Астери

      Иоанн       У Аркаши что-то происходит, и меня это нервирует своей неопределенностью. В пятницу он сказал, что мне надо приехать в субботу, вчера написал, что я должен явиться в воскресенье, а теперь вот разбудил эсэмэской, что все отменяется.       Зевнув, пишу Лёше, что у меня все дела откладываются и ложусь спать обратно. Лё сегодня со смены на смену, встретиться мы в любом случае не собирались, но я знаю, как он переживает мои отлучки, поэтому сообщаю ему сразу — пусть спит спокойно.       Возможно, было бы правильнее ему ничего не рассказывать, да даже не «возможно» — вся эта информация тяжела для восприятия, но я не хочу, чтобы он смотрел на меня через розовые очки.       Не надо строить иллюзий насчёт меня. Чем быстрее он поймет, что не вывозит такие отношения, тем лучше для него.       Засыпаю, вновь не дождавшись ответа, чтобы проснуться от шороха. Открываю глаза, а передо мной Лёша, уже раздевается. Моему человеку-пауку не нужны ключи, чтобы оказаться там, где его ждут.       — Я успел соскучиться, — констатирую факт и откидываю плед, приглашая лечь рядом, и тут же утыкаюсь в родное плечо.       — Сладких снов, Ио.       Меня обнимают, и я вновь отключаюсь, прижимаясь к теплому боку.       Следующее пробуждение проходит более мягко. Я выспался, уютно устроившись на Лёше. Лежу ещё немного, нежусь в его руках, и, легонько поцеловав в щёку, аккуратно выпутываюсь, поднимаясь. Поспи ещё немного, тебе вечером опять на смену.       Стараясь ступать мягко, иду в душ, прихватив с собой полотенце.       Умывшись, я бреюсь, потом, привстав на цыпочки, достаю с верхней планки зеркала завёрнутую в фольгу маленькую белую таблетку, проглатываю и сажусь на табуретку, что прячется под ванной.       Ничего не могу с собой поделать, не могу при нем. Он всё знает. Я знаю, что он знает, он знает, что я знаю, что он знает… И всё равно не могу при нём.       Все эти дни, что он проводит у меня, я стараюсь не употреблять больше необходимого. Минимум, чтобы не было сильной ломки. Страшно, если он увидит меня таким.       Страшно показать ему то, что бывает обычно.       Страх меня держит, но я знаю, долго это продолжаться не сможет.       Возвращаюсь, но в кровати его уже нет — выходит с балкона. На нем расстегнутые чёрные джинсы и кожанка на голое тело, и я не могу сдержаться, дотрагиваясь кончиками пальцев до обнажённой кожи груди, проводя вниз, задевая мягкие, светлые волосы у самого паха. Контраст его тела с черной одеждой потрясающий, мне кажется, его кожа светится, переливаясь как грани бриллианта, искрится в лучах пробивающегося сквозь окна дня.       — Такой ты красивый… — не могу оторвать от него руки. Он мягкий и гладкий, как шёлк, только лучше, он вообще весь волшебный. Может, ты и есть мой ангел?..       — Мне ты больше нравишься.       Стоит неподвижно, позволяя себя трогать. Веду руки вверх, к плечам, за ними будто дорожка из света расходится. Легко скидываю с него куртку и прижимаюсь всем телом, желая впитать в себя этот свет, хоть на чуть-чуть почувствовать его на себе.       Обжигающе горячие губы касаются моего виска, и я поднимаю голову, чтобы поймать их, выпить, вкусить божественный нектар, что так расточительно идёт ко мне.       — Ты похож на ангела, знаешь?       Он улыбается, и от его улыбки волшебное мерцание перемещается и на меня. Ты можешь так всегда? Это потрясающе.       — Первый раз слышу о себе подобное сравнение.       — У тебя кожа волшебная. Такая только у ангелов и бывает.       Не отлипаю от него, целую шею, там, где ему так нравится. А мне все равно где тебя целовать, ты везде потрясающий. Почему ты достался мне? Я не достоин и мимолетного внимания со стороны такого чуда, а ты тратишь на меня свой свет, не жалея, так, будто это правильно.       