Разыграй карту

Скрябин поставил перед ней чашку горячего чая, пододвинул стул и сел напротив больничной койки. Сложил на груди руки, окинул любопытным, мрачным взглядом трясущуюся от озноба фигуру, сжалился и принёс второе одеяло. — Будем надеяться, — прервал он тяжелую тишину, — обойдется без воспаления лёгких. Раз вы не слегли с жаром к утру, то кризис миновал. Она взяла ослабшими руками приготовленный врачом специально для нее чай, зубы стучали о чашку. На ее памяти проявление подобного рода заботы от Ивана Евгеньевича было впервые, и Анна пока не знала, как реагировать. Напиток с добавлением меда оказался горячим, вызвав приступ кашля. Скрябин свел брови к переносице. Он тоже не спал всю ночь, уже наступило утро, но покой им только снился. Анна чувствовала на себе пристальный взгляд, словно Иван Евгеньевич хотел проникнуть ей в голову, прочесть мысли. В отличие от полиции, доктор не задавал ей вопросов, только при виде раненого Штольмана сильно побледнел и начал отдавать короткие, сухие распоряжения — кто, куда и что. К ней Скрябин пришел лишь на рассвете, но то ничего, Анна, наоборот, была рада, потому, что приди он скоро, означало бы конец всему. Что бы он ей сказал, какие подобрал бы слова, да и стал бы он ей что-то объяснять? Кто она ему и кто она — Штольману? Но стоило Скрябину переступить порог ее палаты, точнее, как только Анна заслышала его шаги в коридоре, а она была уверена, что это идёт именно он, не медсестра или кто-то из полицейского управления, то по его лицу легко читалось облегчение. — В рубашке родился, — произнёс Иван Евгеньевич, закрыл плотно за собой дверь. — Какой-то миллиметр — и все. — Как он? — Анна выскочила из кровати. — С ним всё будет хорошо? — Поправится, — сжато ответил доктор, взглянул на Анну и смилостивился: — Весной на воды съездить на помешало бы, в остальном — две-три недели покоя. Большая кровопотеря… организм сильный. Все будет хорошо, не сразу, — предупредил Скрябин, — но хорошо. Анна благодарно кивнула и опустила глаза. Она убила человека. Убила Андрея Петровича. Наставила револьвер и спустила курок. Могла ли поступить иначе? Как скоро их бы нашла полиция? А если бы Клюев выстрелил в него снова? Анна зажмуривалась и потерла виски. У нее не было выбора. Сейчас ей казалось, что своим поступком она вернула назад Штольмана, сторговалась со Смертью. — Как вы это сделали? От Скрябина не укрылось, как она вздрогнула, помедлила и напряженно подняла голову. Вопрос повис в воздухе. — Что сделала? Они смотрели друг другу в глаза целую вечность, пока Иван Евгеньевич не сказал: — Как вы убили его? Тишина. Анна похолодела, внутренности сжались в тугой комок. Ее уже допрашивали этой ночью — лично Трегубов и Варфоломеев. Не успела она переступить порог больницы, как посыпались вопросы. Отвечала односложно: «Да/нет», «не помню». Последние часы, как в тумане. Коробейников нашел их, когда Анна совсем отчаялась. Все это время она не переставала звать на помощь и не бросала попыток остановить кровь. Дядя, увидев окровавленный порванный подол сорочки, подумал о самом страшном, но затем сообразил, что оторванным куском ткани Анна перевязала рану сыщику. Она и сейчас не помнила, как они доехали до города, как повернули к Мариинской больнице и их на крыльце встретил Скрябин. Собственная жизнь утратила для нее ценность, только одно волновало — Штольман. Он жив, остальное уже неважно. Кто-то закашлял в коридоре, раздались голоса санитарок. Анна натянула на плечи пуховой платок. — Я могу понять, как револьвер Якова Платоновича оказался в чужих руках. В руках Клюева. Да вы и сами дали показания, что они боролись. — Вы ошибаетесь. Иван Евгеньевич смерил строгим взглядом. — Видите ли, Анна Викторовна, с таким ранением, как у Якова Платоновича, люди сразу теряют сознание. Секунда-две и накрывает темнота. А Клюев, как известно, получил пулю в голову, то есть, после того, как был ранен Штольман. Кроме вас там больше никого не было. Вот мне и стало интересно, как вы нашли силы убить дорогого Андрея Петровича! — А если они стреляли одновременно? Скрябин коротко улыбнулся, а Анна поняла, что выдала себя с головой. — Могли, да. Но не из одного револьвера. Надо придерживаться какой-то версии. По крайней мере, пока не придёт в себя Штольман. Он что-нибудь придумает, в конце концов, ему поверят больше, чем вам. — Доктор помолчал. — В любом случае, суд должен учесть, что вы были вынуждены защищать себя, к тому же вы из хорошей семьи, а ваш дядюшка бесстыдно богат. Дело быстро замнут, не сомневайтесь. — И вы тоже будете