Влюблённым предоставляется лечение

      «Ведь чудо всегда ждёт нас

      где-то рядом с отчаянием»

      Микки был одним из немногих врачей Вейс Мемориал Хоспитал, кто работал в праздники. Это никогда не доставляло ему проблем и хлопот, а учитывая, что в эти дни ставка была двойной, то он ставил себя в график раньше всех. Со временем старшие медсёстры так к этому привыкли, что вывешивали расписание с уже вписанной фамилией Милкович.              А ещё это стало локальной шуткой, потому что никто никогда не мог удержаться от высказываний по этому поводу. Микки улыбался и разводил руками, понимая, что это совершенно его не обижает — все, кто шутил, были с ним в хороших отношениях.              — Семейный праздник без семьи, Милкович?              Совершенно никто не хотел его задевать, но Микки немного устал от этого и вопросов о том, почему Мэнди не празднует вместе с ним. На самом деле, она праздновала, но позже назначенной даты, и причиной этому были разные обстоятельства.              Может, на этот раз всё будет по-другому. Может, пришло время чете Милковичей собраться за одним столом. Особенно сейчас, в трудные для них всех времена.              Сегодня Микки запланировал прийти на работу пораньше, не искушённый возможностью утренней неги в постели с Йеном, потому что Галлагер работал в ночную и сейчас, скорее всего, уже направляется домой, чтобы отоспаться. Он хотел предложить Мэнди сходить на утренний перекур, а потом соблазнить её потрясающим ужином в День Благодарения и упаковкой крафтового пива, которое он недавно заказал на сайте за космические деньги. Может, он уговорит её остаться на фильм, а потом расскажет про них с Йеном, а, может, и не расскажет, чтобы не портить момент. Всё будет зависеть от того, как гладко пройдёт ужин. И пройдёт ли.              Микки взглянул на пустующий стол старшей медсестры, как только зашёл в больницу, и направился к нему, попутно здороваясь с врачами, когда его глаза сами нашли Йена, привалившегося к столешнице боком. Он мило улыбался, зачёсывая волосы назад, которые растрепались под хирургической шапочкой, и любезно разговаривал с молодой девушкой. Она держала в руках прозрачный пакет с мужскими вещами, прижимая его к груди, и выглядела расстроенной, но глаза блестели от надежды или от разговора с врачом.              Микки даже не успел подумать о том, что собирается сделать, в голове красным цветом мигало: «Тревога!». Он в несколько шагов оказался рядом с ними, заставив девушку убрать руку с мужской груди, которую она туда положила секунду назад.              — Доброе утро, — поздоровался он громко и, быстро оглядев девушку, остановил пронизывающий взгляд на втором ординаторе.              — Доктор Милкович? Что… — Йен растерялся и его голос на секунду дрогнул, — что Вы тут делаете в такую рань?              Когда Микки проигнорировал его вопрос, Йен обратился к девушке:              — Амалия, это доктор Микки Милкович — нейрохирург нашей больницы, — представил его Галлагер, глядя на неё. — Я как раз говорил, что её отец в порядке и операция прошла успешно.              На лице девушки появилась неловкость, как будто она не понимала, зачем подошёл Микки, и как он связан с её отцом.              — Здравствуйте, — робко поздоровалась она. — Подождите, Вы же здесь не для того, чтобы оперировать моего папу, да?              — Нет-нет, не переживайте. Ваш отец в полном порядке и дальнейших операций не требуется, — заверил её Йен, а следом положил руку на плечо Амалии, как бы подтверждая свои слова.              — А могу я дать Вам свой номер телефона, чтобы если что-то изменилось, то я узнала об этом первой? Я просто так сильно переживаю… — девушка продолжила говорить, в то время как глаза Микки полезли на лоб от такой просьбы.              — Конечно, без проблем, — легко ответил Йен.              Милкович замер с открытым ртом, наблюдая за тем, как Галлагер перегибается через столешницу, чтобы взять со стола Мэнди один из этих цветных стикеров, которые она обычно клеит на документы, и ручку. Амалия быстро написала свой номер телефона, вручила его Йену и, попрощавшись, буквально улетела на крыльях любви.              Микки потребовалась секунда, чтобы осознать, что только что произошло. Он смотрел девушке вслед, а потом повернул голову в сторону ничего не понимающего Йена, который красиво сложил бумажку и засунул в нагрудный карман. Галлагер выглядел таким спокойным и умиротворённым, когда перевёл взгляд на Микки и улыбнулся той самый обезоруживающей улыбкой, которая появлялась только в редкие моменты наедине.              — Тебя ничего не смущает? — легко спросил Микки, чуть приподняв брови.              Йен нахмурился в замешательстве, оглянулся по сторонам, а потом опустил голову вниз, чтобы оглядеть себя.              — Нет. Со мной что-то не так? Халат запачкал?              Микки, изначальным планом которого было наехать на Йена за ответ на очевидный флирт, не смог сдержать улыбку, а потом закусил нижнюю губу, касаясь рукой лацкана халата второго ординатора. Ткань скользнула между пальцами, а потом он сжал его крепче, совсем чуть-чуть притягивая к себе.              — Нет, всё хорошо. Оставайся всегда таким, какой есть, — сказал он нежно, глядя прямо в зелёные глаза напротив.              Это ужасно забавляло — то, каким наивным был Йен иногда. Вот он — ответственный и статный ординатор больницы, который проверяет все документы по два раза и относится к пациентам с трепетом, профессионал своего дела и один из самых лучших людей, которых Микки встречал в своей жизни, и вот он — растерянный мужчина с большими оленьими глазами, который не понял, что девушка с ним только что флиртовала, который стоит перед Милковичем с этой робкой улыбкой на лице и тает от прикосновения.              — Микки, я тоже очень рад тебя видеть, но мы стоим в коридоре, а вокруг нас куча людей, — сказал Йен тихо, чуть наклонившись вперёд, и отвернул голову в сторону, чтобы скрыть покрасневшие щёки.              — Да, точно. Дождёшься меня в ординаторской? — спросил Милкович и убрал руку, надеясь, что никто не заметил этот жест близости.              — А что вы собрались обсуждать в ординаторской? — спросила появившаяся из ниоткуда Мэнди.              Микки чуть не подпрыгнул на месте, потому что сестра застала его врасплох.              — Рабочие моменты, которые тебя не касаются, — проговорил Микки с улыбкой, глядя на девушку.              — И тебе доброе утро, Мистер Засранец, — едко ответила она. — Все рабочие моменты касаются и меня в том числе, но если вы собрались собачиться в ординаторской, а не в публичном месте, то это очень мило с вашей стороны.              — Да-да, — закатил глаза Микки. — Чего стоишь, Галлагер?              Йен нарочито громко цыкнул и ушёл, слегка касаясь своим плечом плеча Милковича.              Как только брат с сестрой остались вдвоём, то неловкость снова появилась в воздухе. Микки прочистил горло, прежде чем заговорить:              — Хочешь сходить покурить?              — Не могу, надо закончить с этим дерьмом, прежде чем уйти домой. Сегодня проверка, Лагард пришла всего полчаса назад, а уже рвёт и мечет, — быстро проговорила Мэнди, перекладывая документы с одной стороны стола на другую. — У тебя всё в порядке?              — Да, конечно. Хотел спросить у тебя про планы на четверг, День Благодарения и всё такое. Думал, что мы организуем семейный ужин или что-то подобное, можем пригласить Элли или выбраться куда-нибудь в город, если хочешь, — Микки чувствовал себя ужасно из-за того, как сильно дрожал его голос.              Да, он согласен с Мэнди в том, что у каждого из них своя жизнь, и в том, что если они стали общаться меньше, то это ничего не значит, но провести семейный праздник в компании сестры было лучше, чем одному в пустой квартире.              — Ты не ставил себе смену что ли? — она быстро бросила взгляд на расписание, прикреплённое к стенке своего стола, и увидела, что там действительно не вписана их фамилия. — А как же твой парень? Я думала, что ты будешь с ним.              Мэнди не была в курсе ситуации, поэтому никак не могла знать, что этот вопрос заставит желудок Микки неприятно сжаться. И всё же, это произошло.              — У него другие планы. Семья и всё такое, но это неважно, — Микки быстро отмахнулся от сестры, игнорируя тупую боль в груди. — Так мы отметим вместе или нет? Если нет, то можешь поставить меня в смену в четверг?              Девушка подняла на него подведённые чёрным карандашом глаза, на её лице замерло выражение вины, смешанное с сожалением.              — Извини, я думала, что у вас всё серьёзно, поэтому уже договорилась на четверг. Хочешь, я всё отменю?              — Нет, всё в порядке, — Микки снова отмахнулся. — В любом случае, мы никогда его и не праздновали.              Мэнди поджала губы, чувствуя себя виноватой, а потом сняла расписание, чтобы вписать туда Микки.              — Могу поставить тебя только в ночную, подойдёт?              Чёрт, всё же придётся провести праздник одному, но он может пораньше заступить на смену. Только крафтовое пиво останется ждать своего часа.              — Да, давай.              Мэнди подозвала молодую девушку медсестру и сказала ей, чтобы та сделала пометку в расписании на стене. Микки топтался на месте, не зная, что ему необходимо сказать или сделать — сестра была так близко и одновременно так далеко. Тяжело вздохнув, он хлопнул ладонью по деревянной столешнице, и сделал шаг назад, глядя на то, как Мэнди снова вернулась к работе.              Он сам не понимал, почему испытывает такие эмоции, потому что для них нормально встречать праздники по отдельности, с разными людьми и в разных местах. Возможно, так было из-за неизвестного будущего Микки, мысли о котором съедали его день ото дня. Нельзя просто забить на то, что есть вероятность оказаться в тюрьме уже через неделю — подарок на День Благодарения, заготовленный его отцом.              Микки шёл по коридору, терзаемый своими мыслями, поэтому даже не заметил, как оказался в ординаторской, где переодевался Йен. Галлагер уже снял рабочие штаны, сменив их на чёрные свободные джинсы, но зелёная рубашка всё ещё была на нём. Он выглядел таким расслабленным и совсем немного уставшим, насвистывая что-то себе под нос и одновременно складывая одежду в шкаф, что Микки на секунду замер около двери, рассматривая его. Немного растрепавшиеся волосы, как будто Йен только что их взлохматил, а они ещё не успели улечься, блеск в уголках больших зелёных глаз, вокруг которых собралось бесчисленное количество веснушек, и эта лёгкая улыбка, тронувшая всего одну сторону губ.              — Так и будешь стоять и смотреть вместо того, чтобы поцеловать? — бросил ему Йен с вызовом в голосе, даже не повернув голову.              — Тебе надо, ты и подходи, — пожал плечами Микки, чувствуя потребность в том, чтобы немного позабавиться.              Йен повернулся в его сторону со взглядом, от которого у Милковича обычно подскакивает сердце и подкашиваются ноги, потом стянул рубашку через голову, игнорируя существование пуговиц, и в три шага преодолел расстояние между ними.              Микки почувствовал руку на своём затыке, веснушчатые пальцы потянули за корни волос, из-за чего он мгновенно прикрыл веки, и притянул Йена к своим губам, сразу же вбирая в рот нижнюю. Галлагер одобрительно хмыкнул в поцелуй и наклонил голову, проталкивая язык в рот и проводя им по кромке зубов. Короткий вздох от неожиданности вернул Микки из облаков на землю и осознание того, что они находятся в больнице, нахлынуло на него.              Он на секунду приоткрыл глаза, но сразу же снова закрыл их, когда Йен прижал его тело к себе и с новой силой прильнул губами. Микки знал, что ему не стоит спускать руки ниже шеи своего парня, но не смог сдержаться, а как только пальцы коснулись редких волосков на груди, он резко оттолкнул от себя Йена.              Они оба тяжело дышали, смотря друг другу в глаза, Микки чувствовал тепло крепких плеч под руками и думал о том же, о чём и Йен. Ни отсутствие замка на двери ординаторской не остановило бы его сейчас, ни присутствие людей в нескольких метрах от них, но утренний осмотр пациентов начинался через пятнадцать минут.              — Микки, — тихо произнёс Йен чертовски возбуждающим голосом, что никак не способствовало нерабочему состоянию второго ординатора.              — Молчи, ничего не говори, понял? Медленно отойди назад к шкафу и оденься, твою мать, — проговорил Микки сквозь зубы.              — Это ты сейчас меня держишь, — улыбнулся Галлагер, указывая на ладони на своих плечах.              Микки убрал руки и отвернулся к двери, думая о самых несексуальных вещах в мире, чтобы избавиться от стояка в штанах.              — Что ты делаешь в пятницу? Может сходим куда-нибудь вместе? Я видел, что у тебя два выходных подряд. В четверг я буду с семьёй, а в пятницу свободен. Кино, ресторан, боулинг, бильярд — я согласен на всё, — попытался сменить тему Йен.              О, да, возбуждение как рукой сняло. Микки скривил губы.              — Я вызвался работать в ночную в четверг, так что моя пятница пройдёт в кровати, — он постарался сделать так, чтобы обида не просочилась в голос, и, вроде бы, у него получилось.              — Но почему, разве ты не будешь отмечать День Благодарения с Мэнди? Слышал, как она рассказывала про новый китайский ресторан вчера, — Йен закрыл свой шкафчик и закинул лямку рюкзака на плечо.              Микки повернулся к нему лицом и выдохнул.              — Она собралась праздновать с парнем, имени которого я не знаю, — пожал он плечами.              Йен замолчал и нахмурил брови. Выражение его лица говорило о том, что он задумался над чем-то серьёзным, но Милкович так и не решился спросить.              — Слушай, если ты…              — Ты хочешь…              Они начали говорить одновременно, на что Микки улыбнулся, а Йен махнул ему рукой, чтобы он сказал первым.              — Если хочешь, то мы можем провести пятницу в кровати вместе, — робко произнёс Микки. Его щёки вспыхнули сразу же, как только слова вылетели изо рта.              — Хочу, — кивнул Йен. — Очень сильно. Мне кажется, прошло довольно много времени с того момента, когда мы по-настоящему дурачились в кровати.              — Да ты издеваешься… — Микки накрыл лицо руками, а потом раздвинул пальцы, чтобы посмотреть на рыжего засранца. — Иди домой, Йен, и отдохни.              — О, я хорошо отдохну, просто замечательно, и знаешь…              Он не смог договорить, потому что Микки буквально вытолкал его за дверь, из-за которой послышался громкий смех секундой позже.       

