Illegal Shot

На следующий день, Чан решил, что к дворцам и храмам они больше не поедут, от греха подальше. Совместно с Камико, они выбрали несколько мест, которые посетят сегодня. Сэйери изъявила желание съездить в пару музеев, одним из которых являлась тюрьма Содэмун. Чан изогнул бровь, услышав это, но лишать ее возможности посмотреть то, что интересует, не решился. После тюрьмы они собирались поехать в музей оптических иллюзий, а на сладкое оставить парк развлечений. На такой подозрительный набор достопримечательностей, Чан не хотел брать всех парней. Уж если они смогли натворить какой-то херни во дворце, то в тюрьме точно отчебучат что-то эдакое. К его разочарованию от поездки отказались лишь двое — Чонин и Хенджин. Первому нужно было выполнить прилетевший утром заказ на взлом, а второй просто отказывался вставать с кровати. Остальные уперлись руками и ногами, доказывая, что все будет нормально и, если, Чан их не возьмет с собой, они сами доберутся до места назначения. Сдавшись, тренер попытался подбодрить себя тем, что, хотя бы двое из его детей будут сидеть дома. Ребята быстро позавтракали приготовленными Минхо и Сэйери панкейками, и побежали собираться в дорогу. Чанбин зашел к себе, чтобы переодеться и взять фотоаппарат. Учитывая, что они делали слишком много фото, память телефона грозила скоро закончиться. Стоило парню только открыть дверь, как он увидел на бывшей кровати Сынмина здорового слизняка. По-другому он просто не мог охарактеризовать Хенджина. Хван напоминал ему Хаула из Ходячего замка, когда тот по случайности изменил цвет волос и точно-так же растекался в лужу. — Ты живой вообще?.. — Наклонился над ним Со. — Я сплю, — ответил Хен осипшим шепотом. — Не заболел? Все-таки с головой в воду вчера упал, а на улице не май месяц. — Нет. — Да что с тобой тогда такое? С каждым днем на тебя смотреть все больнее и больнее. Вот прям на глазах таешь, ей Богу. Скажи честно, это из-за Феликса? Из-за того, что вы поругались? — Че вы все до меня доебались?.. — Беззлобно и слабо произнес Хенджин. — Если из-за него, то почему он ходит слепит всех улыбкой, а ты с такой миной, будто сдохнешь послезавтра? И ведь ни ты, ни он нихрена нам не рассказываете! Сколько времени уже прошло? Недели две уж точно, когда же вы перестанете собачиться? Не думаешь, что пора поговорить и воссоединиться в вашем родном гнездышке? Хенджин все это время лежал, уткнувшись лицом в стену. Слова Чанбина подействовали на него так, словно из его рук выскользнула ложка после очень тяжелого дня. Другими словами, это была последняя капля. Джин резко развернулся и озарил Чанбина своими красными и намокшими глазами. — Да отъебитесь уже от меня! — Его голос сорвался на отчаянный крик, а по щекам потекли слезы. — Нормально у меня все! Нор-маль-но! — Воу…тише, брат, ты чего? — Чанбин испуганно отшатнулся. Хенджин всхлипнул и потер глаза рукавом. — Достали уже со своими вопросами… Можно мне самому в себе разобраться? Чанбин раздосадовано улыбнулся и подсел к нему, опуская руку на колено друга. — А как их не задавать, если мы за тебя переживаем? Если честно, я тебя не узнаю… Где наш веселый Хенни? — Сдох. Чанбин сдавленно хохотнул и сжал колено Хенджина. — Хорошо, я больше не буду мучать тебя. Но знай, что как только ты захочешь выговориться, я всегда готов подставить тебе свое плечо и выслушать. Чанбин поднялся и все же подошел к шкафу. Быстро переодевшись и схватив камеру, он направился к двери, как из-под одеяла донеслось слабое: «Спасибо, Бинни». — Было бы за что, — снисходительно улыбнулся парень, смотря на укрытого с головой Хвана. — Не загнись тут. И пиши, если что. Хенджин высчитал две минуты после того, как дверь за Чанбином закрылась. После этого он скинул с себя одеяло и выпустил застрявший в горле ком наружу. Слезы полились пуще прежнего, и он зарыдал навзрыд. Вчерашний смех Феликса эхом звучал в ушах, а перед глазами маячила его рука крепко сжимающая ладонь Сэйери. Хенджин скучал. Просто безумно скучал. Ему хотелось быть на месте Камико. Чтобы Феликс держал его за руку, смеялся и проводил вместе с ним все свое свободное время. Слова Чанбина про их комнату резанули ножом по самому сердцу. Он так и не забрал все свои вещи оттуда. Все, что