хрупкий

      Они наконец назначают дату первого занятия. Раньше Сынмин думал, что отправная точка самая важная, ведь главное – начать. Сейчас же день и место известны, а Сынмин понятия не имеет, что он должен делать там. Нужно ли ему что-то принести с собой? О чём вообще будет первое занятие, Чонсу ведь начнёт с базы? Обычно это теория, значит, понадобятся конспекты. Но это же не лекция по теории музыки. Это просто любительское занятие с Чонсу. Сынмин тяжело вздыхает – ему нужно расслабиться. Он слишком много думает. Воздух прерывисто выходит из груди, подгоняемый дрожью по всему телу. Почему он так нервничает? Сынмин часто стрессует, но даже сам не может понять, что именно вызвало настолько сильные эмоции.       Успокоиться. Он должен успокоиться. Вдох-выдох. Всё будет хорошо. Это всего лишь первое занятие, возможно, он даже ни разу не прикоснётся к инструменту. Вдох-выдох. Чонсу просто расскажет самую базу, которую Сынмин уж сможет понять. Он всё же не такой безнадёжный, как кажется. Вдох-выдох. Чонсу понимающий. Он обязательно поможет, если понадобится, объяснит ещё раз и ни в коем случае не будет ругать Сынмина за малейшую ошибку. Вдох-выдох. С Чонсу комфортно. Да, непривычно, но удивительно комфортно. Сынмин уверен, что тому удастся подавить его волнение, как только они встретятся.       Вдох.       Раз. Два. Три.       Выдох.       Воздух, шаром растянувший лёгкие, выходит, сдувая грудь, словно лопает пузырь тревоги, въевшийся в Сынмина. Становится немного легче. Ослабленной рукой Сынмин взъерошивает отрастающие волосы. Мама уже не раз говорила, что пора бы к парикмахеру, но Джисоку нравятся его длинные пряди – тот часто играется с волосами Сынмина во время их киновечеров, когда они сворачиваются в кровати Джисока и почти что в обнимку лежат перед ноутбуком.       Занятие в среду. Значит, у него ещё есть время, да? Чуть меньше недели, но это уже что-то. Боже, ему стоит перестать думать об этом до самого дня Х, иначе Сынмин просто сойдёт с ума. А ведь он только-только относительно выровнял дыхание. Он решает, что ничего толкового сегодня всё равно уже не сделает, так что можно просто завалиться спать. Сон – спасение от всех проблем. Иногда Сынмину даже не хочется просыпаться.       Планы рушит звук уведомления. Почему он вообще включён? Опять Джисок трогал его телефон – тот постоянно дуется, что Сынмин всегда пропускает звонки из-за отключенного звука на телефоне, ну прямо как его мама. Теперь же он уже почти не возмущается – просто молча берёт телефон Сынмина, нагло пользуясь отсутствием пароля, и переключает на нужный режим. Сынмина это не раздражает – в его телефоне нет ничего, что стоило бы скрывать от Джисока, –просто с беззвучным ему удобнее (даже если он не слышит звонков и уведомлений – в этом и смысл, в некотором роде).       Сынмин лениво сползает с кровати, на которую уже успевает упасть, и тянется за телефоном. Сонные глаза почти мгновенно разлипаются, когда он видит отправителя – Чонсу. Пробежавшись по первым строкам сообщения, Сынмин заранее не хочет заходить в диалог. Может, сделать вид, что он не заметил? Вдруг, он уже спит, откуда Чонсу знать об этом. Нет, это глупо. Он в любом случае не может бегать вечно. Делая глубокий вымученный вздох, он всё же кликает на уведомление, которое переносит его в нужное приложение. Чонсу-хён: Я удивил тебя сегодня? Ты так быстро ушёл и, кажется, выглядел нервным Прости, если я сказал что-то не то или позволил себе слишком много Джисок упоминал, что тебе сложно сближаться с новыми людьми Я хочу, чтобы тебе было комфортно рядом со мной       Сынмин устало вздыхает (какой раз за день?). Как же всё сложно. Или это он такой сложный? Он переводит взгляд на осенний букет, который он оставил на столе. Чонсу подарил его.. Сынмин никак не ожидал этого; он и не думал, что Чонсу может быть таким спонтанным и безбашенным (что вообще может быть безбашенного в составлении букета из сухих листьев, но позвольте ему использовать это слово, хорошо?). И всё же при взгляде на него на душе становится теплее и тревожный стук сердца сменяется трепетным волнением. Сынмин всё ещё не уверен, что именно он испытывает к Чонсу и относительно всех их взаимодействий, но он хочет дать этому шанс. Он хочет подружиться с Чонсу. Ведомый этим чувством, он кликает на окошко для ввода сообщения.

