Астери

      Аид       — Ты в курсе, что мы похожи на домушников? — спрашивает Лёха, стоя рядом с деревом и разглядывая подсвеченный дом.       На территорию охраняемого поселка мы забрались без проблем. Я нашел проход еще когда встречался с Матвеем и не хотел палить его перед охраной, с тех пор ничего не поменялось.       — Почему? Я же в синем, и шапочек у нас нет.       — Так темно — никому не видно в синем ты или в черном. К тому же капюшоны. Ну и домина. У вас, наверное, целый штат прислуги. Бля, на хрена вам бассейн? Дом же на берегу.       — Возьми себя в руки, — осаживаю друга. — Че ты? Домов богатых не видел?       — Ну, знаешь, одно дело смотреть очень издалека или фотки в инете, а вблизи это другое.       — Потом прокомментируешь, когда будем у тебя на кухне пить, сейчас нужно действовать быстро. Тут камеры, нас по-любому запишут, и отец поймет, что это я, ментов не вызовет. Идем к главной двери, у меня ключа от гаража нет. Только тихо, пожалуйста.       Лёха кивает, и мы, пригнувшись, торопимся по дорожке к дому. Тихо открываю дверь, хорошо ключи не выбросил, и отрубаю сигнализацию. Везение в квадрате, что не сменили пароль.       В темном коридоре на плечо вдруг ложится рука, а на ухо выдыхают тихое «пха» — все вкупе чуть не доводит до полуинфарктного состояния. Поворачиваюсь к Лёхе и неслабо бью в живот. Придурок! Напугал же, блядь! А он тычет на картину в комнате, на неё как раз падает свет от окна. Ну да, я с семьей. Мне пятнадцать только-только стукнуло. Чему он удивляется? Пожимаю плечами, а он опять тычет. Да что?!       Приглядываюсь и вижу на полу два красных огонечка, которые движутся. Что за?.. Следом слышу тихое шуршание, похожее на стрекот насекомого. Хватка на плече усиливается, а у меня волосы дыбом встают, пока в поле видимости не выезжает робот-пылесос. Прыскаю в руку, стараясь не шуметь, но очень смешно. Испугались как два идиота. Лёха все еще держится за меня и трясется, ему тоже весело.       Беру ключ с комода и веду Лёху к двери в гараж, где уже можно зажечь свет. В просторном помещении по-прежнему стоит мой Дукати, двухколесный черно-красный монстр. Двести четырнадцать лошадиных сил, эх. Вот так живешь и не вспоминаешь о нем, а потом видишь, и аж внутри все замирает от предвкушения.       Также тут стоят три Бентли. Рубиновая — мамина, хотя она редко, когда сама садится за руль. Черная — отца. И синяя. Зачем ему третья-то?       Времени на посмотрелки-постоялки нет, поэтому нажимаю кнопку на брелоке и подхожу к байку, снимаю с подножки, надеваю шлем и, сев, завожу. Машу Лёхе. Времени нет. Пока Лёха спускается с лестницы, разворачиваюсь. Дверь уже открылась наполовину. Стоит другу сесть, тесно придвинувшись, и надеть второй шлем, стартую, на ходу вжимаю в кнопку закрытия гаража, и рву в ночь.       Ветер в харю, а я хуярю. Так-то, конечно, не в лицо, а в шлем, но смысл ясен.       Так как я забрал свою связку ключей, шлагбаум на посту охраны поднимаю тоже сам, нажав кнопку.       Ночь, пустынные дороги, скорость — класс. Наслаждаюсь каждой секундой, но до Лёхи мы добираемся слишком быстро.       — Чума! — комментирует друг одним словом, когда мы слезаем с байка, и я с ним согласен. Тут и добавить нечего.

