Путь домой

– Это реально? – спросил Тилл, заворожённый открывающимися перспективами. – Конечно! Надо только людей знать. Места найти легко – пять самых высоких зданий города. Выбирай любое! Замолвить за тебя словечко? А он ведь попросит, с ужасом понял Иван. В какой момент они перешли к обсуждению экстремальных видов спорта? Вроде же только что говорили о новинках в области роботостроения. Хотя за этим лишь сейчас затихшим скрежетом со сцены мало что можно было разобрать. Но прыжки с высотных зданий? Он вроде не так много пропустил. – А что насчёт потоков воздушного транспорта? – решил уточнить Иван, – Какие для этой проблемы существуют меры безопасности? – Меры безопасности? – Хёна заливисто расхохоталась, – Ну ты загнул! Ты что, решил, это законно? Э... А что, нет? – Не парься! – дотянувшись, она ударила Ивана в грудь, – Кто не рискует, тот не живёт. Смотри, я прыгала двадцать семь раз. И осталась целёхонька, ни царапины! Нечего бояться. – Тётенька, а что случилось с вашей ногой? – Эй, какая я тебе тётенька, паршивец? Я старше тебя всего лет на пять. – Механические протезы крутые, – сказал вдруг Тилл, – Как с ним вообще, трудно? В плане техобслуживания. И они принялись жизнерадостно обсуждать преимущества замены конечности на кусок холодного металла. Иван будто оказался в кошмарном сне. Какого черта, каждая новая тема разговора оказывалась хуже предыдущей! – Останови это, – прошипел он, склонившись к уху Мизи. – Как? – Почему спрашиваешь меня? Ты её привела! – Скорее, она меня... Не волнуйся, – она погладила Ивана по руке, – Хёна кажется излишне резкой поначалу, но, на самом деле, у неё есть границы. Почти всегда она остаётся в рамках здравого смысла! Что значит "почти" всегда? Но прояснением этого вопроса Иван заняться не успел. Тиллу, наконец, пришла пора идти на сцену. Толпа начала смещаться. Сам Иван идти никуда не собирался, но, судя по всему, здесь должно было стать посвободнее, что не могло не радовать. На прощание сжав его руку, Мизи тоже собралась поближе к сцене. Можно было выдохнуть и приготовиться получить хоть что-то хорошее от этого вечера. Иван любил видеть Тилла на сцене, хоть последнее время это удавалось не так часто, как хотелось бы. Теперь любил даже больше, чем раньше. Когда-то каждая песня Тилла была вызовом. Ещё одним способом для выражения протеста, ненависти, даже если через пение он жил. Сейчас его восприятие аудитории было иным. Тилл чувствовал, что его видят, им восхищаются. И его творчество отражало эту перемену. Теперь, если он сражался на сцене, он призывал сражаться вместе с ним, зная, что не останется один. Для Ивана зрители мало что значили. Но Тилл будто открыл в самой идее внешней поддержки новый источник питания своей буйной энергетики. При этом он все ещё ощущал себя на сцене естественно. То, как он занимал пространство, как двигался, как взаимодействовал с толпой: множество маленьких деталей, таких же простых для него, как дыхание. – Дай ему лет десять, и будет мужчина мечты. – Он уже, – сказал Иван, не сводя с него глаз. И только потом задался вопросом, а с кем он вообще разговаривал? И зачем? Повернув голову, он, к своему сожалению, нашёл ответ на первый вопрос. Хёна смотрела на него с весёлым интересом. Почему она всё ещё была здесь? – А ты ещё более милый, чем кажешься на первый взгляд. Эх, дети! Просто глядя на вас, ощущаю себя старой. – Мне звать вас бабушкой? – Так, всё! Я решила. Ты мне нравишься. Пошли, будем с тобой пить. Иван категорически отказался. Он не пил. – Уверен? – Хёна подняла бровь, – Настроение у тебя паршивое, толку тут сидеть? А в баре и потише будет, и потемнее. Напиваться ж тебя никто не заставляет. Опрокинешь пару стаканчиков – жизнь проще станет. Неожиданно предложение показалось необычайно соблазнительным. Что такого страшного могло случиться? После сегодняшнего дня, даже если он напьётся до беспамятного состояния, разве не закономерный итог это будет? С сомнением он глянул на сцену. – Ночь только начинается. Успеешь ещё, – пресекла не успевшее родиться возражение Хёна, – Всё, раз сразу не отказался, теперь никуда не денешься. Вот так Иван и оказался в единственном сносном месте во всей округе. Посетители заведения толпились у сцены, за барной стойкой помимо них двоих не было почти никого. Здесь и правда царил приятный полумрак, было прохладно, и даже удушливый дым, казалось, остался позади. Шум толпы, голос Тилла были различимы, но доносились будто издалека. – И как тебе? – спросила Хёна, – На этой планете, то есть. Иван поболтал в стакане прозрачную розоватую жидкость, наблюдая, как играет на поверхности свет. – Хреново, – признался он почему-то, – Надоело всё. Непопулярная точка зрения, Иван знал. Здесь было объективно лучше, чем там. Каждый новый день должен был казаться подарком, немыслимой щедростью судьбы. – Ага, скажи, – Хёна стукнула своим стаканом об его, – Везде хреново. И, выпив одним залпом, звякнула стаканом об стойку. Снаружи звучал уже голос