***

      День Благодарения всегда был для Йена особенным праздником. Вероника с самого детства приучала его к семейным традициям, постоянно твердя о том, как важно собираться всем вместе хотя бы время от времени.              Йен иногда вспоминает, как помогал маме готовить индейку на ужин, от которой там было только одно название, пюре, разбавленное водой, и тесто, которое нужно было всего лишь выдавить на противень, чтобы оно стало печеньем.              Отсутствие нормальной еды, хорошей одежды, некоторых предметов мебели и подарков на праздник, никогда не было тем, чего стыдилась их семья. Они никогда не побирались, не выпрашивали деньги, не грабили, не обманывали других людей, чем занималось большинство из их района. Конечно, были разные ситуации, но это никогда не происходило во вред.              «Бедность — это не порок», именно так думал маленький Йен, сидя на полу около камина, огонь которого давно перестал согревать, а чёрные угольки мелко потрескивали. Он пытался снова распалить его, подкидывая остатки газет, которые он собрал у соседей пару дней назад. Он высунул руки из рукавов тоненького свитера, чтобы обхватить ими себя под одеждой и немного согреться, — холод пробирался через половицы — когда мама подошла сзади и накинула ему на плечи старый плед.              — Вот, возьми его, так будет теплее, — тихо сказала она ему и наклонилась, чтобы поцеловать в макушку. — Отопление включат завтра, Кев сегодня занёс чек в энергокомпанию.              — Нет, всё в порядке. Мне не холодно, правда, — это можно было бы принять за правду, если бы не стук зубов.              Вероника ничего не сказала. Она лишь грустно улыбнулась, потрепала завитки на рыжей макушке и ушла на кухню домывать посуду, оставшуюся после праздничного ужина.              Денег тогда катастрофически не хватало, Кев и Вероника часто ссорились из-за этого, но, собравшись за столом, они крепко держались за руки и смотрели друг на друга с такой безусловной любовью, что Йен понимал — никакие проблемы не разлучат их.              Несколько лет спустя они снова собрались для празднования. Йен смотрел на тонкую цветастую скатерть, которую мама купила всего пару дней назад, специально для этого дня; салфетки под каждой тарелкой, с лежащими на них ножом и вилкой; и восковые красные свечи в аккуратных подсвечниках. Через секунду перед ним на столе появилась пышущая жаром, настоящая индейка, которую отец принёс этим утром, а потом ещё несколько потрясающих на вид блюд.              Йен знал, что материальные дела их семьи улучшились, когда получил пижаму и тёплые носки в подарок, но сейчас это осознание обрушилось на него и он замер, с восторгом глядя на стол.              — Выглядит просто превосходно, милая, — замурлыкал Кев, отодвигая стул для жены.              — Надеюсь, что на вкус будет также, но я уже рада, что не спалила её дотла в нашей дерьмовый духовке, — хмыкнула она, аккуратно опускаясь за стол рядом с мужем и напротив Йена.              — Купим новую, — просто пожал он плечами.              — Индейку?              — Духовку.              Йен смотрел на них со счастливой улыбкой на лице, потому что прекрасно знал, что будет дальше — мама как обычно начнёт причитать о том, что это страшно дорого и им лучше отложить деньги на что-нибудь более важное, например, на новую кровать Йена, потому что в старой повыскакивали пружины, а папа прижмёт её к себе и скажет, что они обязательно со всем разберутся. Вот они — идеальные отношения, пример которых с самого детства был перед глазами.              — Ты уверен? А как же то, что мы собирались изначально покупать? — вдруг Вероника наклонилась ближе и перешла на шёпот. — Нужно подумать обо всём заранее.              — Я же сказал, что со всем разберусь, не волнуйся, — так же тихо ответил ей муж.              — Что-то случилось? — робко спросил Йен.              Вдруг, сердце Йена очень быстро заколотилось в груди, а ладошки вспотели. Он знал, что что-то происходит, но не мог понять, что именно. Какое-то чувство предвкушения, взявшееся непонятно откуда, смешанное с лёгкой паникой и испугом. Он смотрел то на маму, то на папу, ожидая, что родители наконец объяснят что-нибудь.              — Милый, мы хотели тебе рассказать ещё какое-то время назад, но никак не было подходящего момента, и прости нас, что всё так спонтанно, я не хотела, чтобы так получилось, надо было обсудить это с тобой раньше…. — Вероника начала бормотать себе под нос, волнуясь, поэтому Кев накрыл её ладонь своей и ободряюще улыбнулся.              — Главное, ты не переживай. Мы навсегда останемся твоими родителями и будем тебя любить до конца наших жизней, ладно? Просто помни это, — сказал папа с улыбкой на лице.              И вот он — момент, которого Йен боялся больше всего в мире. Момент, когда родители ему скажут, что больше не могут заботиться о нём. Они вообще были не обязаны брать его к себе после той трагедии, но взяли из-за того, что Вероника была лучшей подругой Фионы, его старшей сестры.              Йен был в детском доме всего два дня, о которых совсем ничего не помнил. Доктор Льюис говорила, что это потому, что его мозг отвергает события, которые повлекли за собой эмоциональное потрясение, и поэтому блокирует их. Но на самом деле, Йен не помнил гораздо больше событий. Последнее, оставшееся в его памяти, это ночь, футбольное поле, на котором бегал мальчик и играл в футбол, и злость, смешанная со странным трепетным чувством в середине живота, когда он смотрел на этого мальчика через железную сетку.              А потом пустота. Боль. Детские крики, смешанные с плачем. Дети. В горящем доме были дети.              Он крепко зажмурился и сжал руки в кулаки под столом, покрытым цветастой скатертью. Стол в доме, где живёт он с семьёй. С семьёй, которая его любит. Ему больше не 6 лет, а 14.              — Вы же не… собираетесь отдавать меня в детский дом? — слова вырываются сами по себе, даже несмотря на то, что сам Йен знает, что нет.              В комнате повисает тишина, улыбки на лицах родителей медленно исчезают, а сердце клокочет всё громче и громче.              — Нет, конечно, о чём ты говоришь? Мы любим тебя так сильно, что готовы звезду с неба достать для тебя, — губы Вероники начинают дрожать, а Йен ненавидит себя за вопрос.              Это правда. Приёмные родители делали всё, что в их силах, чтобы Йен был сыт, здоров и счастлив. Но это тот страх, который просто так не пропадает. Он сидит в подкорке сознания и выбирается наружу время от времени, нашёптывая гадости прямо в ухо.              «Однажды твои родители тебя бросили, а сестра воспитывала, потому что у неё не было выбора. Нет никаких гарантий, что ты снова не окажешься один, даже если они — чудесные люди. Иногда даже с самыми хорошими людьми происходят плохие вещи», — вот что он говорил, этот страх.              — Да, я… извините. Я знаю это, всегда знал, не понимаю, что на меня нашло, — Йен попытался улыбнуться, но вышло плохо. — Вы что-то хотели мне сказать?              Мама выглядела такой растерянной, что Йен на секунду подумал о том, что сегодня никаких важных новостей не будет, и он всё испортил.              — Да, — твёрдо сказал Кев, — скоро у нас родится малыш, а ты станешь старшим братом. Ви собиралась сказать тебе раньше, но мы хотели быть уверены, что с ребёнком всё хорошо, прежде чем объявлять новости.              — Это… просто потрясающе, — голос внезапно охрип, а на глаза навернулись слёзы.              Йен подскочил со своего места за столом и в секунду обогнул его, чтобы закутаться в объятия родителей и разделить с ними этот момент. Ещё никогда он не чувствовал себя таким счастливым. Сердце было готово выпрыгнуть из груди.              — Мальчик или девочка? — он в нетерпении опустил ладони на ещё маленький живот мамы и замер, глядя ей в глаза.              — Девочка, — выдохнула она с улыбкой на лице, слеза покатилась по щеке, которую сразу же смахнул папа. — Две девочки, Йен. У тебя будут две младшие сестрёнки.              Смотря на свои руки на мамином животе, он тогда ещё не мог представить, что это такое — быть старшим братом. Защищать, оберегать, заботиться — столько всего нового, что только предстояло узнать, но он хотел, чтобы они появились на свет как можно скорее.              Дни Благодарения были особенным праздником. Праздником настоящей семьи.              Йен нёс в руках два огромных пакета с едой, перешагивая через порог калитки, и улыбался отцу, который махал ему рукой с крыльца.              — Поможешь или так и будешь просто стоять? — усмехнулся Йен, вытягивая руки вперёд, чтобы передать покупки Кеву.              — Зачем? Ты и так неплохо справляешься, вон какой сильный вырос, — вопреки своим словам, он всё же спустился с крыльца, чтобы помочь. — Что-то я не вижу подарков…              Йен громко прыснул со смеху и указал большим пальцем в сторону машины.              — Они в багажнике, сейчас заберу их и приду, — он развернулся и пошёл обратно к машине.              Галлагер бросил взгляд на противоположную сторону дороги, поздоровался с пожилой парой, что жила напротив в небольшом доме, и забрал оставшиеся вещи. Но не успел сделать и шага в сторону, как с двух сторон его облепили девочки-подростки, крепко обнимая.              — Вы за подарками или действительно рады меня видеть? — он усмехнулся, а потом расставил руки пошире, чтобы Эмми и Джема могли как следует его обнять за талию.              — Эй, ты мог бы быть и повежливее, — воскликнула одна из них. — Конечно же, мы рады тебя видеть.              — Тебя и подарки, — кивнула Эмми.              — Я так и думал. Ладно, держите, только не открывайте до ужина, ладно? Сделаем это вместе.              Они быстро закивали, забрали часть подарков из рук Йена и поспешили в дом, где уже слышались недовольные возгласы их мамы, что девочки выбежали на улицу без курток. Йен не мог сдержать улыбку, разрастающуюся на лице с каждой секундой, и поднял глаза.              Он хотел запечатлеть этот момент. Сфотографировать то, как выглядит их дом — сухие веточки плюща, растянувшегося на фасаде, потрескавшаяся белая краска на внешних подоконниках, свет в окнах на втором этаже, где Эмми и Джема пытаются рассмотреть содержимое подарков, не разорвав упаковку, и приоткрытая дверь, через которую виден их праздничный стол, вокруг которого бегает мама в смешном розовом фартуке, а через секунду её ловит в свои объятия папа. Йен поглубже вдохнул холодный воздух улицы — пахло сырой землёй, совсем немного выхлопными газами, домашней едой, жёлтыми листьями под ногами и… чем-то родным и до боли знакомым.              Он бы засунул эту картинку в банку, наполнил запахами и чувствами, бурлившими внутри, и поставил на полку самых тёплых воспоминаний.              — Йен, ты чем там занимаешься? Заходи в дом, — громко крикнула мама, вырывая его из пузыря. — Девочки, закройте подарки и спускайтесь!              Он дома.       

