motive of retaliation

      Четверг. Четверть двенадцатого. Ночь.       Инференс поворачивает направо и идёт по главному коридору здания, которое он исследовал всю прошлую неделю. Это странное поручение, если можно так выразиться. Оно бы вызвало личный интерес, если бы не его сугубо профессиональное поведение. Подозрительно, что это происходит так внезапно; большинство недавних дел связаны с политикой и эгоизмом. Он понимает, к чему это может привести, но ещё предстоит найти неопровержимые доказательства. Инстинкт подсказывает, что в этом поместье скрывается большее, чем кажется на первый взгляд.       Путь короткий, и, возможно, именно поэтому он не торопится. Тессера простирается перед ним, поражая своим великолепием, и вуаль лунного света проникает сквозь окна, окутывая его. Инференсу известно, что он жёсткий человек, но не слепой; вид из окна прекрасен. Притягиваемый этим манящим серебром, он решает, что не повредит полюбоваться, наслаждаясь необычным очарованием полной луны, сверкающей на изысканных мозаиках.       Только благодаря многолетним тренировкам он слышит шаги. Тихие, пугающе тихие, когда он понимает, кому они принадлежат.       Натаниэль Норвелл, сын покойного судьи, улыбается так же приветливо, как и несколько дней назад, когда впервые пригласил его в свой дом.       — Молодой господин Норвелл, — Инференс обращается к нему с той же вежливостью и сдержанностью, с какими относится к любому другому клиенту. Возможно, это неправильно, учитывая, как резко изменилась жизнь юноши за последний месяц.       Правда была бы более милосердным выбором для него.       — Детектив, — но его голос так же притягателен, как и внешний вид, излучающий обаяние, неуместное для сына, погружённого в траур. И всё же, кто Инференс такой, чтобы судить? Он сам тоже часто выходит за рамки общепринятых норм. — Я не ожидал Вас здесь увидеть.       Инференс мычит, испытывая острое желание закурить. Он надеялся, что после опоздания не придётся обмениваться любезностями. Он редко бывает в настроении для этого.       — Я изучил документы, которые Вы предложили, — и несколько имён бросились в глаза; не мешало бы позже просмотреть личные дела этих людей.       Натаниэль кивает, пряча руки за спину, прежде чем сделать несколько шагов вперёд, подходя ближе к окну, чтобы лучше видеть то, что происходит снаружи.       — Понимаю, — говорит он, его поразительные голубые глаза избегают взгляда Инференса, — если это поможет делу, то я рад.       Честно говоря, Инференс ничего не может обещать относительно этих улик. Они могут оказаться полезными в той же мере, в какой могут быть ложными зацепками. Только практический подход даст ответ.       А что касается этого:       — Я разговаривал с миссис Норвелл сегодня утром.       Он ожидает, что новость удивит Натаниэля. Его мать была далека от сотрудничества. Смерть мужа потрясла её настолько, что она полностью закрылась от процесса расследования, настолько, что Инференс заподозрил бы её, если бы у матери и сына не было общего алиби.       Однако, вопреки всем ожиданиям, Натаниэль остаётся совершенно спокойным. Не перестаёт разглядывать подстриженные сады, словно что-то ищет среди цветущей зелени.       — Мама, — странно: он произносит это слово почти неуверенно. — Я подумывал о том, чтобы найти для неё профессиональную помощь. Она нуждается в том, что я не могу предоставить дома.       Решение было бы верным. Однако Инференс задумывается над этими словами. Совпадение, что Натаниэль поделился этим именно сейчас.       — Ей нужна компания, — решается Инференс на уклончивый ответ.       Неприятно подозревать кого-то, кто состоит в родстве с жертвой, но яблоко от яблони редко падает далеко, а судья Норвелл при жизни был хитрым человеком. Нет ничего невероятного в том, что его сын мог быть в сговоре с другим человеком, желающим выполнить эту работу. Вопрос только в том, как? Такая схема не из лёгких. Это не вписывается ни в какие из улик, которые он собрал.       Натаниэль вздыхает, прежде чем повернуться к нему.       — Вы правы, — его глаза мерцают под серебряным сиянием. Это вызывает беспокойство, которое Инференс не может объяснить. — Я хочу, чтобы мама чувствовала себя как можно спокойнее. Она и так через многое прошла.       Любопытно, что не упоминает о своём горе. Детектив достаточно наблюдал за молодым господином Норвеллом, чтобы понимать, что тот не проявляет особой заботы о других.       — Это так, — задумчиво соглашается Инференс.       Натаниэль за что-то держится — может, и не за ключ к убийству своего отца, но определённо за что-то.       — Я рад, что мы пришли к согласию, — он выпрямляется, поправляя галстук под пристальным взглядом Инференса. — А теперь, детектив, если вы меня извините…       — Всё в порядке, — его пальцы сжимают рукоять трости. Он понимает, когда ему не рады. — Я тоже собирался уходить. Боюсь, я задержался дольше, чем следовало.       — Ерунда, такой известный человек, как Вы, может осматривать всё, что пожелает, — качает головой Натаниэль. — Нам нечего скрывать.       Уверенность формирует личность; Инференс подтвердит это. К сожалению, предыдущий опыт показывает, что мужчины, считающие себя победителями, чаще склонны оступаться и падать. И он здесь не для того, чтобы играть в игры.       Инференс не оглядывается, быстрым шагом направляясь к воротам поместья. Он раскуривает трубку и глубоко затягивается. Горький привкус, оставшийся во рту, приносит хорошо знакомое спокойствие, которым, к сожалению, он не может насладиться.       Он снова видит его. Натаниэля. Ждёт под тем же окном, у которого они были несколько минут назад. Как? Он не верит, пальцы в перчатках сжимают трубку. «Это невозможно», — рассуждает Инференс. Он слышал, как тот ушёл, и скромная одежда этого человека резко контрастировала с изысканно сшитым костюмом молодого господина Норвелла. Его осанка тоже совершенно не та. Это поза, которую Инференс привык видеть у своих солдат.       Всё же он задумывается над этим. Сходство между этими людьми поразительное, особенно при лунном свете, придающим блеск их волосам редкого платинового оттенка.       «Этого не может быть», — тихо присвистывает он. Инференс тщательно изучил их семью. У публичных деятелей нет такой же приватности, как у обычных граждан. Жизнь Натаниэля Норвелла была тщательно задокументирована с самого детства. Детектив бы знал, если бы у того был брат. Чёрт возьми, все бы знали. Это не имеет смысла.       Если у Натаниэля Норвелла был близнец, его алиби рассыпалось в прах. Если у Натаниэля Норвелла была его точная копия, не имеющая ни публичного лица, ни социального положения, как бы невероятно это ни звучало, то он мог находиться в двух местах одновременно, не вызывая никаких подозрений, просто потому, что никто не узнал бы правды. Это также вполне соответствовало бы показаниям Джанет Норвелл — почему она отказалась упоминать что-либо, кроме загадочного бормотания о маскарадах и высоких ставках, признав себя виновной, несмотря на убедительные доказательства её непричастности к убийству мужа.       Да. Если у Натаниэля Норвелла есть непризнанный близнец, — а Инференс начинает принимать это во внимание, — то он нашёл себе идеального союзника для идеального преступления, и они оба пожинают плоды своих трудов.       Инференс прочищает горло, собираясь с духом, чтобы не допустить оплошности. У близнецов есть перевес, заманив его в свою игру. Нет другого выбора, кроме как отвернуться от своего нынешнего подозреваемого. Он не может рисковать, привлекая их внимание так рано. Шансы приходят и уходят, а он терпеливый человек.       Он всё выяснит.