Мой ангел подхватывает меня, позволяя на чуть-чуть взлететь вместе с ним, и опускает на кровать, покрывая огненными поцелуями. От каждого по мне расходится яркими разноцветными искрами удовольствие, они радугой разлетаются дальше, отражаясь от стен, пробивая нас насквозь, заставляя меня тянуться к нему, требуя ещё и ещё.       Кажется, я был в трусах?.. Нет, наверное нет, раз он касается моего возбужденного естества. Искры собираются и окутывают мой пах, заставляя вскрикнуть от неожиданно острого удовольствия. Выгибаюсь навстречу, сжимая простыню, но она такая грубая, почти колючая. Перемещаю руки на светлые, мягкие волосы, пропускаю сквозь пальцы и простанываю от этого контраста, после колючек на кровати они как лекарственный эликсир, дарующий блаженство.       Неожиданно мой ангел отстраняется, и мне хочется застонать от разочарования. Неужели все? Тебе пора обратно в райские кущи?       — Ио, я не могу так, — говорит он, заглядывая мне в глаза, но я не понимаю о чем он.       — Ты покидаешь меня?..       — Нет. Я остаюсь. Но мы не будем делать ничего такого, пока ты в таком состоянии.       Остаётся. Не знаю о чем он, но он остаётся, и это главное. Тянусь к нему, прижимаясь всем телом к волшебной коже. Лащусь к нему, это так невероятно приятно, так мягко, так… Не отталкивай меня, пожалуйста, дай насладиться ещё чуточку.       Целую эту восхитительную кожу, нежно проводя губами по груди, плечам.       Ангел отстраняет меня со вздохом, и я готов плакать от этой грусти в твоих глазах. Только не грусти! Тебе нельзя! Ты же свет…       — Нельзя?..       — Ио, я тебя очень хочу, но не хочу быть как он. Я хочу, чтобы ты понимал с кем ты, и это было твое решение, а не всякой химии.       — Но я понимаю… Как я могу перепутать тебя с кем-либо?       — Но ты все равно не в себе сейчас.       — А в ком я? — недоуменно оборачиваюсь, пытаясь понять. Тут только мы. О чем он?..       — Давай просто полежим. Или хочешь, я тебе поесть что-нибудь сделаю?       — Не уходи! — хватаю его за плечи, пытаясь удержать. Ты же не можешь улететь прямо сейчас, да? — Без тебя опять будет темно и холодно. Я точно знаю — свет уйдет вместе с тобой!       — Я не уйду, не бойся.       Ангел ложится рядом, обнимая меня, но я чувствую, как он грустит. Хочется сделать хоть что-то, чтобы ему стало лучше. Тебе же нравилось, когда я тебя целую, да? Я точно помню.       Тянусь к нему, но мне не дают, разворачивают, прижимаясь к спине. Я растерян. Я не знаю, как поступить.       — Что мне сделать, чтобы ты перестал грустить? — спрашиваю, сжимая его руку, что обвивает меня за плечи.       — Давай просто так полежим, ладно?       — Хорошо, только не улетай…       Жмусь к нему сильнее, я чувствую его сзади, но так страшно не видеть. Вдруг он мне только кажется?       — Я никогда тебя не оставлю, даже если умру.       Лёш, если ты умрёшь, ты действительно станешь ангелом, только вот они не могут прилетать к людям. А я без тебя тоже умру, потому что жить как раньше, во тьме, больше не смогу. Какой смысл будет оставаться тут, если в моей жизни не будет твоего света? Только мы и после смерти не сможем быть вместе. Твое место на небесах, а меня с распростертыми объятиями ждет преисподняя.       — Не говори так больше. Никогда. У тебя вся жизнь впереди, — говорю ему серьезно. Волшебство и лёгкость куда-то ушли, оставив на мне груз реальности.       Хватка на моей груди ослабевает, чувствую, как Лёша расслабляется и легонько подталкивает меня, переворачивая. Встречаюсь с серебристым, внимательным взглядом. Он улыбается, опять искренне, как совсем недавно, и целует меня, притягивая к себе. Жесткая ткань джинсов неприятно трется о мои обнаженные бедра. Отстранившись, скашиваю глаза вниз. Я ж вроде в трусах был?..       — Тебе поесть что-нибудь сделать? Может, чай там…       Опять смотрю вверх, на его обеспокоенное лицо, и наконец понимаю что произошло.       — Напугал тебя, да?..       — Нет, что ты, все в порядке. Я просто не сразу понял.       — Извини. Я понимаю, что тебе неприятно, — утыкаюсь в его грудь, не зная, что ещё сказать. Больше такое не повторится? Сам знаю, что не получится сдержать обещание.       — Мы же договаривались не извиняться, потому что вот ты сказал и мне тоже хочется. Так и будем все оставшееся время «прости» да «извини».       — Тебе-то за что хочется? Ты всегда поступаешь правильно. Это я вечная проблема.       — Я постоянно творю глупости, на днях вон с другом залезли в дом и сперли байк, тут правильностью и не пахнет. Мне хочется за то, что не сообразил сразу и начал… Ну… Все могло зайти дальше, если бы я не понял, вот… А это неправильно и нечестно по отношению к тебе.       — Ко мне? При чем тут я? — меня так удивило его высказывание, что я даже спрятанное от стыда лицо оторвал от его груди, чтобы посмотреть в глаза. — Я думал просто противен тебе, когда под кайфом.       — Нет. Что ты? Но ты не можешь… Блин, как сказать-то?! Ты мог не хотеть, а из-за этого подумал, что хочешь, а потом расстроишься из-за того, что я воспользовался… Как-то так…       Лёша, кошмар какой, что у тебя в голове?! Сколько раз мне повторить, что мне хорошо с тобой, чтобы ты поверил?       — Я не хочу быть как они, как он. Я просто не смогу, если ты будешь думать обо мне так…       — Как так, Лё? Я говорил и скажу ещё тысячу раз, пока не усвоишь. Я только с тобой вспомнил, что такое заниматься сексом, когда действительно этого хочешь. Ты никогда не станешь для меня таким, как он. Мне с тобой хорошо как никогда. Только с тобой, понимаешь?       — Да, но когда ты в таком состоянии, это же не ты меня хочешь, а то, что в тебе тебя толкает… наверное.       — При тебе я не довожу себя до такого состояния, когда толкает. Я… Я стараюсь свести все к минимуму, когда ты тут.       — Тогда… я опять хочу извиниться, потому что обломал нам секс.       — У тебя просто случился бы секс с парнем, которого коротнуло на то, что у тебя кожа светится. А вместо этого сейчас будет секс с парнем, который считает твою кожу просто классной, и все, без всякой магии. Хотя… Секс с тобой в любом случае всегда волшебный!       Высказавшись, тянусь его поцеловать и встречаюсь с жадными губами, которые уже и сами не прочь утянуть меня. Лё, не прерывая поцелуя, пытается стащить с себя такие лишние сейчас джинсы. Помогаю ему одной рукой, второй ныряя в трусы, и обхватываю не опавший после первой попытки заняться сексом член. Лё стонет мне в губы, а я ловлю этот чарующий звук, наслаждаясь им, впитывая в себя. Никогда не любил крики в постели, но когда они идут от Лё, мне хочется поймать каждый, запечатлеть его глубоко в себе и сохранить как величайшее сокровище. Провожу пальцами по вздувшейся от напряжения венке, обхватываю поплотнее и веду вниз, натягивая нежную кожицу, обнажая розовую, восхитительную головку. Джинсы уже внизу и больше не мешают мне делать то, что хочется. Сползаю к его ногам и с удовольствием целую, обхватываю губами, играюсь языком, находя маленькую щелочку, слушая самые прекрасные в этом мире звуки — его тихие стоны наслаждения.       — Ио… Ох… Я тоже хочу.       — Ты мне хоть раз дашь тебе отсосать, не прерывая? — возмущаюсь я, оторвавшись от столь прекрасного занятия.       — Нет. Я не могу спокойно наслаждаться и ничего не делать. Хочу, чтобы тебе тоже было хорошо.       — Мне нравится делать тебе хорошо, — склонив голову набок, рассматриваю его под чуть новым углом. Такой он… восхитительно прекрасный, когда возбужден. Так бы и любовался вечно. — Хочешь, вместе?       — Да!       Переворачиваюсь, меняя положение, и укладываюсь на бок. Немного раздвигаю ноги, чтобы ему было удобнее, а сам кладу руку на его бедро и ягодицу, вынуждая закинуть конечность на себя, и возвращаюсь к прерванному занятию. Так даже удобнее, член легко скользит в горло, но Лёша тоже не лежит спокойно — обхватывает губами мой ствол, начиная совершать круговые движения языком, заставляя тело дрожать от восторга.

