Астери

      Мирослав       Зря… зря я это затеял.       Да, он мне нравится.       Да, с первого дня.       Глупо отрицать очевидное.       Из всех людей на планете я умудрился выбрать самого неподходящего.       И это снова обещает мне гору проблем, из которых только-только начал выбираться.       Как так вышло, что буквально за неделю, все, что я так старательно строил последние полгода, вдруг оказалось на краю пропасти?       Что бы там Аид себе ни думал, он — сын своего отца. И тот его не отпустит. Рано или поздно он вернётся туда, где ему и место, забив и на меня, и на все остальные глупости. И я бы мог даже положить на то, что отношения с Аидом в любом случае не продлятся долго, я привык терять людей. Но чего мне будут стоить эти временные отношения? Смогу ли я жить потом спокойно, зная, что из-за моего увлечения пострадал Сава?       Нет, нет, и нет. Никаких Аидов, никаких миллионеров с их играми в богов, никаких парней и девушек в моей жизни, пока не выберусь окончательно.       До совершеннолетия осталось совсем немного. Потом проще будет. Если никуда не влипну, меня снимут с учёта, подкоплю денег, откошу от армии, смогу бросить колледж и спокойно работать. А там, глядишь, и долги выплачу.       Через четыре года Сава выпустится, мне не надо будет больше так впахивать. Может, и правда, на какую-нибудь заочку пойду учиться, уйду из «Астери» и забуду все эти годы как страшный сон.       Только почему от этих мыслей такая тоска в груди? А от воспоминаний об украденном поцелуе в лёгких воздух заканчивается?       Его не должно было быть. Всего этого быть не должно. И не будет.       Дьявол, отчего я так слаб? Почему всегда все делаю неправильно? Знаю, как надо, но раз за разом повторяю ошибки, одна хлеще другой.       На кой черт он в клуб устроился? Неужто работы другой нет? Не обращать на него внимания на учебе было бы проще, я там все равно сплю. Но он, как проклятье, мелькает передо мной и днём, и ночью. Ещё и говорит все время, слишком ласково, слишком обнадеживающе. Понимаешь, что верить нельзя, но так хочется.       И любить хочется. И тело так соскучилось по чужому теплу.       Сколько у меня секса не было? Год?       Отчего я такой неправильный? Не заморачивался бы, выбирал кого посимпатичнее и спускал пар.       Другие же после такого не чувствуют себя половой тряпкой.       Я бы прям сейчас пошел снял кого-нибудь, благо кандидатов, как мошкары в июне. Только знаю, к чему приведет. Пробовал.       Или напиться. Впервые в жизни. Так, чтобы голова отключилась, забыться и все. Можно было б написать Славке, он бы точно приехал. Только как я после такого на работу пойду? И на выходных нельзя. Не могу ж я Саву с бабулей оставить и нажраться, он так радуется, домой приезжая.       Раздираемый столь противоречивыми мыслями, я умудрился добраться до дома, никуда не врезавшись. Бабуля сегодня, к моему счастью, ничего не творила, даже разговаривала адекватно, почти как раньше. На радостях уболтал ее налепить пельменей, на что мы потратили более двух часов, но оно того стоило. Как в детство вернулся.       Хотел сегодня заняться монтажом видео, но вместо этого после раннего ужина, просто прижал к себе Плюшу и отрубился.

