Астери

      Лёха       Сегодня моя вторая смена и она так не нервирует, как вчерашняя. Я думал, что не смогу не смотреть на тебя во время выступлений, и да, повернуться хочется, но я справляюсь. Повезло, что Ксандер пошел на уступки, поставив меня в твой график. Теперь у нас будут совпадать выходные, что не может не радовать и, если что, я смогу тебе помочь — хоть чем. Ты же знаешь, что можешь ко мне обратиться в любом случае, да?       На меня постоянно смотрят люди. Пол не имеет значения. Я просто притягиваю взгляды. Обычно я им нравлюсь. Это может быть просто любопытство или симпатия, что так легко не отпустит. Я знаю это, всегда понимал и пользовался. И теперь, стоя на сцене, я продолжаю купаться во внимании.       Не бойся падать с высоты       Ведь новый мир так ждёт тебя.       За горизонтом скрылись сны       Но ты боишься дня.       Стоит начать петь, как маленький миленький блондинчик оборачивается и внемлет, а высокий шатен-официант останавливается с подносом. Но это все такие мелочи, ведь я пою для тебя, а узнать твою реакцию не могу.       Ты должен сделать этот шаг,       Ты должен выслушать себя.       И ты покинешь этот мрак,       Дождись прихода дня.       Скоро, Ио, скоро ты сможешь выйти из тьмы, которая облепила тебя и не дает двигаться. Я сорву эти черные щупальца, чтобы ты смог жить и быть свободным.       И больно, и страшно,       И некому сказать.       Но верю, однажды,       Я все смогу собрать!       Я помогу тебе с этим.       Оглядываю посетителей клуба. Тут есть и совсем молодые парни, и сильно взрослые мужики. И одеты все по-разному. Но объединяет их одно — деньги, очень много денег, уверен, это сквозит во всем, даже в деталях, вплоть до выбора носков.       Сотни дорог, непохожих на других       Да, ты шел не жалея ног,       Забывая про остальных.       Ты не должен бояться дня,       Ты не должен бросать идти.       Если встанешь — то все не зря.       Нам должно с тобой повезти.       Вот именно, Ио, нам обязательно повезет, и ты будешь счастлив за нас двоих, свободный. Я бы хотел увидеть каким ты станешь, как сильно изменится твоя жизнь. Интересно, если я сяду, ты будешь мне писать? Я бы этого хотел… радоваться твоим маленьким и большим победам и грустить из-за неурядиц. Но одновременно… я не менее сильно не хочу, чтобы ты мне писал. Потому что тогда ты зациклишься на мне и не сможешь идти вперед.       Я начинаю новый лист,       Меня так просто не сломать!       Ведь после стольких шагов вниз,       Я бы смог летать.       Я вижу парня в черном костюме и белоснежной рубашке, он смотрит на меня иначе, будто на чудо какое. Так простые смертные должны смотреть на Аида, а я-то че? Я Лёха, просто Лёха. И хоть Лексом меня назови, хоть шоколадкой с золотым напылением, смысл-то не поменяется. А он смотрит и будто впитывает слова песни, которую я пою.       С пачек стертых мной стихов,       Родился этот про меня.       Средь боли, горя и врагов       Я снова нашел тебя.       О, я так рад этому, Ио. Не представляю, что бы сталось с нами обоими, если бы этого не произошло. Наверное, я бы умирал от холода, а ты от темноты. Это если верить твоим излияниям. Какой же я свет?!       Нет боли. Нет страха.       Я больше не молчу!       Аккорды. Бумага.       И я опять лечу!       У него глаза тоже зеленые, но не такие, как у тебя. Твои, как летняя трава, на которой мы валяемся и хохочем, как листва на дереве, в котором щебечут птицы, а мы построили домик. А у него скорее болотные, более темные. Есть в этом что-то шаманское, вгоняющее в транс. Теперь я смотрю только на него. Нет, не подумай, это не из-за того, что во мне вдруг проснулись какие-то чувства, вовсе нет, просто это единственные глаза в клубе с оттенком зеленого, а мне безумно хочется, смотреть в твои. Это как сахарозаменитель.       Не больно… Не больно…       Не больно падать, нет.       Не больно… Не больно…       Я встречу свой рассвет.       И сотни дорог, которые откроются перед тобой, не дают мне унывать. Я верю в то, что у тебя все наладится.       — Нам должно с тобой повезти, — повторяю в третий раз, переставая смотреть на парня с болотными глазами, который всю песню пялился в ответ, забыв про своего спутника, и ухожу со сцены.       Впереди еще два захода, потом дождаться тебя и поехать домой, чтобы уснуть в обнимку, в нереально приятном тепле.       Ты работаешь и не присутствуешь на последних моих песнях, и парень тот ушел. Оказывается, мне не нравится петь разом для всех и никого; нужен один конкретный слушатель, ну или два.       Стоит спуститься со сцены, как ко мне подлетает Аид. Выглядит взволнованным, и я тоже начинаю переживать, хотя он еще не успел ничего сказать. Я просто понимаю, что информация будет о тебе и все.       — Иоанну плохо, не знаю, чем ему помочь.       Я смотрю на лестницу, ведущую наверх, ощущая холодный пот на спине, и срываюсь с места. Страшнее всего то, что я тоже не знаю, что делать.       Торможу в коридоре второго этажа, но Аид указывает нужную комнату. Я захожу и вижу тебя. Сидишь, обхватив руками колени, голова опущена низко-низко, а лицо занавешено волосами. Подхожу ближе, отмечая, что твоя кожа блестит от пота. Беру тебя за руку, та ходит ходуном, а ты горячий.       Что делать? Везти домой? Вызывать скорую? Бежать искать наркоту? Или… Что делать вообще?       — Ио, ты слышишь меня?       Ты отрываешься от колен, поднимая голову, и смотришь опухшими глазами. Ио, ты же не умрешь сегодня? Мне страшно за тебя.       — Чем тебе помочь?       Пожалуйста, ответь, я совсем ничего не понимаю. Почему я не поискал хоть какую-то информацию в интернете? Почему не поговорил с тобой? Я совсем расслабился со своими прикрытыми, на твоей зависимости, глазами. Будто, если игнорировать проблему, она исчезнет сама по себе, а так не бывает.       — Домой надо… Там есть…       У тебя даже голос дрожит. А по мне мурашки галопом.       — Аид, — обращаюсь я к другу, который стоит в дверях. — Подбросишь нас до дома?       Он кивает и скрывается в коридоре, а мне приходится тебя оставить, чтобы сбегать в зал «бабочек», где вы переодеваетесь. Сейчас это, конечно, не вариант, но нужно взять хотя бы твою кофту, там ключи, да и тебе холодно. Когда я вхожу в вашу комнату, парни вздрагивают и расступаются, реально напоминая «бабочек», что взлетают с цветов, стоит подойти близко.       Быстро найдя искомое, хватаю и бегу назад, кутаю тебя в кофту и подхватываю на руки. В коридоре меня встречает Аид и ведет в противоположную от лестницы сторону.       — Отпусти… Я сам, — шепчешь ты, слабо сопротивляясь в попытке вырваться.       — Нет.       Я не могу тебя отпустить. Я не знаю, сможешь ли ты идти, но не хочу рисковать.       Мы спускаемся по запасной лестнице и выходим с другой стороны клуба. Аид запирает дверь и уходит на парковку за машиной, а мы остаемся ждать.       — Потерпи чуть-чуть, скоро приедем.       И вот почему я такой раздолбай в двадцать лет и даже сраных жигулей нету? Я же вполне мог на них заработать и даже, может, на что получше. Почему я не думал о будущем?       — Я могу стоять, Лё… Не рассчитал, уменьшить пришлось, думал, хватит. Жарко. Дай разденусь. Не могу.       — Тише, Ио, не надо, пожалуйста. На улице холодно, а ты мокрый, заболеешь же.       — Тошнит от жары. Отпусти.       Вздыхаю, но ставлю тебя на ноги. Ты шатаешься, но не падаешь. Я стою рядом, готовый, если что, тебя поймать. Ты трясущимися руками стягиваешь с себя кофту, и она падает на землю. Поднимаю ее, не отрывая взгляд от тебя, вижу, как ты обхватываешь себя руками. Прости, что не могу помочь тебе сейчас.       Подъезжает Аид на своей дурацкой тачке, у которой нет задних дверей, блядь, и мне приходится лезть назад, чтобы, если что, ты смог выйти на улицу, а не ебаться, тягая туда-сюда сиденья.       Едем молча, и я поглаживаю твое плечо. Почему так долго?! Разве нельзя ехать быстрее? Смотрю на спидометр и понимаю, что и так быстро, и с такой скоростью ездить нельзя.       Когда машина останавливается — почему-то у дома Мира, который уже стоит на улице, — ты выходишь первым, я, с твоей кофтой, следом. Дотрагиваюсь до твоей руки, но ты отшатываешься.       — Не трогай меня!       Отдергиваю руку и больше не предпринимаю попыток. Хорошо, не хочешь — не буду.       