***

      Лёха       Ранее у меня не было проблем, чтобы получать удовольствие в одну харю. Минет это же приятно. Лежи или стой и наслаждайся. А с тобой это не работает, мне срочно нужно сделать хорошо тебе, и я не могу просто лежать и ждать. С тобой я могу забить на себя и своё удовольствие, только главное, чтобы тебе было хорошо. В этой позе есть неоспоримый плюс, даже несмотря на то, что твой рот умело отвлекает от собственных действий.       Я беру его глубже, поглаживая низ твоего живота. Мне так нравится твоя реакция, когда я тут глажу или целую. В моей руке зажата смазка, которую достал из джинсов при их снятии, и я решаю ею воспользоваться, выдавливаю гель на пальцы и грею.       Ты чувствуешь поглаживания по входу и требовательно тянешь раскрытую ладонь, в которую я сразу же вкладываю пузырек. В соревновании «Кто быстрее найдет точку чудес» ты побеждаешь, что не удивляет. Бушующие волны удовольствия выбивают из меня стоны, которые я передаю тебе и знаю, что тебе от этого приятно.       А потом происходит что-то нереальное в своей синхронности, это доводит до безумия, стирает все лишнее из нашей маленькой реальности. Нас по отдельности больше нет, мы одно целое, более совершенное.       Есть что-то волшебное, знать, что сейчас ты ощущаешь то же самое, что и я. А потом ты решаешь меня добить, и я честно пытаюсь соответствовать, но уплываю. Твои пальцы входят резче, а член вбираешь глубже, и оттого, что я пытаюсь сдержаться, меня начинает потряхивать. Пытаюсь вторить тебе и все равно кончаю первым. Изливаюсь в твой охренительный рот и выпадаю на секунду из этого мира. Возвращаюсь и с удвоенным рвением довожу и тебя, отправляя следом за мной, а потом выпиваю твое наслаждение.       Мы лежим молча какое-то время, и я от переполняющих эмоций не могу перестать целовать твою ногу, просто потому что до твоих губ слишком далеко, а очень хочется.       — Почему ты так сопротивляешься, когда я хочу сделать тебе приятно? — спрашиваешь ты, забирая от меня свои ноги и присаживаясь на край кровати.       Тоже сажусь, прилипая ненадолго губами к твоему плечу.       — Не знаю. Не могу просто лежать и наслаждаться, сразу хочется приласкать тебя еще больше, чем до этого.       — У тебя какие-то комплексы?       От удивления я даже прикусываю язык, блин, неприятно.       — Что? Нет. Не думаю. Раньше такого не было.       — Это же не из-за того, что ты опять боишься того, что мне с тобой плохо?       — Да нет, навряд ли. Я стараюсь не думать ни о чем плохом вообще, когда рядом с тобой. Просто так выходит.       Ты оборачиваешься ко мне и проводишь рукой по моей щеке.       — Я не хочу, чтобы у тебя были какие-то проблемы со мной в этом. Если что-то надумаешь себе, просто спроси и я отвечу, ладно?       Я тебя люблю. Особенно четко понимаю это, смотря в твои глаза, в которых можно захлебнуться и навсегда остаться на их дне. Ты лишь дотронулся до моей щеки, а у меня дыхание потерялось и сердце замерло, то ли в предвкушении, то ли от страха, что этого больше не будет.       А может, я и правда боюсь? Боюсь, что не всегда все так, как тебе хочется, а ты не говоришь, потому что это не так ужасно, как может быть?       — Ладно.       Может, когда-нибудь этот непонятный страх и пройдет, может, когда-нибудь мы будем понимать друг друга лучше. Может… Но не факт, что я до этого доживу.       — Пойдем на кухню? А то опять уедешь от меня голодным на работу, и мне потом будет стыдно.       Я очень редко стал вспоминать о еде и то обычно это происходит, когда тебя нет рядом.       — Хм… надо подумать. Ладно, но только если ты меня поцелуешь.       Меня целуют, мой внутренний световой дракон, сотканный из чувств, распускает крылья и парит где-то в области сердца.       Пока ты готовишь, не могу оторвать от тебя рук, поглаживая везде. Знаешь, мне очень не нравится, когда ты одет, когда ты голый со мной в кровати, это намного предпочтительнее. Хотя, я бы тогда забил вообще на все и умер от голода, не в силах самостоятельно отстраниться.       