразличимыми. Казалось, воздух вокруг него стал горячее. Зайцев, заметив приближающегося парня, отступил на полшага, но всё ещё пытался сохранить уверенность, скрестив руки на груди. Когда их разделяло всего пару метров, кто-то успел встать между ними, раскинув руки. Это был Мел. — Кис... Киса! Успокойся!       Хэнк вклинивается в разборки, пытаясь оттащить Кислова от парня. Однако, тот вырывается, быстро приближается к девятикласснику, но снова замедляется, когда слышит угрожающий голос физрука. — Кислов! Угомонись! — громко свистит в свисток. — Всё, девятый класс победил! Скажите спасибо Кислову.       Уголки губ Зайцева сразу же поползли вверх в хитрой ухмылке, а остальные только молчали, отчего зал погрузился в удушающее молчание. Все взгляды одиннадцатого класса обратились на Кису, который стал виновникам проигрыша. Тот, крепко сжимая пальцами мяч, смотрел в стену перед собой — его глаза бегали, будто он что-то анализировал. — Ну заебись, чё, — Ваня наконец перевёл взгляд со стены, посмотрел на мяч и замахнувшись, кинул в Зайцева, вложив максимальную силу и ярость в бросок, на которую только был способен. Парень группируется, немного согнувшись, чтобы спасти голову от удара, и мяч приземляется по животу.       Кислов подхватывает со скамейки рюкзак и кофту, закидывает сумку на плечо и движется к двери, выходит из спортзала, громко хлопая дверью так, что та немного трясется. Василина переглядывается с друзьями, те кивают, и они повторяют действия Кислова, следуя за ним.

***

— Да я говорю вам, этот Зайцев совсем озверел! — говорит Киса с набитым ртом, запихивая в рот кусок бутерброда. — Давно по роже не получал. Хотя, видимо, вообще никогда не получал. Боже, наконец-то я пожру нормально! — М-да, — качает Рита головой. — Получается, Зайцев не такой белый и пушистый, на самом деле он вонючая свинья. — Не, — усмехнувшись, качает головой Кислов. — Он паршивый клоп, которого я раздавлю при первой же возможности! — Тебе не кажется, что ты горячишься? Он же ребёнок, у него пубертат, гормоны, все дела, — Хэнк пытается рассуждать здраво, но Киса стоит на своем. — Вот это существо ребёнок по-твоему? Охуеть! Это монстр, он ростом с меня. Какой, нахуй, ребёнок? — Кис, ты себя вспомни, — Мел ковыряется вилкой в тарелке. — Насколько я помню, ты был ещё хуже. — Да нихуя! Ну, возможно конечно. Но, блять, я старшеклассников всегда уважал, лишнего никогда себе не позволял, — отрезает Киса. — Что-что делал? — Хэнк усмехается и пожимает плечами. — Ты мать свою не уважаешь, о каких старшеклассниках вообще речь шла.       Кислов резко меняется в лице, как-то по-другому посмотрел на Хэнка, но Василина не поняла, что это был за взгляд. Или не знала. Это была не злость, не обида, не раздражения — это было что-то другое. Быстро моргнув глазами, он принялся поедать вторую порцию супа. — Ну, может и так, — вдруг негромко произносит. — Но речь, сука, не обо мне, а об этом ебучем Зайцеве. Говорю, малолетки заебали. Вообще страх потеряли, батя видимо не пиздит их. — Тебя так-то батя тоже не пиздил.       Киса резко поднимается из-за стола, хватает пустой поднос и крикнул друзьям: — Я за жратвой.       Василина нервно пинает под столом ногу Хэнка, отчего тот негромко ойкнув, разводит руками в воздухе. Девушка выгибает брови, кивает в сторону Кислова и в её глазах ясно читается: "Ну зачем?" — М-м, — Мел быстро пережевывает еду. — Кстати, утром на набережной был, новую цитату сфоткал. Слушайте: "Прыгай за мной, в тенях растворись, черная весна — последний каприз" Или вот: "Тает в небе лунный свет, черная весна оставит лишь след". Ну вы что так смотрите на меня? Ну, черная весна становится символом чего-то нового, но в то же время тревожного. Это как бы предполагает уход в неизвестность, отказ от привычного и переход в мир, где правила не определены. Это может быть интерпретировано как вызов: оставив позади старую жизнь, человек обретает возможность переродиться, хотя и с риском утраты себя. Понимаете? — Красиво. — Спасибо, Вась. Но все-же я серьезно, Хэнк? — Бро, я в этом ничего не понимаю. Кстати, сегодня идем на пляж? — Зачем? — Василина спрашивает в недоумении. — Ну, туса будет. — Опять? Мне и в прошлый раз хватило, — отзывается девушка. — Да ладно, пошли. Тем более, завтра день города будет. — В том-то и дело, что завтра. Какого хера туса сегодня?       