Love is the answer and music is healing

Сознание Хёнджина плавилось из-за жара, быстро разливающегося по его лицу. Хёнджин отчётливо чувствовал, как полыхают его щёки и уши, и виной тому был явно не алкоголь. Тёплый шёпот Соджуна у его уха был подобен гипнозу, сосредотачивая всё внимание Хёнджина только на нём. А аромат хвои обволакивал лёгкие, мешая сосредоточиться и заставляя душу младшего выворачиваться наизнанку, когда в голове, словно в быстрой промотке, начали мелькать события того забытого вечера. Всё казалось каким-то несвязным, запутанным и неправильным. Что могло такого случиться, чтобы Хёнджин плакался у Соджуна на плече, а потом старший нёс его на руках до своей машины? Что такого между ними произошло, что Соджун оказался в его квартире? И что, чёрт его дери, между ними произошло такого, что тот прямо сейчас разминает плечи застывшего в шоке молодого человека? Причём ещё и ничуть не стесняясь, наблюдая за сменой целого спектра эмоций на его профиле, явно получая особое удовольствие от наблюдения того, какое влияние оказывает на младшего. Нетронутый стакан воды и таблетка быстро оказались в руках музыканта. Соджун обвёл взглядом столик и, встретившись с внимательным тяжёлым взглядом Сынмина, показательно наклонился ещё ближе к Хёнджину, поднося таблетку к губам не отводящего от него взгляда одурманенного младшего. Хёнджин же, словно заворожённый, тут же открыл рот, позволяя Соджуну вложить в него неизвестную белую пилюлю, и без всяких вопросов запил её водой, которую старший поднёс к его губам незамедлительно. И это несмотря на то, что ещё буквально пару минут назад не сделал бы этого, даже находясь под дулом пистолета. Глаза довольного таким повиновением Соджуна задорно заискрились, когда он перевёл взгляд обратно на уже побледневшего от неловкости и явно незнающего, куда себя деть Сынмина, отчаянно пытавшегося занять себя рассматриванием своих пальцев. Заметив на себе этот полный веселья и издёвки взгляд, Ким неловко прокашлялся, тут же начиная озираясь по сторонам с напускной заинтересованностью. Хёнджин же всё также неподвижно сидел, не способный вымолвить ни слова. Он лишь тяжело сглотнул, когда привычно пронзительный, игривый взгляд Соджуна сменился на хищный, откликаясь на такую бурную и однозначную реакцию со стороны Хёнджина. Соджун, казалось, был прекрасно осведомлён о том, какой эффект производит на младшего. Его действия были выверены и точны, словно он играл на сложном музыкальном инструменте, стремясь добиться идеального звучания. Хёнджин же был этим самым инструментом, и каждая его эмоция, каждое движение были для Соджуна как музыка. Музыкант медленно приблизился к уху младшего, одной рукой крепко зафиксировав его плечо, но так, чтобы при желании младший мог высвободиться, а другой массируя затылок того, играючи перебирая отросшие пряди волос пальцами. Этими действиями он запускает новый табун мурашек по телу младшего и доводит его и так отъехавший рассудок до технической ошибки. Мозг Хёнджина дымится из-за перегруза от поступающей информации и попыток найти нужную эмоцию, которой он сможет отреагировать на такие действия музыканта. — Даже не думай сбежать от меня, светлячок. Старший нежно обводит пальцами раскрасневшуюся щёку и челюсть Хёнджина, останавливаясь на подбородке, немного надавливая на него, чтобы прикрыть стремящуюся опуститься на пол челюсть. Картинка в глазах Хвана тем временем переставала быть мутной. Помещение клуба всё ещё находилось будто в расфокусе, но Соджуна перед собой он видел даже слишком чётко и ярко. Настолько, что становилось не по себе. Но отвести взгляд он не мог, будто какая-то невидимая сила не позволяла. Старший ухмыльнулся такому Хёнджину и щёлкнул залипшего младшего по носу, добившись забавного «ой». Заметив группу музыкантов, вышедших на сцену и начавших подключать свои инструменты и аппаратуру, он, ничего не сказав, ушёл, растворяясь в толпе, уже успевшей собраться недалеко от сцены. Хёнджин какое то время ещё пытается