the art of rapprochement

      — Почему ты ушла? — интересуется Чонгук, вальяжно устроившись на привычном месте, диване гостиной, что, видимо, стало уже традицией. — Мингю что-то не так сделал?       «Это ты сделал что-то не так!» — хочется сказать Боне, но вместо этого она поджимает губы, чтобы не обвинять невиновного человека, который даже не подозревает ни о чём. Ведь проблема заключается именно в ней. Чонгук действовал строго по их соглашению: не влезал, не мешался под ногами, вместо этого находился рядом, ни разу себя не выдав. А то, что Бона почувствовала себя в этой ситуации обделённой, — это только её проблема.       — Просто устала, — отвечает Бона, кутаясь в одеяло. Выбор лишь простой футболки не в её пользу, потому что она не рассчитывала принимать гостей так поздно. И то, почему она вновь пытается спрятаться от человека, который видел её абсолютно голой, как всегда, остаётся загадкой. — Да и я не сильна в выпивках.       Между ними витает едва уловимая неловкость, которая начинает разрастаться от образовавшейся гробовой тишины. По крайней мере, такие странные ощущения испытывает Бона. Она сидит напротив него и не может ничего дельного вымолвить, так как язык прилип к нёбу и совершенно не хочет подчиняться мозгу. Как и орган зрения: Бона не осмеливается посмотреть тому в глаза, боясь чёрных омутов, как огня. Будто, если заглянет, Чонгук обязательно прочтёт её, как отрытую книгу, и она рискует выставить себя с не лучшей стороны. Да и к тому же она не знает, что и думать, потому что появление Чонгука абсолютно неожиданно. Её воображение успело нарисовать кучу картин того, как он уже вовсю развлекается с… Наыль. Да с кем угодно, но уж точно не находится здесь и спокойно пьёт алкоголь. Хотя если присмотреться, спокойным, как раньше, он не выглядит. Красная шея, расширенные зрачки, обвитые вены-лианы кажутся максимального вздутыми, словно тело находится под властью напряжения или дискомфорта.       Может, он уже успел с кем-то развлечься за те несколько часов, что Бона была дома? Сколько уже прошло? Три часа или больше? Быть может, и вовсе не стал пить, раскусив друга? Столько вопросов, но Бона не решается озвучить ни один из них, потому что таким образом она продемонстрирует своё неравнодушие.       — Я кое-что заметил, — вдруг начинает тихо Чонгук, рассевая все вопросы Боны, как дорожную пыль.       Сердце за считанные секунды сжимается, словно пойманное лапами преследующего маньяка. Затаив дыхание, Бона поднимает на Чонгука взволнованный взгляд в ожидании худшего исхода событий. Неужели она так очевидна, что могла как-то попасться? Выдать свои истинные эмоции?       — Что именно? — осторожно уточняет она.       Чонгук не спешит отвечать, задерживаясь на ней непростительно долгим и прямым, совершенном непонятным взглядом. Боне приходится справляться с напряжением, которое начинает постепенно обволакивать, как вьющиеся цепи, охватывая каждый участок раскалённого волнением кожи.       — Мне кажется, или ты стала реагировать на прикосновения не как прежде?       Оковы ослабевают, и Бона заметно выдыхает, ощутив, как в лёгкие снова поступает кислород.       — Ну… с тобой…       — Не со мной, — резко останавливает её Чон, немного сбивая с толку. — С другими.       Последние слова, на её удивление, звучат слишком холодными, словно Чонгук пытается акцентировать на этом внимание, больно уколов её гордость.       — С другими я не вступала в половые связи! — тут же реагирует она, неосознанно напрягаясь.       Слова Чонгука её задевают, потому что она чётко помнит его правило: ни с кем не трахаться, пока они вместе познают мир удовольствий. Бона ни разу не давала повода как-то усомниться в нарушении этого принципа, полностью доверив своё тело ему, а потому такой бесстрастный тон абсолютно её не удовлетворяет. Если до этого Бона видела в этом условии собственнические манеры, то со временем начала осознавать, что это прежде всего забота о своём здоровье. Потому что беспорядочные половые связи ничего хорошего, кроме букета венерических заболеваний, не приносят. Так что выставленное Чонгуком единственное условие считала правильным, соглашаясь, не нарушая его и считая, что это работает на две стороны. Да и к тому же с её способностью напрягаться от любого чужого мужского касания вряд ли бы она смогла изменить себе даже сейчас, когда она обладает намного большим сексуальным опытом.       Бону возвращает в реальность неожиданная ухмылка Чонгука, которая исходит с его поджатых губ. Она фокусирует внимание на сверкающих глазах, пытаясь понять, не упустила ли что-то, пока витала в своих мыслях.       — Рад слышать, но я не об этом, — уже чуть мягче продолжает Чонгук, заметив озадаченность на лице Боны. — В прошлый раз ты позволила себя поцеловать.       Тело Боны обдаёт лёгким дуновением холодного ветра, и она ещё больше кутается в одеяло, почувствовав неожиданный озноб от его комментария.       — Ты… заметил? — сразу следует вопрос, долго не задерживаясь в её голове, на что она поджимает губы.       Бона без лишних пояснений поняла, о чём речь. Но удивительно, что Чонгук тоже запомнил этот момент. Бона позволила Мингю поцеловать в щёку уже целых два раза.       — Сложно было не заметить, вы это делали прямо перед нами, — хмыкнув, отвечает Чонгук и на долю секунды убирает взгляд куда-то в сторону.       Бона не знает, что сказать, но почему-то непонятно откуда взявшееся желание оправдать себя слишком сильно застилает разум, препятствуя любым здравым мыслям.       — Это был эффект неожиданности, — честно отвечает она, продолжая смотреть на заострённый профиль парня.       Чонгук возвращает на неё серьёзный немигающий взгляд. Несколько долгих секунд смотрит настолько пристально, что Боне кажется, будто он постепенно выкачивает из неё кислород. Чёрные глаза погружаются глубоко в душу и тем самым сковывают всякие движения, словно змеями заплетаясь вокруг. Бона сглатывает, не в силах выдержать на себе этот тёмный, как бездна океана, взор, который медленно поглощает её.       — Насколько сильно он тебе нравится? — внезапно озвучивает ещё более ошеломляющий вопрос.       Сегодня определённо день откровений и совершенно неожиданных моментов. И Бона задаётся вопросом, почему именно сейчас Чонгуку стало это интересно. Почему не когда она без промедления могла бы найти тысячу причин своей симпатии к Киму? А когда напрочь забывает о ком бы то ни было, стоит ей оказаться рядом с Чонгуком. Когда от одного взгляда огромных чёрных глаз и шаловливого языка, играющего с колечками у губ, бросает в жар и туман страсти бесповоротно застилает разум. Почему именно в этот период времени, когда Бона откидывает все мысли о Мингю в сторону и зацикливается лишь на родинке под нижней губой Чонгука, которая так соблазнительно смотрится на его лице, слишком сильно привлекая к себе внимание?       Если бы несколько недель назад Чон спросил бы то же самое, то определённо получил бы более уверенный ответ.       — Я не знаю… — честно тянет Бона, избегая его взгляд и утыкаясь глазами в столик перед собой, на котором красуется её стакан с виски, к которому она даже не притронулась. — Он просто нравится, но сейчас я… не совсем… поним…       — Думаю, это не моё дело, извини, — перебивает Чонгук, не давая возможности договорить, вероятно, услышав промелькнувшую дрожь в голосе Боны.       