Ruination of Lucifer

Это слово – уничтожение – сорвалось с его губ как приглашение. Как мольба. Король Ада, бывший любимец всемогущего Создателя, Люцифер Морнингстар, несущий свет, просил грешника, которого он ненавидит, уничтожить его. В воздухе затрещало радио, меняя одну станцию за другой по мановению мысли – что-то подходящее ситуации. Тромбоны, трубы и фаготы ударили как гром, прежде чем раствориться в нежных и ласковых звуках флейт. На фоне заплакали скрипки, когда Аластор потянул Люцифера вниз, к себе, в грязь, где гниют такие грешники как он. Он усадил его на свои обнаженные колени, словно сквозь сон чувствуя, как его пальцы тянут шелк кроваво-красных перьев, и Люцифер не оказывает никакого сопротивления. Он притянул его ближе к себе, уткнувшись лицом в эту неприлично мягкую шею – лебедь был готов к закланию. Сердце Аластора тяжело билось в груди, пока он ласкал жемчужно-белую кожу, оставляя задыхающиеся поцелуи на ней, чувствуя влагу собственного дыхания. – Ешь же, зверь, – подначил его Люцифер с жестокой усмешкой. Аластор не был зверем. Вовсе нет. Он всю жизнь старался стать зверем лишь для тех, кто этого заслуживает, и даже если иногда он проявлял гибкость в своих моральных принципах в зависимости от ситуации, Люцифер слишком был радикален. Да, он не был слабаком и серой мышью, но он не был и одним из тех монстров, о которых Аластор месяцами собирал информацию, чтобы напасть посреди ночи и оттащить в залив, где их сожрут дикие звери, и никто никогда их больше не увидит. Люцифер же застрял где-то посередине, невольный грешник, похожий на Аластора, и при этом так от него отличался. Он мог бы быть таким как Аластор, использовать свои невероятные силы, чтобы уничтожить орды настоящих монстров, заполонивших весь Ад, но вместо этого он выбрал саморазрушение. И Аластора это приводило в бешенство. – Колеблешься? – проворковал Люцифер. – Ты? Аластор языком провел длинную мокрую полосу по его шее, невольно задрожав. – Сдерживаешься, Аластор? – рассмеялся он слишком высоким сквозившим отчаянием смехом, – Просто чтобы побыть засранцем, как обычно? Он схватил Люцифера за бедро, его вторая рука все еще сжимала крылья, держа их в ловушке. – Ты меня не знаешь, – прорычал Аластор рядом с пульсирующей плотью, кровь под ней звала его так, как зовёт церковный колокол, собирая прихожан. – А ты когда-нибудь позволял кому-то узнать тебя, Аластор? – спросил Люцифер слишком резко, по мнению Аластора. – С чего вдруг мне это делать? – спросил тот, оставляя синяки на бледной шее. – Возможно, тогда ты не был бы таким омерзительно пустым, – прошептал Люцифер ему в макушку. Уши Аластора дернулись. – По крайней мере, это честнее, чем подвести всех, кого пообещал любить, – рыкнул он, и он укусил его за горло, терзая нежную кожу, но пока не прокусывая ее. Люцифер рассмеялся у него на коленях. – Ты такой проницательный только когда собираешься убить кого-то? Пробовал когда-нибудь проявить такое внимание к собственной сломанной психике, м? Внутри Аластора что-то щелкнуло, и он яростно вцепился ему в шею, вонзая зубы так глубоко, как только мог. Люцифер зашипел от боли, но этот звук быстро растворился в низком грязном стоне. Почему? Почему он звучит так, будто наслаждается тем, что Аластор буквально пожирает его? Его кровь – сладкий золотой нектар богов, наполняла его рот как бьющий ключ. Аластор пил, сглатывая жадными медленным глотками, и кровь медленно текла по его горлу. Животный рев оленя эхом отразился от стен комнаты, усиленный в сотню раз. Его глаза закатились, когда запах спелых яблок защекотал нос. В одно мгновение он снова видел движение тектонических плит, ползал по дну океана, пока кора планеты трескалась, образовывая бездонные трещины, и кипящая магма вырывалась из недр земли, и тут же встречалась с необъятным океаном, шипя и угасая в непостижимых и безжизненных глубинах, которые никогда не увидит человеческий взор. Он чувствовал там жизнь, на глубине многих и многих миль под поверхностью океана, питающуюся серой, как и демонические существа, только более примитивную, лишенную мыслей и чувств. Простота