отыскать знакомый силуэт в толпе, даже приподнимаясь со стула, дабы охватить большую площадь помещения, но тот будто сквозь землю провалился. Потерпев неудачу, младший, раздражённо сложив руки на груди, разочарованно плюхнулся на место, прожигая толпу недовольным взглядом. — Как хорошо, что мы сидим на приличном расстоянии друг от друга. Ты не говорил, что твой парень так агрессивно помечает территорию. — Нет у меня никого. И ииу, вот эти свои собачьи прелести с «помечанием территории» оставь лучше при себе. Красноречиво поднятая Сынмином бровь ясно давала понять, что тот не верил словам Хёнджина ни на йоту. Хёнджин же лишь звучно цокнул, закатив глаза. Сынмин уже открыл рот, что бы сказать что то ещё, но его отвлёк отчётливо различимый истеричный смех, доносящийся со стороны сцены. На звук которого обратили своё внимание не только Хёнджин с Сынмином, но и почти все посетители клуба. Даже Чонин, играющийся с шейкером за барной стойкой, застыл, пытаясь разглядеть в толпе, от кого исходил этот демонический смех умирающего адского тюленя. Хёнджин же снова закатил глаза, безошибочно узнавая в этом преисподним звуке смех своего друга, тут же находя того взглядом. По надутой мине, еле плетущейся рядом с Джисоном персоне, всё становилось понятно. У этих двоих что-то случилось. И держащийся за лоб и одну из ягодиц Феликс с виднеющейся свежей ссадиной на руке, лишь подтверждает предположение Хвана. Но, как бы ни хотелось побеспокоиться за друга, ржущая рядом с ним белка не давала проникнуться искренним сочувствием к явным страданиям младшего. — Ты же ушёл выпустить Феликса. Что у вас за побоище успело произойти? — Фе..Феликс..ахаха…умора…ахаха…ух…да. — Джисон, я ещё не успел купить переводчик с беличьего. Можешь сделать одолжение и говорить на общеизвестном языке? — Он..Он..ахаххах — Из-за него я упал. — Если ты увидел его физиономию, проявляющуюся в кромешной темноте, то это и не удивительно. Я бы сразу коньки отбросил. После слов Хёнджина Сынмин звучно рассмеялся. Джисон моментально переменился в лице и резко толкнул того ногой, начиная вновь метать молнии в направлении безобидно сидящего молодого человека. Сынмин нанёс Джисону ответный удар, после которого уже ни от кого не могло скрыться напряжение Джисона и его готовность взорваться в любую секунду. Парень становился всё краснее и краснее, а ноздри его расширялись после каждого звучного выдоха в попытке успокоится. Сынмин потянулся к своему бокалу, стоящему аккурат на краю, но его опередила рука Джисона, нарочно скидывающая его на пол. По залу раздался звонкий звук разбившегося стекла. На непроницаемый взгляд Сынмина Джисон ответил невинной улыбочкой без капли жалости и сожаления в глазах. — Упс. — Слушай, может, запишешься к врачу? У тебя точно есть какие-то проблемы с неконтролируемой агрессией. — Я могу и тебе устроить поход. — Ты уже мне устроил поход к врачу. Хватит людей калечить, Хан. Ведёшь себя как детсадовец. А бедному хлебушку сейчас ещё и убирать за тобой. — Пускай благодарит за это человека с камнем вместо лица. — Я ничего не делал. — Ты родился. Этого уже достаточно. Несмотря на красноречивый активно-агрессивный настрой в сторону Сынмина, Джисон самостоятельно начинает ликвидировать последствия своего эмоционального всплеска, который он выместил на бедный, ни в чём неповинный бокал. Он хотел насолить Сынмину, но точно не милашке Чонину. Сынмин же, как ни в чём ни бывало, начинает размахивать ногой под столом, в аккурат рядом с сидящим на корточках Ханом, когда тот наклоняется, чтобы протереть пол под столиком. Испугавшись потенциального неприятного удара, который тот мог спокойно получить в район переносицы чужим коленом, парень дёрнулся вверх. Его голова со всей силы встречается со столешницей, и по всему столику проходится вибрация. Казалось, что и сам Джисон вибрирует вместе с ним, когда медленно появляется в поле зрения остальных. Это походит на юмористическую вырезку из какого-нибудь «Том и Джерри». Не хватало только, чтобы