Рев Дракона. (The Dragon's Roar)

Он сосредоточился на звуке своих тихо стучавших об пол ботинок, эхом отдававшемся в коридоре. Кроме сира Торрена, с ним больше никого не было. Эйемон чувствовал себя неуютно в своей комнате, поэтому искал покоя и уединения, бродя по дворцу. При обычных обстоятельствах кто-нибудь из знати остановил бы его, но лицо его оставалось непроницаемым, а на прохожих он смотрел так холодно, что и слуги, и дворяне обходили его стороной. Ни для кого не было секретом, что в Королевской Гавани назревают неприятности, и Эйемону было больно, что он слишком далеко, чтобы справиться с ними или помочь Джейме. Хуже того, его дядя не переставал наседать на него и ворчать, что именно лорд Джейме Ланнистер несет ответственность за смерть Роберта Баратеона. Эйемон держал записку дрожащими пальцами, прежде чем аккуратно сложить ее и положить в карман своей одежды. Ликование улетучилось, и после объявления Эйемона воцарилась напряженная тишина. Последним, с кем он встретился взглядом, был его дядя Нед. Он был потрясен, увидев, что его собственный дядя дрожит, но от ярости. Он никогда не видел его таким злым. Когда дядя встретился с ним взглядом, он прорычал: — Я тебя предупреждал! Никогда не доверяй Ланнистерам! Это явно дело рук лорда Джейме! Эйемон покраснел и закричал в ответ: — Прикуси язык, дядя! Я не позволю тебе выдвигать несправедливые обвинения против лорда Джейме! Дядя уставился на него так, словно у него выросла вторая голова. — Но… — Нет! Лорд Джейме никогда не предаст меня! Все, мы закончили! Эйемон вскочил на ноги, едва не опрокинув стул, Нед упрямо стоял на месте. Терпение Эйемона было на исходе, он схватил дядю за плечо и резко стащил его со стула, толкнув мимо всех жителей в коридоры. Он проводил дядю в его комнату, где они устроили еще один скандал, вновь крича друг на друга. Обычное добродушие и вежливость Неда будто исчезли со смертью его старого друга. — Ты настолько ослеплен золотом и силой Ланнистеров, мастерством лорда Джейме в обращении с мечом, что не желаешь видеть их недостатки! — кричал он. — А ты не хочешь видеть в Джейме ничего, кроме его недостатков! Джейме не предал меня, но ты не можешь сказать то же самое о своем друге Роберте, — крикнул Эйемон в ответ. Он понимал, что его уже несет, но лавина скрытых мыслей и чувств уже поднялась на поверхность и желала выплеснуться. — Я отвернулся от Роберта ради тебя, потому что иначе ты пожертвовал бы собой ради этого негодяя! — сердито сказал его дядя и ударил кулаком по столу, который их разделял. — Ты предал Роберта еще до этого. И этот «негодяй» верил в меня больше, чем когда-либо верил ты! Ты хотел отправить меня на Стену и всячески подпитывал мое желание это сделать! Но ты не пытался спасти меня, ты пытался спасти наследие Роберта! — выплюнул в ответ Эйемон. Лицо Неда помрачнело, но в глазах все еще горел гнев. — Я пытался защитить тебя! — Ты пытался избавиться от меня, чтобы я не нарушил твое счастливое существование. Чтобы не расстраивать леди Кейтилин, чтобы не было даже малейшего шанса, что я могу претендовать на Винтерфелл вместо Робба или на корону Роберта. Чтобы у меня никогда не было семьи из-за твоего страха, что мои дети будут угрожать твоим внукам. Ты заставил меня поверить, что моя мать была шлюхой, с которой ты связался во время войны. Ты заставил меня верить, что я ничто и никогда ничего не достигну! — обиженно крикнул Эйемон. — Я… но ты должен понять, что это было только для тебя, — растерянно пробормотал Нед, потеряв часть своего пыла. — Мы закончили это разговор, дядя. Если я еще раз услышу, что ты продолжаешь очернять доброе имя лорда Джейме, я прикажу запереть тебя в твоих комнатах на все время нашего здесь пребывания, — холодно сказал Эйемон, а потом подошел и открыл дверь. С последним сердитым взглядом, брошенным дядей на него, он ушел. Празднование победы принца Оберина над сиром Григором Клиганом состоялось неделю назад. Эйемон воздержался от еще одного разговора с дядей, и, к счастью, дядя также держался подальше, лишь