Мир оглядывает нас, а потом, схватив тебя за руку, тащит в дом, ты упираешься и пытаешься сопротивляться, но мелкому явно похер. Я не понимаю, что мне делать. Мир же тебе поможет? Мне страшно идти за вами, поэтому я трясущимися руками, не так как у тебя, но все же, достаю пачку, роняя ее на землю. Мне нужно успокоиться! Аид помогает прикурить и говорит, перед тем как тоже уйти в дом:       — Бери себя в руки и приходи.       Легко сказать! Ио плохо! Я не могу взять себя в руки!       Вдыхаю дым и стараюсь ровно дышать. Сейчас либо Мир что-нибудь сделает, чтобы помочь тебе, либо мы уйдем домой, ты сказал — там есть. Все будет в порядке! Ты не умрешь!       Когда я захожу в дом, их нет, а ты сидишь на полу под любопытным взглядом рыжего пушистика. Сажусь, опираясь спиной на противоположную стену. Рядом, но не близко, чтобы не дотронуться до тебя случайно.       К нам выходит Мир с кухни и берет меня за плечо, привлекая к себе внимание.       — Я ему лирику дал, сейчас отпустит. Пошли, оставь его одного, чая налью.       — Для меня «Лирика» — это песня «Сектора Газа», — смотрю на твои прикрытые глаза и киваю. Ладно, если тебе станет лучше, я могу дать тебе время. Поднимаюсь и следую за мелким на кухню, где плюхаюсь на стул — так, словно вагоны разгружал всю ночь и заебался.       — Что ты ему дал? Я тоже не понимаю, что такое «лирика», — обращается Аид к Миру.       — Препарат на основе прегабалина. Бабушкин, ей врач выписывает.       Мир ставит передо мной кружку чая, я смотрю на нее, но не вдупляю, что с ней делать. Краем глаза вижу, как друг притягивает своего парня к себе, обнимая, а я так сделать не могу. Я теперь даже дотронуться до тебя не могу. Нельзя.       — Ты знаешь, что он принимает?       Отрицательно машу головой. Я идиот, Мир, я не спрашивал!       — Случилось что-то сегодня? Или с деньгами проблемы?       — Он сказал, что не рассчитал и пришлось уменьшить. Он не говорил мне, что ему нужны деньги, я бы дал.       Если бы случилось что-то в клубе мне бы Аид сказал? Смотрю на друга, но тот спокойный, как кусок гранита. Сказал бы или не выглядел бы пародией на танк.       — Дома контрастный душ ему устрой или в ванну забрось. Чаем отпои, зелёным лучше. И смотри, если дозу уменьшает, может стать нервным, хрен знает, адсорбентами его, что ли, попои… Хотя все равно ничего не поможет. Либо надо принять то, что он принимал, или в клинику. Только хуже станет, к боли галлюцинации прибавятся, многие не выдерживают и вскрываются.       Я ща сам вскроюсь от картинок, заплясавших в голове.       — Ты знаешь кого-нибудь, кроме Полякова, у кого можно купить?       Охренеть, никогда б не подумал, что мне придется покупать подобную гадость.       — Ты уверен, что оно тебе надо?       — Он пока не может лечь в клинику, так что выбора нет, да? Я не хочу, чтобы ему было плохо.       Мир задумался, а потом достал с холодильника ручку и записал номер на салфетке.       — Ему скажешь, что от меня, другим не говори, и номер не свети нигде. Общайся через телегу.       — Спасибо, — прячу салфетку во внутренний карман куртки. Осталось выяснить, на чем именно ты сидишь.       Еще минут десять кухня теряется в тишине. Продолжаю гипнотизировать чай, но он не дает мне никаких ответов.       Когда ты заходишь в помещение, такой бледный, уставший, я сразу подрываюсь с места, но вовремя себя торможу, не подходя близко. Кидаю взгляд на руки — слегка подрагивают, почти незаметно.       — Спасибо, — говоришь ты, смотря на парочку голубков. — Извините…       — Пойдем домой? — спрашиваю неуверенно. Ты киваешь, и я иду в сторону выхода, в последний момент повернувшись к другу.       — Да-да, я все понял. Иди уже, — говорит он, вызывая мимолетную улыбку. С ним просто.       В коридоре я протягиваю тебе твою кофту, за все это время я так и не сумел выпустить ее из рук. Ты одеваешься, и мы выходим в утреннюю прохладу.       — Лёш, мне так стыдно, что ты это увидел…       Смотрю на тебя, но ты отводишь глаза.       — Не надо. Почему не сказал, что тебе нужно?       — У меня есть ещё. Кончается просто… И я не хочу тебя в это впутывать ещё больше.       — То есть, по-твоему, лучше, чтобы я смотрел, как ты мучаешься? Что именно ты принимаешь?       — Ты хочешь обсудить это тут?!       Ты обводишь рукой пустой двор.       — Пять утра, все спят.       — А если нет? Пошли уже домой.       Ты ускоряешься. Да не буду я тебя пытать! Мне не принципиально где узнать, можно и дома.       Мы молча поднимаемся на твой этаж, и ты отпираешь дверь, запуская нас в квартиру. Ты, не разувшись, летишь в ванную комнату, щелкая замком. Ты ж знаешь, что я бы не стал к тебе ломиться, да и если бы захотел, твой хлипенький замок не помог бы? Просто этим ты показываешь свое недоверие.       Ты приходишь ко мне на балкон через полчаса. Тебе уже лучше, видно. Садишься рядом на холодный пол и вздыхаешь.       — Все же заболеть хочешь? Тебе нужно в душ и переодеться. Сам справишься? А я тебе чай заварю.       — Мне очень хочется извиниться. Зачем ты со мной возишься?       Удивленно смотрю на тебя.       — Ты всегда понимал меня лучше других. Это разве изменилось?       Ты вздыхаешь и поднимаешься, уходя с балкона. Иду следом, видя, как ты с полотенцем скрываешься в ванной, а я сворачиваю на кухню, ставить чайник. Ты возвращаешься уже чистый и переодетый в свою синюю футболку, как раз тогда, когда я ставлю две кружки чая на стол. Мы садимся на диванчик, но это все равно слишком близко и очень хочется до тебя дотронуться, поэтому я встаю, провожаемый твоим взглядом, отходя к подоконнику.       — Если ты захочешь уехать, я пойму.       — Но я не хочу уезжать.       С чего ты вообще взял эту нелепицу?!       — Я такой, как и был вчера. Для меня ничего не изменилось.       — Для меня тоже. Я там где и с кем хочу быть.       — Тогда почему пытаешься держаться от меня на расстоянии?       — Так проще до тебя не дотрагиваться. Я не собираюсь делать то, что ты не хочешь, как бы сильно этого ни хотел.       — Я стал тебе неприятен?.. — смотришь на меня с болью.       — Не стал. Блин, Ио, что в твоей голове?! Ты сказал тебя не трогать, я и не трогаю.       Ты смотришь на меня удивленно.       — Когда сказал?       — У дома Мира.       Ты закусываешь губу и пялишься в кружку. Ты не помнишь, да?       — Лёш, мне плохо было. Кости выламывает, мышцы болят, тошнит. Когда трогают кожу, прожигает. Я не помню, что говорил, но вполне мог, я плохо соображал. Не надо все мои слова на веру принимать.       — Я не знал. Я вообще ничего не понимаю в этом всем.       Я сажусь на диван к тебе и вздыхаю.       — Я… ммм… часто могу говорить или делать что-то странное. Я стараюсь не попадаться тебе на глаза в такие моменты, но мы проводим вместе почти все свободное время. Ты, если видишь, что я не в себе, не воспринимай все на свой счет, ладно? А лучше просто запирай где-нибудь и уходи, не надо на такое смотреть.       — Я не собираюсь тебя оставлять, в каком бы состоянии ты ни был.       Беру тебя за руку. Уже ведь можно, да?       — Так скажешь мне название?       — Зачем?       — Хочу знать, на всякий случай.       — На какой случай? Не надо тебе ничего покупать, я разберусь сам.       — Хорошо, тогда я куплю все, что смогу найти, а ты сам разберёшься.       — Лёша! Не надо! Как минимум это незаконно. Потом не отмоешься.       — Надо.       — Ты не отвяжешься с этим, да?       — Естественно.       Будто ты думал, что может быть иначе.       — Хорошо.       Ты вытаскиваешь свою руку из моей и уходишь в ванную. Вернувшись, протягиваешь кусочек сложенной фольги, в которой что-то лежит.       — Если вдруг повторится то, что было сегодня, дай это мне и все. Не надо ничего покупать и по барыгам бегать!       Я закатываю глаза, ты невыносим. Ладно, придумаю что-нибудь. Убираю сверточек к салфетке в куртку, лежащую позади меня, и, встав, подхватываю тебя на руки.       — Пора спать.       Уношу тебя в комнату, чай ты все равно не пьешь, и укладываю в кровать, накрывая пледом. Быстро раздевшись, залезаю к тебе, и ты утыкаешься в меня носом, щекоча грудь дыханием. Лежим молча, и я поглаживаю тебя, пока ты не засыпаешь, после чего, далеко не сразу, но все же следую за тобой.