У меня нет проблем с новыми людьми

Мне не сложно сближаться

Просто зачастую нет такого желания

И это ты прости, я сегодня немного устал и переволновался из-за выступления, так что не в себе

Стрёмная реакция получилась

Чонсу-хён: Всё в порядке, рад, что просто неправильно тебя понял Ты действительно отлично поработал сегодня Хорошо отдохни Увидимся на репетиции...в понедельник? Так нескоро..       Сынмин старается не придавать последнему сообщению особое значение, предпочитая игнорировать его существование вместо того, чтобы понять, какой смысл в него заложен.

Ага, увидимся

Хён..

Ещё раз извини. Я ценю твои жесты и мне, на самом деле, комфортно с тобой

Я тоже хочу узнать тебя получше

      Сынмин какое-то время пилит взглядом написанный текст и, собрав всю смелость, решительно тыкает в экран на иконку отправки. Как только единички рядом с сообщениями пропадают, он нервно блокирует экран телефона и откладывает его на тумбочку. К собственному неудовольствию он неумышленно вкладывает слишком много силы, из-за чего шипит и сразу же переворачивает телефон экраном вверх, проверяя тот на наличие повреждений. И именно в этот момент экран загорается и высвечивает только что пришедшие сообщения от Чонсу. Чонсу-хён: Рад, что это у нас взаимно :) Надеюсь, мы сможем подружиться       Дружба, да? Почему Сынмину кажется, что поддерживать эту дружбу будет тяжелее, чем любую другую?

***

      Честно, Сынмин не помнит, чем занимался на выходных. Наверное, привычно тупил в потолок, размышляя о всяком, или вообще с пустой головой. Джисок уехал к родителям на этой неделе, а без него ужасно скучно. Солнечный день сменяется лунным только время переваливает за 12 ночи, и Сынмин понимает, что вот уже понедельник. Сегодня очередная репетиция с группой. Ему бы ложиться спать – с утра ведь надо идти встречать Джисока на вокзале, но никак не удаётся сомкнуть глаза. Он думает о слишком многом и ни о чём одновременно. Нервозность всё ещё присутствует при мысли о практике с ребятами, но уже не такая сильная, как была раньше, что не может не радовать.       Так он валяется до трёх, вставать всего через пару часов. Сынмин не думает, что сможет уснуть. Видимо, ему суждено невысыпаться перед каждой репетицией. Сынмин хочет убить себя. Он надеется, что из-за того, что он проспал половину выходных (ту половину, которую он провёл не втыкая в потолок), его энергии хватит на ещё один день.       Он какое-то время бездумно смотрит вверх, после переворачивается на бок и нашаривает телефон. Почти роняет его, когда, потянув на себя, встречает сопротивления вставленного в тот зарядного устройства. Шикает, откладывая страдальца обратно, и, дав себе ещё секунды две, сползает с кровати. За окном всё ещё темно, на часах мигает неутешительное 03:12. Сынмин усаживается на стол и подхватывает телефон, не отключая от питания. Бездумно пролистывает немногочисленные уведомления и зависает на пару минут в тиктоке. Подняв глаза над экраном, сталкивается с мигающим 03:26. Время тянется мучительно медленно. Он мог бы скоротать время за каким-нибудь фильмом или начать новую дораму, но Сынмин чувствует, что это не то. Ему нужно проветрить голову и просто элементарно подышать. Натянув первую попавшуюся приличную одежду (даже "первую попавшуюся одежду" он выбирает минут пять – ему в этом всё-таки ещё на занятия и тренировку идти) и, сообразив нехитрый сэндвич, он зажимает лонгборд под мышкой и выходит из квартиры.       В его районе ночные улицы пустуют, что только на руку. Порывы ветра раздувают полы куртки и беспорядочные пряди волос, а Сынмин, балансируя на лонгборде вдоль дороги, чувствует, будто впервые за несколько дней, наконец-то, может свободно дышать. Словно бы с него сдувают все те переживания, мучившие в последнее время.       Он добирается до Хан где-то к пяти. Летом, возможно, сейчас можно было бы наблюдать рассвет, но в это время года солнце взойдёт, в лучшем случае, через час-два. Сынмин не против – ему и так хорошо. Усаживаясь на лонгборд, он достаёт из рюкзака свой импровизированный завтрак и устремляет взгляд на никогда не спящие здания по ту сторону реки. В голове приятно пусто и эта пустота впервые чувствуется не как давящее нечто. Ему давно следовало выбраться на подобную прогулку и проветриться. Кажется, даже после полноценного сна он не чувствует себя так хорошо.       Просидев у Хан до шести, он привычно встаёт на доску и едет к Джисоку – уже скоро прибытие.

