Разыграй карту

Кабинет Скрябина являлся островком стабильности, тихой гаванью, где все на привычных местах и ты можешь заявиться в любое время. — Как обстоит дело с поступившим пациентом? — бодрой походкой зашёл Штольман. — Яков Платонович, день добрый. — Иван Евгеньевич отложил карандаш. — Стабильно. Сделали недавно промывание, велел медсестре поставить клизму — больного мучают боли в прямой кишке. — Лицо сыщика вытянулось, он приоткрыл от удивления рот. — Вздутие живота, стул с примесью крови… стандартные симптомы при язве прямой кишки… В целом, результаты обнадеживают. Штольман прокашлялся. — Мы говорим о Клюеве? — Ах, вы о нем, — усмехнулся Скрябин, но в его глазах блестели озорные огоньки. — Все с ним будет нормально. Небольшое сотрясение мозга. Родился в рубашке. — Врач взлохматил волосы на затылке и поднялся. — Чай? — Буду рад. — Так вот о рубашке. Удивительный случай. Люстра срывается с потолка, разбивается о пол, да, кстати, его задело металлическим тросом, отсюда и сотрясение, а осколки — так, для забавы. Поранили ему руки, рассекли щеку, я наложил швы. Надеюсь, обойдётся без шрама на лице. Жалко портить такой профиль. Скрябин поставил стакан с чаем, затем налил себе и вернулся на место. — Он пришел в себя? — Ожидаем сегодня. Организм молодой. Неделя на восстановление, самое большее — две. Правда, нельзя забывать о последствиях: плохой сон, головные боли, потеря памяти, проблемы с концентрацией внимания. — Хотите сказать, он может не вспомнить, чем занимался последние полчаса? — Надеюсь, вспомнит. Анну Викторовну сложно забыть, — усмехнулся Скрябин и отпил чая. Уголки губ дрогнули в улыбке. — А убийства? Он сможет совершать их дальше? — Слышали бы вы себя, с какой надеждой в голосе спрашиваете. Полагаю, да, почему нет? По первости будет не в той физической форме, но то поправимо. — Скрябин с любопытством осмотрел друга и заговорщически спросил: — А что Миронова делала с ним наедине? Как-то странно, никто из полиции не задал ей этот животрепещущий вопрос. Кажется, Варфоломеев что-то говорил… но вы с Трегубовым его поставили на место. Пожалуйста, избавьте меня от фраз вроде этой, — для полноты картины Скрябин приложил ладонь ко лбу и писклявым, тоненьким голосом пропел: — «Мне стало душно, я захотела на воздух». Штольман издал короткий смешок. — Вам нужно в драмкружок, такой талант пропадает! — Они помолвлены? Увидел кольцо на пальце. — От вас ничего не скрыть, Иван Евгеньевич. — Значит, скоро госпожа Миронова станет госпожой Клюевой. Следователь поджал губы. — Анна Викторовна решила отказать. Скрябин тонко улыбнулся, во взгляде вспыхнул интерес. — Ради вас, верно? — Вы ошибаетесь. — Положим, Клюев не убийца. Зачем тогда ей отклонять предложение? Чай, не идиот и не беден. — Врач присмотрелся повнимательнее и усмехнулся: — Я уже видел этот взгляд. Так вы когда-то смотрели на Нежинскую. — Перестаньте. — В свое время она вас очаровала. Ангелом вы ее не называли, но на свидания торопились, брились тщательнее. Неужели всё? Короткий век у вашей любви — каких-то два года. Штольман поморщился. Желая сменить тему разговора, достал из саквояжа приобретенную в книжной лавке по случаю книгу. — С Новым годом, — поздравил сыщик и пододвинул подарок. Скрябин хмыкнул, взял сверток, снял упаковку и открыл оглавление. — У меня тоже есть для вас подарок, — ответил довольный Иван Евгеньевич и достал из ящика стола небольшую коробочку. — Лупа? — усмехнулся Штольман, убрав крышку. — Ваша поизносилась. Подарок пришелся по вкусу. По правде сказать, следователь редко делал кому-то подарки, разве что Нине, потому что так должно — мужчина обязан преподносить безделушки своей женщине, радовать ее. А тут совершенно случайно увидел на витрине книгу, о которой как-то обмолвился Скрябин, и решил прикупить. — А если медиумы существуют, —заговорил задумчиво сыщик, — настоящие, не те шарлатаны в салонах Парижа, и они выступают проводниками с потусторонним миром?  