fool me once (kiss me twice)

– Джисо-о-он, – Минхо тычет ему в щеку, хихикая, когда его нос дергается. В комнате темно, он спит, раскинув руки и ноги: одна нога свисает с дивана, рука перекинута через подлокотник, другой он прижимает к груди плюшевого кота. Это мило, но выглядит не очень удобно. Может быть, ему стоит проявить милосердие и предложить Джисону спать с ним на кровати? – Джисон, – зовет он снова, мягко сжимая его плечо. – Джисонни, проснись. Тот хмыкает, переворачивается лицом к спинке дивана, сворачивается калачиком и еще сильнее прижимает к себе игрушку. У Минхо нет другого выбора, кроме как забрать ее у него. Только вот несмотря на то, что он спит, у него удивительно сильная хватка, поэтому Минхо остается только снова потрясти его. – Вставай, вставай, – говорит он. – Я хочу слепить снеговика. – Вот сам иди и лепи, – отвечает тот сонным голосом. Когда Минхо впервые услышал Джисона сразу после пробуждения, чуть меньше недели назад, он нашел этот низкий, чуть хриплый голос до ужаса привлекательным, – и он с удивлением осознает, что до сих пор чувствует то же самое. Он непреклонно отодвигает эту мысль на задворки сознания, пораженный тем, что его мозг до сих пор цепляется за идею о прошлом Джисоне, том, которого он представлял в своей голове. – Вот и пойду, – раздраженно говорит он. – Давай, вставай уже, я приготовил завтрак. И я хочу поскорее надрать тебе задницу в снежках. Вот, что заставляет Джисона, наконец, повернуться к нему с приоткрытым глазом. – Ты пожалеешь о своих словах, Рено Ли. Дай мне только сделать пару глотков кофе… Пока он говорит, его голова сама опускается на подушку, голос затихает, и, по-видимому, он снова начинает засыпать. Минхо хмыкает, поднимаясь с корточек. – Хорошо, – говорит он. – Значит, твои вафли я скормлю Чонину. – Ладно, ладно, – стонет тот в ответ, заставляя себя сесть прямо и потянуться. – Иду. Удовлетворенный ответом, Минхо возвращается наверх, чтобы продолжить готовить завтрак, и видит, как Чонин, мило улыбаясь, печатает кому-то сообщение. – Кто это там тебе пишет? – спрашивает он, чувствуя себя мамой, которая узнала о том, что у ее сына отношения. Он поднимает глаза. – Хенджин. А что? – О, – Минхо делает глоток кофе, сокрушаясь о неудавшейся возможности подразнить Чонина за то, что он влюбился – увы, это всего лишь Хенджин. – Просто интересно. Вскоре после этого к ним присоединяется Джисон: его рыжие волосы растрепаны, но он выглядит намного бодрее, чем несколько минут назад. Вскоре они все одеваются и выходят на улицу. – Думаю, будет справедливо, если мы с Минхо объединимся против тебя, – натянув перчатки, говорит Чонин, собирая опасно большой снежок. – Это же его первый раз. – Какого черта? – восклицает Джисон, в то время как Минхо отвечает: – Согласен. – Ни за что! – спорит тот. – Я не собираюсь делать ему поблажки. И, если уж на то пошло, это мы с тобой должны объединиться против него. Мы же семья, братик. – Не по крови, – парирует Чонин, бросая в него снежок. Джисон хватается за грудь – его только что ранили, но далеко не снежком. Минхо смеется, решая отложить битву на потом, вместо этого работая над туловищем для снеговика. Он зигзагами ходит по лужайке, катая большой шар и стараясь сделать его как можно ровнее. Поместив его перед кустами, он начинает работать над следующим ярусом. Джисон тоже решает слепить снеговика, поставив его основание рядом с основанием Минхо. – Сейчас мы узнаем, чей снеговик лучше, – говорит он. Минхо отвечает, что надеется, что снеговик младшего оживет и убьет его во сне, после сосредотачиваясь на собственном, пока Джисон стоит с открытым от шока ртом, а Чонин хихикает. Пока они катают шары, Чонин услужливо собирает камни и гальку для того, чтобы сделать им лица, и ветки для рук, но заявляет, что поделится ими только с Минхо, поэтому Джисону приходится искать всё самостоятельно. – Спасибо, Нинни, – говорит Минхо, ущипнув его за щеку. – Ай, холодно! – шипит он, отшатываясь, и Минхо хихикает, выбирая камешки для того, чтобы сделать снеговику лицо. Два круглых глаза, милый носик пуговкой и большая, красивая улыбка. Закончив, он выискивает под кустами желудь, а затем вдавливает его в снег на левой щеке своего творения. – Готово, – гордо говорит он, отряхивая снег со своих перчаток. Джисон, на секунду перестав пытаться забрать у Чонина камешки, разворачивается. – А это что? – указывает он пальцем на желудь. Минхо отвечает, тыча пальцем в родинку на его щеке и ухмыляясь. – Это