голову Джисона расплющило, и вокруг неё начинали летать звёздочки для большего комедийного эффекта. — Упс. — Ты сделал это нарочно! — Я даже не дотронулся до тебя. Ты сам впечатался в стол. Да так, что все услышали звук пустоты у тебя в голове. — Ах ты гад… — Всё, хватит. Феликс поднялся со своего места и насильно пересадил Джисона на своё место, дабы тот оказался подальше от Сынмина, надеясь хоть немного снизить градус напряжения между этими двумя. Иначе их схватка грозит дойти до кровопролития в ближайшие минуты. Достаточно того, что они уже походят на двух калек. Не хватало ещё, чтобы за время отсутствия в заведении Чана эти двое успели учинить здесь драку. А Чан мог быть действительно суровым и непреклонным, когда дело касалось порядка и дисциплины в его заведении. Можно было быть уверенным на сто процентов, что Чан лично придёт по их грешные души, и тогда уже никому из присутствующих сегодня здесь несдобровать. Хёнджин, наконец, смог оглядеть Феликса. Заметив на его лбу начинающую проявляться шишку, он привлекает к себе внимание блондина и, бесцеремонно потянувшись через весь стол, делает по ней звучный «пуньк». Блондин дёрнулся, надувая губы и потирая зудящую из-за действий Хвана шишку. Беззвучные смешки со стороны Джисона возобновились, и подавить их уже не могли ни суровый взгляд друга, ни «случайный» пинок со стороны Сынмина, ни осуждающий взгляд непонимания со стороны Хёнджина. — Когда я пришёл, Феликс…Фел…Хахаха, я не могу, простите. — Джисон, соберись. Ты зашёл, а Феликс что…? — Ничего. — Цыц, блондиночка. — Он сидел на колонке спиной к двери, а когда я пришёл, он обернулся и…ахаха — Ииии…? Джисон, я начну ломать тебе пальцы, если ты не перестанешь ржать. — Он потерял равновесие и свалился с колонки, попутно потянув за собой стоящую рядом барабанную установку. Вы бы слышали, какой грохот стоял. Ахахаха. Феликс передразнивал голос Джисона и корчил умирающей от смеха беличьей туше раздражённые гримасы. Хёнджин старался не смеяться. Правда, старался. Первые секунд пять. Пока не воссоздал описанные Джисоном события в своей голове и не сопоставил все травмы блондина с произошедшим ранее. Видя предательство друга, который начал смеяться в унисон с Джисоном, Феликс кидает Хёнджину в лицо промокшую салфетку, которой он не так давно вытерал конденсат, стёкший на поверхность стола с холодных бокалов. Хёнджин скорчился в отвращении, стряхивая салфетку куда-то на пол и отпихивая её подальше от их столика носочком обуви, которую так же, как лицо и руки, поспешил протереть сухой салфеткой, когда угроза была устранена. Толпа возле сцены стала громче, когда на сцену поднялся уже знакомый Хёнджину силуэт. Хёнджин заинтересованно оглядел зал, подмечая, что из раза в раз Соджуна встречают крайне тепло. Более того, здесь никогда и никого не встречают так громко, как Соджуна. Ощущение, что он здесь местный айдол, учитывая визги и поведение некоторых отдельных персон, которые были близки к смерти каждый раз, когда Соджун случайно переводил на них взгляд или, не дай бог, мог дотронуться. Музыкант подходит к мрачному клавишнику, который возился с аппаратурой. Тому, очевидно, было абсолютно плевать на происходящее вокруг сумасшествие, и он и бровью не повёл, когда к нему в плотную подошёл музыкант и крепко сжал его в своих медвежьих объятьях, постукивая по спине. Клавишник стоял так же неподвижно, руки его болтались по сторонам, а лицо его загораживал Соджун, хотя едва ли оно смогло выразить что-то отличное от того, что так и кричал язык его тела. По какой-то причине эта встреча была радостной только для одной из сторон. Несмотря на скупую реакцию клавишника и немного неловкое молчание в зале, к ним поспешили подбежать барабанщик и басист, хватая обоих в свои объятья и сжимая два сопротивляющихся тела со всей любовью. Хван не припомнит, чтобы видел такие взаимоотношения Соджуна с кем-то из команды клуба. Он может припомнить одно-два стандартных рукопожатия, но чтобы так зажиматься на сцене… Такого точно