***

      Аид       Двенадцать часов сна дали свои плоды: Матвей мне больше не снится. Так непривычно от этого. Оглядываю заваленный стол. У меня есть время, и я могу заняться этим. Потому что непонятно, будут ли у меня на новой должности вообще когда-нибудь выходные.       Встаю и нахожу самую удачную версию, красками на прогрунтованном холсте, и продолжаю начатое. По факту, картина почти закончена, но меня в ней все равно что-то не устраивало, а сейчас понял — тени. Заканчиваю в то время, когда обычно встаю. Теперь дать просохнуть и покрыть лаком. Все остальное отношу в мусорку.       На картине — спина Матвея из моего сна. Он лежит на белых простынях и спит.       Вздыхаю и иду на пробежку.       В колледже Мирослав меня, как обычно, не замечает, а Лёха вообще не пришел. Пишу ему эсэмэску:       «Ты, блин, хоть предупреждай, что пропадешь… У тебя все нормально?»       Отвечает на удивление быстро:       «Будет нормально, когда достанешь инфу. А ща я сплю. Заебался».       И чего его так переклинило на мальчике-«бабочке»?       Лезу, куда не просят, и пишу снова:       «Я не понимаю… Ты влюбился, что ли?»       На этот раз ждать приходиться аж полчаса, но ответ все-таки прилетает:       «Я бы не назвал это так… Это что-то не такое земное. Я — чувствую, понимаешь? Я наконец-то испытываю эмоции. Такие простые на первый взгляд, но архизначимые для меня. Важные. Прям очень. Я не могу теперь все оставить и идти дальше. Я обязан ему помочь. И это не повод его добиться. Просто хочу, чтобы он был счастлив».       «Надеюсь, у тебя все получится» — отправляю и убираю телефон.       Вот это новости… Я предполагал, что когда-нибудь он устанет и остановится, но не думал, что это будет так скоро. Пока не понимаю, как относиться к тому, что Иоанн — «бабочка». Я пока вообще не понимаю, как относиться к Иоанну. Сначала нужно приглядеться. Другу я помогу в любом случае.       После занятий отправляюсь в «Астери», где Ксандер вводит меня в курс дела. Не выдерживаю и спрашиваю:       — Кас, ты что, тут живешь?       Ну, серьезно, он всегда тут. Никогда не видел, чтобы он куда-нибудь уходил. Даже когда после закрытия все расходятся, он остается. И вот сегодня — я пришел к четырём, как и договаривались, а он явно тут давно. Или нет, и это лишь иллюзия его вездесущности?       — Иногда мне кажется, что, да. Надеюсь, с твоим приходом личного времени у меня прибавится. Ну что, готов поглощать знания?       — Всегда готов.       Главное теперь, все не запороть. И не из-за того, что отец тут главный. Как раз из-за отца хочется все портить, но я не могу. Если взялся что-то делать, нужно делать это хорошо или вообще не лезть. А если взялся, но не получается, нужно продолжать, пока не получится. Прям как с картиной. Я начал еще до армии. Получилось же в итоге.       Ксандер ведет меня наверх. Я, к слову, тут еще не был. Цивильно все. Коридор и двери по бокам. У меня теперь есть личный кабинет в самом конце. Он небольшой, тут только стол с креслом, шкаф и диван. Даже дверь есть в отдельную душевую с туалетом. Кас объясняет, что сначала тут тоже хотели сделать номер, но из-за размера отказались. Остальные комнаты посвободнее.       В каждом номере есть кнопка помощи, а у меня прибор. Если кто-то нажмет, у меня загорится панель с цифрой. Но на такое сильно рассчитывать не приходится. Либо все проходит нормально, либо… Был тут случай, очень давно — кнопку нажать не успели…       За первую смену я умудрился познакомиться со всеми «бабочками», которые работают сегодня. И с Иоанном. Симпатичный — да, но что в нем так зацепило друга, я не понял.       По ходу дела читаю досье на мальчиков. То, что я там нахожу, ни хрена не хорошо. Почти у всех проблемы.       А вот и дело Иоанна, и я даже боюсь представить, что может быть там.       Учился на архитектора в строительном, бросил на втором курсе. Тут даже характеристики из ВУЗа есть, неплохо они пробивают информацию на работников. Неудивительно, что про меня сразу выяснили. Учился, кстати, на первом курсе хорошо, а на втором гулять начал. Но, в отличие от большинства, приводов в полицию нет вообще, как и информации о здоровье. Не местный, но это я уже знаю, родители живы, школу закончил с золотой медалью. Живет на съёмке, которую ему оплачивает Аркадий Александрович Поляков. Пятьдесят процентов заработка автоматически переводится ему же, по договору. И приписка от Каса, обычной ручкой: «Должник. Употребляет психотропные. Если сняли больше, чем на три часа, после зайти проверить, может отключиться».       Заебись. Превосходный парень. Бля, Лёха, ну почему все так сложно-то?!       Забиваю на то, что уже два ночи и пишу другу:       «Узнал. Принимает психотропные, есть долги какому-то типу. Тут многие ему должны. И этот же тип снимает для него квартиру».       