Утерянная душа

В комнате была очень странная атмосфера. Никто не нарушал тишину. Доктор чувствовал себя не в своей тарелке, и это было видно невооружённым глазом: его взгляд метался от одного предмета к другому, он нервно притопывал ногой и перебирал пальцами. Сейчас он завидовал Маске, потому что тот мог в любой момент переключиться с одного на другое и искусно перевести тему разговора в нужное ему русло. Он всегда вёл себя свободно и фамильярно, и лекарь пока что не замечал, чтобы он испытывал стыд, неловкость, неоправданную тревогу. Сам же Доктор похвастаться таким не мог; это описание скорее — полное противоречие его натуре, поэтому сейчас он не знал, куда себя деть, про что поговорить, чтобы прекратить эту пытку. Мельком он глянул на Маску и заметил, что тот сидит расслабленно и глядит в окно, словно всё, что произошло — сущий пустяк. Ах, как славно было бы уметь так же! — Ну, — усмехнулся Маска, поняв наконец, что на него единственная надежда, — стало как-то тоскливо, не думаешь? Мне кажется, стоит перевести тему разговора на что-то более положительное. Какие мысли у тебя есть на этот счёт? — Почему нас выгнали из Алагадды? — немного подумав, спросил Доктор. — Ну… — Маска замялся. — Другие Лорды не особо любили меня. Мягко говоря. Честно говоря, я думаю, они завидовали мне! — он и без того сидел прямо, но после этой фразы выпрямился ещё сильнее, словно пытаясь казаться более внушительным. — А зависть — ужасный порок! Вот эти трое идиотов и выкинули меня. Видишь ли, мы все были равны; именно поэтому я не мог достойно выступить против троих. К слову, это очень нечестно! Хоть бы один на один вышли, что ли… — А почему они Вам завидовали? — Потому что я лучше, разумеется! — В чём? — Да что ты заладил-то? — в голосе Маски прорезались нотки раздражения. — Завидовали и завидовали! Доктор невольно чуть отсел от него. Улыбка Маски заменилась трагическим выражением, а воздух вокруг него словно потяжелел. Лекарю вмиг стало неуютно, даже почти что страшно. Он хотел извиниться — хоть вины и не чувствовал, — за то, что невольно потревожил старую рану, но не успел. — Извини. Не самые приятные воспоминания, сам понимаешь. Но мне не следовало срываться. — Я тоже виноват, — нехотя пробурчал Доктор. «Нет, я не виноват в том, что он — истеричка». — Но всё же спрошу ещё кое-что: если нас выгнали вместе, каким образом мы потеряли друг друга? — Ну, как бы тебе сказать… нас не совсем вместе выгнали. Ты покинул Алагадду чуть раньше меня, так как я не мог гарантировать тебе безопасность. Мы ещё и поругались из-за этого, а помириться не успели… — он грустно вздохнул. Доктор открыл был рот, чтобы сказать, что не злится, однако ничего не произнёс. Это — глупо; вполне логично, что он не злится — он же ничего не помнит. Говорить о таком можно будет лишь после полного восстановления памяти. — Ты выглядишь грустным. Что тебя расстроило? — Я просто устал, — вздохнул Доктор. — Впервые чувствую себя таким опустошённым… — Ничего, это нормально, — бывший Лорд положил разлагающуюся руку на чужое плечо и несильно сжал. — Непросто жить как раньше, когда твоя жизнь перевернулась с ног на голову, не так ли? — он невесело усмехнулся. — Я чувствовал то же, когда нас вышвырнули из Алагадды. Не представляешь, как долго я привыкал к тому, что у меня нет постоянного тела. И я надеялся… — он резко замолчал посередине фразы. — Короче, думаю, ты скоро привыкнешь. Ты же у меня сильный. — Невольно Доктор чуть приосанился, будто желая доказать, что это — правда, что он действительно со всем справится. В конце концов, у него же нет выбора. — И, раз уж ты так устал, — Маска встал, — я не буду тебя больше напрягать своим присутствием. Но, если что, я рядом. Доктор молча проводил Маску взглядом и с усталым вздохом повалился на кровать. В данную минуту он мечтал об одном — абстрагироваться от всего, что навалилось на него. Было ли это несерьёзно? Определённо. Понимая это, а также то, что чуда не будет, он планировал немного, совсем чуть-чуть отдохнуть, лёжа на кровати, а после уже заняться вечно откладываемыми делами. Он ведь заслужил небольшую передышку, верно? Но, видимо, ничего он не заслужил. Лишь его голова коснулась не совсем мягкого матраца, как краем глаза он что-то уловил. Мгновенно развернув голову в сторону стены, он замер. Стена, прежде абсолютно чистая, была заляпана ярко-алой кровью; мелкие брызги достали даже до двери. Но не это было главным, а то, что лежало подле него. На кровати, на уровне головы лекаря, лежала голова. Отрубленная человеческая голова. Голубые глаза смотрели на Доктора с ужасом. Несколько секунд никто не двигался, однако нечто открыло рот и попыталось что-то сказать, однако из горла вырвался лишь тихий хрип. Это было слишком. Доктор резко вскочил с кровати, готовясь, если что, защищаться или бежать, однако кровать была пуста. Ни головы, ни крови не было. Всё, что