Астери

      Юлиан       Достаю из пакета белую, с коротким рукавом, рубашку-поло с вышитыми на ней маленькими светло-лимонными солнышками. Три дня делал, хорошо получилась. И хорошо смотрится с темно-бежевыми вельветовыми капри. Быстро переодеваюсь и навостряюсь было в зал, как вижу Кристиана, идущего в мою сторону. Все-таки есть в нем что-то кошачье. Замираю воробушком. Не знаю, что ему понадобилось, но идет точно ко мне, тут никого другого и нет уже.       — Привет, — не говорит, мурлычет. — Как настрой?       — Здравствуйте… — мне кажется, мы впервые с ним разговариваем. Чудно как-то. — Хороший, а у вас?       — Как всегда, — улыбается широко. — Пойдем посекретничаем?       Киваю, хотя вообще не понимаю какие у нас могут быть секреты. А Кристиан уже подхватывает меня под руку и увлекает из раздевалки в коридор, заводя в одну из комнат рабочих для времяпровождения с гостями.       Он что, тоже внимание обратил, что я к Александру Сергеевичу часто бегаю? И что делать, если велит не ходить?       — На самом деле, меня попросили поговорить с тобой аккуратно и мягко, но, честно говоря, я так не умею, мне проще в лоб, — говорит сразу же, стоит двери за нашими спинами закрыться, и отходит от меня, садясь на кровать. — Помощь нужна?       Кто попросил? Александр Сергеевич? Я что, уже надоел ему со своими проблемами? Наверное, да. Хожу, страдаю периодически, то одно у меня, то другое. Ужасный работник.       — Не знаю… — протягиваю, не понимая, как он мне может помочь стать другим.       — Кас сказал, у тебя проблемы с сексуальным опытом, точнее, с его отсутствием в нашем деле. Ты же до «Астери» не подрабатывал, я правильно понял?       Сжимаю швы на боках брюк, ткань мягкая, нитки не торчат, хорошо получились. И отрицательно машу головой из стороны в сторону, добавляя:       — Нет, у меня и парень-то только один был.       Год назад… У нас с ним четыре раза было, но это же все равно считается? Я не знал, что для работы здесь нужен опыт. А где бы я искал-то этот опыт? На трассе? Я туда не хочу! Я боюсь!       — В смысле? Ты че, в шлюхи не поебавшись пришел? — Кристиан широко распахивает глаза и смотрит на меня ошалело. Чувствую себя еще более неловко, плечи сами вниз опускаются.       — Я не знал, что так нельзя…       Кристиан молчит, и тишина комнаты давит еще сильнее. Но потом он говорит странным, удивленным голосом:       — Да, так-то можно… наверное…       Становится легче. Значит, меня не уволят.       — Так, ладно. А с парнем этим твоим, вы как экспериментировали?       — Никак?.. — все было обычно. У него дома, за стенкой дед его, поэтому тихо. Да и кровать поскрипывала…       — Это как «никак»? Ну, вы же трахались?..       Щекам жарко. Вот чего он с этими вопросами пристал-то?! Как я ему расскажу?       — Да… — все же выдавливаю из себя и глаза прикрываю, а то от его взгляда пристального, совсем неловко. Выдыхаю и говорю быстро: — У нас было. Четыре раза. Все одинаковые. Я лежал на спине.       Такое ощущение, что от стыда сейчас куда-нибудь провалюсь. Вот только пол почему-то и не думает пропадать, оставаясь по-прежнему твердым.       Кристиан молчит, я от этого чувствую себя ещё хуже, кажется, подними он меня на смех — было бы проще.       — Кас, блядь, дебила кусок… — ругается тихо, будто и не для моих ушей вовсе и, подорвавшись с кровати, вылетает прочь, ветерком меня окатив.       Меня уволят! Меня точно теперь уволят!       Отдергиваю руки от штанов и смотрю на пальцы — подрагивают. Сейчас еще в обморок бухнусь для пущего эффекта, точно барышней назовут, если найдут. Дышать тяжело и голова ватная…       Я не хочу на трассу!       Глубоко вдыхаю пару раз и иду в уборную, умываться холодной водой и массировать мочки ушей.       Никаких обмороков! Возьми себя в руки! Ты на работе! Вот домой придешь и падай сколько влезет! Ты справишься! Ты обязательно что-нибудь придумаешь!       Когда дурнота отступает, закрываю воду и оглядываю себя в зеркало — бледная немочь, желтоватый синяк на скуле. Уже почти сошел, но из-за того, что побледнел, стало заметнее. Шлепаю себя по щекам пару раз, снова глубоко дышу и выхожу из гостевой, направляясь в зал. Пока мне не сказали, что уволен, я должен работать, а не с ума сходить по уборным.       