***

      Микки пытался игнорировать навязчивые мысли весь день, с самого пробуждения.              Он планировал спать до обеда, но его дурацкий организм проснулся в семь утра и совершенно не желал проваливаться в сон снова. Поэтому Микки пошёл на вынужденные меры: включил кондиционер, чтобы сделать воздух прохладнее, задёрнул шторы, потом вытащил из тумбочки маску для сна, которую использовал редко, и включил видео на Ютуб, слушая на фоне усыпляющий голос какого-то чувака, который рассказывал про психологию — то, что усыпляет его в мгновение ока. И это сработало, возможно, только благодаря последнему пункту.              В следующий раз Микки проснулся около полудня, встал с кровати и понял, что чувствует себя ещё более уставшим, чем вчера вечером. Как врач, он знал, что недосып и пересып сильно влияют на организм, но только так он мог отключить свой мозг хотя бы на пару часов, поэтому пользовался всеми возможными способами.              Поднявшись с кровати, Микки сразу же закутался в халат, потому что стук его зубов можно было услышать даже в Канаде, и выключил кондиционер. На секунду он подумал, что заболел, пока не вышел в гостиную, где была нормальная, приятная для тела температура, а потом направился в ванну, чтобы ошпарить кожу кипятком.              Это не помогало. Ни один из способов заглушения мыслей не работал. Возможно потому, что ещё никогда прежде Микки не сталкивался с ситуацией, когда его парень не пригласил его на День Благодарения. Он пытался рассуждать логически — они с Йеном вместе меньше месяца, так что ещё слишком рано для знакомства с семьёй и других официальных вещей, но, с другой стороны, Микки казалось, что их отношения выше всего, что присуще другим людям.              Ни одно оправдание поступку Йена не могло унять тупую боль, которая с приближением вечера становилась только сильнее.              Он, конечно, и сам мог пригласить его к себе, но это семейный праздник, а у Йена есть семья, в отличие от него. У него осталась только Мэнди, которая отправилась домой к своему очередному дерьмо-парню и, скорее всего, его семье.              В этот момент Микки осознал, что кажется, у его сестры первые серьёзные отношения после Киньяты, и, очевидно, они серьёзнее, чем у них с Йеном. Он не знал подробностей, потому что Мэнди заведомо решила не посвящать в них брата, но только об одной мысли об этом, ему стало так морально плохо, что пришлось, дыша привалиться лбом к стенке и закрыть глаза.              Может, провести целый день на диване не такое плохое занятие, каким всегда его считал Микки. Он добрался до восьмой серии второго сезона Друзей, где Росс не может определиться, какую девушку ему выбрать, когда на стол опустилась пустая коробка из-под китайской лапши. Телефон завибрировал под бедром, и Микки сдвинулся на диване, чтобы его вытащить.              [Мэнди]: Ну что? Как проходит твоя вечеринка? Чем занимаешься?              [Микки]: Потрясающе. Как твой парень? Настолько надоел, что ты решила написать мне?              [Мэнди]: Ха-ха-ха. Можешь посмотреть, нет ли в моём шкафу той чёрной кофточки с глубоким вырезом? Не могу её найти.              Микки закатил глаза и приподнялся на локте, проверяя карманы спортивных штанов на наличие пачки сигарет.              [Микки]: Ты сейчас описала весь свой гардероб, можно конкретнее?              [Мэнди]: Шлюхо-кофта              [Микки]: Ну вот так надо было сразу              Он зашёл в комнату сестры, где или до сих пор пахло её духами, а, может, Микки бредит наяву, и направился к шкафу. Вытащив нужную кофту, он бросил её на кровать и опустился рядом.              [Микки]: Она здесь. Ты хочешь прийти и забрать её?              [Мэнди]: Буду через 10 минут              Он задержался в комнате ещё на секунду, окидывая взглядом стены и предметы мебели. Пара постеров, фотографии рядом с кучей баночек на комоде, любимая декоративная подушка Мэнди, какие-то распечатанные рабочие документы и бланки на столе, но даже со всем этим наполнением, комната больше не выглядела жилой.              Микки вдохнул поглубже и, взяв в руки кофту, вышел в гостиную, прикрыв за собой дверь. Он огляделся по сторонам, чтобы оценить чистоту квартиры, и скорчил гримасу — с таким графиком работы времени не оставалось больше ни на что, так что, возможно, пришло время вызвать клининг.              Он успел лишь убрать грязную посуду в раковину и поправить плед на диване, как раздался звонок в дверь. Мэнди выглядела совсем немного запыхавшейся, лицо было расслабленным и умиротворённым, но потом Микки увидел этот чертовски знакомый блеск в голубых глазах сестры, из-за которого ему пришлось опустить взгляд в пол.              — Она хоть чистая? — спросила Мэнди, заходя в квартиру и, не разувшись, направилась на кухню.              — Кто? — Микки смотрел на то, как сестра открывает холодильник, фыркает, а потом хватает бутылку воды и жадно делает несколько глотков.              — Кофта, Микки. Я пришла за ней. Возможно, не самый лучший выбор, учитывая, что сегодня меня представят семье, — бормочет она себе под нос, но Микки впитывает каждое её слово.              — То есть у вас всё серьёзно? — он хочет звучать менее жалко, но ничего не может сделать со своим голосом.              — Не знаю, но… хочу думать, что да. Он замечательный, хорошо ко мне относится, заботится и всё это любовное дерьмо, от которого у меня подкашиваются коленки. Думаю, что в нашем случае, знакомство с семьёй — это формальность.              Мэнди выглядит беззаботной и такой влюблённой, и, смотря на неё, Микки осознаёт, что она так выглядит уже долгое время, а он всё это время был так увлечён Йеном, что даже не заметил. У его сестры настоящие отношения, которые не нужно скрывать, о которых она может поделиться с ним, рассказать милые моменты, а сегодня она поедет знакомиться с семьёй своего настоящего парня.              Микки чувствует себя ужасно, он отвратительный брат, который не может порадоваться за родного человека, и который не замечал вообще ничего уже долгое время, а ведь Мэнди — единственный близкий человек в его жизни.              — Мэнди, прости меня, — слова срываются с языка прежде, чем Микки успевает о них задуматься.              — За что? — на её лице непонимание.              — Я был так занят своим дерьмом, что совсем не замечал, что у тебя в жизни что-то происходит. Ты выглядишь такой счастливой, а я только и могу думать о… — он резко замолкает, когда понимает, что собирался произнести имя Йена.              К счастью, Мэнди не обращает на это внимания.              — Микки, помнишь наш тот разговор на кухне утром? Когда я сказала, что то, что мы отдалились — это совершенно нормально, — говорит она, делая пару шагов вперёд. Микки молчит, а она продолжает: — Я имела в виду именно то, что сказала. Ты мой старший брат, и я люблю тебя, но это не значит, что ты должен меня опекать. У тебя своя жизнь, у меня своя. Так что прекрати извиняться за ерунду, ты ни в чём не виноват.              Микки смотрит на Мэнди и почти не дышит. С какой-то стороны он чувствует облегчение, потому что сестра на него не злится, но с другой не может перестать чувствовать ответственность за неё.              — То, что произошло четыре года назад — случайность, которая больше никогда не повторится. Я отпустила это и живу дальше, так что и тебе стоит попробовать. Перестань себя винить.              Они никогда не поднимали эту тему. Микки думал, что для Мэнди это всё ещё открытая кровоточащая рана, которая никак не может затянуться, но оказалось, что это только его боль, а сестра заклеила всё пластырем и живёт дальше.              Слова отца до сих пор эхом звучат в его голове. Мэнди как будто знала, о чём думает Микки, поэтому преодолела расстояние между ними и крепко обняла его, прижимая к себе.              — Его слова ничего не значат, ты не мог ничего сделать. Выброси это из головы, Микки, или оно будет жрать тебя изнутри каждый день.              Момент очень личный и интимный, Микки даже не замечает, как его губы начинают дрожать, а пальцы сильнее впиваются в спину сестры. Он не расплачется у неё на плече, слёз нет, а глаза сухие, но внутри маленький Микки рыдает навзрыд, как девчонка. Он бы хотел, чтобы отец оказывал на него меньшее влияние.              Они стоят так пару минут и каждый думает о своём, но через время вся ситуация становится неловкой.              — Мэнди, я в порядке. Ты можешь меня отпустить, — смущённо бормочет Микки, но его пальцы всё ещё сжимают чёрное пальто сестры.              — Я сейчас тебя отпущу, а у тебя глаза мокрые, да? Не хочу на это смотреть, — смеётся она.              Микки отстраняется и смотрит на Мэнди, нахмурив брови, ровно секунду, прежде чем они оба расплываются в улыбках.              — Забирай свои шмотки и проваливай, мне нужно собираться на работу, — это не правда, но сейчас он хочет остаться один, как никогда раньше.              Взгляд Мэнди скользит по комнате в поисках кофты, но останавливается на картонных упаковках еды, стоящих на столе, и она замирает.              — Микки, почему ты… — начинает она, но замолкает, как только встречается взглядом с братом. Он старается выглядеть обычно, безучастным, безэмоциональным, и, кажется, это срабатывает. Или нет. — Где моя кофточка?              — Кажется, я оставил её на спинке дивана.              Он забирает её и передаёт в руки сестры, избегая её любопытный взгляд.              — Микки…              — Нет, Мэнди, у меня всё в порядке, ладно? Иди, веселись и передай своему парню, что он у меня на карандаше, — он почти выталкивает её за дверь, а потом медлит, не закрывая.              — Не сейчас? — тихо спрашивает Мэнди.              Микки качает головой и закрывает дверь.       

***

             Ужин был в самом разгаре, а в доме Боллов царила праздничная и семейная атмосфера. Ладно, на самом деле, было ужасно шумно, а особенно когда к ним присоединились ещё некоторые друзья семьи и пара соседей.              Йен думал, что будет только узкий круг, но стол практически валился от еды, тогда и было принято решение позвать ещё гостей. «Вместе веселее», сказал Кев, когда открывал дверь, впуская новоприбывших в дом.              Когда основные блюда были съедены, все разбились на группы и болтали о чём-то своём, а Йен просто сидел и улыбался, не участвуя в беседах. Это был такой своеобразный перерыв между ужином и десертом. Эмми и Джема скрылись в своих комнатах сразу после того, как закончили есть и получили разрешение от мамы уйти из-за стола, Миранда и Грейс разговаривали с Кевом о недавних улучшениях их района, а Веронике помогали убирать со стола Тони и его новая девушка, с которой они были вместе с недавних пор.              Йен смотрел на то, как они ворковали и дарили невесомые поцелуи друг другу, когда думали, что их никто не видит, а потом оглядывались по сторонам, как испуганные детишки, и рассыпались в разные стороны. Это вызвало такую непреодолимую грусть у Йена, что он не знал, куда он неё деться, поэтому решил выйти на улицу покурить. Он надел пальто и выскользнул на задний двор, убедившись, что никто не будет его искать по меньшей мере пять минут.              Он так сильно хотел пригласить Микки, но так сильно боялся всё испортить. Может, ещё слишком рано, может, Микки вообще не хочет знакомиться с его семьёй. Йен мог бы знать ответ на каждый вопрос, который возникал в его голове, если бы не побоялся.              — Боже, какой же я трус, — выдохнул он в холодный воздух вместе с дымом.              — Почему?              Голос сзади заставил его подпрыгнуть от неожиданности, а потом он повернулся и увидел Веронику с протянутой вверх ладонью. Йен передал ей пачку сигарет и зажигалку, опустился на деревянные ступеньки крыльца, сразу же затягиваясь сигаретой, чтобы отсрочить ответ на вопрос.              — Я хотел отметить с Микки, но побоялся ему предложить даже после того, как узнал, что его сестра будет праздновать со своим парнем. А потом он поставил ночную смену, так что уже примерно через час будет на работе, — пробормотал Йен, глядя на наручные часы.              — Послушай, Йен, я знаю, что ты ждёшь от меня поддержки, потому что я твоя мать, но… ты просто идиот. Разве так я тебя учила поступать? — голос Вероники был строгим, а после того, как она закончила говорить, Йен почувствовал подзатыльник.              — Ай! — он схватился за голову и обернулся, недовольно глядя на маму, нахмурив брови.              — Что, больше нечего сказать, да? Я думала, что ты просто не хочешь его приглашать к нам и ничего не сказала по этому поводу, но такого я не ожидала, — она сложила руки под грудью, так и не успев прикурить сигарету.              Йен молча отвернулся, понимая, что мама права. Как и всегда.              Повисшую между ними тишину нарушил Кевин, который отправился на поиски жены, но насторожился, как только переступил порог дома.              — Что случилось? — осторожно спросил он.              — Наш сын — ссыкло, вот что! — громко сказала она.              — Мам!              — Помнишь, я рассказывала про Микки, того врача из больницы? Так вот, мы бы сегодня с ним познакомились, если бы Йен не «побоялся его пригласить», — она изобразила кавычки в воздухе.              Отец нахмурился, забрал у неё пачку сигарет, вытащил две, поджёг их и одну оставил себе, а вторую отдал Веронике.              — А в чём проблема отметить с ним сейчас? — спросил он.              — Микки работает сегодня, — пожал плечами Йен.              — Повторю вопрос: в чём проблема отметить с ним?              На секунду повисла тишина, а затем Вероника громко воскликнула:              — Боже! Йен, ты должен устроить ему романтический ужин в больнице. Возьмёшь еду, свечи, я даже дам тебе красивую скатерть, а потом пригласишь его в одну из ваших комнат для сна, включишь романтическую музыку и… — она мечтательно закатила глаза и хлопнула в ладоши, представляя в голове картинку свидания.              — Так, стоп. Я понял, не продолжай, — щёки Йена вспыхнули при мысли о том, чем ещё можно заняться в комнате для сна, кроме сна.              И, да. Это потрясающая идея. Романтический ужин-сюрприз для Микки в больнице, где никто не сможет им помешать, потому что в праздники очень мало дежурных врачей. И почему он раньше об этом не подумал?              — Ну что? Ты едешь или мне снова начать называть тебя ссыклом? — засмеялась мама.              — Еду я, еду, только перестань.              Йен затушил сигарету о донышко пепельницы и зашёл в дом, сразу же направляясь на кухню в поисках свечей.       

