Один из нас

      Тело не найдено.       Был убит Пожирателями смерти.       Не выдал местонахождение.       Было проверено несколько раз.       Убит за предательство.       Погиб в бою.       Убит. Убит. Убит.       Я не шевелюсь все то время, пока идет собрание. Все, кто жил на Гриммо, 12, собрались в гостиной. Аластор выступил с заявлением, а дальше началась суматоха и миллион вопросов со всех сторон.        Я сижу на деревянном стуле у дальней стены и смотрю в одну точку. Мне кажется, что я никого не могу видеть. Все звуки смешались воедино. Я только могу повторять одну и ту же фразу в своей голове: «Снейпа убили». Я пытаюсь вбить себе это в голову, чтобы больше не ждать его возвращения. Не ждать его ядовитых высказываний, которые спустя некоторое время нашего общения уже не задевали меня, как в школьные времена, а скорее, наоборот, закаляли. Не ждать, что один из моих друзей чудом избежал смерти.        — Профессор Снейп…        — Я больше не профессор, мисс Грейнджер.       — Что ж, тогда мистер? — я приподнимаю уголок губ, подмечая, что это обращение совершенно не вяжется с мрачным профессором зельеварения.        — Можете называть меня Северус, как и многие в этом доме, — нехотя отвечает он, бросая на меня привычный недовольный взгляд.        Северус убит.        Человек, которого я не переносила все школьные годы и который теперь стал для меня другом. Я не знаю больше никого, о ком смогла бы поменять мнение, как поменяла его о Снейпе. Когда-то я считала его предателем. Убийцей. Пожирателем смерти. Но, в конечном счете, мне будет его не хватать.        В самом начале мне не нравилось работать в подвале. В первые дни мне было жутко от давящих стен и мрачной атмосферы. Но, когда диалоги со Снейпом из десяти минут перетекали в часы, все становилось не так уж и плохо. Он делился опытом зельеварения, рассказывал интересные истории из жизни и даже некоторые секреты Пожирателей смерти. Несколько раз мне даже удалось его рассмешить. Это было самое чудное, что я когда-то могла наблюдать. Снейп оказался… сносным. Лаборатория стала намного уютнее, и мне понравилось работать там. Она стала моим личным убежищем.       Теперь я осталась одна в своем подземелье.        Я несколько раз моргаю. Оказывается, что все это время я пялилась на Малфоя. Он хмурится и бросает на меня вопросительные взгляды с противоположной стороны комнаты. Я отвожу взгляд и смотрю на Лаванду Браун, которая все это время сидит на диване рядом с Падмой и пытается строить глазки Пожирателю смерти.       Боже.       Это липкие заискивающие взгляды, которые я, прожив несколько лет с Браун в одной комнате, могу легко распознать. И я терпеть их не могу, потому что за взглядами следовали долгие обсуждения внешности новой жертвы Лаванды и строились планы по ее соблазнению.        Неужели она не могла найти другого времени?        Собрание заканчивается напутствием от Кингсли. Я тяжело вздыхаю и поднимаюсь со стула, чувствуя, что пятая точка стала квадратной от долгого неподвижного положения. Я поправляю длинную юбку и кладу косу на плечо.        — Гермиона, — Бруствер останавливает меня легким касанием, — как идут дела с книгами?       Я поднимаю на него тяжелый взгляд.        Серьезно? Он сейчас хочет поговорить про книги?             — Дела идут, — сухо отвечаю я в надежде, что меня оставят в покое хотя бы на пару часов, что мне дадут смириться с гибелью товарища, оплакать его, отпустить.       — Я оставил у тебя в лаборатории пару новых, посмотри, как закончишь с теми. Аластор считает, что это может быть кольцо…       Мимо нас проходят Лаванда в дурацком ободке с ушками и Падма. Первая громко хихикает, прижимаясь к подруге. Я невольно провожаю их взглядом. Как давно они подружились? Ведь, насколько мне известно, Браун дружила с близняшкой Падмы, Парвати.        — Я прочту все книги, что вы мне оставили, — все так же сухо произношу я, возвращая внимание Кингсли. Я не хочу с ним разговаривать, — я могу идти? Мне нужно позавтракать.        — Да, конечно, — Бруствер отходит в сторону.       Я оставляю его одного и, когда подхожу к двери, слышу, как он зовет Пожирателя смерти. Я останавливаюсь всего на секунду из любопытства.       — Мистер Малфой, у меня есть одна просьба, — слышу я слова Бруствера, после чего все же покидаю гостиную.

