Вслед за твоей тенью

Это было словно наваждение. Навязчивая мысль, которую никак не удаётся контролировать. Стремясь навстречу агрессивному сателлиту на всех скоростях, Кафка даже особо не думал, что он делает. Он чувствовал себя марионеткой, за чьи ниточки дёргает кукловод, но это блядское жужжание в затылке не давало ему никакого покоя. Почему-то мужчине казалось, что это противное давящее ощущение пройдёт, если он… Если он что? Разобьёт того кайдзю в пух и прах? Он даже не знает, способен ли на это! А его ноги уже так упорно несут его навстречу возможной гибели, как будто это самая естественная для него вещь в данный момент. Это было очень странно и навязчиво, но Хибино предпочёл не думать в этот момент о всяком. Он и так каким-то образом превратился в кайдзю, в монстра, что уже наводит на мысль о его ненормальности в целом. Он не думал, что если воспротивится этому странному наваждению, то это что-то ему даст. Кафке в любом случае надо понять, что теперь ему делать, а потенциальная битва с кайдзю хотя бы покажет ему его собственные возможности. Нападёт ли на него сателлит? Почувствует ли угрозу от него? Кафка не знал, он ни разу не видел, чтобы кайдзю боролись друг с другом. Если на то пошло, он почти ничего не знал об их территориальности и как вообще эти существа группируются и выбирают себе кардинала — вожака. В любом случае, сейчас он и узнает, нападают ли кайдзю друг на друга. По крайней мере, угроза и жажда крови от того сателлита ощущались очень чётко и явственно, а грохот и столбы пыли сигнализировали Кафке о том, что он совсем рядом. Послышался детский визг и горький плач женщины — вот те две сущности, которых Кафка почувствовал на пути у беснующегося кайдзю. — Прости меня, Ичикава, — прогудел Хибино и припал на руки, чтобы преодолеть последние рывки до своей цели: паукообразный сателлит с человеческой головой, совсем как тот, который напал ранее на него и Рено. Значит, где-то рядом должно быть их гнездо? Скорее всего, так и есть. Кафка стиснул острые зубы и, понадеявшись на лучшее, с рычанием обрушил сжатый кулак на огромную челюсть кайдзю. Сила его удара оказалась такой неожиданно огромной, что заставила кайдзю отлететь на приличное расстояние. Но также Кафка почувствовал, как его собственные когти больно впиваются во внутреннюю сторону ладони, вогнанные в тёмную плоть силой удара. Он старался не обращать внимание на пульсирующую боль — она была ничем в сравнении с осознанием той силы, которая, казалось, так легко заставила отлететь от него огромное чудовище, будто то совсем ничего не весило. Сателлит тем временем взревел со своего места и, потреся уродливой головой, ринулся к нему, быстро перебирая всеми ногами по обломкам. В этот момент мужчина услышал, как Рено, который всё это время бежал за ним (прости ещё раз, Ичикава), запыхавшись, остановился рядом с женщиной и девочкой. Кажется, у маленькой вот-вот начнётся истерика, и Кафка не мог её в этот винить. Не каждый день человек, а уж тем более такой маленький ребёнок, как она, оказывается практически в пасти у злобного кайдзю, который к тому же создал разрушения, из-за которых в довольно невыгодном положении оказалась его мать. …кажется, девочка также не обрадовалась его попытке её успокоить — наоборот, это вызвало ещё больше слёз и выговор от Ичикавы. Конечно, он помог освободить из-под обломков её мать, но доверия особо к чудовищу это действие не прибавило ни у девочки, ни у женщины, которая была в этот момент как будто бы в прострации. Возможно, она даже потеряла сознание. Тяжко. — Ичикава, уводи их отсюда, — сказал Кафка и повернулся обратно в сторону сателлита, который в этот самый момент был уже совсем рядом. Воздух вокруг Хибино стал разряжённым и густым, напряжённая энергия бирюзовыми молниями заплясала вокруг его тела, когда он готовил удар так быстро зажившей рукой. Когда кайдзю был уже совсем рядом, Кафка вложил всю силу в свою конечность и, извернувшись, обрушил сжатый кулак на нижнюю часть челюсти громадины. От отдачи удара у Кафки, казалось, затрещали кости, а его ступни вдавились в землю, когда кайдзю подлетел на месте и, крякнув, вдруг лопнул, как перенапряжённый воздушный шар. Кровь и ошмётки разлетелись вниз и в стороны, окатив мужчину с головы до ног. Жужжание в затылке пропало, оставив после себя лёгкое давящее чувство, но этого оказалось достаточно для того, чтобы успокоить всё его бушующее естество. Клыкастая пасть раскрылась для влажного выдоха, когда кровь прекратила ниспадать на разрушенную землю дождём. Чувствуя отвратительную липкость везде, где только можно, Кафка прикрыл глаза и шумно сглотнул, чуть пошатнувшись на месте. Кажется, это затратило всю его энергию – он так устал, Господи. За