Кислов пристроился в конце очереди, облокотился на перила, размахивая подносом перед собой. Его глаза опущены в пол и создаётся, что он смотрит сквозь пол, не обращая внимания ни на что. Он задумчиво кусает губы и вдруг вздрагивает, оглядевшись по сторонам. Киса оглядывает толпу очереди, выходит из неё, вальяжно обходит и продвигается к началу. Толкает мальчишку, разглядывая подносы на раздаче. — Эй, вообще-то я первый стоял! — Пацан, тебя, чё, родители не учили, что старшим надо уступать? — Так несправедливо! — А ну цыц! Не видишь, мужчина жрать хочет?       Парень сгребает кучу еды себе в поднос, словно хотел опустошить все тарелки только чтобы не досталось сзади стоящим в очереди. — Но я тоже есть хочу! — Так значит молча стой и жди, пока взрослые купят себе еды, — не успевает договорить Киса, как мальчик тянет его за рукав. Рука дергается, поднос встряхивается и кусок хлеба падает на пол. — Я тебя сейчас с пола жрать заставлю! Пацан, не беси взрослого дяденьку.       Когда поднос Кисы полностью переполнен едой, тот наклоняет голову и прикидывает, что на обед хватит. Переложив поднос в одну руку, другую сует в карман, достав несколько смятых купюр: — Сколько? — Пятьсот.       Ваня суёт женщине деньги, разворачивается на пятках и отходит пару шагов, но внезапно она окликает парня. Тот, в недоумении смотрит на неё, хлопая глазами. — Пятьдесят не хватает, — она вздыхает и кивает на купюры, которые Кислов только положил. — Блять! — проговаривает сквозь зубы. Шарится по карманам, прощупывая их, но не находит ничего больше двух рублей. — О!       Киса замечает в руках мальчишки серебряные монеты, которые кучкой лежат на его ладошке. — Пацан, одолжи сорок рублей, а, — он тянется к монетам на ладони ребенка, но тот резко закрывает её, не дав Кислову забрать деньги. — Ну не жопься, алё! Мама не учила, что делиться надо тоже, что-ли? — Ты не вернёшь! — Да верну я, верну. — Кислов, хватит вымогать деньги у детей! — учительница встряла, заметив, что мальчик почти согласился отдать монеты. — Да Светлана Васильевна! И вы туда же?!       Киса не желая больше голодать, одной рукой силой раскрывает ладонь мальчишки, забирая пять монет. Тот, не сильно сопротивляясь, отдаёт ему. — Эй! Ты не вернешь! — Завтра верну. Ты ж из четвертого "б"? — ребёнок кивает. — Ну всё, значит верну. — Завтра день города! Мы не учимся! — Ну так значит послезавтра. — Ты врешь! — мальчик громко топает ногой. — Отдай. Мои. Деньги. — Пацан, я тебя сейчас врежу! Слово пацана, — Ваня возвращается к столу.       Младшеклассник следует за парнем, подходя к столу, где сидит Киса с друзьями. Встаёт позади него и хлопает по плечу: — Ну пожалуйста.       Киса быстро запихивает еду в рот, полностью опустошая тарелки одну за одной, но лепет мальчика режет уши, и он хватает булку с подноса и сует ему в рот, набивая его: — Заебал!

***

      Холодный воздух обволакивал лицо, словно предостерегая от того, что ждёт впереди. Под ногами хлюпали лужи, смешанные с грязью, оставляя следы на джинсах. С каждым шагом музыка становилась громче, низкие басы пробирались под кожу, эхом отдаваясь в груди. Звук нарастал, будто зовущий ритм, заставляющий ускорить шаг. Вокруг было темно, только редкие фонари размывали тьму, отражаясь в мутных лужах.       Кроссовки намокли и цепляли мокрый гравий, порой ноги скользили, но желание дойти до бухты перевешивало дискомфорт. Пряный запах мокрой земли и сырости смешивался с едва уловимыми нотами сигаретного дыма, доносящегося откуда-то впереди.       Рука Кисы крепко сжимала руку Василины. Хэнк с Мелом волочились сзади, оживленно болтая о планах дуэльного клуба. Вот впереди уже мерцают разноцветные огоньки, расплывающиеся в ночной дымке. Люди смеялись, их голоса переплетались с музыкой, создавая атмосферу беспечного веселья. Холодный ветер пробирался под куртку, но его игнорировали — впереди был огонь, тепло, и ритм, зовущий слиться с толпой. — Васечка! Я так рада, что ты пришла, — Рита крепко обняла девушку, навалившись всем весом. — Сегодня такая прекрасная погода, хорошее настроение и охуе-е-енная музыка! Мел, привет! — А я смотрю, наша Ритка то уже накидалась! — Киса хлопает в ладоши и трёт их друг о друга. — Заткнись, Кислый!       Щеки Риты порозовели, а глаза непривычно блестели, словно в них зажглись маленькие огни. Она громко смеялась, легко бросая голову назад, и её смех разливался по воздуху. Она встала ближе к Егору, кокетливо поправляя выбившийся локон, и с лёгкой дерзостью наклонилась к его уху, что-то шепча. Он отреагировал смущённой улыбкой, но, казалось, его раздражало лишнее внимание к себе. — Слушай, Рит, а Анжела здесь уже? — Мел оглядывался по сторонам в поисках Бабич и Рита взяла его под локоть. — Где-то недалеко гуляет, — уводит Меленина ближе к костру. — Слушай, Мел...       