***

      Я застаю на кухне Падму, Лаванду и Демельзу Роббинс. Ее я помню только как охотницу в команде Гриффиндора по квиддичу. Кажется, она играла в девяносто шестом, когда Гарри стал капитаном. Внешне она отдаленно напоминает Джинни. У нее рыжеватые волосы, карие глаза и спортивное телосложение. Но, на мой взгляд, она не такая симпатичная, как Джин.       Я появляюсь в комнате ровно в тот момент, когда Лаванда начинает хихикать, прикрывая рот. Мне кажется, что она не переставала делать это с тех пор, как вышла с гостиной.        — Мерлин, хорошо, что ты пришла, — шутливо вздыхает Падма, — скажи, что Малфой не идет следом за тобой, а то Лаванда сгорит со стыда.       — Он, скорее всего, по уши в зельях, — отвечаю, смерив всех взглядом. Неужели Лавгуд снова влюбилась? Какая эта любовь по счету, пятая? — В чем дело?        — Она думает, что запала на него, — смеясь, отвечает Демельза, показывая большим пальцем на Лаванду.       — Заткнись, — пищит та, пихая подругу в бок и глупо улыбаясь.        Лаванда осталась все такой же розовощекой и миловидной девушкой с круглым лицом и старательно закрученными в кудри светлыми волосами по пояс. Я помню, как она стояла у зеркала в общей спальне и снова и снова шептала специальное заклинание для укладки волос. Браун одинока. Насколько я знаю, Лаванда не встречается с парнями дольше полугода. По крайней мере, так говорят.        Не то чтобы я большой любитель собирать сплетни, но иной раз у меня нет выбора. Мне приходится слушать все, о чем говорят на кухне, потому что порой меня просто не замечают.        — Почему же ты так думаешь? — мой голос звучит равнодушно, и это именно то, что я чувствую. Мне плевать.        — А ты разве не заметила, как он изменился? Его тело и лицо стали куда симпатичнее, — щебечет Лаванда, слегка наклоняясь над столом, — в школе он был бледным и тощим, а теперь такой мускулистый…       — И такой же бледный, — заканчиваю за нее, наливая себе чай.        — Это аристократическая бледность, — объясняет Браун, — тебе не понять.       — Да куда уж мне, — усмехаюсь, бросая выразительный взгляд на Падму.        — Мне кажется, что у нас с ним могло бы что-то получиться, — заявляет самонадеянная блондинка, — мы с ним даже чем-то похожи. А говорят, если парень и девушка похожи внешне, из них выйдет отличная пара.       Демельза закатывает глаза, снисходительно улыбаясь. Это выглядит слишком лицемерно, если учесть, что они подруги. Тяжело вздыхаю и делаю несколько глотков обжигающе горячего чая, оперевшись бедрами о кухонную тумбу.       — Кхм, Лаванда, — Патил прокашливается, поглаживая девушку по плечу, — не думаю, что вы с ним поладите. Может, оно того не стоит?        — О, если вы о том, что он бывший Пожиратель смерти, то это же не приговор!       — Приговор, — она рехнулась, — он в любую минуту может воткнуть тебе нож в спину.       — Но это не значит, что он плох в постели, — хитро улыбается Браун.        — Ну, если тебя только это волнует, — усмехается Роббинс, — тогда мне будет интересно увидеть физиономию Малфоя, когда он узнает о твоих намерениях.       — Серьезно? Ты так просто можешь лечь в постель с нашим врагом? — неверяще пялюсь на свою бывшую сокурсницу, от которой меня теперь воротит.       — Не физиономия, а лицо. И довольно-таки красивое, — поправляет Браун свою подругу, — а ты, Гермиона, — она смотрит мне в глаза, — просто лицемерка. Хочешь сказать, что за то время, пока ты работаешь с ним в этом своем подвале, у тебя не возникло похожих мыслей? Я тебя умоляю, — она закатывает глаза и фыркает.       Я едва не давлюсь глотком чая, резко вставшим поперек горла.         — Я люблю своего мужа, Лаванда, — ледяным тоном отвечаю я, вспоминая, как Браун бегала за Роном в школе, — и я бы никогда не предала его ради такого, как Малфой.       — Прости, но Рон разве не… — начинает Демельза.       — То, что я вдова, не означает, что я должна вешаться на всех мужиков, которых встречу в своей жизни, — мой взгляд пригвождает Роббинс к лавке, это заметно по тому, как она застывает и, кажется, даже задерживает дыхание, — и отвечая на твой вопрос, Лаванда, нет, я не считаю Малфоя красавцем, и уж тем более я не стала бы спать с ним.        Я оставляю свой чай на тумбе и поддаюсь своему единственному желанию — убраться подальше от их разговоров про Малфоя.       