Ушастый нянь

      — Быстрее! Быстрее! — Арсению не хватает воздуха. Он возбуждённо тараторит, бесконечно повторяя одно и то же слово. Шумное дыхание Димы на его лице и проворные пальцы, торопливо расстёгивающие мелкие пуговицы на сорочке Попова, разгоняют сердце как мощный движок ламборгини. — Быстрее, я горю!       — Сейчас, сейчас! — Позов не знает, за что хвататься. Он начал со своей рубашки, но, замечая пожар, разгоревшийся в глазах напротив, хватается за чужую, так что Арсению приходится расправляться с пуговицами Димы самостоятельно.       Неожиданно дверь туалета на первом этаже компании широко раскрывается, через мгновение с громким грохотом захлопывается, и по небольшому помещению разносится возмущённый шипящий шёпот Паши:       — Какого чёрта вы оба ещё одеты?! Если этот грёбаный лизинг вам уже не нужен, он, сука, нужен мне!        Двадцать пальцев на четырёх руках замирают, два немигающих взгляда вплотную сталкиваются, и две пары лёгких перестают справляться с основной функцией, заложенной в них матушкой-природой. Арсений тупо моргает один раз. Дима — два. Арсений снова один. Дима уже три. Этакая офтальмологическая азбука Морзе. Не SOS, нет. Пиздец. Причём, полный. Попов конвульсивно втягивает воздух через стиснутые зубы и, взвизгнув, взрывается истерическим хохотом. Резко отрывает руки от груди Позова и крепко прижимает кулак ко рту, чтобы заглушить дикий смех. Однажды парни сказали ему, что в такие моменты он напоминает осла, и сейчас, судя по звукам, которые издают его голосовые связки, ещё и перевозбудившегося.       — Блин! — пытаясь полноценно вздохнуть, медленно выдавливает из себя Позов и плюхается пятой точкой прямо на пол уборной. Благо здесь почти так же стерильно, как и в реанимации. — Воля, блин, — икая, повторяет он и неумолимо впивается пальцами в почти лысую кожу голову — были бы у него волосы, выдрал бы к чертям, — чтобы купировать рвущийся наружу ржач.       — Вы, дебилы, уже косяк успели забить? — рявкает на них Добровольский, непонимающе переводя вопросительный взгляд с одного на другого.       Попов упирается ладонями в мраморную столешницу и укладывается на них лицом. Продолжает сдавленно смеяться.       — Воля, заткнись на минуту, — настойчиво бубнит он, между приступами хохота. — Пожалуйста!       — У нас планируется лизинг или нет? — повторяя попытку добиться от парней вразумительных ответов, возмущённо спрашивает он.       — Воля, — снова скулит Позов и, прикусив губы, смахивает слёзы.       — Да что здесь творится?! — гневно взрывается Паша. — Через три минуты прибудет фрау-мадам, с которой именно вы, два придурка, уже год пытаетесь наладить контакт и взять в лизинг новые самолёты. Ну кофе на тебя пролили, Арс, ну с кем не бывает? Понятно, что обожгли, но Оксана случайно, — видимо, сам с собой разговаривает Паша, потому что Попов продолжает упираться лбом в сложенные руки, отказываясь поднять голову на друга, чтобы снова не сорваться, а Дима прячет лицо в ладонях, раскачиваясь из стороны в сторону. — Хорошо, что Поз сообразил переодеть тебя в свою сорочку…       — Так вот с этого и надо было начинать, — несколько раз глубоко вдохнув, переводит на него взгляд Арсений.       — А то «раздевайтесь», «хочу лизинг!» — мычит Дима. — И мы тут с Арсом, как два пидора, — на последнем слове Попов брезгливо кривится и делает вид, что стряхивает невидимые пылинки с рукавов: он всегда так поступает, когда испытывает крайнюю степень омерзения. — Помоги, — просит Позов, протягивая руку в сторону Добровольского, которую тот, всё ещё не сводя с Арсения непонимающего взгляда, крепко хватает и помогает подняться на ноги.       У Добровольского вообще-то отменное чувство юмора, а сегодня, видимо, планеты не сошлись. Но любят его друзья именно за эту особенность: помочь несмотря ни на что.       — Ну, а я как сказал? — тушуется он.       Арсений беспомощно отмахивается, понимая, что объяснять что-либо тому нет ни желания, ни времени. Расстёгивает до конца рубашку и быстро натягивает на себя Димину, хватает галстук, который впопыхах бросил прямо на пол, и уже пытается надеть его, когда Паша вдруг стягивает свой:       — Вот, этот больше подойдёт.       А ещё у Добровольского сильно развито чувство прекрасного, именно у него самый изысканный и безупречный вкус среди их троицы.       Попов с благодарностью принимает атрибут каждого генерального директора и ныряет в рукава пиджака, оставленного до этого на напольной вешалке при входе. Позов натягивает свой прямо на белую футболку. Паша пару мгновений критично оглядывает его, после чего помогает присборить рукава, получая этакий неформальный стиль. Удовлетворённо кивает, отходя на пару шагов назад.       — Я, если честно, побаиваюсь эту мадам Страус, — сменив весёлый тон на серьёзный, произносит Арсений.       — Штраус, — на автомате поправляет Добровольский, — пожалуйста, не обратись к ней так случайно.       Арсений оглядывает себя в холодном отражении зеркала и согласно кивает. Рукава Диминой сорочки коротковаты ему из-за разницы в росте и телосложении, но пиджак умело справляется с этой проблемой. Неожиданный срыв будто расставил всё по местам. Улеглись треволнения последних месяцев. Напряжение, что крало часы и без того непродолжительного сна, ослабло.       — Ты же изучил её личное досье, которое я скинул тебе на почту? — в этом уж весь Паша, он не то что бы не доверяет боссу, просто считает нужным всё перепроверить. Для общего спокойствия, так сказать. — Не забудь, что она пьёт исключительно дарджиллинг и только с обезжиренным козьим молоком. Видимо, татарские корни дают о себе знать.       — Я думал, она немка, — отвлекается от намыливания рук Дима.       — Она Эльвира Дилюсовна, в девичестве Каримуллина, уроженка Бугульмы, — просвещает его Паша.       — Это в Сибири? — Позов, определённо, первый раз в жизни слышит название такого населённого пункта.       — Ага, почти, — с сарказмом хмыкает Попов и кивает, когда остаётся довольным своим внешним видом. — А зачем мне эта информация? — обращается уже к Добровольскому. — Мне козу надо было завести, чтобы понравиться ей? У меня от неё мороз по коже, — передёргивает плечами он. — В интернете ходит столько слухов о её мужьях и любовниках. А вдруг она откажется сдавать мне в лизинг самолёты, если я не пересплю с ней? А ей, на минуточку, восемьдесят стукнуло. И тебе не кажется, что знать такие данные о ней… Это, ну, попахивает маниакальным интересом?       — Это попахивает профессионализмом, — гордо отвечает Добровольский, распахивая входную дверь. — Пора. Она будет с минуты на минуту.       Они выходят из туалета и направляются в дальний конец здания, где располагается комната для совещаний, которую в компании Clarus Airlines по-домашнему называют «думка».       Арсений никогда не рвался, даже представить себе не мог, что десять лет назад, в двадцатипятилетнем возрасте, встанет во главе авиатранспортного предприятия. Которое, как бы это пародоксально и нелогично не звучало, медленно и верно тонуло. Но судьба распорядилась иначе. Дед, который забыл о существовании Попова минут через тридцать после того, как тот появился на свет, который в течение четверти века не утруждал себя общением с внуком, в финале своей грёбаной жизни решил сразу — оптом — замолить все грехи. Он переписал на Арсения небольшую авиакомпанию. У той тогда и название было другое, и головной офис, и финансовое обеспечение. И вообще, Попов-старший, скорее, свинью подложил, нежели озолотил его. Потому что в течение первой пятилетки Арсений влачил то же жалкое существование, что и до получения неожиданного наследства. Это вам не маски продавать в период пандемии! Это, мать их, грузовые и пассажирские самолёты!       