Скрябин посмотрел так, словно друг сильно ударился головой.  — Люстра упала на Клюева, а чушь говорите вы. Яков Платонович, вы же образованный человек.  Штольман смутился.  — Думаете, там ничего нет? Иван Евгеньевич сложил на груди руки и деловито произнёс: — Кто, по-вашему, является на призыв медиума? — Дух. — Чей? — Человека. — Того человека, которому я провёл вскрытие? Мы с вами почти каждый день наблюдаем смерть. Вы осматриваете трупы разной степени разложения, а я вскрываю им грудные клетки. Скажите мне, разве возможно после всего какое-то самосознание? — Тогда что такое спиритизм: игра воображения или заведомо обман? — По большей части, хорошо устроенный обман, а иногда, думаю, шизофрения. Штольман все это знал и соглашался, но из головы не выходило признание Анны, да сцена с герцогом и Гизелой. Если связи с миром мертвых нет, то что он видел? Так люди начинают сходить с ума? Он — герцог? Милорд… чепуха! Он бы не поднял руку на женщину, не взял бы силой… против воли… как бы ее ни хотел. — Так что Миронова? Откажет завидному жениху? — Она обещала подумать. — А вам какой резон? Штольман кратко изложил план. Скрябин присвистнул. — Разумовский? Н-да… Ловить на живца собрались? А не опасно ли? — Князь сумеет за себя постоять. — Я всегда поддерживал ваши идеи, Яков Платонович. А если вы ошиблись и убийца — не Клюев? Левша, рисунок карты монастыря в дневнике — косвенные улики, одним словом, вилами по воде. Следователь поднялся. — Вот увидите, я прав. Скрябин по-дружески, прощаясь, похлопал по плечу. — Знайте, я с вами. Вы можете рассчитывать на меня в любое время. — Сообщите, когда Клюев придёт в себя. То была правда. За годы совместной работы Штольман ни раз убедился. Скрябин был умен и его идеи приводили к интересным выводам, можно сказать, вдохновляли и подталкивали сыщика. День пролетел незаметно. Штольман подготовил отчет еще утром и направил Варфоломееву, предварительно согласовал с Трегубовым. Клюев очнулся к пяти вечера, о чем незамедлительно доложил Иван Евгеньевич. Когда Штольман прибыл, Мироновы собирались уходить. Анна кольцо не вернула, просила месяц-два на подумать. Андрей Петрович пребывал в прекрасном расположении духа. Со следователем у него состоялся короткий разговор, даже формальный: барышня почувствовала себя плохо, он отвел в комнату, люстра упала на голову. Занавес. От наблюдения врача Клюев отказался и планировал выписаться на следующее утро. Поздним вечером Штольман перечитывал отчеты Скрябина о вскрытиях, в надежде найти что-то новое, то, что упускал ранее. В дверь холостяцкой квартиры коротко постучали. В такое время он не ждал гостей. Поправив одежду, прикинув, надеть ли сюртук, Штольман открыл дверь. — Нина. Сыщик посторонился, пропуская ее в дом. — Мы не отметили с тобой Новый год, — с улыбкой произнесла фрейлина и стянула перчатки. От нее веяло морозом, на пуховом платке таяли снежинки. Она мотнула головой, в такт дёрнулись красивые серьги. Фрейлина приехала с ужина. — Ты замёрзла? — он закрыл дверь и принял чёрную шубку. — Чай? — Не откажусь быть согретой, — проворковала Нина. Он усмехнулся и пошёл на маленькую кухонку. Достал бутылку вина. — Тогда вино, — крикнул Штольман, но Нина, как оказалось, уже стояла за его спиной и расстегивала лиф платья. — Помоги мне, Якоб, — томно сказала фрейлина. — Не стой, как мальчишка. Вечером Анну ждал шикарный букет. Пожалуй, лучше тех, что дарил Клюев. От цветов исходил тонкий, дивный аромат. Да, князь за словом в карман не полезет. Если что-то делать, то на совесть. Анна велела отнести цветы в спальню. Если играть, то начинать с прислуги — пусть Домна думает, барышня отдала предпочтение Разумовскому. Но Анна не подозревала, что он давно пресытился закулисными играми, женские уловки были ему понятны и опостылели. Девицы на выданье не привлекали. Он предпочитал добиваться расположения замужних дам и чем женщина целомудреннее, тем было интереснее склонить к греху.