не было. Под оглушительные возгласы зала и яркие улыбки команды музыканта тот стремительно подходит к стойке с микрофоном, медленно скользя по залу внимательным взглядом. Хёнджин чувствует, что его сердце начинает моментами замирать. Перед сценой царила возбуждённая атмосфера. Воздух был наполнен предвкушением и лёгким гулом разговоров. Слабый свет от разноцветных прожекторов, установленный вдоль сцены, создавал таинственное и волнующее настроение, перекликаясь с приглушённым шумом приборов и настраиваемых инструментов. Некоторые девушки подняли руки, пытаясь привлечь внимание музыканта, некоторые махали телефонами, чтобы запечатлеть момент. В глазах людей горело восхищение и радость. А ведь Соджун только подошёл к микрофону. Аура единения и общей эйфории охватила всех присутствующих. Может быть, и Хёнджина проникся общей атмосферой, и именно это и приводит его сердце в такой беспорядок. Или же ему стоит наведаться к врачу и проверить работоспособность сердца. А то в последнее время оно всё чаще начинает давать непонятные сбои в самое неподходящее время. Либо же так на него влияет недавняя встреча и двусмысленные фразы музыканта, которые задели что-то глубоко внутри парня, переворачивая его душу и выворачивая все чувства наизнанку. Хотя музыкант уже и не рядом с ним, мысли об этом непрерывно возвращаются, накатывая волнами и мешая сосредоточиться на чём-либо другом. — Как вы себя чувствуете? Толпа ответила оглушительными возгласами. Кто-то просто поднимал большие пальцы вверх, девушки показывали сердечки, а парни присвистывали для ещё большей какофонии. В ушах неприятно звенит до момента, пока Хёнджин не улавливает приятный бархатный смех музыканта. Поднимая взгляд на сцену, он встречается с прищуренным взглядом Соджуна. Он смотрит прямо перед собой. Аккурат на столик компании. Увидев, что Хван опять залип, Сынмин наступает на ногу Хёнджина, из-за чего тот нелепо вскрикивает. И пока Хёнджин злостно хмурит брови и дует губы, пытаясь достать ухмыляющегося Сынмина ответным ударом под столом, Соджун, недолго наблюдая за этим незатейливым действием, движется в сторону подготовленной заранее электрогитары. Никто не увидит, если тот улыбается. Но и никто не увидит, если тот расстроен, рассержен либо же переживает, будто не он выступает на этой сцене перед одной и той же толпой еженедельно в течение уже нескольких лет. В этом прелесть положения музыканта. Но хотя часть его лица и скрыта маской, он не может позволить себя лишних эмоций, которые могут повлиять на выступление, ведь в его голосе они точно не скроются. Поэтому сейчас самое важное для него – это сосредоточиться на выступлении. Все сторонние эмоции и чувства должны остаться за пределами сцены. Сейчас для него существует только он, группа музыкантов и его музыка. Это единственное, что имеет значение. Огладив гриф любимой гитары, Соджун бережно взял её в руки. Это была потёртая временем и частым использование чёрно-белая Ямаха. Музыкант проворно перекинул ремешок гитары через плечо и вернулся к микрофонной стойке, прогоняя прочь ненужные воспоминания и чувства. Он взял своё сознание под контроль. Кончики пальцев покалывают от остатков волнения, и, дабы подавить и эту маленькую крупицу неуверенности, музыкант обхватывает микрофонную стойку до побеления пальцев, прежде чем улыбнуться толпе. Чувства притуплены, в голове неприятный белый шум, в ушах еле заметно звенит. Он считает до тридцати, чтобы убедиться, что всё под контролем. В очередной раз обводит зал взглядом, слушает крики толпы, наслаждается атмосферой и ждёт. Ждёт конца отсчёта, после которого разжимает пальцы, больше не чувствуя в них покалывания. — Не часто я с вами откровенничаю. Но сегодня для меня действительно особенный день. Сегодня исполняется пять лет группе, с которой я играл в университетские годы. Возможно, вам покажутся знакомыми их лица. Даже более чем знакомыми, когда я скажу, что это участники группы «Дельта». Зал в неверии переглядывается, после чего участники