Он до сих пор помнит тот день, когда скинул в общий чат: «Это конец, сбор у меня в 9 вечера». Через пару часов три верных друга стояли на пороге квартиры, которую они тогда ещё с невестой — Алёной — снимали в пыльной сталинке. В доме с высокими потолками и обоссаным котами — и не только — подъездом.       — Алёна ушла?       — Из квартиры выселяют?       — Рак?       Арсений тихо хмыкнул: вот у его друзей фантазия.       — Хуже, — ответил он всем троим одновременно. При этом чувствуя, что настроение стремительно ползёт вверх.       — Алёна не ушла! — прозвучал мелодичный весёлый голос невысокой зеленоглазой брюнетки, которая из-за отсутствия макияжа всегда выглядела младше своих лет. Она внесла большое блюдо с дешёвыми чипсами в зал и поставила его в центр потёртого журнального столика. — Не дождётесь.       — Тогда что случилось? — спросил Паша, ещё вчерашний выпускник московского колледжа полиции, принимая у хозяина квартиры запотевшую бутылку «Балтики 7».       — Вы помните моего деда? — Арс уселся прямо на пол, раздавая остальным парням по пиву.       — Конечно, — кивнул Позов, — мы же у него на даче в Омске не одно лето провели… Стой, он умер да? Ну, сочувствую, братан, — скорбно произнёс он, приподнимая свою бутылку, и не чокаясь отпил.       — Сплюнь! — трижды постучал Попов костяшками пальцев по лакированной, местами потрескавшейся поверхности столика. — Другого. Я рассказывал вам.       — Другого? — сощурился Сергей. И по его лицу сразу же скользнула болезненная судорога, видимо, включился мыслительный процесс. — У тебя ещё один есть?       — Странно было бы предположить, что дядя Серёжа получился путём непорочного зачатия, — закатил глаза Паша, вполоборота глядя на Серёгу. — Это тот, который разорвал все отношения с твоим отцом, когда он, вопреки воле старика, женился на твоей маме? — Попов несколько раз кивнул, после чего друг продолжил: — У него вроде ещё несколько самолётов есть, с войны остались.       — Как оказалось, он умер больше полугода назад, — негромко произнёс Арсений.       — Почти угадал, — хмыкнул быстро захмелевший Дима, поймал строгий взгляд Алёны и, мгновенно сдуваясь, выдавил из себя: — соболезную, брат!       — Да вроде нечему, мы же не общались. Он мне чужой человек, — отхлебнув пива, равнодушно пожал плечами Арсений. Он откинул голову назад, укладывая её на колени невесты и сразу же ощущая успокаивающие поглаживания по волосам. Как хорошо, что в его жизни есть Алёна. После этих троих она — самый дорогой для него человек. — Вот, я лучше покажу вам, — он вскочил на ноги, какое-то время рылся в доисторическом серванте, после чего аккуратно выудил из него папку и протянул троим парням, с интересом наблюдавшим за его перемещениями по пространству квартиры.       Документы принял Добровольский, как-никак именно он в их небольшой компании больше всех понимал, что эти бумажки из себя представляют. Вообще, Паша разительно выделялся из их «братства». Он был совершенно неконфликтным. Примерным сыном. Эдакий покровитель больных и страждущих. А ещё у него была непоколебимая воля к победе, при этом он никогда не «шёл по головам», откапывал такие способы, при которых довольны оставались все. За это, чаще всего, парни называли его просто Воля. Не то что бы остальные любили поскандалить, забивали на родителей и наплевательски относились к людям вокруг себя. Просто Паша выделялся.       Сергей и Дима заинтересованно склонились над жёлтыми листами, где крупными буквами было выведено: «Свидетельство о праве на наследство по закону». Их губы бесшумно двигались, когда они одновременно вчитывались в мелкий шрифт и юридические термины.       — Они как будто молятся, — прикусив щёку изнутри, чтобы не рассмеяться, прошептала на ухо Арсению девушка, когда тот снова устроился на полу у её ног.       — Ничего не понял, — в конце концов выдавил из себя Позов, возвращаясь к пиву.       Паша продолжал хранить молчание, дочитывая документ от нотариуса.       — Я понял только несколько слов, — уже не стараясь вникнуть и мысленно смирившись с этим, пробурчал Матвиенко, — «удостоверяю», «наследник» и «авиакомпания».       — Арс, он оставил тебе свои самолёты, — с сочувствием выдохнул Паша. И фраза была отнюдь не вопросительной. — Убыточное предприятие, куча долгов и ржавые посудины, на которых уже лет двести никто не летал, и вряд ли полетит.       Попов удручённо хмыкнул, глядя куда-то в пустоту. Обоснованное чувство протеста, вызванное неожиданным «подарочком», что кислотой поселилось на языке две недели назад, снова подняло голову, норовя лишить его остатков разума.       — И что мне со всем этим делать? — спросил он в пустоту.       — Продать, — вкинул идею Позов.       — Выплатить долги и забыть как страшный сон, — тут же подхватил его Добровольский.       — Или заняться развитием компании и через десять лет попасть в Топ-50 списка Forbs! — вставил Сергей.       Пару мгновений все ошарашенно смотрели на него, после чего взорвались дружным хохотом.       — Ну, а что? — продолжил гнуть свою линию Сергей, даже слегка обидевшись на такую реакцию. — Разве может быть ситуёвина хуже, чем сейчас? Ты никогда не простишь себе, если не попробуешь.       — Я не справлюсь, — обречённо выдохнул Арс. — Я ничего не смыслю в этом.       — А мы на что? — Позов отставил бутылку на журнальный столик и даже слегка подался вперёд. — Я в доле! Простите, глупо прозвучало. В деле, — поправил он сам себя. — Если уж на то пошло, то я кое-что смыслю в управлении коммерческой компаний!       — Так, Позу больше не наливать, — громко хохотнул Матвиенко. — И как это ты связан с небом, Поз? — ехидно обратился он к воинственно настроенному парню, игнорируя неподдельный интерес со стороны Арсения и Алёны. — А, понял! Ты же у нас орнитолог, — продолжил он глумиться над другом, пихая того в плечо. Так, что последний, под воздействием незначительного количества алкоголя, попавшего в его организм ранее, начал заваливаться на Пашу. — Ты же это, свечку держишь, когда птички сношаются.       — Вот ты дебил, Серый! — возмущённо пропыхтел Дима, замахиваясь на Матвиенко чипсиной, но под говорящим «только попробуй!» взглядом Алёны быстро передумал и запихнул её в рот. — Я не «свечку держу», а занимаюсь изучением образа жизни и социального поведения и контролем размножения различных видов птиц. А ещё, — вставил он, вызывая у друзей — оставшихся трёх, потому что исключил Сергея из их числа — умилённые улыбки, — мы кольцуем птиц, чтобы изучить миграцию и ареал распространения.       — Господи, когда ж ты окольцуешь какую-нибудь «двуногую птичку», — страдальчески протянул Матвиенко, явно намекая на девушку.       — Сергунь, — закатила глаза Алёна, легко вклинившись в перепалку, — у всех птичек две ноги.       — И, если ты забыл, — обратился уже к «бывшему другу» Дима, подмигнув Алёне, — это моё хобби, которым я занимаюсь в свободное от учёбы время!       — Да, да, — встал на сторону Димы Добровольский, — смею напомнить, наш Поз учится в магистратуре на факультете международного бизнеса и делового администрирования!       После этих слов у Матвиенко вытянулось лицо, а по глазам Димы можно было прочесть: «съел?»       — Я могу получить высшее по юриспруденции, — ещё больше загорелся Паша. — Проще простого! Меня зачислят после колледжа полиции без экзаменов, — добавил он, замечая гордость в глазах Арса. — Я уже узнавал. Всё равно надоело разбираться с домашними побоями и разборками соседей.       — Я буду начальником службы безопасности, — нашёлся Матвиенко, у которого за плечами был только университет «жизни», расположенный «на районе». — Ну, а что? Я — единственный, кто служил в армии.       — А я закончил Щуку, — ворвался в диалог друзей голос Попова. — Если бы знал, пошёл бы в Авиационный хотя бы, — скромно повёл он руками, пробежав взглядом по друзьям. После чего вдруг уткнулся в колени Алёны. Его плечи ожидаемо задрожали. Созывая сегодня вечером парней, он никак не ожидал такой безоговорочной поддержки.