Подумав, отправляю Лёхе еще и адрес с номером телефона. Нарушаю сейчас, наверняка, много всего. Но я пообещал другу, а это важнее.       Лёха присылает сухое: «Спасибо».       Следующее досье по Мирославу.       Чемпион мира по контемпорари в юниоре. Также адрес, с кем проживает, номер телефона. Его брату четырнадцать, первая группа инвалидности. Платная школа-интернат, оплата ежемесячно со счетов Мирослава.       Сирота. Мать умерла четыре года назад. С отцом два суда по неуплате алиментов.       В восьмом классе был в детском доме. Четыре отказа от приемных семей.       Дальше их с братом забрала бабушка, а вот занятия спортом он не возобновил.       В девятом падает успеваемость. А в десятом уже пять приводов в полицию: нарушение комендантского часа, драки и последний, самый странный, подозрение в продаже наркотиков. Дело каким-то образом замяли, абсолютно никакой информации об этом. А в конце года исключили из школы.       Дальше ничего не известно, а полгода назад он устроился сюда. Потом поступление в колледж.       Трижды был работником месяца и один единственный выговор: мэр заказал приват и опоил Мирослава, после чего полез, а тот его облевал.       Кошмар какой-то, честное слово. А мэр, та еще паскуда. Бедный Мирослав. Хорошо, что тогда все нормально закончилось, но будет ли так всегда?!       И приписка от Каса: «ПРИВАТ НЕ РАЗРЕШАТЬ!!! Долг —? , скорее всего, да. Разговорный английский, французский, итальянский не очень, можно ставить к иностранным гостям».       Так, и что мы имеем? У всех долги и какая-то поебень. И что делать? Я не Санта Клаус и не Супермен, и помочь сразу куче народа не могу. А если не всем, а только Мирославу? А как? Хрен его знает!       Откладываю досье, на сегодня с меня хватит. Это же просто жесть!       Живешь себе такой и думаешь, что если не в мире, то в твоем городе все хорошо, а потом выясняется…       К Мирославу идти и вытаскивать информацию не вариант, да и по-хорошему, лучше мне, и правда, к нему не приближаться.       Для начала нужно выяснить, кто такой этот Поляков. Гложут меня сомненья, что это все связано и намного глобальнее, чем могу себе представить.

***

      Иоанн       Следующий день       Иногда я теряюсь во времени. Дни и лица смазываются-смываются в моем сознании, выхватываются лишь отдельные, самые яркие эпизоды. Клиентов я не помню. Их лица затуманены, действую как во сне — не всегда могу понять, произошло ли что-то в действительности, или привиделось в очередном наркотическом бреду. Возможно, это подсознание оберегает меня от окончательного сумасшествия, а возможно, я действительно давно сошел с ума, и сейчас мой мозг доживает последние мгновения.       Не могу избавиться от привычки разговаривать с тобой мысленно. Да и с тобой ли я говорю? Наверное, мне не хватает общения. Простого, человеческого, когда можно без страха высказать всё, передать свои мысли и переживания, знать, что тебя выслушают. Тяжело вспомнить, когда это началось. Я хотел подойти к тебе и проговаривал про себя возможные варианты развития диалога, но так и не решился. Варианты множились, идеи сменялись, а я так и не решился, видя, как ты отсылаешь остальных, не давая и малейшего шанса раскрыться в твоих глазах.       Теперь это не имеет смысла, так как мы начали общаться в реальности, и я отчётливо понимаю, что все, о чем думаю, я тебе никогда не скажу, не смогу признаться и видеть, как мои невозможные надежды рушатся.       И ты оказался не таким, как я представлял. Не знаю лучше или хуже, просто другим. Но привычка никуда не делась. Прости мне эту очередную слабость. Она никак тебя не напряжет и не коснется, но мне так проще.       Знаешь, недавно я встретил человека из прошлого. Того самого, который дарит кроху света, напоминая о том, что в этом мире есть еще нечто нормальное, не пропитанное гнилью и запахом засохшей спермы. Отвратительный душок, не находишь? Кажется, я весь пропитался им.       Как же я испугался тогда, поняв кого именно встретил! Хотелось провалиться в преисподнюю и сгореть там, не оставив следа. Если сейчас ты подумал, что устыдился я того, кем стал, то знатно ошибся. Мне давно уже все равно.       Нет, я испугался, что придется работать с тем, кого когда-то любил.       Глупость, конечно.       Да и любовью это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее детская наивность, переросшая в помешательство.       Моя любовь вообще всегда стояла в обнимку с безумием.       Он изначально был для меня кем-то большим, чем просто друг. Я и сам не до конца помню, как пришел к мысли о влюбленности. Мне просто хотелось быть с ним всегда, дышать одним воздухом, слушать его голос, ловить улыбку. Знаешь, как он смеялся? Я такого больше нигде не встречал. Искренне, звонко, всей душой.       