Они уходят и их голоса растворяются в шуме голосов и громкой музыке.       Киса бросает рюкзак на землю, тянет за собачку на замке и открывает его. Вынимает три бутылки пива и протягивает Васе с Хэнком.       На бухте царил хаос, но именно тот, что зовёт к веселью. Люди сбились в шумные группы вокруг костров, чьи языки пламени вырывались в прохладный ночной воздух. Музыка из старого динамика гремела басами, её гул перекрывался криками, смехом и обрывками песен, которые орали вразнобой. На земле под ногами грязь смешивалась с песком, лужи поблескивали в свете фонарей и пламени, а кто-то уже не обращал внимания на мокрые ботинки, сидя прямо на земле с бутылкой в руках.       Чуть в стороне парень взбирался на прибрежные скалы, держа телефон в руке и выкрикивая: — Смотрите, сейчас залезу!       Но тут же поскользнулся, к всеобщему веселью, и плюхнулся в мокрый песок. Кто-то смеялся, кто-то спорил, пара стояла у воды, держа руки друг друга и наблюдая за рябью волн. Всё смешалось в этом вихре — шум, огонь, вода и густая ночь, накрывшая бухту словно чёрное одеяло. — Так, я ссать, — отпускает руку Кисы. — Куда? — выкрикивает Хэнк. — В кусты, блять!       Хенкина медленно пробиралась к краю бухты, где за тёмной стеной кустов можно было спрятаться от чужих глаз. Музыка громыхала где-то позади, басы вибрировали в воздухе, а смешанные крики и смех казались далеким, словно приглушёнными морским бризом. Под ногами мокрая земля и песок перемешались в грязь, каждый шаг был скользким.       Её взгляд упал на пару теней впереди, возле кустов. По мере того как она подходила ближе, фигуры стали отчётливее: девушка и парень стояли близко друг к другу, отдаленный свет костра лишь слегка освещал их лица. В этой полутени Анжела улыбалась, наклоняя голову к плечу, её смех был мягким, почти кокетливым. Она держала в руках пластиковый стакан, но, кажется, давно про него забыла, полностью сосредоточившись на парне, который стоял напротив.       Вася замедлила шаг, инстинктивно стараясь не привлекать к себе внимания. Притаившись в тени, девушка остановилась, чтобы не нарушить их беседу. Анжела смеялась — мягко, мелодично, почти флиртовала, чуть наклоняясь ближе к парню. Тот стоял расслабленно, одна рука в кармане, другая небрежно теребила пластиковый стакан. На губах играла лёгкая ухмылка.       Быстро пробравшись сквозь кусты, Василина сделала свои дела. Идя обратно, Анжелы и её веселого собеседника уже не было. Приглушенная музыка доносилась до ушей, заставляя виски пульсировать. Она почувствовала, как лёгкий холодок коснулся её кожи, и вдруг кто-то появился из темноты. Он стоял, чуть наклонив голову, с таинственной, почти зловещей улыбкой на лице. — Рауль? — Вася прищурилась, чтобы разглядеть лицо. — А ты что здесь делаешь? — Привет, красотка. Да так, мимо проезжал, — противная усмешка появляется на лице. — А чего интересуешься, Хенкина? — Странно видеть тебя на тусовке, — она пояснила. — Обычно ты предпочитаешь более светские мероприятия. — Ты думаешь я приехал, чтобы смотреть на пьяных валяющихся с облеванной одеждой подростков? — Я думала может ты сегодня захотел побыть на месте пьяных валяющихся с облеванной одеждой подростков. — Нет, что ты, — облизывает нижнюю губу. — Погода сегодня хорошая, да? — Ты сюда приехал поговорить о погоде?       Она сразу поняла, что его намерения — не самые добрые. В его глазах не было обычной искры, только холодная настороженность и опасность. Он сделал шаг вперёд, как будто следил за её движениями, предугадывая, как она будет реагировать. Легкая дрожь пробежала по её телу, и она интуитивно сделала шаг назад, пытаясь сохранить дистанцию. Но его голос был как затуманенный дождём, низкий и преследующий, с какой-то неизъяснимой угрозой в каждом слове.       Рауль мгновенно сократил дистанцию между ними, и от него повеяло некой настойчивостью, что Вася замерла. Он был слишком близко. Тишина, которая ещё несколько секунд назад казалась успокаивающей, теперь ощущалась как пустота, полная неясных угроз. Сердце забилось ещё чаще, заставляя кровь передвигаться по сосудам быстрее. — Говорю же, мимо проезжал. Хенкина, а ты не боишься здесь быть одна? — А кого мне бояться? — Поздний вечер. Кусты. Темнота. Ты далеко от шумной компании. Сама должна понимать, что может случиться с красивой юной девушкой. И к тому же, такой сексуальной.       Волнение с каждой секундой нарастало всё сильнее и сильнее. И сильнее.