Познав прошлое, мы построим будущее.

      Механические организмы обладали очень, очень сложным строением. Огромная система, состоящая из бесчисленного количества компонентов. И если вытащить хоть один компонент, то система начинает функционировать хуже. Соответственно, надо бы вернуть этот компонент или заменить его. Однако, что делать, если значительная часть системы была повреждена?       Рэтчет не раз сталкивался с такими повреждениями. На самом деле, были случаи когда ему буквально приходилось вытаскивать мехов из всеискры, хотя, такое удавалось не часто.       Фемм, которую Оптимус и Арси обнаружили на космическом корабле, слава Праймусу, не являлась таким случаем. Ее искре ничего не угрожало, однако повреждения все равно были серьезными.       Стоит сказать, что основная часть повреждений была в процессоре, что было плохо. Был поврежден отсек памяти. Все связи между файлами были разрушены. Рэтчет остановил утечки энергона и восстановил определенные участки проломленного шлема так, что теперь он выглядел как новый. Даже смог подобрать идеальное покрытие. И теперь даже и не скажешь, что с ней что-то случилось. Однако, правда была такова, что случилось. И случилось много что.       — Ну, начнем с того, что она скорее всего ничего не будет помнить. — прямо сказал Рэтчет Оптимусу после того, как закончил операцию. Они остались на базе одни, остальные уехали за детьми. — Я сделал все возможное, но все ее связи между внутренними файлами памяти были разрушены. Однако, я также могу сказать, что это не навсегда.       Оптимус, нахмурившись, внимательно слушал своего друга, однако на последнем предложении немного поднял брови в вопросе.       — Что значит «не навсегда»?       — Ну, как я уже сказал, все связи между файлами были разрушены. Скорее всего, причина этому «жесткая» посадка. В результате не самого удачного приземления удар пришелся на голову. — Рэтчет подошел к главному компьютеру и вывел изображение спарка на экран, а точнее изображение ее шлема и ранением. — И все связи разрушились. Однако, файлы остались невредимы.       — Такое бывает? Я никогда раньше не сталкивался с тем, что бы при ударе разрушались все связи в отсеке памяти, но при этом удар был ненастолько тяжелый, что бы разрушить сами файлы памяти. — задумчиво сказал Оптимус, переводя оптику на фемм, лежащую в углу базы на лечебной платформе. Она выглядела гораздо лучше, чем этим утром, когда они ее вытащили из капсулы.       — Да, такое бывает, но только в одном случае. — сказал Рэтчет и вывел на экран диагностику. На нем показывалась диаграмма, на которой была показана доля количества энергона фемм от нормы. Энергона было в четыре раза меньше, чем должно было быть. — Голодание. Во время стазиса организм впадает в пассивный режим: почти все функции отключаются и энергон почти не тратится. Поэтому, если бы она имела нормальное количество энергона, то даже после тысячилетий стазиса он бы не опустился ниже отметки в восемьдесят пять процентов от нормы. Следовательно, она голодала до погружения в стазис. И из-за голодания ее организм ослаб, и поэтому связи не выстояли удар. Даже несмотря на то, что она была в защитной капсуле. — Рэтчет покликал несколько раз, выводя на экран новую диаграмму. — Сейчас я ввел ей столько энергона, сколько ей нужно было до нормы. Однако, в тот момент, когда вы открыли капсулу, вы вывели ее из стазиса. Ее организм тут же погрузился в лечебный стазис, и он, в отличии от обычного стазиса, ускоряет все процессы для регенерации. И в соответствии, потребляет больше энергона. Оптимус, в сейчас у нас нет сильных проблем с недостатком энергона, но это ненадолго.       — Я учту это. Я разрешаю использовать на ее лечение столько энергона, сколько потребуется.       Оптимус повернулся и прошел в сторону медицинского отсека.       — Оптимус! — Прайм повернулся и посмотрел на своего друга. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Я знаю, что этот спарк был из архивов и ты не можешь не думать о том, как она жила в последние дни, пока не погрузилась в стазис, и что тогда происходило в архивах Иакона, что происходило с твоим наставником и другими архивистами. Но архивы уже разрушены, а она потеряла память, и я не знаю, сколько времени потребуется на восстановление связей в отсеке памяти и возможно ли вообще…       Звук трения колес об асфальт прервал автоботского медика. Оптимус и Рэтчет посмотрели в проход, откуда выехали две машины и мотоцикл.       — Дети приехали. — сказал Рэтчет так, будто это самое наихудшее, что могло случиться. — Вы же не рассказывали им ничего? — спросил он у трансформировавшегося Балкхеда, указывая взглядом на Мико, которая первая выскочила из машины.       — Что? О чем ты? — спросил бывший разрушитель.       — Где она? Я хочу увидеть маленького трансформера! Рэтчет, ну где вы ее прячете?! — сказала девочка, подбегая к медику. Рэтчет вздохнул.       — Об этом. Но по видимому, ответ уже не требуется. — сказал он.       — А в чем проблема? Мне кажется, что ничего страшного, если дети будут знать о ней. — просигналил Бамблби и показал в сторону медецинского отсека. — Она лежит прямо там, но наврятли она сможет с вами поговорить сейчас.       — Бамблби, она же ранена! Ей нужен покой! Она и так находится в лечебном стазисе, ее нельзя трогать! — голос Рэтчета становился все раздраженнее и громче с каждым словом. После последнего предложения он даже остановился и замолчал. Да, видимо целый день работы все же сказался на нем. Он поднял голову и понял, что все молча уставились на него, ожидая продолжения, когда Раф подошел к нему и робко спросил:       — А это и правда ребенок трансформер? Я не знал, что у вас есть дети.       Рэтчет вздохнул.       — Вообще-то, да, у нас есть, как вы называете это «дети». Но мы называем их спарками. — он посмотрел на троих детей, которые теперь стояли вместе и крайне заинтересованно смотрели на него. — Ладно, вы можете посмотреть на нее. Но только под моим присмотром. Заодно и расскажу вам про спарков.       Радости и предвкушения на лице детей было хоть отбавляй. Рэтчет вздохнул и протянул манипуляторы, чтобы дети могли на них забраться. После того, как дети спешно забрались, он пошел с ними в сторону медецинского отсека, где в полу-лежала, полу сидела спарк: ее верхняя часть тела была немного приподнята, что бы Рэтчету было легче проводить операцию. Дети привстали на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть.       — Ух-ты! Какая она милая! — воскликнула Мико, показывая на нее. — Даже чем-то похожа на Оптимуса.       — Я думаю, что это из-за антен на ее голове. — сказал Раф, имитируя руками антены возле своей головы. — но когда Би сказал, что она ребенок, я думал, что она будет меньше. Она по росту наверное как Арси, может чуть меньше.       — Да, я тоже ожидал увидеть кого-то… ну, маленького. Она выглядит скорее как робот-подросток, — согласился с Рафом Джек.       — Это потому, что она не совсем спарк. — закатил оптики Рэтчет, — То есть, технически, она конечно спарк. Но ей уже где-то пятнадцать-шеснадцать тысяч лет. Хотя я думаю, что ей шеснадцать, так как она голодала и рост мог немного замедлиться.       — Шестнадцать тысяч?! — воскликнула Мико.       — Но это же очень, очень много! — воскликнул Раф. Джек же попытался прикинуть, сколько остальным автоботам лет.       — Ну, для нас на самом деле не очень. То есть, технически, это много, но мехи такого возраста еще не считаются взрослыми. — сказал Рэтчет, а затем немного подумал и сказал: — давайте я просто вам все объясню.       Он подождал, пока дети повернутся к нему лицом и удобно устроится у него на манипуляторах (он так же видел, как все автоботы устроились сзади поудобнее: наверное, им была интересна реакция детей). Он вздохнул и начал рассказывать:       — У всех мехов выделяют две основные стадии развития. Первая относится к спаркам, то есть не взрослым мехам. Первая стадия длится восемьнадцать тысяч лет, и за это время мехи вырастают очень сильно. Для вас, людей, они вырастают примерно до… восемьнадцати человеческих лет.       — То есть вы врослеете примерно как мы, только по для вас один год взросления — тысяча наших лет? — проговорил Джек.       — С ума сойти! — воскликнула Мико. Раф лишь обдумывал информацию, которую ему рассказали. Мико же продолжала:       — Так так, ты сказал про первую стадию. А вторая — это просто взрослые?       — Можно и так сказать. — немного подумав, сказал Рэтчет. — Мы полностью вырастаем, хотя некоторые все еще могут прибавлять в росте до двадцати пяти тысяч лет, но наш процессор уже считается процессором взрослого меха, как и само тело. Мы перестаем взрослеть и остаемся такими на очень, очень долгое время.       — Я до последнего надеялась, что у меня просто весь рост прибавится в начале второй стадии. — вздохнула Арси.       — Но вместо этого в росте прибавил я. — радостно забибикал Бамблби.       — Не радуйся, ты все еще считаешься невысоким мехом. — усмехнулась автоботка.       — Рэтчет, а сколько ты говорил ей лет? — еще раз поинтересовался Джек, переводя снова взгляд на лежащую фемм.       — Я думаю, что ей около шеснадцати тысяч лет.       — То есть у нее еще первая стадия развития? — спросила Мико.       — Да, — сказал Раф, привлекая к себе внимание. — Получается, что если по кибертронским стандартам один год — тысяча лет, то «по-человечески» ей… шестнадцать лет?       — Да, я думаю, что именно так Рафаель. — немного подумав, сказал Рэтчет.       Джек, который до этого задумчиво смотрел на Рафа, снова перевел взгляд на лежащего спарка.       — Так ты моя ровестница? — сказал он, улыбнувшись уголками губ.       — Ровестница — это слишком. Ей шестнадцать тысяч, а не шестнадцать, не забывай это! — воскликнула Мико, а затем повернулась к Балкхеду. — Эх, когда ты говорил, что вы нашли «ребенка трансформера», я думала, что вы нашли ребенка, который будет максимум как Раф! А она вообще ровесница Джека, это уже почти взрослая!       — Да, но даже мехов ее возраста давно не видели. Последний раз, когда я видел меха, которому было шестнадцать тысяч лет был… ну, тысяч семь назад? Может и шесть… — пожал плечами Балкхэд.       — Да? А почему? — поинтересовался Раф.       — Из-за гибели нашей планеты. — с сожалением сказал Оптимус. Дети перевели на него сочувствующие взгляды. — Двадцать тысяч лет назад искра Праймуса погасла. Поэтому сейчас рождение новых спарков невозможно.       — Подождите. — сказала Мико и уперла руки в бок, привлекая к себе внимание. — Вы хотите сказать, что новые трансформеры не рождались уже двадцать тысяч лет, но тогда как так получилось, что ей шестнадцать тысяч? — спросила она, указывая на фемм.       — Очень просто. — ответил Рэтчет. — Во время стазиса наши процессы замедляются до такой степени, что спарки перестают расти. Тело перестает тратить ресурсы на рост, тратя их только на самые базовые функции. Поэтому, выглядит она на шестнадцать тысяч лет, но на самом деле ей больше. Как минимум ей двадцать тысяч, а может и больше.       — А когда она проснется? — чуть ли не перебила Рэтчета Мико.       — Ей сейчас нужен покой. Она была ранена, ей нужно восстановиться. — хмуро ответил Рэтчет, а затем добавил: — Однако я думаю, что к завтрашнему дню она поправится.       — Ух-ты! Уже завтра! А можно вы сделаете так, чтобы она при нас проснулась?       — Я сделаю все, что бы ее пробуждение прошло без вас. — сказал Рэтчет. — Лучше всего, что бы при ее пробуждении было как можно меньше мехов, и тем более людей.       — Эй! Почему это? — недовольно воскликнула Мико.       — Я же говорил, она ранена. У нее может быть шок.       — Какой шок у нее может быть от нас?       — Эй, Мико, пойдем поиграем в гонки? — вдруг предложил Джек, смотря на спор медика и девочки. — Я ставлю на то, что выйграю тебя с первого раза.       — Тебе бы лучше думать о том, что ты говоришь! — воскликнула Мико и Рэтчет опустил всех троих детей на землю, что бы они могли слезть. Спустя полминуты на базе все вернулось в обычное русло: Рэтчет стоял возле главного компьютера, Арси и Бамблби поехали на патрулирование, Оптимус и Балкхед поехали проверять сигнал энергона.

***

      — Саундвейв, что опять такое?       Старскрим стоял на мостике и глядел на связиста. Поправочка: Лорд Старскрим стоял на мостике и глядел на связиста, который отвлек его от поиска координат Скайсквейва.       Саундвейв стоял перед ним и показывал на экране сигнал из космоса.       — Кто-то посылает нам сигнал? Десептикон? — дождавшись кивка от Саундвейва Старскрим очень громко сказал: — Немедленно свяжись с ним!       Кто бы это ни был, он мог стать хорошим примером для остальных, если признает Старскрима новым Лордом и послужит ему.       Саундвейв кивнул и подошел к одному из компьютеров, настраивая его на частоту сигнала. Через несколько секунд он смог настроиться на радио волну, и тогда Старскрим спросил:       — Кто это? — его голос звучал уверенно и требовательно. После секундной паузы послышалось:       — Командир Старскрим? Это вы? Давно не слышал вашего голоса. Могу даже сказать, что это в какой-то степени приятно снова слышать ваши ворчания. — голос того, который был на той стороне связи, может быть и звучал уважительно, однако в нем отчетливо слышалась нотка насмешливости. Десептикон хоть и явно беззлобно, но шутил над Старскримом. А Старскрим, в свою очередь, очень хорошо знал этот голос, хотя и не слышал его несколько тысяч лет: голос был достаточно высокий в силу возраста того, кто говорил, и, хоть он и был мелодичным и мягким, говоривший словно специально делал его более резким и твердым. Но даже несмотря на это, голос все равно звучал вполне красиво и не так грубо, как у многих десептиконов. Но в данный момент для Старскрима этот голос не предвещал ничего хорошего.       — Рубиниус? — Старскрим разинул рот, но быстро его захлопнул. — Какой приятный сюрприз. — сарказм сквозил в каждом слове. На той стороне послышался очень тихий смешок. Старскрим сделал вид, будто ничего не слышал, и после короткой паузы продолжил, уже куда более вальяжным и самодовольным тоном: — К твоему сведению, теперь я Лорд Старскрим. — надменно проговорил он, делая акцент на слове Лорд.       Несколько кликов стояла гробовая тишина, после чего мех на той стороне спросил:       — Лорд Мегатрон решил взять титул «Император Вселенной» или что-нибудь еще в этом роде?       Все десептиконы, которые в этот момент были на командном мостике, подавили смешки: не поймите неправильно, все они уважали бывшего Лорда, и как раз поэтому не верили в его смерть, а также в приход Старскрима. Однако самого Старскрима это ни капли не рассмешило, и он тут же высказал свое недовольство:       — Рубиниус! Я вижу, что за столько лет ты ни капли не поменялся! Для тебя все шуточки! — чуть ли не прокричал он. — Лорд Мегатрон мертв, теперь я твой новый Лорд и глава десепти…       — Командир Старскрим, можете пожалуйста подготовить посадочную полосу и каюту для меня? — вежливым тоном перебил его Рубиниус, явно пропуская мимо аудиалов все, что говорил Старскрим. — Я прилечу через несколько часов. Однако, прежде чем поселиться и проверить, как у вас дела, я бы слетал на Землю. Хочу посмотреть на планету, где находились основные силы десептиконов последние семь лет. Вы же не против, командир?       Старскрим злобно зарычал и уже хотел начать читать гневные тирады о неуважении к собственной персоне и о том, что теперь к нему должны все обращаться как к «Лорду», когда Рубиниус прервал связь. Поэтому он лишь злобно развернулся и приказал подготовить свободную каюту, а затем подошел к краю мостика и уставился в космос.       Да, послужит примером для других и присягнет ему в верности. Это было про кого угодно, но не про Рубиниуса.       Старскрим знал Рубиниуса очень давно: примерно с того нашумевшего случая, после которого Рубиниус, спарк, которому было двенадцать тысяч, пополнил ряды десептиконов. Хотя это было задолго до того, как Старскрим узнал его достаточно близко, и даже долго работал вместе с ним (Рубиниус был его первым помощником). И, поверьте, сложнее было найти такую кандидатуру, которая могла бы подорвать авторитет Старскрима как нового лидера десептиконов, как Рубиниус (кроме самого Лорда Мегатрона, если он вдруг окажется живым и объявится, но Старскрим старался об этом не думать). Рубиниус был молодым заместителем Старскрима, который добился успехов в очень раннем возрасте. Он стал одним из лучшых войнов у десептиконов в четырнадцать тысяч лет. Во время войны на Кибертроне его отряд проводил одни из самых сложных экспедиций, и нередко Рубиниус делал сольные задания, и тоже в большинстве случаев заканчивал их успешно. Удача ли это была, или профессионализм, или что-то еще, но ни одна его экспедиция не заканчивалась трагично. Он был молодым, умным, в какой-то степени миловидным и при всем этом очень преданным Мегатрону, выполняя любые его приказы и задания безупречно. Все это в купе с тем, что он добился колоссальных успехов в спарковском возрасте, просто очаровывало некоторых из окружающих, и многие за ним бегали, как за маленьким гением, а он этим нередко пользовался, продвигая свои планы и идеи вперед. Старскрим быстро понял, что этот юный мех не такой простой, как кажется, и что им движут какие-то свои непонятные идеи, но он так и не смог догадаться, чего именно Рубиниус добивался. Его слава и репутация его не интересовали, он был слишком молод для того, чтобы добиваться какого-то романтического внимания от других мехов, и, судя по тому, что он никак не враждовал со Старскримом и не пытался сдвинуть его с его должности, титул его тоже не интересовал. Поэтому, убедившись в том, что Рубиниус не планирует его затмевать, Старскрим решил оставить спарка в покое — пусть делает то, что ему вздумается, главное, чтобы он помогал десептиконам и не мешал Старскриму.       Однако, сейчас возвращение Рубиниуса было очень не вовремя. Мало того, что он все еще будет очень сильно предан Мегатрону и вряд ли сможет быстро признать Старскрима как нового лидера, так он еще скорее всего опять будет творить то, что у него на уме и делать какие-то отдаленные от приказов действия. К тому же, иногда он мог позволять себе некоторые неуместные шутки и высказывания, которые могли подорвать авторитет Старскрима, а это было последнее, что было нужно сейчас новому лидеру, который хотел закрепить свой авторитет.       Старскрим вернулся к компьютеру и стал опять проверять файлы, ищя координаты Скайсквейка. Чем быстрее, тем лучше.