молчаливо и угрюмо смотрел на него. В какой-то мере это было на руку Эйемону, которому не пришлось рассказывать ему остальную часть сообщения Джейме. Он испробовал три их шифра, прежде чем определил, что это Тормунд Великанья Смерть. Будь осторожен! Никому не доверяй! Роберта убили. Слуга, который дал ему вино, мертв. Роберт был убит, чтобы очистить путь к трону для кого-то другого. Может, Джоффри? Вряд ли это Станнис или Ренли. Удвоили охрану, чтобы быть уверенными. Серсея морит себя голодом. Есть новый слух, что это делают по твоему приказу. Эйемон нахмурился, чувствуя смесь разочарования и страха. С большим усилием он сунул письмо в пламя свечи, а затем сжег пергамент, на котором был написан шифр. Он потушил огонь, чтобы ничего не загорелось, а затем осмотрел пепел, чтобы убедиться, что не осталось даже малейшего намека на буквы. Как бы он ни хотел сохранить письмо, он не мог рисковать тем, что оно попадет в руки слуги, желающего заработать монету. Как только пергамент обратился в пепел, он закипел. Его не должно было удивлять, что как только он покинул Королевскую Гавань, угрозы тут же начали давать о себе знать. Он надеялся, что коалиции союзников, которую он создал, будет достаточно, чтобы удержать его противников от глупых поступков и попыток бросить ему вызов. Тем не менее было ясно, что Тайвин Ланнистер вряд ли был дураком и что он никогда не успокоится, пока его кровь не будет сидеть на троне. Лорд Ланнистер мог быть терпеливым, но дождется ли он подходящего момента или, скорее всего, нанесет удар до того, как Эйемон полностью успеет прикрыть свои тылы? Без жены и даже без наследника Эйемон сейчас был уязвим, как никогда. Но яд не был оружием Ланнистеров. Даже когда у лорда Ланнистера была возможность убить Робба у Фреев, он предпочел решительный бой, а не простую дозу яда в вине для каждого северного лорда. Отравление было больше похоже на дело рук Мизинца. При мысли о том, что эти двое найдут друг в друге союзников, его охватил озноб. Ему нужно было вернуться в Королевскую Гавань, но он обещал провести месяц в Дорне, чтобы укрепить их союз и дружбу. Но этот срок придется сократить, даже при том, что сами переговоры еще не состоялись. Первое, что сделал Эйемон, проснувшись утром, — настоял на конкретной дате переговоров. Пришлось немного поторговаться, но из интереса, чтобы не оскорбить хозяев, он согласился принять их через пять дней после битвы с Горой. Он объявил, что уезжает на следующий день после переговоров. До этого Эйемон проводил время в спаррингах с принцем Оберином и уделял больше времени обучению Оливара. Он часто гулял в саду с принцессой Арианной, но старался держать ее на расстоянии. Хотя она улыбалась и была вежлива, он чувствовал, что в ее глазах было что-то явно расчетливое. Однако, в отличие от леди Маргери, она не осмеливалась пересекать какие-либо границы, наводящие на размышления. Вечерами он ужинал с принцем Дораном, и они обсуждали политику, поставки и предстоящую зиму. Хотя Доран был осторожен, Эйемон чувствовал, что некоторые из его вопросов вызывают у него раздражение, от которого Эйемон уклонялся изо всех сил. Если принц Доран и был разочарован его ответами, то не подал виду. Шли дни, а новости из Королевской Гавани становились все хуже. Эйемон получил еще две записки от Джейме о том, что целитель Дэвид тяжело ранен, а лорд Джон Ройс скончался. Ему так не хотелось сообщать дяде о последнем. Он никогда не видел своего дядю в таком продолжительном состоянии ярости, и эта новость только омрачила его. Однако, похоже, на этот раз Нед не позволил своему гневу затуманить рассудок, потому что просто молча ушел. Эйемон был счастлив оставить дядю в покое. Смерть лорда Джона Ройса повергла его в еще больший ужас, чем смерть Роберта Баратеона. Роберт больше не был важной фигурой, и он намеревался казнить его, как только объединит Семь Королевств. Его смерть должна была положить конец раздорам, но его лишили этого. Однако лорд Ройс был его ключом к Долине. Дома в Долине последовали за ним вместо леди