Чонгук выпрямляется и залпом выпивает остатки виски, опустошая стакан и с громким звоном ставя его обратно на столик. Атмосфера становится вновь увесистой, пропитывается навязчивыми мыслями, сомнениями и лёгкой неловкостью от откровенности разговора. Неозвученные слова проглатываются, и вряд ли теперь когда-нибудь будет подходящий момент признаться ему в том, что сейчас Бона не уверена в своей симпатии к Мингю. Как и не уверена в том, стоит ли им продолжать этот ставший не таким лёгким путь. Возможно, нужно остановиться, чтобы не усложнять ничего?       Только вот вновь подняв осторожный взгляд на Чонгука, который ведёт себя немного отстранённо, она начинает осознавать, что, кажется, всё уже давно усложнилось. И у неё не остаётся других вариантов, кроме как позволить всему течь своим чередом. Или поменять направление, сворачивая с пути…       — А ты… — начинает Бона, привлекая внимание чёрных глаз напротив. Ей хочется спросить, как он себя чувствует, но по итогу получается нелепый вопрос: — Почему не с друзьями?       Чонгук смотрит прямым, ясным, как ни странно, не пропитанным алкоголем затуманенным взглядом, прежде чем низким тембром ответить:       — Они уже в дребедень. Я вызвал им такси и отправил всех по домам.       Чонгук отводит взгляд куда-то в сторону, размышляя о своём, и, наверное, Бона первый раз видит его таким задумчивым. Обычная непринуждённость испаряется под порывом неловкости. Бона смотрит на острые черты лица, расстёгнутую рубашку, оголяющую твёрдую линию шеи и ключиц, и её внезапно обдаёт каким-то странным желанием. Полумрак, пропитывающий гостиную, действует очень волнующе и интимно. И это самое желание побуждает её быть решительнее, взять всё в свои руки. Наконец проявить смелость и лично сделать шаг к близости, которую возжелала, как только увидела его в бассейне, но отчаянно прятала всё это время.       Ещё есть возможность убедиться, успел ли Чонгук выпить виагру. Это можно судить по тому, возбужден ли он сейчас. Спрашивать это напрямую кажется ей странным и совершенно неуместным. Язык даже не поворачивается озвучить этот вопрос.       Бона обходит столик и под слегка удивлённые, но совершенно спокойные глаза Чонгука садится к нему на колени. Сердце моментально приходит в действие, постепенно набирая ритм. Под пристальным взглядом Бона аккуратно обхватывает Чонгука за шею и приближается, почувствовав, как её мгновенно обдаёт лёгким парфюмом и табачным дымом. Футболка задирается, когда она располагает ноги по обе стороны от Чонгука, но ей абсолютно без разницы. Потому что внутри плещется радость, когда она упирается ягодицами в заметный плотный бугор в районе паха. Червячок сомнения и ревности внутри ликует, и Бона еле сдерживает порыв не заулыбаться, как умалишённая.       — Ты пришёл по мою душу, не так ли? — совсем тихо шепчет она, оказываясь близко к его лицу.       Чонгук заметно улыбается, сразу располагая руки на бёдрах Боны. По обнажённым частям тела медленно расползается дрожь.       — Разве могло быть иначе? — слишком тепло произносит Чонгук, придвигая её ближе к себе, и она практически утыкается ему в губы.       Дыхание прерывается, когда мягкие ладони оглаживают бёдра и медленно поднимаются выше по спине, отчего пронёсся по позвоночнику усиливающийся жар. Несмотря на возбуждение, которое неспешно разливается по венам, как тающий с зажженной свечи воск, Бона ощущает что-то приятное, отчего ей становится уютно в таком положении. Словно она вечность сидела у Чонгука на коленях и обнимала за шею. Чужие губы едва касаются, дразнят и манят своей сладостью. Они близки, но при этом так далеки, что сводят с ума от невозможности их достичь. Бона чувствует, как её завлекает, как магнитное притяжение, которому невозможно противостоять. Ей хочется коснуться, ощутить этот вкус, смаковать и позволить раствориться в ней. Тёмные, пропитанные нескрываемым желанием глаза напротив безвозвратно затягивают, как чёрная дыра, способная поглотить все земные материи.       — Тогда чего же ты медлишь? — волнующе тихо произносит Бона, чувствуя, как покалывают губы от едва ощутимых прикосновений к чужим.       Бона отчётливо видит, как в недрах шоколадного взгляда Чонгука проблескивает необычный огонь, словно ночное небо заполняется множеством ярких звёзд. Такие уже знакомые, родные и привлекательные глаза смотрят мягко, но в то же время с желанием и возбуждением, что разрывает душу в клочья, оставляя после себя грубые рваные раны.       Чонгук наступает неожиданно, и Бона давится воздухом, когда чужие губы слишком резко касаются её. Сердце на секунду останавливается, переставая нормально работать, как получившее мощный электрический разряд. Дыхание срывается к чертям, когда Чонгук чуть напирает, придвигая её за талию ближе к себе. Это действие словно вновь пускает по венам Боны жизнь, тем самым воскрешая её. Столько времени она будто ждала именно этого момента и этого касания мягких губ. Сердце возобновляет работу, практически сразу ускоряясь и грозясь разорвать грудную клетку. Глаза закрываются от приятной истомы, струящейся внутри каждой клеточки, а руки рефлекторно обнимают Чонгука за шею.       Губы Чона в этот раз ненапористые, всё такие же обжигающие, как огоньки пламени, ласкающие кожу своим жаром, но на удивление нежные. Мягкость в этом поцелуе поражает и в то же время воодушевляет, откликаясь в душе приятными эмоциями. Привкус терпкого алкоголя оказывается на языке Боны, когда Чонгук проникает в рот, плавно превращая поцелуй в глубокий. Мысли рассеиваются, рассыпаясь на мелкие части и оседая на поверхности ненужной пылью. Всё отходит на второй план, мир сужается до размеров гостиной и мягких губ, которые сводят с ума нежностью.       Между тем Чонгук отрывается от губ и одним лёгким движением поднимает Бону за ягодицы, заставляя её крепче ухватиться за свои плечи. Смущённый смешок исходит из её рта, но она прячет улыбку, утыкаясь Чону в шею, сильнее его обнимая.       — Тебе смешно? — мягко спрашивает Чонгук, двигаясь в сторону спальни.       Бона лишь качает головой, потому что всё резко вновь становится неловким, а щёки пылают так, что, кажется, коснись их — обожжёшься. Обняв его за шею и чувствуя его природный запах, она позволяет ему вести, вновь доверившись. Ладони Чона чуть сжимают ягодицы, на что Бона издаёт обречённый выдох. Ощущения острые, а в сочетании с его запахом, особо концентрированном в области напряжённый шеи, выжигают дотла оставшуюся долю разума.       Оказавшись на кровати, Бона совершенно не ожидает того, что Чонгук её снова страстно поцелует. Глубоко и настолько чувственно, что голова резко закружится от такой неописуемой страсти. Разум полностью одурманивается, застилая извилины пеленой тягучего желания, обволакивая и проникая глубоко в недры. Она понимает, что, скорее всего, это действие виагры, потому что Чонгук обычно намного сдержаннее. В иных условиях вряд ли бы он допустил такое, строго контролируя каждую эмоцию и действия. Чон до этого, кроме одного-единственного раза в начале, когда голову Бону заслонили сомнения, не позволял себе целовать её. Даже тогда не было той нежности, которую Бона сейчас буквально ощущает на кончике языка.       