***

             После ухода сестры Микки лёг обратно на диван и включил сериал, но мысли в голове мешали сосредоточиться на происходящем на экране. Потому он закрыл глаза и перевернулся на другой бок, лицом к спинке. Он не собирался спать, но мозгу нужен был хотя бы пятиминутный отдых.              Микки не привык к таким ситуациям, а если они и случались, то он загружал себя работой по полной, чтобы не оставалось времени на глупые мысли. Ситуации не помогало и то, что Йен за целый день не отправил ему ни одного сообщения, а палец Микки каждый раз замирал над экраном, но потом нажимал на кнопку блокировки.              Когда раздалась вибрация телефона, лежащего на столе, Милкович подпрыгнул на месте и резко схватил его. Входящий звонок заставил Микки нахмуриться.              — Привет, Микки, — послышалось с того конца.              — Элли? Что-то случилось? — он напрягся всем телом, ожидая, что в больнице произошло ЧП.              — Что? Нет, — она легко засмеялась. — Я звоню не по работе, хотела пригласить тебя к нам на ужин в честь Дня Благодарения.              Микки широко распахнул глаза, не веря в то, что только что услышал. Да, они всегда были близки, а последнее время Элли стала почти частью семьи, но приглашение было очень неожиданным.              — Почему? Ну, в смысле, что…              — Я знаю, что ты работаешь сегодня вечером, но подумала, что захочешь заехать на часик. Я отмечаю со своим старшим сыном, а дочь не смогла приехать из Нью-Йорка, самолёт отменили. Мы с тобой не чужие люди, всё-таки.              Микки не знал, стоит ему соглашаться или нет, но и причин отказываться не видел. Вся ситуация казалась какой-то неправильной.              — Спасибо за приглашение, но… — он замолчал, не в силах подобрать слов.              — Но это странно, да? — снова засмеялась Элли и Микки услышал шум духовки на фоне. — Послушай, у меня тут целая индейка, клюквенный соус и тысяча закусок, которые необходимо съесть. Мне будет очень приятно, если ты приедешь, Микки.              Её последняя фраза звучала так по-семейному, особенно, что это заставило сердце Микки наполниться теплом. Он закусил нижнюю губу и кивнул сам себе.              — Уговорила, диктуй адрес.              — Скину сообщением, ладно? Это недалеко от больницы.              Они попрощались, а через секунду Микки получил адрес. Квартира Элли находилась недалеко от его собственной, всего в паре кварталов, так что дорога до больницы будет быстрой.              Он поднялся с дивана, убрал пустые коробки со стола и отправился в спальню, чтобы переодеться во что-то нарядное и одновременно удобное. Синие свободные джинсы на ремне, чёрный тонкий пуловер под горло и лёгкая куртка [1], в которой он точно не замёрзнет, сидя в машине. Через пару минут Микки уже спускался в гараж за машиной, а через десять стоял около квартиры Элли, переминаясь с ноги на ногу.              Микки мог сказать, что в начале вечера неловко себя чувствовали все трое, однако с течением времени и появлением тем для разговора, ужин окутала приятная атмосфера. Элли была прекрасной хозяйкой, индейка получилась потрясающей, и хорошей мамой, которую очень любил её сын, Маркус.              Микки ни разу не пожалел, что согласился прийти, потому что нет ничего лучше, чем в праздник находиться в кругу людей, которым на тебя не наплевать. И это здорово помогло отвлечься от мыслей, так что он чувствовал себя намного лучше, чем сегодняшним утром. Элли пыталась пару раз завести разговор про них с Йеном, но Микки плавно уходил от ответов, съезжая на другие темы.              Когда пришло время уходить, она вышла в коридор, чтобы проводить Милковича, а затем их взгляды встретились, и Микки понял, что убегать от ответов больше не выйдет.              — Почему ты не с Йеном?              Вопрос, на который Микки не мог ответить даже сам себе.              — Я не… я не знаю, Элли. Мы не договаривались о том, чтобы праздновать вместе, — он небрежно дёрнул плечами, опускаясь на корточки, чтобы зашнуровать свои Тимберленды.              — У вас всё хорошо? Он праздновал с семьёй?              — Да, думаю да, — он чувствовал, как мелкая дрожь пробирает его пальцы.              — Где он сейчас? Не хочешь с ним встретиться, чтобы поговорить? — Элли как будто не видела, или не хотела видеть, что Микки чувствовал себя, как на допросе в полиции, под этими жуткими люминесцентными лампами.              — Я не знаю, где он. Мы не общались целый день, — бросил он и поднялся, чтобы как можно скорее взять с вешалки куртку и надеть её, а потом убраться к чёртовой матери.              — То есть ты не уверен, был он с семьёй или ещё где-то? А хоть что-то про членов его семьи ты знаешь? Где они живут, есть ли у него братья или сёстры?              Микки очень сильно хотел уйти, потому что Элли озвучивала все те вопросы, точных ответов на которые у него не было. Он чувствовал себя идиотом.              — У Йена есть приёмная мать и, возможно, две младшие сестры. Он из Саутсайда, но я не знаю, живёт ли там или уже нет.              Элли громко вздохнула и опустила взгляд, поджав губы.              — Это… странно. Я не имею ничего против свободных отношений, но я думала, что у вас всё серьёзно.              Людям надо перестать говорить ему это дерьмо про серьёзные отношения, честное слово. Микки злился, сжимая руки в кулаки и скрипя зубами, но Элли не сделала ничего такого, поэтому он молчал, чтобы сгоряча не сболтнуть лишнего.              — Да, я тоже, — внезапно отвечает Микки, чем повергает самого себя и женщину в шок. — Мне нужно идти, не хочу опоздать.              Элли хватает его за рукав куртки, останавливая, а потом произносит:              — Поговори с Йеном. Думаю, что вы друг друга неправильно поняли, а это — мелкие трудности, через которые проходят все люди. Я знаю, как он на тебя смотрит, а глаза не врут, Микки, — говорит она полушёпотом, вкладывая в свои слова гораздо больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Она хочет достучаться.              Он кивает, соглашаясь.              — Я поговорю с ним.              — Напиши мне потом, хорошо?              Он ещё раз кивает, быстро обнимает Элли, благодарит за приглашение и выходит за дверь.              Возможно, Микки прогревает машину намного дольше необходимого и в это время думает о Йене, но это только его дело.       