Аррен. За кем же они теперь пойдут? Джейме определенно намекал в своей личной записке, что подозревает, что это было убийство. Удалось ли Бейлишу узнать, что творится в Орлином Гнезде, или он ударил лорда Ройса, потому что тот стоял у него на пути? Он надеялся, что Черная Рыба не пострадает. Узнал ли Бейлиш о том, что он сделал в Орлином Гнезде, или нет, он подошел слишком близко. Он молился Старым Богам, чтобы Джейме нашел способ проследить за убийствами до него. Им нужно было поймать Бейлиша, и быстро, прежде чем он сможет посеять еще больший хаос. Эйемону не терпелось вернуться в Королевскую Гавань, поэтому он проводил почти все свое время в тренировках и спарринге и многое узнал о битве с копьями. Без спарринга, который мог бы занять его на корабле, обратный путь наверняка будет мучительным. Но ему придется набраться терпения. Настал день переговоров, и Эйемон скользил по коридорам в открытую комнату в частной части дворца. Принц Доран и принц Оберин ждали его там, сидя по одну сторону длинного стола, а рядом с принцем Дораном лежал кусок пергамента и чернильница с пером. Принц Оберин встал и поклонился, в то время как его брат просто склонил голову. После боя с Григором Клиганом принц Оберин стал относиться к нему гораздо теплее. И он, и его дядя были холодны друг к другу, но ему нравилось проводить время с принцем Оберином. Он снова вспомнил Джейме. Он скучал по Джейме и каждую ночь молился за него. Эйемон махнул рукой, указывая сиру Торрену встать у двери, и занял свое место. При обычных обстоятельствах дядя должен был присутствовать, но Эйемон больше не верил, что он не испортит переговоры. — Сегодня с нами не будет лорда Старка? — спросил принц Оберин своим обычным насмешливым тоном. — Он желает вам обоим добра, но его никогда не интересовала политика, — ответил Эйемон. Они прекрасно понимали, что он не в ладах с дядей, но пропустили это благопристойное замечание мимо ушей. — Ваша светлость, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы почтили нас своим присутствием в Дорне, — начал принц Доран. — Было приятно познакомиться с вами, и я думаю, что мы оба хорошо понимаем друг друга. Вы удивили нас своим состраданием и уважением к нашим ушедшим родственникам. Эйемон смотрел на них с нарастающим беспокойством. Не то чтобы он не наслаждался временем, проведенным в Дорне, и не находил Мартеллов покладистой семьей, но гнев и страдания, которые они терпели более десяти лет, не исчезли за одну неделю. Одной мстительной дуэли и двух снятых голов тоже было недостаточно. Его дядя и Джейме неоднократно говорили ему, как разгневаны дорнийцы из-за жестокой смерти короля Эйегона, принцессы Элии и принцессы Рейнис. К какому бы пониманию они, по-видимому, ни пришли, Эйемон знал, что они все еще собираются использовать свою боль как рычаг, чтобы возвысить свою семью. — Там, где ваш предшественник издевался над нашей болью, вы предложили свою поддержку и даже наблюдали за правосудием над двумя мужчинами, которые были ответственны за смерть принцессы Элии и ее детей. Однако остался один человек, который все еще несет ответственность за их страдания… — Нет, — резко ответил Эйемон. — Я не смог бы взять и удержать Королевскую Гавань без поддержки лорда Тайвина Ланнистера и его сына, лорда Джейме Ланнистера. Я не стану нападать на союзников, если они не дадут мне для этого веской причины. На лице принца Дорана дернулся мускул, и на этот раз лицо принца Оберина стало мрачным и серьезным. — При всем моем уважении, это звучит… опасно, ваша светлость. Мы говорим о старом льве и его буйном детеныше. Один разграбил город, а другой убил вашего деда. Эйемон почувствовал, как его раздражение растет, когда кто-то снова использовал смерть деда, которого он никогда не видел — и который убил других членов его семьи, — в попытке вбить клин между ним и Джейме. Это становилось утомительным. — Я прекрасно знаю, что они сделали. Как и вы прекрасно знаете, что мой дед сделал с другими членами моей семьи и дворянами. Я не могу изменить прошлое. Жестокое