ему было необходимо, приносил Сынмин. Хенджин не хотел больше туда соваться. Но сейчас ему буквально требовалось почувствовать родной запах карамели, чтобы заново научиться дышать. Никто не поднимал Хенджину настроение так, как Феликс. Никто не улыбался ему так счастливо, как Феликс. Никто не читал ему, как Феликс. Никто не интересовался его творчеством так, как Феликс. Никто не заставлял его сердце замирать, как Феликс. Феликс. Феликс. Феликс. Феликс. Феликс. Хенджину хотелось выйти в окно, лишь бы заглушить свои мысли. Сделать хоть что-то. Что угодно, лишь бы не думать о нем. Но тело будто ему не принадлежало. Заливая своими слезами футболку, Хенджин поднялся с кровати и поплелся прочь из комнаты, словно в бреду. Пройдя по пустому коридору мимо двух дверей, он остановился у третьей и нажал на ручку. Та, покорно опустилась и с тихим скрипом отворила дверь. В нос тут же ударил аромат карамели. Хенджин сделал неуверенный шаг внутрь. Запах обволакивал его со всех сторон, словно принимая в свои теплые объятия. Вот босые ноги защекотал длинный ворс серого ковра. Вот его кровать, с которой пропали все декоративные подушки, видимо Сынмин их куда-то переложил. Вот стеллаж с книгами, которые солнечный ангел наверняка уже зачитал вдоль и поперек. Интересно, читает ли он Киму? Или Камико? Вот его стол, в нижнем ящике которого, лежит написанный карандашом портрет. Хенджин сел на колени перед столом и вытащил из выдвижной полки лист бумаги. Профиль Феликса был идентичен оригиналу. Пышные ресницы, ровный маленький нос и пухлые, чуть приоткрытые губы, пропитались солеными каплями слез, слегка размывая грифельные штрихи. С громким всхлипом Хван подполз к чужой кровати и зарылся лицом в простыню, так и оставаясь сидеть на полу. Тягучая карамель словно материализовалась и потекла по воздухоносным путям. Затекая сначала в носовые полости, затем в глотку, гортань и трахею, пытаясь заполнить собой легкие. — Да что ты со мной делаешь, Енбок?! — Взревел Хенджин, прогоняя липкую сладость из дыхательных путей. Хенджин поднял голову и посмотрел на свои постеры с баскетболистами. И вот опять. Он ничего не мог с собой поделать. Стоило ему подумать об играх или ступить на паркет во время тренировок, как глаза застилала неприязнь и зависть, вытесняя из тела хоть какие-то проблески света. Парня разрывало от этих метаний. Он бы предпочел вообще ничего не испытывать, чем одновременно тонуть в своей влюбленности и отвращении. Превозмогая головную боль и явно подскочившее давление, Хенджин поднялся. Он вновь спрятал портрет Феликса среди других рисунков в нижнем ящике стола и покинул их комнату. Ему срочно нужно было отвлечься. Как-то заглушить душевную боль. И, если, его творчество не помогает, то нужно было придумать другой способ. В принципе, ни у кого из команды не было таких уж прям плохих привычек. Да, они могли напиться, как свиньи. Могли выкурить по сигаретке перед сложным матчем из-за нервов. Но никто сильно этим не увлекался. Вот и Чанбин иногда мог выкурить косячок, чисто в медицинских целях. Так он избавлялся от мышечных спазмов и расслаблялся в особо тяжелые дни. Чан, естественно, не одобрял его самолечение. Он следил за тем, чтобы Чанбин не подсел. А тот и не собирался. Со мог себя контролировать и позволял примкнуть губами к косяку очень редко. Хенджин знал, где у Чанбина припрятана анаша. Влетев в комнату, Хен почти с головой залез под кровать соседа. У самой стены пальцы нащупали помимо окаменевших носков что-то продолговатое и деревянное. Хенджин вытянул сколоченную наспех шкатулку на свет и откинул крышку. Внутри лежала зажигалка, два нетронутых косяка и один забычкованный. Еще один признак того, что Бин не увлекается. Он курит не только редко, но еще и мало. Проигнорировав бычок, Хенджин вял целую самокрутку и зажав между зубов ее конец, прокрутил колесико зажигания огнива. Он подпалил завернутую в бумагу траву и глубоко затянулся. Комнату тут же заполнил густой смолянистый запах, напрочь выбивая засевшую в носу карамель. Хен затолкал шкатулку на место и уселся на свою кровать. Он откинулся спиной на стену и уставился в потолок. Сделав еще одну затяжку, стал ждать, когда же голову покинут мысли и она станет легкой и пустой.