***

      Иоанн       Номер «Ираклиона» встречает тишиной и прохладой. Где-то внизу бушует не мой праздник, и все что остается — ждать. Когда-то в таких ситуациях я начинал нервно расхаживать по помещению, переживать из-за неизвестности, прокручивать в голове варианты развития событий, но это давно в прошлом. Сейчас во мне лишь апатия и смирение.       Иногда мне кажется, что я давно умер. Вот в тот день, когда пришел к Аркаше и упал в ноги, желая избавиться от всесокрушающей боли. Или когда ради очередной дозы согласился лечь под того мужчину. Я его почти не помню. Может, это потому что я умер, а все последующее просто агония издыхающего мозга?       Интересно, возможно ли это — умереть и не заметить? От меня давно осталась лишь тень. Размытое отражение в грязном озере, что поросло травой.       Иногда в него попадает камешек, что приводит в движение ровную гладь, отражение размывается, и я на несколько мгновений начинаю чувствовать. Но вода быстро успокаивается, возвращаясь в исходное состояние. Отстраненного безразличия.       А потом в мою жизнь ворвался ветер. Он легко, одним дуновением, разбередил старые, позабытые чувства, заставляя отражение трепетать, поднимая на мёртвом озере волны, которых тут не должно было быть никогда.       Но сколько б он ни дул, заставляя меня шевелиться, я все равно остаюсь отражением.       Спасибо ему, что позволил вспомнить, как это, быть живым.       Я не могу заставить ветер остаться со мной навсегда. Пока я прикован к одному месту, он свободен, путешествуя вместе с облаками, лаская, будоража своими порывами природу.       Он предлагал сбежать вместе, но единственный способ переместиться — это высохнуть, оставив влажную глину, и облачком вознестись к небесам, переродиться и, пролившись дождем, исчезнуть уже навсегда, впитавшись в почву.       Минуты превращаются в часы, а я так и лежу, разглядывая идеально ровный, белый потолок. Хочется как-то его исправить, брызнуть краской, поцарапать или хоть дырочку просверлить. Не должно быть ничего настолько правильного. Не бывает такого в жизни.       Когда залитая позолотой дверь тихо отворяется, я даже вида не делаю, что заинтересован. Можешь избивать сколько влезет, мне надоело.       — А вот и мой подарочек, — самодовольный, и уже сильно подвыпивший голос Аркаши тоже не возвращает желания жить. — Не волнуйся, он чистенький и безотказный. Можешь разделить с друзьями, а можешь сам, в любом случае на сутки он твой.       — Ух ты. Шикарно. Спасибо.       Скашиваю глаза на вошедших. Двое. Такие разные. Аркаша, рослый блондин с карими глазами, человек, которого, как думал, я когда-то любил, и тот, кому отдан на ближайшие сутки — невысокий зеленоглазый брюнет в черном костюме-двойке и белоснежной рубашке. Опять белое. Почему его так много?       — Оставить вас наедине?       Не смотрю больше на незнакомца, застопорив взгляд на Аркаше. Почему-то раньше не замечал, но вот именно сейчас, когда его глаза блестят от выпитого, а улыбка не наиграна, как обычно, а почти искренна, он внешне очень похож на Лёшу. Мне аж глаза протереть захотелось. Что за выверты больного мозга? Последняя съеденная таблетка была лишней?       — Да, был бы очень признателен, — отвечает мой временный хозяин, и Аркаша, обняв напоследок своего… хм, кого? Друга? Он и слов-то таких, наверное, не знает. Компаньона? Возможно. Партнер тоже не звучит. Мне кажется, это слово подразумевает хоть какое-то доверие, у Аркаши же может быть только выгода.       Дверь хлопает, и я опять разглядываю потолок. Может, кинуть в него вазой? Получится испачкать его водой из нее, или она просто на меня вся выльется, а он так и останется бесяче-белым?       Матрас прогибается. Он укладывается рядом и тяжело вздыхает.       — Тебе ведь тоже не хочется? Я не любитель такого общения… Да и ты не в моем вкусе, прости, но с Аркашей спорить из-за этого в свой день рождения желания никакого, к тому же я в этой сфере относительно новенький, и враги мне не нужны.       Замечательно. Аркаша потом узнает, что этому нелюбителю не понравилось, и меня ждет очередной веселый вечерок. Ну и хрен с ним. Будь я в другом настроении, я бы сейчас быстро показал ему, что могу стать на любой вкус, и желание само появится, но мне так все равно, кто бы знал.       — Как думаешь, почему потолки почти всегда белые? Этого цвета не существует в природе, но люди упорно его используют. Для расширения пространства нужно брать светлые тона, но почему именно белый?       — Я где-то читал, что белый цвет несет с собой положительную энергетику, заряжает бодростью и поднимает настроение.       Отрываюсь от созерцания ровного полотна и, повернув голову, удивленно смотрю на парня. А он моложе Аркаши, почти мой ровесник.       — Тебе становится лучше, когда ты смотришь на потолок? Появляется бодрость?       — Не думаю. У меня в спальне потолок цвета шампань. Он привычнее и ощущаю я себя там лучше, наверное, потому что это дом.       Рассматриваю его профиль: правильной формы нос, высокие скулы. Что-то неуловимо знакомое.       — Ты не родственник Андрея Брежнева? — предполагаю и сразу получаю ответ:       — Сын. Знаешь отца?       — Очаровательно.       Потеряв интерес к парню, возвращаюсь к потолку. Интересно, если стул поставить на стол, я дотянусь до него ручкой или фломастером? Вряд ли. Лёшу бы сюда, он повыше.       — Это, я так понимаю, да.       — Он любит глаза завязывать и у него фетиш на соски. Странный тип, — отвечаю, задумавшись о том, что бы ещё на стул положить. Как назло, в комнате ничего нет. За то, что я рассказал, ничего хорошего мне не светит, но, как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. И так и так отхвачу по полной.       — Не уверен, что хотел знать о нем такие подробности, — отмечает парень. — Зачем завязывать глаза во время секса? Приятно же смотреть и видеть, как партнеру хорошо. Хотя я не знаю, как это у вас работает… Никогда не пробовал с… секс-работником.       — Может, чтобы не видеть, как партнеру плохо? Не знаю. У всех свои тараканы. Слушай, можешь меня придержать на стуле?       — Ты не можешь самостоятельно сидеть?       — Нет, я не могу самостоятельно стоять, когда стул шатается. Стол ниже кровати, а так, может, и дотянусь.       — Ты же не планируешь повеситься из-за того, что я тебя не хочу?       — На чем тут вешаться? Тут и люстры нет.       — А зачем наверх тогда?       — У меня есть с собой ручка. Мне так и так влетит, так хоть сделаю, что хочется.       — Тебе хочется испортить потолок? Так есть же способ проще. А за что влетит?       Он встаёт и идёт к столику, на который я до этого засматривался, желая использовать вместо стремянки. Там стоит ведёрко со льдом и каким-то алкоголем, скорее всего, игристое вино, я не рассматривал.       — За то, что не захотел тебя соблазнять. Он же знает, что я бы смог, — сажусь на кровать, подогнув под себя ноги.       — А зачем ему знать, что у нас ничего не было?       Речь его заканчивается громким хлопком выбитой пробки. Довольно наблюдаю за тем, как она врезается в потолок, оставляя маленькую царапину.       — Он любит наблюдать. Сто процентов где-то тут мини-камера, у него уже коллекция таких фильмов. Кстати, за то, что рассказал, тоже влетит, так что уже точно фиолетово.       — Отстой какой, — он прям вздыхает, будто ему действительно жаль. — И что, получается, нам обязательно нужно переспать?       — Зачем? Не хочешь, не надо. Так реально круче. Теперь он похож на что-то настоящее.       — Чем займемся? Сожжем номер?       — А ты знаешь толк в развлечениях!       — Раз в год можно позволить себе всякие шалости.       