Губы касаются сначала нежно, затем плавно движения становятся страстными, а проворный язык проникает в рот и завладевает им, хозяйничая. Бону от этих действий уносит куда-то высоко. Состояние окрылённости охватывает её с головы до ног, и если бы она не лежала сейчас под ним, неумело отвечая, то с большой вероятностью бесспорно потеряла бы равновесие. Бона абсолютно точно когда-нибудь сойдёт с ума, так как разум уже давно помахал ей и, пожелав удачи в этом страстном поединке языков, стремительно покинул черепушку.       Спустя мгновение Чонгук наконец отрывается от губ и на долю секунды задерживается внимательным взглядом на лице зацелованной и потерянной в пространстве Боны. Уголки губ растягиваются в обольстительной, коварной ухмылке, прежде чем он продолжает начатое.       Бона едва успевает отдышаться, прийти в себя от такого глубокого и чувственного поцелуя, лишившего здравого ума, но Чонгук не желает щадить её. Он наклоняется и мягкими губами касается чувствительной шеи, пронося по телу молниеносное электрическое покалывание. Бона задерживает дыхание и, сама того не замечая, цепляется за широкие плечи, как за спасательный круг, предвкушая ту самую страсть, с которой он оставляет обычно множество поцелуев на шее. И Чонгук не изменяет себе, вцепившись в эту область зубами. Прошлые следы едва успели рассосаться, а у Боны не поворачивается язык озвучить просьбу быть осторожным, чтобы не пришлось в следующий раз прятаться за единорогом. Однако в этом страстном бою она принимает поражение и уже думает над тем, что в этот раз спрячется за каким-нибудь милым зайчиком, с которым купит пластырь в круглосуточной аптеке на первом этаже дома.       Чонгук довольно быстро избавляет Бону от футболки и, очевидно, наслаждается тем, что под ней ничего и нет, кроме привычного пирсинга на пупке и тонкой линии белых трусиков, которые так же шустро оказываются на полу. Заворожённый взгляд практически сразу цепляется за мягкую грудь, которая от этого действия трепетно поднимается и опускается. Чон не менее ловко избавляется от собственной стесняющей одежды, и Бона напряжённо вздыхает, когда он оказывается совершенно голым. Возбуждённый член, практический касающийся живота, привлекает внимание, но Чонгук не даёт рассмотреть себя. Достаёт из прикроватной тумбочки ту самую злосчастную коробку и, положив рядом, практически сразу нависает над ней.       Ночь в очередной раз становится длинной. Двое людей отдаются страсти моментально, словно ждали этого момента очень долго, набрасываясь друг на друга. Бона действует совершенно иначе, не робея, а иногда проявляя решительность, целуя парня в шею, пока он терзает её тело. Поцелуи на этот раз повсюду, Бона едва успевает дышать между перерывами, возгораясь, и ожидает, что Чонгук продолжит её мучить и дальше. Только в этот раз, когда он не церемонясь ставит её в коленно-локтевое положение и, позаботившись о защите, без лишних слов одним движением проникает в неё, она остаётся поражённой.       Оба издают блаженный вздох, когда Чонгук оказывается глубоко в ней. Будто и вправду проголодавшиеся волки, которые только что добыли мясо и жадно его поглощают, руками и зубами разрывая жертву. Он совершает несколько медленных толчков, полностью выходя из неё и вновь погружаясь до конца, и Бона буквально ощущает его напряжение во всём теле. Тяжёлое, прерывистое дыхание, которое она слышит позади, пока Чонгук, удерживая её за ягодицы, насаживает на член, бесспорно раззадоривает её. Внизу живота начинает собираться огромной ком из возбуждения, который мучительно медленно сводит её с ума.       Большим терпением, как раньше, сейчас Чонгук не обладает, он практически сразу же берёт жёстче: стальной хваткой сжав бёдра, он вбивается в неё до бликов перед глазами. Затуманенный лёгким шлейфом алкоголя разум приносит им обоим ещё большую эйфорию. Чонгук касается ладонью поясницы и чуть нажимает, заставляя Бону прогнуться, тем самым меняя угол проникновения. Такая позиция ей начинает нравиться, потому что в таком положении всё ощущается намного ярче и чувственнее. Бона охотно принимает, утыкается головой в подушки от резких глубоких толчков, не скрывая эмоции. Ей хорошо на грани безумия, и совершенно не важно, что, возможно, она завтра снова не сможет сесть. Сейчас куда важнее не сойти с ума именно в этом моменте. Выжить от этой страсти, которая поглощает её, не оставляя ни единой клеточки без внимания. Или сдаться и позволить себе сгореть дотла, рассеяв прах на ветру.       Хватка на бёдрах Боны становится ещё сильнее, хотя кажется, что уже некуда. Боль в месте соприкосновения крепких рук с нежной кожей совершенно забывается, когда Чонгук остервенело вдалбливается в неё. Бона начинает задыхаться, жар охватывает всё тело, внизу живота нестерпимо тянет, вырывая из неё жалобный скулёж. Огромное пылающее пламя внутри возрастает, как огромная вулканическая палящая лавина, обжигая все внутренности и грозясь выпалить всё к чёртовой матери. Вместе с грохочущим где-то в висках сердцем, превращая его в сожжённое чёрное обугленное месиво. Громкие шлепки от сильных ударов об ягодицы подначивают, стимулируют ещё большее возбуждение, бурлящее в крови. Бона уже не знает, сон это или явь, отдаваясь всему происходящему безумию целиком и полностью. Она лишь ощущает, как сильно в неё входят и как крепко удерживают, не оставляя никакого шанса на возможность выбраться из этой стальной хватки.       Через нескольких мучительных толчков руки на бёдрах разжимаются и, плавно переместившись, обнимают за живот, ещё плотнее прижимая к мужскому телу. Чонгук без лишних слов, чуть замедляясь, приподнимает Бону за туловище, и она подчиняется, из последних сил выпрямляясь, но всё ещё оставаясь на коленях. Чон прижимает её вплотную к своей чуть влажной груди, и она слышит его загнанное дыхание на шее и чувствует продолжающиеся глубокие толчки.       Руки через мгновение обхватывают грудь Боны и сильно сжимают, вырывая из неё непроизвольный скулёж. Чонгук чуть отстраняется от тела и, удерживаясь за упругие мягкости, вбивается с остервенелой скоростью. Глубокие и грубые толчки, звуки шлепков от каждой фрикции сводят с ума. Тело Боны горит, внизу живота продолжает ныть тягучим желанием, скапливаясь и грозясь выплеснуться. Дышать становится тяжелее. Чонгук совершенно не жалеет её и, грубо ухватившись за молочные железы, продолжает вбиваться с немыслимым бешеным ритмом. В любых других обстоятельствах это определённо точно было бы неприятно, но сейчас, когда Бона на грани безумия, эта грубость сладостная и на удивление приятная.       Бону оргазм настигает слишком внезапно и настолько ярко, что она неожиданно для себя выкрикивает его имя, вместе с тем ощущая, как Чонгук тоже близиться к концу. Он совершает несколько хаотичных движений, входит глубоко и замирает, ещё сильнее прижимаясь к ней, плотно удерживая за талию. Чон утыкается ей в шею, и Бона слышит его тяжёлое сбившееся дыхание, пока сама пытается выровнять собственное.       Спустя несколько долгих секунд Чонгук аккуратно выходит из неё, и обессиленная Бона буквально валится животом на кровать. Тело слегка подрагивает от пережитых эмоций и перекатывающего внутри абсолютного удовлетворения. Постепенно вдыхая в организм жизнь, затуманенным взглядом Бона успевает проследить за тем, как Чонгук снимает презерватив и, сделав узелок, бросает в урну у зеркального столика. А после кровать прогибается под его весом, когда тот занимает вторую половину, обессиленно упав на неё спиной.       