напоминало о случившемся — слишком частое сердцебиение; казалось, ещё немного, и сердце попросту перестанет работать, не выдержав такой нагрузки. Чувствуя дрожь во всём теле, лекарь медленно и опасливо присел на край кровати, понимая, что стоять не в состоянии. Он был не в силах успокоиться, как ни старался; дыхательная терапия не помогала, попытки убедить себя, что это — лишь видения, посланные уставшим разумом, тоже. Доктор сжал покрывало в руке с такой силой, что ему самому стало больно. Однако эта боль по сравнению с бешеной работой сердца — ничто. «Я сейчас умру, — внезапно подумал лекарь, да так спокойно, словно это — ничего не меняющий в его жизни, но забавный и интересный факт, которым можно поделиться с другом. — У меня остановится сердце, и ничто мне не поможет». Обычно мысль о скорой смерти вселяет страх в живых существ. И это нормально — хотеть жить. Любое живое существо в здравом рассудке будет бросать все свои силы для выживания; мысль о том, что хрупкая нить жизни однажды прервётся, пугает, заставляет делать всё, чтобы отсрочить этот страшный, но неизбежный миг. Доктор же за свою долгую, относительно других существ, жизнь и отсутствия как таковой потребности в базовых вещах привык к мысли, что он — бессмертен; можно сказать, он несколько расслабился. Привык, что никакая болезнь не может навредить ему, что повышенная регенерация спасает его. Привык, в конце концов, что удача на его стороне. Он не перестал заботиться о себе и своей шкуре, однако же мысль, что однажды он умрёт, не посещала его уже долгие десятилетия и стала казаться забавной. Невольно он начал думать, что смерть всегда будет обходить его стороной, что бы ни случилось, поэтому, сидя на диване и понимая, что может умереть, лекарь испытывал лишь недоумение и лёгкий, едва ощутимый страх. Он не знал, как помочь самому себе. Будь он простым наблюдателем этого приступа, а не непосредственной жертвой, может, и сумел бы сделать хоть что-то. Однако же если Бог и существовал, у него были другие планы. Спустя минуту, которая показалась лекарю вечностью, сердцебиение начало потихоньку успокаиваться. Дрожь сошла на нет, и Доктор почувствовал, что вновь может управлять своим телом. Дабы окончательно успокоиться, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. И — о, чудо! — это помогло. Нервно усмехнувшись, Доктор закрыл глаза и осторожно лёг на кровать. Несмотря на опасения, что приступ повторится, он, поддавшись чистому любопытству, медленно открыл глаза и повернул голову, ожидая вновь встретиться с мёртвыми глазами и брызгами крови, однако ничего не было. Испытав от этого облегчение, лекарь полностью перевернулся на бок. Он не намеревался спать, но хотел всё же немного отдохнуть, как и планировал до того, как увидел… до того, как ему померещилось что-то. Подложив руку под голову, он невидящим взглядом уставился в пустоту. Два инцидента, которые напрочь вывели его из равновесия, произошли всего за какой-то час, и это не могло не напрягать. Что, если такое теперь будет постоянно? Что, если теперь до конца жизни он будет то выпадать из реальности, погружаясь в чужие, но такие родные воспоминания, то видеть то, чего на самом деле нет? Такое даже жизнью не назовёшь — вечный страх попросту сведёт его в могилу! А ведь он ещё так молод, столько всего не сделал, не попробовал! Маска был прав: увлёкшись наукой, Доктор забыл о жизни. Да что там — он даже не думал, что однажды может умереть! И этим он очень сильно отличался от людей. Последние знали, что им отведено не так уж много времени — лет шестьдесят в лучшем случае, — и поэтому в большинстве своём старались сделать так, чтобы эти годы не прошли впустую, скучно и однобоко. Зато он, Доктор, не зная, сколько может жить, но зная, что не стареет, окончательно забылся. Он, так возвышающий себя по сравнению с людьми, проиграл им в самом банальном — в игре жизни и смерти. Он полностью забыл о себе, забыл, что смерть поджидает любое живое существо где угодно; и нет никакой гарантии, что через пять минут прежде живой человек не будет лежать, бездыханный. Какая же жизнь, право, хрупкая! Умереть гораздо проще, чем продолжать бороться за каждый вдох. Сегодня он вполне мог умереть. И что бы он оставил после себя? Исследования, которые, почему-то, никому, кроме него, не нужны! Даже воспоминания людей не сохранили бы его. Единственный, кто в теории может помнить его… долго — Маска. Но захочет ли он, какая ему от этого выгода? Невольно, погрузившись в размышления, Доктор закрыл глаза и вскоре погрузился в странное состояние. Нельзя сказать, что он спал, скорее, пребывал в полудрёме, когда даже мысли становятся медленными, вялыми, а окружающие шумы практически полностью перестают существовать для сознания. Он, можно даже сказать, видел какие-то неясные обрывки, отдалённо напоминающие сон. Крайне странный, запутанный и непонятный, но всё же сон.

