Взаимная невзаимность

Дорога. Мелькающие прохожие и машины. Кирилл Гречкин гнал так быстро, как только мог. Рёв мотора красной Lamborghini слышался, кажется, за километры. Перед глазами у блондина всё плыло, дрожащие руки сжимали руль с такой силой, что он, казалось, вот-вот сломается. Педаль в пол, ремень не пристёгнут. Под дорогим оранжево-черным спортивным костюмом вся кожа была в холодном поту и мурашках. Кирилл тяжело дышал, его тошнило, глаза как будто до сих пор слепили вспышки камер. Голоса репортёров набатом звучали в ушах, словно парень всё ещё находился на лестнице у входа в зал суда. Первой мыслью было желание выпить, но его Гречкин в ту же секунду послал нахуй. Сейчас ему больше хотелось провалиться сквозь землю, хотелось резко вывернуть руль вправо и ко всем хуям улететь в кювет и сдохнуть. Кирилл и это желание подавил. Сглотнув ком в горле, он ещё крепче сжал руль и устремил хмурый взгляд на дорогу. До дома он доехал за какие-то жалкие десять минут. Выйдя из машины и сильно хлопнув дверью, он на негнущихся ногах вошёл в дом. В доме было тихо, тихо до звона в ушах. Гречкин преодолел прихожую и, проходя через гостиную к лестнице, боковым зрением заметил старого седого мужчину в кресле. Отец. Закусив изнутри левую щеку, блондин принял самый беззаботный и ленивый вид и зашагал по направлению к мужчине. Тот хмуро сидел в чёрном кожаном кресле и буравил задумчивым взглядом пол. — Какими судьбами, старик? — обыденным тоном осведомился Кирилл и слегка вскинул брови. Он уселся напротив отца, приняв самую расслабленную позу, и лениво улыбнулся ему кончиками губ. — Да вот приехал узнать, хорошо ли ты спишь по ночам, — хмуро ответил мужчина. Его брови были сведены к переносице, а взгляд был таким тяжёлым, что Гречкин его почти что ощущал. Отец был не из тех людей, которые приезжают просто так, поведать своих чад. Гречкин-старший был человеком занятым и серьезным, поэтому такое появление было довольно неожиданным. И не предвещало ничего хорошего. Хмыкнув, Кирилл придал лицу задумчивый вид и почесал пальцами подбородок. — Не жалуюсь, — он снова улыбнулся, но улыбка получилась донельзя кривой. Ложь. Наглая ложь. Ни за что и никому Гречкин не признается, что вот уже третий день глотает снотворное пачками, лишь бы не видеть снов. Лишь бы хоть ненадолго заснуть. Его мешки под глазами скрывал толстенный слой тонального крема, а трясущиеся руки вечно что-то сжимали. Отец, неожиданно, тоже улыбнулся, но его улыбка скорее наводила тревогу, чем тёплые чувства. Глаза холодно глядели на Кирилла, а губы растянулись в саркастичном оскале. — Это хорошо, а то говорят, убийцам по ночам плохо спится, — мужчина, ниже Гречкина почти на две головы, встал с дивана, начиная расхаживать из стороны в сторону. Кирилл вытянулся как струна после последних слов отца. Дрожащие руки обхватили кожаные подлокотники старинного кресла, а в горле снова встал ком. — Пап, я... — в этот раз голос блондина подвёл. Дрогнул. На лице Гречкина больше не было излюбленной расслабленной ухмылки. Маска треснула и раскололась. Лицо его, буквально за секунды, стало серым и замученным. — Ты, конечно же, откупился... По-другому быть и не могло. Сколько ты им отстегнул? Ай, неважно, — мужчина махнул рукой на сына, будто отмахнувшись от назойливой мушки. — Ты хоть сам понимаешь, что натворил?! Ты человека убил! Из-за тебя ребёнок умер! Ребёнок, Кирилл! Не какой-нибудь заслуживающий смерть ублюдок, а ребёнок, ни в чём не повинный, — у отца казалось сейчас пар повалит из ушей, настолько громко он кричал в пустом особняке. Должно быть, он долго держал все эти слова в себе и сейчас просто взорвался. — Ты мне вот что скажи: ты пил? — требовательным тоном спросил у Кирилла отец и подошёл ближе. Гречкин молчал. Его губы превратились в тонкую белую линию оттого, насколько сильно он сжимал их. — Ты пил, блять, или нет, Кирилл?! Я что со стеной говорю?! — мужчина подошёл уже вплотную и вцепился в подлокотники по обеим сторонам от сына. Кирилл в свою очередь с испугом рефлекторно подался назад, вжимаясь в спинку кресла. Он быстро закивал, загнанно глядя на отца, боясь, что, если он сейчас скажет хоть одно слово, его снова охватит истерика. Отец в свою очередь отцепился от кресла и, сжав кулаки, яростно пнул темный кофейный столик, из-за чего тот опрокинулся на пол, вверх ножками. Кирилл вздрогнул, наблюдая за действиями отца. Он никогда не видел его таким злым. Это была не просто злость — это была ярость. Отец никогда в жизни не позволял себе марать руки. В жизни прокурора и по совместительству «миллиардера» Всеволода Гречкина было много ублюдков, которые заслуживали самой ужасной смерти: маньяки, педофилы, насильники. Из всех подобных, будь его воля, он бы выстроил живую стену и расстрелял их к чертовой матери. Но как бы ему не хотелось поубивать подобных ублюдков: против собственных принципов он идти не мог. Убивать людей нельзя, какими бы мразями они не были. — Тебе напомнить, как мать твоя умерла? — чуть поостыв, задал риторический вопрос мужчина. Кириллу напоминать было не нужно. Хотя говоря откровенно: вспоминать ой как не хотелось. — Она умерла из-за вот такого придурка как ты. Повыёбываться захотел... Ну и как? Выебнулся? Сам сдох, так ещё и мать твою в могилу свёл, — мужчина стоял к Гречкину спиной и мял пальцы рук. — Вину свою он искупил смертью собственной. А ты как искупать собрался? — Всеволод повернулся к сыну и нечитаемым взглядом упёрся ему прямо в глаза. Кирилл покачал головой. Он не знал. Чувство вины, доселе незнакомое родившемуся с золотой ложкой во рту парню, сейчас давило с такой силой, что казалось вот-вот переломит ему хребет. — А вот я знаю, — мужчина подошёл к своему креслу и достал планшет, который был спрятан в щели между сидушкой кресла и подлокотником. Включив планшет, отец отдал его Кириллу. Там была открыта статья: СЫН МИЛЛИАРДЕРА ВЫПУЩЕН НА СВОБОДУ. — У девчушки той, брат жив остался: тот парнишка, который против тебя свидетельствовал, — начал отец, когда Кирилл прочитал заголовок и поднял на него глаза. — Ты у него самое дорогое отобрал, возмести теперь, — мужчина уселся обратно в своё кресло и сложил руки в замок. — Каким образом? Я не могу её воскресить, — Гречкин нахмурился и недоуменно уставился на отца. — А это и не обязательно, — Всеволод потёр ладони. — Значит так. Ты завтра же едешь в тот детский дом и забираешь пацана сюда. Отобрал его семью? Вот теперь ей станешь ты, — тон у мужчины был совсем не шутливый, а грубый, не терпящий возражений. Кирилл подавил в себе желание нервно засмеяться. — В смысле «заберёшь сюда?», в смысле «станешь ты», бать, с тобой всё норм? Чё за херню ты несёшь? Я, блять, не нянька, — Кирилл аж подскочил с места. Как отец вообще всё это себе представляет? Этот пацан ни в жизнь с ним никуда не поедет. Он скорее в канаве жить будет, чем у Гречкина. Чего стоил только его взгляд, которым он с ненавистью глядел на Кирилла в суде. — За языком следи. Ты пойдешь в тот детдом, заберёшь того пацана и станешь для него братом. Мне насрать, каким образом ты это сделаешь. Я буду приезжать каждую неделю, каждую, чтобы проверить как вы здесь. И не дай бог этот пацан скажет мне, что ты плохо к нему относишься, — Всеволод говорил строго и твёрдо, а после поднялся с кресла, поправляя рукава на рубашке. Кирилл не верил своим ушам. Его старик похоже слетел с катушек. Что вообще, блять, было у него в голове, когда он это придумал? Это старческий маразм потихоньку наступает или это Кирилл что-то недопонял? — Я не буду этого делать, пацан скорее сам помрёт, чем согласится здесь жить, — Гречкин скрестил руки на груди, в упор смотря на отца. Лицо последнего не изменилось. Он закончил с рукавами и убрал ладони в карманы брюк. — Что ж... В противном случае, я заблокирую все твои карты и банковские счета. Я расхерачу твою колымагу, мне не жалко. И я вышвырну тебя отсюда без единой копейки. В этом доме не будет жить убийца, который ни капли не жалеет о содеянном и не хочет хоть как-то поплатиться. Разговор окончен, — после этих слов мужчина развернулся и направился в сторону выхода. Он с самого начала знал, как начать и как закончить этот разговор. В их семье единственным рычагом давления были деньги, и они оба это знали. Кирилла переполняла злость. Не на отца и не на пацана, которого ему предстоит притащить сюда. Он злился на себя из-за своей беспомощности в материальном плане. Он действительно целиком и полностью был зависим от денег отца. Пока что. Парень раздражённо крикнул и со всей силы пнул и без того пострадавший кофейный столик. Тот быстро проскользил дальше по скользкому мраморному полу.

