The one who saw the future

Нужно пройти через пропасть, чтобы оказаться на другом берегу. Так начинается всё новое.

Стоять вот так возле бушприта в конце тяжёлого дня было великолепным чувством. Весёлый смех и звуки звеневшей недавно вечеринки начинали потихоньку стихать: все, кто праздновал её победу на корабле, постепенно расходились; пьяный смех затухал, а алкоголь на кончике языка становился до невозможности горьким. Вечерний осенний ветер приятно обдувал красное лицо, солнце уже давно ушло за горизонт, а все эмоции давно угасли, оставляя после себя только привкус ностальгии на губах. Потрескавшиеся губы девушки растянулись в непривычной улыбке, когда она уловила знакомые шаги за спиной. Ей не нужно было даже поворачиваться, чтобы понять, что это был брат, который подошёл к ней и знакомым жестом черкнул спичкой, чтобы тут же выпустить дым. Несколько секунд прошли в тишине: Мира не спешила начинать разговор, Эдди же думал с чего начать, собирая все свои мысли в кучку. Потом не выдержав, парень втянул побольше дыма в лёгкие и с выдохом произнёс глухим голосом: — Это ты подговорила её? — брюнет смотрит прямо, пытаясь поймать лукавый взгляд сестры, но выходит плохо. Сестра смотрит вперед, уголки ее губ чуть поддергиваются. — Ты сказала ей, как надавить на них? Демира пытается унять опять поднявшийся внутренний ураган эмоций, который она сегодня испытала благодаря рыжей девчонке. Данные эмоции смешиваются с недавно выпитыми ею плиски и запахом дыма, который выдыхал брат, тем самым создавая невероятную какофонию чувств. Тодорова пытается запомнить этот момент, чтобы иметь хоть какие-то весёлые воспоминания, кроме иногда очень удручающих тренировок. — Ты поверишь, если я скажу, что это была она сама? — слова срываются с губ брюнетки легко и непринуждённо. Она опять не сдерживается — хмельная улыбка помимо воли растягивается на губах. Кажется, она была слишком пьяна. Младший Тодоров нечитабельно смотрит на сестру, пока дым, подобно змее, скользит по его губам. — Знаешь, в этой девчонке определённо есть какой-то стержень. Да, она слабая, ни в какие ворота просто, но дьявол свидетель, я впервые видела, чтобы Каркарова держали на таком коротком поводке. Она умело воспользовалась ситуацией. — Умело? Ты думаешь непреложный обет был применён умело? — парень нервно стряхнул пепел в пустую консервную банку, коих валялась по всему кораблю куча — в этом месте не курил, наверное, только астматик, которых у них вроде бы не наблюдалось. — Они полностью обговорили его, не вижу никаких проблем, — хмыкает девушка, вспоминая горящие зелёные глаза Поттер, когда она сжимала руки двоих парней в волшебном жесте непреложного обета. А ещё она помнит обречённый голубой взгляд Миткова, который он бросал на белый шрам вокруг запястья, и облегчение на лице Кирила, которого устраивало все, что говорила девчонка из Хогвартса. В отличии от Яна, Поляков был согласен на все варианты, кроме заточения в Азкабан, поэтому дал обет без пререканий. В отличии от того же самого Миткова. Демире кое-как удалось скрыть ликования от осознания того, что данное действие рыжей слизеринки вызвало у парня негодующее отвращение. Ну кто же захочет подчиняться малолетний девчонке, которая при этом требует дать непреложный обет? Это явно задевало его мужское эго. Но даже тут он прислушался к голосу разума: либо выполнял требование пострадавшей, либо проводил остатки своей ничтожной жизни в Азкабане. — Не знаю, как ты, но я буду приглядывать за ними, — вздыхает парень, докуривая почти до фильтра. Девушка никогда не ругала младшего брата за противную привычку в отличии от их Ба, от которой младший Тодоров пытался ещё скрыть свое курение. Слишком уж боялся её авторитета главы Рода или же не хотел лишний раз конфликтовать с ней. — Кто их знает… — Опять ты со своими замашками рыцаря, — хмыкает она, которая надеялась, что их дневной разговор хоть что-то изменил. — Почему ты так не уверен в ней? Она хорошо сформулировала