***

Человек со вздохом приоткрыл дверь в лабораторию, но тут же замер на пороге. Он, вернувшийся после очередной крайне долгой и изматывающей прогулки с Лордом, никак не ожидал обнаружить изменения в этой комнате. Это — его территория; уже давно он договорился с Чёрным Лордом, что последний ни при каких обстоятельствах не будет вмешиваться в порядок, который навёл в лаборатории человек. Доктор — личность крайне опрятная; он не терпит грязи, мусора, захламлённости помещения; ему нравится, когда каждая вещь лежит на своём месте, когда не надо терять времени на поиск того или иного инструмента. Медицина — наука жестокая и капризная; она не терпит, когда к ней относятся предвзято, а время для неё — самая ценная валюта. Всего за пять минут, которые врач потратит на поиск чего-либо, пациент может умереть. И Лорд, прекрасно это понимая, — или, скорее, не желая слушать долгие нравоучения, — согласился с условиями. Хотя, вернее, это было простой просьбой. Не человеку приказывать Лорду. Однако изменения были. Не кардинальные, но всё же были. Доктор наконец прекратил стоять, как истукан, и зашёл внутрь, быстро закрыв за собой дверь. Он не знал, как реагировать на этот «подарок». На столе, на котором обычно лежали пациенты, стояла ваза, а в ней — цветы. Много самых разных цветов. Их изначальные цвета были изменены по прихоти Алагадды, и, несомненно, на Земле всё бы выглядело совершенно иначе, однако даже так композиция восхищала. Доктор, подойдя ближе, аккуратно дотронулся до одного цветка кончиками пальцев и слегка улыбнулся. Эти цветы не видел ни один человек прежде, а их названия были не знакомы Доктору, равно как и то, применяются ли они в медицине. Но одно он знал точно — кто отправитель этих цветов. Им мог быть только Чёрный Лорд потому, что других существ, пытающихся привлечь человека для романтической связи, он отпугивал. Буквально. «Мой дорогой, это — Алагадда, здесь совершенно другие порядки. Никому, — слышишь? — никому нельзя доверять. И если поначалу кто-то тебе кажется милым, вскоре он может убить тебя. Просто так. Или ещё что-то сделать». Такое «внимание» не могло не напрягать. Доктор очень сомневался, что Чёрный Лорд поступал так же с другими. Более того, он был уверен, что тот сам не против перерезать кому-нибудь горло даже за самый невинный проступок — а то и просто так. Среди придворных ходили слухи о его любви к боли и унижениям, а они так просто не появляются. Однако же если косячил он, человек, Лорд не злился. Наоборот, он старался помочь разобраться с последствиями и даже как-то поддержать. Конечно, без шуток о криворукости не обходилось, однако Доктор не сомневался, что Лорд не хочет его задеть. Причина такого поведения совершенно ему не ясна; он — обычный человек, вряд ли он смог бы чем-то заинтересовать такое древнее могущественное существо, как Чёрный Лорд. Это даже звучит смешно! Покачав головой, Доктор хотел было переставить цветы на письменный стол, чтобы они не мешались, — всё же, выкинуть этот подарок было бы крайним неуважением, — но заметил небольшую бумажку. Нахмурившись, он взял её в руки и развернул, мгновенно узнавая почерк. Естественно, Чёрный Лорд. Быстро прочитав написанное красивым, неповторимым почерком, человек улыбнулся ещё шире. Помимо благодарности за прекрасную прогулку, Лорд писал, что эти цветы широко используются в медицине. К сожалению, их применение написано не было, однако Доктор был уверен, что сам со всем разберётся. В крайнем случае — спросит у Лорда напрямую и будет добиваться ответа столько, сколько понадобится, благо, упрямство у него на достаточном уровне. — И когда только он успел их принести? — спросил сам себя лекарь, аккуратно переставив вазу. Теперь она красовалась на краю письменного стола, рядом со стопкой книг, которые не поместились на полках. Чуть помедлив, словно спрашивая себя, стоит ли оно того, Доктор прикрыл глаза и опустил голову к цветам, вдыхая их аромат. Он — не любитель цветов, однако было глупо отрицать, что запах их был прекрасен. Едва ли найдутся слова в любом человеческом языке, дабы описать его. Каждый цветок имел свой аромат, но, смешиваясь, они не мешали друг другу, а наоборот, дополняли. В очередной раз растянув губы в улыбке, на этот раз широкой, человек кинул взгляд на бумажку. «Надо будет поблагодарить его при встрече», — рассеянно подумал лекарь. Пожалуй, такие изменения он готов терпеть.

