Мятный табак

— Мы знаем друг друга вот уже более двадцати лет. Тебе известны мои расценки, мои порядки и моя история. Если ты всё еще веришь мне и, если готов принять всё это, я пойду тебе навстречу. Если нет… — девушка поднесла к губам мундштук и сделала затяжку, наполнив темное помещение легкой дымкой и едким ароматом мятного табака, — выход прямо у тебя за спиной.       Сидящий перед ней человек неуютно поерзал на стуле и глубоко о чем-то задумался. Она знала его слишком хорошо, чтобы предугадать исход, поэтому позволяла себе больше, чем требовали того приличия. Откинувшись в кресле, она затянулась еще раз и бросила пронзительный взгляд темных глаз на собеседника. Тот сидел мрачнее тучи, отстукивая пальцем по подлокотнику одному ему известный ритм. Ярко-голубые глаза мужчины едва не светились в полумраке и блуждали по помещению в поисках скрытого знака, послания — стоит ли принять подобное решение или просто положиться на волю Махала? Слишком много тягот судьбы свалилось на его плечи, и в ближайшее время единственное, что гарантировано предстоит — окончательно прогнуться под тяжестью еще более грозных трудностей. В такие моменты отчаяния хочется всё больше надеяться на чудо, проверить, с будоражащей, пусть и мнимой надеждой на лучшее, что ждет впереди. Взгляд Торина цеплялся за множество ореховых шкафов, словно стражи, окружавших их — от и до заваленных толстыми томами на разных наречиях, пиалу, полную душистых сухих трав, блюда, покрытого золотом и до краев наполненного речной водой. И десятки свечей. Как казалось узбаду, шелохнись он лишний раз, одна из них непременно упадет и дом его знакомой в мгновение ока превратится в пепелище. Тогда непременно придется брать её с собой и возмещать весомые убытки, не имея на то никаких средств. Пока что.       Торин в задумчивости почесал густую бороду и встретился взглядом с девушкой. — В гляделки поиграем? — она сверкнула хищной улыбкой. — Я согласен, — он кивнул в сторону золотого блюда, пропуская мимо ушей её издевку. — Мне важно узнать, стоит ли вся игра свеч. Если я потеряю больше, чем обрету, я желаю знать. Всё и без утайки, Элли. — Нет, мой король. Коли ты задумал такой опасный поход, я не в праве, да и не хочу щадить твою тонкую душевную организацию, — она заинтересовано склонила голову и по её голым плечам рассыпались каштановые кудри. Не спуская глаз с гостя, она протянула ему руку. — Лишь капля крови, и я узнаю всё, что ты захочешь. Всё, как всегда.       В такие моменты эта девушка всегда по-особенному действовала на Торина. Магическим образом она притягивала к себе, без слов давала поверить в благоприятный исход и довериться ей без остатка. К тому же у гнома не было выбора. Резким движением он снял кожаную перчатку и подал ей руку, украшенную родовыми перстнями. Он не успел и моргнуть, как вдруг ощутил холод и остроту стали поперек широкой ладони, а затем резкую боль и тепло собственной крови, стекающей по запястью. Прежде чем перенести ладонь короля к блюду, Элли наклонилась и коснулась языком свежей раны. Торин зашипел, но руку не отдернул. — Помнится в первый раз мне пришлось полчаса упрашивать тебя вернуть руку обратно, — она хмыкнула, предавшись воспоминаниям, и краем глаза заметила, как уголки губ мужчины потянулись вверх. — К такому сложно привыкнуть.       Лишь только речная вода окрасилась в алый цвет, девушка приказала Торину выйти из дома и не появляться несколько часов. Она заботливо обмотала его ладонь синим платком и отпустила в прохладу и сумрак узких улиц зеленого края.       Стук захлопнувшейся двери позволил ей немного расслабиться. Держать лицо перед самим подгорным королем — задача не из простых, особенно когда из тебя ключом бьет детское озорство и тяга к приключениям, а все, кем ты окружена, шугаются тебя словно огня. Все, кроме него.       Тяжело вздохнув, она приблизилась к алой воде и прикрыла глаза. Замедлив дыхание, Элли сосредоточилась, но сердце предательски стучало так часто и шумно, что она поморщилась. Каждый раз как первый… — Торин, сын Траина, сына Трора, ведомый зовом крови. Чем закончится главный поход твоей жизни. Покажи мне своё предназначение. Я желаю знать, что тебе предначертано. Желаю. Желаю. Желаю. Желаю. Желаю… — с её губ слетал бессознательный шепот.       Стрекотание сверчков за окном, треск огня в камине и колыхание пламени десятков свечей — всё вмиг улетучилось, погружая сознание в непроглядную тьму и тишину. Тело охватил немыслимый жар, каждая жилка под тонкой кожей забилась с удвоенной силой и в один миг яркий свет озарил всё пространство вокруг.