Мизи наравне с Тиллом. Ого, уговорил её? Молодец. Она давно уже не выходила на сцену, хоть и продолжала напевать тихонечко под нос, чем бы ни занималась. Ощущение острого дискомфорта, страх безнадежной тоски: всё растворялось в уютном молчании и розоватой жидкости, которая так красиво выглядела на свету. Хёна ушла спустя какое-то время, оставив его. Иван не возражал. Пока его никто не трогал, он просто сидел, наслаждаясь покоем, обретённым впервые за много часов. Когда Тилл уселся рядом, раздражение, которое преследовало Ивана от самого дома, уже казалось смешным. Прислушавшись, он понял, кто обеспечил Тиллу перерыв. Два женских голоса, один слегка нетрезвый, но яркий. – Она тебе не нравится? – спросил Тилл, мотнув головой в сторону сцены. – Разве я могу такое сказать? Мы ведь все должны ей, знаешь. – Так это она? – удивленный, Тилл указал большим пальцем за спину, – Та самая женщина? – Да, – ответил Иван. Единственная сбежавшая из прошлого поколения. Без информации, которую она передала, их могли бы так и не найти. – Откуда ты знаешь? Её личность не раскрывали. Для безопасности, и всё такое. – Конечно, знаю, – ответил Иван мягко, – Я готовил план побега, опираясь на её историю. Как я мог бы не знать? – Готовил план? Так ты не соврал тогда. Про свободу, под метеоритным дождём. – Вот, значит, что ты подумал... – Иван покачал головой, – Нет. Не соврал. Положив голову на сложенные на стойке руки, Тилл смотрел на него. – Ты вернулся вместе со мной, и я решил, что это была очередная твоя шутка. Иначе, почему ты не сбежал, если знал, как? – А ты почему? – Иван улыбнулся ему, – И я так же. – Тебя бы я тоже не бросил, – невпопад сказал Тилл упрямо. Но Иван понял. – Тогда почему ты не остался? – Ты не был в опасности. Я думал тогда, ты станешь свободным и будешь в порядке. – Без тебя, – сказал Иван честно, – я не могу быть в порядке. Ничего не могу. Тилл выпрямился, нахмурившись. – А что ты сделаешь, если я не смогу быть рядом? Если буду далеко? – Не знаю. Пока не пробовал. Всё надеюсь, что обойдется. – Я не полечу с Мизи, – сказал Тилл, – Не потому что... Не из-за тебя. Я и раньше не собирался лететь. Волна облегчения захлестнула Ивана с крохотной примесью обиды от формулировки. Но прежде, чем он успел подобрать достойный ответ, Тилла позвали. Обратно, на сцену. Напоследок он обернулся. – Но если б я ещё собирался, теперь бы не стал. И ушел. Ночь была долгой. Сперва Иван ещё что-то пил, потом его вытащили наружу. Там всё по-прежнему было отвратительно, даже отвратительнее, чем прежде, потому что с Тиллом активно флиртовала какая-то зеленоватая особь женского пола в фиолетовых лосинах, а он при этом даже не особо сопротивлялся. Ситуацию удалось сгладить, утащив Тилла на сцену, но, вероятно, это было худшее выступление Ивана с того момента, как он вообще начал петь. То есть публика, вроде оценила результат положительно, но Иван не был уверен, что его механизм внутреннего контроля работал адекватно. Потом он сидел и Мизи жизнерадостно рассказывала ему что-то о взрывчатке и космических станциях. Если бы Анакт существовала, Иван вознес бы ей благодарственную молитву. Как хорошо, что Тилла там не будет. Ни в одной из этих воображаемых ситуаций, никогда в жизни. Потом он слушал, как Тилл и Хёна пытались сработаться, постепенно приходя к довольно слаженному звучанию от полного бардака. Потом он, кажется, заснул прямо за столом, потому что Тилл его разбудил. – Пойдём домой, – сказал он, и это звучало хорошо. Почти хорошо. – Мы вызовем машину. – Как хочешь, – ответил нетерпеливо Тилл, – Только живее. – Ты поедешь со мной, – уточнил Иван на всякий случай. – Нет, блять, тут останусь! – оценив выражение лица Ивана, он закатил глаза, – Да, поеду. Куда я денусь? – Какого хрена ты пил? – спрашивал он уже выходя на улицу, – И хочу ли я это знать... Вызывай уже свою машину! А Иван был не такой уж пьяный, так что вполне себе вызвал. Долететь они могли бы минут за десять. Но, стоило Тиллу опуститься на сидение, как энергичное настроение оставило его. Прислонившись к Ивану, он прикрыл глаза, и это было отличным поводом для незаметного жеста, замедляющего транспортное средство раза в три. В конце этого эмоционально истощающего безумного дня Иван чувствовал его тепло. Голова Тилла лежала у него на плече. Так близко, что почти больно. От него пахло потом и сладким дымом. Посмотрев, Иван мог видеть: волосы падают ему на глаза. Надо будет разобраться потом, подумал он. Тилл оброс за последние месяцы. Ещё немного и ему будет неудобно. Со всей возможной осторожностью он убрал пряди волос с лица. Не удержавшись, провел кончиками пальцев, позволяя себе прикасаться к нему один лишний миг. Вдруг он встретился с Тиллом взглядом. О, успел подумать Иван. Так он не спал. И тут Тилл потянулся к нему. Иван оцепенел сперва. Ни в одной из своих фантазий он не представлял, что Тилл мог бы захотеть поцеловать его первым. Вечно он забывал: Тилл всегда выходил за рамки его ожиданий.