такой формы существования наполняла его чем-то, что он не мог понять, чувством настолько невыносимым, что он отстранился от зияющей раны на шее, плоть которой он сам вырвал из безупречного тела Люцифера. Кровь хлестала как золотой водопад, стекая вниз, очерчивая идеальный ангельский силуэт. За два быстрых удара сердца, кровь сбежала вниз, до бедер, пачкая собой и их обоих. На одно пугающее мгновение он запаниковал, что рана оказалась смертельной – что вся эта драгоценная кровь вытечет; что он убил Люцифера, и этот пир в уединенном номере закончится его собственной смертью, когда Чарли неизбежно обо всем узнает. И к тому же – было слишком рано; момент был неправильный – если он убьет Люцифера сейчас, кто даст ему силы разорвать свои оковы? С распахнутыми от страха глазами, но ладонью зажал рану на шее Люцифера. – Исцели ее! – крикнул он. Ответом ему был булькающий задушенный смех, на него воззрились беспощадные глаза, красно-золотого цвета. – Я думал, это то, чего ты хотел? – растягивал слова Люцифер. Аластор помотал головой, потому что это не так. Это совсем не то, чего он хотел… – Ты хотел мою кровь? Мою корону? – Я хочу, чтобы ты жил! – приказал ему Аластор, зная, что в его словах нет такой силы, которая бы подчинила Короля Ада. – Ты можешь избавить меня от моей жалкой жизни, которую я не могу забрать сам, – сказал Люцифер, выдавая Аластору на руки полный карт-бланш на свое убийство. – И ты оставишь свою дочь такой же сломленной, как ты сам?! – рыкнул Аластор, пытаясь вернуть хоть немного здравого смысла ему в голову. – Подумайте о де-етях, – пропел Люцифер, и гротескный, влажный звук вырвался из его разодранного горла. – Ты так сильно жаждешь наказания? – с отвращением спросил Аластор. – Тогда живи и старайся лучше! Почему именно я должен тебе говорить об этом?! На лице Люцифера появилось выражение, полное нежности, и это пугало еще сильнее. – Потому что тебе плевать, буду я жить или умру? – Я не хочу, чтобы ты умирал! – крикнул Аластор голосом, наполненным статикой. Где-то далеко, Аластор услышал, как его часы пробили полночь, и каждый пронзительный перезвон был будто отсчетом до чего-то мрачного и неумолимого, о чем он не смел даже задумываться. – Спроси меня еще раз, – молил его Аластор, – уже полночь, я не смогу тебе соврать! – А если я не хочу? – легко ответил Люцифер. – Можешь трахать меня, пока я не истеку кровью… Тебе бы этого хотелось? Аластор взглянул на золотой поток, который теперь покрывал их обоих, и все остатки его пыла улетучились, как дурной сон. – Нет! – с отвращением крикнул Аластор. – Почему нет? – Потому что ты нужен мне живым! – Зачем? – Потому что… потому что, – Аластор уставился на огромное количество жидкого золота между ними, и его замутило. Это был последний вопрос, на который он не мог солгать. Правда рвалась из него, с болью и непреодолимым натиском, без возможности отказаться от своих слов, – потому что ты слишком красив, чтобы тебя убивать. – Вот и все три, – Люцифер закашлялся, золотистая слюна стекала из уголков его рта. – Пожалуйста, Люцифер, – умолял Аластор, – исцели себя. – Даже сейчас, твои глаза пылают жаждой моей крови, – влажно прошептал Люцифер. – Можешь вырвать ее из меня позже – заковать меня в цепи – можешь снова разложить меня на атомы, только- – Это заботу я слышу в твоем голосе, Аластор? – Смерть это конец, – голос Аластора прозвучал как удар погребального колокола,– У тебя есть все время мира, чтобы исправить ошибки. Люцифер улыбнулся ему. – У меня было все время мира, и я не смог. Жжение в глазах Аластора стало невыносимым, и капли слез сорвались с его век, стекая по его изможденному лицу, обжигая собой стежки его вечной улыбки. Он проглотил предательский всхлип, но слезы не останавливались. – Ты… ты нужен мне, – прошептал он, признав то, что раньше никогда бы не смог признать без принуждения, – Другого такого не будет. – Какого? – Того, кто достоин стоять выше меня. – Ты такой ублюдски тщеславный, – отметил Люцифер, смотря на него полуприкрытыми глазами, лишенными привычного блеска. Когда он пошевелился, Аластор не смог остановить его. Люцифер