***

      Кругом пожар и боль…       Со всех сторон доносился лязг клинков, крики раненых и рев разъярённых монстров. Над головой свистели стрелы и заставляли невольно пригибаться к земле. Едва Элли коснулась ладонями жесткой почвы, она ощутила холод и липкую влагу, пропитанной кровью земли. В воздухе пахло железом и чем-то гнилым, неестественным. Люди, эльфы, гномы — все кружились в танце смерти плечом к плечу, разрубая конечности, пробивая стальные доспехи орков и гоблинов, топтавшихся по останкам их братьев и сестер. Элли охватил бешеный страх. Из темных глаз невольно брызнули слезы, и она припала к земле, закрыв лицо руками. Душа билась в истерике — она никогда не была на поле боя, не встречалась со смертью лицом к лицу, не ощущала её удушливый запах и цепкую хватку костлявых рук на своём теле. И пусть сейчас её никто не видел, не чувствовал, не слышал, пусть она была маленькой тенью в этой огромной толпе, она знала — всё это неминуемо произойдет. Подле Одинокой горы, в лучах восставшего солнца с лица Средиземья сгинут не сотни, а тысячи душ. Это знание больно врезалось в сердце и разум. Нехорошее предчувствие посетило Элли, когда откуда-то со стороны громогласно закричал один из гномов: — Где король? Где наш король? — рыжий гном озирался по сторонам, успевая отбивать рьяные атаки гоблинов и орков. — Торин, где ты, когда так нужен нам?!       Элли сделала попытку встать. Дрожь в ногах и длинный подол белого платья не позволяли ей передвигаться быстро и ловко, но она изо всех сил старалась идти по следу неизвестного ей дварфа, переступая через обезображенные тела и каждый раз вздрагивая от очередного выпущенного заряда камнемета, который мощным выстрелом рушил крепкие стены некогда известного города Дейл.       Под ногами хлюпало, кровавая каша была повсюду. Изо всех сил игнорируя страх и отвращение, она глядела перед собой, на широкую спину рыжего гнома, который размахивал молотом направо и налево, и старалась не выпускать его из поля зрения. Тот двигался по направлению к горе, и совсем скоро перед ними возник ледяной ров, а прямо за ним вход, заваленный валунами от земли и до самого верха. «К чему эти баррикады?» — мысль, что Король-под-Горой может даже подумать о том, чтобы прятаться в тени, пока гибнут его сородичи, не укладывалась в её голове.       И ровно в тот же момент она ощутила вибрацию, которая заполнила всё вокруг, уши заложило от оглушительно звона колокола, пробившего стену. Под ноги посыпались обломки валунов и золотые осколки. Элли машинально отскочила в сторону и затаив дыхание обернулась. Сердце снова забилось с невероятной скоростью, когда из пыли и темноты Эребора показались три коренастые фигуры. Не глядя под ноги, они уверенно перескакивали через обломки камней и бежали навстречу ревущей толпе орков. Торин как истинный предводитель был в центре. Его выразительные голубые глаза светились ледяным пламенем и жаждой войны. Слева от него бежал воин, чьи пшеничные волосы переливались золотом, а длинные усы, заплетенные в косички, колыхались при каждом порыве ветра. Их с Торином родство было неоспоримо — те же ярко-голубые глаза, однако в них было больше света и мягкости. Взглянув на другого гнома, Элли задержала взгляд дольше, чем следовало. Темно-коричневая копна волос, волевой подбородок, украшенный короткой щетиной, совсем не как у других гномов, которых ей доводилось видеть. Его яростный взгляд карих глаз был способен прожечь дыру в телах врагов. «Они ещё слишком молоды» — сердце ухнуло вниз.       