Когда в глазах проясняется и яркие вспышки удовлетворения потухают, оставляя за собой приятную истому, Бона неожиданно цепляет взглядом пах парня. Она фокусируется на члене Чонгука, который всё ещё наполовину в возбуждённом состоянии, и заметно удивляется. Бона теряется, ощущая странное чувство разочарования.       — Чонгук, ты не… кончил? — немного неуверенно тянет Бона, подняв взгляд на парня.       — Не обращай внимания, — отмахивается он, смотря куда-то в потолок, но в голосе всё ещё плещется напряжение.       — Это из-за меня… — Паника и лёгкая обида колет сердце: она осознаёт, что может быть не такой опытной любовницей. Маленький червячок неуверенности шепчет, что это она виновата, потому что у неё не получилось в полной степени удовлетворить мужчину. — Я не смогла?       — Нет, — спешит ответить Чонгук, повернув голову в её сторону. Очевидно, ощутив, как её голос едва дрогнул, он продолжает: — Это не из-за тебя.       — Тогда почему? — Разморённый разум не совсем понимает, что происходит. Но через секунду в голове всё же немного проясняется: «Неужели виагра?»       — Потому что я идиот, который не должен был вестись на всякие споры, — обречённо выдыхает Чонгук, зажмуривая глаза.       — «Споры»? — переспрашивает она.       Бона смутно, но всё же припоминает, что Минджу тоже говорил о каком-то споре, в котором Чон проиграл, но она не может выдать то, что успела уже стать свидетелем проделок друзей. Чонгук тем временем тяжело вздыхает и откидывает голову на подушку, заставляя её удивиться. Таким уязвимым Боне видеть его ещё не приходилось.       — Эти долбоёбы подсыпали мне виагру, — обречённо, с нескрываемой злостью отвечает Чонгук. — Я успел лишь немного выпить, прежде чем понял, что происходит. — Делает паузу, чтобы вздохнуть. — Сначала всё было нормально, и я думал, меня отпустило.       Чонгук не спешит продолжать откровение, и молчание затягивается, а потому Бона осторожно уточняет:       — А потом решил терпеть?       Бона догадывается, что Чонгук всё-таки держит то условие, которое поставил Боне: спать только друг с другом, но нужно было всё равно убедиться. Тот самый червячок-ревность вновь невовремя зашевелился в мозгу.       — Ну… не совсем, — вздыхает Чонгук, смотря куда-то в потолок. — Алкоголь чуть притупил действие, расслабил тело, а потом я пришёл сюда.       — То есть тебе ещё…       — Забей, — не даёт ей не только договорить, но и додумать мысль. — Я не знаю, как это всё на самом деле действует, но думал, что всё спало, когда я таскал пьяные тушки друзей…       Очередное подтверждение того, что Чонгук не развлекался на стороне, воодушевляет Бону. Мерзкий червячок-ревность радостно напевает и пляшет чечётку на затворках сознания. По напряжённой шее, по тяжёлому дыханию Чонгука Боне становится ясно, что его всё ещё раздирает изнутри из-за того, что не получил долгожданную разрядку. Оставлять в таком состоянии Чона ей совершенно не хочется, и она приподнимается на локтях, пытаясь заглянуть ему в глаза.       — Я помогу… — начинает Бона. — Я могу ещё.       — Не сможешь, — беззлобно, но немного грубо отрезает Чонгук. Это не задевает Бону, потому что она прекрасно видит, как он борется и держится из последних сил. Чонгук прикрывает глаза, делает вдох, после чего более мягко произносит. — С проникновением тебе будет неприятно, потому что ты успела кончить. А на ласки и прелюдии у меня уже просто нет сил и терпения.       Чонгук откровенен, и Бона благодарна за такую искренность в голосе, а потому она решается попробовать то, о чём думала уже несколько дней.       — Тогда я могу… ртом.       Чонгук распахивает глаза и выглядит совершенно удивлённым, очевидно, не ожидавшим от неё такой смелости. Поворачивается в её сторону и несколько секунд безмолвно смотрит. Словно ищет подвох и страх в глазах Боны, но видит там только океан удовлетворения и решительности. Осознав, что Бона непреклонна, он приподнимается на локтях и пододвигается ближе к ней, окрашивая её щёки всеми оттенками красного.       — Обещай только спрятать зубы и не кусаться, — совсем тихо и интимно низко говорит Чонгук, улыбаясь уголками губ.       Бона едва сдерживает смешок. Жар приливает к лицу, но она успела за время знакомства с ним научиться отвечать тёмному сатаническому взору парня прямым уверенным взглядом.       — А ты обещай отнестись к моей неопытности с пониманием, — так же бесшумно шепчет она, наблюдая за тем, как Чонгук продолжает внимательно смотреть в её глаза.       Он приближается ещё, оказываясь в нескольких сантиметрах от её лица, и опаляет горячим дыханием.       — Твоя неопытность не порок, а твоё очарование, — прямо в губы произносит он, вызывая волну мурашек на коже, после чего оставляет мимолётный, слишком мягкий, лишающий душевного равновесия поцелуй.       Прежде чем лечь на спину, Чонгук дарит типичную мягкую улыбку, от которой она готова покорить Эверест. Сердце вновь приходит в действие, резво стуча в груди Боны, но она делает уверенной глубокий вдох и двигается к парню. Немного неуклюже и довольно неловко оказывается между ног Чонгука. На несколько секунд Бона зависает, ощутив, как горят щёки от того, что она собирается сделать. Её бросает в жар от предвкушения и того, как Чонгук молча наблюдает за ней. Силы уже на исходе, но желание удовлетворить партнёра удерживает её на плаву, одаривая мощной энергией.       Бона абсолютно не уверена в своих способностях, но она знает теоретическую часть. Как бы это нелепо ни было, она успела изучить, что такое минет, и найти достаточно много опытных комментаторов, которые не прочь были поделиться с ней некими подробностями. Вдобавок ко всему Бона успела перейти по когда-то скинутой Чонгуком ссылке и лицезреть во всей красе теорию в практике…       Самое главное здесь — и вправду спрятать зубы и не пытаться самоуверенно заглотить всё сразу. А если она попытается всё же это сделать, то рискнёт остаться в глазах парня девушкой, облевавшей желудочным содержимым его член. Не лучшее клеймо на всю жизнь. Именно поэтому она решает не спешить, чтобы ненароком не сделать что-то не так.       Бона осторожно усаживается между его ноги, чувствуя, как вновь жар приливает к лицу, а сердце всё ещё пульсирует в висках. Перед глазами маячит толстый член, который от её приближения, кажется, еле заметно дёргается. Обвитый венами, слегка багровый от возбуждения, он неожиданно вызывает желание прикоснуться, что Бона незамедлительно делает. Аккуратно хватает его за основание ладонью, ощущая всю твёрдость достоинства Чонгука. Она чувствует, как тот дёргается от прикосновения, и это просто не может ей не льстить.       Бона поднимает на него взгляд, при этом пару раз на пробу проводит по всей длине, и замечает, как глаза напротив чернеют, а скулы напрягаются. Чонгук, ведомый желанием и любопытством, приподнимается на локтях, наблюдая за её действиями. Такой уязвимый и просто невероятно сексуальный, он продолжает смотреть на неё огненными глазами, готовыми выжечь до тлеющих костей. Бона улыбается ему, прежде чем наклониться к его лобку и коснуться губами головки, продолжая медленно проводить ладонью по всей длине. Солоноватый вкус мгновенно воспринимается сосочками, когда она касается языком, и Бона, осознавая, что ей от этого не противно, смелеет.       