***

На улице льет дождь, барабаня по крыше черного авто, которое неспеша едет по мокрой трассе. Гречкин сидит на заднем сидении с наушниками в ушах. Лицо не выражает никаких эмоций, он бесцельно пялится в залитое каплями дождя окно. На часах одиннадцать утра, он держит путь к детскому дому «РАДУГА», в котором сейчас находится Алексей Макаров — мальчик, чью сестру Кирилл насмерть сбил на машине в апреле этого года. Сегодня утром он долго умывался холодной водой, оставил на голове вместо зализанной укладки гнездо, а после оделся в свои самые непримечательные вещи и уже сейчас почти подъезжал к детскому дому. Кирилл вышел из машины и его в ту же секунду обдало дождем. Капли мгновенно впитывались в серую ткань старой толстовки, оставляя темные пятна на плечах парня. Накинув капюшон, блондин пригнулся и быстрым шагом засеменил ко входу в здание. Старый толстый охранник проводил Кирилла хмурым взглядом, но ничего не сказал, пропустив парня вперёд. В холле и коридорах никого не было — шли уроки. Кирилл наткнулся на худощавую женщину в сером костюме. — Мне нужен директор, не подскажете, где я могу его найти? — Кирилл обольстительно улыбнулся, обнажив ряд не слишком ровных зубов, некоторые из которых были позолоченными. Женщина смерила его недоверчивым взглядом, а после вскинула подбородок. — Директор перед вами, чем могу помочь? — директриса подтолкнула сползшие очки обратно на переносицу. — Есть кое-что, — уклончиво ответил Гречкин.

***

Прошел час, с тех пор как Гречкин покинул детский дом. Директриса четверть часа сидела, держась за сердце, с сочувствующим лицом, слушая слезливую (сильно приукрашенную) историю о том, что Кирилл теперь не может спать ни день, ни ночь, вечно думая о бедном мальчишке, у которого отобрал единственного близкого человека, и о том, как же сильно ему хочется чем-то помочь несчастному ребёнку. Вот он и пришел в детский дом, чтобы забрать мальчишку себе. Иными словами: актерская игра и кругленькая сумма сделали своё дело. Впрочем как и всегда. Теперь Кирилл Гречкин являлся законным опекуном Алексея Макарова, которому сегодня предстояло переехать из родного детского дома.