ты! – О, – Джисон смотрит на него еще мгновение, широко раскрыв глаза, и его губы расплываются в широкой улыбке. Минхо смутно думает, что его улыбка по форме напоминает сердце, и черт, это нечестно – быть таким милым. Джисон, решив превратить своего снеговика в Минхо, добавляет к глазам крошечные веточки – ресницы, острый камешек – нос, улыбку, похожую на кошачью, и… – Это кошачьи уши? – спрашивает Минхо, наблюдая за тем, как он втыкает в макушку ветки треугольной формы. – Нет, это антенны для связи с космосом, – с сарказмом отвечает он. Он вставляет вторую ветку, расправляет их, а затем с ухмылкой поворачивается к старшему. – Как у инопланетянина. Потому что ты явно не из этого мира, малыш. Минхо моргает, а затем разражается пронзительным смехом, в то время как Чонин притворно давится. Отбросив оставшиеся камешки в сторону, он поднимает собранные им ветки, втыкая их в бока снеговиков, специально выбирая самые длинные, чтобы после сплести их друг с другом, чтобы выглядело так, будто они держатся за руки. Они все отступают, чтобы полюбоваться своей работой, и Минхо не может перестать улыбаться. Стоит ли стыдиться того, что ты радуешься чему-то столь детскому? Нет. Он достает свой телефон, чтобы сделать снимок, но Джисон останавливает его, судорожно закрыв объектив рукой. – Стой! Им нужны шарфы. Сейчас вернусь. Согласившись, Минхо ждет, пока младший забежит внутрь, а тем временем спрашивает у Чонина: – Может, нам и тебя слепить? – Нет, – говорит он. – Это ваш момент. – Наш момент? – смеется Минхо, но прежде чем Чонин успевает что-то сказать, Джисон выбегает на улицу с двумя шарфами в руках. – Чур, мой в красном! – кричит он, бросая его Минхо. – Я все равно хотел синий, – по-детски фыркает он, наблюдая за тем, как Джисон осторожно обматывает синий шарф вокруг снежного Минхо, а затем делает то же самое с красным. Они снова отступают назад для фотографии, Джисон гордо складывает руки на груди, пока Минхо открывает камеру. – Мы хорошо смотримся вместе, – заявляет Джисон. Минхо хихикает, делая серию снимков. – Да, я видел снежные пары куда хуже нас. – Так, – говорит Чонин. – А теперь мы можем поторопиться уже забросать Джисона снежками, пока я не отморозил себе задницу? – Эй... – начинает Джисон. – Стой! – задыхается Минхо, присаживаясь на корточки, чтобы собрать немного снега в ладони. – Еще кое-что. – Детишек лепишь? – спрашивает Джисон с улыбкой на губах, опускаясь рядом с ним. – Ага, – бормочет он. Джисон хихикает, и Минхо краем уха слышит, как он бормочет себе под нос что-то вроде «Мило», но не придает этому большого значения, когда тот начинает лепить еще одного кота рядом с тем местом, где Минхо лепит Суни. – Я сделаю Дуни, – говорит он, – Чонин, с тебя – Дори. Присоединившись к ним у оснований снеговиков, Чонин спрашивает: – Это тот, что полосатый? Минхо вытягивает шею, чтобы посмотреть на него из-за головы Джисона. – Откуда ты знаешь? Он пожимает плечами, обмениваясь взглядом с братом: – Угадал. Минхо с подозрением щурится, но тут же отвлекается, когда Джисон встает, чтобы собрать выброшенные на землю ветки и камешки, а затем протягивает их младшему, чтобы тот сделал полоски, а себе оставляет парочку для усов. Закончив, они снова отступают, и Минхо улыбается, делая с десяток фотографий, немедленно отправляя несколько из них своей маме и Феликсу. Он убирает телефон как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джисон, достав свой, снимает видео, перемещая камеру от снеговиков и котов к самому Минхо, но его внезапно прерывает снежок, прилетевший ему в затылок. С отвисшей челюстью он поворачивается лицом к Чонину, который в шоке прикрывает рот рукой, а Минхо хихикает, глядя на то, как снег с его шапки падает прямо ему в капюшон. С этого момента начинается настоящая война: они бегают по двору, крича, как дети. Меткость Минхо оставляет желать лучшего, но, по крайней мере, его хорошие рефлексы позволяют ему быстро уклоняться от чужих снежков, и он не получает ни одного удара, пока Джисон с Чонином удивительным образом не объединяются против него. Однако их перемирие – лишь вопрос времени, и вскоре каждый из них снова сам за себя. Минхо чувствует, как у него замерзли нос и кончики пальцев, но не помнит, когда в последний раз в своей жизни получал столько чистого, неподдельного удовольствия. Он не хочет, чтобы все это заканчивалось, но идея сделать передышку и выпить чашечку чего-нибудь горячего с каждой минутой становится все более