свои требования в непреложном: она сразу сказала, что они не имеют права причинить ей вред даже через кого-то. Она умная девочка. — Не так просто избавиться от старых привычек, Мира, — вздыхает кудрявый, явно на что-то намекая. Девушка усмехается в снифтер, отхлебывая алкогольного напитка. — Я не считаю её слабой, я считаю, что стоит приглядеть за этими петухами, чтобы они ничего не придумали. Девушка возводить глаза к небу, но все же молчит. Ей не должно быть дела до этого теперь: они решили эту проблему и Тодоровой стоило вернуться к привычным ее делам. Тренировки никто не отменял, как и новую загадку с золотым яйцом, в котором хранилась подсказка ко второму турниру. У неё было дел по горло и без этой девчонки. — Ну если у тебя горит прям, — выдыхает девушка, выпивая остатки темно-янтарной жидкости. Губы сжимается в гримасе отвращения, пока горящая жидкость проходит вдоль горла. — Оставлю тебя с твоей извращенной фантазией. — Иди проспись, пьяница, — фыркает парень, давя бычок о железное перерождение, а потом кидая его в самодельную пепельницу. — Или у тебя планы помасштабнее? Кто на этот раз? Богдан? Или Ярослав? — Иванка, — брюнетка отходит от брата, успевая показать ему средний палец до того момента, когда он удивлённо свистнет и рассмеется. — Хочу попросить некоторые заживляющие мази и антипохмельное, ты извращенец этакий. — А я уж подумал, что ты поменяла свое мнение насчёт мужчин, — вытирая слезы смеха, Тодоров выразительно щелкнул языком. Мира только играет бровями, спиной направляясь к входу: — Я никогда не меняла своего мнения на ваш счёт — вы все для меня такие же мудаки. — Безмерно благодарен за комплемент. — Обращайся, — сестра оставляет его в одиночестве и парень тяжело выдыхает, вытаскивая очередную сигарету. Хотелось накуриться до потери сознания и больше не напрягать свое «особенное» зрения. Имею права, думает Эдвард, позволяя себе в этот вечер больше не думать.

***

Она рассказала ему все. Все, что произошло с ней в ту ночь перед первым туром и что было после вечером, когда Демира забрала её на корабль. Гарри слушал, не перебивая, а когда она замолкла, заканчивая рассказ, то он молча закрыл лицо руками. В такой неудобной тишине они просидели некоторые время: он молчал, а она наблюдала за зелёными искрами огня в камине, от которого некоторое время назад несло резким неприятным запахом горелого пластика. Она боялась представить, что могли туда закинуть поддатые подростки, которые сидели в гостиной какой-то час назад. Она, конечно, до этого видела вечеринки в гостиной змей, но сама она никогда не участвовала в них: раньше была маленькой, а в этот раз ей пришлось отложить празднование победы Гарри ради разборок в Дурмстранге. Но Гринграсс мило позаботилась и о ней, перед тем как оставить брата с сестрой наедине в гостиной: бутылка сливочного пива стояла на столики напротив девушки. — Кто именно сделал это? — глухо спросил Гарри, не поднимая взгляд. Девушка вздрогнула, отчего брюнет смягчился и поднял взгляд на сестру: — Имена. Скажи мне их имена. — Гарри, — предупреждающе начала девушка, хмуря свои рыжие брови, когда брат холодно полоснул её взглядом. — Ян Митков и Кирил Поляков. Гарри, все уже хорошо, я справилась с этим сама. Пожалуйста, не делай все хуже. — Хуже? А может быть что-то, блять, хуже того, что они сделали с тобой? — Поттер сдерживался, ей богу, сдерживался изо всех сил, но стоило сестре сказать последние слова, как по его сердцу, словно полоснули ножом. Диана нахмурилась, почувствовав в груди тупое покалывание. Несколько раз вдохнув и выдохнув, он понизил свой голос до шепота: — Почему ты всегда все решаешь сама? Почему не говоришь мне, скрываешь от меня? Рыжая мотнула головой, хватая бутылку с пивом и отпивая несколько глотков. Глотая несколько раз, она считала удары своего сердца, а когда во рту закончилась жидкость, она цыкнула. — Я рассказала тебе сейчас, — она заставила себя прикусить язык, чтобы не сказать о том, что уже