Хочешь, покажу фокус?

Сколько времени прошло? Неделя? Две? Три? Я совсем потерял счёт времени. Оно и понятно, ведь мой младший брат скончался у меня на глазах... Мы все старательно делали вид, будто ничего не произошло – старались жить дальше, смеялись с болью в голосе и ожидали дальнейших выступлений. Однако, я не мог спокойно смотреть на Линетт – я понимал, как ей больно. Да и мне тоже больно, но я должен быть сильным – ради неё. Я сделаю всё возможное, чтобы она была счастлива настолько, насколько можно. Насколько мне известно, ни мать, ни сестра ещё не заходили в комнату Фремине после его смерти, да и я сам еле-еле сдерживал слëзы, когда проходил мимо с детства знакомой двери. Мне хотелось увидеть его снова, снова обнять, просить прощения за своё поведение... Это я виноват в его смерти. Не будь я таким придурком, ничего бы не случилось. Моя рука замерла в паре сантиметров от дверной ручки, и я неуверенно сжал пальцы, не решаясь войти. Глубоко вдохнув и выдохнув, я осмотрелся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, распахнул дверь. Комната Фремине... Всё выглядело ровно так, как в тот злочастный день, когда я пригласил его прогуляться. На столе небрежно валялась ручка, задевая своим кончиком ту самую книжечку, в которую брат что-то записывал, прежде чем уйти. Тëмно-синее одеяло с принтом в виде плавающих пингвинят аккуратно накрывало кровать. В изголовье сидел Пер, его механические глаза смотрели прямо вперёд. Мои же глаза защипало, но я заставил себя сделать шаг. –Что ж, дорогой Пер... Мне не хотелось трогать вещи Фремине – пусть всё остаётся так, как было, и создаёт впечатление жизни. –Твой друг больше не вернётся. Мой голос дрогнул – я не мог спокойно говорить о смерти брата. –Я скучаю по нему... Мой взгляд скользнул обратно в сторону стола. Всё таки интересно, что это за книжица? Насколько мне известно, брат никогда не отличался страстью к рисованию или... Мои пальцы сами собой погладили холодный переплёт, такой же холодный, как руки Фремине после ныряния... –Что ты такое... Вопреки обещанию самому себе ничего не трогать, я поддался искушению и стянул книжку со стола. Моё сердце от нервов забилось чаще, но я заставил себя открыть первую страницу. –Хм? Обычные записи о подводном мире, сушёная морская трава, приклеенная на скотч... Я стал листать страницы одну за другой, и чем дольше я листал, тем больше округлялись мои глаза – аккуратный почерк Фремине всё чаще и чаще выводил моё имя. Появлялись рисунки – вот мы втроём, вот пухлень, а вот... Я резко захлопнул книжку, мои щёки пылали. Нет, это определённо никто не должен видеть. Брат нарисовал меня с ним, да ещё и... Святые Архонты... Мои глаза забегали по комнате – определённо, никто не должен этого видеть. Я должен забрать его дневник и спрятать, иначе будет плохо... И ему в том числе, несмотря на то, что его больше нет... Я не мог больше оставаться в комнате, в голове роились чересчур смешанные чувства – грусть, удивление, страх. Крепко прижимая к себе книжицу, я выскользнул в коридор. Возможно, я досмотрю её, когда буду у себя... И если не сгорю со стыда. Когда я зашёл в свою комнату, то захотел засунуть дневник брата в гору театрального реквизита, где даже при большом желании никто не смог бы его найти, но моё внимание привлек клочок бумаги, вдруг из него выпавший. Я наклонился, чтобы поднять записку, и почти сразу же текст привёл меня в ужас: «Дорогой Лини... Наверное, ты не воспримешь мои слова всерьёз, но прошу, выслушай меня. У меня не хватает смелости в живую сказать тебе всё, что я чувствую, поэтому я бы хотел высказаться на бумаге...» Я резко засунул записку обратно в дневник и небрежно забросил в гору реквизита, опускаясь на кровать и хватаясь руками за голову. Я не хотел, я не был готов воспринимать последние следы влюблённости брата, я хотел, чтобы всё это исчезло. Вопреки своим желаниям я заплакал и зажал себе рот руками, чтобы никто (пусть никого и не было рядом) не слышал всхлипов. Я никогда не разделял его чувств, но дорожил им по-своему – как своим младшим братом. Я скучаю по нему, я всё ещё не могу принять факт его смерти. Где сейчас мой маленький, всегда готовый помочь и любящий воду больше всего