***

— Спишь? Зашедший в комнату Маска с наиглупейшим вопросом, на который попросту невозможно получить положительный ответ, вывел Доктора из этого состояния. Он приподнялся на кровати и рассеянно посмотрел на вошедшего, не до конца осознавая, что происходит и почему так темно. Несколько секунд он просто смотрел на него, пытаясь прийти в себя, ибо сонный разум отказывался работать и требовал вновь лечь. Удивительно — лекарь ведь не спал столетия! Тут же пришло осознание, что только что он мог видеть фрагмент своего прошлого. Ведь во сне он… стоп, а про что был сон? Доктор попытался ухватиться за остатки воспоминаний, однако время бежало слишком быстро, и сон растворился окончательно. С тихим стоном лекарь повалился на кровать — как обидно! Не осталось даже мыслей о том, про что примерно был сон. Но сил и желание устраивать сцены из-за такого не было. — Выглядишь уставшим. Не желаешь отдохнуть? — А я, по-Вашему, чем занимаюсь сейчас? — крайне уныло и неохотно отозвался Доктор и сел на кровати, устало положив голову на руки. Ему захотелось снять свою маску и умыться прохладной водой, чтобы прийти в себя. Жаль, что, если её и удастся снять, это будет очень больно. Он уже пытался много лет назад. Хотя лекарь совсем не удивится, если Маска сумеет её снять, да ещё и под глупейшим предлогом — что-то в духе «чтобы поцеловать тебя!» Интересно, а он умеет целоваться? Это вообще возможно физически? Он же из фарфора. — Прямо сейчас ты лежишь и бесцельно тратишь заветное время, которого и без того осталось не так много! Нет-нет, даже не спорь, я знаю, о чём говорю. А потому давай, вставай, мы идём провожать ночь! — Маска бестактно схватил Доктора за руку и поднял его на ноги, чему тот был не особо рад. Но когда его спрашивали? — Давай-давай, шустрей, а то как оживший мертвец выглядишь! Маска, как обычно не слушая недовольные возражения, направился к выходу из дома, не отпуская и лекаря, который не особо-то и сопротивлялся. Сил, да и желания, не было. Он смирился с тем, что покоя ему не знать больше. Улица встретила их ночной прохладой. Это — тот час, когда всё живое замирает в преддверии нового дня; ранние пташки да звери утихают, и на улице образовывается особенная, «волшебная» атмосфера. Доктор чувствовал себя неловко, потому что Маска молчал. Он не знал, куда его ведут, чем закончится эта прогулка, почему, в конце концов, они шли в тишине. Всё же не вытерпев этого «напряжения», — а быть может, просто желая, чтобы Маска вновь заговорил и помог своей пустой болтовнёй отвлечься, — Доктор, прежде шедший чуть поодаль, догнал друга и пошёл рядом. Тот даже голову не повернул в его сторону, словно это было нормально — просто вытащить из дома кого-либо и молча вести в неизвестность, совершенно игнорируя его присутствие. — Куда мы идём? — первым подал голос Доктор, кинув быстрый взгляд на Маску. — Вперёд, — усмехнулся тот, однако, почувствовав, что собеседник вовсе не настроен шутить, вздохнул. — Когда я гулял в одиночестве, я нашёл кое-что интересное. Сейчас там должно быть красиво. Доволен? — Если я скажу «нет», разве это изменит что-то? — Маска покачал головой. — Так зачем спрашивать? — А зачем ты начинал этот разговор, если знал, что, если бы я хотел, я бы рассказал всё сразу? — парировал он и немного помолчал. — Знаешь, я прекрасно чувствую твоё настроение. Давно научился, чтобы не попасть под горячую руку. И сейчас ты чем-то озабочен, и крайне маловероятно, что твоё расстройство связано с тем, что я хочу кое-что показать, тут всё куда сложнее. Не хочешь поделиться? Я, между прочим, прекрасный слушатель и советчик… когда дело касается тебя, разумеется. Лекарь никак не ответил. Ему хотелось рассказать Маске о том, что произошло, довериться ему окончательно, однако какая-то частичка души была резко против этого. Казалось, это подсознание, которому известно больше, пытается остановить, предостеречь, чтобы Доктор не наступал на одни и те же грабли дважды. Но разве можно говорить, что он вновь ошибётся, если в прошлом была совсем иная личность? В настоящем Маска ещё ни разу не подставлял его, пусть и вёл себя придурковато, так почему какие-то беспочвенные сомнения должны останавливать его? Интуиция — штука, конечно, хорошая, однако порой она может подводить. — После того, как Вы ушли, — негромко начал Доктор, старательно подбирая слова, — кое-что случилось. Если у Вас есть хоть немного уважения ко мне, прошу, не спрашивайте, что именно. Я не хочу об этом говорить. В любом случае, то, что произошло… несколько выбило меня из колеи и немного испугало. И я опасаюсь, что такое может повториться вновь. — Он судорожно втянул воздух, вспомнив те ощущения. Невольно он обнял себя за плечи, словно пытаясь защититься от непонятной угрозы. — И я беспокоюсь… нет, я боюсь, что повторится всё или вне дома, или на людях. Что, если от этого я умру? Сойду с ума? Вдруг в этом состоянии я способен совершить