***

      Сынмин в самом деле любит начинать свои дни с объятий Джисока. Он не думает, что когда-либо сможет отказаться от этой привычки. Не уверен, хочет ли. Как и всегда закончив с помощью с сумками, они вместе неторопясь направляются в университет. Сынмин оставляет свой лонгборд в комнате Джисока – не хочет, чтобы тот мешался на парах, таскать его с собой повсюду та ещё морока, – зайдёт за ним после занятий.       Джисок привычно болтает: рассказывает, чем занимался на выходных, про отца, что в очередной раз сравнивал его со старшим братом ("посмотри на него, таким и должен быть настоящий мужчина, не то что ты; вроде и растили одинаково, так почему же вы выросли такими разными") и снова грозился отрезать ему волосы, потому что "такую длину носят только девчонки и пидоры, а ты же мужчина у нас, правильно я говорю?". Сынмину всегда очень больно слушать о подобном. А ещё он сильно злится только от одной мысли, что к Джисоку обращаются подобным образом, а у того всё ещё хватает доброты в сердце говорить, что он любит свою семью. Правда, Сынмин редко видит искреннюю улыбку на лице друга, когда его губы складывают эту фразу. Он любит их через боль, которую ему причиняют, возможно, по привычке. Но самое болезненное, это осознание, что Сынмин ничего не может с этим сделать. Поэтому он каждый раз просто обнимает Джисока и нежно целует в макушку, пока тот со смехом прижимается к его груди. Его всегда веселят эмоциональные порывы Сынмина – Джисоку кажется, что тот принимает всё слишком близко к сердцу, хотя ему самому уже почти не больно из-за чужих слов – но он всё равно бесконечно ценит дружескую поддержку, поэтому с радостью принимает тёплые объятия.

***

      По прибытию в университет Джисок и Сынмин расходятся – выбрали несколько разных предметов, из-за чего не получается пересекаться на этих парах. Они встречаются уже только на репетиции. Джисок пишет, что задержится: зайдёт всем за напитками и подберёт Хёнджуна с Джуёном, что уже должны быть на подходе к их факультету. Сынмин пишет "увидимся в студии!" и возвращает телефон в карман, там же оставляя и ладонь.       Открыв дверь в репетиционную, Сынмин видит, что Гониль уже здесь. Тот подкручивает винты на тарелках, казалось, не замечая, что больше не один. Сынмин сходит с порога, закрывая за собой дверь, и только тогда барабанщик отрывает взгляд от своего занятия.       – О, ты уже здесь.       Сынмин кивает с лёгкой улыбкой, продвигаясь к своему месту и бросая рюкзак рядом с синтезатором.       – Не ждал тебя так рано. Думал, ты придёшь с Джисоком, а позже него появляется только Джуён, – говорит Гониль усмехаясь. Сынмин копирует его действие.       – Ну, думаю, сегодня они явятся пораньше, потому что с ними вместе придёт Хёнджун. Джисок сказал, что встретит их.       – Замечательно.       Повисает тишина. Трудно сказать, что она стопроцентно комфортная, но и жутко неловкой не ощущается, так что Сынмин даже не возражает. Они продолжают заниматься своими делами: Гониль продолжает настройку инструмента, а Сынмин вытягивает из рюкзака стопку распечатанных текстов песен, которые они договорились репетировать на этой неделе. Оказалось, что только у него дома есть принтер, поэтому эту роль отдали ему; каждый пообещал вернуть деньги за бумагу и краску по-своему: в основном пообещали ему обеды и другие снеки, кроме Хёнджуна, предпочёвшего отдать деньгами. Сынмин проходит по комнате, оставляя листы на местах каждого из ребят. Когда подходит к Гонилю, тот как раз заканчивает с настройкой и поднимает взгляд. Он у барабанщика всегда тёплый и заботливый – располагающий, но в нём видна и стойкость. Лидер, и никак иначе. Сынмин передаёт распечатки Гонилю, на что тот снова улыбается, забирая листы. Когда Сынмин возвращается к себе, старший нарушает тишину.       – Как ты? Уже немного свыкся?       – Всё ещё непривычно, но, думаю, ещё пара репетиций и я точно вольюсь. Не переживай, хён, – ответил Сынмин, растянув губы в скромной улыбке.       – А с остальными ребятами всё в порядке?       – В смысле? – Сынмин слегка хмурится.       – Они все хорошо к тебе относятся?       – А, да, всё замечательно.       – Точно? А то ты скованный временами рядом с нами.       Это практически незаметно, но Сынмин улавливает едва различимое напряжение в чужом голосе. Правда, ему требуется некоторые время, чтобы понять, на что именно намекают.       – Да, точно. И если ты имеешь в виду Чонсу-хёна, то всё правда в порядке! Мы не ссорились или тому подобное. Как я тебе и сказал тогда!       – Хорошо-хорошо, – усмехается Гониль. – Рад, что всё отлично.       Кажется, Гониль хочет сказать что-то ещё, но его прерывает звук открываемой двери, и он бросает эту затею, переводя всё внимание на вошедшего Чонсу. Сынмин тоже приковывает взгляд к двери. Клавишник, кажется, немного смущён таким вниманием, но тем не менее дружелюбно улыбается каждому, задерживая взгляд на Сынмине чуть дольше необходимого. Тому всё ещё немного неловко, но он тянет радушную улыбку в ответ. Они ведь решили, что попробуют подружиться, так что Чонсу не должен быть единственным, кто прикладывает какие-то усилия для сближения. Сынмин хочет показать, что он действительно имел это в виду, когда сказал, что хочет узнать того получше.       Сынмин замечает, что Чонсу увлекает Гониля в разговор, и, решая, что это не его дело, берёт лист с первой на сегодня песней. Вставляя наушники, он находит её в плейлисте и нажимает на "play".       К тому моменту, когда заканчивается последняя песня, Сынмин видит, что все уже в сборе. Он поспешно скручивает провода наушников и выравнивается, оглядываясь на остальных и оценивая, какие у них планы на начало репетиции. Из трёх песен Гониль выбирает ту, которую можно использовать в качестве разогрева. Пока все усаживаются, заканчивая подключать инструменты, Джисок немного выгибается назад, чтобы из-за Джуёна ему открылся вид на Сынмина, и машет ему распечатками с лирикой, одними губами говоря "спасибо". Сынмин в ответ ласково улыбается, складывая губами ответное "не за что".       Заканчивая подготовления, все рассаживаются. Во время репетиции Сынмин стоит за синтезатором – заранее отведённое ему место. Он не играет, пока нет – первое занятие ведь только в среду, – но теперь это его точка. Его позиция. Сынмин пытается убедить себя, что он уже давно принял этот факт, но страх бьётся за первенство с трепетом в его грудной клетке, желудке, и глотке. Сынмин чувствует, словно может выплюнуть внутренности в любое мгновение, но сдерживает рвотный позыв. На секунду он отходит к своему рюкзаку и вытягивает оттуда бутылку с водой. Глоток, второй. Кадык ритмично дёргается, и Сынмин едва не давится, когда замечает на себе взгляд Чонсу. Однако он не успевает ничего спросить (словно он сделал бы это, будь у него возможность), так как тот уже отвернулся.       Гониль объявляет о начале репетиции, отбивая ритм барабанными палочками.