***

      — Ее системы находятся в полной стабильности, количество энергона соответствует норме, проблем не предвидится. Она готова к тому, чтобы ее выводили из стазиса.       Пока Арси, Балкхед и Бамблби уезжали отвозить детей в их дома, Рэтчет посмотрел состояние спарка. Когда же все вернулись, он объявил им, что собирается выводить ее из стазиса.       — Это приятно слышать! — радостно проговорил Балкхед.       — Да. Рэтчет, ты действительно мастер своего дела. — ухмыльнулась Арси. — Если честно, я думала, что ты оставишь ее в стазисе хотя бы дня на три, а то и на неделю. А так не прошло и дня с тех пор, как мы ее сюда доставили.       — Ее основные повреждения заключаются в разрыве связей между файлами памяти. А это может восстановить только она сама. И лечебный стазис тут не особо помогает. Поэтому, несмотря на то, что прошло только несколько часов, с момента, когда вы доставили ее на базу и я сделал операцию, я думаю, что уже можно ее выводить из стазиса. — Рэтчет сделал небольшую паузу, обдумывая то, что собирается сказать. — Я хотел бы, чтобы вы понимали, что с ней скорее всего случилось. При разрыве связей между файлами, информация не удаляется, но теряются связи.       — В смысле информация не удаляется? Значит, она не потеряла память? — спросил разведчик.       — И да, и нет. Но скорее нет. Видите ли, это как иметь отдельные объекты, но при этом не связанные ни между собой, ни с чем либо другим. Из-за этого эти объекты теряют смысл.       Видя вопросительные взгляды, направленные в его сторону, Рэтчет вздохнул и сказал:       — Давайте я просто приведу вам пример. Вот, к примеру… — он оглядел всех, кто стоял в помещении и остановил взгляд на Оптимусе. — Оптимус.       Все посмотрели на Прайма, а тот в свою очередь вопросительно посмотрел на друга.       — О чем вы все думаете, когда я говорю имя Оптимуса?       — Ну, очевидно, что об Оптимусе. — сказала Арси.       — Конкретнее? Что вы представляете?       — Ну… Оптимуса. — сказал Балкхед.       — Его внешность, его голос, какие-нибудь моменты, которые мы проводили вместе, битвы… — Бамблби говорил первое, что приходило в процессор.       — Именно. Все эти файлы: файлы с воспоминаниями, голосовые файлы, файлы внешности — все это у вас связано с Оптимусом. Но если все эти связи разорвать, то вы будете иметь просто отдельные друг от друга файлы, но при этом вы ничего не будете знать: что это за мех, чей это голос, и что с кем связаны ваши воспоминания, как его зовут. Более того, что бы эти файлы всплыли из вашей памяти, нужен триггер, но пока связей нет, триггер очень сложно воссоздать. Таким образом, у неё, — он указал на спарка, — все файлы есть, но связи между ними нет.       — То есть у нее может быть файл с ее именем, но при этом она может не понять, что это ее имя?       — Именно. — кивнул Рэтчет, а затем продолжил: — Но связи между файлами постепенно восстанавливаются, и рано или поздно, она все вспомнит. Она на самом деле уже частично вспомнила: некоторые связи уже восстановились, но их процент очень мал.       — То есть ты будешь выводить ее из стазиса, и она ничего не будет помнить. Как думаете, какая у нее будет реакция? — спросила Арси.       — Я не знаю. Но я думаю, что лучше всего, чтобы в этот момент рядом с ней находилось как можно меньше ботов. Лучше всего, чтобы было два. Я и Оптимус.       — А почему Оптимус? — поинтересовалась автоботка, наклоняя голову в вопросительном жесте.       — Оптимус, как мне кажется, лучше всего из нас подходит на роль того, кто сможет с ней поговорить в первые минуты после того, как я выведу ее из стазиса.       — Ты думаешь? — спросил Оптимус.       — Я уверен. — ободряюще кивнул медик и повернулся к остальным. — Лучше всего будет, чтобы все остальные находились за пределами этого помещения.       Все согласно кивнули.       Спустя несколько часов, когда время перевалило за одиннадцать часов ночи, вся почти команда ушла в оффлайн, и в главной комнате остались только Оптимус и Рэтчет. Второй сейчас просматривал провода, к которым была подсоединена фемм, и начинал их отключать, что бы вывести ее из стазиса. Первый же молчал некоторое время а затем все же решил прервать тишину и спросил у своего друга:       — Рэтчет, как думаешь, она может…       — Помнить, что случилось с Альфа Трионом? — закончил за него Рэтчет, не отвлекаясь от работы. — Очень сомневаюсь. Я же сказал, что связи только начали восстанавливаться. И ты сам понимаешь, что она может вообще не знать, что с ним случилось. Мы не знаем, как и когда она вообще оказалась в капсуле, что с ней до этого произошло, Праймус, мы даже не знаем, сколько ей на самом деле лет!       — Да, я долго думал об этом сегодня вечером. — сказал Оптимус, и его голос был мрачноват. — Спарк, который работает в архивах. Когда я начал учиться у наставника, мне было только пятнадцать тысяч лет, но я был учеником. А эмблему работника архивов мне дали лишь тогда, когда мне исполнилось семьнадцать тысяч лет, и я был исключением: обычно работников брали с восемьнадцати тысяч… — Прайм перевел взгляд на Рэтчета и спарка. — Она могла бы очень многое нам рассказать, если бы не поранилась.       — Будем надеяться, что она вылечится как можно скорее. — вздохнул Рэтчет. Все кабели и провода уже были отсоединены. Остался последний. И если он его отключит, то фемм выйдет из стазиса. Но перед тем, как это сделать медик повернулся к лидеру и спросил: — Оптимус, я хотел спросить. Что ты планируешь с ней делать? Мы… оставим ее у нас на базе?       — Я думаю, что пока что да. — кивнул Оптимус.       — Хорошо… Я вывожу ее из стазиса. — сказал Рэтчет и отсоединил последний кабель.

