Covet

Следующие три недели казались сущим адом. Во-первых, Женю гоняли абсолютно по всем предметам в школе, будто учителя все в один момент просто сговорились против парня бедного. Объяснялся этот резкий порыв тем, что Семененко, видите-ли, не делает домашнее задание, накапливает каждый день по огромной куче долгов, завтраками кормит, а учителей это уже заебало и все в этом духе. Жене было откровенно говоря похуй, сидеть дома по несколько часов за письменным столом он явно не планировал. Интерес к школьной программе у него закончился на биологии с химией, которые были действительно нужны и важны для поступления в планируемый ВУЗ. На остальное Женька забил болт, не собираясь тратить свое драгоценное время впустую. Пока не знал он, что с этим будет делать, как будет выкручиваться в этот раз. В итоге решил пустить все на самотек. Плевать. Нуждался Женька сейчас только в спокойствии и сне, хотя бы в небольшом количестве. Еще все же не понимал, что ж на него все так взъелись: подумаешь, домашку не делает, что теперь обижаться? Семененко каждый день пытался выкарабкаться как мог, наскрести хотя бы на тройки своей мега харизмой, а то запускать себя настолько в учебе было даже для него хуево. И ведь у него получалось. Моментами становилось даже жаль учителей, которые действительно думали, что смогут заставить Женю всерьез взяться хотя бы за один непрофильный предмет, ведь в его планах этого точно не было. И Семененко никогда даже не испытывал за себя стыда по этому поводу, наоборот с гордостью всегда всем говорил, что выбирает дома поспать, чем заниматься всякой бесполезной херней. А ведь Женьке, кстати говоря, очень повезло. Женька был совсем не глупый, умный, усваивал все очень ловко, благодаря чему все еще держался на плаву. Если бы он хотел — был бы отличником, но надо ли? Он все-таки предпочел бы восстанавливаться дома, а не добивать себя еще больше, ведь в школе ему было по горло достаточно. Во-вторых, Щербакова заболела, ушла на больничный надолго, и Женя совсем взгрустнул. Раньше после школы с Анютой всегда гулял, а сейчас — что? Куда ему все свое свободное время тратить? Да и в школе страдать в одиночку было гораздо хуже. Лучше уж с кем-то. С Аней мог хотя бы на переменах в каком-нибудь укромном месте отвлечься, а тут ее нет. Пришлось даже набиваться в компанию к Кондратюку, чтобы совсем не скучать. Слушал его вечные истории и просто пиздец смешные анекдоты целыми днями и хоть так отвлекался от всего. Но без Щербаковой он и вправду был никакущий, поникший, и если раньше его распорядок дня был более менее, то сейчас он стал просто ебанутым. После школы парень сразу отрубался, едва голова подушки мягкой касалась. Потом просыпался, как обычно, в часа три. Только желание досыпать с удовольствием, как это всегда бывает, пропало. Наоборот, чувствовал себя бодро, вставал посреди ночи и плелся тихонько на кухню, в надежде, что никого не разбудит. Заваривал себе кофе, потом сидел и пил. Самое странное было то, что сидел Женя без телефона, наедине с самим собой в полной тишине и темноте. Фокусировался своими глазами на одной точке, попивая из кружки. Задумывался обо всем абсолютно, моментами представлял, как со стороны сейчас выглядит, затем сдерживал смех, в очередной раз боясь поднять всех на уши поздней ночью. Спать дальше Семененко не ложился, сидел с этим ебучим кофе вплоть до семи утра, пока родители не встанут. Вот только эффект бодрости куда-то пропадал со временем, и весь оставшийся день Женя чувствовал себя уставшим овощем, жалея, что не лег спать дальше тогда. Спустя пару дней конкретно заебался пить кофе, перешёл на зеленый чай. Чай был поприятнее, повкуснее. После него сразу тянуло спать конечно, но Женька не сдавался, сидел и геройствовал до последнего, а потом снова спал буквально все уроки и перемены в школе, зарабатывая все больше новых лебедей в журнале. Было удивительно плевать, ведь парень так заебался уже за эти недели, так страдал от этого ебучего недосыпа, что ничего совсем не волновало. Успокаивал периодически себя тем, что обязательно исправит все когда-нибудь потом каким-то образом, но, конечно, понимал, что самому себе пиздит. В итоге смирился. Может, само разрулится. На выходных решился не спать целые сутки, чтобы нормализовать наконец свой максимально конченный