***

      Кажется, репетиция группы в понедельник – единственное яркое событие первой половины недели, потому что Сынмин ни в какую не может вспомнить, что было с вечера понедельника по утро среды – видимо, его мозг посчитал, что это просто ненужная однотипная информация. Мусор, не иначе. А вот утро среды он помнит хорошо, мозг активно работает, возможно, даже чересчур, потому что Сынмин уже успел прогнать тысячу сценариев в своей голове о том, как пройдёт занятие с Чонсу, и может чувствовать, как его легонько потряхивает. Хочется верить, что из-за холода.       День тянется невероятно долго и нудно. Когда Сынмина в первый раз посещает мысль свалить с последней пары, чтобы бросить дома сумку с учебниками и не торопясь переодеться перед занятием, он не воспринимает её серьёзно. Однако чем дольше он сидит на скучной лекции по экономике, тем более привлекательной кажется эта идея. К тому же, последней парой стоит физра, и последнее, чего он хочет, – это сидеть несколько часов рядом с Чонсу в пропитанной потом одежде, потому что он не взял с собой спортивную форму, а физрук всё равно заставит всех заниматься, даже если девушки будут в юбках (и это лишь одна из многочисленных причин ненавидеть этого препода).       Мысленно всё для себя решив, как только преподаватель объявляет об окончании лекции, Сынмин успешно выскальзывает из аудитории, после чего и за пределы здания факультета. На вопрос Джисока "где ты?", он печатает короткое: "свалил домой", спустя секунду добавляя "форму не взял, не хочу париться в худи". Прочитав, Джисок отправляет милый стикер с персонажем, показывающим "окей" – на этом их диалог заканчивается, и Сынмин, ещё раз оглядываясь по сторонам, идёт в сторону дома.       По какой-то глупой причине, он не хочет, чтобы кто-нибудь и особенно Чонсу думал, что он пропустил пару специально, чтобы приодеться для их занятия. Потому что всё совершенно не так – у Сынмина есть свои причины не идти на физру сегодня. И всё же, подбирая новый аутфит, он не может избавиться от чувства, словно оправдывается. Если не перед кем-то, то перед собой. Однако вскоре мысли о предстоящем занятии успешно вытесняют все остальные.       Вообще, несмотря на всю прежнюю нервозность, Сынмин не может отрицать – он ждёт их первого занятия. Это пугающе, но он также в предвкушающем восторге. Ещё пару недель назад он и не подозревал, что когда-нибудь будет заниматься чем-то подобным. Но вот он сейчас – завершает свой сегодняшний образ аксессуарами и, в последний раз проверяя время на телефоне, накидывает куртку. Возможно, ещё немного рано выходить, но от волнения Сынмин не может найти себе места, да и опаздывать не хочется, поэтому он решает выйти пораньше.       Он ничуть не удивляется, когда никого не обнаруживает в студии. Сынмин понимает, что Чонсу вряд ли бы пришёл так рано, возможно, у него ещё дела. В любом случае, остаётся ещё восемнадцать минут до их назначенного времени, так что он без проблем может подождать.