Губы замыкаются вокруг члена, Бона осторожно проталкивает его на несколько сантиметров и слышит, как Чонгук приглушённо матерится. Это довольно непросто — поместить во рту такой агрегат, который входит лишь наполовину, но то, как тяжело начинает дышать Чонгук, воодушевляет, подначивая её продолжать. Бона плотно обхватывает член губами, языком пару раз проходясь по головке, пока ладонь двигается по основанию. Воодушевлённая тяжёлым дыханием Чонгука, Бона берёт чуть глубже и, дабы не успел сработать рвотный рефлекс, тут же выпускает изо рта член, но продолжает водить рукой. Бона понимает, что всю длину вряд ли сможет взять, учитывая, что она делает минет впервые, но то, что она успела посмотреть в видео, говорит о том, что это не невозможно. Вероятнее всего, секрет, как обычно, в практике, а потому она возгорается желанием развить этот навык, лишь бы услышать, как приятно стонет Чонгук.       Бона решает делать в меру своих возможностей, а потому она вновь берёт в рот всё ещё твёрдое мужское достоинство и, плотно обхватив губами, проталкивает внутрь до предела. После чего снова выпускает, и так несколько раз мучительных несколько секунд. Она слышит тяжёлое дыхание парня, и исходящая из уст Чонгука нецензурная лексика звучит для неё как самая приятная на свете мелодия. Бона готова продолжать вечность, лишь бы это слышать, потому что такой нуждающийся в ней Чонгук просто разрыв всех шаблонов. Ей хочется смотреть на то, как он реагирует на её ласки, как сокращаются мышцы и как загораются глаза. Она поднимает осторожный взгляд на него и, не выпуская член, проталкивает глубоко в горло. Бона видит одурманенный взгляд и то, как дёргается кадык Чонгука, когда она языком проводит по основанию.       Бона, забывшись от картины перед собой, совершенно не обращает внимания на то, как сама в этот момент выглядит. Вид, который транслируется Чонгуку, невероятно возбуждающий, заставляющий пустить в штаны лишь от такого прекрасного изгиба Боны. Наклоняясь, трахая его своим невероятно узким горлом, она непроизвольно поднимает таз, делая картину ещё сексуальнее. Эта линия плавного перехода тонкой талии в налитые бёдра может свести с ума любого, кто на это только взглянет.       Неожиданно головы Боны касается ладонь Чонгука, и она на мгновение пугается того, что он начнёт напирать на неё, но тот лишь обхватывает её за волосы, принося всему этому ещё больше азарта. На этот раз Бона старается максимально сильно протолкнуть член и буквально чувствует, как головка упирается в язычок. Не выпуская изо рта, вопреки вышедшим слезам, она делает вибрацию, и чувствует, как Чонгук сжимает сильнее её волосы, чуть придерживая её в таком положении. Ей льстит отчаянный стон парня, и готова продолжать так стоять, но горло саднит, а потому она стремительно выпускает изо рта член. Вновь поднимает на него глаза, но, кажется, Чонгук уже совсем пропадает. Ухмыльнувшись тому, как он запрокидывает голову назад, демонстрируя лишь напряжённую шею, Бона проводит языком по всей длине, после чего вновь насаживает член себе в рот. Не рискуя часто повторять это действие, она делает короткие движения, активнее помогая себе рукой. Но всё же пару раз позволяет себя взять глубже, вновь чувствуя, как глаза начинаются слезиться.       Бона не знает, когда вошла во вкус, но это даже нравится: плотно удерживающие её за волосы руки, тяжёлые вздохи парня под ней и солоноватый вкус на языке. А потому она повторяет вновь и вновь, стараясь заглатывать в рот как можно больше. Ладони продолжают удерживать за основание, волнующе проводя по твёрдому члену, пока язык играет с головкой. Боне нравится реакция Чонгука, то, как он не сдерживается при каждом её глубоком захвате или она продолжает дразнить его.       Ловить на себе возбуждённый, абсолютно чёрный взгляд становится особенно приятным. А понимание того, что у неё в таком положении огромная власть над мужчиной, срывает тормоза основательно, и Бона старается интенсивнее, плотно захватывая губами достоинство Чонгука. Она ощущает, что он на грани, и усиливает движения рук, потому что ртом уже работать не получается. Горло начинает саднить, а губы слишком сильно натираются. Да и она осознаёт, что довести его до исступления своим неопытным ртом она вряд ли сможет.       Именно по этой причине Бона ловко встаёт и, быстро сместившись к паху парня, направляет член в себя, таким образом оседлав его. Она прекрасно помнит, какими незабываемыми были ощущения в прошлый раз, и сейчас собирается почувствовать то же самое, потому что былое и отступившее желание слишком сильно накрывает разум.       Пойманный врасплох и немного потерявшийся в ощущениях Чонгук осознаёт лишь тогда, когда она полностью опускается, вбирая его по основание. Она слышит тяжёлое дыхание и замечает встревоженный, затуманенный желанием взгляд чёрных глаз. Это удивляет их обоих. Бону, которой казалось, что ей будет некомфортно и она больше не возбудиться, и Чонгука, который совершенно не ожидал от неё такого. Тем более без защиты. Об этом Бона совершенно забыла…       — Ты…       Чонгук не может договорить, он замирает вместе с Боной, ощущения поглощают обоих, вырывая из груди всю душу. Они совершенно иные: теснее, глубже и чувственнее. Бона видит, как тяжело сглатывает Чонгук, смотря на неё, и как пальцы на её бёдрах ещё больше сжимаются. Глаза тёмные, как ночь, челюсти плотно сжаты, а растрёпанные волосы слегка мокрые от проступивших капелек пота на лбу.       Бона начинает плавно двигаться, ладонями касаясь напряжённого и взмокшего пресса Чонгука. На этот раз контакт особенно тесный. Опрометчиво забытый презерватив даёт незабываемые, ранее неизведанные ощущения. Бона не знала, что без латекса проникновения намного приятнее, чувствительнее, сильнее в своей интенсивности. Она направляет на Чонгука возбуждённый взгляд и встречается с абсолютно идентичным. Чонгук в этот раз сам задаёт ритм, проталкивая глубоко и вырывая из груди Боны сладкие стоны.       Чонгук на грани, и Бона это видит по тому, как сильно сокращаются его мышцы по всему телу, и ощущает, какими хаотичными становятся его движения. А спустя несколько фрикций Чонгук слишком резко опрокидывает ничего не ожидавшую Бону на спину. Тянется к игрушке, которую непонятно когда успел взять, и вновь резко входит, одновременно касаясь вибратором клитора. Она вскрикивает от полноты ощущений. Её уносит куда-то ввысь, ощущения совершенно другие: намного чувственные и невероятно сладкие, несмотря на грубые толчки. Сердце бьётся как сумасшедшее и сжимается, когда Чонгук особенно глубоко погружается в неё, а игрушкой продолжает проводить по клитору, приближая оргазм.       Сильные и грубые движения в скором времени становятся беспорядочными. Бона настигает конца быстрее обычного, испуская из себя обречённый выдох. И не успевает волна оргазма отпустить её, как она ощущает то, как Чонгук из неё слишком резко выходит. Бона опускает затуманенный взгляд и заворожённо наблюдает за тем, как Чонгук проводит несколько раз рукой по члену и изливается. Беловато-прозрачная жидкость оседает на животе липкой смесью. Бона, кажется, в первый раз видит сперму. От этого ей не становится мерзко, как она могла предполагать ранее. Наоборот, это приносит ещё большее удовлетворение. То, как партнер наконец смог получить долгожданную разрядку, а ещё оказался в здравом уме, чтобы исправить её ошибку и вовремя выйти из неё, становится приятным зрелищем.       — Никогда больше так не делай, — еле дыша, произносит Чонгук, нависнув над ней, и смотрит на неё укоризненно.       