A Collision in Slow Motion

Больше всего Панталоне сейчас хочет просто взять и бесследно исчезнуть. Все маски, за которыми он старательно скрывался столько лет, за считанные секунды рассыпались в пыль на глазах у всех. И всё из-за чего? Из-за случайности! Одной-единственной досадной случайности! На него накатывает очередная волна тошноты и он склоняется над раковиной, тяжело дышит ртом. Сотрясение мозга — это именно то, чего ему не хватало перед одной из самых важных встреч в его жизни... За что Глаза Порчи его так ненавидят? Почему его тело продолжает их отторгать, чтобы Дотторе не пробовал? Дотторе... Плечи Панталоне слабо подрагивают. Красное кольцо наконец вернулось на своё законное место на его руке и теперь приятно холодит кожу — он пытается сосредоточиться на этом ощущении, выровнять сбитое дыхание. С трудом выпрямляет спину, смотрит в зеркало. Выглядит он просто ужасно. У кожи на лице какой-то нездоровый серый оттенок. Волосы спутаны. Правый зрачок заметно больше левого. Дорогая шёлковая накидка, сшитая лучшими мастерами из Ли Юэ, искромсана на лоскутки. Он расчёсывает волосы, умывает лицо холодной водой. Теперь он выглядит ещё хуже, и к утру это вряд ли изменится–... Дотторе крепко обнимает его со спины. — Дорогой, я переодеваюсь, — шепчет Панталоне, неслушающимися пальцами расстёгивая свою мятую рубашку. Вместо ответа Дотторе зарывается лицом в его волосы. Дотторе и Омега вообще не хотели выпускать его из операционной, дело дошло до настоящего спора. Панталоне не успел ещё толком придти в себя, а ему уже пришлось на повышенных тонах доказывать им, что он в состоянии дойти до своей комнаты и не умереть по дороге, и что он в любом случае не может остаться, это только усугубит их ситуацию–... Дотторе надорвано всхлипывает. И лишь тогда Панталоне замечает, что он снова плачет. — Дорогой, — он оборачивается к нему, стараясь не обращать внимания на острую головную боль, и мягко касается его мокрых щёк. Что-то тут не так. Покидая лабораторию, ему казалось, что Дотторе всё же начал понемногу успокаиваться... А сейчас он снова на грани истерики. Панталоне аккуратно высвобождается из объятия и отступает назад, пытаясь понять, в чём же дело. Его взгляд немедленно привлекает болтающееся на тонкой цепочке фиолетовое кольцо, ничем не скрытое от посторонних глаз. Не хорошо. Эти кольца с самого начала были идиотской идеей. Но что поделать? Панталоне – собственник до мозга костей, так ещё и влюблённый по уши. Ему непременно хотелось всегда и везде носить с собой кусочек Дотторе. Хотелось, чтобы Дотторе всегда и везде носил с собой кусочек него, чтобы никогда не забывал, кому теперь принадлежит. Он не сомневается в том, что остальные успели хорошенько рассмотреть его красное кольцо. Неприятно, но не смертельно. Панталоне любит украшения и уже не первый год тесно работает с Дотторе — эти два факта известны абсолютно всем. Так что, разве есть что-то слишком уж странное в том, что он носит кольцо с эмблемой своего ближайшего бизнес-партнёра? Но вот кольцо на шее Дотторе объяснить так просто уже не выйдет. — Пьеро приказал мне убить тебя, — Дотторе говорит с трудом, словно каждое слово царапает ему горло. Внутри у Панталоне всё скручивается в тугой узел. — Что–... — Он отозвал приказ, отозвал. Но–... У Панталоне голова идёт кругом. Ему срочно нужно присесть. Нужно поговорить с Пьеро. Нужно–... он не знает, что ему нужно сделать, чтобы исправить весь этот кошмар. Дотторе нервно смеётся. — Слуга за нас вступилась, представляешь? И остальные её поддержали. Но я не думаю, что всё кончится так просто. Я–... Я скорее сам его убью, если он попробует