Работа не идет от слова совсем. Волнение, что меня с минуту на минуту вызовут на ковер и сообщат «радостную» весть, делает свое дело. Ничего не выходит. Лишь часа через два, когда я начал успокаиваться, ведь Александр Сергеевич меня так и не вызвал, двое братьев-близнецов сами подозвали меня к своему столику. Красивые, лет по тридцать пять, максимум. Я сам к ним и подходить боялся. Во-первых, потому что двое, во-вторых, потому что слишком уж внешностью удались, такие сами себе выбирают, а не как у меня обычно — мужчины в возрасте, которым просто молоденькие нравятся.       — Добрый вечер, — улыбаюсь братьям.       — И тебе, — ответная улыбка, и тот, что слева, отодвигается, освобождая место между ними. Куда я тут же и пробираюсь, усаживаясь. Не представляю, что с ними двумя делать, если честно. Я после такого ходить-то смогу? Я вообще уцелею?       А второй приобнимает за талию и говорит:       — Мы тебя тут раньше не видели. Новенький, или нам просто сильно не везло, что упускали такую жемчужину?       — Да, я тут недавно, — соглашаюсь я. Не отталкивающие, не только внешне, но и по запаху, одеколон вкусный. Аккуратно кладу ладонь на ногу первого и поглаживаю. Не уверен, как себя нужно вести, когда клиентов сразу двое.       — А как тебя зовут, солнце? — спрашивает первый. Я в них запутаюсь, определенно. Я пока вообще никаких отличий не вижу: внешность, запах, одежда — все одинаковое, но должно же что-то быть.       — Юлиан. А вас?       — Можешь звать нас Джеймс и Оливер. Если что, я Оливер, — говорит второй и целует меня за ухом.       — А я Джеймс, — проделывая тот же трюк с поцелуем, говорит первый.       — Но можешь наоборот, мы не обидимся.       — Очень приятно с вами познакомиться, — тихо выдыхаю. Как-то организм бурно реагирует, наверное, потому что у меня таких еще не было. Да и вообще, общая приятность.       — Какой ты милый, — на левое ухо от Оливера.       — Забавный, — на правое от Джеймса.       А я, кажется, сейчас с ума сойду.       — И вкусный, — с левой стороны по мне проходится язык, и я даже постанываю от этого.       — О, и чувствительный!       — Пойдешь с нами на всю ночь?       — Конечно.       Я уже готов и на ночь, и на день, и куда угодно. Не знал, что мозги могут так уплывать. Я вообще когда-нибудь так возбуждался? Не помню…       Мы поднимаемся из-за стола, и мозги чуть-чуть проясняются, особенно когда подходим к бару, и они действительно оплачивают до утра, с доплатой, двое же… только вот… ценник-то явно не мой, я даже свою сумму не озвучивал. И вот теперь мне становится страшно. Я доживу до утра-то? Надо было столько всего спросить, а теперь уже поздно, они уже и оплатили, и сами меня наверх повели. Ладно, остается уповать на то, что не садисты. Уже вижу, как мне член откручивают, и я верещу от боли. А потом на моем надгробии напишут: «Работа его убила».       Стоит зайти в комнату, как мысли со свистом уносятся прочь, потому что на меня с двух сторон нападают губы, ласкающие шею, и руки, поглаживающие и раздевающие. Я честно пытаюсь делать хоть что-нибудь в ответ, но, кажется, им все равно на мои жалкие потуги. Меня опускают на кровать уже полностью голого и раздеваются сами. Я слежу за этим небольшим стриптизом. Под одеждой они тоже классные, загорелые, подкачанные.       Нашел отличие! У одного — шрам от аппендицита, а у второго на том же месте две родинки.       Они возвращаются ко мне, и мысли снова исчезают, потому что губы везде и руки тоже, и мне, оказывается, так сильно хочется, их хочется. И так приятно, до безумия. Ощущать себя желанным, пусть и вот так, в таких обстоятельствах, все равно, оказывается, очень волшебно. Мною вертят как куклой, и вот уже я лежу на боку, вбирая ртом член, пока и мне делают приятно тоже. Я даже не знал, что втроем можно лечь вот так, треугольничком, и устроить сразу три минета. Поскуливаю, хватаюсь за чужие бедра, Оливера или Джеймса, без разницы, пытаюсь сделать в ответ так же приятно, как делают и мне. Чувствую пальцы, обтянутые презервативом и обильно смазанные, они проникают в меня — в унисон с минетом это совсем крышесносно. Я был готов к сексу и без растяжки, но, кажется, явно не к этому… Они ж не собираются вдвоем, да?..       