***

Небо за окном было плотным слоем застелено чёрными тучами, а дождь, не прекращая, мочил дома и улицы. Погода, даже для петербуржцев, привыкших к хмурому небу, была отвратительной. Комната, в которой жил Лёша Макаров, не отличалась ничем от других спален детдома. Одна кровать, шкаф с парой вещей и тумбочка, стоящая около кровати. Лёша лежал, скрючившись в позе эмбриона, под тонким одеялом. Взгляд его был стеклянным, а глаза опухшими. Вчера после суда он, не найдя в себе сил переодеться, плюхнулся в верхней одежде на кровать и до сих пор не поднимался. Макаров беззвучно плакал всю ночь, из-за чего под утро слёз почти не осталось, и всё, что ему оставалось, так это бесцельно смотреть в окно пустым от горя взглядом. Вид у него был нездоровый. Под глазами красовались отёчные мешки и синяки, а щеки впали, потеряв былой румянец на юношеском лице. Улыбка с его лица стёрлась и казалось, её там не было никогда. На её месте были лишь плотно сжатые, искусанные в кровь бледные губы. В комнате отчего-то было холодно. Сквозняк холодил мальчику спину, из-за чего он зябко ёжился. Пронизывающий холод проникал под плотную ткань куртки и толстовки, заставляя тело раз за разом вздрагивать как от озноба. Левая рука, находящаяся под головой, онемела настолько, что Лёша её почти не чувствовал. «А, чёрт с ней», — думал он, хотя, на самом деле, руку стоило бы размять. Сил заботиться о себе не было, поэтому Макаров меланхолично прикрыл глаза, в надежде провалится в темноту сна. Сна безо всяких сновидений. Этой ночью ему снилась Лиза — озорная девчонка с темно-рыжими волосами и веснушками по всему лицу, прямо как у самого Лёши. Её голубые глаза почти никогда не прекращали светиться весёлыми огоньками. В ней, казалось, собирался весь солнечный свет и его тепло. Всё добро этого мира умещалось в этой маленькой, наивной, и оттого беззаботной и светлой девчушке. Для Лёши сестра была не просто лучом — она была самим солнцем, освещающим всё вокруг себя. Она дарила всем тепло, не прося ничего взамен. А ещё она была смелой. Да... Ещё какой. Не давала в обиду ни себя, ни Лёшу. Макаров даже капельку завидовал ей. Она была бесстрашной. Она была... Была. Рядом её нет. Теперь нет, и больше никогда не будет. Мир потерял краски, а солнца и тепла больше не существует. Для Лёши — это уж точно. Во сне они гуляли по парку. Лиза как обычно смеялась. Улыбка с её лица, наверное, не сползала вовсе. Она, в ярких резиновых сапогах, пальто и берете, который был ей большеват, весело прыгала по лужам и хохотала. Макаров шёл рядом с ней и держал в руках своё и её мороженое. Она обожала шоколадное, а Лёше нравилось клубничное. Она отбежала от него всего на пару метров, чтобы шагами испугать снующих в поисках еды голубей, как издалека послышался шум едущей машины. Звук приближался и оттого становился громче. Из-за поворота на большой скорости вылетел красный спорткар, двигаясь в сторону брата и сестры с колоссальной скоростью. Лёша испуганно заозирался вокруг, в поисках сестры. Она стояла около него в метрах пяти, а может даже и меньше. Найдя девочку взглядом, Макаров протянул руку, будто стараясь ухватить её сквозь расстояние. — Лиза! — крикнул он, и девочка немедленно подняла на него пару светлых, ничего не понимающих глаз. В следующую секунду она испуганно обернулась и дёрнулась в сторону, но было поздно. Громкий вскрик. Скулёж затормозившей машины. И тишина. Лёша, крупно вздрогнув, подорвался с кровати. Сердце в груди бешено колотилось, а пульс сбился от частого, порывистого дыхания. Он вздохнул и зажмурился, обхватив обеими руками голову. Подступила тошнота. Снова это случилось. Снова сон, преследующий Макарова с того самого дня. Лучше он перестанет спать вовсе и умрет от изнеможения, чем снова увидит этот кошмар. В дверь настойчиво стучали, что, кстати, и послужило причиной пробуждения мальчика. Лёша поднялся с помятой постели и шаткой походкой подошёл к двери. На пороге стояла до неприличия довольная Татьяна Михайловна — воспитательница, присутствующая на суде вместе с Лёшей. Это была хрупкая на вид, но сильная и добрая внутри женщина. Она заботилась о Лёше, сколько он себя помнил в этом приюте. И о Лизе тоже... — Доброе утро, — поздоровалась она и приобняла мальчишку за плечи. — У меня хорошие новости. Тебя забирает к себе одна семья! — радостно оповестила она, улыбка будто приклеилась к её лицу и Лёше от такого стало как-то неловко. — С-семья? Что ещё за семья? — после недолгого неловкого молчания, неверяще спросил воспитательницу Лёша и нахмурил тёмные брови. Он даже запнулся, оттого насколько информация была неожиданной. Он не верил своим ушам. Его — Алексея Макарова — хотят забрать в приёмную семью? Похоже на неудачную шутку. — Обыкновенная семья, Лёш, за тобой через полтора часа заедут, собирайся быстрее, — она окинула взглядом его комнату и едва заметно прикусила губу. И что ж это за семья-то такая? Наверное увидели сюжет про него в новостях и вызвались добродетелями. До этого момента усыновить его не хотела ещё ни одна семья. Вот Лизу пару раз хотели приютить несколько семейных пар, но она каждый раз отказывалась, говоря, что без брата не поедет. Так и росли дальше: в приюте, но зато с родным человеком. И со всеми потенциальными родителями они виделись и общались в течении нескольких дней. Это была стандартная процедура усыновления: насильно детей увозить никто права не имеет. А вот семью, собиравшуюся усыновить Лёшу, он сам и в глаза ни разу не видел. Кто эти люди? Почему они решили забрать Лёшу? Да как они выглядят, в конце концов? Страх неизвестности на секунду сковал тело мальчишки. А хотя... Почему бы и не рискнуть? Что он теряет? Лизы в детском доме больше нет, а сам детдом будто насквозь пропитан девчонкой. Каждый уголок, каждая оставшаяся вещичка напоминала о ней, заставляя сердце болезненно сжиматься. Может, если он уедет, станет не так больно? Может, уехав, он скорее смирится и забудет? Если есть хоть какой-то шанс закопать всю скорбь и боль куда-нибудь поглубже, заняв себя чем-то другим помимо самобичевания и слез, то Макаров готов рискнуть. — Как себя чувствуешь? — Татьяна Михайловна понизила голос до шёпота. Улыбка с её лица исчезла. Ей было больно видеть в таком подавленном состоянии своего воспитанника, который был ей практически как сын. Знал бы он, как долго она рыдала из-за смерти малышки Лизы. — Всё нормально, я собираться пойду, — Лёша, не поднимая на неё глаз, прикрыл дверь. Тошнота опять подступила к горлу от своего такого наглого и неприкрытого вранья. Через час Лёша упаковал все свои вещи в старенький рюкзак. В назначенное время за ним подъехало чёрное авто с затонированными окнами. Татьяна Михайловна крепко обняла парнишку перед отъездом, взяв с него обещание звонить хотя бы раз в неделю. Она хорошо держалась, даже слезу не пустила, хотя была на грани. Как только Макаров захлопнул дверь машины, она тронулась с места и ему оставалось лишь наблюдать за удаляющимся позади приютом, бывшим ему почти все шестнадцать лет родным домом. Дорога была неожиданно долгой и утомительной. За это время ноги Лёши затекли так, что он их, казалось, не разогнёт. Дико хотелось вытянуть их или выйти и пройтись. А ещё пить. Жажда, внезапно появившаяся на половине пути, мучала парнишку до самого конца. За затемнённым окном мелькали деревья и столбы, что говорило о том, что они едут за городом. Трасса была почти пустой, лишь изредка в вечерних сумерках мелькали встречные фары. Дождь не шёл, но вдалеке Лёша слышал гром, хотя, может ему и показалось. Примерно через час они подъехали к просто огромному, по меркам Лёши, дому. Лёша вышел из машины, когда та припарковалась у неогражденного особняка. Его встретила темноволосая женщина азиатской внешности. Она стояла под зонтом и с меланхоличным выражением лица изучала приехавшего мальчика. — Пройдёмте за мной, — вежливо попросила она и быстрым шагом поспешила к дому. На ней было надето чёрное платье с длинными рукавами и юбкой, а поверх был накинут фартук, похожий на тот, что носят школьницы. «Ничего себе, у них и прислуга есть», — подумал Лёша и засеменил за ней. Особняк встретил их теплом и непонятным запахом, витающим в воздухе. Женщина молча повела Лёшу за собой на второй этаж, не дав даже осмотреться. Они прошлись по просторному коридору и остановились около двери одной из многочисленных комнат. Отворив дверь, женщина жестом указала Лёше пройти. Комната была светлой и большой. Настолько большой, что Лёше становилось некомфортно. Двухместная широкая кровать была застелена темно-синим покрывалом. По бокам от неё стояли прикроватные тумбочки из темного дерева, а на них лампы. Чуть поодаль стоял шкаф. В нём было пусто, а сам он был до того широким, что, даже если Лёша сложит туда все свои вещи, он будет казаться до неприличия пустым. Напротив выхода из комнаты было средних размеров старинное окно, а под ним компьютерный стол и кресло. Только компьютера на нём не было. Но зато была настольная лампа и пара книг. Лёша отрешённо пролистал одну в мягком переплёте, даже не взглянув на название, а после кинул обратно на стол. Он снова огляделся. В комнате, помимо входной, была ещё одна дверь. На вид более тонкая. Пройдя пару шагов, Лёша дёрнул за ручку и нащупав выключатель, включил свет. Эта была ванная. Не слишком большая, совмещённая с туалетом. Комната была оформлена в светлых тонах. Все по классике: унитаз, раковина, над которой висело зеркало, а рядом шкафчик. Белая ванна и душевая кабина, представляющая собой несколько разных душевых кранов и панели стёкол без всяких бортиков. Там же стояли несколько гелей для душа и шампунь. На полу лежал светлый ковер с плотным ворсом. А на стене было несколько крючков, на которых висели белые махровые халаты. Чуть поодаль от них стояла полка, на которой ровными стопками лежали полотенца, уже не только белые, но и серые, синие, и даже черные. Смотря на всё это, Лёша вдруг вспомнил, что не мылся уже наверное дней пять. Ему до жути захотелось принять ванну, но, сказать честно, ему было как-то неловко... Вдруг сейчас заявятся опекуны, а он тут плещется. Нет, так не пойдёт. Макаров выключил свет и прикрыл дверь в ванную. Его взгляд снова устремился в комнату. Она была красивой и светлой, но какой-то пустой и необжитой. Должно быть, эта была комната для гостей, которых тут наверняка бывало немало. Только так можно было объяснить её странную пустоту. Вздохнув, Лёша стянул с себя коричневую джинсовку, а за ней красную худи, оставшись только в тёмно-серой старой футболке с надписью: Thrasher. Он кинул вещи на кровать, а сам уселся в кресло, несколько раз прокрутившись. От одиночества стало немного тоскливо. За окном уже порядком стемнело и, кажется, опять моросил дождь. Макаров достал из кармана джинсов телефон, чтобы посмотреть время, как в дверь внезапно постучали. Он тут же резко обернулся, навострив уши. В комнату зашла горничная. Другая, не та, что встречала его на улице. Эта женщина была полнее, с теплым и доброжелательным взглядом и пухлыми щеками, покрытыми нежно-розовым румянецем. Она улыбнулась, глаза её светились любопытством и добром. — Здравствуй, — поздоровалась она. Голос её был мягким и приятным, от которого почему-то сразу становилось спокойно и уютно. — Здравствуйте, — поздоровался в ответ Лёша, сминая пальцы рук, не зная куда себя деть. — Меня зовут Галина Игоревна, можно просто Галя, — она представилась и снова приветливо улыбнулась. — А меня Лёша, просто Лёша, — в ответ представился парнишка, кое-как выдавив ответную улыбку. Галина Игоревна улыбнулась ещё теплее. В руках у неё что-то было и это привлекло внимание Макарова. Поймав его взгляд, она вдруг спохватилась, вспомнив зачем пришла. — Я принесла тебе пароль от Wi-fi, Лидия забыла оставить его здесь и попросила меня занести, — оправдалась горничная, виновато улыбнувшись. Она прошла в глубь комнаты и оставила листочек на столе, рядом с брошенной книгой. — Кхм, спасибо, — неловко поблагодарил Лёша женщину, не зная как поддержать беседу. Но этого не потребовалась. На его благодарность горничная лишь кивнула и в тот же миг удалилась, оставив мальчишку в одиночестве. Он не вовремя вспомнил, что хотел спросить о встрече с опекунами, но, когда выглянул из комнаты, чтобы позвать горничную, её в коридоре и след простыл. Макаров вернулся обратно в