***

      — Десять лет — огромный срок, — выдохнула девушка, устало прижимаясь к плечу Арсения, когда они проводили парней, убрались в зале и расселись на вытертом, скрипучем диване.       Как же она была права: десять лет, действительно, большой срок.       Алёна продержалась только пять…

***

      Замерев в фойе возле «думки» с присущими торжественному случаю выражениями лица, Арсений, Дима и Паша наблюдают за фрау Штраус, которой сотрудники помогают выйти из автомобиля представительского класса.       — У бабули на лимузин денег не хватило? — скосив губы в сторону друзей, еле слышно произносит Поз. Попов незаметно закатывает глаза, продолжая улыбаться.       — Серьёзнее, парни! — шикает на них Добровольский.       — Да уж серьёзнее некуда, — выдавливает из себя Арс. — Боюсь, после подписания контракта, я могу случайно оказаться женатым.       Между тем женщина, о которой парни продолжали думать в последние месяцы, проходит через стеклянные вращающиеся двери. Арсений теряется: как он должен приветствовать её? Расцеловать в обе щёки и поклониться? Заговорить на немецком или татарском?       Фрау Штраус принимает решение за него:       — Арсений, рада встрече, — широко улыбаясь, произносит она на русском и протягивает правую руку, которую мужчина с облегчением пожимает.       — Взаимно, Эльвира Дилюсовна, — отвечает Попов, — прошу вас.       Небольшая делегация из престарелой бизнесвумен, двух юристов и, видимо, личного секретаря следует за тремя мужчинами. Они входят в комнату для совещания, но Арсений ведёт женщину не за стол переговоров, а к уютному диванчику. Напротив в двух креслах располагаются Позов и Добровольский. Свита остаётся на ногах.       — Позвольте предложить вам что-нибудь? — перетягивает внимание женщины на себя Дима, когда в «думку» заходит Оксана — его личный секретарь.       — Чаю, — отвечает мадам, выжидательно глядя на Попова. И только сейчас Арс может по достоинству оценить такую тщательную подготовку Добровольского перед встречей.       — Принесите, пожалуйста, нашей гостье дарджиллинг с обезжиренным козьим молоком, — обращается Попов к девушке. — Итак, давайте перейдём сразу к делу…       — Не так быстро, молодой человек, — хрипло смеётся она, и лицо под профессиональным мейк-апом, делающим её моложе лет на двадцать, расплывается в задорной очаровательной улыбке. — Хочу познакомиться с вами поближе.       «Ну всё, — проносится в голове у Попова, — процесс соблазнения запущен!»       — Я владею авиакомпанией десять лет, — начинает, внутренне собираясь, Арс, — она досталась мне в наследство от деда…       — Арсений, несмотря на то что мне уже девятый десяток, — снова перебивает она, но так мягко, что невоспитанной совсем не кажется, — я умею пользоваться интернетом. Как и ваши парни, — кидает она многозначительный взгляд сначала на Пашу с Димой, замеревших в креслах, словно их собираются отчитывать, потом на чашку с чаем, которую ей аккуратно передаёт секретарь. — Расскажите о себе. У вас есть семья?       — Есть, — кивает мужчина.       — Вы счастливы?       — Скорее, удовлетворён жизнью, — не задумываясь отвечает Попов.       — Мы с супругом прожили вместе более шестидесяти лет, — негромко начинает та. — Он скончался два года назад от геморрагического инсульта.       — Примите наши соболезнования, — вставляет Добровольский, чтобы заполнить тишину, которая повисла после последних слов.       Фрау Штраус благосклонно кивает, принимая сочувствие, как она поняла, главного юриста компании, и снова переключает внимание на Арсения:       — У нас нет детей, не получилось, — грустно проговаривает она и начинает крутить дешёвое обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. Попов ловит себя на мысли, что у миллиардерши, владеющей огромным авиапарком, должны быть украшения из белого золота с бриллиантами. Но, видимо, простое колечко из металла, выточенное в послевоенное время, скорее всего, из обычной гайки, стоило дороже, нежели все её самолёты вместе взятые. — Он просто ушёл первым, а я присоединюсь к нему, когда закончу здесь все дела.       На какое-то время в зале для совещаний снова воцаряется тишина. И Арсений вдруг ловит себя на мысли, что никакой она не страус, скорее, букет цветов. А ещё он понимает, как же катастрофически одинок. Да, у него есть друзья, родители, с которыми он видится два раза в год, самая прекрасная девочка на свете, которая ждёт каждый вечер дома. Но счастлив ли он?       — А мечта у вас есть?       Диалог принимает донельзя странный поворот. Арсению хочется ослабить галстук и расстегнуть ворот сорочки: ему кажется, что кислорода стало меньше. Но он держит себя в руках, продолжая с интересом следить за собеседницей.       Есть ли у него мечта? Планы — на неделю, на месяц, даже на пять лет вперёд — определенно имеются. Но мечта? Попов может слукавить, чтобы произвести впечатление, но сейчас, в данный момент, он выбирает быть самим собой.       — Мечты нет, — уверенно отвечает он, не отводя взгляда от проницательных глаз напротив.       — На Новый год не сжигаете салфеточку, не бросаете в шампанское? — кажется, что женщина начинает насмехаться над ним. Арсений перестаёт бороться с собой и слегка оттягивает воротник рубашки кончиком пальца.       — Нет, — снова повторяет Арс, в глубине души уже чувствуя, что никакого лизинга им не видать.       — Ну что ж, — фрау Штраус отставляет чашку с чаем, к которому даже не притронулась, на низкий столик и тяжело поднимается.       «Арс, что угодно делай, но не отпускай её», — читает Попов в обречённом взгляде Димы.       Но Арсений не двигается, лишь протягивает руку, чтобы помочь престарелой даме.       — Оставьте нас, — не отрывая проницательных блёклых глаз от лица Попова, произносит она. Не грозно, не в приказном тоне. Но Паша с Димой мигом вскакивают на ноги и скрываются за матовыми дверьми «думки», куда молча выходят и подчинённые предпринимательницы.       Арсений продолжает гордо и цепко удерживать взгляд Эльвиры Дилюсовны. Он разочаровал её — по глазам видно. И несмотря на то что он целый год только встречи добивался с ней, а эти самолёты ему ох как нужны, он не будет плясать под дудку престарелой ведьмы. Он не для того в течении десяти лет словно из стали ковал новое мировоззрение, железный характер и устойчивое финансовое основание под своей компанией, чтобы пресмыкаться перед кем-то. Не для того днём разгребал документы, в текстах которых ему знакомы были только союзы и предлоги, а по ночам готовился к лекциям в сфере, которая ни разу не была «его». Он Арсений Попов, генеральный директор Clarus Airlines. Не получилось со Штраус — возьмёт самолёты у другой организации.       Женщина склоняет голову к плечу, продолжая молчаливо наблюдать за выражением лица Попова. За желваками, перекатывающимися под гладковыбритой кожей, за пальцами рук, судорожно сжатых в кулаки. Сейчас, понимает она, он не стремится ничего доказать, не рвётся показаться лучше, чем есть на самом деле. Не играет, а главное — не лицемерит.       — Можете считать нас с покойным мужем чокнутыми, — наконец нарушает наэлектризованное молчание она, — но мы всегда имели дело только с теми, кто умел мечтать.       Арсений чуть заметно поджимает губы, что впрочем не укрывается от его собеседницы.       «О, нет, вы не ненормальная, — проносится у него в голове, — вы пришибленная на всю голову старуха. И как вам удалось разбогатеть с такими больными взглядами на бизнес?»       — Рад был встрече, — он протягивает руку и искренне, вопреки негативному итогу встречи, улыбается, потому что уже много лет назад научился безоговорочно принимать отказы и неудачи, извлекая из этих событий исключительно опыт. Что бы там ни было, но фрау Штраус произвела на него неизгладимое впечатление. Арс смотрит в глаза, боковым зрением замечая, как та приподнимает небольшой клатч, который, возможно, более уместно смотрелся бы в руках молодой девушки, и вытаскивает небольшую прямоугольную коробочку.       — Я готова передать вам самолёты, но при одном условии, — заговорщически произносит она, вкладывая в протянутую ладонь Попова эксклюзивную перьевую ручку в элегантном корпусе из белого золота с линиями, проложенными бриллиантами.       Арсений касается пальцами благородного металла и уверенно перехватывает письменную принадлежность. В его настороженном взгляде проносятся искры лукавства, которые мгновенно отзеркаливают опытные, умудрённые жизнью глаза напротив. Нет, он не то что согласен «продаться», просто фрау Штраус разожгла в нём азарт. Напряжённая обстановка становиться чуточку дружеской и самую малость доверительной. И мужчина окончательно отпускает себя, позволяя незаметно выдохнуть. В постель его точно сегодня не потащат. Да и в ЗАГС тоже. Но самолёты, с точностью пока ещё в девяносто девять процентов, у него «в кармане».       — Я понимаю, — как девочка пожимает плечами она, — такому человеку как вы сложно мечтать. Но вы дадите мне слово. Когда окажетесь вечером на пороге дома, где, я уверена, вас с нетерпением ждёт прекрасная молодая фройляйн, представьте, что сегодня канун Нового года, загадайте желание. Вам неистово, от души следует захотеть чего-то нового и прекрасного в вашей жизни. Того, что заставит наконец биться ваше очерствевшее сердце, что украдёт ваш сон, чтобы на ваши губы вернулась искренняя улыбка, а не эти маски, которые вы привыкли носить среди чужих людей.       — Кхм, — Арсений прочищает горло. Он такой ерунды из уст опытного предпринимателя, конечно, не ожидал услышать. Но так уж и быть. Сегодня он сыграет по её правилам. — Хорошо. Просто желание? — решает всё-таки уточнить он. — Но как же вы сможете проверить, выполнил ли я свою часть сделки?       — Поверю вам на слово, — вдруг игриво подмигивает она, но сразу же переходит на деловой тон. — Давайте закончим поскорее, — указывает подбородком на стол из чёрного стекла, на котором лежат два экземпляра договора о передаче транспортных пассажирских авиасудов. — Я устала, годы не те, чтобы позволять себе проводить так много времени с молодым мужчиной наедине, — снова шутит она.       Но Попов видит, как тяжело ей передвигаться. Поэтому усаживает её снова на диванчик и переносит листы, пропечатанные мелким шрифтом, на низкий столик. Вытаскивает из внутреннего кармана дорогую ручку Parker и кивком предлагает женщине первой оставить подпись.       — Нет, нет, только моей, оба, — приподнимет она указательный палец вверх и тут же смущённо улыбается, — примета у меня такая. Чтобы «птички» летали без происшествий.