какую-нибудь глупость? Вдруг я сделаю то, что буквально сведёт на нет все мои усилия, всю мою жизнь? Вдруг… — Ну всё, хватит, хватит. Ты правда не понимаешь, что просто сводишь себя с ума своими же силами? — Маска наконец повернул голову в сторону лекаря, который выглядел более чем разбито. — Помнишь, что я говорил про твои мысли о будущем? Хватит так рьяно переживать за него! Не знаю, что у тебя там произошло, но это явно из-за того, что ты себя изводишь беспокойствами. Все твои слова — лишь домыслы, которые не подкреплены буквально никакими доказательствами, что подтверждают слова «вдруг», «что, если». Клянусь, если ты не успокоишь свою тревожность, это сделаю я, и тебе лучше не знать, как именно! Доктор вновь замолчал и устремил взгляд вперёд, выбрав молчаливую тактику. Рассказывая свои страхи, свои слабости тому, кого знает меньше двух недель, он чувствовал себя странно, непривычно. По поведению Маски можно понять, что, если тема серьёзна и важна, шутить он не будет, а наоборот, ответит нормально, не осудит. Однако в глубине души всегда жили сомнения в окружающих; трудно довериться, когда всю жизнь ждёшь удара в спину. Но было в этом что-то приятное — когда тебя слушают и слышат, не сводят всё к шутке, в конце концов, когда есть на кого положиться, к кому прийти за помощью и поддержкой. Быть может, лекарь всю жизнь хотел этого — близкое сердцу существо, которое всегда поддержит? Задумавшийся в очередной раз над этим вопросом, он совсем выпал из реальности и не заметил, что Маска вывел его из города и вёл по едва видимой тропинке. Прийти в себя Доктора заставил корень дерева, который он не заметил и который почти послужил причиной падения. Он бы упал довольно больно и неприятно, если бы не Маска, который подхватил его. Удивительно, какая быстрая у него реакция. Было ли это неловко? О да, ещё как. Стоя фактически в объятиях, Доктор совсем не знал как себя вести, что говорить, а что — не говорить. Сам Маска, видимо, ситуацией был вполне доволен, ибо не отпустил лекаря, а наоборот, прижал к себе чуть сильнее, нагло пользуясь чужими ступором и смятением. — Будь осторожнее, — со смешком произнёс Маска, продолжая обнимать лекаря и откровенно наслаждаясь ситуацией. — Благодарю, буду, — отчеканил он и всё же выбрался из крепкой хватки «товарища». Чужой голос привёл его в чувство. Будь у него лицо, на нём бы красовался румянец, однако сейчас смущение выдавал лишь взгляд, который бегал от предмета к предмету. — Зачем Вы вывели меня в лес? — Доктор, найдя подходящую тему, посмотрел на Маску, который, скрестив руки на груди, всем своим видом показывал, как доволен нынешнем положением. О, он, безусловно, обожал чужие несчастья! — Вовремя ты решил спросить это, — усмехнулся Маска. — Я веду тебя по лесу уже более пяти минут, а ты только заметил? Ха, да ты — сама внимательность! Не удивлюсь, что, если кто-то захочет убить тебя, это будет проще простого. — Неужели? — в голосе появились холодные нотки. — Тогда почему я стою перед Вами? Если бы меня было легко убить, я бы уже давным-давно кормил червей в земле! Это было нелепое предположение. И вообще, я не невнимательный, просто задумался. Вы меня уболтали! — О как! Ловко ты скинул всю ответственность на меня одного! Но тебе не кажется, что, если я могу тебя, как ты выразился, уболтать, это же может и любой другой человек? Да и вообще, я молчал! Впору задуматься о здоровье, если я, как ты выразился, «уболтал» тебя, при этом сохраняя молчание! — Маска глумливо рассмеялся. — И о какой внимательности вообще можно говорить, если ты потерял бдительность с существом, которого знаешь две недели от силы? — Это — глупо! — Это — правда! — Может, хватит уже? — голос Доктора был полон плохо скрытой злобы. — Почему у меня ощущение, что Вы желаете убедить меня, что Вам нельзя доверять? — Странные у тебя умозаключения… умозлоключения! И, всем своим видом показывая, что и Доктор, и разговор стали ему не неинтересны, Маска пошёл дальше. Лекарь постоял было на месте, не зная, что выбрать, но всё же со вздохом пошёл за ним вслед. Любопытство, данное ему природой, не позволило бы так просто уйти, так и не узнав, что же такого ему хотят показать. Раздражало ли такое порой? О да. Не перечислить, сколько раз Доктор проклинал себя за излишнюю любознательность, которая порой приводила к очень печальным последствиям. Например, его пару раз чуть не убили. И он очень хотел верить, что в этот раз всё закончится лучше. Когда лекарь догнал Маску, тот лишь молча глянул на него, а после хмыкнул, словно и без того знал, что Доктор не уйдёт. В какой-то момент краем глаза лекарь заметил, как из-за деревьев на него смотрела тёмная фигура, но, обернувшись, не заметил ничего. Он остановился, вглядываясь в сумерки в надежде увидеть хоть что-то, но его окликнул Маска. Он прошёл метров пять и остановился, глядя на Доктора. Безжизненная улыбка впервые немного испугала