этот шаг был большим прогрессом. Для нее. — А что насчёт всей ситуации, я должна была сама решить её. Это были мои проблемы. — Твои проблемы из-за меня, — зло бросил он, явно скрывая за этой интонацией совсем другое. Обиду, досаду. — На самом деле, не из-за тебя, — вздыхает зеленоглазка, снова отпивая из бутылки. Парень хмуро ловит её взгляд. Девушка спешит объяснить: — Всё дело в их отношениях: Ян мстил Демире, надеясь на то, что если это всплывёт, то её отстранят от Турнира. — Я тебе уже говорил, что отстранение невозможно, — вздыхает Гарри, медленно начиная остывать. — Он явно глупее, чем кажется. Слизеринка кивает головой. — Тогда мы все глупы, потому что никто, кроме вас, не знает о договоре между чемпионами и кубком. — Они взрослей, они должны были знать, если планировали участвовать в этом, — продолжает упираться Гарри, откидываясь на спинку кожаного дивана. — Ну теперь все хорошо. — Хорошо? — Именно, — кивает она, не обращая внимания на явный сарказм в его голосе. Она почти допивает бутылочку до конца, когда снова смотрит на брата. — Знаешь, когда я проснулась утром, я ведь и правда желала навредить им, когда узнала обо всем. Даже спросила Эда, который объяснил мне их методы наказания: розги там, круциатус, милая школа, ничего не скажешь. Но когда я вернулась в Хогвартс, я просто пожелала все забыть, не возвращаться туда больше, — она сжимает губы, опуская взгляд на тихо вздыхающую грудь брата. — Объяснила это Эдварду, и вроде бы все. Но нет. Демира уговорила меня, и когда я была там, стояла прямо над ними, — девушка сглотнула, вспоминая побитые тела двух парней, которые стояли перед ней на коленях и явно сдерживали крики боли после многочисленных розг. — И мне дали возможность самой их наказать, я не смогла. Не захотела. Я почему-то вспомнила то видение на уроке Грюма, а потом меня, словно молнией ударило. Я вдруг поняла. Вместо того, чтобы наказывать их снова физически, я могла их использовать. Использовать их знания. Им это не понравилось, точнее не понравилось Яну и директору Каркарову, а вот вторый, который Кирил, он с радостью принял моё предложение. — Каркаров, значит, — кивает вдруг Гарри, словно вспоминая эту фамилию. Девушка кивает. — Да, он был жаден до невозможности, — усмехнулась она, покачивая пустой бутылкой. Зелёные глаза затуманились дымкой воспоминаний. — Он явно не хотел, чтобы знания Дурмстранга были открыты кому-то, кроме его обитателей, но я поставила его перед выбором: или он позволяет мне использовать его студентов, или же ему придётся разбираться с магическим министерством Британии, которое явно клюнет на моё заявление о сексуальном домогательстве со стороны совершеннолетних учеников его школы к моей персоне. — Умный ход, — тянет брат, который явно удивлен такому заявлению сестры. — Очень рискованный, но он повелся, — сглотнула рыжая, наконец оставляя пустую бутылку обратно на стол. — Поэтому он заставил их принести непреложный обет, который я постаралась сформулировать как можно более выгодней. Для меня. — Что ты сказала в непреложном? — нахмурился брюнет, внимательно наблюдая за лицом сестры, которое было обрамлено неровным каскадом волос. Все в ее позе говорило о нервозности, которое она пыталась заглушить. Девушка закусила губу, вспоминая: — Они не имеют права причинять мне вреда или же действовать через кого-либо, чтобы навредить мне; также они обязаны помочь мне в поисках всей возможной информации, если я того потребую. — Значит, насчёт свое дара ты не упомянула? — Решила не рисковать. — Ну да, а непреложный обет — это так, повседневность. — Не начинай. В гостиной опять становится тихо. Единственные звуки, что разбавляли данную тишину, были треск огня в камине и звук старинных часов, которые ровно в полночь оповещали об этом. Диане они никогда не нравились — слишком громкие, что были слышны даже в их комнате. — Прости, — вдруг подаёт голос Гарри, заставляя Диану удивлённо перевести взгляд на брата, который что-то размышлял