молчать? — Пока — да. Анна затаила дыхание. — Пока? — Дальше решать будет Яков Платонович. Какой линии он станет придерживаться… но уверен, он не захочет подвергать вас лишним переживаниям, не допустит газетных сплетен и толков в свете, поэтому, я думаю, — Скрябин выдержал паузу, усилив напряжение, — он скажет Трегубову, что, будучи раненым, ему удалось завладеть оружием и произвести выстрел. — Вы ведь сами сказали… только что… люди с подобными ранами… — Во всем есть исключения, — перебил ее Иван Евгеньевич и поднялся. — Отдыхайте. Попытайтесь поспать. Я добавил успокоительное в чай, выпейте до дна. Скоро вы забудетесь крепким сном. Я велю никого к вам не пускать. Анна бросила взгляд на чашку с остывшим чаем. Кивнула. — Спасибо, Иван Евгеньевич… я не знала, что вы на самом деле… — она замялась, подбирая правильное слово, но то ли на нее начал воздействовать половина выпитого чая с успокоительным, то ли сказывалась усталость, на ум ничего не шло, и Анна тихо, извиняющимся тоном произнесла: — такой… Оставалось догадываться, какой «такой». Скрябин пожал плечами и почесал задумчиво щетинистый подбородок. — Вы спасли моему другу жизнь, — и мужчина притворил за собой дверь. Анна допила чай большими глотками и скатилась вниз на подушку. Слова Скрябина возымели должный эффект: ей сделалось спокойнее. Скоро Штольман придёт в себя, и она будет рядом. Самое страшное позади. Они победили зло, победили чудовище, преследовавшее их веками. Удивительно, однако ни Белль, ни Гизела после рокового выстрела не приходили к ней. Перед глазами все поплыло, и Анна подумала, так действует успокоительное, однако возле окна материализовалась темнея фигура в плаще. Дух стоял спиной и не шевелился. — Андрей Петрович? Конечно, когда-нибудь дух Клюева должен был прийти. Мужчина медленно повернул голову, и внутренности Анны сжались. Нет, к ней пришел не Клюев. — Ваша Светлость… — вырвалось у Анны внезапно, и она сама подивилась, с чего бы ей так к нему обращаться? Давит опыт прошлых жизней? Герцог повернулся. Раньше она видела его во снах и чужих воспоминаниях, встречаться с ним лично совсем не хотелось, и Анна была даже рада, что дух ни разу ее не навестил. Сейчас от него веяло загробным миром, холодом и непоколебимой силой. — Вы пришли… почему? Герцог был неподвижен, словно могучая гора. Его черные, пустые глаза вселяли страх. — Чего вы хотите? В тусклом свете одинокой свечи мелькнули руки в перчатках. — Ты прервала цепь событий, — от его голоса пошли мурашки по коже. Анна заозиралась по сторонам — не позвать ли на помощь? — Иногда нам необходимо принимать сложные решения для того, чтобы двигаться дальше. Внешне герцог был одно лицо с Клюевым, но характером вышел сильнее. Андрей Петрович походил на сумасшедшего, одержимого идеей. Точно также и Анна обладала лишь внешним сходством. — История нашей любви закончилась, — продолжил дух ровным голосом. — Наша любовь выродилась от перерождений и превратилась в любовь ядовитую, низменную. Любовь бедняков. Пламя свечи дрогнуло и потухло. Мороз побежал по позвоночнику. Анна судорожно сжала побелевшими пальцами одеяло. — Зачем вы пришли? Он сбросил капюшон. Черные, как смоль, волосы упали на лоб. Герцог был так похож на Клюева и в то же время казался далеким, недостижимым. «Он бы не дал себе выстрелить в лицо», — подумала Анна. — Поблагодарить. Страх сдавил грудь. Закружилась голова. Ладонь герцога легла поверх ее пальцев, но она ничего не почувствовала. Глаза оставались непроницаемыми. — Все кончено? — осторожно прошептала. — Он не побеспокоит тебя, — дух поднялся. — Спи, Анна. Чёрное пятно начало расплываться. Навалилась усталость, ее сморил сон. Анна проснулась от женских криков в коридоре. Сколько она проспала? Который час? Штольман пришел в себя? — Пустите меня! — кричала Нежинская. — Я должна увидеть его! Как вы не понимаете! Ее увещевали, объясняли, но все было без толку. Где же Скрябин? Неужели не слышит? Да от такого шума, который подняла фрейлина, проснется даже покойник! Анна сбросила одеяло и вышла в коридор. двое полицейских не уступали дорогу фрейлине, Коробейников пытался донести, как для раненого важен покой и тишина. — Нина Аркадьевна? — обескураженно позвала Анна, и все обернулись на нее. — Что вы здесь делаете? Последнего человека, которого Анна ожидала увидеть в больнице, была фрейлина. Почему та не арестована? Нежинская побледнела. — Как? Вы тоже здесь? Вы живы? Анна скрестила на груди руки. — Вы опечалены? Нина повела плечами. — Мне нет до вас никакого дела. Я хочу видеть Якова! — Доктор не