Выспаться

Даню часто дёргало на работе. Из-за недосыпа сводило мышцы. На руки из цветастого питчера часто выливалось молоко. В голове шумело и заказы слышались как-то отдалённо. Будто не ему говорят вовсе. Хотелось спать. Но Дане спать не позволено. Ни дома, ни на работе, ни — когда он туда ходил — в университете. Нигде. С шестнадцати лет Данилу мучили кошмары. Мама говорила, что это всё из-за режима. Надо больше двигаться, рано ложиться и рано вставать, надо прекратить скулить ночью и думать, что не слышно. Желательно в целом не думать. Только если об очередной тройке. Даня был смышлённым. Планировал поступить в органы, работать в наркоконтроле. Но матери идея казалась безумной, поэтому она уговаривала его пойти на врача. Так и не найдя компромисса, Даня уехал от матери, обустроился в Питере, порушив заодно с детско-родительскими отношениями и свои мечты. Он не поступил. Ни с первого, ни со второго раза. Мама перестала отвечать на его звонки и сообщения, будто отказываясь от него. Она оставила его. Оставила. Один на один со своими страхами и кошмарами. Они участились. Они стали жестче. Они стали душить. Данилу притянули к уровати. Он должен отключиться. Мерзкая дорожка слюней протянулась от его уха до поясницы. Он грязный. Откуда-то появляется верёвка. Она сплетается с пальцами, обвивая руки и создавая узел. Ему не должно ничего приснится. На щеке появляется след от пощёчины. Когда перестала чувствоваться боль? Эти сны ничего не значат. Звук ширинки отрезвляет. Звук открывающегося тюбика спасает. Его вырубит сегодня и всё будет хорошо. — Ты громко думаешь. Мне это не нравится, — Вова хмурится, шлёпая Кашина по бедру. — Превращаешься в Хесуса. Ворчишь, как дед. Минутная пауза. — Прекрати, и давай уже там, вставляй, — Кашин приглашающе поднимает таз. Кто такой Владимир Семенюк, чтобы отказать? Даня прекрасно помнит, как просил первый раз его вырубить. Это в какой-то мере оттягивало момент кошмара. Помнит первое признание в желании экспериментов в этой череде побоев. Помнит, как Вова сказал, что вся эта пизделовка похожа на какой-то неравноценный обмен, ведь ему это удовольствия не приносило. Помнит те моменты, когда после таких ночей Братишкин даже по-дружески не отвечал на его сообщения. И понимает почему. Но не понимает почему именно Вова. Под руку попался? Они друг-друга со школы знали, давно уже все странности свои изучили. Вова, вот, к примеру, врет каждой своей возлюбленной, что с мужчиной не пробовал. Даже целоваться рука у него не поднималась. И губы тоже. С Даней это действительно было так. Ни одного поцелуя, лишь дружеские упрёки после. Никто никого не осуждал. — Когда ты уже с этой хуйнёй завяжешь? Найди себе девушку, дурик, — сказал Вова, развязав Кашину руки и роясь своей в кармане джинсов в поиске сигарет. У Братишкина периодически проскальзывало такое в речи, хоть он и знал всю причину, по которой «найди девушку» не сработает. — А ты? — Кашин хмыкнул.— Как же это, наш шеф — и без лёгкого дофамина. Если не я, так ты себе бы какого-то другого шлюховатого мальчика найдёшь. Смотри, чтобы тоже в Америку не съебал, как некоторые. — Брось. Я в отношениях. В прекрасных, — он стиснул зубы, чтобы не показаться грубым. Получилось, по мнению Дани, не очень. — И тебе того советую. Кашин расхохотался. — Пока, идиот, — обиженно кинул Вова, закрывая дверь и оставляя Данилу одного с его смехом и пониманием, что он так и не вырубился. Блять.