***

      Первое ощущение, которое окутало только что пришедший в себя процессор, было сравнимо с глотком свежего энергона после долгого голодания. Словно заново активироваться. Системы гудели и делали анализ, однако чувство прозрачной эйфории не покидало процессор.       Затем, после того, как волна этого чувства ушла, пришли вопросы: что происходит? где я? что со мной?       Оптика все еще была закрыта и не активирована, а активировать почему-то страшно. Поэтому нужно полагаться на другие сенсоры.       По ощущениям она была в полу-лежачем, полусидящем положении. Ее шлем и частично спинной отсек опирались на что-то твердое. Сидела же она тоже на чем-то твердом, но по ощущениям, это был другой материал.       Аудиосенсоры же улавливали несколько звуков: звук ее работающих систем, которые все еще запускали ее тело, а также звуки работающих приборов. Судя по эху, она находилась в довольно большом помещении.       Надо активировать оптику. Страшно, она даже не знает почему ей страшно это делать. Но надо, а то так никак не понять, что происходит.       Мысленно она начала отсчет. Три. Два. Один.       Сначала оптические сенсоры залил свет. Было чувство, будто она попала в какое-то слишком светлое помещение, которое буквально засветило все и сбивало процессор. Затем, через пару кликов взгляд начал концентрироваться, и она увидела сначала разноцветные пятна, а потом…       Когда она сконцентрировалась и посмотрела на меха, который присел сидел рядом с ней… в ее грудном отсеке появилось непонятное чувство. Тепло. Сначала маленький огонек, будто зажегся в самой искре, а потом он начал расти. Тепло росло, росло, а затем ударило в голову, как цунами, снося напрочь все на своем пути. В процессоре появилось очень, очень много мыслей, которые все, как одна, твердили: Этому меху можно доверять. Оставайся рядом с ним. Ты с ним в безопасности. Он защитит тебя.       И все, что она могла в этот момент делать, это смотреть в голубую оптику этого меха. Смотреть, не в силах что либо сказать или что либо сделать, лишь чувствовать тепло и то, что она в безопасности рядом с ним.       Это длилось всего несколько кликов. Несколько долгих кликов, когда они смотрели друг на друга, а потом… Волна тепла прошла, как и эти мысли… Нет, тепло все еще было, но оно теперь было спрятано где-то в районе искры, и почти не чувствовалось. Мысли о доверии тоже все еще были, но они отошли на второй план. Теперь процессор вновь взял над собой контроль и… появились вопросы.       Кто. Это. Такой. Кто это? Она не знала его, а если знала, то при попытке вспомнить процессор начинал немного болеть, поэтому она бросила эту попытку, когда с третьего раза проверки файлов ничего не смогла найти. Почему процессор несколько кликов назад буквально кричал о том, что этому меху не просто можно, а нужно довериться и он ее защитит, если она видит его в первый раз?       Немного еще озадачивало то, что этот мех сейчас выглядел очень растерянно, будто тоже не понимал, что происходит. Он смотрел мимо нее в пустоту и его брови были нахмурены. Затем он вдруг перевел на нее взгляд и их оптики встретились снова. Его взгляд перестал быть таким хмурым, но стал немного озадаченным, будто в ее оптике он что-то увидел. Что-то необычное и странное. Он вздохнул, прикрыл на секунду оптику, а когда открыл снова, его лицо уже не казалось хмурым или растерянным. Сейчас его брови были распрямлены и на губах была совсем крошечная улыбка, но ее было достаточно, чтобы внушить доверие.       — Здравствуй. — вдруг сказал он. У него был глубокий голос, и она тут же пустила поиск в файлах на предмет такого голоса, однако почему-то процессор опять заболел и отказался выдавать результаты. Она слегка нахмурилась и тут же прекратила. С ней явно было что-то не так. А мех тем временем продолжал. — Меня зовут Оптимус Прайм, и ты сейчас находишься на планете Земля. Я лидер автоботов, и сегодня мы нашли тебя в космическом корабле. Ты была ранена, и поэтому мы тебя доставили к нам на базу. Как ты себя чувствуешь?       Он говорил спокойно, и не очень громко. Его было приятно слушать, и в тоже время процессор до сих пор говорил о том, что ему надо доверять, поэтому она, сделав быстрый внутренний анализ, ответила:       — Мои системы в порядке, однако… — она подняла манипулятор и коснулась головы. Самоанализ подтверждал, что что-то в этой области было не так. — Здесь кажется поломка.       Оптимус Прайм кивнул, затем немного нахмурился и спросил:       — Как тебя зовут?       Простой вопрос, и она на него ответит. Ее зовут…       Стоп. Как ее зовут? Какое у нее имя? Она же не могла его забыть, так ведь? Она опять сделала проверку файлов, но она ничего не показала, только процессор опять начал болеть… Какой кошмар! Она забыла собственное имя! Она схватилась за голову от боли и пыталась сделать проверку еще раз, и еще раз, но ничего не выходило. Ну не могла же она забыть!       