Серьезно задумываюсь над его предложением. Было б забавно. Если б мы были тут одни. Поэтому, настроившись, отменяю план:       — Не вариант. Другие могут пострадать, если огонь перекинется на соседний номер.       — Можно порезать штору и сплести канат. — Тут же выдают мне новый план. — Умеешь плести косички?       Парень ставит бутылку на стол и возвращается к кровати.       — Я умею плести канат. Только мне порезать нечем.       Была у нас как-то с Лё мечта построить такой плот, чтоб на нем можно было провести несколько суток. Мы специально для этого сконструировали навес, только бревна крепить обычными нитками было, во-первых, хлипко, во-вторых, скучно, хотелось-то как у настоящих путешественников. Канат взять было негде, зато были нити, по которым мы, три дня экспериментируя, пытались сплести что-то добротное. В итоге плот сделали, а переночевать на нем не вышло — меня мамка не отпустила.       — Тут должно быть что-то острое, — предлагаю я. — Может, ножницы? Нужно поискать.       — Так чего ждём? Давай искать!       Встаю и вместе с неожиданным подельником начинаю перебирать все, на что падает глаз. Ножницы не нашли, зато в ванной я обнаружил бритву. Маленькая манипуляция, и вот в моих руках оказывается лезвие.       — Гип-гип ура!       Подельник дёргает штору, та не поддается, но он не теряет надежды и тянет сильнее, резче. С очередным порывом гардина и карниз скрипят, трещат и обрушиваются вниз с диким грохотом.       Вместе с ними на кучу ткани плюхается и маленькая камера.       — Во, я ж говорил. А то я Аркашу не знаю.       Именинник хватает камеру, открывает окно и с размаха выбрасывает на улицу. Можно было просто вытащить флешку, но так однозначно эффектнее.       — Давай сплетем канат и сбежим гулять? — Очередной план от чудика. — Только я не знаю, на каком мы этаже и есть вероятность, что боюсь высоты, но это не точно.       — Я тоже боюсь, но так веселее. Иоанн, — протягиваю руку своему неудавшемуся временному хозяину. Похоже, этот вечер мне точно запомнится.       — Игорь, но можно просто Гарик, — он пожимает ладонь, и я довольно смеюсь, после чего мы вместе, с диким энтузиазмом начинаем кромсать несчастную штору. Разделив на три кривых лоскута, убеждаю Гарика, что делать из этого канат — расточительство, ткани не хватит. Путем короткой дискуссии приходим к решению просто связать куски меж собой, придав «веревке» максимальную длину.       Мы на третьем этаже, и шторы все-таки не хватает. В ход идут халаты из душевой, полотенца и простыня с пододеяльником.       — Ну… Почти. Темно, но, мне кажется, там меньше метра осталось, — говорю, свесившись из окна и пытаясь рассмотреть докуда дотянулось «спассредство».       — Замечательно. Я первый. Только не шуми, а то налетят всякие, а они меня достали уже.       — Могу постонать погромче, чтоб точно слышали только то, что надо.       — Давай. Жду внизу.       Он выпрыгивает из окна под мои завывания. Усевшись на подоконник, продолжаю изображать невероятную страсть, пока Гарик, держась за импровизированный альпинистский трос, отталкивается от стены, спускаясь. Замолкаю, когда «скалолаз» благополучно довершает спуск, слыша, как сначала он плюхнулся на асфальт, явно упав, а потом тихо засмеялся.       Не теряя времени, следую за ним, представляя лицо Аркаши, когда он узнает, что мы с клиентом свинтили через окно. Так-то любой каприз за ваши деньги, меня ж на сутки сдали, так что теперь все вопросы к нему.       Внизу оказывается, что длины не хватает больше, чем казалось сверху. Сердце подпрыгивает, напоминая о том, что высоты-то я реально боюсь, но я это игнорю и отпускаю руки.       Неожиданно, у самой земли, Гарик меня ловит, но мы все равно падаем, правда, вместе. Поднимаемся под общее хихиканье, потирая ушибленные места, и меня хватают за руку, таща в сторону парковки.       