для себя. — За то, что иногда хреново справляюсь. С обязанностями старшего брата. И за то, что из-за моей «особенности» выживать после непростительных, тебе приходится чувствовать давление общества. А потом разгребать последствия. Смешок срывается с тонки губ девушки, пока она качает головой, поражаясь его драматичности. Она молча кладёт голову на его плечо и вздыхает. Они стоят друг друга. Определённо, в них течет общая кровь Поттеров. Или это прослеживалось у Блэков? Когда они уже собираются разойтись по комнатам, Гарри останавливает её у самой развилки. Он некоторое время что-то ищет по карманам, а потом вытащив какой-то смутно-знакомый пергамент, он чему-то кивает и протягивает его ей. — Я должен был поделиться ей ещё на третьем курсе, но меня что-то останавливало, — начал брат, доставая свою палочку, в то время как Диана разглядывал пустой пергамент. Она помнила его. — Сначала я думал, что она повредилась со временем, но Римус опроверг мои доводы… — Что это, Гарри? — с интересом спрашивает девушка, наблюдая за тем, как брюнет касается палочкой до середины и шепчет: «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость»! — Это.! — Карта мародеров, — кивает он, помогая расправить карту, на которой начинают появляться схемы замка и двигающие туда-сюда точки с именами. У Поттер-младшей замирает сердце. — Возьми её. Она слишком долго была у меня, но я оказался слишком глуп для неё, если не смог воспользоваться ею правильно. Слизеринка со смешанными чувствами вглядывалась в имена на карте, которые передвигались вдоль коридоров. Проследив за точкой под именем «Северус Снейп», которая прошла почти рядом с их гостиной, она наконец нашла их с братом имена. Гарри Поттер и Диана Поттер. Гостиная Слизерина. — Вау, она бы была очень кстати нам на первом курсе, — со смешком говорит рыжая, опуская карту и смотря на понурого брата, который только грустно усмехнулся на её слова. От этого сердце девочки сжалось. — Почему ты хочешь отдать её мне? Гарри некоторое время молчит, а потом, спрятав руки в карманы штанов, выдает: — Может хотя бы так ты будешь чувствовать себя в безопасности, если я не могу обеспечить её тебе. Поттер безмолвно сжимает пальцами пергамент, благодарно кивая брату. В сердце разливается привычное тепло, когда она обнимает его, а потом Гарри помогает ей спрятать карту, прошептав тихое «Шалость удалась». Пожелав друг другу спокойной ночи, они расходятся в свои комнаты. И перед самым сном, когда Диана ещё может размышлять, она с силой сжимает карту под подушкой.

***

Следующая учебная неделя проходит относительно спокойно. Они продолжают посещать уроки, иногда выходят на квиддичное поле, чтобы понаблюдать за тренировками брата и Драко, а потом всем квартетом засиживаются за домашнее задание. А ещё пытаются разгадать секрет золотого яйца, но выходит из рук вон плохо. И когда учебная неделя почти подходит к концу, а Дафна с Дианой только собираются на Чары, происходит неприятный казус. — Мне вот интересно, — отпивая сладкий чай, Диана пробегается глазами по строчкам новой статьи Скиттер. Вокруг них не так много народу, потому что в этот день они провалялись в кроватях слишком долго, поэтому завтракали почти последние. Возможно, это было даже лучше: не было никаких противных перешептываний, которые бы точно обсуждали данную «сенсацию». — Кто эта крыса, которая делает такие прекрасные и точные фотографии? Я бы хотела пожать ей шею. Дафна рядом с ней фыркает. Фотография и правда была «слишком» удачной — на ней был запечатлен тот самый момент её разговора с Эдди, после которого он успокаивающе её обнимал. Да, возможно, им не стоило так открыто проявлять свои эмоции, но в тот момент ей было не до этого. Теперь же приходилось пожинать плоды. — «Тайный роман между братом чемпионки Дурмстранга и сестрой чемпиона Хогвартса или же хитрый заговор двух школ?!» — прочитала Дафна, заставляя Ди «понимающе-мудро» покачать головой. А потом нарочито громко отхлебнуть