Он задевает что-то внутри меня, и я громко мычу, не выпуская член изо рта, и вздрагиваю. По мне словно волна удовольствия прокатилась. Сильная такая. Ужасно приятная.       Пальцев во мне слишком много, а не рука ли там уже? Это слишком… тесно. Мне не дают кончить, обхватывая основание. Я сойду сегодня с ума!       А потом как-то резко все заканчивается: исчезают и рука, и рот, и чужой член, что я ласкал, но я даже мявкнуть не успеваю, как меня уже сажают на одного из братьев. Он тут же входит в меня, и внутри как-то свободно. Его руки обхватывают меня, прижимают ближе, и тут толкается еще один. Я воздухом давлюсь. Он входит медленно, а я боюсь шевельнуться. Порвет, не порвет?       Меня распирает изнутри, когда они оказываются во мне оба. Их руки гладят, лаская. Мне говорят что-то приятное, слегка пошлое, а я пытаюсь просто свыкнуться с ощущением. Не больно, и уже отлично.       А потом они начинают двигаться, чередуясь. Пока один входит, второй выходит. Не могу контролировать свои стоны, они вырываются сами по себе. Очень хорошо… Мне так еще никогда не было.       Их темп увеличивается, и я уже кричу на всю. Не понимаю, как еще не кончил. Этого всего слишком много. Как продержаться до утра и не отрубиться от кайфа?       Все же кончаю первым, изливаясь в презерватив и сжимая плечи одного из братьев. Но они даже и не думают останавливаться. Мною снова вертят, как хотят, переворачивая и насаживая. Теперь я лежу на мужчине спиной и смотрю на второго, он улыбается. И эта улыбочка сообщает о том, что отработаю я сегодня по полной, без вариантов.       С меня стягивают презик, но мой член и не думает опадать, поэтому на него тут же натягивают новый. И снова быстрый темп, только теперь руки ласкают мой торс, сжимают соски. Сколько парень может кончить за сутки и не помереть? Можно ли вообще умереть от нехватки спермы? Такие мысли хоть и забредают в голову, но тут же рассеиваются, потому что мне снова хорошо. Очень-очень.       Я успеваю еще раз дойти до предела, уже в этой позе, а они кончают только первый раз. Кажется, я превратился в желе и не могу даже руки поднять, убрать кудряшку, что зацепилась за ресницу. Пока прихожу в себя, братья даже и не думают отдыхать, словно и не устали вовсе. Один в туалет уходит, насвистывая веселый мотивчик из «Розовой пантеры», второй закуривает у окошка и звонит вниз, делая заказ. Что они употребляют-то, чтоб быть такими активными, а не расползаться лужицей, как я?       Когда они возвращаются ко мне, я уже в полудреме, из которой меня мягко забирают и начинают кормить виноградом и поить водой. Вода это замечательно, очень хорошо, даже отлично. Пью жадно, покорно ем с чужих рук, а потом меня начинают снова ласкать. Глянув на время, хочу взвыть, потому что еще очень долго до конца рабочей ночи. Я точно не переживу.       Второй раунд оказывается очень активным. Теперь я в позе наездника, двигаюсь сам и беру в рот у второго, что стоит ногами на кровати, передо мной. В этот раз я смог продержаться дольше и кончил уже когда они поменялись местами, но до финала все равно не дотянул минут пять так точно. Зато не два раза, уже хорошо. Кажется мне уже плохо, точнее, так замечательно, что уже и не очень. Непонятное состояние. Противоречивое.       Сколько же усилий мне потребовалось, чтобы встать после всего с кровати и доползти до туалета — сам не представляю, и где я эти самые силы взял, тоже загадка. Я даже успел снова задремать, пока они болтали о чем-то своем, и один из них курил.       Меня снова мягко забирают из-под вуали сна, и прям в лоб оповещают о третьем раунде. Очень-очень бесконечная ночь!       