Чонгук сейчас выглядит особенно очаровательно: взъерошенный, слегка взмокший, со сбитым к чертям дыханием и сияющими огромными глазками.       — Как «так»? — уточняет Бона, вместе с тем растворяясь в его наконец удовлетворённом взгляде.       Выражение лица Чонгука меняется, обретая строгость.       — Без презерватива. — Лёгкий укор в голосе отрезвляет её. — Особенно с мало знакомыми людьми.       — Ты не мало знакомый человек, — начинает Бона, но, завидев серьёзный взгляд парня, спешит согласиться, потому что он совершенно прав. — Да, это было неразумно…       Чонгук улыбается и встаёт с места, покрывая тело Боны лёгким ознобом. Он добывает откуда-то салфетки, и Бона зачарованно наблюдает за тем, как он аккуратно вытирает с её живота телесную жидкость. Сосредоточенный, абсолютно удовлетворённый и, очевидно, не менее уставший, чем Бона, он щепетильно всё убирает и, выбросив всё в урну, наклоняется к ней. Смотрит долгим взглядом, прежде чем мягко коснуться губ.       — Ты постаралась на славу, мартышка, — шепчет он в губы, перед тем как встать и начать собирать свои вещи с пола.       Это разрушает момент и немного сбивает Бону с положительного настроя. Оказывается, единожды проведённая совместная ночь, когда он крепко обнимал её во сне, оставила после себя слишком явственный след. Настолько, что она успела запамятовать, что после секса он всегда уходит спать к себе в квартиру. Что он и подтверждает сейчас, полностью одевшись.       И пока Бона пытается скрыть своё разочарование, кутаясь в одеяло, Чонгук присаживается возле неё и заглядывает в глаза, забавно склонив набок голову.       — Спокойной ночи, мартышка. — Это последнее, что говорит Чонгук, перед тем как оставить след своих губ на покрывшей румянцем щеке Боны.       — Спокойной ночи, — еле слышно отвечает она.       Веки становятся тяжеленными, и глаза непроизвольно закрываются. И прежде чем погрузиться в царство Морфея, она видит стройную фигуру Чонгука, стоящего возле двери её спальни.

***

      Чонгук в этот раз не пропадает на несколько дней, а периодически заглядывает к ней по ночам, уже привычно высасывая из неё все жизненные силы. Иногда им даже удаётся поговорить, а в некоторые разы ещё и плотно поесть, отчего Боне приходится пополнять запасы холодильника сразу на несколько дней, потому что аппетит Чонгука зверский. Он совершенно не угасаем, да и Бона не имеет ничего против. Это, наверное, меньшее, что мог попросить Чонгук за свою помощь. А ещё Боне просто нравится наблюдать за тем, как уплетает за обе щеки Чонгук: он слишком очарователен в такие моменты. Перевоплощается в абсолютно другого человека. Если под властью страсти он как Сатана в человеческой плоти, то когда его рот набит едой — это дитя, получившее все лакомства мира. Этот диссонанс порой сводит с ума, особенно когда в одну секунду она тонет в его ласках, а в другую желает его погладить по макушке, рассматривая, как он забавно хомячит. Эта особенность — его изюминка, а потому Бона успевает привыкнуть и получать удовольствие сразу от двух его состояний.       В одну из страстных ночей Боне всё же удается наконец попросить Чонгука не оставлять следов на видимых местах. И нужно отдать ему должное, потому что нехотя, но всё же он исполняет её просьбу. Только вот куда больше теперь достаётся её коже ниже шеи. Он буквально отыгрывается на ней, мстя за запрет. Теперь излюбленным местом становится участок под левой грудью. И заинтересованная этим Бона поздно ночью, когда он находится глубоко в ней и медленно сводит с ума, при этом продолжая покусывать кожу под грудью, умудряется полюбопытствовать, почему именно эта область, и Чонгук, не лукавя, сразу отвечает.       — Мне нравится твоя родинка, — тихо шепчет он, касаясь губами уха Боны. — И тот факт, что её видеть могу только я.       Абсолютно верное замечание, потому что эта крапинка и вправду скрыта от посторонних глаз, Бона едва её сама замечает. Наверное, Чонгук единственный, кто видел это пятнышко. Бывший парень вряд ли успел запомнить, совсем не обращая внимания на такие маловажные мелочи. Да и они, как теперь Бона понимает, даже встречаясь около года, не были совершенно близки, лишь один раз попробовали второсортный, совсем неумелый секс. Теперь же она успела осознать, насколько её первый опыт был никчёмный, и, будь Чонгук на месте того же парня, она уверена, что всё было бы куда проще и вряд ли стало бы таким трагичным. Чон бы абсолютно точно не позволил чувствовать дискомфорт и вряд ли бы допустил того, чтобы девушка ощущала себя совершенно разбитой после уединения. Наоборот, после близости с Чонгуком Бона сияла и считала себя абсолютно желанной женщиной, способной удовлетворить любого мужчину. И брошенное обидное «бревно» со стороны неумелого любовника теперь не казалось ей правдивым, потому что Чонгук сумел поменять многие взгляды относительно её привлекательности, каждый раз награждая новым сексуальным опытом.       Как бы Бона старалась не сравнить их, но всё же есть огромное отличие между Чонгуком и её бывшим парнем, имени которого она даже в голове не озвучивает, таким образом убавив его значимость. Первый слишком много внимания уделяет деталям и действительно заботится о комфорте своего полового партнера, в то время как другой, как помнит Бона, старался делать всё лишь для себя любимого. Чонгук же умеет находить новые точки соприкосновения, каждый раз смущая и изводя до предела её возможностей.       К примеру, теперь после запрета на провокационные следы на шее Чонгук оставляет нежный поцелуй именно под левой грудью, где таится та самая загадочная родинка на молочной коже. Прикосновения мягких губ к этому месту, бесспорно, лишают воздуха практически каждый раз, заставляя Бону вновь поглотиться страстью, принимая Чонгука без лишних колебаний. И вновь по итогу остаться удовлетворённой и по совместительству самым довольным человеком на земле. Потому что после того, как их обоих настигает приятная истома, Чонгук оставляет уже привычный поцелуй на её щеке. И прежде чем уйти, шепчет сладостно ненавистное, но уже традиционное:       — Спокойной ночи, мартышка.       Тепло распространяется, медленно разливаясь по капиллярам, и сон наступает практически сразу. Без лишних забот и переживаний она погружается в царство Морфея, совершенно позабыв о своей истинной цели.       Только вот последние несколько дней их ночные встречи постепенно сводятся на нет. Никто не обижается друг на друга, потому что у каждого есть свои личные обстоятельства. Одна увлекается приближающейся сессией, а Чонгук, кажется, растворяется в недрах своей работы. Мингю же на удивление не появляется на учёбе несколько дней и, объявившись на последних парах, с яркой улыбкой говорит Боне о грядущей вечеринке у Ыну.       Собственно, именно в его доме они вновь все вместе встречаются.       — Какими духами ты пользуешься? — тихо шепчет Чонгук, интимно касаясь шеи, и слегка проводит по ней языком, словно пробуя на вкус.       Бона вздрагивает от такого касания и ставит на стол тарелку с нарезанными фруктами, дабы сохранить целостность посуды и своих стараний. Отсутствие встреч с Чонгуком сказываются на ней, отражаясь лёгким порывом приятного столкновения с ним на кухне. Она безусловно успела соскучиться по его хриплому голосу и волнующим касаниям, но вопреки желанию здравый смысл пытается быть осторожным.       — Чонгук… нас могу…       — От тебя охуенно пахнет, — перебивает Чон низким голосом, опаляя раскалённым дыханием чувствительную шею.       