привлекательной, и остальные, похоже, разделяют это чувство, потому что их броски становятся все слабее, а носы – краснее. Но они не успевают прекратить игру самостоятельно, потому что кое-кто другой делает это за них – к подъездной дорожке приближается незнакомый, дорогой на вид черный кадиллак, привлекая всеобщее внимание. Минхо с любопытством наблюдает за тем, как Джисон с Чонином расплываются в улыбках, предполагая, что это, должно быть, те самые родственники, о которых упоминала Джихо. Однако, когда задняя дверь распахивается, едва ли машина паркуется на месте, то, что вылезает из нее и с визгом бежит к ним, – это совсем не взрослый парень, которого ожидал увидеть Минхо, а маленькая девочка, которой не больше шести-семи лет. – Джиджи! – кричит она, направляясь прямиком к Джисону с широко распростертыми объятиями. Длинные, волнистые черные волосы развеваются на ветру, и она бежит так быстро, что Минхо кажется, что она в любую секунду может споткнуться и упасть в снег. – Хана, твоя куртка! – раздается голос из машины, но Минхо не оборачивается, чтобы посмотреть, кому он принадлежит, вместо этого наблюдая за тем, как Джисон бежит к девочке, улыбаясь и подхватывая ее на руки, кружа в воздухе. – Боже мой, как ты выросла! – говорит он, опуская ее на землю и присаживаясь перед ней на корточки. – Ты была вот такая, когда я видел тебя в последний раз! – он опускает руку на уровне примерно половины ее роста, заставляя ее хихикать. – Я была выше! – Хорошо, хорошо, – соглашается Джисон. – Может быть… вот такая, – он поднимает руку едва ли на сантиметр, тычет ее в живот, заставляя ее согнуться пополам от смеха, и продолжает щекотать. Минхо чувствует, как что-то внутри сжимается. – Привет, Хана, – говорит Чонин, помахав рукой. – Я тоже здесь. – Нинни! – заметив его, кричит она, пробегая короткое расстояние, чтобы обнять и его. Пока Чонин и Хана болтают, Джисон подбегает к автомобилю, и Минхо взглядом следует за ним, останавливаясь, по-видимому, на тех, кого упоминала Джихо. Двое парней по очереди обнимают Джисона, и тот громко смеется. Один примерно одного роста с Джисоном, у него вьющиеся каштановые волосы и ямочки на щеках, когда он улыбается, – с маленькой розовой курткой в руках он подбегает к Хане, накидывая ее ей на плечи, после чего крепко обнимает Чонина, – а другой немного ниже, но коренастее, у него черные волосы и острый взгляд. Минхо держится позади Джисона, пока тот, что пониже ростом, встречается взглядом с Чонином и бросается к нему, завизжав в манере маленького ребенка. – Нинни, поцелуй меня! – требует он. Чонин отчаянно вопит, когда его осыпают очередными объятиями и несколькими попытками поцеловать в щеку. – Как давно я тебя не видел, ты похорошел! Джисон поворачивается к Минхо, одаривая его извиняющейся улыбкой, прежде чем тихо представить их. Он жестом указывает на того, что сейчас издевается над братом, пока Хана подначивает его громким смехом. – Это двоюродный брат Чонина, Чанбин. И да, он всегда такой. А это Чан, его муж, – при упоминании его имени взгляд кудрявого переводится на них, он машет им рукой, тепло улыбаясь, и Минхо машет в ответ, – И их дочь, Хана. Чанбин отступает от Чонина, в последний раз сжимая его плечи. – Ого, кое-кто тренируется! – он поворачивается к Джисону, затем к Минхо, вскидывая брови, когда обращается к Джисону, – А это…? – Минхо, – говорит тот, обняв его за талию. Минхо кажется, что его сердце заходится раза в три быстрее, – Мой парень. – Серьезно? – ухмыльнувшись, Чанбин подходит ближе и протягивает Минхо руку, – Я восхищен вашей благотворительностью, и примите мои соболезнования. Минхо уже думает, что Чанбин знает правду, несмотря на то, насколько убедительно только что звучал Джисон, или как сильно ощущались бабочки в животе, когда он назвал его своим парнем, но тут же понимает, что Чанбин просто дразнит младшего. Он издает нервный смешок. – Ты… – Джисон нагибается, чтобы собрать в руки немного снега, и Чанбин быстро ретируется с места, хихикая над тем, как безуспешно тот пытается прицелиться. Чан качает головой, приближаясь, чтобы обнять его. – Приятно познакомиться, Минхо. Добро пожаловать в семью! – О, – кротко говорит Минхо, чувствуя сильный укол вины и натягивая улыбку, – Спасибо. И даже так он не может не чувствовать тепла от этих слов. В семью. Ему нравится, как это звучит. Даже если и немного чересчур. И только тогда он понимает, как сильно ему будет не хватать всего этого, когда они с Джисоном расстанутся.