лекаря; уж больно угрожающе тот выглядел. Но всё же он, в последний раз обернувшись в сторону, где кого-то видел, решил просто забыть эту ситуацию. Ну мало ли, показалось что-то. Может, это зверь какой-то был. Остаток пути прошёл в тишине. Если поначалу Доктор то и дело глядел на Маску, ожидая от него чего угодно, то под конец он расслабился и просто наслаждался. Прогулка по прохладному утреннему лесу после нескольких дней, проведённых в помещении, освежала. Ворох мыслей наконец-то пропал из головы. Конечно, не навсегда; стоит лишь вернуться в дом, остаться одному, как он вновь напомнит о себе и уже не отступит так просто. Но это сейчас не самое важное; хотелось не думать о том, что будет или было, а о том, что происходит сейчас. Видимо, влияние Маски подействовало. Лекарь невольно усмехнулся при мысли, что тот, узнав об этом, наверняка сказал бы что-то в духе: «Ну вот, наконец-то у тебя мозги встали на место! Думать правильно научился!» — Мы пришли. Маска резко остановился, и Доктор, едва не врезавшись в него, осмотрелся. Они поднялись на высокий холм. Подойдя к краю обрыва, лекарь восхищённо огляделся. Слева виднелся городок, — как много, оказывается, они прошли! — где изредка можно было увидеть светящиеся окна. Похоже, чья-то работа требует крайне раннего пробуждения, или же кто-то засиделся за интересным разговором или книгой. А рядом с городом лежал лес, сквозь который бежала река, впадая в озеро, которое с этого расстояния казалось совсем маленьким. Над водной гладью можно было различить утренний туман. Вдали ввысь поднимались высокие холмы, покрытые деревьями, и лишь верхушки некоторых были «голыми». За ними виднелось совсем недавно вставшее солнце, которое окрасило небо в желтоватый оттенок. Всё выглядело умиротворяюще спокойным, успокаивающим; эта картина вселяла в душу надежду, что день будет прекраснее предыдущего, дарила вдохновение, желание жить и наслаждаться каждым моментом, отбросив всё плохое в сторону. Проблемы становились мелочными, тревоги — пропадали, как и ночной мрак. Тут и там слышалось пение птиц. — Вижу, тебе нравится. — Маска подошёл сзади к замеревшему Доктору и положил руки на его талию. — Я нашёл это место случайно и решил, что тебе понравится. — Он обвил его тело руками и прижался сзади. — Это действительно прекрасно… — на выдохе ответил лекарь, всеми силами игнорируя неприятные ощущения, возникшие от действий Маски. Всё же, к частому тактильному контакту надо привыкать. Особенно такому… интимному, что ли. — Но самое прекрасное здесь — это ты. Доктор не нашёлся с подходящим ответом. На ум лезло только треклятое и абсолютно бесполезное «Спасибо». Какой от него толк? Маска, если, конечно, не врёт, любит его и хочет быть с ним, а сам лекарь подобных чувств не испытывает. И ему неловко, когда тот делает комплименты, заикается о пропавших в пучине прошлого чувствах; при всём уважении, Доктор не может ничем ответить. Ему противно, но и оттолкнуть, сказать чёткое и уверенное «нет» когда-то не смущавшийся подобного лекарь не мог. Что-то словно запрещало ему окончательно разбить Маске сердце. Быть может, прошлая личность, или, возможно, понимание, что вероятность всегда есть. Доктор взял руки Маски и убрал их от своего тела, вырываясь таким образом из объятий. — Прости, я всё никак привыкнуть не могу… — Пустяки, — безучастно бросил Доктор и скрестил руки на груди. Его взгляд, теперь не только мечтательный и вдохновлённый, но и задумчивый, печальный, был направлен не на собеседника, а в гущу леса. — Может, Вы знаете ещё подобные места? — М-м… на тех холмах, — Маска махнул рукой вперёд, — должно быть ещё красивее. Но и идти туда дольше и труднее, путь может занять где-то полдня. Около озера тоже неплохо, прохладно, но чаще можно встретить людей. Рыбаков там или просто отдыхающих. Чуть левее за лесом луг, там полно всяких разных цветов… в общем, при желании много куда можно сходить, были бы силы. — И Вы всё это узнали за те пару дней, что мы здесь находимся? — Я не только это узнал, — посмеялся Маска. — Помнишь, меня ведь целыми днями не было? Я тут ходил-бродил в гордом одиночестве, изучал всё. Полезное, между прочим, занятие! Не то, что целыми днями торчать в четырёх стенах и не заниматься ничем полезным… — Вы хотите сказать, моя работа бесполезна? — А я и не про тебя говорил. Забавно, что ты сам пришёл к такому выводу… Нет, вероятность, что он полюбит это невыносимое существо, равна нулю! Не имея желания ещё больше злиться и портить себе совсем недавно поднявшееся настроение, он отвернулся, всем своим видом показывая, что слова его сильно задели. Доктор очень трепетно относился к своей работе, считал её смыслом своей жизни, целью; она долгое время была всем, заменяла друзей и врагов, помогала держаться на плаву; он не мог, не имел права так просто проглотить это оскорбление. Не будь у него весомых причин, он бы на месте оборвал всякое