За ними шумной гурьбой неслись остальные гномы, держа на изготовке секиры, мечи, топоры и булавы. Они были полны отваги и надежды — это читалось в их изможденных временем и испытаниями лицах. Они шли за своим королем в последний бой. Каждый из них пронесся сквозь девушку словно ветер, не осознавая, какой дрожью и трепетом наполнял её тело. Когда на одно мгновение Элли и темноволосый гном стали едины, её сердце скрутила до того невозможная судорога, что она не выдержала и упала ниц на холодную землю.       Эребор остался позади. Голыми стопами она вышагивала по заснеженному полотну Вороньей высоты и пыталась отыскать хоть одну живую душу, но вся округа была погружена в давящую тишину, от которой по спине пробегали мурашки. Искры снега, летающие в воздухе, скрывали вершину обзорной башни, мешали разглядеть то, что находится наверху, однако неожиданно у самого её края появилась фигура. Она будто висела в воздухе, неутомимо болтая ногами и хрипя. Сердце снова забилось как бешеное, кончики пальцев закололо от мерзкого предчувствия. Звук проходящей сквозь плоть стали прочно отпечатался в памяти. А затем тело, молодое и невинное полетело вниз с большой высоты, упав прямо перед её ногами. Элли вскрикнула и зажала рот рукой. Это был тот светловолосый гном, сражающийся с Торином рука об руку. Красные от слез глаза не сразу смогли различить вторую фигуру подле тела. — Фили! — крик, полный боли и отчаяния пронзил тишину. Склонившись над телом, темноволосый гном крепко сжимал меч одной рукой, а второй рисовал причудливые, незнакомые жесты над головой умершего. Элли захотела подойти поближе, чтобы рассмотреть их, но гном резко сорвался с места и растворился в снежном бурьяне.       Элли была готова помчаться за ним, но всё померкло. Её перебросило на самый край ледяного уступа, с которого открывался вид на снежную долину. Один неосторожный шаг и можно легко соскользнуть в пропасть, разинувшую свою белую скалистую пасть. Позади послышалось хриплое дыхание и лязг металла. Обернувшись, Элли увидела, как тот самый гном сражается с огромным орком. Сила, с которой он отбивал атаки врага, превосходящего его по размерам и силе, заставляла содрогнуться. Она поняла, что им движет. Элли начала верить в то, что удача на его стороне и искренне надеялась на хороший исход. Надеялась, пока со стороны не послышался женский голос: — Кили!       Немыслимой силой он отбросил орка и тот, крепко приложившись кривым черепом о камень, потерял ориентацию. Взгляд гнома начал искать источник голоса, пока, наконец, не наткнулся на рыжеволосую эльфийку, бегущую к нему навстречу. Боль в его глазах на мгновение уступила место радости. — Тауриэль!       «Нет, нет, нет, нет!» — Элли знала, что это было ужасной ошибкой.       И он заплатил за нее непомерно высокую цену. Пока пронзенное острием сердце еще могло биться, он шептал. Элли смогла прочесть слова по губам, и в тот момент косо взглянула на эльфийку. Та припала к земле не в силах подняться, по её щекам катились слезы, она, не отрываясь смотрела на него, на его увядающий взгляд и жизнь, покидающие молодое тело. Она была виновна в его смерти не меньше орка. Сердце пропустило удар. Элли не сможет вычеркнуть её из памяти, ни за что.       Яркий свет застилал глаза и теперь она стояла посреди озера, скованного льдом. В его центре было распластано тело, огромное и бледное. Где-то вдали, на самом краю обрыва лежал Торин, его стеклянные глаза были обращены к небу. Вокруг тела короля собрались самые преданные и убитые горем товарищи. Вблизи Элли заметила еще одну фигуру — высокую, облаченную в серую мантию. Это был волшебник, он с грустью смотрел на остальных и в задумчивости раскуривал длинную трубку. Все гномы стояли на коленях, и лишь один маленький человек сидел подле короля и крепко сжимал его безжизненную руку, тщетно моля богов о сохранении жизни.       