✧

Как только они оказываются внутри, Джисон с Чонином, несущие багаж новоприбывших, опускают его на пол, и все здороваются друг с другом, они собираются в гостиной, чтобы поговорить и наверстать упущенное или, в случае Минхо, познакомиться друг с другом. Минхо узнает, что дорогой машине и, как он заметил, часам от Гуччи на запястье Чанбина есть веская причина – оказывается, они оба – успешные продюсеры и авторы песен, тоже живут в Лос-Анджелесе, работают с артистами, имена которых Минхо хорошо знает, и даже сами выпускают музыку. В глазах Джисона горит огонь, когда они говорят об этом, и Минхо, заметив это, безмолвно берет его за руку, ободряюще сжимая ладонь, надеясь передать, что «ты можешь добиться того же». На губах младшего появляется улыбка, и он крепко сжимает его ладонь в ответ. Минхо не знает, понял ли он, что он пытался ему сказать, но это в любом случае приятно. Разговор переходит к теме спорта, и все, кроме Доюна и Чана, отключаются; Чонин спрашивает Хану о школе, а Джихо направляется на кухню, чтобы приступить к обеду. Минхо собирается пойти и помочь ей, когда Чанбин вдруг поворачивается к ним с Джисоном: – Так как долго вы уже вместе? – Около месяца, – отвечает Джисон. Тот тихо присвистывает, а затем обращается к Минхо: – И ты проделал весь этот путь сюда, чтобы увидеть его? – Минхо кивает, чувствуя, как к щекам приливает жар, потому что да, Джисон ему нравился настолько, что он готов был запрыгнуть в первый же самолет и прилететь сюда, несмотря на то, что они не то, чтобы «встречались» месяц, они знали друг друга месяц. Он все еще не может поверить, что решился на такую глупость, ведь… всё могло обернуться гораздо хуже. Чанбин толкает Джисона локтем в бок. – А он романтик, да? – Да, – говорит Джисон, поворачиваясь к Минхо и мягко улыбаясь, большим пальцем нежно поглаживая костяшки его пальцев, – Такой он у меня. Всё кажется настолько реальным, что Минхо начинает чувствовать, как все внутренности сжимает от трепета. Блять. Блять. Хватит думать об этом, это просто игра. Он улыбается в ответ, отпуская его руку. – Ну всё, хватит сопли распускать, я пойду помогу твоей маме, – а затем, только потому что Чанбин смотрит, и момент кажется подходящим, он целует его в щеку, а после быстро встает и уходит. Уходя, он не упускает из виду и то, как старший смеется над Джисоном за то, что он покраснел.

✧

– Трансформеры! Оптимус Прайм! – Да! – подпрыгивает от радости Джисон. Чанбин возмущенно вскакивает на ноги. – Нет! Как ты, черт возьми, догадался?! – Вы жульничаете! – кричит Джихо, обвиняюще тыча пальцем в сторону Минхо и Джисона, которые смеются так сильно, что начинают болеть бока. – Телепатия, точно вам говорю! – кричит Чонин. – Это правда! Я все видел! Оказывается, они довольно сильная команда, когда дело доходит до шарад. Все были так рады, когда поняли, что теперь их четное число, и они могут играть, объединяясь в команды и не оставляя никого в стороне, – Доюн с Джихо, Чанбин с Чаном, Минхо с Джисоном, Чонин с Ханой (можно подумать, что это несправедливо, но у них задания обычно самые легкие, да и Хана – на удивление хороший игрок, чем Чан никогда не устает хвастаться перед остальными), но теперь все, кроме Минхо и Джисона, похоже, жалеют о том, что вообще решили поиграть. Потому что против этих двоих ни у кого нет ни единого шанса. – Может, нам всем просто сдаться? – со вздохом спрашивает Чан, – Нас явно превзошли. – Я бы поспорил, но да, это какое-то сумасшествие, – соглашается Чанбин. – Мы вне конкуренции. Минхо и Джисон дают друг другу пять, и Джисон обнимает его за плечи, пока они просматривают страницы в его телефоне, чтобы решить, где заказать ужин (угощают Чан с Чанбином, как проигравшие), и даже когда они заканчивают, его рука остается на месте. – Когда мы будем украшать елку? – спустя какое-то время спрашивает Хана. – Ну, – говорит Джихо, хлопая в ладоши и поднимаясь на ноги, – Можем сделать это сейчас, пока ждем ужин! Чанбин и Чан следуют за ней, чтобы помочь принести украшения, Доюн направляется на кухню, Чонин сажает Хану на плечи, чтобы посмотреть, сможет ли она дотянуться до верхушки елки. Минхо и Джисон, прижавшись друг к другу, остаются на диване; на мгновение наступает тишина, и не слышно ничего, кроме далеких тихих голосов и рождественской музыки, все еще слабо играющей по радио – сейчас играет «White Christmas». – Тебе весело? – робко спрашивает Джисон. – Да, – легко отвечает Минхо, чуть толкая его колено своим, – Очень весело. А тебе? – Мне тоже, – он кивает сам себе, улыбаясь, – Я рад. Они присоединяются ко всем остальным в украшении елки, и Минхо смеется от восторга, когда вытаскивает из одной из коробок шарик, безошибочно узнавая детское фото Джисона на нем. Они передают его друг другу по очереди, пока Джисон краснеет и просит их убрать его куда-подальше. Минхо с нежностью наблюдает за тем, как он несколько раз поднимает Хану на руки, чтобы помочь ей украсить самые верхние части елки, шутливо спрашивая, можно ли ему быть