Теперь мы стоим. Точнее, стоят они, а я вишу вверх тормашками. Кажется, мне решили показать сегодня всю Камасутру и от себя чего-нибудь добавить. Я не видел такую для мужчин, но, уверен, они ее точно изучили, если не сами создали. Один удерживает меня, чтобы не дропнулся головой в пол, второй делает приятно ртом, а я, собственно, ему. А потом меня снова переворачивают и имеют вдвоём, но уже на весу. Голос я сорвал, сил держаться не особо, я вообще не понимаю, как еще способен удерживаться в сознании. Я еще ощущаю удовольствие от процесса, просто понимаю, что перебор, что мне уже хватит.       Я как-то слышал в нашей комнате разговор «бабочек» про секс-марафон. Если сейчас это не он, то и представить боюсь, как там дело обстоит на этом «суперзабеге». У меня уже такое ощущение, что я больше никогда не смогу заниматься сексом. Да что им? Я не уверен, что смогу пошевелиться после этой ночи. Меня тут найдут уборщики и на помойку снесут, потому что толку от меня точно не будет.       В перерыве я уже не дремлю и никуда не иду, а просто падаю, отрубаясь. Мой организм просто пытается выжить.       Меня снова будят. Кто б сомневался, что они сжалятся, я хоть и пропустил подобную мечту в свои мысли, не надеялся. Вон какие довольные и, кажется, лишь слегка уставшие… Были, до того как меня сморило, сейчас уже сил набрались и к бою готовы.       Четвертый заход, и я понимаю, что больше не хочу, чтобы меня трогал хоть когда-нибудь. Даже просто случайно не надо меня касаться. Я пресытился тактильностью на миллион лет вперед!       Они ложатся каким-то подобием ножниц, промежностью к промежности, и с помощью рук соединяют свои члены, превращая их в один огромный. Я не уверен, прям совсем, что выдержу это и не рухну. Но покорно молчу и делаю, что говорят, насаживаясь на эту махину, на которую и смотреть-то боязно.       Наверное, с помощью магии, не иначе, я сумел дожить до конца и не упасть. Все мышцы воют, под конец я уже совсем медлительный. Голова кругом. Карусель какая-то дикая, но я добился того, что они кончили. Сполз на кровать и, даже презик не стащив, попытался отрубиться, но мне не дали, рукой довели до конца и лишь после позволили уйти из этой реальности.       Когда меня снова будят, я уже готов слезно умолять их отпустить меня. Я больше не могу! Совсем ничего! Я лежу-то с трудом!       Но умолять о пощаде мне не дают, а кормят пирожным, с вишней. Я не люблю её, но ем. Потому что, оказывается, дико голодный. Желудок чуть к позвоночнику не прилип.       Меня снова ласкают, и это уже совсем не приятно, даже слегка болезненно, словно я умудрился натереть все тело сразу. Но мой организм по какой-то неведомой причине все равно возбуждается. Тело отказывается слушаться от слова совсем, но им в этот раз этого и не нужно, мной снова крутят-вертят как хотят и бесконечно долго имеют. Без особой надежды в процессе глянув на часы, понимаю, что этот раз — последний, и готов расплакаться от радости. Я уже даже хрипеть не могу. Все. Юлиан того, разрядился.       Слезы все же выступают — когда меня снова доводят до оргазма, который ну вот вообще лишний. Слава времени и наступившему утру, меня наконец-то оставляют в покое. Я пытаюсь не отрубиться и встать, но… Тела нет, у меня исчезли все мышцы и кости. Ничего нет, только вялые мысли, что переваливаются в голове, словно толстые утки.       Братья собираются, веселые, сытые, чуть не облизываются, лишь слегка уставшие, а я пытаюсь уговорить веки не закрываться.       Надо встать, помыться, собраться и валить домой. Можно и такси раз такое дело.       Но я не могу. Совсем.       Они уже ушли, и я остаюсь совсем один в полной тишине. Попытка встать провалена. Руки дрожат, и я снова рухаю в подушку. Оказывается, хорошего тоже должно быть в меру. Надо запомнить на будущее, что нельзя забывать о вопросах до, и мой предел — три захода. А лучше два. Может, когда-нибудь я и заматерею, научусь выдерживать такие марафоны и буду каждую ночь их себе устраивать, но явно не теперь и не в ближайший год.       Какой-то я привередливый. Быстрый секс не нравится, я даже не кончаю. Долгий — для меня перебор. А как определить по внешности гостя ту самую золотую середину?       Я снова пытаюсь встать, но нет, тело против. Зеваю, изо всех сил пытаясь не уснуть, но глаза закрываются и отказываются открываться. Я еще пытаюсь бороться с собой, но меня все-таки отключает.