из чашки, тем самым высказывая свое молчаливое негодование. Ей становилось почти смешно от заголовка статьи и мысли о том, что между ней и Эдди что-то может быть. И честно, это было очень иронично: если бы ей сказали это тогда, когда она совсем не знала о магии; ещё до самого Хогвартса, когда она имела хоть какие-то чувства к нему — она бы определённо смутилась. Но читать это сейчас было забавно. Она вдруг почувствовала странную гордость в груди, когда поняла, что совсем не походила на ту Диану из прошлого. — «… можно понять данный союз: она единственная дочь знаменитых Лили и Джеймса Поттеров и он наследник чистокровного рода Тодоровых, который очень знаменит в болгарских кругах», — продолжала читать блондинка. Диана уже хочет сказать ей прекратить, как тут же отмечает странную эмоцию подруги. Дафна странно смотрит на неё, словно спрашивает разрешения продолжить, отчего Диана нетерпеливо кивает. — «Но не только судьба виновата в столкновении двух влюблённых сердец: будучи детьми, они учились в одной маггловской школе, как стало известно из проверенных источников. И были очень близки ещё тогда. Так что, для данной пары это было дело времени — сойтись снова». Откуда она знает такие подробности? Чистокровная выделяет предпоследнее слово специально, потому что даже она не знала многого из этого. Поттер сжимает губы, пробегаясь глазами по тем же строчкам. Она знала слишком много для обычного репортера. Слишком много. — Может быть Забини с Ноттом проболтались? — бормочет рыжая, когда они отправляются на урок. В Зале почти никого не остаётся, кроме нескольких старшекурсников. — Или Малфой. Хотя, зачем ему? Это ведь наш Драко — если он узнает, то он будет подшучивать, да, но точно не будет выдавать чужим. — А Нотту с Забини зачем это? — с опаской спрашивает Гринграсс, которая не могла поверить в виновность этих двоих. — Да и откуда им было знать о том, что вы учились вместе? Ты никому об этом не говорила. И если Дафна была бы более обидчивой, чем понимающей, то она точно бы расспросила причину насчет последнего. — Никому, кроме Гарри и Драко, — кивает рыжая, но тут же отбрасывает эту мысль. Гарри отпадал сразу, потому что ненавидел эту тётку больше, чем она. Малфой же… Да, она сказала ему, но она не описывала какие именно между ними были отношения. Да, но он мог понять совсем иначе, особенно после наших переглядок, — вздыхает девушка, вспоминая его предупреждение насчёт парней. Она с Дафной молча занимают свободную парту и сразу же за ними заходит маленький Флитвик, который тут же левитирует некоторые книги студентам и просит открыть на нужной странице. Когда девушка начинает вслушиваться в лекцию профессора, она делает себе пометку поговорить с Малфоем лично. После конца урока, на котором пришлось сосредоточиться чуть больше, потому что следующие темы касались контр-заклятий, рыжая сразу перехватила светловолосого и задала интересующий вопрос. Как и ожидала, ответ был отрицательным. — Я тогда не понимаю, как она узнала такие подробности, — огорченно сдаётся девушка, когда они идут на следующий урок. Диана с Гарри плетутся позади Дафны и Драко. — Откуда-то же она их взяла! И упомянула какой-то источник. Кто этот источник? — Тебя это так задевает? — спрашивает Гарри, по привычке уже забрав сумку сестры на свое плечо. — Меня задевает то, что она лезет в мою жизнь, а я даже не знаю, как! — последние слова рыжая произносит слишком громко, отчего проходящие рядом косятся на неё. Ей хочет послать их куда подальше. — Мне не нравится, когда ворошат моё прошлое. Это прошлое, я делала много ошибок в нем, которые я не хочу вспоминать, а она снова и снова тыкает меня в него! Она останавливается и вдыхает и выдыхает, чтобы успокоиться. Ребята останавливаются рядом и смотрят на подругу, пока та делает дыхательную гимнастику. Никто ничего не говорит, пока рыжая не выдыхает в последний раз и не смотрит на них. — Успокоилась? — скучающим голосом спрашивает Малфой, на что Поттер