Она закрыла оптику и попыталась найти еще что-нибудь о себе, но ничего не выходило. Файлы не поддавались, изображения, если и были, открывались рандомно и были расплывчатыми… Какой кошмар! Она хоть что-то помнила? Хотелось кричать от боли в голове и от безысходности.       — Прекрати! Ты так только себе навредишь! — вдруг послышался другой голос, выдергивая ее в реальность. Она снова открыла оптику и увидела, что сзади Оптимуса, который сидел рядом с ней, появился другой мех. — Твои системы и так еще не восстановились, а ты их сейчас добьешь!       Она перевела взгляд на Оптимуса, который сидел рядом с ней. Только сейчас она заметила, что он держит ее за манипуляторы, и аккуратно отводит их от ее головы. Его фейсплейт выражал беспокойствие. Как в принципе и фейсплейт того меха, который стоял сзади него.       — Простите. Я просто… Я просто не могу ничего вспомнить. — ее голос звучал жалко, будто еще чуть чуть, и из оптики потечет жидкость и она расплачется. — Я ничего не помню. Ни имени, ничего.       — Как я и предполагал. — сказал мех, что стоял сзади. — Ты потеряла память. При посадке космического корабля, на котором Оптимус и еще один член нашей команды тебя нашел, ты получила ранение, и связи между твоими файлами памяти оборвались. Поэтому ты ничего не помнишь.       Ах, так вот в чем дело. Она поранилась, а теперь ничего не помнит. Она повернулась к Оптимусу, который до сих пор держал ее манипуляторы и смотрел с беспокойствием.       — Это навсегда? — спросила она. Оптимус немного подумал, а затем ответил:       — Нет. Через некоторое время твои файлы восстановятся, и ты сможешь все вспомнить. — его слова звучали ободряюще. — Мы ничего о тебе не знаем, поэтому ничего не сможем тебе рассказать.       Она кивнула. Ладно, все было не так плохо. Она по крайней мерии не потеряла память навсегда. Она немного подумала, прокручивая у себя в памяти то, что ей сказал Оптимус, (да, новую информацию ее процессор хорошо запоминал, а свое имя вспомнить не мог, молодец) и спросила:       — Кто такие автоботы?       Оптимус моргнул, а затем, немного подумав, ответил:       — Автоботы — это роботизированные организмы с планеты Кибертрон, такие же, как и ты, однако которые выбрали сражаться против восставших десептиконов. Тысячи лет назад, на нашей родной планете началась война, прежде всего за контроль ресурсов. И тогда против друг друга воевали автоботы и десептиконы. Десептиконы наступали и разрушали все на своем пути. В ходе войны наша планета погибла, и с тех пор многие годы мы воюем в космосе. Так мы пришли на Землю.       Она кивнула. Хорошо. То есть, ничего хорошего. Походу, ее родная планета умерла в ходе войны, а сейчас она разговаривает с лидером одной из фракций.       — Это очень краткая история того, что случилось с нашей планетой. Я не могу точно судить, но скорее всего ты была на стороне автоботов. На твоем плечевом отсеке знак Иаконских Архивов. — при словосочетании «Иаконские Архивы» в процессоре мелькнуло что-то, как мимолетная вспышка, но она не смогла понять что это, и не пыталась разобраться: она и так знала, что ничего, кроме боли, не получит. — Иакон был столицей автоботов. — закончил Оптимус.       Она тут же повернула голову и посмотрела на свой плечевой отсек. И в правду, там был знак. Она снова посмотрела на Прайма. Можно ли ему доверять? С одной стороны, он мог все это придумать с какой-нибудь целью, а она сейчас никак не сможет это проверить. Но с другой стороны… Процессор все еще твердил, что ему можно доверять. И почему-то очень хотелось ему верить.       Оптимус, видя, как она волнуется, решил перевести тему.       — Я думаю, что если ты забыла свое имя, то мы можем тебе его дать. — сказал он, снова немного улыбнувшись. — Какое имя тебе бы понравилось?       Она нахмурилась. Идея о новом имени была хорошая, не будет же она ходить безымянной, пока не вспомнит. Но вот какое имя она бы себе хотела? Мех, который стоял сзади подошел поближе, непроизвольно отвлекая внимание на себя. Она повернула к нему голову и решила спросить:       — А как вас зовут?       — Меня зовут Рэтчет. — сказал он.       — Рэтчет — тот самый медик, который тебя вылечил. У тебя была большая рана на голове, из-за которой связи между файлами повредились. — сказал Оптимус.       — Правда? — спросила она, и после того, как Оптимус кивнул, посмотрела на Рэтчета и, искренне улыбаясь, сказала: — Спасибо вам большое!       — Пожалуйста. — кивнул медик. Затем он усмехнулся: — Это все же моя работа. Скажи спасибо Оптимусу; это он и Арси тебя нашли и принесли. К тому же, если бы Оптимус бы не смог расшифровать код, который был у тебя на капсуле, то мы не смогли бы тебя вытащить.       