хоть пальцем тебя тронуть. Панталоне очень надеется, что удастся обойтись без убийств. Возможно до этого дело и правда не дойдёт — Пьеро может решить, что гораздо проще будет просто разжаловать и изгнать их. Если это действительно произойдёт, то–... Новый приступ тошноты не даёт ему закончить мысль, он прикрывает рот рукой и едва успевает во время добежать до унитаза. Дотторе опускается на колени рядом с ним и, пока Панталоне высвобождает содержимое своего желудка наружу, придерживается его волосы, гладит по спине и тихо повторяет на ухо пустые успокаивающие слова. Ох, как же ему сейчас от себя мерзко... Мерзко от того, что его любимый видит его таким, немощным и слабым. Мерзко от собственного тела, стареющего и хрупкого. Мерзко от такого, насколько он ничтожен — нужно быть последним ничтожеством, чтобы тебя ненавидели не только Боги, но и Глаза Порчи. Он вытирает губы рукавом и медленно пытается подняться. Тут же колени предательски подкашиваются, но от падения на кафельный пол его спасает Дотторе, вовремя подхватывает за талию и помогает дойти до раковины. Панталоне снова умывается и чистит зубы, пытаясь избавиться от отвратительного вкуса во рту. Зубная щётка кажется ему непосильной тяжестью, глаза сами собой закрываются... Он чувствует, что готов заснуть прямо здесь и сейчас, стоя. Бодрости ему прибавляет внезапная вспышка адреналина, вызванная стуком в дверь. — Оставайся в ванной, — приказывает Дотторе. Панталоне пошатываясь отступает к стене и наблюдает за тем, как Дотторе подходит к входной двери. Он открывает её, облегченно вздыхает, а затем сразу же снова напрягается всем телом. — Омега, какого ху–... — Ты меня с ума скоро сведёшь! Пожалуйста, позволь мне остаться здесь. Позволь–... Да что угодно! Я так не могу больше. Из-за тебя у меня один приступ паники за другим, я не знаю, что мне–... Дотторе хватает его за руку, затаскивает в комнату и плотно захлопывает за ним дверь. — Ты должен закончить собирать Тау, — сквозь зубы говорит он. — Я даже думать нормально сейчас не могу–... Панталоне выходит из ванной, Омега запинается и замолкает. Сегменты. Несчастные создания, Дотторе иногда бывает с ними излишне жесток. Панталоне их жалко, правда. Нет, ему безусловно льстит то, что его возлюбленный так сильно ревнует его ко всем, даже к другим версиям себя самого, но... Сегменты любят его, заботятся о нём и беспокоятся о нём не меньше оригинала, и они в этом совершенно не виноваты. Ему всегда немного грустно наблюдать за тем, как отчаянно они пытаются обратить на себя его внимание, как пытаются заслужить его одобрения всё более умилительными и жалкими способами. Иногда он даже не выдерживает и потакает им — гладит волосы, целует в щеки, хвалит. Каждый раз они тают от его прикосновений и всем своим видом умоляют о большем... И каждый раз ему стыдно за то, что большего он им дать не может. Как бы он ни любил дразнить настоящего Дотторе, это было бы просто подло и жестоко с его стороны. И всё же, сейчас Панталоне чувствует своим долгом хотя бы попытаться утешить Омегу. Но как это сделать? "Не волнуйся" тут явно не поможет — волнуется Прайм, волнуются и сегменты. А самого Прайма "не волнуйся" не только не успокоит, а может только сильнее вывести из себя. Панталоне и сам сейчас максимально далёк от душевного равновесия... Через пару часов вся его жизнь может перевернуться с ног на голову. И это если он вообще доживёт до утра, в чём Дотторе и Омега, судя по их поведению, очень сомневаются. Поэтому, вместо того, чтобы разбрасываться пустыми словами, он запускает руки в волосы Омеги. Сегмент вздрагивает, но не отстраняется. Знакомыми