***

— Ебучий случай… — Протянул Хан, когда увидел, как Сэйери обрадовалась кирпично-рыжим стенам тюрьмы. — Ужасы любит, под истории про маньяков засыпает, тюрьмам радуется… — Я тоже в шоке, — прошептал ему Феликс. Их двоих прошибли мурашки, стоило автобусу только остановиться у музея. Остальные парни тоже ощущали себя неуютно, в то время, как девушка готова была завизжать от радости и восхищения. — Эй, Ликс, — тихо окликнул его Сынмин. — Она точно не серийная убийца? — Если бы я ей являлась, то грохнула бы Феликса еще в средней школе, — ухмыльнулась она и в припрыжку поскакала к зданию музея. Сегодня Чан молчал, следя за каждым из ребят. Почетное звание экскурсовода получила сама Камико. Она рассказывала им про тюрьму и каким пыткам подвергались заключенные. Как назло, людей здесь было в разы меньше, чем у дворцов. А жаль! Феликсу было бы гораздо спокойнее, если бы они были окружены толпой. Это здание и снаружи не внушало ему доверия, но стоило Сэйери завести всех внутрь, как все внутренности и вовсе сжались. Голые серые стены, запах сырости и страха. Они проходили по залам тюрьмы, останавливаясь возле каждой камеры, в которых находились ужасно реалистичные манекены. — Меня щас вырвет… — прервал рассказ Сэйери Джисон. — Меня тоже, — кивнул позеленевший Феликс. Девушка бросила на них странный взгляд и сказала, что они неженки. По итогу длинных уговоров Чана, эти двое все-таки вышли на улицу, решив дождаться остальных на свежем воздухе под ярким, солнечном светом. — Пиздец, — высказался Хан. — Прям до мурашек пробрало. А этот манекен с размозженной головой… — Не напоминай, — выставил руку вперед Феликс. — Мне он в кошмарах теперь снится будет. На улице резко похолодало. Подул сильный ветер из-за чего парни принялись прыгать и тереть ладони друг о друга, в попытках согреться. Все, что угодно, лишь бы не заходить обратно. Когда они уже почти провели полноценную кардио-тренировку, Джисон стал переживать, что ребят долго нет. За это время можно было обойти всю тюрьму два раза. — А что, если что-то случилось? — Спросил Хан. — Что? Манекен ожил и расстрелял их? — Усмехнулся Феликс. Он тут же пожалел о своих словах, потому что заметил в глазах друга неподдельную тревогу и испуг. — Все с ними хорошо, Джи. Давай напишем и поторопим. Тот кивнул и Ли достал свой телефон, сбрасывая в общий чат сообщение. Ббоки: Вы где там? Спустя пару минут пришел ответ от Сынмина. Мо: Это пиздец. Мы потеряли Чана. Ббоки: Чего? Мо: Бля, клянусь, на минуту раньше него за угол завернули, а его и след простыл. Ббоки: Вы ему звонили? Мо: Нет, мы же идиоты! Лино: У него недоступен. — Пиздец… Я не хочу туда заходить, — протянул Джи, кивая головой в сторону здания. — Как можно было потерять отца? В чат пришло сообщение от Чонина, который грел свою жопу дома. Он записал голосовое, где неистово ржет и вопит: «А ведь он нам, говорил, что на цепь посадит!». Мо: Сука, я из-за твоего смеха чуть не обосрался. Тут эхо делает любой шорох стремным. Айен: Да, не ссыте. Ща, пять сек. И ведь действительно через пару мгновений он скинул скрин карты, где в здании тюрьмы кучковались четыре маячка, еще двое виднелись у крыльца, а один замер с противоположного торца. Айен: Отец у другого выхода. Мо: От души! Ббоки: А, когда ты начал отслеживать телефон Камико? Айен: По ее приезду внес данные в базу. Так как Чан вроде находился на улице, Джисон и Феликс решили не стоять на месте и обойти здание, чтобы он никуда не делся. Обогнув рыжие стены, у черного входа они заметили