группы синхронно делают руками импровизированную «дельту» и проговаривают кричалку своей группы. Тоненький крик маленькой фанатки срабатывает неподалёку от неподготовленного для ультразвука такой громкости уха Хёнджина. Повернувшись в сторону визжащего друга, Хёнджин видит Джисона, который, явно поздно спохватившись, закрывает рот рукой, а после и вовсе пытается спрятаться куда-то под стол, когда люди с танцпола и музыканты со сцены смотрят в их направлении, высматривая источник звука. Хёнджин не мог сдержать смешок, наблюдая за беличьей паникой. Джисон, словно нашкодивший ребенок, скрывающийся от родительского гнева, выглядел комично. Он пытался стать невидимым, но в такой обстановке это было практически невозможно. Люди с танцпола посмеивались, указывая в сторону их столика, и Хёнджин почувствовал, как волна смущения накрывает его. Ему хотелось прямо сейчас вытащить белку за шиворот и отдать на съедение толпы. Либо же сделать ещё проще и просто отодвинуть стол, обнажив для всех спрятавшегося парня. Но тот слишком много рассказывал об это группе и о его мечте побывать когда-нибудь в штатах ради их концерта. Так что то, что тот не откинулся самостоятельно и не убил никого из окружающих, обойдясь меньшими жертвами в виде оглохшего на одно ухо Хвана, уже можно считать победой. Он сам наказал себя вечными постыдными воспоминаниями этого вечера и направленных в его сторону глаз. А Хёнджин сможет получать моральную компенсацию в виде страдальческих речей друга на протяжении последующих нескольких недель, пока он не переключится на новую всемирную драму, которая перекроет его сегодняшний позор. — Для вас они всемирно известная группа. Для меня же они - причина моих вечных пересдач, прогулов и мешков под глазами из-за постоянного недосыпа в университетские годы. Вы можете видеть этих сумасшедших панков прямо сейчас на сцене. Не думаю, что кто-то из них нуждается в представлении, но я сейчас ощущаю себя ведущим на важной музыкальной премии. Так что подыграйте мне, пока я буду исполнять свою маленькую мечту. По залу прокатилась волна смеха. Хёнджин улыбнулся, пытаясь рассмотреть участников группы получше. Соджун пояснил, что название группы и их псевдонимы тесно связанны с древним Египтом. Так что для простоты понимания музыкант, представляя участников, давал небольшую характеристику божествам, в честь которых они были названы. Так, барабанщик соответствовал богу солнца Ра, а басист — Исиде, которая являлась женой Ра, что намекало на сильную связь между этими двумя. Парни немедля вышли к краю сцены, становясь рядом с Соджуном, прикладывая руки к груди и манерно кланяясь толпе, чем вызвали у зрителей искренний смех и слабые овации. Растрёпанные длинные волосы барабанщика и заправленная ярко синяя рубашка делали его похожим на какую-нибудь знаменитость 80-х. А вот басист больше походил на сурового рокера начала нулевых. С забитыми рукавами, татуировкой на шее и выбритыми под ноль волосами. Правда, вся его суровость пропадала ровно в те моменты, когда он встречался взглядом с барабанщиком. Как только это происходило, они оба становились похожими на двух лучших подружек, которые всё про всех знали, всех обязательно ещё обсудят, ну и в компании друг друга сдерживать смех они не могли, да и не пытались. Хёнджин отметил, как этот контраст между внешностью и поведением музыкантов добавлял им особого шарма. Он наслаждался зрелищем, наблюдая за их взаимодействием. Атмосфера в зале становилась всё более уютной и дружеской. Люди смеялись, хлопали в ладоши и перешептывались, обмениваясь впечатлениями, создавая ощущение единства и радости. Из всей этой картине выбивался только угрюмый клавишник, продолжавший копаться в своём ноутбуке, игнорируя всё происходящее вокруг него. Заметив это, Соджун повернулся и насильно потянул того за руку к краю сцены, представляя его в качестве Осириса, одного из самых сильных и могучих богов Египта. Это вызывал в голове диссонанс. Парень выглядел слишком обычным. Стандартная