неуверенно кивает головой. — А теперь подбери сопли, Поттер в юбке, и задайся вопросом, почему тебя так задевает то, что эта Скитер пишет о тебе? — Она раскрывает то, чего бы я не хотела, — выдавливает из себя слизеринка, на что Драко незаметно кивает, возвышаясь над низкой подругой. Платиновые пряди спадают на лоб, что непременно остаётся в памяти рыжей. — Ты ведь понимаешь, что твоё прошлое нисколько не определяет тебя? — уверенно спрашивает он, словно данный вопрос и не вопрос вовсе. Констатирование факта. — Нам все равно, с кем ты встречалась в прошлом, с кем была знакома раньше. Какой была тогда. Сейчас ты для нас — настоящая Диана. Тебе не должно быть дело до того, что подумают о тебе другие. — Дело не в определении, Драко, — уныло прерывает друга рыжая, чувствуя внутри волнение от слов блондина. — Меня напрягает то, что она знает лишнего. И я не могу понять, как. С секунду переводит дыхание, а потом продолжает: — Я уже поняла, что мне должно быть плевать на мнение чужих. Вы ведь знаете правду, остальные же… плевать на них! — На самом деле, Ди права, — прокашливается Гарри, переводя взгляд с напряжённого друга на усталую сестру. Дафна рядом с ним прикусывает губу. — Эта женщина знает слишком много для обычного репортера. Если Диана и правда никому не говорила о своём старом друге, то вопрос остаётся открытым: как? — Очередной секрет, который нам нужно разгадать, — безотрадно вздыхает Дафна, олицетворяя своим тоном общее настроение квартета. — Заколебали эти секреты, — фыркает рыжая, отходя от Малфоя на приличное расстояние и продолжая путь до следующего кабинета. — Кто кинул имя Гарри в Кубок? Что делать с этим золотым яйцом? Теперь ещё и эта Рита! — А ты думала, что в этом году будет спокойно? — усмехается Драко, следуя с друзьями за рыжей. — Напрасно. — Ой, все!

***

Рукава, недавно приобретенного сарафан, были испорчены, а перебинтованные ладони через силу держали ручки вёдер с до сих пор опасными отходами. Она точно получит дома нагоняй за испорченную одежду и за обожжённые руки. Хотя это была не новость — мать никогда не была довольна ею: по хозяйству толка никакого, вечно витает в своих мыслях, да и особо красотой не блещет, чтобы отдать замуж поскорей. Высокая и неуклюжая, с кожей, тон которой намного темней, чем в их семье должно быть. И плевать на то, что в их семье все загорелые, особенно в тёплые сезоны. Матери было все равно, за что ее ругать. Девушка, шипя от ожогов, вываливает ненужные отходы в будущий компост и вздыхает. День подходил к концу, жара спадала, а на большом участке Хозяйки открывался красивый вид на маленькие домики внизу по склону. Если провести взгляд чуть правей, то можно отыскать её дом, возле которого было видно суету её братьев: старшие расправлялись с дровами, помладше, кажется, кормили лошадей в загоне. Отец был точно за домом — колотил новый забор, потому что старый от прошлогодних дождей сгнил. Мать же доила коров. И только она была здесь, у местной ведьмы, с которой мать ей строго сказала не связываться. Местные Старосела не любили нелюдимых Авдеевых, старались лишний раз даже не упоминать данный дом на холме, а детей пугали разными страшилками, чтобы те только не ходили к тому дому. Ей тоже так говорили раньше и она непременно верила до некоторых пор… До тех пор, пока не поняла, что только Хозяйка Авдеева может помочь ей. Хозяйка назвала её обычнорожденной. Она, конечно, назвала другое слово, но Софи было так сложно выговорить его, что она попросила объяснить смысл этого слова проще. И она поняла именно так. Ведьма, рождённая у обычных людей. Таких, как она в Староселе, больше не было. И вроде бы она должна чувствовать себя особенной: единственная в семье ведьма, которой подвластно многое. Возможно так все бы и было, если бы не несколько «но»: её религиозная семья, которая в штыки принимала все ведьминское, и безграмотность, которая не позволяла ей учиться. Будучи шестнадцатилетней девушкой она не могла похвастаться