следующим. Джисон в ответ присаживается на корточки, уговаривая его залезть ему на спину, но, когда он поднимает его, хватает его всего на несколько секунд. Елка выглядит так, будто ее украсили маленькие дети, но всем слишком весело, чтобы обращать на это внимание. – Эй, Хана, – шепчет Минхо некоторое время спустя после того, как они заканчивают с ужином. Она, сидя на коленях у Джисона, поворачивается к нему с широко раскрытыми глазами, – Хочешь помочь мне сделать печенье? – Да! – выдыхает она. Минхо уже давно купил тесто для того, чтобы приготовить имбирное печенье и глазурь, но тогда он и понятия не имел, что с ними будет ребенок, и решил, что как-нибудь приготовит его сам или, возможно, вместе с Джисоном или Чонином, если они захотят помочь, но готовить с Ханой – в сотню раз лучше. На кухне происходит полный бардак. Джисон достал из шкафа посыпку, и теперь ею покрыт весь стол – вот, что бывает, когда доверяешь ее ребенку. Но Минхо, если честно, все равно. Улыбки на лицах Джисона, Чонина и Ханы слишком милые, чтобы беспокоиться об этом – приберутся позже. Джисон замысловато украшает свое печенье в форме пряничного человека, склонившись над столом с глазурью в руке, и Минхо так очарован тем, как он сосредоточен, что достает телефон и без особых раздумий фотографирует его. Он смотрит на снимок и улыбается, но улыбка быстро исчезает, когда в голову вдруг приходит осознание. Что эта фотография будет значить для него через неделю? Будут ли они с Джисоном вообще в хороших отношениях, когда всё это закончится? Минхо отгоняет эти мысли. Он наслаждается моментом и не хочет думать о том, что будет дальше. Поэтому, положив телефон в карман, он засовывает палец в зеленую глазурь, которой до этого обмазал своё печенье, и, подойдя ближе, как только младший поднимает глаза, размазывает её ему по щеке. Джисон, тут же обмакнув палец в свою глазурь, красную, бежит за ним, и вскоре загоняет его в угол. Минхо в исступлении хихикает, когда он пытается схватить его за челюсть и заставить его перестать извиваться, и, наконец, ему это удается. У Минхо перехватывает дыхание от того, насколько они близки, он зажат между ним и стеной, их лица в нескольких сантиметрах друг от друга, кончиками пальцев младший держит его за челюсть. – Ха, – торжествующе выдыхает он, размазывая глазурь по его щеке. Минхо может только надеяться, что Джисон, с удивительной силой прижимающий его к стене, поместив ладонь ему на грудь, не почувствует, как учащается его сердцебиение, – Попался. Не находя слов, Минхо просто смотрит. Они так близко. Может, ему стоит поцеловать его – притворяться, так притворяться, – но никто на них не смотрит, поэтому смысла нет. Минхо просто интересно, каково это, интересно, такие ли мягкие у Джисона губы, какими они кажутся в свете всех этих огней вокруг. Возможно, Джисон думает о том же, потому что теперь, перестав улыбаться, он смотрит далеко не на глазурь на его щеке, а ниже, на его губы, и… – Ой. Они отшатываются друг от друга, Джисон отпускает его и делает шаг назад. Минхо отходит от стены и вздыхает. На губах Чана появляется веселая улыбка. – Простите, не хотел прерывать… что бы это ни было. – Мы не… – начинает Джисон, но Минхо перебивает его. – Все в порядке, – говорит он. Игра продолжается, поэтому он проводит пальцем по глазури на его щеке, оставляя после нее зеленое пятно, а затем подносит его к губам, – Продолжим позже, – он обхватывает губами кончик пальца, подмигивая младшему, который смотрит на него с отвисшей челюстью, пока Чан неторопливо уходит. После этого, чтобы не повторить «что бы это ни было», как сказал Чан, он оставляет Джисона в покое. Они заканчивают украшать печенье, съев при этом большую их часть, Хана заметно устаёт – она засыпает, сидя перед телевизором, по которому крутят «Кошмар перед Рождеством». – Кое-кто хочет спать, – напевает Джисон, поглаживая ее по голове. – Нет, не хочу… – бормочет она в ответ. Чан встает, подходит ближе и садится перед ней на корточки. – Пора спать, ангел, пойдем умоемся? Джисон, ничего, если на этот раз она снова поспит у тебя на диване? – О, э-э, конечно. Все в порядке. – Без шуток, пока моя дочь там, вы двое… – игриво угрожает Чанбин, указывая двумя пальцами на свои глаза и тыча ими в Минхо и Джисона. Минхо вскидывает руки в знак капитуляции. – Я бы и думать об этом не посмел. Как только Хана, надев розовую пижаму с оборками, почистив зубы и смыв остатки глазури с лица, оказывается на диване, она полностью просыпается. – Поиграем в игру? – Я думал, ты устала! – говорит Джисон. – Пожалуйста, можно мне поиграть в Марио Карт перед сном? – Хорошо, хорошо, – со вздохом отвечает Джисон, хватая контроллеры и запуская игру. Хана радостно подпрыгивает. – А он тоже будет? – спрашивает она, указывая на Минхо. Она все время забывает его имя. – Если он хочет, конечно, – улыбается Джисон, – То есть, если он хочет, чтобы ему надрали задницу. – Да! – рычит она, – Джиджи лучший в мире в этой игре. Минхо ахает. – Во всем мире? – Ага! – гордо