***

      Ксандер       — Кто молодец? Кристиан молодец! Ну, давай же, начинай петь хвалебные оды! — самодовольно провозглашает Крис, восседая на моем столе. Он даже на таком «стуле» умудряется выглядеть изящно: ногу на ногу закинул, ручки на колено сложил и аж светится, улыбаясь от самодовольства. Поняв, что поработать мне сегодня больше не дадут, закрываю ноут и убираю на выдвижную полку под столешницей. Чуть привстав, обхватываю Криса за талию и тяну на себя, вынуждая проехаться попой по полировке.       — Эй! — возмущается Крис, но я не слушаю, утыкаюсь лицом в его бок, и обнимаю, наконец расслабляясь.       — Ты мне расскажешь, наконец, что ты там выдумал? — прошу, но немного лениво, больше сосредотачиваясь на его сладковатом аромате, чем на словах. Крис пахнет карамелью, шалфеем и мандаринами, и я знаю, что это не природный запах, а духи от Жан-Поля Готье — сам ему и покупал, но мне нравится этот аромат, он настолько привычен, что успокаивает.       — О, я не волшебник, я только учусь! — мягко смеётся Крис и, всё-таки сжалившись над моим уставшим мозгом, не заставляет гадать. — Я сначала подумывал сам с ним переспать, но потом решил, что парню будет некомфортно. Он застенчивый, стесняшка прям. Заметил?       Да уж, трудно такое пропустить. Хотя до сих пор не понимаю как умудрился проморгать, взяв на работу почти девственника. Крис, когда ворвался вечером в кабинет, верещал так, что стены тряслись. Какими только эпитетами меня не обласкали, от простого «слепошарого придурка» до «тундры неогороженной, которую к подбору персонала подпускать на пушечный выстрел нельзя». И, по факту, он абсолютно прав. Это неприемлемо, огромная ошибка, но Юль так уверенно держался на собеседовании, и тест-анкету психолог одобрил…       — Я потом посмотрел, с кем он тут… Кошмар! Пацан умудрился собрать всех самых «скучных» мужиков! Такое ощущение, что спецом снимает лишь зашоренных одряхлевших скорострелов! — Крис фыркает и, судя по съехавшему к концу голосу, морщится, я же на это улыбаюсь, все ещё прижимаясь к его спине. «Скучные» для него — это те, за кем остальные «бабочки» в очередь выстраиваются. Обычные мужики, кому хватает четверти часа и одной-двух поз без извращений, и это с предварительными ласками. Золотой клиент для любой «бабочки», что хочет по максимуму бабла срубить и при этом не напрягаться особо. Но не для Криса. Он у нас уникум — не ради денег, а из удовольствия и любви к искусству.       — В общем, обдумав, я понял, что говорить с ним бесполезно, он слишком зажат, а значит, надо показать. Стал думать, кого бы ему подсунуть, а тут, прикинь, близнецы мои любимые пришли! Два месяца их не было, я прям соскучился, а тут такой подарочек…       — Только не говори, что ты… — я даже от него отрываюсь, шалея от догадки, и сажусь, поправляя сползшие набок очки.       — Да! Поговорил, объяснил ситуацию, они на него посмотрели, он им понравился. Ещё и поблагодарили, им нравятся «необъезженные» мальчики, а Юль этот плюс ко всему миленький до усрачки.       — А не перебор?       Я знал о близнецах больше по рассказам Криса, он их обожал. После ночи с ними дня три ходил как котяра, объевшийся сметаны, и на секс соглашался реже раз в пять, из просто придирчивого превращаясь в гиперпридирчивого.       — Да не, самое то. Они нежные, аккуратные, ласковые. Всегда следят за тем, чтобы партнеру было хорошо, опытные. Не порвут, не покалечат, ещё и вкусненьким накормят. Зато какие выдумщики… — Крис обернулся, рассказывая мне все это, и я вижу, как он довольно жмурится, явно вспоминая самые «интересные» моменты. — Короче, идеальный вариант, и не обидят, и обучат всякому разному. Я там, походя, пару раз прислушался, Юлиан стонал так, что даже наши звуконепроницаемые стены не выдержали, и, поверь моему опыту, это не от боли, а самого настоящего кайфа.       