даже умением читать или писать. Отец не считал эти навыки важными для девушки, которая в скором времени должна была покинуть отчий дом, мать же не перечила ему. И только Хозяйка Авдеева смогла понять её, разрешая приходить раз-два в неделю, чтобы рассказать о магическом мире и его природе. Она научила её скрывать её магию, контролировать всплески, когда эмоции были на пределе; рассказывала о волшебных растениях, учила её варить зелья. И только в такие моменты Софи чувствовала себя настоящей. Не просто серой молчаливой мышкой, а настоящей ведьмой. Она заставляла растения расти под своими руками, а вода ластилась к ней, как кошка к хозяйке. Она умела это. Её же семья нет. — Ты уже все вычистила от бубонтюбера? — спросила её выходящая из амбара Хозяйка, снимая кожаные перчатки. И как смуглянка помнила, они были сделаны из настоящей драконьей кожи. — Всегда забываю, насколько его гной может быть ядовит, — показывая на перебинтованные руки девушка неуверенно опускает голову. Потому что знает, что Хозяйка опять цыкнет и возможно сделает ей замечание. И она попадает в яблочко. — А я тебе не раз говорила это, — вздыхает женщина, откладывая перчатки и беря обожженные руки своей подопечной. — Нужно срочно обработать, чтобы не осталось следов. А то могут возникнуть вопросы у твоей семьи. — Простите, — громко пискнула Софи, на что Яна только возвела серые глаза к небу и поспешила к входу в дом. День медленно подходил к концу, а их работа была завершена: гной Бубонтюбера был выжат и слит для будущих зелий, нужные органы некоторых особо опасных рептилии были заспиртованы и надёжно спрятаны в погребах до следующего использования. Мандрагора была выкопана (предварительно наложив на теплицу звукоизоляционное заклинание) и измельчена, а вербена для обезболивающего зелья была собрана и разложена сушиться. Определённо день был прожит не зря, по мнению Авдеевой, которая искала зелье против ожогов. Кажется, Софи убирала его куда-то на верхние полки. Проследив взглядом вдоль стеллажей в коморке, где хранились почти все зелья, немолодая женщина выхватила взглядом небольшую склянку. София ждала её там же, словно за все это время она не сдвинулось с места. Поэтому протянув её на ближайшую скамейку, Бильяна размотала её грязные бинты и скривилась от вида полопанных волдырей, из которых шла вода с розоватыми подтеками. — Будет неприятно, — предупреждает чистокровная, начиная капать на пузыри. Девушка звонко втягивает воздух в лёгкие, но, сжав зубы, молча переносит боль, пока Яна распределяет зелье равномерно по коже. — Не дергайся, а то зелье даром пропадёт. — Стараюсь, — сквозь зубы мычит смуглянка. Её лицо становится темней от напряжения, в то время, как зубы терзают бледные губы. Несколько слезинок скатывается с глаз. Когда Бильяна заканчивает, она долго наблюдает за детским удивлением своей ученицы. Как она неуверенно рассматривает свои уже здоровые руки, не веря в это чудо. И в свете уходящего солнца её улыбка кажется болгарке самой ослепляющей. — Кто ты по национальности, Софи? — спрашивает Яна, понимая, что мало, что знает о ней. Она была из Старосела, ей было шестнадцать лет и жила она в очень большой семье, где она была единственной волшебницей. Также она не училась не в одной из магических школ: Дурмстранг не принимал магглорожденных, а вот остальные школы… Возможно, они даже не подозревали о ней в такой-то глуши. — Национальность? — девушка наклоняет голову, отчего её густые, пушистые волосы спадают на плечо, а её большие серые глаза по-совиному несколько раз моргают. — Это значит, на кого я похожа, да? — Именно, — кивает Авдеева, закрывая склянку. — В тебя есть некоторые черты болгар, но они такие… незначительные. — Мой отец точно из ваших мест, — пожимает плечами она, вспоминая статного хмурого мужчину с тёмными волосами. Многие братья очень походили на отца: были такими же высокими и темноволосыми; остальные же приняли только некоторые его черты. — Он не особо рассказывает