кресло и снова включил телефон, мельком заметив, что на часах уже было полдевятого ночи. Подключившись к вайфаю, Лёша нашел наушники, включил музыку и, сев поудобнее, прикрыл глаза. Казалось, прошла вечность с тех пор, как он в последний раз что-то слушал. Грусть, неожиданно, снова накатила. Макаров открыл глаза, огляделся. Где он вообще? Что это за место? Сейчас он в сотнях километрах от родного приюта сидит в каком-то неизвестном особняке, хозяев которого в глаза не видел и слушает новый альбом Нервов. Который, откровенно говоря, ему совершенно не нравился. Может он был действительно паршивый, а может потому что этот альбом ассоциируется у Лёши со смертью сестры. Он слушал его в тот день. Макаров повёл плечами, словно от холода, и, повернув кресло к столу, сложил на него руки, после спрятав лицо в изгибе локтя. Он недавно понял: стоит ему остаться одному, как в тот же момент на него накатывает дикая тоска. Люди, разговаривающие с ним, на какое-то время отвлекали его от созерцания потолка и вечно серого пейзажа за окном, но и они все со временем уходили, снова оставляя Лёшу одного. Ему не было одиноко никогда, пока с ним была Лиза. Она как часть его самого: повсюду следовала за ним. Наверное у них бы была одна комната на двоих, если бы не правила детдома. Тогда бы Лизе не приходилось каждый раз бегать через корпуса к брату. Им давно перестали делать по этому поводу замечания воспитатели: брат и сестра всё-таки. Как их можно разделять? Теперь всё потеряло смысл. Осталась только скорбь и неиссякшая злость. Злость не на себя, а на ублюдка, который никак не поплатился за смерть его сестры. Кирилл Гречкин — мразь, сломавшая Лёше жизнь, теперь безнаказанно гуляет на свободе. Ненависть снова вспыхнула внутри у парня, и он с силой закусил губу. Лёша не смог ничего сделать, всё было решено с самого начала. Всё было куплено заранее и не могло закончиться никак иначе, кроме как оправдательным приговором для этого мудака. От несправедливости хотелось кричать и разбивать кулаки об стену, но Макаров просто неподвижно сидел, стараясь успокоить внезапный порыв ярости. В дверь снова постучали и на пороге снова стояла Галина Игоревна. В руках она держала поднос с едой. — Уже почти девять, мы подумали: ты проголодался с дороги, и приготовили тебе тут немного. Не знали, что ты любишь, поэтому положили всего понемногу. Она стремительно прошагала к столу и опустила на него большой металлический поднос. От разнообразия еды на нём у Лёши стали разбегаться глаза. Там в супнице стоял какой-то ароматный суп, а рядом с ним тарелки с куриными ножками и жаренной рыбой. Чуть поодаль — две чашки с горячим чаем: зелёным и черным. Рядом с ними — вазочка с сахаром-рафинадом и сиропом. На отдельном блюде лежали ягоды, виноград и мармеладные мишки. Так же на подносе были столовые приборы, салфетки и хлеб. Лёша удивлённо сглотнул. Столько еды он видел разве что в ресторане при отеле, куда они заселялись, когда были на экскурсии. — Приятного аппетита. Ешь, не стесняйся, — Галина тепло улыбнулась и легонько погладила Лёшу по спине, будто подталкивая к действиям. После этого она бесшумно ушла. — Спасибо, — поблагодарил Лёша, улыбнувшись короткой, но искренней улыбкой. Он только сейчас понял, до чего же был голодным всё это время. В приюте, когда Лёша находился в столовой, ему кусок в горло не лез из-за взглядов, обращённых точно на него. Поэтому он раз за разом покидал столовую, ни съев ни крошки. Лёша хотел было взять ложку и зачерпнуть в неё супа, как в дверь снова постучали. Это была Лидия. Она окинула комнату безразличным взглядом и официальным тоном обратилась к Леше: — Вас ожидают, молодой человек. Лёша тут же подскочил. Он как будто целую вечность ждал встречи с опекунами и в эту секунду просто сгорал от любопытства. Он даже практически не думал о них, но интерес, внезапно овладевший разумом, диктовал свои правила. Ужин отошёл на второй план. Что же это за люди, что у них готовят столько еды на одного человека и расхаживают горничные? Может всё-таки всё не так плохо, и это место действительно сможет стать ему настоящим домом? Прислуга здесь приветливая, значит и хозяева тоже должны быть неплохие. Так ведь? Они прошли по уже знакомому коридору и свернули к лестнице, по которой вскоре спустились. Пройдя ещё пару комнат, горничная завела Лёшу в просторную залу с камином, пламя от которого было единственным источником света во всей комнате. В кресле перед камином кто-то сидел, но Лёша не мог ничего разглядеть. Он обернулся, однако горничная уже бесшумно удалилась. Тогда, сглотнув, он уверенной походкой зашагал в сторону неизвестного, сидящего перед камином. Лёша обогнул кресло и, встав напротив человека в кресле, застыл, неверяще зажмурился и проморгался. У него должно быть окончательно крыша поехала. В кресле развалившись со стаканом какого-то алкоголя в руках сидел Кирилл Гречкин. Собственной персоной. «Если это стёб», — подумал Макаров, — «то ахуеть не смешной». Хотелось просто открыть глаза и проснуться. Он наверняка задремал, сидя там, наверху за столом. — Ты чё тут забыл? — грубо спросил Лёша, сжав губы. Гречкин, до того момента мерящий его сухим взглядом, усмехнулся. Он поставил стакан прямо на пол и поднявшись с кресла, направился к Лёше. Тот, в свою очередь, слегка отступил назад, сжав кулаки. Не от страха, а от подступающей злости. Вот он, обмудок, отобравший у него самое дорогое, стоит перед ним как ни в чём не бывало. Мерзкий оскал того дня исчез с его лица, глаза отдавали холодной сталью, а движения на первый взгляд казавшиеся ленивыми, на самом деле были отточены до автоматизма. Кирилл подошёл к нему со спины. — Что за тупые вопросы? Я теперь твой опекун, — обыденным, но весьма прохладным голосом объяснил Гречкин, немного погодя добавил: — Братец. Дыхание у Лёши сбилось, а ноздри задёргались от частых, рваных вдохов. Злость накатила с новой силой, но Лёша изо всех сил старался держать себя в руках. — Зачем тебе это? Поиздеваться захотелось? — кое-как совладав с эмоциями, в тон мажору, спросил Макаров, смотря перед собой. За спиной раздался приглушённый саркастичный смех, а на плечи легли две горячие ладони. Лёша от неожиданности дёрнулся, ему хотелось в ту же секунду скинуть чужие руки с собственных плеч. — Глупости. У меня есть на это свои причины, — уклончиво ответил Кирилл. Его голос был наигранным, насмешливым и до того мерзким, что терпению Лёши пришёл конец. Резко развернувшись, он замахнулся на парня позади. Вмазать Гречкину он хотел ещё тогда, после суда, но в тот раз его остановил Игорь Гром. В этот раз Грома рядом не было и помешать ему не мог никто. Его сжатый до побеления костяшек кулак, почти долетел до самодовольного лица ублюдка, как в одну секунду был перехвачен, а Гречкин с лёгкостью больно заломал руку Лёши за спину. Кирилл снова нагнулся к самому уху Макарова. — Слыш, малец, поосторожнее. Я ведь и сдачи дать могу, — голос его как будто обледенел. Сжав губы, он с силой оттолкнул от себя мальчишку, отчего тот, не удержавшись на ногах, упал на пол. Глаза против воли наполнились слезами. Не от боли, совсем нет, а от злости и обиды. Злости на Гречкина, за то, какая он мразь. И обиды на себя самого. Слабак, какой же он слабак. Не хватило сил вмазать папенькиному сынку. Позорище. Лёша поднялся с пола настолько быстро, насколько хватало его сил. Всхлипнув, он смерил Кирилла презрительным взглядом. Тот стоял, спрятав руки в карманах джинс, и безразлично глядел на пацана свысока. Разница в росте у них была небольшая: сантиметров пятнадцать, не больше, но всё равно Кириллу в этот момент Лёша казался совсем крохотным. — Да пошёл ты, — выплюнул Лёша и стремительно зашагал в сторону выхода. Плевать на вещи, плевать на всё. Он в этом балагане оставаться не намерен. Это ж надо... Какой же пиздец... Он прошел мимо лестницы, когда его нагнал Гречкин и его тяжёлая рука легла Лёше на плечо, больно сдавив. — И далеко ты собрался? — со смешинкой в голосе поинтересовался Кирилл. — Не твоё собачье дело, — Макаров дёрнул плечом, сбросив чужую руку и продолжил удаляться, ускорив шаг. Гречкин на его реплику только вытянул лицо и вскинул бровями. «Не ошибся, когда говорил, что он будет злой как чёрт», — подумал он и бросился вдогонку. — Э-э, нет, малой, так не пойдет, — нагнав мальчишку, Кирилл схватил его за локоть. Лёша в свою очередь попытался вырваться, но хватка у Гречкина была просто железной. — Грабли свои прибери, — Лёша дёрнулся снова, но и эта попытка оказалась тщетной. Он закусил губу, пытаясь придумать путь отступления, но в голову ничего не приходило. Кирилл в свою очередь потащил его вверх по лестнице. — Вот куда ты сейчас по ночи пойдёшь? В свой приют? Да ты им нахуй не сдался, пацан. Они от тебя избавились и дело с концом, — голос Гречкина был похож на голос какого-нибудь преподавателя, который в десятый раз объяснял одну и ту же тему, ничего не понимающему студенту. — Ты-то, блять, откуда знаешь? Пусти! — Лёша не переставая упираться, говорил уже на повышенных тонах. Кирилл обернулся и выгнул бровь. — Ладно. Мог бы и спокойно попросить, — сказал он и отпустил локоть Макарова, отчего тот, потеряв равновесие, покачнулся и начал падать с лестницы. От страха и чувства невесомости внутри у Лёши всё похолодело. Такое чувство ты испытываешь, когда качаясь на стуле в школе, достигаешь точки невозврата и какие-то пару секунд паришь в невесомости, пока твой стул не ударится о парту позади, находя опору. Сейчас все было также: те же чувства, то же почти-падение, только вот опоры никакой нет. Макаров как в замедленной съёмке ощущал близящийся свободный полет: через какие-то несколько секунд его голова столкнется с мрамором лестницы и он, разбив её, умрёт такой нелепой и глупой смертью. Однако, в ту же секунду, когда Гречкин отпустил его, он же его и поймал, схватив за предплечье. — Завались и не выебывайся, ты никуда отсюда не уйдёшь, — голос парня снова похолодел, став еще ниже. Следующие несколько метров, Лёша пребывал в каком-то немом шоке, вызванном этим недопадением. Очнулся он, когда они с Кириллом были у двери в его комнату. Не церемонясь, Гречкин отворил дверь и чуть ли не пинком втолкнул туда мальчишку. Макаров нахмурился, а после, услышав звук запирающего механизма в замке, бросился к двери. — Эй... Эй! Открой! — кричал он, барабаня по двери ладонями и кулаками, но Гречкин его уже не слышал, спустившись вниз. Лёша бил по двери ещё минут пять, прежде чем его силы иссякли, а кисти рук заныли. Он прислонился к двери, скатившись по ней вниз, и тяжело вздохнул. Органы сковывал страх, ведь Гречкин был прав: никто его в этом приюте и не ждёт. Кому он там нужен? Лизы больше с ним нет, она его там уж точно не ждёт. А кому он нужен за пределами приюта? Никому. Ему и правда некуда было идти... Он остался совсем один. Слёзы текли из голубых глаз одна за одной. Макаров их даже не замечал. Тело охватила дрожь. В одной футболке стало так холодно, что Лёша обхватил себя руками. Он просидел так неизвестное количество времени, прежде чем подняться и уйти в ванную, чтобы умыться. Из зеркала на него снова смотрел пацан с замученным видом и усталыми красными глазами. Умывшись, Макаров вернулся обратно в комнату. На столе всё ещё стоял поднос. Лёша подошёл к нему поближе. Суп уже не был таким горячим, но всё же оставался теплым. Макаров наклонился и понюхал его. Пахло зелёным луком и мясным бульоном. Лёша поджал губы. После его взгляд упал на жаренную рыбу. Взяв вилку, Макаров отломил от общей массы маленький кусочек. Съев его, Лёша понял, что его снова тошнит от нормальной еды: стресс мешал ему даже просто поесть. «Загнусь, если и дальше так дело пойдёт», — устало размышлял мальчишка. Он отложил вилку в сторону, а сам взял с соседней тарелки одну клубнику и откусил. От неожиданности Макаров вскинул бровями. От ягод его не мутит. Уже хоть что-то. Он съел все ягоды на тарелке и закинул в рот пару мармеладных мишек, после чего, разувшись, завалился на кровать. Сон пришел как-то не заметно. Сначала веки стали невыносимо тяжёлыми, а после, тело, вечно находившееся в напряжении, расслабилось и стало будто ватным. Долгожданное спокойствие окутало парнишку, очищая мысли. Этой ночью Лёша спал крепко и даже ни разу не проснулся среди ночи. Только вот снившийся сон был тем же самым кошмаром.