О сексе я тогда и не думал. Хватало простой тактильности. Он всегда был удивительно тактильным. Постоянно лез обниматься, прижимал меня за плечи, дружески, а у меня сердце выпадало.       Я с ним всё-таки переспал. Так много секса вокруг, он давно превратился в скучную обыденность, с наигранными улыбками, чувствами.       Многие клиенты, заказывая проститутку, хотят хоть ненадолго почувствовать любовь, и я им всегда дарю её отблеск, я ведь профессионально научился играть все эмоции, которые хотят купить люди. Ты думал, мы продаем лишь тело? Как глупо… обычным сексом давно уж никого не удивить. Они приходят сюда, думая, что хотят удовлетворить плотские желания, но мы знаем, — все мы знаем — что это далеко не так. Наши клиенты одиноки, возможно, даже больше, чем мы. Кому-то, чтобы почувствовать себя живым, надо исправить влюбленность, кто-то хочет увидеть чужую боль, кому-то достаточно обычного тепла и понимания, иным, кому особенно плохо, хочется унизить и самоутвердиться.       Но с ним… С ним впервые показалось, что мне не надо играть. Что хоть на мгновение я могу стать самим собой. Прежним.       И пусть это самообман, но мне было хорошо в ту ночь. Как никогда.       А сегодня он написал мне письмо. Передал слегка измятый конверт через Аида, ты ж его знаешь, да? Конечно, знаешь. Я видел ваш поцелуй. А кто бы не заметил? У тебя всегда все эпатажно.       Мне искренне жаль, что, похоже, у вас ничего не получилось. Вы так показушно теперь не замечаете друг друга. Я был бы рад, если бы ты нашел свое счастье. Слишком много грусти в твоих глазах.       Я выучил это письмо наизусть. Перечитал, наверное, раз сто, не меньше. Хочешь, я и тебе прочитаю? Мне для того и листок не нужен. Оно слишком личное, чтобы я мог сделать это в реальности, но мне так хочется поделиться. Тут ты меня не услышишь, так что слушай.       «Ио, — пишет он, называя меня тем глупым, мелким сокращением, которое когда-то меня так бесило, а теперь вызывает столь сладкую боль. — Я понимаю, что, возможно, тебе не нужна помощь, тем более моя, но не могу просто так все оставить. Твоя работа тебя убивает, я чувствую. Я ни в коем случае не осуждаю и не обвиняю. И если вдруг тебе на самом деле нравится твоя действительность, просто выкинь это письмо и забудь.       Я узнал, что ты принимаешь, и могу оплатить клинику. Знаю, на тебе долг, и могу помочь и с этим. Я правда хочу это сделать, не потому, что ты заставил меня снова начать чувствовать, а потому что это ты. Я хочу, чтобы ты был счастлив и улыбался искренне. Не подумай, что это из-за какой-то выгоды или еще чего. Это безвозмездно. Мне не нужно ничего взамен.       Ты просто реши, чего действительно хочешь и сделай это. Если тебе нужна моя помощь — обращайся. Даже если кажется, что все неразрешимо, я найду выход, он всегда есть. В крайнем случае я могу как минимум выслушать.       Иногда одному сложно справиться.       И еще, в любом случае у тебя теперь есть место, куда ты можешь прийти. Тебя там ждут любого. Плохо тебе или хорошо, ты можешь прийти. В любое время. Даже если меня не будет дома.       Я тебя всегда буду ждать.       P.S.: Помнишь ночь перед моим отъездом, тогда, давно? Мы ночевали на сене. Я проснулся раньше, а ты во сне придвинулся ко мне и обнял. Я испугался. Я тогда еще не понимал, что мне нравятся мальчики. Так что, то, что я совсем пропал потом, моя вина, и тут ни при чем какие-то посторонние дела. Я струсил. Но больше не буду. Я теперь бесстрашный.       P.S.S.: Я оставил свои эмоции и чувства с тобой, и в воскресенье ты мне их вернул. Спасибо тебе!       Лё».       Да-да, ты правильно понял. Оказывается, мои чувства тогда были не одиноки. Только я принял их с лёгкостью и покорностью, а он испугался. Могу ли судить его за это? И мало ли я сам совершал ошибок, запутавшись в себе?       Ах, как бы я хотел получить нечто подобное пару лет назад! Я бы бросил все, кинулся ему в ноги, перекладывая все проблемы на кого-то другого, более сильного, способного их решить.       Но мальчики взрослеют. У одних растут игрушки, у других — отчаянье. Я давно рухнул на ту глубину, где не поможет спасительный канат. Все, что могу, это утянуть его с собой вниз, в мою тьму. А я не хочу этого.       Ах если бы все можно было решить деньгами… Он не первый, кто захотел выкупить меня. Когда-то я тоже наивно предполагал, что все дело в деньгах, и поплатился потом за это.       Он меня не отпустит. Сколько бы ему ни предложили.       Привык к своей игрушке.       А я привык быть никем.       Письмо я то выкинул, а толку? Его строки каленым железом выжжены в моей душе.       Но ключ я оставил. Да, он мне передал еще и ключ. Я никогда им не воспользуюсь, но меня чуточку греет мысль, что он у меня есть.       С ним проще дышать.