режим сна. Не вышло не спать, уснул под конец дня, но режим кое-как все же пришел в норму. Потом Женька отказался и от кофе, и от чая, больше ни к тому, ни к другому не притрагивался. На замену начал пить сладкое какао по утрам, и понял, что именно это ему было необходимо. Короче говоря, в какао буквально нашел для себя источник счастья, пока Аня болеет. А потом даже какао перестало положительно действовать, ведь в один день Петр Гуменник решил вдруг напомнить о своем существовании. Женя действительно перестал его как-то замечать, был сосредоточен на других вещах, а после той ситуации почти уже все забыл. Петя уселся вдруг к Жене за парту. Просто молча, без каких-либо слов и предупреждений. Не понял Семененко прикола и того, почему парень вообще вольничал и вел себя так, словно ему это дозволено. Женька сверлил соседа весь урок своим взглядом, надеясь, что тот заметит, скажет что-то, но он даже голову не повернул. Лишь быстро бегал глазами то на доску, то в тетрадь. В моменте Семененко понял, что случайно засмотрелся на его профиль, еще и подметил у себя в мыслях, что он у Пети очень даже красивый. Бесило от осознания, что Гуменник по-любому ведь прекрасно чувствовал этот взгляд, но никак вообще не реагировал, будто так надо. Будто ничего не произошло и на самом деле они лучшие друзья, когда вполне позволительно вести себя подобным образом, а не просто какие-то знакомые. Женя все-таки к концу второго урока не выдержал, под партой ударил его по ноге. Петя даже не вздрогнул, словно именно этого и ждал, медленно повернул свою голову в сторону Семененко. Взгляд его был очень расслабленный, на лице уже привычная ухмылка. Едва слышно, вполголоса произнес: — Ты со мной заигрываешь? — подперев свою голову рукой, перевел все свое внимание наконец-то на Женю, теперь уже полностью игнорируя какой-то монотонный рассказ, вроде, математички. — Че ты тут уселся? — сразу начал с волнующего и уже наболевшего за два урока Семененко, не вслушавшись сначала в вопрос одноклассника. — Захотел, — ответил парень максимально спокойно, даже скучающе, вновь переводя все свое внимание на доску. — А ты не думал, что я не хочу, чтобы ты тут сидел? — раздраженно бросил Женька, показывая всем своим видом то, с каким пренебрежением относится к Гуменнику. Петя не смотрел на Женю в этот момент, не видел его выражение лица, но все равно усмехнулся, понял по интонации. Ему будто было все равно, что Семененко там его немного недолюбливает, не хочет видеть рядом с собой за одной партой. Он все равно оставался на веселе с натянутой саркастической улыбкой, относился ко всему не очень серьезно. — Не учел как-то этот факт, — усмехнулся он, параллельно записывая себе что-то с доски. Семененко вообще был не в теме: ни числа в тетрадке, ни полного понимания, на каком уроке он сейчас находится. Вместо скучного и нужного урока он все свое внимание решил подарить именно этому Пете, хотя мог бы лишний раз не рисковать и не нарываться на какую-нибудь двойку. Забавно как-то получается. В моменте он вдруг остыл, раздражение резко рукой сняло будто, решил упомянуть причину их последней встречи вне школы и последнего разговора: — Как дома? — хотелось, конечно, ударить себя по языку и больше никогда подобное не произносить, тем более после того, как он пообещал не спрашивать, но интерес был превыше всего. А может, даже переживал немного за своего соседа. — Все также, Жень, — оторвался от записи, повернулся в сторону к Семененко. Взгляд его был почему-то не насмешливый сейчас, а какой-то совсем другой. Улыбка тоже именно на данный момент приобрела максимально безобидный вид, — Так будет всегда, я привык уже. — Прости, — единственное, что смог выдавить из себя Женя, утонув под волной накатившего стыда. — Давай вот без этого только, — сменился в лице сразу, бросив в ответ саркастический подъеб. И Женю действительно удивляло, почему Петя настолько невозмутимый даже при таких обстоятельствах? Его и вправду ничего не волнует, наоборот все это смешит? Спросит, может, когда-нибудь. Просто Жене все это совсем незнакомо, он наоборот очень эмоционально на все реагирует, а Петя спокоен всегда. — Скучаешь по Щербаковой своей? — решил продолжил Гуменник с подъебами, давая знать, что про тот инцидент прекрасно помнит, не забывает. Женя демонстративно