Не уверен, что Крис убедил меня в правильности своего решения, и он, заметив это, грациозно перекинул ноги через стол и стек ко мне на колени, обнимая за шею.       — Кас, не парься так. Ему надо понять, что секс — это не только брёвнышком, пока тебя ебут. Если не поможет, ещё что-нибудь придумаю, от сердца оторву какого-нибудь ещё постоянника, на крайняк сам. Раз уж решил пацан, что реально хочет тут работать, пусть учится. И вообще! Между прочим, ты со своим девственником обломали мне наикрутейший секс! Я бы сейчас не дурью маялся, а затраханным до полуобморока валялся без сил абсолютно счастливый, они так-то ко мне пришли!       — Ну простите, что испортил ваши планы, — ухмыляюсь и, запустив руку под обтягивающий топ, нашариваю пирсинг и прокручиваю. Знаю — для него это равно кнопке включения возбуждения.       — Спасибо в задницу не засунешь, — хмыкает Крис и одним плавным движением стаскивает с моих волос резинку, заставляя их водопадом рассыпаться по спине. — Лишил охрененного секса, будь добр компенсировать!       — Ненасытная ты шлюшка, Крис. Утро скоро, неужели не хватило за ночь?       — Когда это мне хватало ужина без десерта?       Хмыкаю и, пересадив его обратно на стол, поднимаюсь, чтобы сразу подхватить и отнести к дивану. Он хохочет довольно, обхватив меня за плечи, и, рухнув на мягкую обивку, я накрываю смеющийся рот, затыкая поцелуем. Походу, домой я сегодня попаду не скоро.

***

      Крис умчал минут тридцать назад, и как у него сил хватает после таких заездов за руль садиться? Мне же приходится задержаться, проверить закрытие смены и отправить отчет, заполнению которого и помешал Крис. Время одиннадцать утра, и в «Астери» приятная тишина, прерываемая лишь гудением очистителя воздуха и ионизатора. Люблю это время тут. Через несколько часов придет первая волна уборщиков, за ними подтянутся повара, которым необходимо сделать заготовки, но в одиннадцать «Астери» полон спокойствия, и это так странно, когда привыкаешь к тому, что каждую ночь тут кипит жизнь. Это не простое помещение, тут еженощно случаются маленькие и большие трагедии, плетутся интриги, одни кричат от удовольствия, другие от боли. Уставшие, яркие, но такие разные работники наполняют стены этого заведения своими судьбами, и я, несмотря на все минусы, все равно искренне люблю «Астери», со всеми его тайнами, странными историями и периодически счастливыми финалами.       Закрыв кабинет, я на всякий случай прохожусь по пустующему зданию, проверяя, везде ли выключен свет, но, поднявшись на второй этаж, замечаю, что одна из комнат закрыта. Это странно, учитывая, что пацаны, которые прибирают гостевые в пять утра, всегда оставляют чистый номер открытым, но им запрещено заходить, если дверь закрыта. Неужели, кому-то опять стало плохо, а я проворонил? Привык, что Аид теперь постоянно за таким следит, но его-то нет, а у меня со всеми делами из башки всё вылетело.       Не ожидая ничего хорошего быстрым шагом иду к злополучной двери, а, распахнув ее, испуганно выдыхаю. Тут горит свет, поэтому хорошо видно, кто голым, свернувшись калачиком, лежит на кровати. Но первый, почти панический испуг проходит, когда я внимательнее оглядываю обнаженного Юлиана и понимаю, что никаких повреждений нет, ни крови, ни синяков, вообще ничего, он будто спит. Лишь бы не наглотался чего… тут это запрещено, но гости частенько приносят, а многие «бабочки» не прочь таким образом разнообразить секс. Юль же не мог, да?..       Я дотрагиваюсь до его плеча и тихонько трясу, он дёргается испуганно и глаза распахивает. Увидев меня ещё больше пугается, будто я кошмар ночной, и ладошки лодочкой складывает, пах прикрывая. Я убираю ладонь с его плеча, чтобы не нервировать, а он хрипит тихо:       — Простите, я не специально…       — Что не специально? — уточняю на всякий случай и ещё раз его оглядываю. Да нет, нормально вроде все, и зрачки в порядке.       — Уснул. Не смог встать, — сипит хрипло и пытается сесть, при этом не переставая прикрываться. Это что-то новенькое, боится, что ли?.. Так я не зверь какой, чтобы на любое голое тело кидаться.       Подняв с пола его вещи, протягиваю. Он уже сидит, щеками розовеет и взгляд от пола не отрывает. Берет всю стопку разом, к себе прижимая, а я отворачиваюсь, чтобы не смущать и не пугать. Слышу, как он начинает шебуршать одеждой, и говорю, стараясь выдержать тон максимально нейтральным, без намеков:       — У нас не запрещено спать, но дома-то, наверное, лучше. Ты как, встать можешь?       Заездили всё-таки парня. Я понимаю, Крис хотел как лучше, но он иногда забывается. Почему я с этим мальчиком совершаю столько ошибок? Кажется, за все пять лет работы в «Астери» столько не косячил, как с Юлианом. Я решил заслать к нему именно Криса, потому что, во-первых, сам явно не смогу рассказать ему про тонкости работы, а во-вторых, уверен в Крисе — он точно не желает никому зла, но, как выяснилось, вновь лажанулся. Стыдно ужасно и чем помочь непонятно.       — Наверное… — звучит неуверенное, и я слышу, как он поднимается. — Я не уволен?       — Что? Почему ты должен быть уволен? — оборачиваюсь немного, но, поняв, что Юль уже одет, разворачиваюсь полностью и смотрю на него с недоумением. Что за тараканы в его голове?       — Кристиан убежал, когда узнал, что я неопытный… Я подумал, что у вас так нельзя.       — Крис просто вспыльчивый и не умеет держать эмоции при себе, — ну, или не хочет. Да даже не «или», уверен, он реально специально так себя ведет, чтоб ничем лишним себя не грузить, но Юлю эти подробности ни к чему. — Просто испугался за тебя и помчал меня песочить, за то что всё прохлопал. Ты почему на собеседовании об этом не сказал?       — Вы бы меня не взяли, а я не хочу на обочине стоять. Мне же там пару жизней придется долг отрабатывать.       Юль опускает плечи и руки перед собой складывает, перебирая большие пальцы. И я уже знаю, что это значит — в данный момент он опять эмоционально нестабилен, расстроившись и загнавшись. Плюю на осторожность и, сделав шаг к нему, обнимаю, надеясь, что это, как и раньше, его успокоит. К счастью, Юль не вырывается, наоборот, замирает, и я поясняю:       — Глупый ребенок. Никто бы тебя на трассу не погнал, но и не отправили бы в самое пекло, сначала рассказали-показали, подготовили. Это же не так просто, как кажется.       — Ксандер Сергеевич… Я грязный… — Юль всхлипывает, и теперь замираю я, испугавшись, что довел его чем-то до слез, или, не дай бог, истерики.       — А зачем оделся? Ты как, ходить можешь? Помочь помыться?       — Вы же дали… Я бы хотел, но… Я сам.       Он так и не отвечает насчет возможных травм, я аккуратно его отстраняю и сразу под локоть подхватываю. Замечаю, что Юль, походу, решил покосплеить свеклу, по крайней мере лицо приобрело именно ее оттенок.       — Я тебе подал вещи, потому что ты пытался прикрыться. Не бойся, не буду я на тебя набрасываться. И вообще предпочитаю секс по взаимному согласию, а обнаженкой меня не удивить. Ну-ка, попробуй, можешь сам идти?       Юль кивает, и я его отпускаю. Он делает шаг, а на втором его ведет. На ногах удерживается, но я начеку и страхую, а как ловит равновесие — чуть присаживаюсь и подхватываю на руки. Он охает от неожиданности и, распахнув глаза, в плечи мои вцепляется, а я, не тратя времени на вопросы, несу его в душевую. Но перед дверью торможу и прошу:       — Открывай.       Юль делает как велено, и я прохожу к душевой и опускаю его на кафель, уточняя:       — Точно сам справишься?       Он мнется, пряча глаза, потом вздыхает и говорит:       — Да, Ксандер Сергеевич.       