***

      Сынмину кажется, что его сейчас вырвет. Он больше всего ненавидит это чувство, когда и ждёшь и ненавидишь предстоящее событие. Словно бы все органы враз перестают коммуницировать между собой и беспорядочно болтаются в невесомости его нервного тела. Джисок всегда напоминает ему про дыхательные упражнения, мол, помогает успокоиться.       Джисока рядом нет, а Сынмин напряжённо пилит взглядом дверь в студию. Возможно, он не нервничал бы так сильно (он себя уверяет), если бы Чонсу не опаздывал. В реальности же прошло уже минут двадцать, а клавишника всё нет. Сынмин прикусывает губу и теребит между пальцами цепочку, не сводя взгляда с входа.       Ещё десять мучительных минут, которые Сынмин решает провести лицом в своих предплечьях, что он удобно разместил на панели синтезатора, и раздаётся громкий стук. Сынмин вскакивает на месте и, честно, не уверен, был звук ударом двери о стену или Чонсу о дверь.       – О, ты уже здесь, – неловко замечает Чонсу, его грудь бегает то вниз, то вверх в попытках успокоиться. – Привет.       – Привет.       И замолкают. В тот момент оба понимают, что они слишком неловкие для друзей. Даже потенциальных. Чёрт.       – Прости за опоздание, – немного отдышавшись, Чонсу наконец заходит в комнату, прикрывая за собой дверь. В этот раз она мягко щёлкает, вставая в раму. – Долго ждал?       – Я привык, – Сынмин отвечает, безразлично пожимая плечами. Ожидание действительно было меньшей из его проблем. – Так что всё в порядке. У самого то всё хорошо? Что-то незапланированное вылезло?       Чонсу досадливо поджимает губы. Также от взгляда Сынмина не укрывается чужое сложное выражение лица, когда он сказал, что привык ждать.       – Что-то типо того.       Сынмин на это понимающе кивает. Он не будет тянуть из него, если тот не хочет говорить. "Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе" – что-то, что Сынмин выучил ещё маленьким. Он несёт с собой эту установку сквозь года – сейчас она уже вся потрескавшаяся и обвалившаяся по углам, но он всё ещё прижимает её к груди подрагивающими руками.       В детстве Сынмин через слёзы спрашивал у мамы, почему его обижают, хотя он со всеми старается быть добрым. Добро ведь возвращается добром. Взросление его научило, что как бы ты ни относился к людям, это никак не влияет на то, как они будут относиться к тебе. Как бы широко ты ни открывал своё сердце, любой может ворваться туда и после уйти, бросив его с разорванными краями – только и остаются следами ошмётки его органов за бесстыдно уходящим живодёром. Страшно, когда он решает, что в разорванное нечто, ранее качавшее кровь под живой плотью, можно зайти ещё раз. Ещё страшнее, когда мучительные вторжения становятся привычкой. Клетки больше не пытаются регенерировать, истощённые, дыра просто продолжает зиять, пока вторженец разгуливает, как ему угодно, давя последнее живое в чём-то, что ранее взволнованно билось навстречу каждому дню.       Сынмин слегка встряхивает головой, вырываясь из детских воспоминаний. Сейчас не до этого. И уж тем более он не хочет портить себе и Чонсу настроение своими депрессивными мыслями. Вместо этого он переводит взгляд на клавишника, что уже расположился за своим инструментом. Как раз в этот момент он поднимает глаза и смотрит на Сынмина.       – Тащи свой стул ко мне и садись сюда.       Чонсу ожидающе указывает на место рядом со своим синтезатором. Не желая заставлять его ждать дольше, Сынмин делает, как было сказано. Теперь они сидят точно так же, как когда они впервые пели вместе. Момент, что перевернул жизнь Сынмина вверх дном.       – Ну что, начнём?