закатил глаза, тяжко вздохнул, оставляя Гуменника без ответа. Тот продолжил: — Я, кстати, о вас много думал. Почему именно Аня? — поинтересовался брюнет, задумчиво пробегаясь взглядом по всему классу. — Тебя реально это волнует? — спросил Семененко. Не хотел говорить об этом, упоминать как-то снова тот случай. — Да. Почему, например, не Косторная, — Петя заметно тише это сказал, лишь бы сама Алена не услышала, — или, может, Валиева? Женя нахмурил брови, исподлобья посмотрев на соседа по парте. И ведь издевается, продолжает эту хуйню, прекрасно зная, как Жене это не нравится. — Петь, не еби мозги, — грубо ответил он, мечтая, чтобы тот отстал. Но в его планах, видимо, этого не было: — А Трусова? Как тебе? — с издевкой, едва смех сдерживая, спрашивал Гуменник. — Дурак что-ли? У нее же Марк, — на секунду аж задумался Семененко. — Так наоборот интереснее, — усмехнулся, бегая глазами то на парочку, то на Женьку. Женя заметно развеселел с этой фразы, усмехнулся, подметив: — Не думал, что тебе такое нравится, — глаз с Пети не сводил, шутливо дернув бровями. Больше не злился, даже наоборот захотел поддержать вдруг разговор, пустить пару ехидных комментариев. — Не без этого, конечно, — а вот Петя, в свою очередь, впервые не выдержал такого напора от Женьки: глаза забегали по какой-то причине, но улыбка все равно оставалась на месте, будто пытаясь сгладить всю ситуацию. — А у тебя есть кто? — с нескрываемым интересом спросил вдруг Женя. Это было явно для Пети неожиданным. Семененко сразу уловил то, как парень едва заметно вздрогнул, услышав такой вопрос от Жени. Молчал долго, томил, вызывая все больше интереса. А ведь действительно Гуменник выглядит очень загадочно, про него так и хочется узнать всего да побольше. — А тебе все расскажи, — улыбнулся тот. Не хотел он про это говорить, что было видно прекрасно по кривой ухмылке, по долгой паузе и тому, как он замешкался после ответа. Было даже интересно, почему такой, казалось бы, безобидный вопрос вызвал подобную реакцию. — Ты как обычно, — разочарованно и драматично вздохнул Женька, скучающе отводя от соседа свой взгляд куда-то в окно. Боковым зрением заметил, что Петя сразу посмотрел в этот момент на Семененко, будто до этого боялся зрительного контакта. Женя как-то механически и невольно затаил дыхание, замер и больше не двигался, пытаясь не спугнуть Петю. Позволил, зачем-то, так внимательно себя рассматривать и сканировать. Больше никто из них ничего не говорил, сидели в тишине. Женя прям кожей ощущал этот изучающий, пристальный взгляд и то, что он ни на секунду глаз не сводил. Казалось, что даже моргать перестал. Становилось немного некомфортно, но парень все равно делал вид, что ничего не замечает, будто так надо, будто это совершенно нормально и адекватно, будто Пете это дозволено. И ведь сам потом объяснить себе не мог, почему он разрешил Пете так смотреть. Почему совсем не возражал и наоборот хотел, чтобы все это продолжалось? Пришел к выводу, что ему даже понравилось, что он даже мысленно надеялся, что Гуменник ни на секунду свой взгляд не отведет, не спрячется и не отвлечется на что-нибудь. Этот вывод настораживал, пугал.

***

В столовую после четвертого урока стартанул одним из первых вместе с Марком. Бежали, угарали, сбивали всех, кто встречался на пути. Уселись за стол запыханные, но зато очень довольные: набрали себе по три порции курицы с макаронами и сидели, уплетали, перекидываясь всякими смешными фразами. Затем Трусова села напротив, посмеивалась с того, насколько жадно они ели, будто их дома голодом морят. Рыжая бросала частенько взгляды на своего Кондратюка, улыбаясь тепло. Женька аж позавидовал, понял, что по Ане скучает, пусть и в школе они открыто общаться не могут. Все равно было просто приятно и хорошо внутри, что где-то там, за самым дальним и крайним столом среди девчонок сидит его Щербакова, которая также, как и он, ищет среди всех именно Женин взгляд, смущается, скромно улыбаясь, а потом пишет что-то милое им в чат в телеграмме. Ну это ли не счастье? Потом еще с Марком печеньки с подноса почти все разобрали под недовольное ворчание Косторной: — Бля, ну че вы как свиньи себя ведете? — злилась все она, гневно зыркая на парней. — Аленка, не кричи ты так, — по-доброму сказал Кондратюк, бросая в этот момент многозначительный