Почему он, интересно, так меня боится? Вроде ж стараюсь нормально себя вести. Киваю и выхожу, прикрыв за собой дверь. Так и стою, жду, слушая, как он воду включает. Я уж приготовился к долгому ожиданию, но буквально через три минуты шум воды стихает, а ещё через пару минут из душевой выходит Юль, завёрнутый в полотенце. Тут же отворачиваюсь, чтобы не смущать его больше необходимого, успев заметить, что волосы у него мокрые, а в руках он одежду сжимает.       — Хочешь, в коридоре тебя подожду? — спрашиваю, хотя совсем не хочется его одного оставлять.       — Я это не надену. Оно же грязное. Я быстро, Ксандер Сергеевич, простите, что задерживаю.       — Да я и без тебя задержался хуже некуда, не переживай. Пошли.       Подхватываю не сопротивляющегося парня под руку и веду в коридор, но не все так просто — он, даже держась за меня, умудряется задеть дверной косяк. Совсем ноги не держат? И куда ты один собрался? Поняв, что так мы будем идти пятилетку, вновь подхватываю его на руки и двигаю к раздевалке. Юль больше не охает и в меня не вцепляется, лишь одной рукой приобнимет, а потом утыкается мне в шею носом и… ох, от его дыхания по коже мурашки-предательницы, которые, заразы такие, к паху спускаются. Да блин, чего так не вовремя-то?! Я же вот только недавно сексом занимался, куда ещё-то встаёт?! Не хватало только Юля ещё больше напугать.       Ускоряюсь, чтобы это не зашло ещё дальше, и, влетев в раздевалку, аккуратно ставлю парня на пол рядом с лавочкой, после чего сразу разворачиваюсь и удаляюсь, давая ему спокойно привести себя в порядок.       Юль переодевается очень быстро, но я успеваю угомонить собственное либидо к его приходу. Он даже расчесаться успел, а вот голову высушить — нет. Подойдя, накидываю ему на голову капюшон джинсовой куртки, отмечая, что великоват, но зато с теплой, белой подкладкой, и, вновь подхватив его на руки, иду к выходу. Пока по лестнице спускаюсь, капюшон сползает со лба на нос, закрывая парню обзор, но он его не поправляет, вообще ничего не делает, лишь говорит:       — Ксандер Сергеевич, извините, что вам приходится со мной так носиться. Я не хочу доставлять неудобства, но у меня не получается.       — Если бы я не хотел с тобой носиться, то помог бы помыться и оставил досыпать в одной из гостевых. Не бери на себя лишнего, люди сами решают, что для них хорошо, а что нет.       Лукавлю, конечно, не смог бы я его оставить одного в «Астери». И дело не в клубе, просто мало ли чего, а он тут один совсем, даже выйти не сможет, пока уборщики не придут — двери на сигнализации и изнутри не откроются. Дальше идём в тишине, точнее, я иду, он просто сидит на ручках, но уже на улице мне приходится его отпустить, чтобы закрыть клуб. Ежусь от прохлады, куртку-то я не накинул, но до машины пять метров, не страшно.       — До свидания, Ксандер Сергеевич. Спасибо вам, за все, — выдает вдруг этот кадр, когда я, все закрыв, включаю сигнализацию. Оборачиваюсь удивлённо и вижу, что он капюшон задирает, чтобы глаза открыть и голову на меня поднимает. Нормальный, нет?       — Куда ты собрался, сумасшедший? А мне потом тебя по автобусным остановкам ищи? В машину пошли, довезу.       Улыбается мне абсолютно счастливый, на что я глаза закатываю и, подхватив его под локоть, чтобы не грохнулся, веду к машине.       Пока он пристегивается, я завожусь и включаю музыку негромко, а стоит нам тронуться, как он почти сразу отключается, продолжая даже во сне улыбаться. Ну, раз улыбается, значит, не так ужасно у него все, но Кристиану однозначно выскажу завтра все что думаю и о нем, и о его экспериментах!       Спустя полчаса торможу у его дома и легонько трясу парня за плечо.       — Юль, просыпайся, приехали.       Он мычит что-то непонятное и, нахмурившись, от меня отворачивается. А мне что-то так жалко его становится… Плюсом вспоминаю свои догадки насчёт того, что дома у него все не айс… А, к черту, надеюсь, он на меня за это потом злиться не будет.