наследие моего деда отбрасывает длинную тень, но мы не можем выйти из этой тени, пока продолжаем жить прошлым. Я бы предпочел сосредоточиться на будущем. — Какое же это может быть будущее? — ехидно спросил принц Оберин, но его насмешка была легкой. — Судя по тому, что мы слышали, в Красном замке не так уж тихо. — Два человека погибли. Хотя это и шокирует, но вряд ли вызывает тревогу. Я уверен, что у лорда Джейме все под контролем, — ответил Эйемон. Он надеялся, что они приняли его пот за естественную реакцию от жары, а не за проявление нервозности. Ему потребовались все силы, чтобы удержать руки на столе. — Вы должны признать, ваша светлость, что ваш дядя вряд ли согласится, — сказал Оберин. Хмурый взгляд Эйемона стал более суровым. — Вы должны понять, мой дядя скорбит. Он уже давно имеет вендетту против лорда Джейме, с тех самых пор, как повесил на него ярлык Цареубийцы. Они могут не любить друг друга, но они готовы отложить свою недоброжелательность друг к другу ради единства в Семи Королевствах. — Вы должны признать, ваша светлость, что меня удивляет, что вы так верите в человека, который убил члена вашей семьи, — ответил принц Доран. — Я знаю лорда Джейме. Он не предаст меня, — осторожно сказал Эйемон. Оба мужчины изучали его, пока он ждал их следующих слов. — Очень хорошо, мы рассмотрим ваши условия. Представьте их, пожалуйста, — ответил принц Доран, задумчиво нахмурившись. Он так сильно отличался от своего брата. Там, где Оберин Мартелл был весь в движении, как дикая лошадь, слишком взвинченная, чтобы стоять на месте, жаждущая бежать и взбрыкивать, его брат был подобен большой реке, упрямой, но решительной. Он был спокоен, умен и внимателен. Не то чтобы Оберин не был таким, но у него, казалось, не было ни дисциплины, ни терпения для тщательного планирования. У Дорана все это было, и Эйемон еще раз напомнил себе, что ему следует быть осторожным со словами. — Во-первых, я хотел бы официально поблагодарить вас за то, что вы приняли меня и моего дядю. Подумайте о том, чтобы формализовать короля Эйгона VI Таргариена как дар и зло, которое давно должно было быть исправлено. — Благодарю вас, ваша светлость, — ответил принц Доран. — Это самый желанный подарок, ваша светлость, — сказал принц Оберин. — Также я ожидаю, что вы, как мой союзник, предоставите дорнийских солдат, когда я призову их. Мы сражаемся как одно или умираем порознь. Не может быть никаких колебаний, защищать королевство — это долг ваших солдат. — Да, ваша светлость, — ответили оба. Принц Оберин тяжело вздохнул и что-то проворчал, показая свое беспокойство. Принц Доран пристально посмотрел на него, и он успокоился. — А теперь, что касается моего первого пункта, я хотел бы приветствовать члена дома Мартелл в Королевской Гавани и даровать ему место в Малом совете. Они оба оживились. — У вас есть на примете какая-нибудь должность? — спросил принц Доран. — Это будет зависеть от того, кого вы пошлете. Я бы предпочел, чтобы человек занимал должность, в которой он преуспеет, — ответил Эйемон. Он подождал, пока принц Доран тщательно запишет его слова. — И что еще? — спросил принц Доран. — Сейчас у меня шесть Королевских гвардейцев. Мне не хватает одного. Для меня было бы честью, если бы вы предоставили рыцаря, чтобы заполнить последнее место, — сказал Эйемон. Улыбка принца Оберина стала шире, и он, казалось, с трудом сдерживал себя. Однако принц Доран оставался непроницаемым и задумчивым, пока записывал его предложения. — Вы ведь еще не женаты, не так ли? — Да, — ответил Эйемон, а про себя раздраженно думая: «Я смогу закончить хоть одни переговоры без того, чтобы мне не всучили невесту?» — Вы познакомились с принцессой Арианной и прекрасно ладите с ней. Поэтому я бы хотел, чтобы вы вместо гвардейца из Дорна взяли в жены мою дочь. И тогда я снова буду считать Дорн и корону союзниками, — прямо сказал принц Доран. Эйемон кивнул и прокрутил предложение в голове, хотя на самом деле он его не рассматривал. Он должен был понять, что они могут получить от брака с ним и стоит