Он буквально заполнил мою жизнь своим присутствием. Рози говорит о нем целыми днями, Джинни спрашивает, Кингсли и Аластор постоянно напоминают о нем. Теперь еще Лаванда собралась соблазнять этого гребаного Пожирателя смерти. Почему он не может просто быть незаметным? Почему ему обязательно ворошить мою жизнь и поднимать все с ног на голову?!       На входе в лабораторию я впечатываюсь в мужскую грудь. Будь он проклят!       — Ты можешь просто исчезнуть? — рявкаю на Малфоя, пока тот делает несколько шагов от меня.       — Кто тогда сварит Волчье противоядие? — спокойно спрашивает он.        Мне нужно несколько секунд, чтобы переместить взгляд на стол. На нем стоит десять порций. Черт. Он умеет варить это зелье, а я нет. Попросить его научить? Нет! Это сродни позору. Он потом все время будет напоминать мне о том, что я не в состоянии сварить это зелье. Кто его научил? Снейп? Или он сам его освоил?       — Кто просил его варить? — хмурюсь, возвращаясь в реальность.       — Мадам Помфри. Некий Джек Миллер просил у лаборатории несколько порций зелья, но никто ему их так и не предоставил, — Малфой выразительно смотрит на меня.       — Ладно, я говорила с ним недавно. Я в курсе, — я обхожу его и сажусь за книги.        Малфой остается стоять у стола, убрав руки в карманы брюк.       — Не стоит благодарности, — он приподнимает брови, когда я оглядываюсь.        — Не думай, что я буду благодарна тебе за это. Скоро ты исчезнешь, и я забуду о твоем существовании.       — Мне кажется, что тебя ждет разочарование, — хмыкает мерзавец. — Я варю столько же зелья, сколько и Снейп. И такого же отменного качества…       — Не уверена, — его самомнение не знает границ.        — В любом случае, они думают, что сейчас тебе нужен напарник. И не потому, что я так хочу…        — А потому, что у меня есть дела поважнее, — тихо заканчиваю за него, чувствуя всю тяжесть этого мира на своих плечах.       Я окидываю его взглядом, и в моей памяти всплывают слова Лаванды. Малфой и правда выглядит довольно привлекательно. Его светлая рубашка с закатанными рукавами выгодно подчеркивает мышцы на его теле, особенно на предплечьях, волосы лежат намного лучше, чем в школе, темная щетина обрамляет четкий контур нижней челюсти, делая его старше на пару лет. Даже выражение лица змееныша стало совсем другим. На шестом курсе он выглядел унылым и озлобленным, а сейчас заметно, что война сильно отразилась на нем. У него глаза старика, будто он прожил уже несколько жизней и смертельно от них устал.       Я обрываю себя на очередной мысли и сжимаю челюсти. Чертова Браун со своей проклятой влюбчивостью. Он враг, и я никогда не смогу думать о нем иначе, пусть даже он останется последним мужчиной на земле.       Краем глаза замечаю, что он стоит и наблюдает за тем, как я читаю.       — Не пялься на меня.       — Не груби мне.        — С чего это вдруг я должна выполнять твои требования? — я со злостью захлопываю книгу и поднимаю на него удивленный взгляд.       — Не требования. Это обычная просьба, — спокойным тоном отвечает он, будто ничего не происходит, будто все на своих местах, — ты все время грубишь мне. Пытаешься завязать ссору.        — Я не пытаюсь, — цежу я сквозь зубы. — Ты и есть причина всех ссор. Ты Пожиратель смерти, мне этого вполне достаточно, чтобы ненавидеть тебя.       — Я не Пожиратель смерти! Сколько тебе говорить? — Малфой повышает голос и делает ко мне несколько быстрых шагов, из-за чего я вскакиваю с дивана.       — А кто ты? Член Ордена Феникса? — смотрю на него со злорадной усмешкой. — То, что твои умения используют в нужных целях, не говорит о том, что тебя приняли.       — Меня приняли. Было собрание, посвящение или как это у вас называется, — Малфой пристально смотрит мне в глаза, — все, как у всех.       — Здесь ты всегда будешь Пожирателем смерти, — тихо произношу я, не отводя глаз, — даже если ты самого Мерлина воскресишь. Ты все равно останешься трусом и предателем.       Он сжимает губы в тонкую линию, после чего край его рта дергается и слегка приподнимается в привычной усмешке.       — Такие разговоры до добра не доведут, Грейнджер.       — Уизли.        — Мне плевать. Здесь ты всегда будешь Грейнджер, даже если ты самого Уизли воскресишь, — передразнивает он.       Звук пощечины эхом разносится по подвалу. Малфой застывает с расширенными глазами. Я делаю крошечный шаг назад, ожидая ответного удара. Но его, конечно, не следует. Вместо этого он быстро хватает меня за запястье и дергает на себя, до боли сжимая мою руку.       — Еще раз ты позволишь себе нечто подобное, я руку тебе сломаю, Грейнджер.        — Если сможешь шевелиться после того, как я сломаю тебе шею.        — Ты не способна ни на что, — шепчет он, почти шипит по-змеиному, сверля меня свирепым взглядом ледяных глаз, — ты не можешь причинить мне вред, не можешь сварить элементарное зелье, не можешь позаботиться о собственной дочери. Она вынуждена общаться с Пожирателем смерти, — последние слова он произносит четко, прямо мне в лицо, наклонившись так близко, что наши носы почти соприкасаются, — чтобы не чувствовать себя брошенной.               Я ловлю себя на мысли, что еще никогда раньше не была к нему так близко. За все годы, проведенные в Хогвартсе, между нами всегда было минимум два метра.        В памяти восстает вечер Святочного бала. Я отмахиваюсь от воспоминания. То не считается, это была просто огромная ошибка. У всех подростков случается что-то подобное, разве нет?       На секунду я погружаюсь в омут его кристально ясных серых глаз, напоминающих ртуть. Это похоже на падение в ледяные воды.       Когда я возвращаю себя в реальность происходящего, я отклоняюсь назад и со всей силы бью его головой. Удар приходится на кончик носа и верхнюю губу. Не так, как я рассчитывала, но крови все равно много.        Банки на полках знакомо трясутся. Котлы на столах начинают дрожать. Все предметы вокруг нас снова реагируют на выплеск магии. Воздух становится таким плотным, что невозможно вдохнуть. Магия заполняет каждый атом этого помещения.       — Сука, — Малфой стонет и отталкивает меня от себя, — чокнутая сука.       — Не смей приближаться ко мне, — огрызаюсь в ответ, чувствуя, что моя голова раскалывается от боли.       Малфой поднимает на меня глаза, пытаясь справиться с потоком крови. Я в ужасе понимаю, что вся его светлая рубашка залита алыми пятнами. Его руки и подбородок полностью в крови. Воспоминания о войне накрывают так резко, что я не успеваю среагировать и очистить сознание. Звон в ушах становится невыносимым. Я сажусь на диван и закрываю глаза.       — Уйди, уйди, уйди, — шепчу, надеясь, что Малфой услышит меня и свалит из этого чертового подвала, пока я не разнесла тут все.        — Что ты…              — Прочь! Уйди отсюда… уйди…       Звон теперь не только в моей голове, кажется, он повсюду. Я распахиваю глаза, когда осознаю, что Малфой приблизился ко мне. Я сталкиваюсь с его удивленным взглядом. Удивленным? Или он в ужасе? Или… Я смотрю на то, как он сжимает подлокотник дивана, замерев у самого пола на одном колене. Он… что он делает?        Я обвожу взглядом комнату позади него и только тогда понимаю, что стеллаж с банками взорвался. Пятьдесят шесть стеклянных банок разлетелись по подвалу осколками. Я слышу, как тяжело он дышит, сидя у дивана не в силах пошевелиться. Я осторожно встаю и обхожу Пожирателя смерти.        — Черт, — его спина… боже, его спина… — я… я позову кого-нибудь.       Осознание того, что я нечаянно вонзила в Малфоя несколько десятков осколков, оглушает меня. Выбивает из колеи настолько, что я поддаюсь панике. Я не хотела на него нападать. Я больше не участвую в рейдах, не использую боевую магию… не причиняю людям боль. Я выбегаю из подвала и кое-как добираюсь до лазарета, а после того, как Падма с третьего раза понимает меня и несется в лабораторию, я просто сбегаю.        За этот безумный день я даже не смогла найти времени на то, чтобы поскорбеть. Иногда мне кажется, что люди вокруг меня умирают так быстро и часто, что я даже не успеваю это заметить, не то что почтить их память.       Но Северус… он не мог просто умереть. Мне казалось, что он переживет всех нас со своим умением вести двойную игру. Волдеморт до конца верил в его преданность. Неужели он и убил его?       Нет, нет. Никто его не убил. Он не мертв. Не мертв. Он просто не может быть мертв.       Я закрываюсь в комнате и позволяю истерике поглотить меня.       Все мои чувства смешались, и, наверное, я должна испытывать что-то похожее на радость от возмездия. Я причинила Малфою часть той боли, что ощущала сама. Но почему-то я чувствую себя мерзко. В то же время я пытаюсь себя оправдать, ведь Малфой всегда был и остается провокатором, он специально выводил меня на эмоции и получил их сполна.        Но я должна была сдержаться. Я должна принимать зелье, которое сварил для меня Северус, потому что мне нельзя использовать свою магию во зло, иначе я утону во тьме. Я растворюсь и окончательно потеряю себя.