взгляд на Женьку, который держался лишь бы не засмеяться с одноклассницы. — Да пошел ты, — раздраженно ответила блондинка, надевая рюкзак на плечо и покидая столовую твердой походкой. Женя тут же переглянулся с Кондратюком, тихонько заливаясь смехом. Сидели, попивали чай, вовсе не торопясь на следущий урок, до которого совсем было мало — от силы минуты. В столовой никого почти не оставалось — только Марк с Женькой и пара человек. Слушал какую-то историю одноклассника, смеялся, вроде все хорошо, но почему-то что-то волновало. Чувствовал на коже чей-то, как обычно, пристальный взгляд. Стало не по себе, захотелось укрыться, спрятаться от чужих глаз хотя бы на время обеда. Огляделся рефлекторно и мгновенно столкнулся взглядом с Петей. Стоял такой расслабленный и спокойный. Петя медленно поднял уголки своих губ, с места не сдвигался, пытаясь будто Женю своими глазами съесть. Внутри Семененко почувствовал что-то странное, стало невероятно неловко, ведь не каждый же день на Женю смотрят настолько внимательно. Все никак понять не мог, что ему нужно, зачем и с какой целью он так взглядом прожигает? Это было очень неловко, терзался весь, не зная, что ему делать. Может, стоило улыбнуться в ответ? Или проигнорировать? Но Женя не успел среагировать, как прозвенел звонок на пятый урок, и Петя просто ушел. И для чего это было нужно? Семененко же, на пару с Кондратюком, все еще чаевничали, не торопились. В итоге пришли на урок с достаточно большим опозданием: — Здрасьте, можно? — постучал Марк в дверь, слегка протиснувшись в дверной проем. Учительница медленно подняла на парней очень недовольный взгляд: — И где вы были? — спросила физичка. — А мы это, — по классу пробежалось тихое хихиканье, — мы кушали, — ответил Марк, сразу же отвернувшись, пряча свое лицо. Женя смотрел на друга, прикрывал рот рукой, весь раскрасневшийся. Чувствовал, что силы сдерживать смех постепенно заканчиваются. — Семененко, тебе плохо что-ли? — с сарказмом спросила учительница. Ее громкий голос промчался эхом по коридору через приоткрытую дверь. — Мне отлично, Светлана Васильевна, — Женька сомкнул губы, отвернулся. Будь он не в школе и не на уроке — давно катался бы по полу от смеха. — Вышли. Успокоетесь — зайдете, — ответила она, тяжело вздыхая. Не первый раз уже такие выходки от них, нервы, наверное на пределе. Ребята одновременно кивнули. Как только дверь закрылась, Женя рассмеялся просто во всю силу, хлопая то себя по ляшкам, то Марка по плечам от смеха. — Это просто пиздец, — подметил Кондратюк, переводя дыхание в попытке успокоиться. Понимали оба прекрасно, что получат потом конкретно за это все, но было так плевать, как никогда. У Семененко аж настроение поднялось, впервые за долгое время он почувствовал себя настолько счастливым и радостным. Вскоре зашли в кабинет под пристальным взглядом не только физички, но и Пети. Женя направился к своей пятой парте, снова ощущая эти темные глаза на себе. И ведь вновь Гуменник уселся за его парту. — Опять ты тут, — шепотом бросил Женя в сторону соседа. Петя ничего не ответил, лишь смешок издал, переводя свое внимание на физичку. Хотел что-то сказать парню, спросить, но молчал, думая, что это будет лишним. И так физика злая, и так Женька облажался как обычно, а тут еще и это: ну совсем было бы наглостью. Урок, конечно, не обошелся без нотаций от учительницы про то, что ведут они себя совсем не подобающе, а такие опоздание — верх наглости и неуважения, но в кабинет директора они не попали, на удивление. Физичка, видимо, сжалилась. Оставшиеся два урока прошли очень тревожно. Женьку спрашивали, мучили как могли, но тот выкрутился и был собой даже доволен в итоге. Шел домой весь в своих мыслях погруженный. Не смог не думать про Аню. Скучал невероятно и ждал ее возвращения больше всего. Затем в мыслях резко всплыл Петя. Этот день был максимально странный, а отношение к Гуменнику стало каким-то другим. Женя и сам понять не мог, что изменилось, но как раньше смотреть на соседа он больше не мог. Странные чувства вызывало одно лишь его присутствие, долгий взгляд в тихушку, когда Женя делает вид, что ничего не замечает. А зрительный контакт просто убивал. Мысли эти пугали очень, не мог в себе разобраться, в итоге отложив все это в самый дальний ящик. Это не нужно, разберется потом.