***

      На удивление, Сынмин не чувствует, что нервничает так сильно, как в начале, когда Чонсу начинает размеренно рассказывать про инструмент и какие звуки он может создавать (Сынмин, конечно, знал, что синтезатор – штука крутая, но он не имел и малейшего понятия, что с его помощью можно издать столько разнообразных звуков).       Иногда они также делают перерывы. Во время одного из них, Сынмину в голову приходит вопрос, пока Чонсу тянется за бутылкой воды.       – А как вы вообще собрались? В смысле, группа, – уточняет Сынмин, заметив вопросительный взгляд клавишника. – Так же, как и Джисок, увидели объявление о наборе?       Чонсу делает глоток и, словно слегка задумавшись, отвечает:       – Вообще, все по-разному. Начал всё Гониль-хён, он и раньше был частью университетской группы – ещё на первом курсе. А потом они расформировались.       – Остальные участники отчислились? – предполагает Сынмин.       – Почти. Они были вот почти как хён сейчас – выпускниками. Для многих подобные активности остаются лишь в рамках университетской жизни, так что после выпуска мало кто думает о продолжении. Так и получилось, что в группе остался только Гониль-хён, ну а, сам понимаешь, барабаны в одиночку всю группу на себе не потянут.       Сынмин понимающе кивает. А ведь и правда, Гониль самый старший из них и единственный, кто не на первом курсе. Задумываясь о словах Чонсу, он даже не может представить себе, что чувствовал барабанщик, когда его одногруппники бросили его. Их, конечно, не осудишь – в современной Корее тяжело найти человека, который бы променял стабильную работу в офисе какой-нибудь крупной компании на игру в студенческой группе. Слишком ненадёжно, а для кого-то – не больше, чем хобби. Выпускаясь, они отодвигают увлечения ещё дальше, что с переднего плана и не видно.       – Но для хёна музыка многое значит, – продолжает Чонсу. – Следующие два года он пытался набрать новых участников, но желающих почему-то не было. Если и появлялись несколько, то постоянно не хватало каких-то базовых инструментов. В итоге, они тоже уходили, так и не дождавшись полного набора. В этом году он решил попробовать снова, хотя уже мало верил в удачу, – Чонсу невесело усмехается. – До сих пор помню, как он делился со мной процессом поиска участников в прошлые годы: пусть он и пытался скрыть, но с каждым разом надежда в нём потихоньку гасла. Ещё и я подставил его...       Сынмин на это непонятливо хмурит брови.       – Как это ты его подставил?       – Я должен был поступить раньше, но не смог из-за...аварии. Пришлось пропустить год.       – Аварии? – Сынмин сам не замечает, как переспрашивает.       – Да, несчастный случай, – Чонсу не смотрит на Сынмина, пока говорит. – Не сработали тормоза.       – Ты как?       – Да так, пару травм тут и там. Ничего серьёзного. Сейчас всё нормально.       Сынмин не любит додумывать за других, но напряжённое лицо Чонсу буквально кричит ему, как некомфортна тому эта тема, потому он решает вернуться к их первоначальному разговору.       – И в чём здесь "подстава"?       – Если бы я поступил раньше, то у хёна был бы плюс один человек в группе, а так пришлось ждать, пока не зачислюсь.       – Но ведь сейчас ты здесь, – неуверенно улыбаясь, проговоривает Сынмин. – Может, ты бы и не помог ничем в прошлом году. Сам ведь сказал, что все сами разошлись ещё до окончания формирования. А сейчас нас даже чересчур много.       Чонсу смотрит на Сынмина с лёгкой, благодарной улыбкой, и напряжение немного отступает.       – В самый раз.       Сынмин на его ответ застенчиво пожимает плечами, но в глазах светится благодарность. Он рад, что сколько бы раз он ни сомневался в правильности своего нахождения в группе, рядом всегда есть кто-то готовый поддержать, пока эти мысли не смоются волнами спокойствия и уверенности в своём выборе.       – Так вот, в этом году Гониль-хён сам обошёл все факультеты, чтобы рассказать о наборе в группу и оставил листовки на инфостендах. Рекламировал как мог. Я, собственно, и был первым участником. Пошёл узнавать о записи в музыкальный клуб раньше, чем собственное расписание, – Чонсу смеётся, вспоминая тот день. – Первое время никого не было, но потом к нам в двери постучал Хёнджун.       – Хёнджун присоединился вторым?       – Ага. Он был таким закрытым и неловким, но хён увидел в его глазах огонь любви к музыке. А потом мы услышали его игру и ну, было глупо отказываться. Да и не то чтобы у нас были какие-то варианты. Но тут именно тот случай, когда говорят, что "искали медь, а нашли золото".       Сынмин понимающе кивает. Он не был на слишком большом количестве репетиций, но он заметил, насколько талантлив Хёнджун. И, кажется, из всех них, он именно тот, кто в буквальном смысле вкладывает всего себя в музыку. Он поразительный – Сынмин это уже заметил.       – После подтянулся Джуён, – со смешком продолжает Чонсу. – Когда были только мы втроём, было весьма тихо, и все как-то привыкли к этому, а Джуён – это буквально вихрь, сшибающий всё на своём пути, чтобы потом закрутить в безумстве. Но знаешь, его хаотичная энергия, скорее, добавила красок нашей музыке, хотя всем понадобилось время, чтобы привыкнуть друг к другу.       – Не сомневаюсь, – Сынмин усмехается, представляя ребят в их первую встречу. – Особенно Хёнджуну пришлось несладко, да?       – Ага, они слишком разные, но со временем они очень сблизились. Прошло всего пару месяцев, а они чуть ли не лучшие друзья. Я думал, Хёнджуну понадобится больше времени, но рад, что в итоге все хорошо поладили.       Сынмин согласно кивает, крутя между пальцами цепочку. Какая-то часть его упрямо не хочет признавать, но с парнями действительно легко сблизиться. Они все очень дружелюбные и горят музыкой. Возможно, Сынмин просто не привык когда к нему хорошо относятся без причин?       – А потом ворвался Джисок? – он спрашивает со смешком.       – А потом ворвался Джисок, – повторяет за ним Чонсу с улыбкой. – Он влетел в студию с листовкой в руке и задыхаясь то ли от воодушевления, то ли от быстрого бега тараторил о том, что хотел бы присоединиться и спрашивал, открыт ли всё ещё набор. По сути, у нас уже были все необходимые инструменты на тот момент, но мы решили, что не будет лишним немного разгрузить Хёнджуна и разделить гитарные партии.       – А потом он начал говорить обо мне, да?       Чонсу кивнул с улыбкой.       – Именно. Спустя месяц или около того он начал рассказывать про своего друга, у которого "просто отменный голос и он стопроцентно будет классно звучать вместе с нашими". – Чонсу смеётся глазами, вспоминая слова Джисока. – Но, если честно, никто тогда его особо не слушал, без обид.       Сынмин слегка тянет уголки губ, покачивая головой, словно говоря "всё в порядке". Тем временем Чонсу продолжает:       – Он просто очень часто о тебе говорил, но не более. Его внимательно слушал, наверное, только Хёнджун, и то, из вежливости. Но потом через пару недель он сказал, что собирается привести того самого друга, чтобы показать ему группу и попробовать "завербовать". Да, будем называть вещи своими именами, – Чонсу смешливо улыбается, глядя на Сынмина, – потому что у него в любом случае это получилось. Чему я очень рад.       Сынмин чувствует нервное (волнующее) покалывание от чужих слов. Чонсу рад его присоединению. Именно Чонсу, а не кто-либо ещё. По какой-то причине, это ощущается приятно. Но вскоре, осознав о чём думает, Сынмин отгоняет возникшие мысли, как навязчивых насекомых и только ведёт плечами, не зная как реагировать на чужие слова.       – Мы все рады, на самом деле. Джуён вообще думал, что тебя не существует из-за всех этих бесконечных рассказов Джисока, но нам действительно было приятно встретить тебя и принять в группу. Поэтому, пожалуйста, чувствуй себя комфортно и не бойся спрашивать и просить о помощи, если что-то непонятно.       Сынмин благодарно кивает, усмехаясь на словах про Джуёна. Хоть он ещё не привык открыто выражать себя и свои эмоции в присутствии ребят из группы, он искренне благодарен им за тёплый приём.       Они молчат какое-то время, и тогда Чонсу улыбается уголками губ, чуть неловко поджимая их, после чего подаёт любопытствующий голос:       – К слову, ты интересуешься модой, да?       Сынмин удивлённо вскидывает брови, бросая взгляд на Чонсу. Внезапная смена темы ощущается странно и, возможно, слегка неловко, но он решает не зацикливаться на этом.       – С чего ты взял?       – Ты всегда очень хорошо и стильно выглядишь, – Чонсу легко пожимает плечами, будто сообщает само собой разумеющееся.       – Я ношу худи почти каждый день, и это ты называешь сильно? – Сынмин выгибает бровь, явно сомневаясь во вкусах старшего. Тот на это лишь по-доброму усмехается, не обращая внимание на недоверие Сынмина.       – Ты умеешь сочетать вещи. И у тебя всегда очень красивые аксессуары. – ненавязчиво окинув его взглядом, Чонсу замечает: – А ещё сегодня ты не в худи.       Сынмин не находит, что на ответить. Ведь это правда, сегодня ему захотелось одеться как-то ярче, интереснее, особенно. Всё ещё упрямо не хотелось признаваться, что он так вырядился на их занятие. Даже себе. Он неловко ведёт плечом, не зная, что сказать, выдавливая только:       – Ты и сам хорошо выглядишь.       Чонсу опускает глаза, осматривая себя, и не замечает ничего интересного в его заурядных брюках и слегка растянутом от долгой носки джемпере. Он бросает неуверенный взгляд на Сынмина, но всё же улыбается уголком губ.       – Спасибо, наверное.       Тот просто жмёт плечами, безмолвно принимая неуверенную благодарность. Тем временем взгляд Чонсу цепляется за шею Сынмина – тонкая серебряная цепочка с маленькими звёздами на ней привлекает его внимание. Он кивает на неё Сынмину.       – Красивая.       Сынмин непонимающе замирает, пытаясь понять о чём речь и, после нескольких повторных кивков Чонсу и уточняющего: "цепочка", до него наконец доходит. Он нежно гладит поверхность подвески, зажимая между подушечками пальцев.       – Мне тоже нравится. Её подарил Джисок на день рождения.       – Твой день рождения? Он прошёл ещё до твоего присоединения к нам, да? – спрашивает Чонсу, приближаясь к Сынмину и слегка наклоняясь в его направлении.       Сынмин кивает, выпуская звезду из рук, и поднимает взгляд на Чонсу, который оказывается к нему ближе, чем он думал. Взгляд чужих глаз направлен на его подвеску, которую тот осторожно приземляет на фаланги пальцев, разглядывая, как та блестит под искусственным светом ламп – они включили их, когда начало темнеть за окном.       – Одиннадцатого июня. А у тебя? – Сынмин надеется, что его голос не дрогнул от неожиданности (смущения) – он никогда не находился так близко к кому-либо, кроме Джисока. Несмотря на лёгкий дискомфорт, он не отталкивает клавишника, вместо этого невольно засматривается на чужие черты лица, отмечая его красоту. Совсем не такая, как у Джисока, но в своём роде притягательная – что-то в этом определённо есть.       – Ровно через две недели после твоего, – усмехается совпадению Чонсу, пока потирает подвеску большим пальцем, не отрывая глаз от незамысловатого, но чарующего украшения, – двадцать шестого.       Теперь очередь Сынмина удивляться и делать мысленные заметки (почему-то он думает, что забудет, несмотря на такую лёгкую подсказку в виде собственного дня рождения). Медленно гуляя взглядом по лицу Чонсу, перепрыгивая с щёк на ресницы, он не ожидает, что там столкнётся с глазами, устремлёнными прямо в его. Что бы Сынмин ни планировал выдавить из груди, там и остаётся, из-за чего он остаётся с неловко приоткрытым ртом. К неозвученным словам прибавляется волнующее, почти трепетное чувство, которое Сынмин искренне и едва ли не яростно хочет принимать за обычную нервозность. Он просто не привык к Чонсу достаточно, чтобы спокойно держать зрительный контакт в такой близи – с Джисоком ведь подобных проблем нет. С Джисоком у Сынмина вообще никаких проблем нет – кажется, он позволил бы ему всё что угодно. А Чонсу... Почему Сынмин вообще продолжает думать о нём в том же ключе, как и о Джисоке?       Прикусывая внутреннюю сторону щеки для лёгкого отрезвления, Сынмин отводит взгляд и откидывается назад, отстраняясь от Чонсу. Звезда скользит между пальцами клавишника, после чего, упав, летит на серебре цепочки и через секунду приземляется на грудь Сынмина, возвращаясь на законное место.       – Продолжим занятие? – слегка прокашлявшись после некоторого молчания, предлагает Сынмин. Немного погодя, Чонсу согласно кивает и возвращает всё своё внимание к клавиатуре синтезатора.       Сделав глубокий вдох и выдох, Сынмин возвращается на место рядом со старшим, придвигая свой стул обратно. Бросая на его невозмутимый профиль последний короткий взгляд, Сынмин решает для себя, что с этого момента он не позволит никаким странным, несовместимым с дружбой мыслям о Чонсу задерживаться у него в голове. Они друзья и только, поэтому что бы клавишник ни сделал – отныне всё будет трактоваться Сынмином исключительно в дружеском русле, как и должно было до сих пор.       Мысленно кивнув самому себе, Сынмин сосредотачивается на чужих объяснениях.