милую девушку, сложившую руки вместе. Она держала подмышкой какой-то черный сверток и умоляюще смотрела на потерявшегося Чана. — Отец, ты че?! — Крикнул ему издалека Джисон. Тот облегченно выдохнул, улыбнулся и поклонившись девушке, поспешил удрать от нее подальше. В этот же момент из-за тяжелой двери вывалились оставшиеся ребята. — Я чуть не сдох, отец! Ты ахерел так пугать? — Вопил Сынмин. — Мы эту сраную психушку три раза оббежали, из-за тебя! Чан вскинул руки, останавливая бранящихся по очереди парней и хихикающую Камико. — А вы знаете, как я обосрался?! — Взвыл он, дождавшись, когда все замолчат. — Иду за вами спокойно, никого не трогаю, тут какая-то дверь потайная открывается и меня туда затаскивают. Я давай орать и кулаками махать в темноте, а мне загробным голосом девушка отвечает, просит переодеться, чтобы напугать вас. Так сказать, интерактив, нахуй! Я попросил вывести меня на свет. Давай от нее и так и сяк пытаться отвязаться, а ей ваще похеру. Спасибо Феликсу и Джисону. Когда они появились, я сказал, что меня обнаружили и уже никакого эффекта неожиданности не будет. — Пиздец, — вздохнул Чанбин. — Если бы ты согласился, уверяю, я бы сдох от страха, — сказал Ким. — Я ей вообще наплел, что вы у меня калеки со слабыми сердцами, а она все не сдавалась. — Сто процентов палачом тут раньше работала, коза, — надулся Джи. — Все, в пизду! Никаких музеев больше. Уж извини, Сэйери, но я в оптических иллюзиях вообще ебнусь. Камико засмеялась от такого пыхтящего и потерянного тренера. В принципе, самое главное она уже за сегодня посмотрела, так что спокойно согласилась. — Давайте тогда на рынок Кванчжан заедем? Я проголодалась и знаю, что там готовят уличную еду. А еще хочу маме сувениров купить. Все с удовольствием поддержали ее идею, пытаясь взять себя в руки после стресса, пережитого в музее. Оказавшись на лучшем продуктовом рынке Сеула, который защищала от ветра и непогоды большая крыша, у Феликса разбежались глаза. Рынок представлял собой ряды прилавков, предлагающих все возможные разновидности корейских блюд. Около многих ларьков стояли небольшие стулья, что создавало ощущение крохотного ресторана, где можно посидеть и пообедать. Здесь было шумно и людно. Проход заполняли разные запахи. Они смешивались и били по обонянию разными специями. Какофония голосов, бурления воды в кастрюлях и музыки, резала уши, но вызывала на лице глупую улыбку. Ребята влились в поток людей и их буквально протолкали к одному из прилавков, за которым стояла полная, миловидная женщина. — Чего-нибудь желаете, мальчики? Минхо осмотрел предложенные блюда, чуть не пуская слюнки и воскликнул: — Госпожа, можно мне острые рисовые клецки?! — А мне пибимпап, — подключился Джисон. Ребята на перебой стали перекрикивать окружавший их шум, заказывая разные блюда. Феликс попросил навалить ему в контейнер побольше его любимого рагу. Получив картонную коробочку с ароматным блюдом, он вдруг вспомнил тех, кто остался в Корте. — Надо Чонину тоже что-нибудь взять, — Озвучил Феликс, хотя думал про голодного Хенджина, который почти ничего не ел в последнее время. — Точно-точно, — засуетился Чанбин. — Так, Чонин у нас любит… Госпожа, можно еще рисовых клецок, только с сосисками и не острые? — Попросил капитан. — А Хенджину?.. Хенджину… Блин, чтоб ему такого взять? — Кимбап. Все обернулись на Феликса, который неосознанно выдал название любимого блюда Хвана. Чан довольно улыбнулся, а сам Феликс смущенно отвернулся, пряча затуманенные образом Хенджина глаза.