движениями Панталоне нащупывает у него на затылке ремешок маски и легко расправляется с застёжками — он проделывал это уже столько раз, что даже "выдрессировал" оригинального Дотторе самостоятельно снимать маску в своём присутствии. Как и у большинства сегментов, за исключением Дельты и Эпсилона, у Омеги нет глаз — их функции выполняет особый кристалл. Красный, как артериальная кровь, по форме что-то и среднее между ромбом и звездой. С одной острой грани на другую постоянно перескакивает яркий белëсый блик, аналог зрачка. Жутковатое, но завораживающее зрелище. За несколько лет Панталоне так и не смог до конца привыкнуть к нему. Сейчас, блик-зрачок стыдливо опущен к полу. — Конечно, ты можешь остаться, — шепчет он, нежно заправляя за ухо непослушную голубую прядь волос, выбившуюся ему на лицо – простой жест, который так нравится нравится всем версиям Доктора. Дотторе тут же хватает его за руку и оттаскивает от Омеги. Такое ребяческое проявление ревности в такое неподходящее время вызвало бы у Панталоне умиление, если бы не грызущие изнутри усталость и страх. — Кто-то должен быть в лаборатории, — шипит Дотторе. — Особенно после того, что Пьеро–... — Я перевёл всё в режим локдауна, слышишь? — защищается Омега. — Никто не сможет ни войти, ни выйти. Дотторе чуть не дрожит от злости. — Ты, извращенец хренов–... — Зандик, — Панталоне обвивает руки вокруг его плеч и целует в шею. Дотторе замирает, нервный и напряжённый, как оголённый провод. — Позволь ему остаться. Всего на одну ночь. Это он ведь из-за тебя так напуган. — Неправд–... — Правда, и ты это знаешь. Дотторе тяжело вздыхает и обнимает его в ответ. Какое-то время они просто стоят вот так, крепко прижавшись друг к другу, не говоря не слова. Панталоне пытается хотя бы сейчас, хотя бы ненадолго забыть о грызущих его изнутри страхе и стыде, но тщетно —пульсирующая головная боль безжалостно продолжает напоминать ему о том, насколько же всё плохо. — Не оставляй меня одного. Не смей, — хриплым голосом умоляет его Дотторе. — Даже если Пьеро лишит нас наших титулов, я не–... Дотторе отстраняется от него и отступает на пару шагов. Сколько раз он доказывал Панталоне, что он "выше всяких дурацких человеческих чувств"... А сейчас у него в глазах бурлит целый микрокосмос эмоций. — Нет. Не смей умирать. Панталоне сглатывает. Ах. Вот о чём речь. — Когда ты был без сознания–... Я звал тебя, а ты не отвечал, ты даже не дышал, и я–... — он вцепляется в свои волосы и то ли истерически хихикает, то ли снова всхлипывает. — Дорогой–... — Я не смогу без тебя. Лёжа рядом с Дотторе, Панталоне не одну ночь провёл за размышлениями о бессмертии. Его возлюбленный жил за сотни лет до его рождения, будет жить ещё сотни лет после его смерти. Их отношения – лишь короткая яркая вспышка в его долгой-долгой жизни. Он всегда был так уверен в этом... А сейчас Дотторе прямы текстом говорит ему, что лучше тоже умрёт, чем останется без него. Каждый раз Панталоне думает, что Дотторе уже отдал ему всего себя для самой последней капли. И каждый раз Дотторе доказывает ему, что он его недооценил. — Бездна тебя–... нгх, — по его щекам снова текут слёзы. — Проклятье, проклятье... От услышанного у Панталоне по всему телу бегут мурашки, гордость и удовольствие почти пересиливают все негативные эмоции. Он открывает рот. Закрывает. Потом открывает снова и говорит то, что, как ему самому кажется, он и должен сказать. — Тебе придётся–... — НЕТ. Панталоне прикусывает язык. — Нет. Не говори так–... — Дотторе хватает его за руки и притягивает к себе, короткие ногти впиваются в изуродованную шрамами кожу. И Панталоне тут же