Бона вздрагивает, и мурашки, как тысяча маленьких насекомых, медленно спускаются с восприимчивой шеи дальше. Весь вечер они с Чонгуком старались вести себя бесстрастно по отношению друг к другу, то и дело перебрасываясь парочками слов и мимолётными искрящимися взглядами. Оказавшись за пределами видимости, Бона не успела заметить, как оказалась в лапах своего мучителя. И это немного сбивает с толку, потому что такая близость со стороны Чона на таких мероприятиях совершенно на него не похожа. Обычно он сдержан и непреклонен, и Бона, конечно же, остаётся удивлённой такому порыву парня.       — Fleur Narcotique, — слегка дрогнувшим голосом всё же отвечает Бона, всеми частичками организма ощущая, как волнующе на неё действует тело сзади.       Бона хватается за край стола, как утопающий за соломинку, потому что Чонгук слишком близко и грозит вырвать почву из-под ногу. Конечности подгибаются от взбудоражившего адреналина в крови, особенно когда Бона не только слышит его усмешку, но и чувствует своей кожей. Мелкие электрические покалывания проносятся по телу, когда Чонгук втягивает воздух, касаясь кончиком носа палящей от прикосновений шеи. Грудь взволнованно поднимается от его действий, и совсем взволнованное сердце моментами цепенеет от интимности происходящего. Чонгук аккуратно убирает пряди длинных волос в сторону, подушечками пальцев касаясь кожи и, вызывая миллион искрящихся вспышек, мучительно нежно целуют шею, отчего Бона заметно вздрагивает.       — Вон оно что, — комментирует Чонгук, отстраняясь от шеи, руками плавно спускаясь по талии и приближая её тело к себе вплотную, не оставляя ни единого жалкого миллиметра между ними. — А я думал, почему я стал зависим от этого запаха. — Низкий баритон вызывает волну озноба, а ладони, плавно переходящие на живот, трепетно воздействуют на каждый участок кожи. Чонгук без лишних слов, продолжая обжигать горячим дыханием, аккуратно проникает под футболку, вырывая из девушки отчаянный вдох.       — Бона, — проносится знакомый мужской голос, и чужая ладонь замирает на оголённой коже, когда Чонгук едва успевает напрячься.       Бона резко распахивает глаза и судорожно высвобождается из захвата Чонгука ровно в тот момент, когда на кухне появляется Мингю. Сердце отбивает сумасшедший ритм, а руки непроизвольно чуть подрагивают, но она успевает их спрятать под столом. Внимательные глаза Мингю, остановившиеся на Боне, плавно переходят на Чонгука. Он выглядит немного удивлённым, завидев друга, который без лишних слов берёт со стола несколько бутылок пива и отходит в сторону.       — Решил помочь, — комментирует Чонгук сквозь зубы, явно не имея желания оправдываться, но, вероятно, совершая это ради Боны.       От прежнего мягкого игривого тембра Чонгука не остаётся ни следа. Он направляет прямой взгляд на Кима, всё ещё оставаясь на месте.       — Я сам, — произносит не менее стальным голосом Мингю, оглядывая друга.       Чонгук несколько секунд пожирает его глазами, после чего быстро оказывается напротив него и просто вручает в его руки те самые бутылки пива.       — Пожалуйста.       Бона не хочет никак развивать образовавшуюся между ними странную атмосферу, а потому хватает тарелку с нарезкой и идёт к Киму, пока широкая спина Чонгука скрывается за дверью. Мингю, к счастью, ничего не говорит, а лишь сдержанно улыбнувшись, следует за Боной к выходу.       В гостиную, откуда исходит весёлый гогот ребят, они возвращаются молча и практически сразу заглушаются громкими разговорами друзей. На вечеринке Ыну находится много незнакомых Боне парней и девушек, а потому можно спокойно потеряться из виду и забиться в углу. Что она и делает, поставив перед ребятами тарелку с фруктами. Бона отходит подальше от шумной компании, которая, кажется, начала играть в монополию, и останавливается на высоком табурете у пустующей барной стойки.       Краем глаза она замечает, что Чонгук вклинивается в беседу друзей сразу же и вновь включает самого бесстрастного парня, находясь рядом с ними, заставляя её в очередной раз удивляться тому, как мастерски у него это получается. Мингю же, в свою очередь, вероятно, забыв об инциденте на кухне, весело вступает в игру, усаживаясь рядом с какой-то неформально одетой девушкой, которая ему заискивающе подмигивает. Как ни странно, это не вызывает в Боне какую-нибудь реакцию, лишь любопытство того, насколько они близко знакомы, потому что ранее она её не замечала в их компании.       Пока Бона молча за всеми наблюдает, она успевает обратить внимание на одну деталь: Мингю и Чонгук практически не общаются. Ни сейчас и, если задуматься, ни в какие-либо другие встречи ранее. Будто их общение косвенное, только потому что они вынуждены быть в одной компании из-за общих друзей, а вовсе не потому, что давние знакомые.       Если Бона окунётся в здравую сторону своего разума, то она погрузится в совершенно очевидные сомнения. Кажущееся безобидное начало знакомства с Чонгуком и Мингю уже давно приобрело странный характер. Глубоко в недрах сознания Бона всё же осознаёт, что каждый раз ей становится от этого сложнее и сложнее. Она понимает, что изначальные цели давно отошли на второй план, заменившись желанием быть ближе к Чонгуку. Бона боится даже предположить, что за чувства у неё возникают в груди от прикосновений и действий Чона, но при этом её разрывает от желания разобраться в себе. Вероятно, для этого ей стоит прекратить общаться с одним из них… Только вот незадача: с кем из них? Если руководствоваться первостепенной задачей Боны, логичнее, конечно же, оборвать связи с Чонгуком. Если же положиться на щемящее и теплящиеся чувства глубоко внутри неё, то возникают противоречивые чувства, сметающие всё на своем пути. Она не уверена, что с Мингю она готова вступать в какие-то близкие контакты. И ещё в большем в смятении оттого, что не знает, хочет ли она этого на самом деле.       Вихрь сомнений в голове заставляет её потерять счет времени. Её концентрацию возвращает лишь громкий хохот ребят, и лишь тогда она осознаёт, что довольно долго молча смотрела на друзей, не вникая в суть происходящего. Придя в себя, Бона не сразу замечает, что в гостиной становится меньше народа, потому что тот самый гогот ребят был связан с тем, что они, толкая друг друга, покидали помещение. Оказавшись одна, она, как потерянный болванчик, вертит головой в поисках хоть каких-то живых существ рядом, и, на удивление Боны, в поле её зрения появляется та самая Наыль, которая окончательно выводит из мира грёз.       Девушка широко улыбается, моментально обдавая своим природным очарованием, и двигается в её сторону. Короткая юбка, едва прикрывающая ягодицы, и бежевый кружевной топ, под которым совершенно не сочетающийся тёмный бюстгальтер, смотрелись бы на ком угодно вульгарно, но только не на ней. Наыль в нём кажется абсолютно уверенной в себе девушкой, бросающей вызов обществу.       — Привет, красотка, — радостно здоровается она, подсаживаясь на высокий табурет рядом с Боной и ставя на стол два бокала с непонятным содержимым.       Убранные в высокий хвост длинные волосы то и дело переливаются, стоит ей только заискивающе наклонить голову вперёд.       — Привет, — отвечает Бона, улыбнувшись новой собеседнице и слегка смутившись от её комплимента.       