причёска, белый верх, чёрный низ. Да и взаимодействием с другими участниками он похвастаться не мог. Разве что взгляд его становился ещё более нелюдимым и враждебным, когда он смотрел на Соджуна. Он пытался сопротивляться, вырвать руку из крепкой хватки музыканта, но спустя время просто сдался. Скорчив ещё более недовольную мину, быстро покланялся и поспешил вернуться на свою позицию, продолжая проверять и так подключённые к аппаратуре провода и панель управления. Басист с барабанщиком так же заняли свои позиции, но внимательно ждали конца речи «лидера» группы. Оглядев всех стоящих на сцене парней, у Хёнджина создавалось ощущения скорее университетской самодеятельности, чем единой полноценной команды, у которой есть своя история и соответствующие персонажи. Не то, чтобы Хёнджин ожидал увидеть на сцене декорации пирамид и участников в костюмах древнеегипетских богов. Его мозг пытался найти взаимосвязь участников и всё больше начинал давать сбои, когда у него не получалось. На сцене стояла разношёрстная компания. А контраст между их внешним видом и именами, которые они себе выбрали, ещё больше сбивал с толку. — Внешний вид обманчив. На самом деле все участники группы - милые мягкие котята. Пусть и где-то в глубине их чёрствых суровых металлических душ. К столику парней присоединяется еле доползший до них из недр клуба Чанбин, усаживаясь рядом с Хёнджином. Сделав быстрый глоток воды, даже не потрудившись спросить разрешения парня, он облокотился щекой на кулак и уставился на сцену, абсолютно не обращая никакого внимания на четыре вопросительных взгляда, которые были прикованы к нему. Джисон постепенно выбирался из-под стола. Интерес брал своё, потому он, по-прежнему выглядел смущённым, потихоньку выглядывал из-за поверхности столешницы, наблюдая за сценой с безопасного расстояния. — Как я говорил ранее, сегодняшний день особенный для меня. И я хочу, чтобы он стал незабываемым и для каждого из вас. Мне стоило огромных усилий, чтобы убедить «Дельту» выступить сегодня вместе на этой сцене, как мы это делали пять лет назад, и порадовать жителей нашего родного городка. Поэтому покажите всё наше гостеприимство и подготовьте все свои силы для того, чтобы выложиться сегодня по полной и отдать нам максимум эмоций, на который вы способны. Кто знает, может, «Дельта» решит задержаться здесь подольше. Пока толпа вновь взрывалась оглушительными возгласами и овациями, Соджун поспешил подключить провода к своей гитаре, на пробу играя что-то незатейливое. Послушав исходящий звук и оставшись довольным результатом, он возвращается к микрофонной стойке и начинает отбивать ногой ритм, за которым следят участники группы, тут же становясь необычайно серьёзными. Синхронность, с которой начинают играть музыканты, поражает. Каждое их действие было пропитано страстью и профессионализмом. Все играют как единый организм, чётко и плавно, следуя одним им известным музыкальным рисункам и ритму. Они обмениваются взглядами и жестами, координируя свои движения и звуки, помогая друг другу, поддерживая и успешно сглаживая небольшие заминки, которых просто не может не быть.  Всё же они не играли какое-то количество времени вместе. Было бы странно ожидать от них идеальной слаженной игры. Но именно это сейчас и происходило на сцене, и это не могло не удивлять. «Always trusted too much, it was all I had I was blind to the darkness in everyone I know. Always looked for the good or the best intent After years that have passed I see all the signs I missed. » Глаза Соджуна крепко закрыты. Музыка играет где-то на фоне, выдвигая тем самым на первый план тихий, дрожащий голос музыканта, который звучал, как шёпот в ночи. Даже не зная Соджуна близко, можно сказать, что эта песня значит для него слишком много. Ухватившись за стойку микрофона, словно за якорь, и закрыв глаза, только бы не видеть взгляды людей, направленных на него, он будто пытается закрыться, отгородиться от всех, пока рассказывает что-то очень важное и личное. Он словно открывал