***

      После пробуждения ты идёшь готовить ужин, а я, под предлогом, что сиги закончились, вылетаю на улицу. Сигареты и правда подходят к концу, но толкало меня вперед не это, а информация. Забежав в магаз, я купил их и киндер тебе для настроения. А потом припустил к дому Мира, где мелкий помог узнать название твоей дури и составить сообщение для барыги. Да, я тут, как воробушек, и не соображаю, как о таком писать. Аид смотрел на меня как на дурачка, но никак это не комментировал. Тот тип не отвечал, и я метнулся к тебе домой, постояв чуть под дверью, выравнивая дыхание. Прям с порога вручаю тебе шоколадку. Я же вроде недолго, да?       Ты улыбаешься счастливо, почти как раньше, и целуешь меня в щеку.       — Ты вовремя. Все как раз готово.       Целую тебя в щеку и, повесив куртку, иду за тобой на кухню.       — Как себя чувствуешь?       — Отлично, я же с тобой. Садись.       Ты подталкиваешь меня к диванчику, но я меняю траекторию и иду мыть руки, после чего сажусь, пока ты быстро накрываешь на стол и садишься рядом, сразу попадая в объятья. Все у нас будет хорошо. Полякову придется подождать своей смерти еще какое-то время. Мне придется копить заново, ведь твоя дурь недешевая и почти все, что у меня есть, придется на нее спустить. Зато страдать не будешь.       Ты вообще почти не ешь, лишь делаешь вид.       — Не хочется, да? Ты же знаешь, что люди не могут жить без пищи? Ты ел сутки назад.       — Да я нахватался пока готовил, аппетит перебил, — ты отодвигаешь тарелку и кладешь руку мне на бедро. — Ты сам кушай, я потом себе разогрею, доем.       Так я и поверил!       — Хорошо, — отодвигаю и свою. — Тогда и я потом поем.       — Классно, что у нас теперь выходные совпадают, никому никуда бежать не надо, — ты встаёшь, относишь тарелки к столешнице, и, взяв шоколадку, садишься обратно, залезая на диванчик с ногами. — Чем займёмся?       — А чем хочешь?       Мне будет достаточно, если просто просидим в обнимку все выходные.       Ты разворачиваешь шоколад, отломив кусочек, протягиваешь мне. Забираю его губами из твоих пальцев, а ты устраиваешься поудобнее, облокотившись на мою грудь.       — Я тут подумал, что в кино уже несколько лет не был. Может, сходим вместе?       — Пошли. Тут есть где-нибудь недалеко?       — В ТЦ вроде, но я там ни разу не был. И какие сейчас идут фильмы, не знаю.       — Пошли, на месте определимся.       Ты разворачиваешься довольный, целуешь меня в губы и, отложив так и не съеденную шоколадку, уходишь собираться. А я и так готов.       Мы идем на самый ближайший фильм. Какая-то комедия. Но тебе невесело, мне, естественно, тоже. Будто драму смотрим. А когда ты начинаешь ругаться с пацаном из-за того, что он громко ест попкорн, я увожу тебя из зала.       — Лёш, черт, он реально шумел! Не мне ж одному мешал! Да из-за его шорохов постоянных половину диалогов не слышно!       Он шумел так, что этого было практические не слышно.       — Да, не пойдем больше с ним в один зал. Я его запомнил. Мороженое хочешь? Или курицу? Или бургер? Что-нибудь хочешь?       Ты прикрываешь глаза и размеренно дышишь, пытаясь успокоиться. А когда открываешь, улыбаешься. Блин, Ио, если тебе так тяжело, поругайся со мной.       — Ты проголодался?       — Я буду есть, только если и ты будешь.       — Хорошо. Веди куда-нибудь.       Прям я тут понимаю куда идти, но веду тебя мимо фуд-корта к небольшому закрытому кафе. Там должно быть тише, предположительно.       — Что хочешь? — спрашиваю, после того, как мы просмотрели меню.       Ты тыкаешь в строчку, сразу отстраняясь, а я неверяще смотрю на твой выбор и потом перевожу этот взглядоахуй на тебя.       — Ты полюбил рыбу, запеченную в фольге? Тем более острую?       — Рыбу?.. А, нет. Не знаю. Закажи просто что-нибудь на двоих.       — И ты реально будешь есть или ломать комедию как дома?       — Чего ты ко мне пристал? Почему нельзя просто спокойно посидеть? Не хочешь, не заказывай!       Психанув, встаешь и идешь на выход, а я следом. Как я тебя одного сейчас оставлю? Иду за тобой на расстоянии двух метров.       На улице ты вдруг резко останавливаешься и разворачиваешься, а я, пребывая в своем розовом мирке с пляшущими овечками, не успеваю вовремя остановиться, и мы сталкиваемся слегка. Ты утыкаешься лицом в мою кофту, куртка, как всегда, у меня нараспашку.       — Я все порчу.       — Ты ничего не портишь, Ио. Все в порядке. Я в любом случае буду заебывать тебя насчет еды, но, если ты хочешь, кричи, ладно? Только на меня, а не на других. Я обещаю постараться не воспринимать все слишком близко к сердцу.       — Я ни на кого кричать не хочу. Я вообще ругаться не люблю, тем более с тобой. Позвоню сегодня Аркаше.       — Не надо. Я сам найду.       — Не вздумай! Я сказал, что сам разберусь!       Снова злишься и идешь в направлении дома, продолжаю считать птичек и держаться на расстоянии. Домой-то впустишь?       Пока иду, проверяю, не ответил ли тот тип. Ответ есть, придется подождать пару дней и скинуть деньги, что я и делаю сразу же.       Дверь ты не запираешь, и я беспрепятственно попадаю в квартиру, чтобы последовать за тобой на балкон. Ты достаешь сигарету из-под подоконника. На вид обычная, но те так не ныкают. Ну да, и запах отвратительный, как жженые тряпки.       — Не дыши. Иди домой.       Я сажусь к тебе на холодный пол.       — Не дышу. Дым вверх идет.       — Может, тебе пока дома пожить?       — Только если вместе с тобой.       — Я боюсь тебя обидеть.       — Ты меня не обидишь.       Тоже закуриваю, но нормальную, свою сижку.       — И сексом заниматься не хочу.       — Я уже говорил, что нам не обязательно им заниматься.       — И просыпаюсь часто. Боюсь тебя разбудить и не знаю, чем себя занять.       — Не бойся, будем вдвоем бодрствовать, так веселее.       — Лё. За что ты мне такой?       Пожимаю плечами.       — Я обычный. Ты бы меня тоже не оставил.       Очень плохо представляю реальность, в которой наши жизни были бы противоположными, но чисто теоретически…       — Ты меня переоцениваешь.       — Хорошо, что мы этого не узнаем. Я в любом случае не собираюсь начинать употреблять, чтобы проверить теорию.       — Меня убивает мысль, что из-за меня ты можешь просрать свою жизнь. Кто угодно, но не ты.       — Я живу, когда рядом ты. Так что с тобой мне явно лучше, чем без тебя.       — Это и страшно. Я не из тех, кто живёт в мире розовой радуги, закрывая на все глаза. Я осознаю, чем все заканчивается для таких, как я. Мы не живем долго и заканчиваем все одинаково. Я бы давно уже сам с крыши сиганул, если б мать мне религию с детства не вбивала.       Мысль о твоей смерти неприятно колет внутри, пугая дракона.       — Хорошо, что ты этого не сделал. Я бы замерз без тебя.       — Ты бы меня не встретил и не вспомнил бы. Жил бы как раньше. Без всей этой дряни.       Ты тушишь свою гадость о край балкона и выкидываешь бычок в пепельницу.       — Без тебя была бесконечная стужа. Я не хочу обратно.       Я даже вспоминать то время не хочу.       — Рано или поздно встретил бы кого-нибудь нормального и влюбился. А может, и к лучшему, если я… Ладно, пошли макароны, что ли, доедим.       Ты поднимаешься и, потянувшись, уходишь, оставляя меня тут одного задыхаться от предположений.       Выбрасываю бычок и ложусь на пол, смотря в темное небо. Не чувствуя холода, не ощущая ветра. Все замерло.       Потом приходишь ты, такой горячий. Забираешь меня из этого непонятного состояния без ощущений и мыслей. С твоей помощью я раздеваюсь, и ты укрываешь нас одеялом. Твое тело обжигает меня, но я никак этого не показываю, засыпая.