***

Сегодняшняя суббота была одним из самых лучших дней за последние пару месяцев. Щербакова поправилась, пришла к Жене сюрпризом. Семененко едва ли не набросился на нее с объятиями и поцелуями, как увидел за дверью. Лежали сейчас вместе у Женьки на кровати, разговаривали. Большего для счастья не было нужно. — В школу выхожу с понедельника, — поделилась новостью Аня, посмотрев на парня с ожиданием чего-то. Женя радостно потянулся к ней, приобнял одной рукой, позволив лечь к себе на грудь. Семененко оставлял слегка влажные следы от поцелуев на шее Щербаковой, висках и щеках, позабыв о своих прошлых опасениях. Сейчас было не важно, сейчас он соскучился. Тем более, почему нет, если Аня тоже хочет. Если сама тянется, выгибаясь, подобно кошке, каждый раз при любом Женином прикосновении. — Я соскучился, — честно признался Семененко. Это звучало очень искренне, а оттого в какой-то степени даже трогательно. — Я тоже, — ответила Щербакова, приподняв голову и посмотрев на Женю. Молчала, улыбалась. Не намекала всем своим решительным видом, а кричала. Семененко не мог просто смотреть и бездействовать, поддался своему желанию и поцеловал. Сначала очень аккуратно и робко, будто спрашивая разрешения, а потом с невероятным напором, жаждой, словно сотни лет Аню не видел — те три недели так и ощущались. Гулял своими руками по телу девушки, очерчивал все изгибы ее, вольничал, позабыв про прежние загоны. Страх рукой сняло, чувствовал себя максимально комфортно и расслабленно, не волновался. Поверить почему-то не мог, что снова касается ее губ, снова обнимает, прижимает к себе и трогает. Он очень скучал.

***

Вскоре где-то под вечер Аня ушла. Семененко остался один дома в полной тишине. Вспомнил почему-то снова про Петю. Осознал вдруг, что парень прямо сейчас находится буквально у него за стенкой. От этой мысли становилось как-то странно и от чего-то волнительно, подступил интерес. Думал о том, что же он сейчас делает, о чем думает и чем занимается. Вдруг, его прямо сейчас избивают, а Женя у себя спокойненько сидит, сложа руки. Становилось жутко не по себе. Семененко подошел, прислонил ухо к стенке, пытаясь прислушаться. Ничего, тишина. От этого еще было страшнее, вдруг что? В тревожном состоянии лег спать. Уснуть совсем не получалось, все мысли смешались в одну кашу, казалось, что от такого их количество голова болеть начала, температура поднялась. Родители с работы вернулись глубокой ночью, явно думая, что Женя уже давным-давно видел очередной сон. Но Женя ничего, кроме лица Пети в голове, не видел. Было действительно тяжело осознавать то, что одноклассник подвергается насилию со стороны отца всегда, каждый день, в любой момент. Может даже тогда, когда он с Аней лежал, радовался и целовался, ни о чем не задумываясь. Он же привык. Почему-то больно было за него, хотелось уберечь от этого всего, помочь, к себе звать. Хотелось считать его своим другом, а не каким-то странным одноклассником и соседом. Хотелось, чтобы Петя хоть с кем-то чувствовал себя чуточку нужным. Не мог уснуть Женя спокойно с этой мыслью. Мешало все, изводило. Решился написать Пете чисто, наверное, из интереса. А может, из собственных переживаний. @evgeniy_semenenko Петь Спишь? Лежал Женька все это время в темноте, глаза уже к ней привыкли, так что слабый свет от экрана телефона чуть слепил и заставлял щуриться. Сжал телефон в руках, чувствуя как волнуется. Засомневался даже, может писать не стоило? Но ответ последовал почти сразу, не давая Жене ни минуты на размышление: @petr_og че не, не сплю @evgeniy_semenenko Все хорошо? @petr_og хахахахаха да все очень хорошо Этот сарказм уже подзаебывал, Женя уже было разозлился немного, что все эти его переживания воспринимают, как шутку какую-то. @evgeniy_semenenko Я серьезно @petr_og я тоже И пауза. Не полегчало. Все равно присутствовало ощущение, что что-то не так, хотя шума за стенкой не было. @petr_og переживаешь? Женя, перечитывая это сообщение снова и снова, замер. Ощущалось оно как будто выстрел, что парень просто глядел в свой телефон, не отвечая долго. Обдумывал. @evgeniy_semenenko Да Петя пометил Женин ответ прочитанным мгновенно. @petr_og спасибо встретимся? @evgeniy_semenenko Сейчас? @petr_og да @evgeniy_semenenko Еблан что ли Женька сразу мысленно отказался от этой затеи, пусть и встретиться очень хотелось. Он считал, что это как-то опасно, а вдруг родители услышат, заметят, да и время уже очень позднее. @petr_og я еблан? ну может короче я вышел, тебя жду Женя в