остального милый Фремочка с тихим смехом и скромной улыбкой? Ты отвратительный старший брат, Лини. Ты должен был сделать всё возможное, чтобы он был жив. Я убрал руки от покрасневшего от слëз лица и бросил взгляд на часы. Пора обедать. Если я не явлюсь, сестра будет переживать. Я подошёл к зеркалу и уныло покачал головой – выгляжу отвратительно. Я нехотя поплëлся в ванную, чтобы окатить лицо холодной водой и посмотреть уже в другое зеркало. Натяни улыбку, и никто не поймёт, что ты плакал... Я послал своему отражению воздушный поцелуй и расплылся в улыбке, хотя на душе мне было противно. –Кончай реветь, великий Лини. Пока у тебя есть Линетт, ты будешь счастлив, так что ты не заставляй её грустить. Разговаривать с самим собой уже вошло в привычку. Я издал тихий смешок. Ах, фальшивая радость... Мои шаги эхом раздавались по пустынному коридору, и, видимо, поэтому сестра заранее узнала о моём появлении. –Вот и ты. –Здравствуй, моя леди! Я подошёл к Линетт и крепко обнял её со спины. Девушка раскладывала еду по тарелкам, и я на миг испугался, что помешаю ей. –Что у нас сегодня? И где мама? Линетт ответила, не поворачивая головы: –Суп де Пуассон. И мать не будет есть с нами, она отправилась на задание. Сердце болезненно сжалось – это была любимая еда Фремине. Всё вокруг напоминает о нём... Или сестра приготовила его специально? Она тоже до сих пор не может смириться с горечью утраты?.. –Вот как... Ну хорошо. Мы оба прекрасно понимали, что без матери дома гораздо лучше, но не озвучивали этого. Я отпустил сестру, позволяя ей поставить тарелки на стол. Мы сидели друг напротив друга и ели в кромешной тишине, лишь ложки изредка ударялись о края тарелок. Мне хотелось что-то сказать, но я не находил слов. Сестра, по всей видимости, заметила мою неуверенность: –Какие планы на сегодня? –Мне бы хотелось выйти на улицу и почитать что-то на свежем воздухе... Так хочется отдохнуть после долгих недель репетиций. А у тебя? Репетиций, как же... Я подпëр голову рукой и уставился в лиловые глаза напротив. –Я бы хотела встретиться с Шарлоттой. –С Шарлоттой? Я выпрямился и вопросительно склонил голову набок – я никогда раньше не слышал, чтобы Линетт добровольно хотела встретиться с журналисткой «Паровой Птицы». –Ну да, с Шарлоттой... Она пишет статью про нас. –Но почему ей тогда не посоветоваться со мной? Обычно ты всегда отправляешь Шарлотту ко мне... Сестра слабо улыбнулась и пожала плечами. –Думаю, в этот раз я справлюсь сама. А тебе стоит отдохнуть. Я закусил губу, не понимая, как Линетт распознала моё подавленное состояние. А впрочем, мы же двойняшки – у нас особая связь... Так что, возможно, сестра права, и лучше ей дать интервью Шарлотте, пока я не могу трезво связать двух слов. –А тебе советую почитать «Песню Эриний». Думаю, тебе понравится. Знакомое название... Это случайно не сказка? Но я не стал ничего спрашивать, чтобы не огорчать сестру. –Спасибо за совет! Люблю тебя. Я вскочил из-за стола, собирая пустые тарелки и отправляя их в раковину. Включая воду и закатывая рукава, я обернулся и сказал сестре: –Не смею больше тебя задерживать, посуду я помою сам. Желаю хорошо провести время! Я широко улыбнулся и помахал ей рукой, на что Линетт лишь покачала головой: –Глупый? Ты никогда меня не задерживал. Моя улыбка стала более глупой, а веки умилëнно опустились. Вроде и обозвала, а вроде и сказала, что любит... –Хорошо-хорошо, но всё равно повеселись от души, раз выдаётся такая возможность. –Называешь встречу с Шарлоттой весельем? На что это ты намекаешь? Сестра шуточно упëрла руки в бока, а я рассмеялся. –Даже не знаю. –Ну тебя! Линетт надула губы и отвернулась, будто бы обиделась, но я понимал, что она не всерьёз. Не прошло и минуты, как сестра сдалась: –Ладно. И тебе хорошего дня, братец. Она осторожно и быстро обняла меня со спины, а затем я услышал, как она уходит. Я обернулся и посмотрел ей вслед. Линетт – единственный человек, о котором я могу и хочу заботиться свыше своих сил. Она всегда меня поймёт и поддержит, да и я хочу разделить с ней её горе и радость. Я всегда буду рядом. Ей тоже трудно, и я хочу делить её ношу. Пока у меня есть Линетт, я буду жить. Если я потеряю и еë тоже... Я не знаю, что со мной будет.