***

      Арсений задумчиво вертит в руках теннисный мяч. Такая привычка укоренилась у него давно. Даже дома, о чём-то сосредоточенно размышляя или, проще говоря, зависая, он проделывает этот мистический ритуал, словно незамысловатые движения помогают активизировать головной мозг, прийти к определённому решению быстрее. Или успокоиться, тут уж от ситуации зависит. Это словно сигарета, позволяющая перезагрузиться. Арсений не курит. Бросил ещё в юности. Но привычка крутить что-то в руках осталась.       — Ты не занят? — в дверь просовывается блестящая — как бильярдный шар под люминисцентными лампами — голова Позова. Тот никогда не стучится. Друзья ещё на заре общего дела отбросили ненужные формальности.       — Нет, проходите, — кивает Попов, замечая за Димой долговязую фигуру Паши, маячащую за спиной последнего.       Позов по привычке усаживается на край стола и складывает руки на груди. Добровольский устало опускается в кресло у окна, наблюдая, как солнце медленно и верно близится к концу суточного цикла, провожая, определённо, один из самых странных дней в их жизни.       — Я сегодня с утра остался без няни, — негромко начинает Арс, обводя расстроенным взглядом парней. Ну, они расстроены, и его взгляду просто жизненно необходимо сейчас соответствовать ситуации. Он им скажет об успешном завершении сделки чуть позже.       — Если ты её прикончил, я без проблем тебя отмажу, — вскидывает голову Паша. Причём говорит это вполне серьёзно. И Арс в который раз благодарит небеса за таких друзей.       — Очень смешно, Воля, — возмущённо цокает Дима. — Какова на этот раз причина? — обращается он уже к Арсению.       — Она не сама ушла, — тот откидывает голову на подголовник, чтобы расслабить затёкшие мышцы шеи, и иронично хмыкает, — я её «попросил». Вполне себе вежливо. Или не очень.       — Она что-то сделала Кьяре? — беспокойство сквозит в голосе Добровольского. — Надеюсь, не ударила.       — Нет, — отмахивается тот от несуразного предположения Паши, — не дочери, мне!       — Так, это уже интересно, — бровь Позова ползёт вверх. Что-то новенькое.       — Я сейчас расскажу, — Попов откладывает мячик и усаживается удобнее, расстегнув полностью пиджак и стянув с шеи галстук. — Но сначала… Вы помните, у моего деда на даче был бычок одно лето?       — Рембо! — восклицает Паша, и по его лицу проскальзывает неуловимая тень ностальгии о так быстро пролетевшем детстве.       — Да, он ещё пальцы наши мусолил языком и щеками, — подхватывает Дима, — когда мы его кормили травой. Так шершаво, мерзко даже. Бррр, — передёргивает плечами он.       — Ага, — переходит Арсений на таинственный шёпот. — Так вот, сегодня с утра я проснулся от таких же ощущений. Только их почувствовали не пальцы, а мой член.       — Да ладно, — начинает звонко хохотать Позов, наклоняясь слегка вперёд и хватаясь пальцами за край стола, чтобы не свалиться на пол.       — Отчаянная эта Кузнецова! — поддерживает веселье того Паша. — А я предупреждал тебя, что она норовит залезть к тебе в постель, а ты отмахивался.       — Озвучь хоть одну приятную новость сегодня и скажи, что ты кончил, — продолжает смеяться Дима. — Пожалуйста, иначе день пройдёт зря.       — Кончил? — качает головой Арс и сбрасывает на друзей бомбу. — Я то ли от неожиданности, то ли от страха пихнул её ногой и свалил с кровати. От меня ещё ни одна няня так быстро не убегала!       — Новостей приятных нет, — поджимает губы Паша, но их настроение с Димой неумолимо ползёт вверх.       — Ну, почему же нет? — играя бровями, Арсений достаёт из ящика письменного стола папку и протягивает Позову.       — Я так и знал! — гроко кричит Паша, подскакивая на ноги. — В этой стране не найти женщину, которая бы устояла перед тобой.       Арсений поднимается и, обойдя стол, утопает в крепких объятиях друзей.       — Пацаны! Мы сделали это, — верещит Позов. — Сделали! Надо отметить, — вкидывает идею он. — Хотя нет, — мгновенно сдувается. — Не сегодня. Мне ещё в Красноярск лететь, разбираться с ЧП при посадке боинга. Ума не приложу, как дверь открылась в полёте! Это просто нереально!       — Согласен, — переходит на деловой тон Паша, снова усаживаясь в кресло. — Чтобы её открыть, требуется… Да ахереть как много сил требуется: не может обычный человек сделать это из-за разницы в давлении снаружи и внутри! Но надо разобраться как можно быстрее, иначе нам грозят миллионные иски. У четверых пассажиров начались проблемы с сердцем, ещё у пятнадцати — приступы панической атаки.       — Найди их данные и свяжись с отделом бухгалтерии, — обращается Попов к Диме, — надо выплатить моральную компенсацию всем, кто летел тем рейсом.       — Сделаю, — кивает тот. — Ну, я пошёл, вещи ещё не собраны. Увидимся через три дня.       Он уже касается ручки двери, но неожиданно замирает.       — Чёрт! — еле слышно слетает с его губ. — Чёрт, парни, как я мог забыть? Я не могу лететь, — обречённо выдавливает он из себя, сталкиваясь с парой удивлённых взглядов. — Забыл с этим лизингом. Ночью у Савины поднялась температура, и их с Катей упекли в стационар с ангиной. До вечера с Тео соседка посидит, но она бабулька старая, поэтому ночью я должен быть дома.       — Ты можешь оставить Тео у нас, — находится Арсений.       — Не могу, Арс! Ему только три, он не будет ни спать, ни есть без меня. Паша?       — У меня лизинг, — вскидывая ладони вверх, качает головой тот. — Если мы хотим как можно быстрее запустить рейсы, надо проследить за доставкой самолётов из Берлина в Москву, проверить судна на предмет технических неисправностей, застраховать. Работы по горло. И заняться этим следует уже сейчас. К тому же, — добавляет он, — мой зам вылетел в Красноярск утренним рейсом. Зачем там два юриста?       — Ну что ж, — вздыхает Попов, снова подхватив мячик, и начинает перебирать его пальцами. — Придётся самому лететь.       — Спасибо, Арс, — сокрушённо произносит Позов. — И прости, что подвёл в последний момент.       — Ладно, не извиняйся, — отмахивается Арсений. — Дети — это святое. Для меня всё, что касается дочери, всегда будет в приоритете. Сука, — резко выдыхает он и пару раз прикладывается лбом к деревянной поверхности стола. — Я же Ирину уволил утром! — мячик в его руке начинает вращаться быстрее. — Ладно. Оставлю Кьяру с Матвиенко.       — Разве у Серёги не на днях квалификационные экзамены? — хмурится Добровольский. — Переносить больше нельзя. Налоговая в спину мне дышит. Я больше не могу отмазывать его. Серому надо срочно получить удостоверение частного охранника. Он же числится у нас начальником службы безопасности.       — Перенести полёт в Красноярск? — трёт переносицу Арсений, чувствуя: ещё пару вольт, и его кровеносные сосуды в голове взорвутся от напряжения. И сам же понимает наивность собственного вопроса.       Попов зарывается в волосы и с силой тянет их. Испытывает такую же беспомощность, как десять лет назад. Только сегодня она ещё приправлена тяжестью ответственности за жизни и здоровье пассажиров.       — Арс, спокойно. У меня есть отличная кандидатура на роль няни, — находится Позов, поймав надежду в глазах Попова. — Двадцать семь лет. За плечами педагогический ВУЗ, вроде начальные классы. Мы с Катей давно знаем. Пару лет назад были проблемы с жильём, мы сдали квартиру покойной бабушки Катюхи. Жена иногда заходит туда. Там чисто, всё на своих местах. Ответственности, хоть отбавляй. — быстро перечисляет он качества вышеозвученной персоны. — Подрабатывает в детском доме, к мелким знает подход.       — Рекомендации? — хватается за соломинку Арсений.       — Личные. От меня, — несколько раз стучит себя в грудь и тут же вскидывает вверх большой палец. — Вариант — во!       Арсений долго выдыхает. Ему непросто оставлять дочь с незнакомым человеком. Но раз Поз ручается.       — Хорошо, звони, — в конце концов принимает решение он, возвращаясь к работе.