Она видела три смерти, три потерянные светом души и плакала. Не в силах остановиться, потому что ощущала не только свою собственную боль, но и горечь утраты, терзающие сердца всех, кто в этот день сражался у подножия Одинокой горы. Эта боль приковывала к земле, под её тяжестью невозможно не прогнуться, пасть лицом и орать, что есть мочи на весь белый свет.       Торин, Фили и… Кили.       Его образ неожиданно всплыл перед глазами. Вздрогнув, она сосредоточила своё внимание только на нем. Он шел навстречу, в его груди зияла кровавая дыра, из карих глаз катились слезы, и он шептал, шептал без остановки, но разобрать слов было невозможно. Остановившись вблизи, он протянул ей ладонь, на которой лежал черный камень, покрытый рунами.       «Это невозможно! Он не может видеть меня, знать, что я здесь, но я готова поклясться, что вопреки всем богам, он говорит со мной, глядит прямо в глаза».       Волна мурашек прокатилась по телу, и она застыла как вкопанная. Тогда он сделал еще шаг и оказался так близко, что Элли ощутила его холодное дыхание на своём лице. — Что тебе нужно? — Спаси нас. Спаси нас. Спаси нас. Спаси нас. Спаси нас. Спаси… — его мертвецки бледные губы двигались, но не один, а множество голосов шептали ей с разных сторон, пытались прорваться в сознание и хотели быть услышанными. Сильная боль пронзила виски, и не в силах вынести подобную пытку, она зажала уши.       Вихрь времени и света вновь закрутил их в своём танце, а за ним пришла темнота.

***

— Элли! Элли, ты слышишь меня?! Открой дверь!       Грозный стук привел в сознание. И нужно было признать, что стучал Торин так старательно, что вместе с дверью дрожали и стены, и пламя свечей, и фамильный сервиз в другом конце дома. На подкашивающихся ногах она поднялась с кресла, и держась за стенку пошла к выходу. Кое-как отворив замки, Элли распахнула дверь и впустила Торина внутрь.       Уперевшись спиной о дверной косяк, она пыталась утереть влажные дорожки на своих щеках. Торин же в непонимании буравил взглядом тонкую женскую фигуру. — Тебе нужно прилечь. Где спальня?       Та вяло указала рукой в сторону коридора. Тогда он поднял её на руки и пронес в комнату, осторожно уложив на большую кровать, заваленную обрывками из старинных фолиантов. — Я зайду завтра. Не думаю, что сейчас ты в состоянии рассказать мне об увиденном. «Нет уж, именно сейчас и стоит рассказать обо всём. Медлить нельзя».       Она еще раз взглянула на короля. Такой уставший, но полный жизни, целый и невредимый, что захотелось его обнять, убедиться, что он действительно здесь, живее всех живых. Но это было не позволительно даже для нее. Неожиданно для самой себя, Элли крепко схватила его за здоровую руку и никак не могла отпустить. Он явно опешил от подобного жеста, но руку не отдернул. — Фили и Кили. Кто они?       Лицо напротив вытянулось от удивления, и взгляд его сделался пристальным. — Сыновья моей сестры. Почему ты спрашиваешь? — Торин, вы вернете гору и свой дом, но они умрут. Я видела, что смерть придет за ними, и за тобой. Мне так жаль…       Лицо его, до того взволнованное, помрачнело. Резко поднявшись со стула, он заходил по комнате, потупив глаза в пол. Элли видела, как в нем борется тяга к дому и любовь к племянникам. Ни толики страха за собственную жизнь, нет — как и подобает истинному королю.       