свою душу, обнажая самые сокровенные чувства, оголяя эмоции, которые редко показываются на публике. Вокруг него витала аура уязвимости и силы одновременно. Хёнджин придвигается ближе, толкая развалившегося на столе Чанбина, умещая руки и голову поверх его спины для комфортного прослушивания. По трясущейся под ним от беззвучного смеха спине можно сделать вывод, что Чанбина позабавили действия Хвана. Но он был не против, поэтому они в таком положении и продолжили наблюдать за действиями, разворачивающимися сейчас на сцене. «And it feels like a prison I'm living in Did I earn all the pain in the consequence? I'm too old to acquit, Too young to convict The weight of my pride caving in. » Музыка постепенно начинает набирать обороты. Барабанщик с каждым ударом задавал ритм, который усиливался и захватывал всех в зале. Басист добавлял глубокие и мощные ноты, создавая основу, на которой выстраивалась мелодия. Гитары переплетались, наполняя пространство звуками, которые становились всё громче и настойчивее, готовя слушателя к кульминации, которая просто обязана была произойти в припеве. Соджун начинает двигаться. Его движения, пусть и скованные, смотрятся органично, словно он позволял музыке вести его. Так же, как и напряжение, которое чувствуется в каждом пропетом слове. Хёнджин вслушивается в смысл куплетов и хмурится, замечая грустный стеклянный взгляд музыканта, когда тот, преодолев себя, открывает глаза. Хёнджин чувствует и буквально видит и слышит его тревогу, которая проскальзывает во взгляде музыканта и в еле заметном срыве голоса в конце куплета. Сейчас он совершенно не похож на Соджуна, которого он видел на сцене раньше. Вся его уверенность в себе, харизматичность и даже стабильный вокал грозили окончательно покинуть его под гнётом тревоги, которая начала сдавливать его горло, перекрывая доступ даже к кислороду. Хёнджин не мог отвести глаз от Соджуна, ощущая его внутреннюю борьбу и уязвимость. Хотя его глаза и скользили по залу, встречались с взглядами зрителей, казалось, что он видит что-то или кого-то далеко за пределами зала. Внезапно Соджун останавливается и прикрывает глаза. Музыкант глубоко вдохнул, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и вернуть себе контроль над эмоциями. Его рука вновь крепче сжала стойку микрофона, словно она сейчас была единственной опорой. Его лицо исказилось от напряжения, и на скулах заиграли желваки. На мгновение Хёнджину показалось, что он вот-вот сорвётся. Но затем что-то меняется. Подав еле видимый сигнал группе о готовности, музыкант распахивать глаза, открывая всем на обозрение взгляд, сияющий натуральной яростью. Его руки начинают летать по гитаре в незатейливом танце, каждый аккорд звучит мощно и эмоционально, пока сам Соджун кричит о своей боли. «I can feel them watching me While I'm learning to survive. Staring at my broken will That I'm too tired to hide. » По спине Хёнджина бежит неприятных холодок. Соджун не просто взял себя в руки, он позволил накопившимся эмоциям и чувствам выйти наружу, не в силах сдерживать их в себе. На его шее отчётливо были видны вены, проявившиеся из-за той громкости и агрессии, с которой он продолжал петь. Публика же, не обращая никакого внимания на посыл песни, наконец, получив то, что и хотела, а именно зажигательный припев, отдалась музыке, начав прыгать в ритм. Им как будто было абсолютно плевать на то, что Соджун фактически кричал о спасении. Какая же дикость. Если музыка создана для того, чтобы транслировать эмоции и чувства, разве не в обязанностях слушателей откликаться на это? Почему никто из огромной толпы не пытается поддержать музыканта? Почему все просто прыгают, машут головами и задирают руки под потолок? Эти мысли не давали покоя Хёнджину, который всё глубже погружался в свои раздумья. Он чувствовал, как сердце сжимается от осознания того, насколько разрозненными могут быть миры музыканта и его аудитории. Соджун стоял на сцене, буквально выплёскивая свою душу, в то время как люди вокруг