спиной у Кафки раздался робкий девичий голос: — Мистер кайдзю, — он обернулся и взглянул на девочку, которая переминается на месте с ноги на ногу. За спиной у неё сидит Ичикава с бессознательной женщиной на руках. Они всё это время были здесь? Кафка вернул внимание к девочке, которая, заламывая свои пухлые пальчики, тихонько произнесла: — Спасибо Вам. У Кафки расширились глаза. Он был готов к чему угодно: к крикам, истерике, страху. Но не к благодарности точно. Девочка видит перед собой чудовище, которое так до смешного легко одолело другое чудовище, и не боится его? Благодарит? Вы смеётесь? Не зная, что делать в подобной ситуации, Кафка обошёлся простым кивком рогатой головой и отвернулся. Странная решимость вдруг загорелась в его душе. Простое тихое «спасибо» этой девочки заставило сердце его колотиться в грудной клетке, а кулаки сжаться в каком-то намерении. — Ичикава, — тихо позвал Кафка, снова сглотнув. — Дядя? — Я понял, — старший выдохнул, почувствовав, как что-то шевелится под его костяным лицом, как тысячи мелких насекомых под кожей. Он повернулся лицом к своему младшему товарищу, когда с его головы вдруг посыпались осколки черепушки, которая стала вдруг маской, когда он почувствовал кожу своего лица. — Я понял, что невозможность поступить в Силы Обороны не беда. Я могу помогать людям и так, с этой силой. Секунда тишины. Лицо Рено вдруг исказилось гневом, и он, наклонившись едва над женщиной, зашипел, как разъярённый кот: — Вы с ума сошли?! Он вдруг заозирался по сторонам, как будто искал что-то потяжелее, что он сможет кинуть в Кафку со своей позиции. Мужчина отступил на шаг назад, неуклюже переминувшись с ноги на ногу, пока с него сходили чешуя и плоть большими кусками, рассыпавшись в прах. Кафка поднял руки в примирительном жесте. — Я осознаю все риски, Ичикава, правда! Я знаю, что это опасно и меня могут у… — он посмотрел в сторону девочки, которая со своего места наблюдала за их маленькой перепалкой, и проглотил это едва не сказанное «убить». Конечно, Ичикава понял, что Кафка имел ввиду. Он сузил глаза и встал на ноги, поднимая женщину. — Мы обсудим это позже, дядя, — Рено поправил тело женщины на руках и двинулся в сторону, от которой они оба прибежали. — Сейчас нам надо вернуться в больницу, пока Силы Обороны не прибыли. — Не надо… Мужчины дёрнулись головами в сторону матери, которая едва держала глаза открытыми. Девочка вскрикнула и подскочила к Ичикаве, хватаясь за материнскую одежду обеими ручками. Женщина вздохнула и двинула рукой, слабо проводя ладонью по плечу парня, который её держал. — Если заберёте нас в больницу… будут вопросы, — она сглотнула и поморщилась, повернувшись вдруг к Кафке. — Я не скажу, кто Вы. Ничего не скажу… Оставьте нас, Силы Обороны уже в пути. Нам помогут. Кафка прерывисто вздохнул, глядя на неё. Как они могли оставить их тут, в этих развалинах? А если вылезет ещё один кайдзю? Что тогда? Тогда с ним разберутся специально обученные солдаты. В любом случае, Кафка не чувствовал поблизости ни одной враждебной сущности. Хотя, судя по тому, насколько слабым присутствием теперь для него обладали и мать с дочкой, в человеческом теле его умение чувствовать живность сильно притупилось. Один плюс — давление в затылке теперь почти незаметное, его даже почти нет. Хибино отрывисто провёл рукой по потным волосам и на секунду зажмурился до звёздочек за веками. Он открыл глаза и огляделся в поисках места, где можно будет спрятать травмированную женщину и её дочь. Найдя такое за крупными обломками стены, Кафка аккуратно забрал женщину из рук младшего мальчика и перенёс её в выбранное место, с печалью и нежностью расположив её так, чтобы ей было хотя бы видимо удобно. Девочка не отходила от матери ни на шаг, поэтому звать её сюда не пришлось, но Кафка взял с неё обещание не шуметь и не выходить на улицу, пока не прибудут Силы Обороны. Он не хотел бросать их здесь, совсем не хотел. Но эта женщина говорила здравые вещи: если они с Ичикавой вдруг окажутся в больнице, которая находится так далеко от этого места крушения, у всех появятся лишние вопросы. Этого им не нужно было. — Хорошо? — Кафка снова спросил её, чтобы в конец убедиться, что женщине удобно. Она кивнула с усталой улыбкой и опустила голову на коленки дочки, которая после этого так заботливо обхватила голову матери руками. Кафка кивнул – больше для самого себя – и поднялся на ноги. Рядом с ним стоял в ожидании Рено, который встрепенулся в тот момент, когда старший выпрямился. — Ичикава, — Кафка тихо его позвал, когда они двинулись в сторону больницы. — Мне придётся притвориться больным в больнице. Понесёшь меня? Парень усмехнулся немного снисходительно: — Конечно, дядя. Никаких проблем.