ли вообще предлагать брак с Визерисом. Это предложение он понять мог: принц Доран хотел, чтобы его дочь стала королевой, как и Тиреллы. Это давало и власть, и престиж. А брак Арианны с Визерисом, хотя и не давал ей статуса королевы, по крайней мере намекал на возможность королевской власти. До тех пор, пока он сам не обзаведется наследником, Визерис будет им, как только достигнет Семи Королевств. «Если он еще жив», — подумал Эйемон и понадеялся, что дрожь его не заметна. Он легко мог предоставить принцессе Арианне руку покойника, хотя и не знал этого наверняка. Ему было неловко предлагать ложное решение, но единственным вариантом был Визерис или Арья. Он мог бы обмануть их ради счастья Арьи. Он должен был. — Простите меня, принц Доран, но я уже публично взял на себя обязательство жениться на моей тете, Дейенерис Таргариен. — Неужели это так? — спросил принц Доран, с любопытством склонив голову. — До меня дошли слухи, что Дейенерис Таргариен вышла замуж за дотракийского конного лорда. Как и ваш прадед, вы можете не найти себе чистую таргариенскую невесту. Эйемон проигнорировал укол. Он почувствовал, как хрустнули костяшки его пальцев, когда он сжал кулаки, но затем попытался сосредоточиться. Он сделал сознательное усилие, чтобы опустить напрягшиеся плечи. — До меня таких слухов не доходило. Независимо от того, замужем она или нет, она заслуживает того, чтобы вернуться на родину. Она сама решит, когда прибудет мой посланник, чтобы предложить ей безопасный проход в Вестерос. Я думаю, что лучше всего оставаться свободным, пока не будет точно известно ее решение. Доран нахмурился еще сильнее, но сказать ему было нечего. Как бы Эйемону ни было больно, в том, что Дейенерис находится так далеко, есть свои плюсы: любые истории, приписываемые ее местопребыванию, могут быть проигнорированы как слухи. Эйемон воспользовался бы этой неразберихой, где только мог, но он приходил в отчаяние от мысли, что она все еще может быть замужем за этим дотракийским конным лордом. — Однако есть еще один член семьи Таргариенов, которого я могу предложить вам: мой дядя Визерис. В глазах принца Дорана тут же зажегся нетерпеливый огонек, хотя лицо его оставалось безучастным, а вот улыбка Оберина медленно стала шире. — Он все еще жив, не так ли? — Последнее, что мы слышали о нем, что он здравствует и стремится вернуться в Вестерос, — ответил Эйемон. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы его голос звучал ровно. Его язык был сухим, как пергамент, а сердце бешено колотилось в груди. Если Визерис жив, помолвка с принцессой Арианной может оказаться самым худшим, что он может сделать. Он не только подвергнет себя преждевременной смерти в Дорне, пытаясь заменить себя Визерисом, но и обречет женщину провести с ним всю жизнь. Или Визерис изменился? Разумно ли было ожидать, что на этот раз он не только будет в здравом уме, но и примет нового члена семьи? Эйемон молился Старым Богам, чтобы он сам не предложил принцу Дорану и принцу Оберину ножи, которыми его могли ударить в спину. Доран согласно кивнул. — Это не такой выгодный брак, как с вами. Однако вместе с этим я хочу, чтобы место в Королевской гвардии занял дорниец, и тогда, я думаю, мы сможем прийти к соглашению. При условии, конечно, что таковы ваши условия. — Да, таковы мои условия, — сказал Эйемон. — Благодарю вас, ваша светлость. Вы дали нам много поводов для размышлений. Я был бы признателен, если бы вы дали нам время обсудить это, — спокойно сказал принц Доран. — Конечно, но я требую получить ответа уже завтра. — Думаю, вы получите ответ к обеду. — Очень хорошо, я буду ждать, — сказал Эйемон и встал. Он вежливо кивнул им, и они поклонились в ответ. Сир Торрхен снова последовал за ним, и Эйемон зашагал прочь, ища безлюдную часть дворца, чтобы подумать. Посмеют ли они попытаться сохранить нейтралитет? Эйемон нахмурился. Он и так предложил достаточно, чтобы соблазнить любое королевство, и дал Дорну достаточно благ, чтобы они были готовы сложить оружие. Неужели они думают, что он настолько мягок, раз