***

Утро подкралось незаметно. Макарова разбудила горничная, открыв занавески на больших окнах. Комнату в тот же миг залил золотистый свет утреннего солнца. Дверь за женщиной громко хлопнула, и Лёша, дёрнувшись, проснулся. Разлепив глаза, он не сразу понял, где вообще находится и что происходит. Высокий белый потолок, широкая кровать (белье на которой хоть и помялось, но всё равно было застелено) и старинное светлое окно, сквозь которое было видно небо и кусочек облака. Макаров протёр глаза и потупился, глядя в пол. Всё-таки ему всё это не приснилось. А он-то размечтался. Он действительно находился сейчас в доме у Кирилла Гречкина, которому идея забрать к себе мальчика, чью сестру он убил, показалась прекрасным решением. Хотя, действительно ли так размышлял Гречкин и с чем связано такое его решение, было не ясно. Несмотря на мрачные думы, Лёша поднялся с кровати и потянулся. Во рту будто кошки кошмарились, а покрасневшие глаза, натёртые слишком сильно, слегка пощипывали. Макаров неспеша прошел в туалет, а после почистил зубы и умылся. Взгляд его зацепился за душевую кабину. Одежда, в которой он уснул, вдруг показалась невыносимо грязной, поэтому, не долго думая, Лёша запер ванную. Вышел он минут через пятнадцать, накинув махровый халат. От него пахло цитрусовым гелем для душа, который, к слову, Лёше совершенно не нравился. Прошлёпав босыми мокрыми ступнями пару шагов, Лёша взглядом наткнулся на горничную, опять незнакомую, с прямыми светло-русыми волосами, подстриженными под каре и карими глазами, в которых переливались зелёные блики. Она вежливо ему улыбалась и держала в руках какую-то одежду, которую позже аккуратно положила на кровать. — Если вы не поторопитесь, опоздаете в школу, — тактично предупредила девушка. Об этом Лёша слышал в первый раз. Его, собственно, даже не потрудились предупредить вчера. Да, Лёша безусловно знал, что на дворе апрель и школа ещё не закончилась, но не так ведь рано..? Ну, то есть, он ещё к обстановке как к таковой не привык, а его уже в школу определили. Как-то... Странно... Да и с чего бы ему идти куда-то? Здесь он надолго оставаться был не намерен, так что идти в незнакомую школу ему тоже сейчас было не к чему. — А, ну, — переминаясь с ноги на ногу, Лёша сглотнул. — Я не пойду. На лице девушки промелькнуло непонимание. — Почему? Вас что-то беспокоит? — беспокойно осведомилась она, оглядывая Лёшу с ног до головы, отчего ему становилось неловко. — Нет-нет, — поспешил успокоить её Лёша. — Я просто не хочу. Она скользнула по нему вниз цепким взглядом, а после снова вежливо улыбнулась. — Как вам будет угодно. Завтрак на столе внизу. Уходя, она осторожно прикрыла за собой дверь. Лёша смерил дверь подозрительным взглядом, будто в неё в сию секунду мог кто-нибудь ворваться. После этого, он поспешил переодеться. Накинув на себя белую растянутую футболку, старые рваные джинсы и потёртые кеды, он спустился вниз. Больше всего на свете Лёше хотелось, чтобы Гречкина внизу не было. Это желание, к удивлению, сбылось. За столом в столовой, куда его привели, было пусто. По плазменному телевизору шли Смешарики, а рядом стоял большой аквариум, в котором обитала всего одна пёстрая, фиолетовая рыба внушительных размеров. Завтрак состоял из обычного омлета с помидорами черри, чёрного чая и какого-то сока. Лёша ел в одиночестве, поглядывая то в телевизор, то по сторонам. Всё-таки в особняке было на что посмотреть. За время проведённое здесь, Лёша успел подметить огромное количество картин, развешанных, кажется, во всех уголках дома: чьи-то портреты, натюрморты, пейзажи. Словом — разнообразная живопись. «Интересно, это оригиналы или репродукции?» — подумал про себя Макаров. Вполне возможно, что некоторые картины — подлинники. Всё-таки отец Гречкина был далеко не бедным человеком. Он хотел было спросить у одной из горничных, но постеснялся. Их, к слову, оказалось пять: с четвертой (как прозвал её Лёша у себя в голове) он познакомился сегодня утром. Она наливала ему сок в стакан и мило улыбалась. У этой девушки были длинные прямые волосы, ярко-рыжего оттенка, заплетённые в толстую косу. Лёше она казалась похожей на ведьму или русалку из старых сказок, и похоже, была самая молодая из персонала, работающего в особняке. С пятой же горничной Лёша пересекался только взглядами, это была не слишком высокая, стройная девушка, темноволосая, подстриженная под мальчика. В носу у неё было две серьги: гвоздик на крыле носа и кольцо между ноздрями. Подобные украшения носила и рыжая девушка, но у той в носу было два кольца, а не одно. Про себя Лёша отметил, что каждая из горничных была по-своему красива, хоть они все и выглядели абсолютно по-разному. Задумавшись, мальчик понял, что знает имена только тех женщин, что встречали его вчера: другие горничные ему не представились. Доев завтрак, Лёша отправился осматривать дом: ему хотелось сделать это ещё тогда, когда он только приехал. На самом деле особняк был не слишком большой. То есть большой, конечно, но не настолько, чтобы в нём потеряться. На первом этаже было несколько залов, кухня, столовая, а ещё комната со старым-старым роялем. Играть Макаров не умел, поэтому открыв инструмент, он от безделья понажимал в разброс на клавиши, имитируя что-то драматичное. Сначала ему было боязно притрагиваться к нему. А вдруг что? Вдруг он что-нибудь сломает. Однако, после пары нажатий, уверенность к нему вернулась, и он, уже без стеснения, в разброс нажимал на старые клавиши. На втором этаже всё было не так интересно, как на первом. Там, в основном, располагались спальни, но зато там был выход на огромный балкон, почти террасу, но находящуюся высоко над землёй. Отсюда было видно нескончаемый лес, а за ним, скорее всего, был город. Как оказалось, еще в особняке был цокольный этаж, в котором находился бассейн и сауна. Там Лёша, из-за неприязни к сырости и подвальным помещениям, пробыл совсем не долго. Хотя называть это место подвалом язык не поворачивался. Лёша слонялся по дому весь день, пока ноги не устали. Горничные не ходили за ним по пятам. Скорее наоборот, все они как будто испарились. Лишь раз к нему обратилась горничная с пышными формами и предложила перекусить. После этого Макаров так и не встретил ни одну из них, пока прогуливался по пустым коридорам. После самостоятельной экскурсии, он завалился к себе в комнату. В два часа дня горничные предлагали ему обед, но тот отказался, сославшись на отсутствие аппетита, которого, к слову, и правда не было. Вставив наушники в уши, Лёша бесцельно блуждал по просторам интернета. В один момент на глаза попалась новость об очередном нападении Чумного доктора. Лёша быстро пробежал глазами по строчкам. Подробностей не было, лишь сам факт убийства. Чумной доктор стал настоящей звездой среди россиян, приобретя известность, в большей степени, среди петербуржцев. Кто-то рьяно поддерживал борца за справедливость, чья личность так и не была раскрыта, а кому-то методы Доктора внушали лишь страх и недоверие. «Вот бы и Гречкина так хлопнули», — пролетела мрачная мысль в голове Лёши. На душе бы стало легче. Откинув телефон в сторону, Макаров перевернулся на бок и поджал под себя ноги. Медленно, но верно подступало осознание всего происходящего. Сейчас он не в своей комнате в приюте, а в особняке Кирилла Гречкина. Лежит, свернувшись калачиком, где-то очень далеко от города и не понимает, как попал сюда. Это было похоже на затянувшийся анекдот. Анекдот, похоже, на любителя, ибо Лёше сейчас было ой как не смешно. А что делать? Что делать-то дальше? Ответа на этот вопрос Макаров не знал. Выбора у него не было. Бежать? Только вот куда. В приют? Да, конечно, как будто его там кто-то ждёт, как будто он там кому-то нужен. Да они наверняка его продали этому самодовольному уроду. Деньги решают всё в этом мире и вопрос о проживании и опекунстве шестнадцатилетнего мальчика не исключение. На душе опять будто кошки заскребли, и Лёша, зажмурившись, прижал кулак к груди, словно пытаясь унять боль, будто бы она была физической. Обида опять кольнула в самое сердце. Он снова ничего не может поделать. Остаётся только поступать так же, как поступал всегда — плыть по течению и надеяться на лучшее. Он найдет выход из этой ситуации, всегда находил и в этот раз тоже найдёт. Обнадеживающие мысли немного подняли настроение. Макаров встал с кровати и потянулся так, что несколько позвонков громко хрустнули. Найдя около кровати рюкзак, Лёша достал оттуда шнур с адаптером и поставил телефон на зарядку. Смартфон тихо пиликнул, оповещая о подключённом к нему питании. В последнее время телефон стал садиться куда быстрее. И это слегка огорчало. Подойдя к столу, Макаров включил настольную лампу. На столе как и ранее лежала книга. Лёша взял её в руки и снова пролистал. В комнату неожиданно заглянула горничная. Макаров дёрнулся и чуть не выронил из рук книгу. "Четвертая" или "русалка", как про себя называл её мальчишка, слегка замялась и, извинившись за свое внезапное появление, позвала Лёшу с собой вниз, на ужин. Макаров прислушался к ощущениям. Есть действительно хотелось, голод, который он не чувствовал весь день, сейчас чуть ли не до боли скручивал желудок, от одной только мысли о еде. Поспешно кивнув, Лёша положил книгу на место и поспешил за девушкой, которая лёгкой походкой шла в столовую, указывая ему путь, который он и так запомнил. Её форменная юбка плавно развевалась, а на ярко-розовых от помады губах, играла милая улыбка. Они молча спустились вниз. Вокруг стола кружила ещё одна горничная, та самая, с короткой стрижкой, которая с Лёшей ещё ни разу не разговаривала. Она разливала по стаканам ярко-красный сок. Кирилл Гречкин сидел за столом и молчал. Серьезный взгляд его был устремлён в экран ноутбука, он быстро что-то печатал. Увидев его, Лёша замер. Есть с Гречкиным за одним столом сейчас (да и вообще) хотелось в последнюю очередь. Макаров, переминаясь с ноги на ногу, нерешительно замер. К нему со спины подошла «русалка». — Вам стоит поторопиться, иначе всё остынет, — тихим, чуть ли не переходящим на шёпот голосом, предупредила она. Лёша кивнул и двинулся к месту, где для него накрыли. Гречкин его, кажется, вообще не замечал, ни на секунду не отвлекаясь от ноутбука. В столовой было очень тихо, лишь звук кликающей мыши и нажатия клавиш разрушал её. Вдохнув поглубже, Макаров подошёл к стулу и со скрипом отодвинул его, разрезая тишину словно острым клинком. Сев за стол, он зацепился пальцами за края сидушки стула и стал буравить взглядом тарелку с овощным рагу. Аппетит как ветром сдуло. Хотелось как можно скорее уйти, подняться в комнату, залезть под одеяло и лежать. Очень долго лежать в тишине и темноте. Прошли две минуты, казавшиеся целой вечностью, прежде чем Гречкин подал голос: — Почему в школе не был? — голос его звучал буднично, немного лениво, словно для галочки. Взгляд его всё ещё был направлен в экран. Лёша промолчал. Будто Гречкину есть дело до этого. Да и говорить с этим уродом не хотелось. «Сейчас посижу немного и свалю» — подумал про себя мальчишка, игнорируя вопрос. — Почему тебя не было сегодня в школе? — уже с нажимом поинтересовался Кирилл, подняв глаза на Макарова. Лёша молчал, упрямо не поднимая глаз от тарелки. Он, кажется, даже дышать стал через раз. Тишина стала абсолютной. Ни кликанье мыши, ни стук клавиш теперь её не нарушали. Гречкин раздражённо сжал губы, его челюсть непроизвольно дёрнулась. Он со всего маху ударил по столу. Из стоящего рядом стакана пролилось немного воды. — Я, нахуй, кому сейчас вопрос задал?! — крик Кирилла пронесся по столовой оглушительной волной. Лёша то ли от испуга, то ли от неожиданности резко дёрнулся, подняв растерянный взгляд на парня. — Ну и? Я с кем разговариваю? — лицо у Кирилла было недовольным: брови сведены к переносице, глаза сощурены. — Да потому что не захотел! — крикнул в ответ Лёша. — Верни меня обратно, хватит этой херни! Лицо Кирилла исказилось от ещё более раздраженной гримасы. — Ты походу не понял, малой. Ты отсюда теперь никуда не уйдёшь, я ещё вчера об этом сказал. Теперь у тебя есть заботливый брат — Кирюша. То есть — Я. Мы в одной лодке, пацан, — под конец лицо Гречкина расплылось в неприятной улыбке, и он тихо расхохотался оттого, как же нелепо это звучит. А Лёшу так и подмывало подойти и врезать по самодовольному лицу. — Разорви договор об опекунстве, я хочу обратно домой, — стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, с нажимом проговорил Макаров. Улыбка с лица Гречкина исчезла мгновенно. Пацан начал откровенно бесить своей тупостью и упрямством. Что скажет отец, когда приедет? Такое положение дел его уж точно не устроит. «Ничего, время ещё есть», — успокаивая сам себя, подумал Кирилл. — Хлеборезку прикрыл, поел и свалил к себе в комнату. Если и завтра в гимназии не появишься — будем по-другому разговаривать, — сказал, как отрезал. Лёша силился не заплакать от беспомощности прямо тут, в столовой, Ему казалось, что он разговаривает с непробиваемой стенкой. Кирилл смерил его прохладным взглядом и кивнул на тарелку с рагу: — Ешь. Макаров сжал губы и, с ненавистью посмотрев на Гречкина, опрокинул тарелку с едой прямо на стол. Тошнота от вида еды внезапно подступила к горлу. После, он резко поднялся, отталкивая на пол стул, и, громко топая, ушёл наверх. Кирилл проводил его нечитаемым взглядом, мысленно прозвав истеричкой и вернулся к своим делам.