***

      Антон крутит кольца на пальцах, пока ждёт ответа. Откидывает голову чуть назад, чтобы посмотреть на виднеющуюся из-за высокого забора крышу. Домофон переливается приятной мелодией, после чего её прерывает раскатистый бас:       — Кто?       — Это Антон. Я, вроде как, — он запинается, пытаясь подобрать слово, чтобы правильно описать себя, — новый нянь? — получается больше вопросительно, нежели утвердительно.       — Проходите, — мужчина замолкает, а Шастун толкает калитку, как только слышится короткий щелчок отворяющегося замка.       Территория оказывается огромной. Больше, чем Антон мог себе представить. Он быстро осматривается и замирает, не в силах продолжить движение. Внешний вид дома буквально кричит о богатстве его владельца. Ему даже страшно идти к крыльцу, хотя видимых причин на это нет. Однако внутренности делают мёртвую петлю, после чего резко ухают вниз. Мандраж, как перед важным мероприятием, холодной дрожью пробегает по всему телу. Негромкий стук о стекло откуда-то сбоку заставляет обернуться. Охранник внимательно смотрит на него, вскинув брови в немом вопросе. Видимо, Шастун выглядит глупо. Он кивает незнакомому мужчине, сидящему в небольшой будке для охраны. Тот зеркалит движение, пока говорит что-то в стационарный телефон. Наверное, оповещает о прибытии нового — шибанутого — сотрудника.       Птицы щебечут где-то неподалёку в лесу, к дому — это вообще можно называть домом? — ведёт каменистая дорожка. По периметру забора высажены цветы, которые источают сладковатый аромат. Яркие белые, бордовые и розовые пятна выделяются на зелёном фоне. На лужайке располагается средних размеров бассейн, столик с плетёными стульями вокруг и самая настоящая игровая детская площадка. Даже больше той, что он заприметил на углу улицы, пока добирался от автобусной остановки. Вдалеке виднеется небольшой домик. Может быть, для сотрудников. Особняк же занимает большую часть территории. Шастун снова останавливается, чтобы рассмотреть это великолепие.       Нет, всё-таки называть это сооружение просто «дом» не поворачивается язык. Либо особняк, либо усадьба, не иначе. Высокий, в три этажа — насколько это можно заметить по панорамным окнам. Первый облицован светлым камнем, второй и третий обшиты чёрным деревом. Крыша тоже тёмная, покатая, явно с подсветкой. Весь фасад застеклён панорамными окнами, отчего можно рассмотреть обстановку в комнатах, если присмотреться. Антон «бегает» глазами по всему зданию, пытаясь отметить как можно больше деталей, но получается не очень хорошо. Выцепить что-то одно не выходит.       Негромкое покашливание заставляет вздрогнуть и перевести взгляд на мужчину. Антон за несколько секунд пересекает расстояние до крыльца и останавливается напротив незнакомца, прикусив губу. Рассмеяться над работодателем, даже не познакомившись? Ну уж нет, он такой оплошности не допустит.       — Здравствуйте, я Антон. А Вы, — он запинается, не в силах сдержать смешок, — Вы Арсений Сергеевич?       Мужчина небольшого роста. Их разделяют несколько ступеней, но даже так можно понять, что он на сантиметров тридцать ниже. Волосы собраны в кичку на затылке. Бородка переливается и сверкает от обильного количества блёсток, запутавшихся в жёстких волосках. На губах у него какая-то светлая помада, выходящая за контур, а глаза подведены чёрным цветом. Он молчит, немного нахмурившись.       — Вы Арсений Сергеевич? — повторяет вопрос Антон, когда пауза становится неловкой. Мужчина выныривает из своих мыслей и отрицательно мотает головой.       — Да упаси Боже, нет. Сергей, — названный протягивает руку и Антон пожимает её, — начальник службы охраны. Также работаю с сотрудниками и обеспечиваю беззаботную жизнь Арсению Сергеевичу. Он, кстати, на работе ещё, будет через пару часов. Пойдём, познакомлю тебя с подопечной.       Интерьер впечатляет не меньше, чем экстерьер. Видно, что хорошо поработал дизайнер. Много дерева, бежевые оттенки филигранно сплетаются с чёрной мебелью. Всё до безумия эстетично. Можно фотографировать и выставлять на Pinterest. Огромный камин, должно быть, перед Новым годом создаёт сказочную атмосферу. А за счёт того, что целая стена выделена под панорамные окна, тёмная мебель не сужает комнату. Много воздуха и света, что Антон очень любит. Гостиная совмещена с относительно небольшой столовой, а дальше — кухня. Мама и бабушка пришли бы в восторг от современного оборудования, не иначе.       Ещё Антона удивляет количество свободного пространства. Несмотря на то что во всех квартирах, в которых ему посчастливилось — или не совсем — жить, потолки были чуть выше среднего, то здесь, за счёт второго света, простор той же гостиной поражает. На секунду Шастун думает о том, каким образом тут меняют лампочки в огромной люстре. О каких глупостях он порой размышляет…       Несмотря на наличие в доме ребёнка, нигде не видно разбросанных игрушек или изрисованных стен. Наоборот, идеальный — даже немного слишком — порядок, минимальное количество украшений или лишних деталей. Только на камине стоит игрушечная фигурка самолёта да несколько фотографий, которые Антону рассмотреть не удаётся. А ещё на диване огромный цветастый плед, который выбивается из спокойных оттенков убранства.       — Карапуз, беги сюда, — громко зовёт Серёжа, выдёргивая из размышлений, и с лестницы спустя мгновение раздаётся звонкий, но лёгкий топот босых ног.       Девочка появляется быстро. В тёмном сарафане и белой футболке. На голове неаккуратно собран хвост, завивающийся на кончиках, — явно действовал дилетант. Несколько тёмно каштановых прядей выбились, и теперь уныло висят вдоль лица. Одну из них, спадающую на глаза, она несколько раз пытается сдуть. Выходит плохо, поэтому незнакомка резким движением руки убирает волосы за ухо. Девочка держит в ней стик с помадой. Видимо, с той самой, которая так криво украшает губы Сергея. Малышка ростом едва ли не по пояс Антону. Он аккуратно делает шаг вперёд и широко улыбается. Девочка энтузиазма не разделяет: тонкие брови — чуть светлее волос — сходятся на переносице, нос-кнопка морщится, а пухлые губы надуты. На щеках алеет румянец то ли от смущения, то ли от негодования.       — Привет, я Антон, а тебя как зовут? — девочка хмурится, закинув голову назад. Ярко голубые глаза недовольно осматривают его с ног до головы несколько раз. Видно, что оценивает нового няня.       — Кьяра Арсеньевна, — вдруг деловито произносит она, сцепив руки сзади.       Маленький нос резко вздёргивается, когда девочка поднимает голову ещё выше. Не то чтобы это помогает, она и так смотрит на него снизу вверх.       — Прям так официально? Мне стоит переживать? — Сергей стоит чуть поодаль и не сводит взгляда с парочки. Кажется, он готов выставить Шастуна из-за любого неосторожно брошенного слова. Ну, либо прикрыть его же от Кьяры Арсеньевны. Матвиенко ещё не решил.       — Я подумаю. Если ты будешь хорошо себя вести, то можно не переживать. Будет неплохо, если ты понравишься и мне, и папуле, — Кьяра премило улыбается, а Антон понимает, что новая подопечная настроена не совсем дружелюбно. Даже несколько враждебно. Но в моменте на детском личике отражается вселенская грусть. — А вообще, тебе главное понравиться не мне, а папе. В конце концов, решает всё он.       