сторону отбросил телефон, огляделся по сторонам. Затем услышал хлопок двери в подъезде, понял, что Петя не шутит. Заволновался весь, не готов был посреди ночи сейчас куда-то выходить. Хотел даже сначала сонным притвориться, но оставлять соседа ждущим в подъезде было бы, наверное, не очень. Зашагал тихо и осторожно на цыпочках, пытался не издавать особо много шума, чтобы не выдать себя с потрохами. Слышал, что один из родителей точно не спит. Хотелось просто матом ругаться на всю квартиру от того, насколько вся эта ситуация его бесит. Вот не сидится ночью этому Гуменнику вообще. И зачем Женя ему написал? Чтобы сейчас, как еблан, корячиться тут и оглядываться, лишь бы тихонько в подъезд прошмыгнуть? В итоге вышел в подъезд, но так рисковать он больше не собирался. Сразу же Женя посмотрел на Петю, стоящего у него уже в дверях, так гневно, с такой злобой и недовольством, будто парень вынудил его что-то ужасное сделать. Послышался тихий Петин смех. Женя аккуратно, почти беззвучно закрыл за собой дверь в квартиру, облегченно выдохнув, что у него получилось, и шума за собой он не оставил. — Чего хотел? — вполголоса грубо спросил Женька. — Ты не спишь. Я не сплю, — Петя говорил паузами, рассекая своим басистым голосом воздух в подъезде. Уселся на пол, просунув ноги через прутья, защищающие от падений. Достал из кармана пачку сигарет, высунул одну, — Мне скучно. Тебе, видимо, тоже, раз мне пишешь. — Ну и что? — спросил Женя, поторапливая Гуменника с его ответом. Со страхом посмотрел вниз и решил сесть на ступеньку, побоявшись садиться как Петя, пусть и высота была маленькая, да и вряд ли бы он упал. — Чего не спишь то? — чуть-чуть скосил брюнет, будто не особо горя желанием отвечать на ранее заданный вопрос. Затянулся, откладывая зажигалку в карман своих шорт. Смотрел куда-то вперед, избегая зрительного контакта с Женей. — А ты? Семененко обхватил свои согнутые коленки руками, затем прилег на них слегка. Смотрел на соседа, склонив голову набок. — Не хочу, — ответил парень, выдыхая дым и встряхивая пепел с сигареты на нижний этаж. Женя все разглядывал Петю, думал. Поймал себя на мысли, что Пете, на самом деле, идет быть с сигаретой в руках. Пусть это и вредная привычка, но выглядит красиво. Особенно, когда это делает именно Петя: придает ему еще больше мрачности и какой-то загадочности. — Не думал, что ты куришь, — прервал тишину Женька. Это были будто мысли вслух. После сказанного Семененко смущенно уткнулся носом в колени, словно признался в чем-то слишком личном и постыдном, исподлобья продолжая наблюдать за брюнетом. Петя ничего Женьке на это не ответил, только усмехнулся. Повернул голову наконец-то в сторону одноклассника, повторил за ним: поднял ноги, согнул в коленях, обхватил и также склонил голову, не разрывая зрительный контакт. Затем вдруг забегал своими зенками, цветом напоминающими какой-то очень мрачный и дремучий лес, по Женькиному лицу: то на один глаз, то на другой, будто не мог определиться, куда именно ему смотреть. Семененко заметил это, мгновенно уловил, ведь наблюдал за соседом очень внимательно и заинтересованно, буквально впитывая каждое его движение. Усмехнулся. В руках Пети сигарета уже догорала. Он не затягивался больше, потушил и бросил подальше к другим окуркам в подъезде, не отрывая от Семененко своего завороженного взгляда. — Ты иногда меня пугаешь, — захотел вдруг признаться Женька. Еще почувствовал, что именно сейчас сможет вытянуть из Пети чего-то откровенного немного больше, чем раньше. — Чем? — Гуменник улыбнулся. Его глаза блеснули как-то особенно в тот момент. — Не знаю, ты очень странный, — улыбка у Женьки сползла. Он сразу представил ту ситуацию в столовой. Интересно, как долго Петя на него тогда смотрел? — И это тебя пугает? — спросил парень, наклоняя свою голову уже в другой бок. Женя осторожно и неуверенно кивнул. Препятствовало что-то внутри сказать полностью правду и договорить. Решил больше ничего не добавлять в свой ответ, умолчать. — Ты тоже странный, и я тебя не понимаю. Женю что-то кольнуло внутри от этого высказывания. Отвернулся, пытаясь спрятаться хоть как-то от его темных и сейчас пугающих глаз. — А со мной — че? — обиженно спросил он, немного отстраняясь, отодвигаясь и разворачиваясь в противоположную сторону от брюнета. — Выбрал эту Щербакову, пустышку, — последнее слово будто выплюнул, показывая этим все свое презрение и нелюбовь к Ане. И от чего такое отношение? — А что с ней не так? — поинтересовался Женька. Было действительно