говорит она, дрыгая ногами, пока игра загружается, – Можно я включу звездочки? – Конечно, – отвечает Джисон, и Минхо наблюдает за тем, как она подбегает к лампе на тумбочке, переключая цвета, пока не останавливается на фиолетовом, и возвращается на диван, улыбаясь, глядя на потолок. Проходит несколько гонок, они оба поддаются Хане в первой, Минхо выигрывает вторую, а Джисон – следующие две, и Хане так надоедает проигрывать, что она откладывает контроллер, глядя на них сонными глазами. Выключив консоль, Джисон укутывает ее в свое одеяло, но плюшевого кота забирает с собой. – Я пойду спать в гостиную, когда все лягут, – говорит он Минхо, падая на спину на кровать и глядя в потолок, – Если что, скажу, что я храпел, а ты выгнал меня. Минхо шумно выдыхает, ложась рядом. Ему нравится этот свет, возможно, по возвращении домой, он купит себе такую же лампу. Интересно, а Суни, Дуни и Дори тоже понравится? – Спи здесь, – говорит он, – Я не возражаю. – Что, на полу? Минхо закатывает глаза. – На кровати. Я решил, что ты прощён. – Правда? – спрашивает он, резко поднявшись на локте. Когда Минхо кивает, он со счастливым вздохом откидывается на подушки, – Да, я возвращаюсь домой, малышка, – говорит он, похлопывая по кровати. Минхо хотел бы не думать о том, как Джисон однажды назвал его малышом по телефону, заставив его сердце биться в несколько раз быстрее. – Как драматично, – смеется он. – Что? Держу пари, ты тоже скучаешь по своей кровати! По правде говоря, за всю поездку Минхо ни разу не подумал о ней, разве что вспомнил, как однажды заснул, разговаривая с Джисоном по телефону. У него довольно уютно, но более того, он понимает, что ему здесь так хорошо, что у него нет времени скучать по чему-либо, кроме своих котов. И ему это очень нравится. Ему нравится Джисон. Ему нравится его семья, нравится то, как радушно они его принимают. И он снова вспоминает, что всё это построено на лжи. Он поворачивается на бок, лицом к Джисону, и спрашивает тихим голосом: – Тебе плохо из-за того, что ты лжешь своей семье? Джисон поворачивается к нему, на его лице под фиолетовым сиянием отражается беспокойство. Он медлит с ответом. – Да, наверное. Трудно притворяться, что всё в порядке, когда все они каждый день говорят мне, как они гордятся тем, что я нашел кого-то такого удивительного, как ты, – Минхо почти морщится, отводя взгляд. Джисон вздыхает, снова переворачиваясь на спину, – Ты спрашиваешь, потому что чувствуешь, что виноват? Не стоит, это не твоя вина. Это я втянул тебя во всё это. – Да, но я ведь мог отказаться, – бормочет он, теребя нитку, торчащую из одеяла, – Я тоже лгу им. Джисон пожимает плечами. – Единственное, в чем заключается твоя ложь, так это в том, что ты – мой парень. Все остальное реально, поэтому они и любят тебя, – он склоняет голову вбок, чтобы посмотреть на него, мягко улыбаясь. Он такой красивый, думает Минхо, – И всё, что тебе для этого нужно, это быть собой. Люди любят тебя за то, что ты – это ты. Его слова искренни, и от этого у Минхо скручивает желудок, но есть в них оттенок грусти, тоски, будто бы он хотел бы, чтобы с ним было так же, чтобы люди любили его просто за то, кто он есть. Он не находит решения лучше, чем потянуться к нему и взять его за руку. – Ты же знаешь, что тебе тоже не нужно притворяться кем-то другим, чтобы тебя полюбили? – говорит он. Джисон отводит взгляд, поэтому он продолжает, – Я серьезно. Ты хороший парень, Джисон. Я ненавижу все эти сентиментальности, но это правда, – он сжимает его руку, – Любой полюбил бы настоящего тебя. Они снова встречаются взглядами, и его глаза сияют. Он нерешительно приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но ничего не выходит. В голове у Минхо мелькает мысль, о которой он задумывался раньше, поэтому он решает спросить: – У тебя остались фотографии, которые ты загружал на свой первый профиль? Джисон поджимает губы. – Нет… – медленно говорит он, явно лжёт. – Дай посмотреть. – Нет. Я их удалил. – Не верю. – Понимаю, но… Эй! – шипит Джисон, когда он выхватывает его телефон из кармана его толстовки, – Ну и ладно, ты все равно не знаешь пароля. Минхо хмуро глядит на экран. – Дата выхода «Ходячего замка» или что-то типа того? – ворчит он, отбрасывая телефон на матрас. – Хорошая попытка, – говорит Джисон, беря его в руки и отводя от глаз Минхо, пока вводит пароль, – Но нет, – он открывает галерею и, прокрутив вниз, съеживается и стонет, принимая сидячее положение, – Вот, только не смейся надо мной. Минхо тоже садится, выхватывая телефон у него из рук, и по его лицу сразу же понятно, как сильно он пытается сдержать смех при виде первой фотографии: странный ракурс, нахмуренные брови. Напоминает школьника, который, только что открыв для себя телефоны с камерами, делает своё первое селфи, такие фото были популярны на фейсбуке лет пятнадцать назад. – Кем-кем ты меня назвал? – задыхается Джисон, когда Минхо делится с ним своими наблюдениями, просмотрев еще несколько фотографий. – Прости! – смеется Минхо, прикрывая