Филоненко

      Жизнь старшеклассника Вениамина Филоненко, кажется, легка, весела и беззаботна, но имеют место быть некоторые обстоятельства, которые её отягощают. Родился с серебряной ложкой во рту, но в младенчестве потерял папу. Всегда ощущал любовь и поддержку отца, но с детства вынужден был терпеть холодное отношение со стороны отчима. Ходит в частную школу, но не может никогда расслабиться в кругу так называемых друзей. Доверительные отношения с младшим братом, но отсутствие личной жизни и ухажёров до самых старших классов. Не смотря на всё это, омежка считал себя счастливчиком.       Каждый вечер Вени проходил примерно одинаково. После школы он гулял с друзьями или с парнем, потом за ним приезжал личный водитель и вёз на занятия по танцам, по окончанию которых доставлял мальчика домой, там он первым делом расправлялся с уроками, заведя это в привычку с началки; когда заканчивалась домашка, время уже было к ужину, а после он целиком и полностью отдавал себя соцсетям. Ровно в девять пиликало уведомление, что пора спать, которое он установил собственноручно, лелея надежду приучить себя ложиться пораньше. Но выходило не совсем так, как планировалось, изо дня в день, увидев напоминалку, Веня только начинал подготовку ко сну: пил таблетки, собирал рюкзак на завтра, выбирал, что надеть, суетился по мелочи, принимал водные процедуры и, весь намазюканный кремами разной дороговизны ухода, прыгал в свою кровать. Дрёма к этому моменту уже распахивал для него свои объятья, но Венюша не спешил закрывать глаза, а вместо этого проверял, нет ли кого за дверью, садился поудобнее на подушках, спускал ночные шортики до щиколоток и, разведя колени в стороны, принимался ласкать себя. Совершенно по-омежьи, робко и нежно он трогал там, где никому нельзя было его даже видеть. Стесняясь самого себя, водил кулачком по члену, дразнил девственный анус, пока он не увлажнится, и только после проникал пальчиками в собственное лоно, при этом любя поверхностные ласки, второй рукой он гладил себя, нежа чувствительные места. Уверенными движениями рук он быстро подводил себя к оргазму, но редко доходил до конца, останавливаясь в паре фрикций от блаженства, которое так и не находит выход. Оно застревает в животе, отстреливаясь короткими электрическими разрядами, оно томительным жаром давит в паху, оно вынуждает несколько раз поменять позу прежде, чем уснуть, дав снотворному завладеть контролем над телом целиком. Это что-то наподобие привычки, игры с собственным организмом перед сном, это вряд ли безвредно, но именно оно нравится Вене больше, чем кончать, кусая собственное запястье, пачкая постель спермой и рискуя быть позорно застуканным за столь интимным действом. Благодаря таблеткам, он каждый раз быстро проваливается в крепкий сон до самого утра.

***

      Савелий Арсентьевич достаточно успешен в работе генерального директора фирмы и финансово обеспечен, чтоб иметь шикарный загородный дом в элитном посёлке с собственным подземным автопаркингом и оплачивать наравне с коммуналкой штат прислуги и личных водителей себе, мужу и детям. При необходимости в этот список добавляются визиты хорошего частного доктора, или шеф-повара, или помощь юристов — зависит от обстоятельств.       Уют всегда царит в его доме, по большей части благодаря мужу. Этот чудесный мужчина когда-то впустил в своё сердце вдовца с младенцем на руках, принял со всеми его потаёнными страстишками, пришёл в его дом и по-хозяйски навёл свой порядок. Савелий благодарен мужу за его упёртый характер, за то, что заставил жить дальше и заново создать семью. Особенно за тот скандал, когда омега настоял на совместных семейных завтраках и ужинах. Сначала это казалось нереальным с его должностью, ведь неформальные встречи с настоящими и возможными партнёрами никто не отменял, а потом просто вошло в привычку. Альфа не стал для детей безразмерным кошельком, а активно участвовал в их жизни и воспитании, лично видел, как они растут. Да, скорее всего, он никогда не любил и не полюбит Григория так же, как первого мужа, папу Вемочки, но и жизнь свою без него представить точно не сможет.       