Пока едим спагетти, ты сидишь на мне, а я забираюсь носом под рукав футболки, чтобы оставить там еще сотню поцелуев. Если бы ты не напоминал о еде, я бы не поел совсем.       А потом мы вместе убираем квартирные разгромы, и я опять периодически тебя касаюсь. Просто хочу все время тебя касаться. Но, время неумолимо, мне уже пора.       Я собираюсь быстро и целую тебя в твоём коридоре. Как же не хочется уходить. А потом скрежет в замочной скважине — как удар колокола, когда стоишь прямо под ним — оглушает. Ты пугаешься, вздрагивая, и тащишь меня к балкону. А я даже не успеваю ничего понять.       — Тихо, пожалуйста, уходи!       Я и мяукнуть не успеваю, как ты закрываешь дверь, впервые на замок, и задергиваешь шторы. Остается щель, в которую я вижу твою спину. А я не могу уйти! Тебе же страшно!       — Мышка моя, ты где? Встречай…       Противный, пьяный голос, от которого зубы сводит. И непонятный шум, наверное, этот тип что-то снёс. Ты отдаляешься, и я теряю тебя из вида, мне так еще больше не по себе.       Слышу твой возмущенный голос, вперемешку с какими-то шорохами, но он далеко, наверное в коридоре:       — Аркаша, мать твою, ты же тяжелый, как слон!       Твой голос напряжён, словно ты там тяжести таскаешь. Ты что, помогаешь ему?       — Иди в душ, охладись, на ногах не стоишь!       Он не отвечает тебе, и слышу, как тяжелые шаги приближаются, а следом твои, мягкие.       Я вижу вас в щель между штор, он подходит к тебе и говорит нежно:       — Мышонок мой…       А потом хватает тебя за футболку, и мне становится страшно за тебя, хочется разбить на хрен это окно и удавить гниду, а он зло шипит тебе:       — Покровителя себе нового нашел, да?       Ты не вырываешься и выглядишь абсолютно спокойным. Ты играешь сейчас?       — Чушь не неси. Пьяный бред.       Он толкает тебя, и я дёргаюсь, но ты просто пошатнулся и, сделав шаг назад, устоял. Он садится на чистое, нами постеленное, белье.       — Знаю я все. С Гариком спутался небось, да? С ним, конечно, с кем еще-то, только у него на Христоса выход есть…       Что за ересь? Ну, погуляли вы, в море покупались… Ио?       — Ни с кем я не путался, ты меня сам под него подложил, — ты сложил руки на груди, уверенно смотря на Полякова.       — Вы выкрали камеру, я не идиот. Все обсудили, да?!       Какую камеру?       — Не выкрали, а выкинули. Гарик твой был пьян как сапожник, снёс штору и камеру в окно вышвырнул, когда нашел. Лучше надо было прятать.       Эм… Он что, снимает как ты с кем-то… Ужас-то какой. Зачем?       Он встаёт, не выглядя при этом пьяным, и, опять схватив тебя за футболку, рычит:       — Ты мой! Хуй тебе, а не Гарик! Думаешь, нужен ему? Никому ты кроме меня не сдался!       Хуй тебе! Он свой собственный! Он тебе не вещь!       Я уже хочу выбить стекло, голой рукой, но вижу, как он замахивается на тебя, а у меня сердце, кажется, умирает. Но, ты уворачиваешься, и я вновь дышу. Он падает и отрубается.       Ты выдыхаешь и подходишь к нему, проверяя. Такой удачный момент, чтобы убить его. Прямо тут и сразу вызвать ментов. Я даже перед задержанием смогу тебя поцеловать, наверное.       Ты идёшь ко мне и открываешь балкон, но встаёшь в проёме. Ты не хочешь, чтобы я заходил. А ведь тебе бы стало гораздо проще жить после этого.       — Лёш! Я ж сказал тебе уходить! — ты рассерженно шепчешь. Да, ты прав, не стоит этого делать при тебе. Зачем тебе смотреть еще и на убийство? Ты и так видел много того, чего не должен был.       — А если б он пьяным не был и курить пошёл?! Ты думаешь, что творишь?       Ничего не отвечаю и перелезаю через поручень, чтобы взглянуть в твои обеспокоенные омуты и свалить. Пошел бы сюда — скинул бы его с балкона, делов-то. Плохо только, что тут всего третий этаж и не факт, что он неудачно упадет. Автоматом вспоминаю маму, и меня передёргивает, рука соскальзывает, и я сам чуть не падаю. Ничего, все будет хорошо, я придумаю как его убить, когда он будет один, и ты не будешь этого видеть.