Шастун понимает причину такого поведения и перемен в настроении сразу же. В первую очередь, из-за небольшого роста, Кьяре наверняка неудобно так стоять. В таком положении затекает шея, а показать свою «взрослость» и независимость по-другому не получается. К тому же, если так подумать, судя по рассказу Димы, ещё с утра у неё была няня, которая проводила с ней много времени. Естественно, ребёнок привык. А тут заявляется он: чересчур высокий, неказистый, тощий. Совсем не похожий на ответственного человека. Да ещё и мужчина. Кьяра видит в нём не будущего товарища, а очередного взрослого, который смотрит на неё с высока. Абсолютно в прямом смысле. И, судя по всему, с мнением ребёнка по поводу няни никто не считается. Однако детей Антон любит. И, что немаловажно, понимает. Поэтому мгновенно реагирует:       — Так, давай-ка заново, — Шастун немного подтягивает джинсы на бёдрах и садится на колени, чтобы оказаться на одном уровне с девочкой. — Меня зовут Антон, и я буду очень рад с тобой подружиться.       Он протягивает руку, ожидая ответа. Кьяра несколько секунд раздумывает, как поступить, после чего всё-таки вкладывает ладошку в его, не отрывая взгляда от колец. Детский взгляд начинает сиять, когда девочка замечает дракона, обвивающего его большой палец.       — Я Кьяра, — на правой щёчке появляется аккуратная ямочка, когда она легко улыбается. — Ты любишь драконов?       — А кто их не любит? — отвечает вопросом на вопрос Антон, слегка склонив голову. Он сразу же стягивает кольцо и протягивает девочке. — Держи. Пусть оно будет у тебя, договорились?       Кьяра счастливо кивает, когда он вкладывает колечко в маленькую ладонь, и рассматривает подарок. Сергей в изумлении чешет бороду и чертыхается, когда на пальцах замечает блёстки. А он и забыл об экспериментах карапуза. Мужчина оповещает, что на две минуты отойдёт, чтобы умыться, и исчезает из поля зрения.       — А можно его повесить на цепочку? Мне папа подарил, — Кьяра вытаскивает тонкое переплетение золота из-под футболки и немного оттягивает небольшую букву К, чтобы показать Антону. Он старается сохранить невозмутимое выражение лица, потому как камушки явно смахивают на бриллианты. Навряд ли владелец такого особняка помелочился бы и подарил дочери фианиты.       — Конечно, давай я помогу, — он проворно расстёгивает шпрингельскую застёжку и продевает цепь в кольцо.       Сергей возвращается, как и обещал, через несколько минут. На нём уже нет ни капли макияжа, но блёстки снять полностью не вышло. Они то и дело сверкают, когда яркие лучи уходящего за горизонт солнца попадают на лицо, разрушая брутальный образ. Он напоминает Кьяре о том, что скоро ужин, и девочка бежит в свою комнату поиграть.       — Так, ну, давай я немного введу тебя в курс дела. Арс, — он запинается, но быстро берёт себя в руки и поправляет свою ошибку, — Арсений довольно педантичен, поэтому в скором времени ты получишь СПТЗНПЛ, — Антон таращится на него, не понимая, о чём речь.       — Прошу прощения, СПТЗ… Дальше что? — да, перебивать неприлично. Но ему рассказывают серьёзные вещи, поэтому понимание очень важно. И уж лучше показаться невежей, чем потом облажаться в чём-то значимом.       — О, это моя личная аббревиатура, привыкай, — хмыкает собеседник. — Расшифровывается как «список правил, требований и запретов (не всегда понятных и логичных)». Арсений Сергеевич предоставляет его всем новым сотрудникам, которые, так или иначе, имеют отношение к карапузу.       — А, — коротко отвечает Шастун и ждёт продолжение вводной лекции. Как в университете, ей-богу.       — Так вот, пока СПТЗНПЛ у тебя нет, я обрисую общие правила. Работа няни не предполагает выходных как таковых, по крайней мере, у нас. Ты должен находиться в доме с момента пробуждения Кьяры и до её отбоя. Завтраки на тебе. Она довольно сообразительная и самостоятельная девочка. Умыться утром и принять душ вечером может сама. Вещи выбирает тоже сама, тебе нужно будет только удостовериться, что одевается она по погоде. Три раза в неделю приходит повар, по понедельникам и четвергам — уборщица. С сентября по июнь у Кьяры очень плотное расписание, но о нём узнаешь позже. Будь осторожен, она полная копия отца, поэтому фраза «вижу цель — не вижу препятствий» — точное её олицетворение, — Сергей ходит из угла в угол, заложив руки за спину. — Кьяра прекрасно манипулирует, не попадайся на этот крючок. У меня вот не вышло, поэтому я полностью под властью этого ребёнка, практически с самого её рождения, — добавляет он с сожалением, которое, судя по всему, не испытывает. — Кстати, ровно через месяц карапузу исполнится шесть. Это так, промежду прочим.       Антон слушает внимательно и создаёт в заметках телефона папку с заголовком «Кьяра». Отмечает важные пункты, которые касаются ребёнка. Так, спустя сорок минут монотонного монолога Сергея, Шастун устаёт записывать. У него складывается чёткое ощущение, что девочка совершенно не нужна отцу. Мужчина возвращается домой, чтобы переночевать, а Кьяру «спихивает» на няню и Сергея. Тот, кстати, ничего не говорит о матери, поэтому Антон сам делает вывод: её попросту нет. А по какой причине — не его дело.       — Если есть вопросы, то задавай, — Сергей садится на диван, закидывает ногу на ногу и внимательно смотрит на Антона.       Вопросов в сложившейся ситуации миллион. Плюс-минус пара сотен. Начиная от того, зачем вообще ребёнок этому Арсению Сергеевичу. И заканчивая тем, какого чёрта здесь забыл сам Антон.       — Есть ли у Кьяры аллергия? — решает начать с самого простого.       — Нет, но Попов, — он выделяет фамилию, — настаивает на правильном питании. Поэтому с утра каши и другие питательные блюда, никакого фаст-фуда и вредностей, сбалансированное питание. Сладости в большинстве случаев под запретом.       — Понял, — он выделяет жирным шрифтом пункт «питание». — Что по поводу болезней? Принимает ли она какие-нибудь препараты? Мне нужно обучиться чему-либо, помимо оказания первой помощи?       — Нет, карапуз — полностью здоровый ребёнок. Абсолютно, — вопреки тому, что на первый взгляд Сергей не выглядит суеверным, он сплёвывает три раза и стучит по дубовому столику. — Ты умеешь оказывать первую помощь?       — Конечно, этому обучают ещё на первом курсе педагогического. Так, дальше. Она чего-нибудь боится? Темноты, высоты, глубины? — Антон быстро печатает в заметках получаемую информацию, даже не глядя в телефон.       — Нет, ничего такого. Но засыпает она только если ей рассказывать или читать какую-нибудь сказку. Спит всегда со своим плюшевым самолётом — подарок отца — и с ночником.       Они разговаривают ещё с полчаса, прежде чем Кьяра спускается со второго — или третьего, Антон ещё не разобрался — этажа, чтобы оповестить взрослых: она проголодалась. Сергей сразу же отправляет её мыть руки, и идёт в сторону холодильника, попутно рассказывая Антону, что и где находится. От переизбытка информации у того голова кругом идёт. Но Шастун уверяет себя, что привыкнет. Пройдёт немного времени, и он обязательно привыкнет.       Пока Сергей разогревает блюдо для маленькой хозяйки, Антон успевает отказаться от предложения поужинать тоже. Он заваривает им чай и осматривает кухню, запоминая расположение предметов и продуктов. Столешница гарнитура выполнена из какого-то светлого камня, название которого Шастун не знает. Но точно не мрамор — в этом уверен. Шкафчики тёмные, матовые и, на удивление, без единого пятнышка. Большой остров, в который встроена индукционная плита, и несколько барных стульев, куда устало приземляется мужчина. А ведь он даже не приступил к своим обязанностям. Кьяра не без усилий усаживается рядом, но помощь от Антона не принимает. Между гостиной и кухней массивный обеденный стол из дерева. Всё выглядит настолько элегантно, что Шастун чувствует себя лишним. Даже ребёнок смотрится в такой обстановке очень гармонично, что только усугубляет ситуацию.       Полностью исключить скептичный настрой Кьяры не выходит. Девочка до сих пор зажата и периодически беглым взглядом проходится по Антону. Видимо, всё ещё проводит оценку опасности потенциального няня. Она то кивает сама себе, то подолгу смотрит в одну точку. Шастун ничего не спрашивает, так как понимает её без слов. Перемены — это всегда сложно. Особенно для детей.