общение. Возможно, он так и поступит. Прошлое прошлым, конечно, но уважать себя надо. — Ну чего ты? — Маска осторожно взял Доктора за плечо и развернул к себе, встречаясь с его ледяным взглядом. — Ну это же просто шутка! Не принимай мои слова близко к сердцу, я не хочу с тобой ссориться. — Лекарь упорно молчал, и Маска вздохнул. — Ладно, ладно, извини меня. Твоя работа — не пустой звук. В конце концов, ты столько веков трудишься… Мне что, ещё на колени встать, чтобы вымолить твоё прощение? — Нет, — со вздохом ответил лекарь. — Я просто буду надеяться, что такого впредь не повторится. Я не стану терпеть такое отношение. — Конечно-конечно! Больше никаких шуток про твою работу, я понял. — Он улыбнулся и приобнял Доктора за плечо. — Ну, я так понимаю, тебе уже лучше. Возвращаемся или ещё прогуляемся? Лекарь взглянул тому в глаза, а после перевёл задумчивый взгляд в сторону леса. — Я бы хотел ещё погулять. — Не узнаю своего вечно унылого Доктора! Перемены тебе к лицу, милый. Удивляй меня таким образом как можно чаще. Тот не успел ничего ответить, как его потянули вглубь леса, при этом болтая о чём-то несущественном. Они всё отдалялись от города, тропинка становилась всё менее видимой. На секунду Доктор испугался, что Маска заблудится, но тут же успокоился: его сумка со всеми вещами была с ним, так что ещё его может задержать в этом Богом забытом городе? Возможно, будет даже лучше, если они продолжат путешествие… впрочем, об этом можно подумать позже, ибо сейчас главное совсем не это. Сейчас важнее отдых, природа и даже не смолкающий ни на секунду Маска, который перескакивал с темы на тему, лишь бы не молчать. Невольно лекарь задумался, что они прекрасно подходят друг другу: один безустанно болтает, второй — слушает. Всё же, неудобно, когда оба собеседника — те ещё говоруны, вечно перебивают друг друга, и вместо нормального диалога получается чёрт знает что. Впрочем, если оба человека больше слушатели — тоже не очень хорошо; между ними обязательно большую часть времени будет неловкое молчание, а разговор будет состоять лишь из банальных тем по типу: «Какая прекрасная погода!» Есть, несомненно, исключения, без них никуда, но в большинстве своём люди не готовы выходить из своей зоны комфорта. Доктор, конечно, относил себя к числу тех, кто готов и говорить, и слушать, но всё же второй вариант ему больше по душе. А вот Маска — полная противоположность. Ему лишь бы потрещать ни о чём. Можно считать, они почти идеально подходят друг другу. Да и вообще… с Маской бывает комфортно. Редко, но бывает. Странные мысли лезут ему в голову. Видимо, виной всему спокойная атмосфера леса; из-за неё так и тянет думать о чём-то позитивном, а не отягощающем. Возможно, Маска тоже как-то повлиял на это. В любом случае, Доктор, вполуха слушая Маску, впервые думал о том, как сейчас ему хорошо — так спокойно, свободно… Вполне вероятно, он уже испытывал такие чувства прежде, но не обращал на них внимания; сейчас же из-за «лекции» Маски он действительно стал больше обращать внимание на настоящее. И это, пожалуй, не могло не радовать. — Гляди-ка, твой собрат. Лекарь глянул в сторону, куда ему показывал Маска, и заметил чёрного ворона, который, усевшись на ветке, глядел на двух существ. — Почему это? — Ну как это? Вы оба птицы те ещё, люди считают вас предвестниками смерти, клюнуть можете… — Я сейчас клюну Вас, причём очень больно. — Ты не умеешь принимать шутки! Маска рассмеялся, и Доктор невольно сам улыбнулся, пускай этого не было заметно. Если закрыть глаза на некоторые недостатки, Маска — неплохой, даже хороший друг. Но вот вопрос: было бы его поведение таким же, если бы он не был влюблён в лекаря? Пока что так мило он общался только с ним, а вот с другими людьми вёл себя некрасиво, мягко говоря. И это настораживало. Конечно, он мог ненавидеть людей и поэтому так относиться к ним, но отчего-то Доктор был уверен, что дело в совершенно другом, но в чём конкретно — понять не мог. И эта неопределённость, загадки, которые так и витали вокруг этого существа, не позволяли расслабиться и отдаться в волю эмоций полностью; всегда, едва ли не каждую минуту, секунду он был настороже. Быть может, его подсознание помнило что-то из прошлого. А быть может, дело просто в самой сущности лекаря, которая привыкла никому не доверять и которая не может так быстро привыкнуть к кому-то новому. — Смотри, вон там луг, о котором я говорил! Маска заметно оживился и пошёл быстрее, даже почти побежал. Доктор, впрочем, не имел желания увеличивать темп ходьбы, поэтому вскоре отстал, однако всё же вышел к лугу. То тут, то там росли самые разные цветы, над некоторыми жужжали пчёлы, коих было не так уж и много, и порхали бабочки. Маска стоял, опершись о дерево, и глядел на Доктора. Тот подошёл к нему на достаточно близкое расстояние и остановился, также глядя в глаза. — Тебе нравятся цветы? — внезапно спросил Маска. — Я отношусь к ним