Именно благодаря Грише, жизнь альфы была такой гармоничной: утро начиналось с поцелуев супруга, которые иногда продолжались взаимными ласками, сексом или совместным душем, а каждый вечер проходил одинаково, по отработанной за годы схеме. Домой возвращался Савелий всегда строго к ужину, во время которого одновременно заканчивал рабочие дела, интересовался школьной жизнью детей, решал бытовые вопросы, если такие имелись, и, конечно, нахваливал стряпню Гриши. После всё его время неизменно занимал семейный досуг: от похода куда-нибудь до простых посиделок дома раньше с детьми, а теперь, когда они уже совсем взрослые, в основном только с мужем. Но чем бы они с Григорием не занимались, куда бы не поехали, к девяти Савелий старался оказаться дома в их спальне.       Там мужчина включал свой планшет, который использовал исключительно для проверки камер видеонаблюдения. Получалось не всегда, бывало муж требовал, чтоб они досмотрели передачу или, что хуже всего, они не успевали к нужному времени вернуться домой. Такие ситуации раздражали, потому что день Савелия Филоненко прошёл зря, если он пропустил копошение своего ангелочка перед сном.       Тяга к сыну появилась слишком давно, чтобы пытаться с ней бороться. Муж знал и так же понимал, что Сава скорее откажется от него, чем от своей связи с Вемой.       Если бы Савелий заранее знал, что его маленький ангелочек вырастет ещё более сладкой копией своего папы, что чувства к сыну не долго будут отцовскими и очень быстро приобретут совершенно другой характер... Если бы он знал это, когда Вемочке не было и годика, он бы ни за что не сделал бы предложение Грише, не стал бы мучить этого милого омегу. В то время Григорий со всей душой старался стать папой чужому ребёнку, и его пыл не угас с рождением их общего малыша. Казалось, что между ними какая-то особая химия, которая может быть только между родителем и ребёнком, исключительно между омегами. Но всё испарилось, когда сквозь младенческие округлые черты и молочный жирок начали поступать гены другого человека, первой и единственной любви Савелия Филоненко. Вряд ли то, как он смотрел на пятилетнего сына, можно было назвать вожделением, но Гриша слишком быстро всё понял, всего лишь на пару месяцев позже самого альфы. Сава до сих пор не может представить, как муж смог это пережить и смириться, но бесконечно благодарен ему за то, что не ушёл, не бросил, не сдал в органы. Нет, от представителей закона он уже тогда мог спокойно отмазаться, но само обвинение налипло бы грязью на его репутацию и, что хуже, наверняка вылезло и подпортило жизнь Вене, его ангелочку. Холодное отношение Гриши к Веме — самая крохотная плата, которая только возможна в их случае.       Осознав, как изменилось отношение Савы к старшему сыну, Гриша сначала перестал разговаривать и старался не видеться с мужем, но его обида продержалась до первой течки. Он пришёл в их общую постель, костеря мужа на чем свет стоит, запнул принципы куда подальше и отдался своим омежьим инстинктам. После их сексуальная жизнь вернулась в норму, но Гриша понимал, что муж представляет другого, а Савелий знал, что омега не дурак, что он достоин большего, любви и искренности, но ничего не мог с собой поделать. На Веню же Григорий перестал смотреть с нежностью, только с отвращением.       Не смотря на отсутствие родительского внимания со стороны отчима, его ангелочек рос на глазах, чисто и искренне любил отца, не догадываясь ни о чём. Отчасти всё-таки благодаря Грише, Вема всё ещё мог чувствовать себя невинным ребёнком. Не будь мужа, альфа не смог бы сдерживаться так долго, тот всегда соглашался сбавить сексуальное напряжение, даже если оно было вызвано тем, что Вемочка ходил по дому не в длинной пижаме, а в короткой, чересчур короткой. Когда юный омежка впервые потёк, что означало его половозрелость и из-за чего крыша Савелия окончательно усвистела, Гриша и тут не подпустил его к подростку, вынудил сделать так, чтобы Вема оставался в неведении.       Каждый вечер в девять часов Савелий приходил в свою спальню. Сегодня никак не было исключением. Расположившись на кровати и поставив подушку за спиной повыше, включает трансляцию с нужной камеры ровно в тот момент, когда его ангелочек откладывает в сторону телефон. Мужчина не может не улыбнуться, когда дитя растягивается поперёк кровати и начинает бить капризно ногами по постели, а только после встаёт. Его маленький мальчик послушно пьёт витаминки и синюю чудо-таблетку, как по инструкции за час до сна. И этот час Сава с удовольствием проведёт со своим малышом, наблюдая за сборами в школу и подготовкой ко сну.       