интересно услышать, что же его так в ней раздражает. — Пустышка, сказал же. Затем Семененко услышал его движение. Услышал то, как Петя поднялся, то, как подошел к ступеньке, на которой Женька сидел. Почувствовал то, как он сел рядом, откинулся спиной, прислоняясь к бледно-зеленой, разрисованной всякими непристойными надписями, стене подъезда. — Глупая. Пустышка, — отчеканил Петя снова, вкладывая всю, не пойми откуда взявшуюся, неприязнь к ней в эти оскорбления. Жене стало, мягко говоря, неприятно. Кто Петя вообще такой, чтобы судить и обсуждать Женин выбор? С Аней он, тем более, никогда не общался, не встречался, откуда ему знать? — Лучше молчи, — пробурчал в ответ Женька, не осмелившись повернуться в сторону Гуменника. Не хотел он встречаться с ним взглядом, чувствовал, как начинает испытывать какое-то раздражение к нему, после всего сказанного. — А то что? — с вызовом спросил он. Нарывался прям на конфликт какой-то. Скучно живется, что-ли? Надо все испортить? И ведь некоторое время назад Женя не мог уснуть именно из-за него, все думал и переживал, хотел считать своим другом даже. А Петя вот такое выдает, перечеркнув все напрочь. — Нахуй ты вообще че-то говоришь про нее? — обернулся он наконец на брюнета. Тот лыбится, как обычно. Как же ему похуй, наверное. Очень раздражал, — Тебя вот ебет, скажи мне? — гневу Жени уже предела будто не было. Казалось, вот-вот, еще одно слово и сорвется. Петя хмыкнул, взгляд отвел. Промолчал. Женя недоуменно брови вскинул, внимательнее вглядываясь в глаза цвета кромешной тьмы напротив. — И это все, что ты можешь? Да? — с недовольным удивлением отрезал Женька. — Да. Ты снова меня обыграл, Женя, — сказал он максимально расслабленно и спокойно, смиренно приняв свое поражение в их недоспоре. — Я с тобой не играл. Семененко совсем разочаровался, поник. Хотел уже было уйти, но сидел все равно рядом из последних сил, терпел как мог. — Ладно, забудь, — ответил Гуменник, опустив голову вниз. Выглядел он так, будто хотел как-то загладить свою вину, но не знал как. Забудь. Разве так сложно сказать банальное "извини"? — Хуйню ты сморозил, — пристыдил его Женя, все еще злясь на те слова про Аню. Петю не должно это волновать. Петя, приобнимая себя руками, скрыл лицо за коленями, открывая Женьке только один глаз. Смотрел долго, молчал. В такие моменты Жене, признаться, очень хотелось залезть к нему в голову и прочитать все то, о чем он думает. — Че молчишь? — неуверенно спросил Семененко. Так мучила эта тишина, что хотелось на потолок лезть. — Смотрю на тебя. Эти слова засели каким-то странным комком где-то очень глубоко под ребрами, в ушах пробегались громким и протяжным эхом, заставляя, почему-то едва заметно морщиться и вздрагивать каждый раз, повторяясь снова и снова. — Сегодня все было хорошо? — спросил Семененко неоднозначно и с намеком, боясь говорить прямо про его ситуацию. Петя все понял, поднял голову, показывая свое лицо полностью. Растянул губы в улыбке. — Все хорошо, Женя, — ответил Гуменник, смотрел тепло, спокойно, а глаза его поблескивали чем-то странным, что Семененко даже при тусклом тошно-желтом свете заметил. — У тебя.. — замолк Женька на секунду. Думал, что спрашивать такое совсем некорректно. Захотелось себя тут же стукнуть по губам да посильнее. Передумал сначала, хотел не договаривать, но под надзором внимательных черных глаз продолжил: — У тебя отец бухает? Петя никак не поменялся в лице: не расстроился и не разозлился. Будто его и не тронуло даже. Абсолютно спокойно ответил: — Да, но он и в трезвом состоянии пиздит меня, если ты об этом. Женя напрягся. Слушать такое было максимально неприятно и даже моментами больно. Еще он злился и всей душой ненавидел Петиного отца. — Маму тоже? — осторожно уточнил Семененко. Ответ тут же последовал: — Бывает, — сказано четко и твердо, сосредоточенно смотря куда-то спереди себя. Петя был невозмутим и очень сдержан, — С детства он меня бьет. И когда трезвый, и когда пьяный — без разницы вообще. Я его боялся, когда был совсем пиздюк, но сейчас он меня просто уже заебал, мне почти не страшно. Каждый раз это достаточно быстро проходит. Больно конечно, и синяки долго заживают, но я привык. Да, заебался, но по-другому пока что никак. И замолчал. Женька аж удивился, что Петя решил ему все это рассказать. В моменте понял, что хочется к нему как-то пододвинуться ближе, может даже сочувствующе и ободряюще по плечу похлопать. Хотелось дать понять, что Петя не один, что Петя справится обязательно, и