Наблюдая за его метаниями, она и сама задумалась: как Кили смог увидеть её, почувствовать и просить о помощи, и способна ли она на то, чтобы уберечь их от горькой участи? Как она может сделать это — простая смертная, не эльф, не волшебница, только и наученная прабабкой тому, чтобы видеть зарисовки грядущего. Это всё, что она умеет. Этого недостаточно, чтобы спасти чью-то жизнь. Липкое чувство тревоги окутало всё нутро. Что же делать? — Я не сверну с пути. Но они не должны умереть. Ни за что. Я готов на всё лишь бы их защитить. Ты… — он осекся, и всё же вздохнув, поднял на нее тяжелый взгляд, — Я знаю, что прошу о многом, и при других обстоятельствах ни за что бы не позволил тебе рисковать своей жизнью, но у меня нет выбора… — он накрыл женскую ладонь своими руками и сжал, не до боли, но с большой надеждой, мольбой, и это кольнуло в самое сердце. — Отправишься ли ты с нами?       Хотела ли она и дальше оставаться в Шире, бродить словно тень среди милых, но чопорных хоббитов, старательно избегавших её общества, быть обузой в их маленьком зеленом мирке. Вновь переезжать, искать пристанище, вот уже который год подряд, не находя себе места ни в мире людей, ни среди чуждых рас. Сколько она так сможет?      Элли не находила ответа на этот вопрос, скитаясь меж настоящим и будущим. Может это и был её удел — кочевать с места на место всю жизнь, знать будущее каждого, кто обращался к ней, но не своё собственное. Это и тяготило, и одновременно дарило надежду, захватывало — жить, не зная, что ждет тебя впереди. Но то, что предлагал Торин было непосильной, опасной ношей. Вмешательство в ход судьбы грозило неведомыми последствиями. Она колебалась. — Торин, я не вправе влиять на судьбу. Никто не вправе. — Элли. Я знаю тебя. Знаю, что ты не готова провести свою жизнь, сидя в хоббичьей норе и зарывшись в книгах. Рано или поздно ты покинешь и это место, как когда-то покинула Гондор, Рохан и Лотлориэн. — Меня изгнали. — Не будь такой упертой! Ты знаешь, о чем я говорю, — король начал терять терпение и сжал её ладонь крепче.       «О, Ауле, я знаю о чём ты. И ты прав, целиком и полностью…» — Бэг-Энд. Завтра ровно в семь после захода солнца мой отряд будет там. И я буду ждать тебя, Элли.       Он отпустил её ладонь и направился к выходу. Прежде чем уйти и оставить её одну, он обернулся. В его глазах было столько печали и надежды, что Элли невольно сглотнула. — Шанс изменить свою жизнь есть у каждого, и я непременно им воспользуюсь. Он есть и у тебя, моя девочка.       Оставшись в полном одиночестве, она откинулась на подушку и посмотрела за круглое окно, увитое плющом. Там один за другим таяли маленькие огоньки света, вещая наступление ночи и крепкого сна в Хоббитоне. Долины, сочные и зеленые, терялись во мраке засыпающего Шира, а Элли всё никак не могла найти покой. Она постоянно ворочалась в постели. Было то холодно, то жарко. Казавшаяся удобной принятая минутой назад поза, в следующее мгновение становилась невыносимой.       Стоило только прикрыть глаза, как перед ней начинали мелькать лица, отравленные печалью и болью, лица, полные надежды. И влажные от слез глаза темноволосого гнома, его губы, шептавшие слова вечной любви и замершие. Навеки. Перевернувшись набок, она сжалась в комок. Сердце разрывало на части, тело окутал жар и тревога, и ни одна молитва, разрывающая тишину, не помогала успокоиться. Страх, сковывавший душу, оплетал своими путами и лишь, когда она задула последнюю свечу, он стал отступать. Сладкая нега сна билась за спокойствие души, и она ощутила, как тяжелеют веки, как каждая клетка расслабляется и приносит покой. И лишь в тот момент ей открылась до невозможности простая мысль: — Если я упущу этот шанс, буду жалеть всю оставшуюся жизнь.