нейтрально. — Доктор пожал плечами. — Если растение используется в медицине, оно мне нравится из-за полезности. — То бишь, любимого цветка у тебя нет? — Лекарь отрицательно покачал головой, и Маска раздражённо вздохнул. — Как с тобой трудно! Трудно и скучно! Ладно, так уж и быть, прощаю тебя. — Доктор поперхнулся. — А вот у меня есть любимый цветок. Львиный зев. Очень красивый и интересный. Если, конечно, мы говорим о земных растениях… в других мирах есть много более красивого и интересного, да вот только ты не помнишь, а объяснять смысла нет. Это надо видеть и чувствовать, а не представлять. Да ещё и с таким скудным воображением, как у тебя… — Господи… Доктор раздражённо закатил глаза, перебив Маску, который тихо засмеялся, и пошёл дальше. Лекарь думал, что тот пойдёт следом, однако ошибся: Маска стоял на месте, прожигая взглядом спину. Доктор, слишком гордый для того, чтобы просить идти следом, — а также не видящий в этом смысла, — просто пошёл дальше, даже не обернувшись. Больно надо! Пусть своими делами занимается, шутник чёртов. Солнце тем временем успело подняться достаточно высоко. Должно быть, сейчас где-то семь-восемь часов утра. Птицы уже вовсю щебетали, перелетая с ветки на ветку, изредка можно был увидеть тени пробегающих мимо животных. Где-то неподалёку слышалось журчание воды, и Доктор отправился на звук. Вскоре он вышел к небольшой речке. Подойдя к воде, он глянул в воду, рассматривая своё расплывчатое отражение. Всё та же маска, та же одежда, только взгляд немного поменялся. Стал мягче, что ли. Лекарь присел на корточки и потянулся к воде. Ледяная. Глядя на своё отражение, он задумался. А какой была его человеческая внешность? Была ли его кожа светлой или тёмной? А волосы — прямыми или кудрявыми, длинными или короткими? Глаза, очевидно, были голубыми, как и сейчас. А вот голос тоже вполне мог поменяться… Когда сзади до него неожиданно дотронулись, он чуть не грохнулся в воду. Резво обернувшись и выпрямившись, он увидел Маску, который одну руку держал за спиной. Воображение живо нарисовало картину, в которой у него за спиной — нож, которым он, как в некоторых любовных драмах, собирается убить того, кому недавно клялся в любви, ради денег или забавы. Но логика тут же опровергла это нелепое предположение: лекарь не видел, чтобы у Маски где-то был нож, а они дважды были очень близки друг к другу. Не мог же он вытащить его из воздуха? Маска, конечно, способен на многое, но на такое — вряд ли! — Извини, я тебя напугал. — Судя по тону, ему совершенно не было стыдно за это. — Ничего, я начинаю привыкать, — вздохнул Доктор. Не хотелось сейчас ругаться. — Что там у Вас? — Там? Да так… скромный подарок. Маска показал спрятанную прежде руку, и лекарь немного опешил. Он держал в руке наскоро собранный букет. В основном там были пурпурные, почти фиолетовые цветы, но и было парочку белых, жёлтых. Маска настойчиво протянул букет, и Доктор, постояв с минуту в ступоре, неловко принял его, совершенно не понимая, что происходит и как ему реагировать. Маска же сложил руки за спиной. — Я вижу, что ты порядком удивлён, так что дай мне всё объяснить. Ты же знаешь, что влюблённые нередко балуют друг друга разными подарками. Не всегда дорогими, это — не самое важное; главное — внимание. Так вот, нередко выбор падает на цветы. Вряд ли ты знаешь, но существует особый… язык цветов, что ли. Каждый цветок что-то символизирует. И наперстянка, — он резко приблизился и указал на пурпурные цветы, составляющие большую часть букета, — это символ вечной любви, верности и так далее. Там есть ещё пару цветов, но это так, не важно, они только лишь для красоты. Ну так вот, поскольку наперстянка символизирует любовь, я решил подарить тебе букет именно из неё, чтобы ты всегда знал и помнил, что я к тебе чувствую. Ну, в крайнем случае, если не хочешь любоваться ею, ты можешь её использовать для лекарств всяких, ну или гербарий сделать… тут я уже не так хорошо разбираюсь. Короче, да, ты всё понял. Маска умолк, а Доктор всё никак не мог переварить произошедшее. Его взгляд метался от цветов к собеседнику, и внезапно он почувствовал прилив сильного смущения. Не будь на нём одежды маски, можно было бы увидеть, что его лицо приобрело насыщенно красный оттенок. — Спасибо Вам, что ли… — Не стоит благодарности. Я рад, что ты принял подарок. Думал, ударишь меня им или ещё что-то… — Как так можно? Подарок — это в первую очередь внимание и потраченное время, а это очень ценно. — Лекарь глубоко вдохнул, успокаиваясь. — Честно говоря, мне никто прежде не делал подарков. По крайней мере, после потери памяти. Я очень Вам признателен. — В таком случае, жди ещё больше подарков и сюрпризов! Маска рассмеялся, и Доктор улыбнулся. Он стоял с букетом цветов, прижимая его к груди, глядел на собеседника и впервые испытывал по отношению к нему такую искреннюю и сильную признательность. И чувство это было на удивление приятным.