***

Пока Лёша поднимался по ступеням, ему вдруг стало совестно за испорченную еду. Её ведь специально для него готовили, а он так поступает... Решив, что завтра извинится за это, Макаров открыл дверь и вошёл к себе в спальню. Злость, притупившаяся, пока он думал о своём некрасивом поступке, вернулась с новой силой. На кровати помимо школьной формы теперь лежали новые вещи: футболки, рубашки, носки, джинсы, толстовки и что-то ещё. Лёша подошёл ближе и взял в руки белые носки. «Они наверное стоят больше, чем все мои вещи вместе взятые», — невесело подметил он и кинул их обратно на кровать. Взгляд Лёши внезапно зацепился за вещи, лежащие на столе. Он подошёл ближе. Это были три белые коробки с техникой от apple. Лицо Лёши исказила гримаса отвращения. — И кого ты здесь пытаешься купить? — выплюнул он, держа в руках коробку с беспроводными наушниками. Первой мыслью было выбросить всё это электронное барахло в окно. Только вот за эту технику ему до конца жизни не удастся расплатиться: одни наушники стоят наверное целое состояние, а про стоимость ноутбука и телефона и подумать было страшно. Ну уж нет, спасибо. Подачки ему не нужны. А подачки от Гречкина и подавно. У него и своих вещей хватает. Старых, но своих. Схватив все три коробки, Лёша вынес их за дверь и оставил в середине коридора. Та же участь постигла и новую одежду. Схватив всю кучу в руки, Лёша вышвырнул шмотки в коридор и захлопнул за собой дверь. Погасив свет, он, не переодеваясь, завалился на кровать и, укрывшись одеялом, закрыл глаза. Как же его всё достало. Почему судьба уже который год относится к нему настолько плохо? Что он в этой жизни делает не так? Ну уж нет, так всё оставлять было нельзя. Нужно отсюда убраться, пока не стало поздно, пока к нему не приставили охрану. Уж лучше он будет жить на вокзале, чем под одной крышей с этим ублюдком, сломавшим ему жизнь. Откинув одеяло в сторону, Лёша соскочил с кровати. Включив свет, он нашарил около кровати свой рюкзак и начал торопливо скидывать туда вещи. Закинув под конец наушники и застегнув молнию, Лёша замер. А куда он сейчас? Взгляд метнулся к окну, за ним — кромешная тьма. Каким образом он собрался до города добираться? Поймать попутку в этой глуши? Звучит смешно. Лёша с разочарованным вздохом сел на кровать. «Давай же, думай, думай», — повторял он сам себе в голове, покусывая нижнюю губу, взглядом мечась по комнате в поисках подсказки. Через какие-то пару мгновений его взгляд уцепился за всё ещё лежащую на столе книгу. «Ну конечно!», — додумался Лёша, глаза его радостно блеснули. Школа. Завтра ему нужно в школу. Вскочив с места, Макаров добежал до двери и, выйдя в коридор, немного порылся в вещах, доставая из кучи слегка помятую школьную форму. Завтра он поедет в школу, притворившись, что все эти вещи на него подействовали, и теперь он готов быть послушным братом и прилежным учеником в новой школе. Лёша кратко улыбнулся уголком губ придуманному плану. Живот внезапно заурчал, Макаров приложил к пустому желудку руку. Есть захотелось с двойной силой, но спуститься вниз не позволяла гордость и стыд перед горничными за своё поведение. Голодный, он выключил свет и улёгся в кровать, стараясь уснуть. Сон долго ждать себя не заставил и уже через десять минут мальчишка спал крепким сном. И видел лишь темноту до самого утра.

***

Когда Кирилл, в сопровождении рыжей горничной, шёл по коридору второго этажа к себе в комнату, ему на глаза попалась интересная картина: небрежная куча новых шмоток лежала около двери пацана. Гречкин подошёл поближе и сел перед вещами на корточки. В куче, помимо одежды, он нашел MacBook и ещё пару коробок с техникой, которую самолично заказывал вчера утром. Уголок его рта потянулся в сторону в беззвучной усмешке. «Вот же мелкий засранец», — подумал Кирилл и встал на ноги. — Кирилл, я... — начала было горничная, но Гречкин пресёк её, приложив палец к своим губам и шикнув. Он неспеша подошёл ко входу в комнату и тихо открыл дверь. Заглянув, он оглядел комнату цепким взглядом. Мальчишка был в комнате. Отвернувшись от выхода, он мирно посапывал под белым одеялом. «Не сбежал всё-таки», — с удивлением отметил Кирилл и так же тихо прикрыл за собой дверь. — Соф, прибери здесь и завтра всё это у него в комнате разложи, — тихо сказал он горничной и неспеша зашагал в сторону своей комнаты. Девушка спешно кивнула и принялась собирать раскиданные вещи.