***

Даня вернулся домой ближе к часу ночи и курьером заказал себе коробку энергетиков. В среднем ценовом диапазоне. Скоро зарплата, можно себе позволить. Конечно, во снах появился этот кот, и возможно он прибежит вновь, но ставки слишком высоки. Ему всё ещё дороже его эмоциональное состояние, чем физическое. Забрав заказ и кинув небрежное «спасибо, досвинания», Даня решил заглянуть в холодильник. Мало того, что кошмары, так ещё и вещие. В холодильнике действительно мышь повесилась.Зато теперь картонная коробка, забитая шестнадцатью банками флеша, (Даня его терпеть не мог ни как напиток, ни как музыканта) красиво дополняла картину из банки квашенной капусты и куском масла на тарелке. Отойдя от холодильника, Даню не парализовало. От не слышал писка. От не чувствовал даже малейших покалываний в районе сердца. Всё было нормально. В последнее время Кашин всё чаще и чаще стал замечать признаки своего схождения с ума. Он чувтсвовал, будто находится во сне, но рядом с ним были люди. Он понимал, что от обычных действий в своей квартире ему ничего не будет, но всё равно боялся пройти лишний шаг или сделать что-то, подобное своим действиям в кошмарах. Уйдя в свою комнату и дожидаясь, когда его начнёт настолько рубить, что прийдется взять энергетик, Даня начал писать биты, которые придумал, стоя под спокойной музыкой и напевая их про себя. Рубить от этого занятия начало очень быстро. Музыка — успокоение. Музыка — отдушина. Музыка — дом. Даня слышал музыку везде: в чужих голосах, в своне ветряных колокольчиков, в свисте разлетающихся на осколки тарелок. Но Кашин не знает, что такое дом. Никогда там не был, но очень хочет. И, с помощью музыки, ему это, кажется, удаётся. На телефоне ёкает новое сообщение. Данила снимает наушники и, ворча себе под нос что-то в духе «и какой еблан….», открывает мессенджер: StintiX^: тебе ребятасказали? StintiX^: сказали же? StintiX^: ну не могли же не сказать( Конечно же, ребята сказали. Как толкь приложили карточку к терминалу, так сразу сообщили как-то глупо и, к удивлению Данилы, перебивая друг друга: — Слушай, такая тусовка намечается… — начал было самодельный леопард, пока на него чуть ли не запрыгнул Шерстюк. — Там столько девчонок будет, прям весь универ!..— Баранов отпихнул Игоря от себя. — … И не только… — В общем, ты тоже пргилашён! — А я-то тут причём? — Даня свёл брови к переносице, а потом поднял одну в вопросе. Он действительно не понимал. Прошел уже год, как он бросил университет, просто за ненадобностью. Поступил ведь по итогу на ненужную социологию, по которой работать и не собирался. — А при том, Данечка, что тебя в унике уважа-а-ают. И ждут с нетерпением, — закончил мысль Кирилл, как неожиданно в неё вмешался Игорь. — Чем больше народу, тем больше алкоголя! Вход-то не бесплатный, четыре бутылки, — Леопардовая голова с ошарашенными глазами повернулась к Шерстюку и ударила его локтём под рёрба. Видимо, разглашать этот пункт в их плане по заманиванию не взодило. Даня решил прервать их маленькую перепалку и обратился к Мелшеру: — А кто устраивает-то? У кого хата огромная? — Да чувак один, он не мажористый, просто иногда родители подкидывают, — он отмахнулся. Игорь и Кирилл почти синхронно спросили: — Ну так что, придёшь? — Посмотрим, — Даня неопределённо повертел рукой в воздухе, — Я давно на универских вписках не был, так что может быть. Дуэт, явно приняв этот нейтральный ответ за согласие, дали друг другу пять и удалились.

***

А сейчас, почти в три часа ночи, Кашин уже был уверен и ответил:

DKnasssl:

Как им не сказать. Я буду.

И выключил телефон, возврщааясь к бассам и барабанам.