***

Чонин выполз из комнаты, держа путь к туалету. Он собирался злобно посрать. Злобно, потому что ему опять пришлось взламывать электронный дневник школьника, получая за пятиминутное дело сущие копейки. Ну, а посрать, потому что просто приспичило. Проходя мимо комнаты Чанбина и Хенджина, он остановился. Потому что из-за двери доносился странный смех. Сжав булки покрепче, он решил узнать, что же так рассмешило едва подающего признаки жизни Хвана. Стоило Яну только приоткрыть дверь, как он тут же почувствовал смолистый запах анаши. Его глаза расширились, когда он увидел валявшегося на полу в позе звезды Хенджина. Тот смотрел в потолок и хихикал. — Ебать мой хуй… Джин, ты че накурился? Хакер сел рядом с ним на корточки и попытался поймать рассеянный взгляд красных и опухших глаз. Хенджин никак не отреагировал на его появление, продолжая играть в гляделки с потолком. — Хенджи-и-ин, — Чонин потрепал его за плечо, пытаясь добиться внимания. Хван перевел на него пустые глаза и блаженно улыбнулся, попытавшись принять положение сидя. — О-о-о, наш малыш-хлебушек пришел. Его движения были очень замедленными, а слова такими тягучими, словно патока. Он потянулся обеими руками к голове Чонина, чтобы потрепать волосы, но тот перехватил его запястья, мягко сжимая. — Нет, бля, мужик-батон. — Бато-о-он? — Удивленно посмотрел на него Хен. — Я бы съе-е-ел батон. — Ебучий случай… Хенджин, че это на тебя нашло? — Ты про что-о? — С чего ты решил накуриться? — С того, что мне пло-о-охо, — противореча своим словам, Хенджин широко улыбнулся. — В смысле плохо? Болит что-то? Сначала Чонин подумал, что Хенджин последовал примеру Чанбина и попытался таким способом снять мышечную боль, после вчерашней адской тренировки, но тот медленно замотал головой. Хен похлопал себя по груди, все также глупо улыбаясь. — Вот ту-ут плохо. И ту-ут, — он переложил руку на голову. — Только косячо-ок помог расслабиться. Все мысли сделали «пуф» и исче-е-езли. Чонин выгнул бровь, вновь беря Хенджина за руки. Тот сидел, облокотившись о кровать и едва держал глаза открытыми. — И из-за чего тебе так плохо? Хенджин слабо хихикнул, глядя в пустоту, пару раз открыл и закрыл рот, как рыба, потом растянул губы в сладкой улыбке, будто вспомнил что-то приятное и выдал: — Из-за не-его. — Ког… — Чонин не успел договорить, как Хенджин продолжил. — Из-за счастли-ивого. Он там, наверное, веселится со свое-ей Ка-а-амико. А я тут страда-аю. Младшего словно током прошибло. — Из-за Феликса? — О, точно, — попытался щелкнуть пальцами Хен. — Фе-еликса. Страдает? Он? Это же Хван вылил на Ликса целую гору говна. А теперь заявляет, что страдает? Чонину захотелось втащить Хенджину. За то, что накурился. За то, что причинил Феликсу боль. За то, что ведет себя, как идиот, а не примерный старший. А затем его сердце замерло, когда тот удивительно резко притянул Яна к себе в объятия. — Енбок… Я так по тебе скучаю. — Чего? Хенджин, ты че несешь? — Попытался вырваться Чонин. — Нет-нет… Енбок, пожалуйста не уходи… Я… Ты… Я очень скучаю. Не представляешь, как сильно. Видеть тебя не могу… Но и жить без тебя не хочу. Ты будто воздух… Мой карамельный воздух. Чонин молча прижимался щекой к груди Хенджина. Пусть хоть в бреду ощутит, что Феликс рядом. Хакер вдруг осознал, что они оба мучаются, но даже малейшего представления не имел, как им помочь. Они запутались сами и случайно втянули в эту паутину Чонина. — А все из-за тебя-я. Все потому, что ты слишком талантлив. Мне до тебя не дотянуться, Феликс… — Все бормотал Хенджин. — Если бы у меня получались эти дурацкие данки, я бы не вел себя, как