просто наслаждались ритмом, не вникая в глубинный смысл слов. Даже его друзья за столиком лишь обмениваются одобрительными комментариями на счёт выступления, покачиваясь в ритм мощного припева. Хёнджину становится до чёртиков обидно, и глубоко внутри у него разгоралась злость. В первую очередь он злился на собственную наивность. Он действительно позволил себе поверить в то, что музыка может быть чем-то хорошим. Но, наблюдая за тем, насколько людям плевать на всё, кроме себя и своего удовольствия, он почувствовал, как с его глаз будто сняли розовые очки. Следующий, на кого Хёнджин начинал откровенно злиться, был преподаватель Ли. У него действительно получилось запудрить Хвану мозги. Именно из-за него Хёнджин начал верить, что его мнение и ощущения по поводу музыки могут быть неправильными. Именно из-за него он сейчас чувствует себя обманутым. Именно из-за Ли Хёнджина сейчас раздражали окружающие люди. Он вспомнил, как Ли с горящими глазами говорил о том, что музыка способна передавать эмоции, связывать людей, пробуждать в них нечто большее. Но что же он видел сейчас? Толпа, которая не обращала внимания на истинные чувства исполнителя, лишь прыгала и веселилась. Но больше всего он злился именно на себя. Он понимал, что и сам такой же, как все эти люди. Он воспринимал музыку как что-то незначительное, не задумываясь о её глубоком смысле. Он тоже был частью этой толпы, пришедшей в клуб лишь ради веселья. «So many demons I can't escape, Burning my bridges to light the way. I can feel them watching me But I'll make it out alive. I'm learning to survive. » Команда Соджуна блистает вместе с ним. Басист, как будто охваченный безудержной энергией, кружился и бегал по всей сцене, раззадоривая и без того бодрую толпу к еще большим активностям. Его энергетика была настолько заразительны, что даже те, кто изначально стояли в стороне, начинали подпрыгивать или покачиваться в такт музыке. Вот и Феликс с Чанбином, устав сидеть на месте и подхватив общий настрой, уходят к сцене. Феликс, со своей яркой улыбкой и заразительным смехом, моментально влился в толпу. Его светлые волосы блестели в разноцветных огнях прожекторов, делая его заметной фигурой среди танцующих. Он двигался с такой лёгкостью и радостью, что казалось, будто музыка течет по его венам, заставляя его двигаться в такт. Чанбин, напротив, выглядел более сдержанным, но его глаза светились азартом. Он тоже не мог устоять перед всеобщим настроем. Хёнджин отказался идти с ними, сославшись на то, что у него нет настроения получить пару сломанных рёбер и выбитых зубов. На самом деле у него и правда не было настроения. Просто по другой причине. Джисон же отказался явно из-за того, что видел перемену в состоянии друга и не хотел оставлять того одного. Хёнджин пытался уговорить его пойти с остальными, ведь он, как никто другой, понимал, насколько это важный момент для Джисона. Но тот был слишком упёртым, чтобы прислушаться хоть к кому-то. А Сынмин… Ну, от Сынмина никто и не ожидал даже малейшего желания присоединяться к всеобщему веселью. Большую часть времени, что они тут сидели, тот проводил в телефоне, не сильно заботясь о людях и движе, происходящем вокруг него. В целом было не очень понятно, почему он всё ещё здесь. Телефон, который попросила передать её брату его однокурсница, уже был у его владельца, а значит, Сынмина не держало здесь буквально ничего. Но он всё равно остался. И даже несмотря на максимально скучающий вид, было понятно, что он получал от нахождение в компании удовольствие. Сам того не понимая, он признал это тем, что остался в их компании. Закончила выступление группа на той же ноте, на которой и начала. За исключением Соджуна. Он, проговаривая финальные строчки, медленно провёл взглядом по глазам каждого из присутствующих. В его взгляде читалась глубина и серьёзность, как будто он искал что-то важное в каждом из них. Казалось, он взглянул в глаза своему главному страху, встретился с ним лицом к лицу и одолел, став лишь сильнее.