забывает, что вообще собирался сказать. — Я могу изменить тебя. Могу сделать тебя бессмертным. Ты хоть представляешь, сколько раз я уже был готов запереть тебя в лаборатории и начать процесс? У Панталоне звенит в ушах. — Но если я сделаю это, ты возненавидишь меня, верно? А я лучше сам умру, чем позволю этому случиться... Как же, мать его, иронично получается. Что ты сделал со мной? Это грёбаное кольцо каждую секунду жжёт мне грудь, напоминает о тебе. И после этого ты ещё смеешь просить меня смириться с тем, что однажды ты–... — Это будет больно? — слова сами срываются с губ Панталоне. Дотторе застывает на месте. — Что? — Очень больно, да? Дотторе шарахается от него в сторону, как ошпаренный. Осознанно или нет, они всегда обходили тему бессмертия стороной. Панталоне был под впечатлением, что Дотторе даже при всём желании не сможет провести ему все необходимые операции — что это слишком сложно, слишком рискованно, или просто-напросто невозможно. Выходит, он был не прав. — Н-не обязательно, — голос Омеги звучит необычайно тихо и робко. — Местами правда будет больно, да... Но мы можем делать перерывы, и никто не отменял анестезию... Панталоне переводит взгляд с оригинала на сегмент, и обратно. — Вы уже всё успели продумать, не так ли, — медленно говорит он. Это не вопрос, а утверждение. На несколько долгих секунд всё вокруг заполняет вязкая тишина. — Ты сейчас серьёзно? — глухо спрашивает Дотторе. В детстве Панталоне каждый день молился Богам. Просил их о лишнем кусочке хлеба, о крыше над головой. Просил о помощи. Но годы шли, молитвы оставались без ответа, и в конце-концов ему пришлось помочь себе самому. Он сам добился всего, что имел: богатства, влияния, власти. Путь наверх был непрост; все перенесенные трудности и страдания плотно укрепил его в уверенности в том, что неравенству между людьми и Богами необходимо положить конец. И сделать это он собирался используя единственную доступную ему силу, а именно деньги. Излишне амбициозно с его стороны? Возможно. Но именно это в своё время и заинтересовало Пьеро, именно поэтому он и стал Предвестником. У него с Фатуи была общая цель — сжечь дотла старый мир и построить новый, в котором не будет места Богам. Как бессмертие скажется на его планах? Ему не придётся больше беспокоиться о старости и всех её неприятных симптомах: о морщинах и седине, о стремительно ухудшающемся зрении, о боли в суставах. Не нужно будет более опасаться покушений или несчастных случаев, его станет гораздо сложнее убить. Но... Не превратиться ли он тогда в ходячее противоречие? Как может он сражаться за освобождение людей от гнёта Богов, при этом сам перестав быть человеком? До встречи с Дотторе он и не думал, что перед ним кого-нибудь встанут такие вопросы. Не думал, что его угораздит так глупо и нелепо влюбиться. Не думал, что так часто будет ловить себя на мыслях о далёком будущем, которое его любимый увидит уже без него. Как всё дошло до этого? Он не должен позволять отношениям, из-за которых работа всей его жизни завтра может пойти крахом, стоять на пути его целей и амбиций. Он–... Ох, но Панталоне жаден. В конце-концов, он всегда был и всегда будет ужасно жадным человеком. Да и кто в своём уме отказался бы от такой возможности? Кто не хотел бы жить вечно вместе с тем, кто любит тебя, кто готов на всё ради тебя? — Это никак не должно отразиться на моей работе, — сердце шумно бьётся у него в груди, своим стуком заглушая все мысли. И всё же он знает, что это единственный правильный ответ. Он обязан оставаться лучшим в своём деле, сейчас это самое важное. Его отношения с Дотторе не мешают ему исполнять свои