***

Проснулся Лёша рано, на часах ещё не было семи. Дёрнувшись на кровати, он взял с полки телефон и посмотрел на время. После этого откинулся обратно на кровать, упав головой на мягкую подушку. Солнце яркими лучами било в незанавешенное окно, окрашивая комнату в светло-золотистый цвет. Макаров зажмурился от яркого света, пряча глаза в изгиб локтя. Через какие-то несколько мгновений он задремал. Ещё не до конца проснувшийся мозг, был только рад продлению отдыха и тут же отключился. Яркие сны сменяли друг друга беспорядочно, странно и быстро. Вот он бежит по окрашенной солнцем крыше, разгоняя ногами голубей. Те взлетают в небо, летя прямо на солнце. А вот он уже падает с той самой крыши и, вздрогнув, просыпается. Вскочив, Лёша оглядывает уже знакомую комнату. Солнце, поднявшись в небо выше, уже не светит в окно с такой силой как раньше, а само окно приоткрыто, из-за чего лёгкий тюль медленно развевался. Спохватившись, Лёша взял в руки телефон. На часах было 10:40 утра. Брови от изумления поползли вверх. И почему его не разбудили? А может та горничная восприняла его отказ от школы, в целом как таковой, а не на один день? Не успел Лёша придумать ещё хоть одну причину, почему его не разбудили, как в дверь постучали. Это была та самая горничная с каре-зелёными глазами. — Доброе утро, выспались? — поприветствовала она и улыбнулась. В руках у неё была стопка чистых полотенец, которые она спешно унесла в ванную. — Извините, а п-почему меня не разбудили раньше? — от волнения Лёша запнулся. Вдруг она поймёт, что он задумал? — А к чему же раньше? — изумилась девушка. Лёша замялся. Действительно, к чему же? Он долгое время изучал горничную взглядом, пытаясь подобрать нужные слова. Той, должно быть, надоело ждать. — Советую вам поторопиться, завтрак стынет. К тому же, вам нужно успеть собраться в школу, — в своей обычной вежливой манере, предупредила она. — А, но ведь уже поздно, — растерянно поделился Лёша, глядя на горничную. Та понимающе улыбнулась. — Отчего же поздно? Ваши занятия начинаются в 14:00. Макаров нахмурился. Проще говоря теперь он учится во вторую смену. На план Лёши это никак не влияло, поэтому возражать он не стал. После ухода горничной, Макаров сходил в ванную и уже более свежий спустился вниз. В коридоре выброшенных вещей не оказалось. Этого следовало ожидать, поэтому Лёша особо не удивился. В столовой кроме него и тёмноглазой горничной никого не было. От этого на душе стало чуть легче. Всё идёт как по маслу. Покончив с завтраком примерно к двенадцати часам, Лёша поднялся обратно к себе. Кровать к его приходу была заправлена, а школьная форма, чистая и поглаженная, лежала на кровати. Макаров хотел было переодеться в школьную форму, как его взгляд упал на ванную. Взвесив в голове все за и против, Лёша решил всё-таки сходить в душ. Не известно, когда он сможет помыться снова. Зайдя в ванную и заперев за собой дверь, Лёша стянул с себя одежду, после чего зашёл в душевую кабину. Мыло, гель для душа и шампунь были другими. Не те же, что в прошлый раз. Теперь перед ним на прозрачной стеклянной полочке стояли гель для душа с запахом зелёного чая, такой же шампунь и мыло, от которого пахло карамелью. Зачем менять каждый раз еще не закончившиеся средства, Лёша не понимал, но не стал уделять этому много внимания. Настроив воду, он подставил лицо под теплые струи. Вода быстро стекала по коже, вызывая приятные мурашки по всему телу. Макаров пробыл в ванной чуть дольше, чем обычно, но зато чувствовал себя так, будто помылся на год вперёд. Высушив полотенцем непослушные волосы, он переоделся в школьную униформу. Форма, к слову, была точно его размера. Похожую он год носил в приюте, но она была дико неудобной и в ней было жарко. Нынешняя же была, к удивлению, удобная. Широкие брюки в клетку, большая вязаная жилетка в серых тонах, и белая рубашка выглядели неплохо, да и движение не стесняли. На жилетке в районе груди с левой стороны был нашит герб гимназии. Придирчиво осмотрев себя со всех сторон у зеркала, которое было встроено в шкаф, Лёша проверил все ли вещи собрал в рюкзак и, сев на кровать, стал ждать. Ожидание не было слишком долгим. В час двадцать его позвала вниз Лидия, та горничная азиатка, которая встречала его в первый день. Лёша, накинув лямки рюкзака на плечи, последовал за ней. Они прошли через холл прямо к дверям и вышли на улицу. Погода на улице стояла прекрасная, светило солнце, но жары не было. Около особняка стояла уже знакомая черная машина. Лёша мысленно попрощался со всеми пятью горничными, которые всё это время были очень милы с ним, и залез в салон машины, кинув рюкзак рядом. Автомобиль тронулся, а горничная-азиатка становилась всё меньше и меньше, пока совсем не пропала из виду, из-за того, что машина заехала за поворот. Ехали долго, в самый центр города. Приют Макарова находился близко к центру, поэтому он позволил себе немного расслабиться. Однако, как только Лёша спокойно выдохнул, водитель резко повернул влево, съезжая с маршрута, ведущего в центр. Они ехали так ещё минут десять, после чего остановились около белого здания с высоким забором. Недолго думая, Лёша вылез из машины и осмотрелся. Вокруг ходили дети разных возрастов в такой же форме, что и у него. Макаров, не без внутренней дрожи, вошёл на территорию школы и остановился. Мельком глянув назад, он отметил, что машина всё ещё не отъехала, а водитель пристально наблюдает за ним. Лёша сглотнул и поспешил вперёд, смешиваясь с толпой. Он свернул в сторону и спрятался за широким стволом дерева. Машина через какое-то время отъехала и скрылась. Тогда Макаров облегчённо выдохнул и достал телефон. До начала уроков оставалось две минуты. Зайдя в карты, Лёша посмотрел где он вообще находится. Посмотрел и понял, в какую же жопу его увезли. Паника медленно, но верно подступала, и Макаров как мог удерживал себя в руках. Фигня, он и не из таких мест выбрался. Главное — автобусы здесь ходят, остальное вторично. Дойдя до автобусной остановки, он принялся ждать. Цель была простой: приехать в приют, попросить, чтобы его забрали обратно. Ничего сложного. Абсолютно. С таким достаточно нечётким планом, больше похожим на набор желаний, Лёша сел в нужный автобус. Внутри было пусто, поэтому он занял место в самом конце у окна. Надев наушники, Макаров уставился в окно на сменяющийся на глазах пейзаж. Ехать ему было долго и далеко, до самой конечной. Потому, недолго думая, Лёша включил один из самых долгих плейлистов и постарался сосредоточиться на музыке и не думать ни о чем постороннем. «Приезжаю в приют, прошу остаться и остаюсь», — повторял он как мантру всю дорогу. Ну они ведь не звери какие-то, не выгонят же они его на улицу. По дороге, Макаров даже чуть не уснул несколько раз. Ничего бы в целом и не случилось, он ведь всё равно ехал до конечной, но мальчик всё равно старался бороться со сном, ссылаясь на то, что хочет послушать как можно больше песен, хотя на самом деле до одури боялся, что, пока он спит, его обдерут до нитки и он останется совершенно один в чужом районе без копейки. К половине четвертого, он доехал до конечной. Выйдя на улицу, Лёша изо всех сил потянулся: мышцы затекли ужасно. Примерно десять минут он ждал следующий автобус, сидя на старой остановке, стоявшей здесь, наверное, еще со времён СССР. Повсюду сновали куда-то спешащие люди: садились в автобусы, машины, просто бежали, ни на секунду не останавливаясь. В свой автобус Макаров влез кое-как. Людей там было столько, что их, кажется, нужно было оттуда выковыривать. Со временем автобус опустел и до одури уставший, придавленный всеми и вся Лёша наконец-то уселся на свободное место. Такого наслаждения он не испытывал уже очень давно. Ноги, чуть ли не изогнувшиеся как у кузнечика, дико ныли, а голова от недостатка кислорода гудела. Однако, через некотрое время автобус опустел совсем и последние остановки, мальчишка с удовольствием доезжал в одиночестве. Когда автобус остановился на конечной, на часах было шесть часов вечера, а на улице уже начало темнеть. Оставалась последняя пересадка и всё — он был бы дома. С такими думами Лёша быстро шагал в сторону остановки. Всё-таки перевод уроков на вторую смену был не в его пользу. Сумерки всё сильнее сгущались, а приезжать настолько поздно Макаров не планировал. Хотя кого он обманывает, что он вообще планировал? Он даже сейчас не до конца понимал, что делает. Лёша прошёл мимо толпы курящих и смеющихся парней. Не уделив им и капли внимания, он двинулся дальше. Внезапно подул прохладный ветерок. На улице стало на пару градусов прохладнее, но вязаная жилетка частично спасала ситуацию. Лёша свернул за угол. Курящие парни шли сзади него, не переставая смеяться. «Надеюсь они не за мной прутся», — мельком подумал Макаров и ускорил шаг. К его большому сожалению, парни, как и он, ускорили шаг, а после начали подавать голос, обращаясь к нему. То ли ветер усилился, то ли Лёша стал двигаться быстрее, но из-за всего этого он кое-как различал, что от него хотят эти случайные преследователи. — Эй, пацан, сигаретки не найдётся? — крикнул один особенно громко, чтобы Макаров услышал. Лёша продолжал игнорировать. — А мне позвонить, друг, помоги, а? Ну чё ты? — раздалось уже над самым ухом. Один из парней нагнал его быстрее остальных и закинул руку на плечи. Паника опять потихоньку накатывала, но Макаров сглотнул и постарался не поддаваться ей. — А мы вроде на «ты» не переходили, — холодно проговорил Лёша и скинул чужую руку. — Да и нет у меня ни сигарет, ни позвонить, уж извиняйте. «Вот же ж дурак, бля! Что я несу?!», — в мыслях кричал сам на себя Макаров, после того как увидел, вытянутое лицо парня перед собой. Но отступать было поздно. — Не, пацаны реально, извините, — как можно беззаботнее сказал он, потихоньку отступая назад. — Нет у меня ничего, я пустой. Сердце билось как бешеное, адреналин бушевал в крови с такой силой, что Лёша в любой момент был готов бежать с такой скоростью, что позавидуют мировые спортсмены. Самый рослый из парней, оглядел его придирчивым взглядом. — Вот, не нравится мне что-то твой тон, — сказал он и, сжав губы в тонкую линию, покачал головой. «Блять», — только и успело пронестись в голове Макарова, после чего ему со всей силы прилетело под дых. — В гимназии значит учишься, а говоришь, что ничего нет? — засмеялся один из парней. Согнувшись пополам, Лёша начал жадно хватать воздух ртом, будто тот полностью выбили из лёгких одним ударом. С глаз непроизвольно хлынули слёзы. Ноги подкосились, но в тот же момент его схватили за голову, после чего Лёше прилетело коленом прямо в нос. Боль была настолько резкой, что отдавала внутрь, заставляя глаза слезиться сильнее. Дышать стало тяжелее из-за кровотечения. Его оттащили в переулок и кинули на землю, а уже там Макаров старался не задохнуться в собственной крови, хлещущей с огромной силой. Пока он хлюпал носом и заходился в кашле, его карманы и рюкзак во всю были вывернуты, а вещи валялись по всему переулку. — Не трогайте это м... — он снова закашлялся, пытаясь встать на ноги. — Это мое! Не трогайте! На его крики обернулся один из парней, во рту у него тлела сигарета. Он подбежал к Лёше и размахнувшись со всей силы пнул его по голове, отчего Лёша отлетел к стенке, ударившись затылком о холодный бетон. Мир утратил резкость, в ушах зазвенело, а связь с реальностью начала потихоньку пропадать. Было невыносимо обидно, он ведь был почти у цели. Лёжа в сыром переулке в полуобморочном состоянии, Лёша услышал как прямо к переулку подъехала машина. Оттуда вышли по очертаниям двое мужчин. Парней, что избивали его минутой ранее, как ветром сдуло. А новоприбывшие силуэты без слов подхватили Лёшу под подмышки и потащили в машину. В салоне было прохладно и пахло лимоном. Оба мужчины сели на передние сидения, машина тронулась с места. «Ну вот и всё...», — грустно подумал Лёша. — «Увезут куда-нибудь в рабство, или на органы, а меня и искать никто не будет», — едва успел он додумать мысль, перед тем, как сознание отключилось. За окном была кромешная тьма. Ни одного фонаря не освещало одинокую дорогу. Лёша очнулся, когда машина затормозила. Не понимая, где находится, он тупо пялится в потолок машины. Задняя дверь открылась, и его за ноги потянули наружу. Рабство и органы! Воспоминание, куда и зачем его сюда привезли, привели в чувство и Макаров немедленно начал сопротивляться. — Нет! Нет! Нет! — кричал он дрыгая ногами, стараясь ударить кого-нибудь из тех мужиков. «Не хочу, чтобы меня на органы распродали», — с наворачивающимися слезами на глазах подумал Лёша, отбиваясь изо всех сил, коих не осталось почти совсем. В конечном итоге он всё же совсем ослаб, его без труда вытащили из машины и куда-то потащили. Лёша просто висел мешком, его ноги даже не касались земли, декоративных камушков, если точнее. Стоп, он знает эти камушки. Подняв взгляд, Макаров увидел знакомый особняк. Он расплылся в довольной улыбке — его не везут на органы. Это всего лишь особняк Гречкина. Последняя мысль будто отрезвила. В смысле особняк Гречкина? «Так погодите, а можно мне всё-таки на органы?», — мрачно подумал Лёша, но было уже поздно.