настоящий муда-ак. Ты ведь не виноват ни в чем… А я тебя оттолкнул. И теперь не знаю, как тебя заново завоевать… — Ч-что?.. — У моего сердца на тебя особые планы… Хенджин погладил Чонина по плечу, а затем обхватил его подбородок двумя пальцами, попытавшись поднять голову. Поняв, что сейчас хочет сделать Хенджин с «Енбоком», Ян, как ошпаренный, отскочил от него. — Эй, мужик, полегче… Я не твой Ен… — Ты теперь меня не примешь, да? — Грустно хмыкнул Хенджин и опустил голову вниз. Чонин заметил, как на его щеке блеснула слеза. А затем, парня вывернуло наизнанку. Пустой желудок извергал из себя одну лишь желчь, заливая ею пол. Слава Богу, что у Чанбина не было ковра, потому что Хенджина рвало удивительно долго, хотя было и не чем. Когда практически вся желчь вышла из Хенджина, его желудок стало сжимать изнутри и все его тело стало совершать толчки без рвоты. Перепугавшийся Чонин тихонько поглаживал его по спине. Затем он нашел бутылку воды, заставил друга выпить половину, а вторую он вылил на какую-то тряпку, найденную в шкафу Чанбина и принялся обмывать лицо и испачканные руки Хена. Его все еще била сильная дрожь, а глаза не могли сфокусироваться на одной точке. Чонин помог ему подняться и лечь в кровать. Укрыв Хвана одеялом, он распахнул окна, впуская в комнату свежий воздух и вытер с пола едкую желчь. Дождавшись, пока Хенджин уснет и запах шмали выветрится из помещения, Чонин ушел. Сидя на толчке, хакер насиловал свой мозг разными мыслями. Все они крутились вокруг этих двоих. Вроде бы он услышал своеобразное признание от Хенджина, но не знал, что делать с этой информацией. Стоило ли рассказывать Феликсу о том, что Хенджин произнес в бреду? Была ли вообще в его словах искренность, или за язык отвечала дурь? Чонин принял, как ему казалось, самое правильное решение — ничего никому не говорить и попытаться забыть. А даже если забыть не получится, то он будет лишь сторонним наблюдателем. В любом случае будет лучше, если эти двое сами во всем разберутся.

***

В парк аттракционов решили не ехать из-за внезапно начавшегося дождя. По дороге домой, Феликс следил за стекающими по окну мутными каплями и никого не слушал. Хотелось в душ. Чтобы смыть с себя слезы неба и наставить новых синяков на ребрах. С момента, как он непроизвольно выкрикнул любимое блюдо Хенджина на рынке, парень не покидал его голову. Феликс готов был биться лбом об стекло, лишь бы так не мучатся. Он ведь его отталкивает, обзывает, к себе не подпускает… А Феликс и дальше готов заботиться. Пусть тайно, под тенью напускной ненависти, но готов. Каждое утро, видя, как Джин ковыряет еду в своей тарелке, но почти ничего не ест, его голову посещала мысль бросится к нему, попросить поговорить, умолять чтобы начал нормально питаться и извиниться. А за что извиняться, когда не за что? Но Феликс готов был повесить на себя все грехи мира, лишь бы Хен ему улыбнулся. Так, как раньше. Но задетая гордость не позволяла ему воплотить мысль в жизнь. Прогоняя ее ссанными тряпками и воспроизводя все те фразы Хенджина, гневно брошенные в злополучный день раскола. Иногда Феликс выходил ночью в туалет и проходя мимо комнаты Чанбина, тихо прислонял свою ладонь к двери, за которой спал Со и Хенджин. А ведь Ликсу так хотелось снова жить вместе с Хваном. Пусть даже в ссоре, молчать или материть друг друга, но вместе. Убивающие его изнутри мысли не смогла прервать даже опустившаяся на плечо голова Сэйери. Всю дорогу, она ему что-то говорила, а он не слышал. Кивал невпопад и мечтал хоть еще разок услышать дорогой сердцу голос, произносящий такое искреннее и нежное: «Енбок».