велел никого впускать, — заговорил Антон Андреевич, — поймите же, Нина Аркадьевна! Якову Платоновичу нужен покой. — Я позабочусь о нем. — Скоро вы даже о себе не сможете позаботиться, — вспылила Анна. Сделалось тихо. Глаза Нины, наполненные слезами тревоги за любимого мужчины, вдруг высохли и потемнели. — Объяснитесь, Анна Викторовна! — Вы помогли Клюеву бежать. Женщина выпрямилась. — Кажется, вы сильно ударились головой. — Разве не так? Вы наняли людей с целью освободить из-под стражи опасного убийцу. — Зачем мне понадобилось, как вы выразились, освобождать Клюева? Неизвестно, во что переросла бы словесная баталия, если бы не появление Ивана Евгеньевича. — Что здесь происходит? — врач быстро приближался к ним. — Впечатление, будто я наблюдаю потасовку за последний крендель в базарный день, и это хваленое высшее общество! O tempora, o mores! — Скрябин встал рядом с Анной, словно на одной с ней стороне. — Нина Аркадьевна, — кивнул ей небрежно, — я не могу вас пропустить в палату. — Что? — усмехнулась она нервно. — Почему? — Пациенту требуется покой. — Я настаиваю… — Вы не можете настаивать, — безапелляционно заявил Скрябин, — вы не супруга. Анна испытала внутреннее удовлетворение от произнесенных слов, хотя сказанное и прозвучало грубо. Щеки Нины покрылись румянцем, глаза опасно сузились. — Когда Яков придёт в себя… — То сам решит, кого захочет видеть. Я прошу вас покинуть помещение. — А она, естественно, останется? — Анна Викторовна пострадала. Коробейников вышел вперёд. — Я провожу вас, Нина Аркадьевна… Как только Яков Платонович очнется, мы сразу же вам сообщим. Тёмные глаза гневно сверкали. — Вы еще пожалеете, Иван Евгеньевич! Анна едва не задохнулась от возмущения. Почему она до сих пор на свободе? Неужели полиция не знает о злодеяниях? Как только Яков придет в сознание, Анна все ему расскажет. Он должен отдать Нину в руки правосудия. А если не захочет? Если не найдёт в себе душевых сил поместить, как сказал Клюев, свою любовницу в крепость? Анна смотрела вслед Нежинской, и в душе поднималась тревога. Пока Нина на свободе, у них нет шанса быть вместе. — Сколько я спала? — повернулась она лицом к Скрябину, стоило им остаться вдвоём на этаже. — Почти двенадцать часов. Как самочувствие? — Голова болит, горло саднит. — Ничего странного. Босиком в одной сорочке бродить часами по зимнему лесу. Ну, и предпочтения у вас, знаете ли! — усмехнулся доктор. Анна улыбнулась. — Что с Яковом? Вот так просто у нее вырвалось одно только его имя. Скрябин выгнул дугой чёрную бровь и хмыкнул. — Любопытно. Уже жалею, что прервал начавшийся балаган. — Так как он? К чему формальности. Иван Евгеньевич близкий друг Штольмана, он давно понял, куда идут их отношения. — Вы можете пройти к нему. С одним условием, — выдержал он паузу и дождался, когда девушка кивнула, — вы будете вести себя аккуратно. Никаких лишних слов, волнений. Не ровен час, откроется кровотечение. Он и так потерял много крови. С такими ранениями не выживают. — Спасибо! — Анна привстала на носки и обняла строгого, неприступного доктора. — Я вам так благодарна! Иван Евгеньевич, спасибо. Просите, чего хотите. Скрябин, застигнутый врасплох, нахмурился ради приличия, разжал на своей шее женские руки и отстранился. — Вы меня услышали, Анна Викторовна? Анна активно закивала. — Вас скоро придут допрашивать. Вас и Якова Платоновича, — он заглянул ей в глаза. — Ваши показания должны совпадать. — Я понимаю. Я все сделаю. — Мало сделать, — протянул врач и двинулся в сторону палаты, где находился Штольман, — вы обязаны быть убедительны. Всё-таки убит серийный убийца. Вы — единственный свидетель. Следователь, который вёл дело, лежит на больничной койке. Успех дела сейчас полностью зависит от вас. Он нажал на ручку двери и пропустил вперёд. В комнате стоял запах лекарств. Штольман лежал, по грудь укрытый одеялом. На лице несколько ссадин, костяшки пальцев с запекшейся кровью. Его грудь медленно поднималась. Бледные губы слегка приоткрыты. Анна осторожно, стараясь не задеть, присела на край кровати. В ту ночь он сказал, они должны быть вместе. О, они обязательно будут! Как и в прошлых жизнях. Пусть у Гизелы и Оттона, Белль и Эдмонда не получилось «вместе навсегда» — у них, Анны и Якова, свой сценарий. — Я зайду позже, — сказал Скрябин и закрыл дверь. Анна вытянула руку и нерешительно, кончиками пальцев дотронулась до ладони Штольмана. Кожа оказалась тёплой. Она скинула тапочки и прилегла рядом, на меленьком кусочке кровати, свернулась, будто кошка, и смежила веки. Вот теперь точно все хорошо.