обязанности, Царица и Пьеро скоро это поймут, если... Если только не решат убить его этим же утром. Но об этом думать нельзя, иначе от страха он совсем потеряет голову. — Если я смогу продолжать–... Дотторе хватает его за плечи и жадно целует. И Панталоне с радостью ответил бы взаимностью, если бы не страх, что его снова может стошнить. Благо, поцелуй длится не долго, и быстро сменяется на очередное объятие. — Да, это–... Это вполне можно устроить, да. Но знай, некоторые операции правда будут очень болезненны. Я не хочу причинять тебе боль, но–... — Всё хорошо, дорогой. — Я не хочу, чтобы ты–... Что, если ты не сможешь меня простить? — Не говори глупостей. Ты же знаешь, я никогда не могу подолгу на тебя злиться,— Панталоне слабо улыбается. — Я ведь люблю тебя. Они не так часто говорят это друг другу. Дотторе предпочитает делом выражать свои чувства, а Панталоне... Панталоне старается беречь эти волшебные слова для особых случаев, как сейчас. И реакция его любимого никогда не разочаровывает. — Ненавижу тебя, — Дотторе крепче прижимает его к себе. Он весь дрожит, а его щеки заметно раскраснелись. — Ненавижу, ненавижу–... Панталоне утешительно треплет его по голове. — Шшш. — Я... я тебя завтра отсюда не выпущу. Ты должен отдохнуть и полностью восстановиться, прежде чем–... — Мы обязаны присутствовать на завтрашней встрече. Дотторе особенно сильно вздрагивает и весь вытягивается по струнке. — Нет–... — Пьеро хочет меня убить, ты сам это сказал. Я должен доказать ему, что ни моё состояние здоровья, ни мои отношения с тобой никак не влияют на мою работоспособность. И ты должен доказать ему тоже самое. Если мы это сделаем, то у него не будет причин наказывать нас, — ...Панталоне очень надеется, что так оно и будет. Дотторе часто и шумно дышит. — Мы месяцами готовились к этой встрече. Это твой шанс обсудить свои достижения с Царицей, я знаю, как долго ты этого ждал. Мы должны быть там завтра, должны. — Я не–... — Нужно правильно расставлять приоритеты. Не забывай, чтобы ни случилось, наши обязанности по-прежнему важны. Наша работа по-прежнему важна. — У тебя тяжëлая степень сотрясения–... — Я знаю. Меня тошнит с тех пор, как я пришёл в сознание, и голова болит просто чудовищно. Но я справлюсь. Несколько секунд Дотторе молчит, но потом всё же признаёт поражение. — ...Ладно. Панталоне открывает рот. — Но выспаться тебе не удастся. Я каждый час буду тебя будить, чтобы убедиться, что не произошло кровоизлияние в мозг. Поэтому я и не хочу–... Панталоне прижимает палец к его губам. — Я же сказал, я справлюсь. Дотторе несколько секунд пристально смотрит ему в глаза, а затем хмурится и отводит взгляд. — Это всё моя вина. Я должен был защитить тебя–... — Защитить меня как? Мы оба были уверены, что этот Глаз Порчи работает стабильно. И ты учёный, а не гадалка, ты никак не мог предугадать действия Коломбины. Дотторе в ответ только раздражённо стонет. Панталоне щёлкает выключателем. Комната погружается во мрак, единственным источником света остаётся тускло мерцающий глаз-кристалл Омеги. — Пойдём спать. Не дожидаясь ответа, он на негнущихся ногах идёт в спальню, из последних сил раздевается и сворачивается калачиком на кровати. И только после этого в полной мере осознаёт, насколько же он устал. Дотторе ненадолго задерживается в прихожей и обменивается с Омегой парой горячих слов, но вскоре тоже забирается под одеяло к Панталоне, крепко обвивает его руками и ногами. Он всё ещё немного дрожит, но теперь уже меньше. — Я никому не позволю навредить тебе завтра, — обещает он. Панталоне кивает. Всё его тело болит, его всё ещё подташнивает и, если быть до