рот рукой, когда вспоминает, что рядом спит Хана, – Прости, просто… ты мог бы сделать фотографии намного лучше. – И как, скажи мне на милость? – Покажи себя, – отвечает Минхо, – Подчеркни свои сильные стороны. Сделай фото с… не знаю, с гитарой! Или покажи свою милую улыбку. Джисон вскидывает брови. – Мою милую улыбку? – Ага, – говорит Минхо, указывая ему на губы, – Да, вот эту! Ты знал, что она у тебя в форме сердца? – Понятия не имел, – Джисон наклоняет голову, все еще улыбаясь, и Минхо быстро открывает камеру на своем телефоне и фотографирует его. – Видишь? – говорит он, показывая снимок Джисону, тут же отправляя его ему, – Миленько. – Хорошо, раз уж ты у нас все знаешь, – говорит Джисон, поворачиваясь к нему всем телом и скрестив ноги, – Какие еще у меня сильные стороны? – Теперь ты просто напрашиваешься на комплименты. – Может быть. Минхо улыбается и тоже поворачивается к нему. Несмотря на глупые рожицы, которые младший постоянно корчит, пытаясь рассмешить его, Минхо понимает, что Джисон на самом деле… очень красивый. Возможно тот факт, что он ожидал увидеть Хенджина, когда впервые увидел его, сбило его с толку, но теперь, когда он узнал Джисона как Джисона, он готов признать, что он на самом деле красивый. Это даже смешно, что он решил, что должен прятаться за чьим-то лицом. – Ну? – его голос возвращает его в реальность. Минхо понимает, что всё это время он просто пялился на него. – Э-э, ладно. Твои глаза. Они красивые, – говорит он медленно. Его взгляд скользит вниз, – И эта родинка, она милая, – говорит он, тыча в нее пальцем, – Не скрывай ее. Она очаровательная, – Джисон морщит нос в улыбке, и все, о чем Минхо может думать, это Милый, милый, милый, – И это! Чтобы я больше не видел этот пустой взгляд, у тебя слишком милая улыбка, чтобы прятать её. – Ты правда преувеличиваешь… – хихикает младший; его щеки покраснели. – Ты сам спросил, – ухмыляется Минхо, затем мягко склоняет его голову в сторону, – И твоя линия подбородка. Выглядит… – горячо, – тоже неплохо, и… – он проводит рукой по его волосам, открывая лоб и темные густые брови. И теперь он кажется ещё красивее. Черт, – Ты выглядишь сексуально с зачесанными назад волосами. – Ты правда так думаешь или просто цитируешь «Дрянных девчонок»? Подмигнув, Минхо ложится обратно. – И еще. Дело не только в фотографиях. Ты можешь делать лучшие в мире селфи, но ты ничего и не добьешься, если не будешь самим собой, – он зевает, – И это моя мудрость на сегодня. – Спасибо тебе, Всемогущий Рено Ли, – говорит Джисон с притворным почтением, – Как я могу отплатить тебе за ту мудрость, которой ты одарил меня? Минхо, задумавшись, вздыхает. – Когда всё это закончится, – говорит он, – Сделай свой настоящий профиль. Будь честен в том, кто ты и чего ты хочешь. И я говорю не только об отношениях. Джисон с мгновение изучает его лицо, а затем улыбается. Только вот глаза грустные. – Хорошо, – говорит он, снова ложась на спину, сложив руки на животе, – Я буду честен в том, чего я хочу. Минхо кивает, и они замолкают.

✧

Следующий выходной они начинают с того, что по просьбе Ханы лепят еще снеговиков, и в груди теплеет от чувства гордости, когда она сначала хвалит его снежных котов, а потом и настоящих, когда Минхо показывает ей их фотографии. Похоже, он довольно быстро начинает ей нравиться, особенно когда они с Джисоном берут ее с собой за продуктами для еще одного рождественского пирога, который она после помогает им приготовить. (Джисон столько рассказывал о нем Чанбину с Чаном, так долго умолял снова приготовить его, что сказать «нет» было трудно.) На готовку уходит большая часть дня. Минхо посылает несколько сообщений Хенджину и Феликсу, но он слишком занят, чтобы поддерживать с кем-то надлежащий разговор, поэтому ответы его короткие, и к тому времени, когда он заканчивает с пирогом, все, чего он хочет, это расслабиться и повеселиться. Он начинает сомневаться в своем желании, когда впервые видит омелу. Он издает звуки отвращения, когда видит, как кто-то целуется, но на деле он просто притворяется – всё это очень даже мило. Чанбина и Чана ловят первыми: они вместе заходят в дом, когда Джихо взволнованно указывает на место над дверной рамой. Чанбин театрально хватает Чана за талию и целует в губы. Чан хихикает, краснеет и хлопает мужа по плечу, пока все свистят и кричат. После омела таинственным образом исчезает и оказывается на кухне, Джихо подзывает к себе всех, кто проходит мимо, пока она готовит ужин, и целует в щеку. Джисон и Хана тоже попадаются, и ему приходится гоняться за ней по всей гостиной, чтобы получить от нее поцелуй в щеку. Джихо и Доюн коротко целуют друг друга на выходе из кухни, и даже Чонину с Минхо приходится исполнять всеобщую прихоть: младший неохотно позволяет ему поцеловать себя в щеку, пока остальные улюлюкают, только подначивая этим Минхо. Это только вопрос времени, когда их с Джисоном тоже поймают вместе. Он не волнуется об этом, потому что он слишком занят тем, что громко смеется, играя в