осмеливаются просить о большем? Он поставил лорда Фрея на место, но тогда у него за спиной была целая армия. Лишь небольшой отряд Старков и Королевская гвардия сопровождали его в Дорн. Была ли какая-то польза в том, чтобы отравить его сейчас? «Если я умру, это даст Тайвину Ланнистеру все возможности, чтобы занять трон», — мрачно подумал он. Даже со всем могуществом Дорна они не смогут ни предотвратить войну, ни искоренить лорда Ланнистера. И в случае смерти его и дяди они окажутся лицом к лицу. Ни Речные земли, ни Север не станут помогать Дорну после убийства их короля. Убив его сейчас, Мартеллы и Дорн окажутся в еще худшем положении, чем до того, как он занял трон. С его условиями у них было все, что они могли получить, и единственное, что можно было считать потерянным, — это королевский трон и титул. Разрешение принцессе Арианне выйти замуж за Визериса давало им путь к трону, если они осмелятся убить его. Это была рискованная уловка, но до тех пор, пока он был прав в своем предположении, что Визерис умер в это время, как и в прошлый раз, — тогда это был риск, на который он был готов пойти. Эйемон решил вернуться в свои покои. Призрак был там, тяжело дыша даже в прохладном воздухе, и он погладил его, шепча на ухо: — Спасибо, что ты всегда был здесь, мальчик. Похоже, ты единственный, на кого я могу положиться. По мере того как проходили ночи, он снова и снова сливался с Призраком. По мере того как он вспоминал, как это делается, ему становилось все легче. Прохладные ночи в пустыне были передышкой от жары для них обоих. Он позволил Призраку взять инициативу на себя и просто ходил с ним на прогулку. Иногда он задавался вопросом, понимает ли Призрак, что он с ним каким-то косвенным образом.

***

Он, как обычно, освежился к ужину, натянул не промокший от пота камзол и посмотрел в зеркало. «Надо подстричься, — подумал он, глядя на себя. — Но не слишком коротко». Его длинные вьющиеся локоны все еще лежали на плечах, особенно тяжелые и горячие в жару, но он вспомнил, как Дени играла с его кудрями, лежа в постели. Раньше ей это, кажется, нравилось, и он будет страдать от жары, если это поможет ей снова влюбиться в него. «Дейенерис скоро будет здесь. И я должен отлично выглядеть для нее», — подумал он и почувствовал волнение. Прошло уже три месяца с тех пор, как он послал сира Барристана на ее поиски. Удалось ли ему это? Или ему мешало какое-то еще неведомое препятствие? «Хватит, — ругал он себя. — Ты больше не зеленый мальчик». Лучше беспокоиться о ее реакции, когда они действительно встретятся, а пока что он должен держаться прежнего курса. Он никогда не считал себя одинокой фигурой, управляющей Семью Королевствами. Джейме всегда будет прикрывать его спину, и он полагал, что дядя никогда его не бросит. По крайней мере, он надеялся, что дядя этого не сделает. Неужели он совершил достаточно бесчестных поступков, чтобы дядя лишил его поддержки? Он еще не рассказал ему о своих планах предложить принцессе Арианне мертвого Визериса. Одобрит ли дядя такую рискованную тактику? Может, и к лучшему, что его там нет. Эйемон был вынужден вступить в разговор с другими дворянами, ожидая появления братьев Мартелл. Его дядя сидел рядом с ним молча, просто бормоча односложные ответы другим дворянам, которые пытались привлечь его внимание. Он почти не слышал ни слова из того, что они говорили, и его внимание привлекло только появление принца Дорана, когда того вкатили на место всего несколькими сиденьями ниже. Прозвенел маленький гонг, и все гости замолчали. — Я должен сделать объявление, — сказал принц Доран громким, ясным голосом. — Король Эйемон предложил нам щедрые условия. После долгих обсуждений мы с принцем Оберином согласились принять их. Зал взорвался радостными возгласами, а принц Оберин немедленно налил себе полный кубок вина и потянулся, чтобы похлопать Эйемона по спине. И когда Эйемон поднял кубок для тоста, он подумал, что все, что осталось, — это железнорожденные. Но сначала он должен остановить Бейлиша, а потом дать жизнь Рейегалу.