конца откровенным, ему очень и очень страшно. Но, как бы глупо это не звучало, прижавшись поближе к своему любимому и уткнувшись лицом ему в грудь, он чувствует себя самую малость лучше. Впервые в жизни у него есть надежда на будущее, долгое и счастливое будущее... Надо только пережить завтрашний день. Последнее, что он помнит перед тем, как провалиться в неглубокий беспокойный сон, – это то, как глаза Дотторе загораются красным. Он, в несвойственном ему порыве щедрости, соединяется сознанием с Омегой и даёт ему возможность ненадолго насладиться их объятием. ** Всё вокруг мутное и бесцветное, как в тумане. По ощущениям Панталоне как будто вообще и не спал этой ночью. Стоило ему только задремать, так Дотторе тут же снова и снова тряс его, светил фонариком прямо в глаза, проверял "расширение зрачков". Ему сложно без слёз смотреть на своё отражение в зеркале. Ни расчёска, ни косметика, ни даже чудо здесь не помогут — выглядит он как не до конца воскресший мертвец. Голова просто раскалывается, словно по его черепу стучат отбойным молотком, а все мысли, наоборот, кажутся мягкими, ватными. Омега скормил ему полудюжины таблеток, но пока ни одна из них не подействовала. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Нужно взять себя в руки. У него есть меньше чем пол часа на то, чтобы подготовиться к предстоящей встрече с Царицей. С Пьеро. С остальными Предвестниками. Ему предстоит выступить с финансовым отчётом, и всё должно пройти идеально, иначе-... Ох, Боги. Дотторе и Омега о чём-то спорят в гостиной. Наверное о нём. Скорее всего о нём. Панталоне пришлось силой выгонять их из своей комнаты, чтобы хоть немного побыть одному. Он брызгается одеколоном, надевает очки. Перед глазами всё плывёт. Его перчатки и кольца лежат на прикроватной тумбочке. Отчёт, кажется, должен быть на столе в гостиной. Пиджак весит в шкафу в коридоре, там же стоят и туфли. И, если он не хочет опоздать, то ему правда стоит начать собираться прямо сейчас-... ...Вместо этого, он опускается на кровать и жадно хватает ртом воздух. За окном совсем темно — 6:45 утра, до рассвета остаётся ещё несколько часов. Ночи в Снежной долгие, особенно зимой. Прожив большую часть жизни в стране, где солнце круглый год садится поздно и всходит рано, непросто приспособиться к вечной темноте. Дверь тихонько приоткрывается. — Ты скоро? Всё в порядке? — Да, — Панталоне прочищает горло. — Уже иду. Когда он выходит из комнаты, Дотторе смотрит на него с откровенным недоверием. — Тебе обязательно нужно что-нибудь съесть. — Не хочу. — Я тебя не спрашивал, хочешь ты или нет. Панталоне понимает, что он прав, ему правда стоит позавтракать. Но всё то, что уже есть в холодильнике, кажет ему просто отвратным, а о готовке сейчас и речи быть не может. — Я могу выпить ча–... ТРЕСК. Входная дверь покрывается тонким слоем льда, мороз вычерчивает замысловатые узоры на лакированной поверхности. Омега вскакивает с кресла, все семь Глаз Порчи на поясе Дотторе разом загораются. Дорогая древесина не выдерживает и трескается. Царица переступает через порог, за Ней молча следует Пьеро. Панталоне чувствует, точно его сердце и горло сжимают тиски. — Мои извинения, — приветствует она их, словно Дотторе и Омега не скалятся на Неё как два диких пса, готовые в любой момент наброситься и попытаться разорвать. — Я немедленно распоряжусь, чтобы здесь установили новую дверь. Ко всем предыдущим встречам с Царицей Панталоне готовился заранее. Неделями продумывал каждую мелочь: как ему нужно будет вести себя, во что одеться, что говорить... Сказать, что сейчас он не готов к этому разговору — значит ничего не сказать. Он