***

      Он приезжает в больницу раньше, чем ожидал, паркуется неподалёку и берёт телефон с панели, чтобы проверить, не написал ли ему Йен что-нибудь. Доска уведомлений пуста, если не учитывать несколько поздравлений с Днём Благодарения от старых друзей или знакомых, отметку в Инстаграм от Мэнди, которая выложила их совместную детскую фотографию, о существовании которой Микки не подозревал, и купон на скидку в магазине электротехники.              Микки отвечает друзьям, отправляя ответные поздравления, лайкает фотографию и пишет смешной комментарий, а потом палец скользит на кружочек с историями Йена, и уже через секунду его счастливое лицо расплывается в улыбке на весь экран. Он чувствует то самое ощущение внутри, когда грудь распирает от нахлынувших эмоций, дыхание становится прерывистым, а ладони потеют. Оно приятное, обезоруживающее и такое тёплое, но голос Элли в голове звучит эхом, повторяя: «Я думала, что у вас всё серьёзно».              Да, они договорились о взрослых и серьёзных отношениях, но что это, блять, вообще значит? Понимание «серьёзных отношений» разное абсолютно у всех людей на планете, поэтому об этом стоит разговаривать, чтобы понять, сходятся ли у вас ценности, видение этих отношений, планы на жизнь и совместное будущее.              Но дело в том, что Йен находится слишком глубоко под кожей, поэтому, если вдруг что-то пойдёт не так, вытравить его оттуда будет слишком сложно. Микки не хотел об этом думать, потому что каждое малейшее предположение, намёк, фраза и слово, брошенное со стороны близких ему людей, заставляет его сердце обливаться кровью.              Он смотрит на счастливые лица людей за спиной у Йена, на его двух очаровательных сестёр-близняшек, маму и других людей, о роли которых в жизни его парня, он может только догадываться. Микки знает о нём много всего, например, его профессиональные качества, черты характера, вредные привычки, то, что Йен питается абы как, старается красиво выглядеть, любит детей и просто хороший человек. Да, это много, но недостаточно.              Микки закусывает губу, отводит взгляд к окну, смотря на съезжающие капли дождя на нём, а потом снова возвращается к экрану. Он задерживает дыхание и открывает диалог с Йеном.              [Микки]: Нам нужно поговорить.              Сообщение выглядит сухо, поэтому он стирает и пытается снова.              [Микки]: Привет, не хочу тебя отвлекать, но, может, ты бы смог по пути домой заехать в Вейс ненадолго? Хочу обсудить с тобой кое-что              Он блокирует экран, кладёт телефон в карман и выходит из машины, чтобы отправиться в больницу. Конечно, этот вопрос не требует срочности, но Микки хочет поговорить как можно скорее и решить всё. Он лишь надеется, что Йен увидит сообщение не слишком поздно и согласится поговорить сегодня, особенно учитывая его нелюбовь к серьёзным разговорам. Поэтому, когда на экране появляется положительный ответ, как только Микки переступает порог больницы, он удивляется. А за ним следует ещё одно сообщение.              [Йен]: Ты где?              [Микки]: Уже на работе.              Он опускает телефон, чтобы поздороваться с Бритни, несколько минут назад заступившей на ночную смену, и не может не заметить, как тихо в больнице. Главный холл почти пуст, лишь несколько медсестёр виднеются в глубинах коридоров и около палат, но ежедневной суеты и хаоса нет. Возможно, именно из-за этого Микки и любит дежурить в праздники.              Он идёт в ординаторскую и пару секунд раздумывает над тем, стоит ли заваривать кофе сейчас или лучше сделать это позже, а потом быстро переодевается и опускается на диван, вертя в руках мобильный. Йен не сказал, во сколько именно приедет, поэтому Микки трясёт коленом в ожидании ответа, не зная, что сейчас ему делать.              В любом случае, вечерний обход не может ждать, поэтому Милкович возвращается к старшей медсестре, берет у неё амбулаторные карты и отправляется к пациентам.              Обход не занимает много времени и Микки радуется, что все пациенты стабильны, по крайней мере, на данный момент. Он собирается вернуться в ординаторскую и заняться документацией, когда на его телефон приходит ещё одно сообщение.              [Йен]: Если ты уже закончил обход, то приходи в комнату для сна. Если нет, то заканчивай, и всё равно приходи ;)              Микки хмурится, глядя на сообщение, а потом бросает быстрый взгляд на Бритни, ожидая, как та скажет что-то о том, как Галлагер его искал, но девушка молчит, спокойно занимаясь своей работой.              Сердце бьётся в горле всю дорогу до комнаты для сна, пока Микки мысленно готовится к предстоящему разговору, но когда открывает дверь, сердце пропускает удар, а ноги превращаются в желе. Он не может поверить в то, что видит перед собой.              В центре комнаты, между двумя кроватями, стоят две тумбочки, накрытые красивой скатертью, которая сильно свисает по бокам, на импровизированном столе горят две красные свечи, а на противоположных сторонах на салфетках стоят две тарелки с домашней едой, вокруг которых лежат столовые приборы. Микки не сразу понимает, что здесь происходит, его взгляд падает на Йена, который ещё не заметил присутствия своего парня и пытался включить музыку на колонке.              Йен разворачивается и замирает от неожиданности, а потом смущённая улыбка расцветает на его лице, когда он видит реакцию Микки.              — Сюрприз, — произносит он робко, как будто ещё не знает, стоит радоваться или нет.              Микки молчит, пытаясь подобрать слова, чтобы описать то, что сейчас чувствует, но ничего не приходит на ум. Он всё ещё не может осознать, что то, что он видит — реально. Йен здесь, он устроил ему свидание прямо в больнице, потому что Микки, как самый драматичный ублюдок в мире, решил взять ночную смену в последний момент, а теперь стоит и смотрит на него этими щенячьими глазами.              Йен сокращает расстояние между ними и кладёт руки на щёки Микки, немного приподнимая его голову.              — Скажи что-нибудь, иначе я сойду с ума, — шепчет он, а глаза мечутся по лицу перед ним.              Микки до сих пор не может этого сделать, поэтому притягивает к себе Йена за шею и прижимается своими губами к его. Поцелуй нежный и долгий, а когда Микки чувствует язык, то приоткрывает рот, чтобы сплестись с ним своим собственным. Нет на свете ничего лучше, чем целовать Йена.              Они отрываются друг от друга уже через минуту, но соприкасаются лбами и не разрывают объятий. Микки поглаживает большим пальцем щетинистую щёку, а Йен крепко держит его за спину. Все вопросы, которые Милкович хотел задать, вдруг становятся такими незначительными, и он просто хочет раствориться в этом моменте.              — Спасибо, — наконец выговаривает Микки, после чего быстро оставляет поцелуй на губах напротив. — Хорошо выглядишь.              — Помнится мне, что когда я сказал тебе это, когда мы ехали на день рождения Мэнди, то ты ответил «я знаю». Так вот, Микки, я знаю, спасибо, — легко смеётся Йен, за что получает тычок под рёбра. — Предлагаю поесть, иначе всё остынет.              Они идут к «столу» и усаживаются на кроватях по обе стороны от него, Микки скользит взглядом по содержимому их тарелок.              — Почему у меня есть брокколи, а у тебя нет?              — Терпеть не могу брокколи, — отвечает Йен и берёт с пола две бутылки, показывая их Микки. — Минеральная вода или апельсиновый сок, за который мне пришлось драться с сёстрами? Это был нешуточный бой, скажу я тебе.              — Сок, — пожимает плечами Микки.              — Отличный выбор, — кивает Йен и ставит бутылку с водой обратно на пол, а потом наливает сок в два бокала. — Приятного аппетита и спасибо, что выбрали наш ресторан.              Микки прыскает со смеху, когда они приступают к еде.              — Вкусно, — качает головой Милкович, когда пробует индейку. — Сам готовил?              — Не, готовка — не мой профиль, максимум бутерброды могу сделать или яичницу пожарить. Готовила моя мама, — говорит Йен и Микки видит, что тот ест без особого аппетита.              — Ты не голоден? Почему не ешь?              — На самом деле, я только что с семейного ужина, так что не сильно голоден, — пожимает плечами Йен и делает глоток сока.              Между ними повисает тишина и Микки опускает взгляд вниз, двигая еду по тарелке. Он тоже не голоден, но собирается съесть всё, что принёс Йен, даже не смотря на вновь вернувшийся ком в горле.              