прижался окровавленными губами к его губам, и Аластор лихорадочно ответил на поцелуй, желая дать хоть что-то, что может изменить его решение. Аластор никогда не встречал равных себе, и никогда не думал, что встретит – люди были для него паззлами, которые он мог собирать и перебирать как душа пожелает, но не более того. Но Люцифер? В нем было все то, что Аластор хотел бы познать до того, как отдал душу дьяволу – он был повелителем, который не был полон обмана и лицемерия, он был тем, кто даровал свободу человечеству, и не единожды, а дважды – наверху и здесь, внизу. – Я ошибался, – признал Аластор, когда они разорвали поцелуй. Люцифер посмотрел на него невероятно усталым взглядом, красный цвет медленно угасал в его глазах. – Мне холодно… Аластор прижал Люцифера ближе к себе, пытаясь укрыть и согреть своим телом, насколько возможно, пока продолжал зажимать рану на шее. Кровь медленно сворачивалась, прилипая к его руками как липучка для мух. – Ты не слаб, не трата жизни, я ошибался, – Аластор крепко сжимал Люцифера в своих объятиях, пока слезы тихо капали в его золотистые мягкие волосы, – Прости меня, – раскаялся он, исповедуясь впервые с момента своего первого причастия, – вот, видишь, я это сказал – как ты и хотел! Люцифер слабо рассмеялся, подрагивая в его руках, его крылья полностью упали на пол, безжизненно свисая с его спины, будто сломанные. – Люцифер, пожалуйста, – Аластор откровенно молил его, – Я сделаю что угодно- – Никаких сделок, – пробормотал Люцифер. – Никаких сделок, – согласился Аластор, – я даю тебе мое слово – только скажи, чего ты хочешь. – Не отпускай... – настолько тихо пошептал Люцифер, что каждый атом тела Аластора вопил в ужасе, – ...меня. – Не отпускать?..– переспросил Аластор. Люцифер хрипло застонал. – Я сделаю это! Клянусь! – это обещание показалось ему вечным проклятием, обрушившимся на плечи. – Клянусь тем, что осталось от моей души. Золотые искры, слабые и полупрозрачные, зажглись вокруг его руки и исчезли под кожей Люцифера. С дрожащим прерывистым вздохом Люцифер обмяк в его руках. На мгновение ослепленный паникой, Аластор взял голову Люцифера в свои ладони и отодвинул руку с его шеи, разлитое золото резко и пугающе контрастировало с его темной кожей. Его била крупная дрожь, и он с трудом осмелился поднять взгляд на залитую кровью шею, то, чего он боялся больше всего- -он не увидел. Густо размазанная кровь не давала разглядеть полностью, но нанесенная им смертельная рана исчезла, и белая кожа снова была идеально целой. Его тени оплелись вокруг бессознательного тела Люцифера, и Аластор, шатаясь и едва держась на ногах, направился к своей кровати, стараясь не трясти слишком сильно. Руки Люцифера безжизненно свисали по бокам, пока Аластор совершал самое мучительное паломничество в своей жизни, и его образ, омытый кровью и чистый как рассвет, заставил Аластора содрогнуться. Он уложил Люцифера на покрывало своей кровати, настолько бережно, насколько мог, и даже его бесчувственное тело было прекрасно, как белый мраморный надгробный камень над каменным гробом. Аластор отвернулся, не в силах больше выносить это жуткое зрелище, его скрутило и вырвало прямо по центру комнаты. Его рвало золотой кровью, с каждой болезненной судорогой он изрыгал из себя все, что успел выпить. Легкие и горло горели огнем, и Аластор осознал в странном оцепенении, что он купается в крови Люцифера, он покрыт ей от груди до паха, от ладоней до плеч. Это выглядело как длинные перчатки. Это выглядело как резня. Это было неправильно. Аластор содрогнулся, и его снова прошило судорогой. Он согрешил. Впервые с тех пор как попал в эту проклятую яму, он согрешил. Его рвало, пока не осталась только желчь, и он упал на пол, все еще полностью голый, руки не слушались его, а ноги не давали подняться, дрожа как у новорожденного олененка. Он почти убил Люцифера. Из радио доносились тихие всхлипы, не замутненные помехами и полные бессильного отчаяния, как те, что отражались от стен затхлого подвала после того, как его наказывал отец, и запрещал матери выпускать его. Аластор обхватил себя руками и зарыдал.