Большая черная машина отзывается на сигналку в руках Гарика. Запрыгиванием в нее так, будто за нами реально погоня. Он даже прогревать не стал, педаль в пол, и погнали.       — Есть пожелания о пункте назначения?       — Неа. Ты именинник, ты и решай. Есть телефон, смс написать?       Гарик, забив на руль, хлопает по карманам в поисках необходимого. Машина резко сдает влево, и я сам хватаю руль, удерживая в нужном положении. Как-то печально было б разбиться пьяным, с проституткой, на свой день рождения.       — Ты же не к Аркаше, да? — уточняет Гарик, на что фыркаю, все еще удерживая машину прямо. Так-то я водить не умею, но на машинках в детстве катался. К счастью, на дороге никого, и этого хватает.       — Аркаша-то мне на кой? Парню обещал отписаться, как дома буду. Я не дома, но почти свалил, значит, теоретически уже можно.       Гарик отдает мне телефон, перехватывая руль, и я расслабленно откидываюсь на кресло.       — Он знает, кем ты работаешь?       — Я бы не стал такое скрывать, это подло. Пароль какой?       — Очень оригинальный. Двенадцать, ноль, три. Тебе так сильно деньги нужны, что продолжаешь работать, даже при наличии парня?       — Мне деньги вообще не нужны.       Разблокирую и быстро набираю смс:       «Лё, это Ио. Я не дома, но у меня все хорошо. Ложись спать, не жди».       — Да, это не мое дело. Любопытно просто. Хочешь на пляж?       — Вези. Мне тоже любопытно, почему ты решил слинять от веселой компании в компании проститутки гулять по городу в свой день рождения.       Телефон вибрирует, сообщая о входящем.       «Спасибо, что сообщил, я как раз думал о тебе и не мог уснуть. Из самого дома тоже напиши потом».       — Да ну их. Скучные. Взрослым быть хреново, приходится ходить туда, куда не хочешь, и строить из себя не пойми кого, потому что так надо. Хочу оторваться хоть сегодня.       — Танцевать любишь? Знаю шикарное место.       «Отпишусь. У меня тут небольшое приключение, я тебе потом расскажу, но все правда хорошо. Телефон не мой, не пиши сюда больше».       Удаляю все эсэмэски и возвращаю трубку хозяину.       — Люблю. Куда ехать?       — Куда и ехал, на пляж. К Белым скалам.       — Окей.       — Я, правда, там с универа не был, но, думаю, там ничего не изменилось с тех пор.       Гарик кивает, а я наглею и включаю музыку. Из колонок раздается пиано-рок, и я делаю погромче, наслаждаясь неожиданно веселой ночью.       То, что мы приехали по адресу, понятно сразу. Народу на пляже битком, бродящие туда-сюда пьяные толпы видно ещё с набережной. Сюда не забредают люди с финансами, как у Гарика, но именно тут действительно можно оторваться от души.       Эту кафешку, или клуб, не знаю как лучше обозвать, я открыл для себя ещё до знакомства с Аркашей, будучи студентом первого курса. Днём тут можно спокойно посидеть, поесть шашлыка да пива выпить, а ночью собирались желающие хорошо потусить. Все тот же крытый танцпол, перетекающий в дощатый настил прям поверх песка, чтобы точно места хватило всем. Деревянная, вытянутая барная стойка, разделяющая танцпол посередине почти до линии прибоя. Кстати, на ней тоже часто танцуют без малейшего стеснения. Светомузыка, бьющая в небо, и колонки размером с меня по всему периметру.       Тут всем плевать сколько кому лет, какой национальности и что из себя представляешь. Единственная задача — веселиться.       Протаскиваю через толпу Гарика к бару, тормозя около эффектной блондинки-бармена. Не та, что была раньше, но, судя по счастливому лицу, не менее дружелюбна, чем предыдущая.       — Шампанского! А ты что будешь?       — Я не пью, я курю, — достаю из кармана купюру, протягивая, и девушка, понятливо кивнув, достает из-под стойки сигарету с зажигалкой, после чего наливает в бокал шампанского и ставит перед Гариком вместе с бутылкой.       — Кстати, — хвастается он. — В том году я сжег номер, никто не пострадал.       — Если так хочется что-нибудь поджечь, можем устроить костер или тачку спалить, только подальше отсюда, тут все деревянное, — прикуриваю, затянувшись чуть горьковатым дымом. По телу проходит волна расслабления, и огни вокруг начинают плясать ещё веселее.       — Да нет, хотя идея хорошая. Зачем повторяться? Можно придумать что-нибудь еще.       — А вы с Аркашей типа партнёры, или че? — дым уже прошел в лёгкие, развязывая язык. Музыка, орущая вокруг, и счастливо-пьяные крики зазывают присоединиться, но пока любопытство перевешивает.       — Ага, занимаемся одним делом. Только я недавно начал, как отец место освободил.       — И как? Нравится ломать чужие жизни?       — Я никого употреблять не заставляю, а долги набирать — тем более. Вот когда платить отказываются, тут да, приходится вмешиваться, но это редкость. Отец постарался, чтобы на нашей территории подобных смельчаков не было.       — Один хер всем уготован новенький котел в преисподней, — сигарета заканчивается, и я, притушив её, хватаю Гарика за руку. — Мы сюда отрываться пришли или посидеть? Пошли танцевать!       Он подрывается, и я тащу его на барную стойку, распихивая других желающих оказаться повыше. Музыка полностью завладевает мной, становится все равно, что было и будет. Я столько лет не танцевал, но тело само знает, что делать, даже задумываться не приходится. Гарик не отстаёт, и мы окончательно отдаемся танцу, подпевая знакомым песням, забив на все. Ко мне клеится невысокая, явно пьяная девчонка, но мне так пофиг уже на все. Танцую с ней, потом с расплывающимся брюнетом, который предлагает поделить с ним ещё одну сигарету. Оглядываюсь на Гарика, он уже окучивает миловидного блондинчика и, поняв, что мой вынужденный «компаньон» на сегодня при деле, соглашаюсь.       Дальнейшие события сливаются в круговорот огней и музыки. Танцую, будто последний раз в жизни. Теряю равновесие и падаю со стойки, но меня подхватывают, затягивая в толпу, весело галдящих тел. Пою вместе с ними, потом вновь находится Гарик, еще более пьяный, чем был, но абсолютно счастливый.       Когда солнце появляется над горизонтом, я вспоминаю, что мы ж на пляже! Хватаю Гарика и тащу к морю. Народа уже меньше, кто спит, привалившись к зданию кафе, кто целуется, спрятавшись под скалами, кто, шатаясь, уплелся домой.       — Купаться! — радостно верещу, скидывая одежду. Не чувствую холода, будто тело давно слилось с природой, став частью творящегося безумия.       Он раздевается вместе со мной, с нами ещё человек пять, все абсолютно голые, парни и девушки, никто не смотрит на то, какого человек пола.       Море сегодня спокойное, волн почти нет, и я ныряю, сразу с головой, уходя под ждущую меня толщу воды.       Сознание немного прочищается, смеюсь, громко крича, обнимаю такого же счастливого Гарика и зазываю начать морское побоище.       Девки верещат, парни брызгаются, кто-то кого-то пытается поймать под водой и пощупать. Выбираемся на холодный, пронизывающий до костей воздух, уставшие, замёрзшие, тяжело дышащие и немного протрезвевшие.       Солнце уже совсем поднялось, освещая наши трясущиеся тушки.        — Айда в тачку греться? — спрашиваю отбивающего чечётку зубами Гарика.       Он кивает, мы подхватываем наши, слегка влажные, вещи, натягиваем трусы и несёмся к машине, где Гарик тут же включает печку на всю.       — Капец, жара. Куда так топят?! Но мне понравилось. Спасибо.       — Ты ж сам и топишь, чудик, — хохочу, расплываясь по сидушке. Тепло. Хорошо.       — Да я про улицу, холодно там.       — Зато протрезвели, а то я уже падал. Чё, по домам?       — Да, давай. Куда тебя везти?       — Домой, куда ещё… — говорю и неожиданно для себя называю адрес Лёши.