***

      Арсений устало сжимает переносицу двумя пальцами и зажмуривается. В глазах уже неприятно рябит от количества бумаг, прочитанных в полутьме кожаного салона автомобиля. Илья ведёт машину плавно, не виляет и практически не обгоняет. Хотя, наверное, в таком потоке автомобилей, только совершенно отбитый человек рискнёт лихачить.       — Илья, сколько там ещё осталось? — спрашивает Попов, просматривая в пятый раз отчёт о состоянии самолёта перед тем злополучным вылетом в Красноярск.       — Через три километра небольшая пробка, поэтому минут двадцать. Примерно в девять будете дома, — Макаров кивает сам себе и сочувственно смотрит на начальника в зеркало заднего вида: сколько же можно работать?       — Хорошо. Ты поезжай сразу домой. Я соберу вещи и сам доберусь в аэропорт. До понедельника можешь отдыхать.       — Спасибо, Арсений Сергеевич. Может, лучше я довезу вас? Подремлете по дороге. Путь до Красноярска не близкий, — Попов ловит взгляд водителя всё в том же зеркале заднего вида и снисходительно улыбается.       — Отдыхай, пока возможность есть. Справлюсь. Будет пять часов, чтобы поспать в полёте.       Они больше не разговаривают. Илья высаживает Арсения — по его просьбе — на перекрёстке, чтобы тот смог немного прогуляться. Проходит не больше пяти минут, прежде чем Попов подходит к входной двери. Ладонь почти касается ручки, когда в голове вспыхивает обещание, данное Эльвире Дилюсовне. Попов скептически хмыкает. Он может наплевать на уговор, и никто ничего не докажет. В конце концов самолёты в его пользование перешли. Но искушающий чёртик, уместившийся на усталом плече, так и шепчет: «Чего тебе стоит?»       Ровным счётом ничего. Только вот чего желать человеку, у которого уже всё есть? И Арсений, как деловой и практичный человек, загадывает такое же деловое и практичное желание.       — Пусть за дверью окажется идеальная няня.       Дипломат с документами приземляется на небольшой комод с громким шлепком. Арс разувается и наклоняется, чтобы поставить туфли на специальную подставку. Рубашка не по размеру сковывает движения. Арсений старается не дёргаться лишний раз, чтобы не порвать её.       Удивлённо озирается, не понимая, почему Кьяра не выбегает встречать его с громким восторгом от того, что он вернулся домой. Арсений расслабляет галстук и оставляет пиджак в шкафу. Из гостиной доносятся странные звуки. Наверное, дочка снова экспериментирует на Серёже.       Развернувшаяся картина сначала вводит в замешательство, после — в ступор. Арсений замирает, не в силах ни двинуться, ни сказать что-либо. Сергей сидит на диване к нему полубоком, скрестив руки на груди. Кьяра располагается рядом, но из-за высокой спинки виднеется только макушка. Кажется, она лбом упёрлась в мягкую обивку. А сзади дочери стоит высокая шпала — на минуточку! — мужского пола. Незнакомец проворно перебирает пальцами длинные волосы девочки, мастерски доплетая французскую косичку. Он завязывает кончик тонкой резинкой и выпрямляется, становясь ещё выше. Поднимает голову, после чего удивлённо ойкает, как только в поле зрения зелёных глаз попадает окаменевший Арсений.       — Добрый вечер, — бормочет шпала, и на Попова нацеливаются три взгляда.       — Папуля, ты вернулся!       Кьяра ногами встаёт на диван, бежит по нему, спотыкаясь о неудобно рассевшегося Серёжу. Спрыгивает с подлокотника и несётся к Арсению. Это немного отрезвляет последнего. Он чуть сгибается и подхватывает на руки дочь, которая сразу же обнимает его за шею.       — Смотри, какие мне Антон заплёл косички! — девочка отстраняется и крутит головой, показывая извилистые переплетения.       — Милая, сходи-ка с Серёжей в свою комнату, пожалуйста, — голос хрипит, словно он курил несколько часов кряду и кивает другу.       — Взрослые разговоры, да? — Кьяра заметно сникает, что не остаётся незамеченным Антоном. Тот плотно сжимает губы и неодобрительно смотрит на работодателя. — Ладно, я не против, разговаривайте. Но сначала эскимосские поцелуи, — объявляет девочка, и Арсений еле заметно улыбается, когда она начинает тереться своим носиком о его.       Антон думает о том, что Сергей был абсолютно прав, когда говорил, что Кьяра — копия отца. Он ещё не знает о характере, но внешне — точно. Те же глаза цвета ледников, тот же нос с приплюснутым кончиком и ямочка на щеке даже при лёгкой улыбке. Девочка соскакивает с рук родителя и с трагичным видом плетётся к Серёже. Берёт его за руку и уводит наверх. Только на середине лестницы останавливается и, дождавшись, пока Антон обернётся, шепчет ему одними губами «удачи».       А удача ему определённо понадобится. Арсений тяжело дышит, пытаясь не поддаваться эмоциям. Пауза затягивается слишком сильно, поэтому он берёт себя в руки и выпаливает первое, что приходит в голову:       — Ты кто?       — Я Антон, — он неловко переминается с ноги на ногу, явно не ожидавший такой реакции.       — То что ты Антон, я понял, — язвит Попов, обводя взглядом долговязую фигуру. Он не смотрит в глаза, а пялит на пах, определяя, как именно и что именно понял. — Ты что тут делаешь?       — Так я это, новая няня для Кьяры, — Шастун чешет затылок в непонимании. — Мне Дима позвонил сегодня. Сказал, что Вы одобрили.       — Пиздец, приплыли, — тянет Арсений, расфокусированным взглядом впериваясь куда-то за спину. Он не скупится в выражениях, потому что в шоке, потому что не ожидал, потому что не знает, что делать и как реагировать по-другому. — Ушастый нянь, блять, — Антон возмущённо задыхается, не в силах ответить. Гордость приподнимает голову, заинтересованно копошась в районе грудины. — Ну спасибо, фрау Страус, — бурчит Попов еле слышно, как ему кажется.       Шастун негодует от злости. Мало того, что ушастый, так ещё и страус?! Да кем себя возомнил этот Арсений Сергеевич?