Как ни странно, Наыль не вызывает в ней какой-либо злости, даже несмотря на странные отношения между ней и Чоном. Возможно, потому, что она не пытается как-то демонстративно проявлять власть над Чонгуком. Наыль кажется той самой девушкой, из которой выходит непроизвольный флирт. В каждом действии, взгляде и даже дыхании. От неё веет женской сексуальностью. Бона уверена: стоит только Наыль завлекающе глянуть на мужчину, то он тотчас окажется у её ног.       — Будешь? — спрашивает Наыль, прерывая нежным голосом рассматривание Боны.       И она тотчас опускает взгляд и замечает, как перед ней оказывается стакан с соломенно-жёлтой жидкостью.       — Нет, спасибо, — отказывается Бона, понимая, что это, вероятнее всего, крепкий напиток и вряд ли она сейчас его себе может позволить.       Наыль слегка пожимает плечами и залпом выпивает свой напиток, после чего устремляет на неё любопытный лисий прищур. Становится неловко от образовавшей тишины и такого внимательного взгляда, и Боной овладевает желание уйти. Только вот совершенно неожиданно Наыль сокращает между ними расстояние, переходя границы приличия.       По позвоночнику скатывается волна лёгкого дискомфорта, вызванного её близостью. Наыль продолжает изучать её глазами, излучая какую-то странную атмосферу, а Бона замирает на месте, как очарованная ведьмой статуя. Наыль между тем слегка наклоняет голову набок, рассматривая Бону, и её щёки предательски пылают от такого взгляда.       — Не хочешь как-нибудь повеселиться…       — Я думаю, не хочет, — вмешивается внезапно твёрдый голос.       Бона едва успевает повернуть голову, как Чонгук образуется откуда-то сзади и становится перед ней, загораживая вид на Наыль. За широкой спиной Боне удаётся увидеть немногое, но заметить, как от удивления вытягивается лицо девушки, она успевает. Однако по сменившейся эмоции, именно радостной улыбке Наыль ясно: она совершенно не задета тем, что её перебили. Наоборот, глаза загораются странным заинтересованным огнём.       — И почему же? — Красивое лицо смотрит с любопытством, а сияющие глазки обретают мягкость, когда Наыль глядит на лицо Чона. — Я ещё даже не озвучила то, что хотела, Гук-и…       «Гуки?!»       — Неважно. — Бона такой строгий тон Чонгука слышала лишь в начале, когда он смотрел на неё как на самую отбитую на голову девушку.       Наыль несколько секунд глядит на Чонгука и стойко выдерживает его молчаливый взгляд. Затем слегка склоняет голову и направляет лисьи глазки на Бону.       — Бона, — зовёт она, заставляя её вздрогнуть от неожиданного переключения внимание к своей персоне. — Я всего лишь хотела пригласить тебя на свидание.       Кажется, Бона теряет дар речи. Весь мир суживается до размера этого помещения и выразительных глаз, которые продолжают пристально на неё глядеть. Она ощущает странное волнение от её слов, а ещё больше от тёмного взгляда.       Уж чего-чего, но приглашения на свидание от Наыль Бона ожидала меньше всего, а потому ей необходимо несколько секунд, чтобы шестерёнки в мозгу переключились от шокового состояния на другую эмоцию.       — Малыш, не ревнуй. — Не дождавшись от застывшей на месте Боны ответа, Наыль очаровательно улыбается, вновь возвращая взгляд на Чона.       Когда в мозг возвращается способность осмысливать значения многих слов, а шок слегка отходит на второй план, но всё не спешит уходить, Бона задаётся очередным вопросом, на который точно не получит ответ. Чонгук ревнует Наыль… к ней?       — Её это не интересует, — остаётся непреклонным Чонгук.       Наыль никак не реагирует на строгий тон Чона, продолжая улыбаться.       — Когда ты такой, я всегда возбуждаюсь, Гук, — хитро произносит она. — Если ты так принципиален, мы можем устроить тройничок. Так сказать, вспомним молодость…       Бона окончательно дуреет: «"Молодость"? "Тройничок"? Да что же, чёрт возьми, такое происходит?»       Бона буквально чувствует, как Чонгук напрягается, потому что успела это самое тело уже изучить вдоль и поперёк… А дабы не продолжать разыгрывающую драму перед ней, она спешит вмешаться: от полученной информации голова невольно начинает кружиться.       — Эм… Прости, Наыль, — начинает Бона сожалеющим тоном, чуть склоняя голову набок, чтобы лучше её разглядеть. — Но думаю, Чонгук прав. Спасибо за приглашение, но я не по… девушкам…       Бона отчётливо ощущает, как краснеют щёки из-за того, что ей пришлось сказать Наыль. Надо же такому случиться в её жизни! Она никогда не думала о том, что может привлечь собственный пол… и это, к удивлению, оказалось приятным, тешущим самолюбие.       Наыль между тем не выглядит оскорблённой отказом, вместо этого продолжает мягко улыбаться ей.       — Ты очаровательна, знаешь? — Наыль склоняет голову и с таким мягким взглядом, в котором успела потухнуть похоть, Боне она кажется особенно красивой. — Если всё же передумаешь, то знаешь, где меня найти.       Наыль подмигивает, и Бона невольно улыбается от того, как забавно всё это выглядит. На мгновение она задумывается над тем, что хорошо, что Мингю не стал свидетелем этой драмы.       Кстати, о нём, куда он подевался?       — Мы уходим, — выносит вердикт Чонгук и не церемонясь хватает Бону за запястье, потянув на себя.       Бона едва успевает соскочить со стула и заметить, как ухмыляется Наыль, в то время как Чонгук быстрыми шагами выводит её из помещения на улицу через совершенно другой выход. Руки плотно сжимают запястье, Бона чувствует напряжение в каждом шаге Чонгука, будто того что-то сильно успело задеть.       — Ты можешь не ревновать Наыль ко мне, — осторожно начинает она, когда они останавливаются возле какой-то чёрной машины позади дома. Бона решает немного его успокоить, а потому продолжает: — Меня не интересуют девушки. И вряд ли что-то изменится.       Чонгук, склонив голову, издаёт странный смешок и отпускает её руку. Он поворачивается к ней всем корпусом и рассматривает огромными глазками, которые будто улыбаются.       — Ты и вправду очаровательна. — Он наклоняется и касается кончиком пальца носа Боны, прежде чем мягким голосом произнести: — Я не ревную её. Просто хочу, чтобы ты держалась от неё как можно дальше.       — Разве вы не близки? — сразу слетает с уст Боны вопрос. — Ты же работаешь на неё.       — Всему есть своя цена. — Чонгук проводит по губам языком и, не отводя пристального взгляда, говорит: — Я на неё работаю, потому что выплачиваю свой долг. В иных обстоятельствах вряд ли бы согласился на это.       Бона не может скрыть удивления, которое отчётливо проявляется на лице.       — Какой долг? — Голос надламывается.       Выражение лица Боны искажается в очевидном волнении и лёгком страхе, потому что её воображение довольно оперативно подбрасывает множество вариантов отрабатывания долга.       — Не загружай свой сексуальный мозг, мартышка, — мягко произносит он, касаясь щеки Боны, тем самым возвращая её внимание. Он не спешит отходить от неё, всё ещё находясь чертовски близко к её лицу и обдавая горячим дыханием. — Всё не так печально, как ты наверняка успела представить, — улыбаясь, говорит бархатным голосом он, немного успокаивая её. — Меня не держат в сексуальном рабстве.       — Точно? — уточняет Бона, на что Чонгук лишь беззлобно усмехается.       Он аккуратно заправляет за ухо выбившиеся локоны, прежде чем шепнуть, едва касаясь губами чувствительной кожи.       — Точно. — Низкий голос отражается трепетной вибрацией по всему телу Боны. — В сексуальном рабстве держишь меня только ты…