настольные игры и подливая всем гоголь-моголь. Так тепло и так хорошо. Будь что будет. Джисон скорее всего думает так же. В какой-то момент младший отстраняется от него, чтобы отнести посуду, сложенную на столе, на кухню. Минхо, подозревая что-то неладное, ждет пару минут, а затем крадется за ним, и его подозрения подтверждаются, когда он ловит его с поличным: тот, стоя у плиты, отрезает себе еще один огромный кусок только что приготовленного пирога. – Ага! – кричит Минхо у него за спиной, разражаясь смехом, когда Джисон вздрагивает и кричит, – Так и знал! Обжора. – Ничего не могу с собой поделать, – скулит младший, перекладывая кусок на тарелку, – Он слишком вкусный, – он садится на табурет у островка в центре кухни, – Если бы здесь никого не было, я бы съел его целиком. – Я рад, что тебе нравится, – усмехается Минхо, прислоняясь к столешнице и наблюдая за тем, как он набивает щеки пирогом. По-видимому, смутившись тем, что он так смотрит, Джисон поднимает вилку в воздух, предлагая немного и ему. Минхо и не рассчитывал на это, но отказывать не хочет, поэтому он подходит ближе и приоткрывает рот. Джисон, пристально глядя на его губы, отправляет кусочек ему в рот. Так они и заканчивают, делясь пирогом друг с другом и смеясь над тем, как в последней игре все объединились против Чанбина, и клянутся сделать это снова при следующем удобном случае. Сделав то, зачем Джисон пришел сюда изначально, – помыв посуду, – они направляются обратно в гостиную, но замирают в дверях, чувствуя направленные на себя несколько пар пытливых глаз. Это потому, что Джисон закричал? Или все узнали, что они тайком от них ели пирог? Они тоже хотят? Минхо будет только рад отрезать всем еще по кусочку, ведь… Стоп. И вот тогда он понимает. И Джисон, видимо, тоже. Они одновременно запрокидывают головы, и видят под рамой чертову омелу. Минхо снова смотрит на Джисона, улыбаясь. – Думаю, стоило этого ожидать… Он не успевает закончить мысль, потому что Джисон бросается к нему, притягивая его к себе. Это происходит так быстро и внезапно, но в то же время так осторожно, что начинает кружиться голова. Джисон целует так, будто хочет этого. Его пальцы обхватывают его шею, и Минхо отчетливо слышит, как собственный пульс отдается в ушах, воздух застревает в легких, а бабочки – в грудной клетке. Его губы мягкие, и Минхо начинает казаться, что они созданы для того, чтобы целовать его. Он тает в поцелуе, целует Джисона в ответ, осторожно запуская пальцы в перед его свитера. Он мягкий. Это приятно. И хочется большего. И прежде чем он успевает остановиться на этой мысли или хотя бы должным образом осознать ее, Джисон отстраняется. Его взгляд мечется от его глаз к губам, темные радужки отражают разноцветные огоньки, как в калейдоскопе. Минхо хочет в них утонуть. Или, может быть, он просто выпил слишком много гоголь-моголя. Мир вокруг снова становится четким, и Минхо запоздало осознает, что остальные что-то восторженно им кричат (за исключением Ханы, которая восклицает фу-у!). К щекам приливает жар, он чувствует внутри какой-то коктейль из стыда за ложь, смущения и чего-то еще – он не знает, что это, но отчетливо чувствует, как это нечто скручивает внутренности и неприятно оседает в животе. – Да, – отвечает Джисон, беря его за руку, и, улыбаясь, переплетает с ним пальцы, – Стоило. Остаток ночи проходит как в тумане, у Минхо кружится голова. То ли от алкоголя, то ли от того, насколько ему понравилось целоваться с Джисоном – а может, и от того, и от другого, – он не уверен. Прошло много времени с тех пор, как Минхо целовался с кем-то, с кем он чувствовал хоть какую-то связь. Наверное, в этом и дело: он просто забыл, как это может быть приятно. – Ты в порядке? – тихо спрашивает его Джисон вскоре после этого. Минхо все еще не отошел от произошедшего, в голове каша, и ему стыдно за то, что он заставил его волноваться, – Мне не нужно было…? – Я уже говорил тебе, что всё в порядке, – Минхо улыбается, толкая его плечо своим. И он говорит серьезно; Джисон не сделал ничего плохого, – Я просто устал, – говорит он, и это тоже правда. Он чувствует внезапное желание положить голову ему на плечо, поэтому так он и делает. – О, – выдыхает Джисон. Проходит мгновение, и Минхо чувствует, как он запускает пальцы ему в волосы, короткими ногтями скользя по коже головы. Он в блаженстве прикрывает глаза, – Может, нам на сегодня хватит? – Подожди немного, – бормочет он, утыкаясь носом ему в плечо, – Продолжай. – Хорошо, – усмехается Джисон, целуя его в макушку. Минхо сглатывает. Всё это – показуха, напоминает он себе. Вот почему они обнимались всю ночь, вот почему Джисон поцеловал его, вот почему он сейчас гладит его по голове. Они только притворяются парой. Джисон, наверное, просто заметил, что кто-то наблюдает за ними, поэтому решил, что пора играть правдоподобнее. Минхо прекрасно знает, что все это – цирк, устроенный ради чужих глаз, но почему тогда, задается он вопросом, его сердце всё равно бьется от этого быстрее? Чертов гоголь-моголь.