Внезапно, Микки понимает, что больше не хочет откладывать вопрос, который мучает его.              — Йен, насколько между нами всё серьёзно?              Слова застают Галлагера врасплох, это видно по его лицу и тому, как меняется его взгляд. Йен становится как никогда серьёзным и собранным.              — В каком смысле? Мне казалось, что я довольно чётко озвучил… — его голос твёрдый, но Микки может слышать, как он дрожит.              — Нет, я про другое. Я хочу знать, какие у тебя намерения, видишь ли ты наше будущее и совпадает ли моё понимание серьёзности с твоим.              Микки поднимает глаза и видит, что Йен выглядит таким уязвимым в этот момент и до чёртиков напуганным. Неужели он думает, что Микки хочет поставить точку в их отношениях?              — Как я уже говорил, я хочу нормальных, стабильных отношений. Знаю, что мы вынуждены их скрывать на работе из-за правил, но это ничего не меняет. Мне казалось, что ты знаешь об этом, — он даже не пытается скрыть обиду в своём голосе, и это заставляет Микки на секунду почувствовать вину. — Не могу говорить о нашем будущем, потому что не знаю, что будет завтра, но в одном я уверен точно — я хочу быть с тобой, несмотря ни на что, Микки.              Милкович кусает нижнюю губу и кивает, сверля взглядом кусочек индейки на тарелке.              — Это то, что ты хотел услышать? — обвинительный тон Йена режет слух, и Милкович начинает по-настоящему злиться.              — Что? — произносит он, поднимая брови, и смотрит на своего парня. — Я хотел услышать то, что ты по-настоящему чувствуешь.              — Боже, разве не очевидно, что я без ума от тебя? Ты нравишься мне настолько, насколько это вообще возможно. К чему вообще весь этот разговор?              Микки молчит. Что ему сказать? Что он неуверен в себе потому, что его бывший парень бросил его из-за денег, а второй относился, как к дерьму? Что даже его единственный родитель предпочитал сестру, а не его самого? Что всю жизнь он пытается доказать всем и самому себе, что чего-то стоит?              Человек, недолюбленный в детстве, будет всю жизнь сомневаться в том, что кто-то может искренне хотеть быть с ним и любить. Ему мало слышать слова, он хочет видеть действия. Именно поэтому для Микки так важно, чтобы семья Йена знала о нём. Это — подтверждение того, что у них всё серьёзно. Но признаться себе в этом гораздо сложнее, чем он думал.              — Ты почти не рассказываешь о себе. А ещё я думал, что мы отметим День Благодарения с твоей семьёй, они вообще знают обо мне?              — Я не… конечно, они знают о тебе, Микки. Я не думал, что ты захочешь быть с нами, если бы я… почему ты не сказал? — Йен поднялся из-за импровизированного стола и обогнул его, а потом сел рядом со своим парнем, накрывая его ладонь своей.              Микки отложил вилку и Йен взял его вторую руку, призывая посмотреть в глаза.              — Я не был уверен, захочешь ты этого или нет, — наконец, отвечает он.              — Ну что ж, тогда мы оба идиоты. Поверь, Микки, моя семья хочет познакомиться с тобой с того самого первого дня, когда я впервые упомянул о тебе. Мы сделаем это при первой возможности, ладно?              Он кивает, Йен улыбается, а потом увлекает их назад на кровать и ложится, подтягивая Микки к себе на грудь.              — Когда мне было 6, моя семья сгорела в пожаре. Отец, мать, старшая сестра и старший брат.              — Боже, Йен…              Микки поднимается на локте, чтобы посмотреть ему в глаза. Он вкладывает столько поддержки и скорби в свой взгляд, сколько может, но Йен лишь качает головой.              — Всё в порядке, это было много лет назад. После этого, подруга моей сестры Вероника и её муж Кевин усыновили меня, так у меня появились родители, а спустя много лет у них появились свои дети, мои сёстры, Эмми и Джема, — откровения Йена повергли Микки в шок, он не ожидал услышать такое. — Они всё ещё живут рядом с моим старым домом, в Саутсайде, а я переехал от них в маленькую квартирку рядом с Вашингтон-парком.              — Это достаточно далеко от больницы, разве нет? То есть, когда ты уходил от меня утром, то ехал туда, чтобы переодеться, а потом на работу? — догадывается Микки.              — Ну… да, — смущённо отвечает Йен и отводит взгляд в сторону.              Наступает пауза и они оба молчат, глядя друг на друга.              — Слушай, извини за сцену неуверенности в себе. Я настолько извёл сам себя этими дурацкими мыслями, а потом ещё слова Мэнди и Элли…              — Ты разговаривал с ними обо мне? — Йен округлил глаза.              — С Мэнди нет, она просто увидела меня смотрящего Друзей и поглощающего еду из доставки, так что поняла, что я немного загрузился своими мыслями, а Элли пригласила меня на ужин сегодня и буквально заставила во всём признаться. Ты же её знаешь, — хохотнул Микки.              — Так, записываю, Друзья и доставка еды значат, что ты занимаешься самокопанием, — Йен сделал вид, что записывает это в воображаемый блокнот, за что Микки сильно ущипнул его в районе соска.              Глаза Йена вспыхнули.              — Не делай так, — он предупредительно указал пальцем на Микки.              — Не делать как? Так? — Милкович ущипнул теперь сам сосок, а потом немного потёр его большим пальцем. Он перевернулся на бок, перемещая колено между раздвинутых ног Йена, и немного ёрзая между ними. — А так можно?              — Никак нельзя, — сдавленно проговорил Галлагер, пытаясь отодвинуться подальше к стене.              Микки поразмыслил секунду, поднялся с кровати, выглянул в коридор, проверяя обстановку, а затем захлопнул дверь и закрыл её на замок.              — А теперь можно? — спросил он, закусывая губу.              Йен, кажется, немного растерял свою уверенность, но всё равно покачал головой. Микки затушил свечи, отодвинул стол в сторону, а потом стянул халат с плеч, бросая его на другую кровать.              — А сейчас?              — Микки…              Милкович поставил колено на кровать, снял чёрную медицинскую футболку, бросая её рядом с халатом, а потом опустился на Йена сверху, оставляя между ними расстояние. Их лица были напротив, а в зелёных глазах с каждой секундой выдержки становилось всё меньше и меньше.              — А если я скажу «пожалуйста»? — прошептал Микки и в этот момент на фоне заиграла романтическая мелодия.              — Вы нравитесь мне чертовски сильно, доктор Милкович, — томно ответил Йен.              — Взаимно, доктор Галлагер.              Йен подался вперёд, набросился на Микки с поцелуем и подмял его под себя, одновременно с этим ведя рукой по груди вниз.              — Пожалуйста, скажи, что у тебя есть презерватив, — взмолился Микки, а Йен замер. — Хотя бы смазка?              Галлагер поджал губы и отрицательно покачал головой.              — Хорошо, что я знаю ещё несколько способов, как доставить друг другу удовольствие?              — Просто замечательно, — согласился Йен и снова соединил их губы.              Они могли только надеяться, что были достаточно тихими, чтобы никто из сотрудников больницы не услышал то, что происходило в комнате для сна.              Микки мог с уверенностью сказать, что этой ночью эмоционально они стали намного ближе, чем когда-либо до этого. Возможно, открывать кому-то душу однажды станет не так тяжело, как сейчас, и Микки сможет прямо говорить обо всём, что его беспокоит. И сейчас, когда они лежали обнажённые на одноместной кровати, прикрытые простыней, его мучало ещё кое-что.              — Йен, ключ от моей квартиры всё ещё у тебя? — спросил он, мягко поглаживая редкие рыжие завитки на груди своего парня.              — Да, не успел положить тебе в шкафчик. А что? Хочешь забрать?              — Нет, оставь себе. Я не предлагаю съезжаться, потому что ещё слишком рано, но я буду не против, если ты оставишь какую-то часть своих вещей там и перестанешь лишать меня утреннего секса и совместного завтрака, — сказал Микки и увидел, как грудь перед глазами перестала подниматься и опускаться.              Йен приподнял его лицо за подбородок и поцеловал так нежно, что Микки расплылся в счастливой улыбке, а потом крепко обнял его за шею, не желая отпускать ни на секунду.              — С Днём Благодарения, доктор Милкович.              — С Днём Благодарения, доктор Галлагер.              Через пару часов, когда Йен будет сидеть за столом и заполнять документы вместо своего парня, он обернётся на крепко спящего Милковича и поймёт, что ещё никогда и ни к кому не испытывал таких сильных чувств, а потом улыбнётся этому осознанию.