***

План был провален. Приют был так близко, что до него можно было рукой подать, но всё пошло, мягко говоря, не так. Сейчас Макаров сидел в кресле, в которое его швырнули те два шкафа. В глазах двоилось, а кровь из носа перестала течь, теперь засыхая на подбородке и испорченной рубашке. Сам нос отдавался тупой болью, так же как и живот. Тошнота подступала к горлу, но Лёша как мог подавлял её. Всё тело ломило так, будто по нему грузовик проехался. Напротив него сидел Гречкин с телефоном в руках. Взгляд его был холодным, лицо непроницаемым. Сложно было понять, о чём он думает. — Ну и как в школе? Вижу — неплохо, — в холодном голосе послышались металлические нотки, но на лице Гречкина не дрогнул ни один мускул. — Не твоё дело, — выплюнул Лёша, отводя взгляд в сторону. Ему хотелось как можно быстрее уйти. В таком состоянии вести спор было трудно. Кирилл фыркнул и откинулся на кресле. Покусывая внутреннюю часть щеки, он взглядом бегал по внешнему виду Макарова. Выглядел пацан честно говоря паршиво. Хотя так ему и надо. Вся эта ситуация Кирилла порядком подзаебала. Мелкий упёртый баран, всё никак не успокоится. Гречкин, в который раз поблагодарил себя за то, что ему хватило ума приставить к пацану слежку. Что бы сказал отец, узнай, что мальчишка сбежал и помер в подворотне? Даже думать не хотелось. Кирилл знал, что будет не просто, но не настолько же. Ещё не нашлось ни одного человека, которого он не смог бы подкупить. Любые проблемы решаются деньгами и до сего дня убедить в обратном Кирилла не могло ничто и никто. Сейчас же: убеждения слегка пошатнулись. — Кончай с выебонами, малой. Они ничего тебе не дадут, — голос Кирилла звучал уже скорее раздражённо, нежели холодно. — Верни меня обратно в приют, я не собираюсь здесь оставаться, — упрямо отвечал Лёша, смотря Гречкину прямо в глаза. — Хватит, мы уже это обсуждали, ты теперь живёшь здесь, — отдёрнул его Кирилл, сверля недовольным взглядом. — Ты не можешь меня здесь держать. Я вызову полицию и меня заберут отсюда! После крика Лёши повисла тишина. Пассивная агрессия кажется стала верным другом Лёши в этих стенах. Поэтому сейчас он, тяжело дыша, сжимал губы в тонкую линию, ожидая ответа. Лицо Гречкина вытянулось от удивления. Этого он и правда не ожидал. Тишину в комнате разрезал тихий, но глубокий смех. Опустив глаза, Кирилл кратко рассмеялся, а после поднял на Лёшу надменно-довольный взгляд. — Ты это сейчас серьёзно? Полиция ? — издевательски сузив глаза на последнем слове, поинтересовался Гречкин. Сейчас он выглядел так же как в зале суда. Его, как и тогда, веселила ситуация и глупая вера мальчишки в правоохранительные органы. И тут до Лёши дошло. Никакая полиция ему не поможет. Никто его отсюда не заберёт. Гречкин снова откупится и дело с концом. Макаров замолчал и опустил голову. Грудь снова обожгла обида от несправедливости всего происходящего. Почему всё именно так? Почему все состоятельные люди решают, что им всё дозволено? У Лёши не было выбора: хочет он или не хочет оставаться в этом особняке. Но даже если так... Прогибаться он был не намерен. — Я не буду ходить ни в какую гимназию, — подавленно, но упрямо сказал Макаров, не поднимая глаз. — Схуяли? — в голосе Кирилла была уже открытая враждебность. Когда этот пиздюк уже успокоится? Терпение Гречкина таяло на глазах. — Потому что. Такой ответ и упрямый взгляд мальчишки, сидящего напротив, стали последней каплей. Не выдержав, Кирилл подорвался с места. Преодолев и без того короткое расстояние между ними, Гречкин схватил Лёшу за чёлку и потянул на себя. Макаров, дёрнувшись от неожиданности, схватился рукой за чужое запястье, силясь отцепить от себя чужие пальцы. — Нет уж, пиздюк, ты будешь ходить в эту ебаную гимназию, и ты получишь в ней ебаное образование. У тебя нет права выбора, — зло шипит ему прямо в лицо Гречкин, с силой сжимая в руке чужие волосы. У тебя нет права выбора. Эти слова громом прозвучали в голове. Только что Лёша сам говорил себе об этом и сейчас нашёл подтверждение своим мыслям. Выбора у него действительно нет. По щекам потекли слёзы. Хотелось провалиться сквозь землю и не знать никого и ничего. Тело Кирилла пробило короткой дрожью, кожа покрылась холодным потом. Клокочущая злость в миг испарилась от одного взгляда на беспомощного мальчика, в чьих глазах были лишь страх и безысходность. И вроде это и было нужно Гречкину — чтобы пацан наконец успокоился и смирился. Чтобы покорился.Но это было не то. Сейчас Макаров был похож на напуганного зверька, которого загнали в угол, а не на человека, который теперь был рад и доволен своей богатой жизнью. Гречкин осторожно отпустил волосы Лёши и сел обратно в кресло. — Пиздуй, — устало скомандовал он, дёрнув подбородком в сторону. Сморгнув слёзы и не сказав ни слова, Макаров резко поднялся и быстрым шагом ушёл в сторону своей комнаты. Идя по коридору, он наткнулся на тёмноглазую горничную, которая охнула, увидев его внешний вид, а потом куда-то поспешила. Лёша старался успокоиться и дышать ровнее. Гречкин ведь предупреждал, что разговаривать будет по-другому, и не соврал. «Ну хоть не избил», — подумал про себя мальчишка. Слезы, заливающие щеки, и сопли, текущие из носа, смешивались с кровью, и Лёша просто задыхался от них. Он пытался вытираться рукавом белой рубашки, но от этого нос болел ещё сильнее, заставляя жмуриться. Зайдя в комнату и захлопнув за собой дверь, Макаров скинул с себя залитый кровью вязанный жилет. Всхлипывая, он направился прямиком в ванную, по пути расстёгивая испорченную рубашку. Увидев себя в висящем над раковиной зеркале Лёша вздрогнул. Вид был ужасный: болящий нос распух и покраснел, и Макаров всем сердцем надеялся, что он был не сломан. Скула, по которой прилетел пинок, отдавала тупой болью, предвещая скорое появления синяка. С болезненным отвращением, Лёша ещё раз оглядел свое отражение, а после, включив воду, принялся с осторожностью умывать лицо. Скинув грязные рубашку и брюки, Макаров бросил их в корзину для белья и вышел из ванной. Оглядев комнату в поисках рюкзака, Лёша с разочарованием заметил, что его нет. Точно... Его ведь отняли. И всё остальное вместе с ним: и одежду, и телефон. Теперь из всех его вещей у Лёши были лишь потёртые чёрные конверсы и всё на этом. Макаров с силой закусил губу. И почему ему всегда так не везёт? Почему, когда он начинает думать, что дела идут неплохо, всё становится только в несколько раз хуже? С надеждой в сердце Лёша быстро преодолел расстояние до шкафа. Может он что-нибудь забыл закинуть? Может пара вещей осталась пылиться на широких полках? Распахнув двери шкафа, Макаров обнаружил большое количество вещей. Не своих, а тех самых, которые он накануне выбросил в коридор. Только сейчас они были аккуратно разложены на полках. Отодвинув раздвижную дверь шкафа, Лёша отметил, что и там на вешалках висит одежда. Шмотки, купленные Гречкиным. В теле Лёши снова разгорелась злость. Как же ему всё это надоело. «Да к чёрту!», — зло подумал он и схватил с полки первые попавшиеся вещи. Что ему теперь голым ходить? Это Гречкин виноват, что все его вещи теперь не пойми где разбросаны. Надев на себя чёрную футболку и чёрные шорты, Лёша принялся расхаживать по комнате. Стараясь унять дрожь в руках и не сорваться на истерику, он глубоко вдыхал и так же глубоко выдыхал. Дыхательная гимнастика не помогала и уже через минуту, Макаров трясся в истерике, нарезая круги по комнате. Какая же он всё-таки бесхребетная тряпка. Каким образом он мог вообще защитить Лизу, если элементарно не смог защитить собственные вещи? Это он во всём виноват. Виноват, потому что слабак. Что он сейчас делает? Борется? Нет, сейчас он ходит и разводит сопли, не в силах ничего с собой поделать. Он один. Никто за ним не придёт, никто не поддержит. В детдоме кроме Лизы ему никто не нужен был. Так и он стал ненужным для всех остальных. Закрыв лицо руками и скатившись по двери, Лёша зарыдал уже в голос, содрогаясь и хватая ртом воздух. В это время стоявший за дверью Гречкин сжимал губы в тонкую линию и слушал. Рядом с ним с лекарствами на подносе стояла встревоженная горничная. Кирилл махнул ей рукой, чтобы она зашла позже, и та, нехотя, удалилась. Сказать, что такого Кирилл не ожидал — не сказать ничего. Пацан жил в его особняке всего несколько дней, а уже доставил столько хлопот, что хватит на год вперед. Страшно было подумать, что будет дальше. Отец собирался приехать через два дня, и его такая ситуация уж точно не устроит. Лёша за дверью не прекращал всхлипывать, а Гречкину в первые за долгое время стало немного совестно за свой вспыльчивый характер. Достав телефон, Кирилл набрал номер. Приложив телефон к уху, вслушиваясь в долгие гудки, он пытался собрать мысли в кучу. — Алло, пап? Ты повремени пока с приездом...