Вемочка, как и всегда, быстро складывает нужные учебники в рюкзак, а вот одежду выбирает долго, крутясь перед зеркалом, несколько раз одеваясь и оголяясь полностью. Савелия игры в переодевание не возбуждали от слова совсем, но он бы хотел посмотреть из первых рядов, как сын выбирает среди своих брюк и свитеров ту самую пару, которую наденет в школу.       После Вема, выудив пижаму и бельё из шкафа, идёт в смежную комнату, ванную. Савелий сразу переключается на другую камеру, в очередной раз ругая себя, что не поставил в эту комнату две — обзора одной ему недостаточно. Его ангелочек складывает приготовленные вещи и снимает с себя штаны, садясь на унитаз. Уже немолодое сердце альфы пропускает удар, ему не так часто удаётся подглядеть за сыном во время этого процесса. Казалось бы, справление нужды — совсем не эротичное занятие, но его ангелочек в такие моменты выглядит слишком завлекательно маняще. Его член заинтересовано дёргается, а последующие купание и ласки Савелий смотрит уже с твердо стоящим агрегатом, готовым сшибать стены на своём пути.       Десять минут, необходимые, чтоб Вема полностью отдался во власть хорошего снотворного, Савелий, как обычно, тратит на быстрый душ, а после идёт в комнату омеги. Недовольный взгляд мужа в спину, полуспавший стояк неприятно трётся о ткань шорт и абсолютно пустой коридор без риска кого-либо встретить, ибо прислуга давно приучена, что это не рабочий дом и спать надо ездить к себе в хрущёвку. Он тихонько приоткрывает дверь и несколько раз зовёт сыночка по имени, ухмыляясь, когда не слышит ответ. На ходу снимает всю одежду и к постели сына подходит уже полностью обнажённым. Матрац прогибается под его весом, а лампа над кроватью тихо щёлкает, зажигаясь. Она мягко освещает нужную часть комнаты и не слепит глаза, Вема даже не поморщился, хоть она и зажглась прямо над его головой.       Прекрасные утонченные черты милейшей мордашки, так похожей на личико его папы, будто копия; отросшие волосы рассыпаны по подушке; глазки плотно закрыты, ровный ряд верхних ресничек касается нижнего века; аккуратный носик сопит любимую мелодию альфы; а розовые губы приоткрыты, призывая его немедленно начать действовать.       — Что ж ты со мной делаешь? — извечный вопрос как всегда остаётся без ответа, растворяясь в мерном сопении.       Мужчина нависает над ребёнком — совершеннолетним, но всё же ребёнком — смахивает с идеально гладкого лба непослушные пряди светлых волос и накрывает манящие губки своими. Томительно жаркий поцелуй, как награда за длительное ожидание и послушное терпение днём. Нежные губы парня легко раскрываются под его напором, впуская язык отца внутрь, позволяя пройтись по ровным зубам со вкусом мятной пасты и поласкать расслабленный язычок. Савелий стонет, оторвавшись от любимой сладости, а его яйца гудят, требуя немедленно наполнить прекрасное юное тело семенем. Не имеет значения, как именно: горячий ротик или узкую попку...       — Какую твою дырочку мне заполнить сегодня? — в порыве получить ответ на свой вопрос Савелий берёт сыночка за запястье той руки, которой омега ласкал себя, и втягивает в рот два пальчика, чувствуя остаточный вкус смазки. Он причмокивает, выпуская их и вбирая снова. — Какой же ты у меня вкусный, мой мальчик, — Альфа кладёт руку ребёнка обратно, оставляет поцелуи на его сладкой щеке, ароматной шее, несколько на нежном мягком животе. — Прости, мой милый ангел, не могу больше терпеть.       Савелий подходит на коленях ближе — так, что голова Вени оказывается между ног. Альфа присаживается, стараясь не давить на грудь сына, аккуратно подсовывает ладонь под его голову, вплетая пальцы в золотистые кудри, а второй рукой направляет свой член. Тяжёлая красная головка превосходно смотрится на нежных розовых губах. Капелька предэякулята уже просочилась наружу, Сава размазывает её по сладким губам, проводит головкой по щеке.       — Если бы ты, малышок, более тщательно готовил себя к нашему свиданию, не было бы нужды так использовать твой ротик. — Савелий приподнимает голову Вемочки, толкаясь меж раскрытых губ, — Но ты не виноват, ты же не знаешь.       Альфа медленно проникает в жаркую полость, пока не достаёт головкой до стенок горла, не рискуя входить глубже, двигаясь аккуратно, чтоб у малыша на утро не болела челюсть. Рот Вемочки поразительно податливо принимает его, дыхание златовласого ангела ни капли не сбивается, но это уже заслуга выдержки Савы. Толчки совсем немного становятся более резкими, но он всё равно себя контролирует. Кончить с таким темпом тяжело, альфа опускает на подушку голову Вемы, выходя из сладкого рта, обхватывает ладонью свой член, быстро надрачивая, пока вязкая белая сперма не выходит толчками, пачкая розовые губы, бархатные щёчки и нежную шейку. Савелий тяжело дышит, отходя от оргазма и любуясь головокружительной красотой своего омежки. Горячее семя стекает по коже, рискуя испачкать волосы.       — Нет... — реагирует Сава, незамедлительно слезает с кровати, поднимая с пола свою футболку, — Чёрт! — шипит, возвращаясь к Вемочке и вытирая подтеки с висков. — Моя сладость.       Альфа мурчит, обхватывая испачканные щёки ладонями и целуя ангела. Он чувствует свой солоноватый вкус на его губах, не может оторваться, снова возбуждаясь. Савелий задирает чужую футболку, мысленно ругая себя, что заранее не раздел Вемочку. Язык проводит мокрую полоску по впалому животику от идеального пупочка к равномерно вздымающейся груди. Аккуратно спускает хлопковые шортики — тонкая ниточка смазки тянется за ними, целует выпирающие тазовые косточки, гладкий лобок, проводит языком по омежьему члену — его мальчик всё ещё возбуждён, он реагирует на ласку, выпуская тихий стон. Раньше Савелий всегда пугался, видя, что омега отзывается, думал, что снотворное перестало действовать и всё пропало, но сейчас уже привык к вздохам, стонам, выгибаниям спины и цепким пальцам, которые любят впиться в его кожу. Шорты он снимает полностью, убирая их в сторону, раздвигает ноги сына, открывая себе доступ к истекающему соками лону. Его руки в привычном движении подныривают под мягкие бёдра, при этом приподнимая попку, чтоб было удобно припасть губами к омежьей промежности.       — Моя сладость, мой ангел, — шепчет Савелий, покрывая поцелуями внутреннюю поверхность бёдра, чувствуя масляный вкус какого-то крема и сходя с ума от головокружительного аромата его маленького омеги. Он губами собирает сладкую смазку своего мальчика, смакуя любимый вкус на языке, им же проникая в уже немного растянутую и влажную дырочку.       Отвлекается, чтоб вытереть остатки своей спермы с лица Вени, и всё же снять его пижамную футболку, чтоб драгоценный ребёнок не заляпал её, когда будет кончать под ним. После незамедлительно возвращается к своему занятию, снова вторгаясь в жаркое лоно языком, закатывая глаза в удовольствии от вкуса, запаха и дивных звуков, срывающихся с чужих губ. Его чувствительный мальчик всегда быстро кончает от римминга, радуя папулю. Савелий бережно растягивает послушную дырочку, пока та не начинает спокойно принимать четыре толстых пальца, каждый из которых как два вемочкиных.       — Солнышко, ни один человек на свете не может себе представить, как сильно я люблю тебя, как вожделею, как тяжело мне быть рядом и не иметь возможности прижать тебя к себе, посадить на колени за ужином, целовать при любой возможности, — Савелий накрывает сладкие губы своими, чтоб поглотить стон.       Тягучий высокий стон его обожаемого ангела, так превосходно принимающего его член. Упругие стеночки совсем юного омеги плотно обхватывают сначала крупную головку, а после толстый ствол взрослого альфы. Толчки глубокие и мерные точно в комок нервов, сладкие бессознательные стоны, хлюпанье смазки, ласкающее слух. Савелий сначала терпит, пока Вема не содрогнётся от второго оргазма, и только после кончает внутрь, наполняя любимого омегу своей спермой. Альфа рычит в подушку от восхитительных ощущений, удовольствия, чувствуя, как его омега мелко дрожит, принимая распирающий его узел.       Безнаказанно кончать глубоко в своего сына, обнимать его, ласкать податливые губы, пока не закончится сцепка — лучшее, что судьба могла подарить такому человеку, как Савелий Арсентьевич Филоненко.