о своих родственниках, хотя одно время к нам приезжал один мужчина. Мама говорила, что он был его братом. А тот точно был из города: красивый такой и в одежде городской. Девушка как-то мечтательно улыбнулась, вспоминая того мужчину в необычной для села одежде. — А моя мама урсáрка, * — приходит в себя девушка, начиная поправлять свои волосы. — По-вашему, цыгане. Она жила с семьёй в городе: они выступали с дрессированными медведями на публике. Потом случилось несчастье: их перевозку подожгли завистники и все медведи сгорели. А с ними и дáдо семейства со старшими пшалэ́нса*. Мать осталась с её дáе, которая умерла потом: заболела чем-то. Ну и она, долго не думая, собрала свои пожитки и спряталась в первую попавшую кибитку, которая и довезла её до Старосела. А тут ей повезло попасться в хорошие руки, которые дали ей работу. Там и познакомилась с отцом. — Дадо? — хмуриться Авдеева, которая вроде бы понимает смысл этого слова, но ей нужно подтверждение её правоты. — Отец, а дáе — мама, — объясняет девушка, тут же тушуясь. Её пальцы с силой впиваются в её длинные волосы и начинают нервно расчесывать. — Мама, когда рассказывает, всегда зовёт их так. И я тоже привыкла так… Простите. — Прекрати извиняться, — устало вздыхает женщина, которой уже надоело слышать от неё извинения. А ещё видеть её макушку чаще, чем лицо. — Негоже ведьме извиняться за каждое слово и прятать глаза. Это не то, чему я тебя пытаюсь научить. Девочка только тихо кивает, прикладываю невероятные усилия для того, чтобы не опустить взгляд снова. От привычек избавляться всегда трудно. — Запомни главный урок жизни, Софи, — серьёзно начинает Бильяна, ловя темно-серый взгляд молодой девушки. — Кротость погубила многих девушек, в том числе и меня в свое время. Если ты хочешь добиться уважения других, то иногда придётся показывать свой характер. Девушка снова опустила голову, отчего женщина только вздохнула и поднялась на ноги. Но стоило ей сделать шаг, как смуглянка подала голос: — Поэтому огненные духи не позволяют мне контролировать их? — Они чувствуют твою мягкость характера, — кивает Авдеева, радуясь тому, что их лекции не проходят даром. — А если они чувствуют неуверенность, то они разрушают. — Потому что нет контроля, — понимающие качает головой она. Яна повторяет её действие. — Спасибо. За то, что взяли меня. И учите. Женщина медленно кивает, задумчиво наблюдая за девушкой. Странный холодок проходится по спине. Она до сих пор не может понять, почему согласилась обучать чужого человека. Что двигало ею, когда однажды Спас привёл её к ней во двор? Любопытство? Возможно. Желание помочь? Вряд ли. Что это было? Бильяна не могла пока ответить на этот вопрос, поэтому держала эту девушку возле себя. С такими мыслями она снова повернулась в сторону амбара, пока не почувствовала странную дрожь в воздухе. Глаза цвета грозового неба поднялись к небу, наблюдая магическую рябь барьера вокруг дома. Кто-то прошёл сквозь него. Ответ она получила, когда они с Софи быстро дошли до ворот. Молодая девушка кое-как сдержала крик, когда увидела огромного чёрного волка, на котором поперёк висело чье-то долговязое тело. Животное нехарактерно хрипело, пока пришедшая в себя Авдеева не подбежала к ним и не спустил с него кого-то. — Какого дьявола, Александр?! — только и успела прошептать она, осматривая лежачего перед ней Спаса. Софи не спешила подойти, пока женщина не рявкнула на нее: — Софи, не стой столбом! Помоги ему! Она кивает на волка, пока сама в это время левитирует раненого в дом. Смуглянка аккуратно подходит к лежащему зверю на земле и трясущей рукой проводит по липкой шерсти. На ее пальцах остаются кровавые пятна. Звонкий вскрик срывается с её губ, когда на месте животного оказывается мужчина в окровавленной рубахе, который, тяжело дыша, хватает её за руку и шепчет: — Он поймал нас! — слезливые карие глаза заглядывают в ее серые, в то время как твёрдая рука сжимает её. — Том в Албании! Он там! Замышляет что-то!