Она радостно повернулась к Оптимусу и поблагодарила его:       — Спасибо! Если бы не вы, то я бы уже была бы дезактивирована.       Оптимус слегка кивнул и улыбнулся чуть шире, а потом вдруг открыл рот в удивлении и осознании.       — Точно, код. — сказал он.       — Код? Оптимус, что ты имеешь в виду? — спросил Рэтчет.       — Как насчет имени Сапфир? — немного улыбнувшись, спросил Оптимус.       — Сапфир? — переспросила она, чувствуя, как будто в процессоре начинает что-то шевелиться.       Сапфир.       — Это мое имя. — вдруг сказала она. Оптимус и Рэтчет пораженно уставились на нее.       — Ну… Оно тебе чем-то подходит. — сказал Рэтчет.       — Оптимус, Рэтчет, это мое имя! — чуть ли не прыгая от радости, прокричала она. — Я вспомнила!       Оптимус улыбнулся и сказал:       — Я рад за тебя.       Сапфир повернулась к Оптимусу и второй раз поблагодарила его:       — Оптимус, спасибо тебе большое!       Оптимус, по прежнему улыбаясь, кивнул. Рэтчет, смотря на радующегося спарка, тоже не мог сдержать улыбки.       — Хорошо. Сейчас уже поздно, поэтому, несмотря на то, что ты только что проснулась, я бы рекомендовал тебе пойти в оффлайн. Твой организм все еще восстанавливается, поэтому еще немного сна ему не помешает. — сказал медик.       Сапфир на это только кивнула. Оптимус отпустил ее манипуляторы, хотя до этого он сам не замечал, что так долго их держал, и встал с лечебной платформы, что бы спарк могла там поудобрее устроиться и погрузиться в оффлайн. Фемм же повернулась на бок и прикрыла оптику. Через несколько кликов она уже была в оффлайне.       Рэтчет повернулся к компьютеру и еще раз проверил ее состояние. Ее пробуждение прошло хорошо: они даже выяснили ее имя. Это доказывает то, что восстановление связей идет полным ходом. Вот если бы только среди них был бы хоть кто-то, кто знал ее до этого, то он мог бы заметно ускорить восстановление связей, просто рассказывая ей о ее прошлом. Однако, такой возможности у них не было, и оставалось только ждать…       — Рэтчет. — вдруг позвал старого друга Оптимус, и его голос был обеспокоенным. — Могу я с тобой кое-чем поделиться?       — Конечно. Оптимус, ты же знаешь, я готов тебя выслушать в любой момент. — подбодрил старого друга медик.       — Спасибо тебе за это. — сказал Оптимус и перевел взгляд на Сапфир. Немного подумав, он все же продолжил. — Когда она пробудилась… То есть, когда она открыла оптику и посмотрела на меня, я вдруг… — он остановился, пытаясь правильно подобрать слова. — Я вдруг почувствовал тепло. В самой искре.       Рэтчет, который до этого что-то печатал, вдруг остановился. Оптимус же продолжал, смотря на спарка:       — Оно сначала было маленьким, но потом росло, росло, я никогда такого не чувствовал. А затем… оно будто волной ударило в процессор и я почувствовал, что я должен… должен защищать ее. Оберегать ее. Любой ценой. — он посмотрел на Рэтчета, который был повернут к нему спиной, но все равно внимательно слушал. Его манипуляторы зависли над панелью компьютера и не двигались. — Ты знаешь, что это такое?       Некоторое время Рэтчет молчал, а потом, собравшись с мыслями, сказал:       — Возможно это реакция матрицы лидерства на спарка. — он говорил неуверенно, будто бы сам в это не верил. Оптимус не видел лица своего друга, но почему-то в этот момент он захотел его увидеть. — Оптимус, ты уже устал, тебе лучше пойти в оффлайн. Я кое-что доделаю, и тоже пойду.       Оптимус кивнул, и, сказав не засиживаться за работой, ушел в комнату, где он спал. Рэтчет вздохнул и расслабился.       Конечно, он не мог знать наверняка, но он предполагал, что это такое. И с матрицей лидерства это не было связано ни коем образом. Такое может быть только в одном случае, но он настолько абсурдный, что Рэтчет не хотел об этом думать. И все же…       Он повернулся и посмотрел на лежащую в оффлайне Сапфир. Его взгляд скользнул по шлему, который он сегодня оперировал, потом по антеннам, которые были точь в точь как у Оптимуса, а потом на ее фейсплейт, который был повернут к нему. А точнее на ее закрытые оптики. Хоть сейчас они и были закрыты, но Рэтчет точно помнил, какими они были, когда она их активировала и посмотрела на Оптимуса.       Ее правая оптика светилась голубым. Чистым голубым цветом. Красивый, но вполне обычный цвет для жителя Иакона, и тем более для того, кто работает в архивах. Однако ее левая оптика светилась ярко красным, даже рубиновым цветом, что, мягко говоря, встречалось в Иаконе крайне редко (не встречалась вообще).       И хуже всего было то, что Рэтчет хорошо знал оба этих цвета, и оптикам каких мехов они принадлежат.       Он вздохнул и пошел в сторону комнаты, в которой он планировал погрузиться в оффлайн. Он очень, очень надеялся на то, чтобы он был неправ, и это не то, о чем он думает.