Женя ему в этом поможет. Но не мог. Не мог себе такого позволить, боялся, поэтому просто молчал. Может, поможет хотя бы своим присутствием. — Зачем он так делает? — с чувством злости на Гуменника-старшего, непониманием и недовольством задал Семененко вопрос будто самому себе. Вырвалось, как мысли вслух. — Может, когда-нибудь я тебе расскажу, — честно и искреннее пообещал Петя, — но не сейчас. Я пока не понял, можно ли тебе это доверить. Признаться честно, Женю это довольно задело. — Жаль, что ты во мне сомневаешься, — не стал скрывать он и ответил то, что думает. — Я в тебе не сомневаюсь, Женя, — заявил брюнет, медленно поднимая уголки своих губ вверх, — Ты единственный, кто об этом вообще что-либо знает. От этой информации стало, возможно, немного приятно. Появилось даже ощущение, что Женька особенный что-ли. Единственный. Потом снова Петя достал из кармана пачку своих сигарет, вытащил одну, а затем вытянул вторую, протягивая Жене с вопросительным выражением лица. — Я не курю, — пробурчал Семененко, смутившись и нахмурив брови. — Я знаю, — выдал Гуменник это, как что-то очевидное, продолжая предлагать: — Хочешь попробовать? Женька помутнел весь, изменился в лице сразу. Отодвинулся рефлекторно чуть дальше. Страх им какой-то двигал и боязнь неизвестности, никогда ведь не пробовал, да и желания не возникало. Потянулся неуверенно к сигарете, взял из пачки и покрутил у себя в руках, заинтересованно разглядывая. Петя наблюдал за ним внимательно, с ухмылкой. Забавляло его, наверное, Женькино поведение. — Ты сигарету никогда не видел? — по-доброму усмехнувшись, спросил сосед. Его слова не звучали так, как бы он пытался Женю пристыдить. Наоборот, его будто умилило такое поведение. Женя зло зыркнул на него, недовольно вскидывая брови вверх. Почувствовал себя ребенком каким-то в один момент, поэтому набрался решимости, зажал сижку между указательным и средним пальцами, протянул к Пете, чтобы тот зажег. Раздался тут же смешок напротив, а в выражении лица Гуменника можно было прочитать: "Во, Женька, дает." Брюнет зажег табачное изделие сначала ему, а потом себе. Затем затянулся с таким удовольствием, будто вечность не курил. Женя наблюдал за одноклассником пристально, фиксируя и впитывая каждое его движение. Неуверенно подтащил сигарету к губам, делая небольшую затяжку. Он, конечно, закашлялся, как только вдохнул в себя дым. Горло неприятно обожгло и остался на губах этот противный вкус. Следующие затяжки перенес полегче. Петя все это время подглядывал за ним с нескрываемым любопытством, улавливал каждую смену эмоции в лице. — Ну что? — поинтересовался он. Женя неопределенно повел плечами, пытаясь распробовать и запомнить этот вкус. — Херня, — улыбнулся вскоре парень, чуть-чуть морщась, — А вонять от меня будет? — Будет, — тихо посмеялся Гуменник, за что получил мгновенно удар в плечо. Семененко сразу вдруг испугался, вдруг родители узнают. Петя будто с лица считал этот испуг, успокоил: — Да не парься, не узнает никто. Может, это вселило небольшую надежду и веру, что Женьку это обойдет. А то, если родители узнают — по голове точно не погладят. Затем ребята потушили сигареты, бросили в сторону к окуркам. Женя почувствовал, что его начинает понемногу в сон клонить, появляется желание все больше и больше зевать, глаза слипаются. Петя это заметил, поднялся со ступеньки. Семененко повторил за ним, встал напротив. Долгое неловкое молчание. Гуменник снова бегает взглядом от правого глаза к левому. Интересно, он делает так, потому что волнуется? — Пока? — неуверенно говорит он. — Пока, — улыбается Женька, протягивая ему свою руку. Застывают в рукопожатии, не разъединяя руки. Оба думают: Женька — о том, что уходить совсем не хочется, что Петю хочет видеть чаще, называть другом своим, встречаться вот так и сидеть в подъезде о херне глупой болтать, пока в сон клонить не начнет. Именно в эту ночь Жене была приятна его компания, за исключением момента с Аней. А о чем думает Петя — настоящая загадка и самый волнующий вопрос. Однажды он все-таки заберется к этому парню в голову и узнает обо всех его мыслях. Захотелось закончить эту ночную посиделку каким-то откровенным признанием: — Я хочу быть твоим другом. Петя вздрогнул тогда. Это было почти не заметно и едва уловимо, но Семененко это даже почувствовал. Прозвучало очень тихое: — Я тоже. Женя заулыбался весь, хлопнув парня по плечу. — Значит, теперь друзья? — переспросил Семененко, уточняя, будто не до конца поверил еще в это. — Да, друзья.