стоит в центре своей гостиной, сонный, замученный и лишь на половину одетый, и чувствует себя самым слабым и уязвимым существом во всём Тейвате. Все присутствующие могут одним неаккуратным движением руки переломить его пополам, это ему прекрасно понятно. Если дело дойдёт до драки, то он покойник. — Мой Второй, уже много столетий Я не видела тебя без маски, — в ледяном голосе Царицы нет даже намёка на эмоции. — Какой приятный сюрприз. Дотторе молчит и не двигается с места, продолжая загораживать собой Панталоне. Но его Глаза Порчи один за другим гаснут. — Мой Девятый, как твоё самочувствие? — Царица переводит свой чистый, как горный хрусталь, взгляд на него. — Мне сообщили, что вчера ты какое-то время пробыл без сознания. Панталоне собирает все силы в кулак. — Мне уже гораздо лучше–... Я смогу присутствовать на сегодняшней встрече. Она подходит ближе к ним. От Неё веет холодом, но дрожать Панталоне хочется вовсе не от этого. — Приятно слышать, что мои опасения были напрасны. Панталоне не знает, как должен ответить на это, поэтому просто учтиво кивает головой. Пьеро смотрит на него так, словно даже за человека не считает. Царица обходит одну комнату за другой, её каблуки звонко стучат по паркету, оставляя на нём следы изморози. Куда бы она не зашла, куда бы не заглянула, всюду её окружают доказательства того, как часто Дотторе бывает здесь. Одна из настенных полок завалена инструмента и непонятными механическими деталями, с которыми он возится, когда ему не спится. В ванной на краю раковины лежат его бритва, зубная щётка и прочие туалетные принадлежности. Кухня забита его любимым кофе, один из его лабораторных халатов висит на спинке стула. И всё вокруг пропитаны запахом одеколона, который Панталоне подарил ему — диваны, кресла, подушки, постельное бельё. Она возвращается в гостиную и останавливается прямо перед примерзшим к месту Дотторе. — Мой Второй, могу ли взглянуть на твоё кольцо? Дотторе долго колеблется, но всё же снимает с шеи цепочку и протягивает её Царице. Панталоне отступает на пару шагов назад и отчаянно пытается придумать хоть что-нибудь. Хоть самое жалкое оправдание, хоть самое нелепое объяснение... Но в голове, как на зло, всё путается ещё сильнее, чем раньше. Рядом с ним Омега весь напрягается, готовясь худшему. Царица рассматривает фиолетовое кольцо совсем не долго и без малейшего интереса, словно какую-то безделушку или кусочек фрукта, а затем возвращается его обратно Дотторе. Панталоне видит по его глазам — он тоже понятия не имеет, что можно сказать, чтобы убедить Её понять и простить их. Это конец, верно? Это–... — Мой Шут, понимаю, действовал ты в интересах Фатуи. Но я правда думаю, что ты излишне преувеличиваешь серьёзность произошедшего. Это... не то, что Панталоне ожидал услышать. Пьеро никак ей не отвечает, только крепче стискивает челюсть. — Ты лично назначил Второго и Девятого их роли, и они всегда служили мне верой и правдой, — Царица берёт со стола отчёт Панталоне и неторопливо перелистывает его. — Что же заставило тебя усомниться в своём выборе сейчас? — Предвестники в первую очередь должны быть верным Вам, Ваша Величество, и никому кроме Вас, — отвечает Пьеро, продолжая сверлить Панталоне взглядом, — А подобного рода отношения могут этому помешать. Царица опускает отчёт на место и поворачивается к ним. — Так ли это? — Нет, — они отвечают одновременно, сердце в груди Панталоне колотиться просто с бешеной скоростью. — Простое "нет" ничего не доказывает, — возражает Пьеро. — Как давно вы состоите в романтических отношениях? — спрашивает их Царица. Панталоне резко становится жарко. Никогда и ни с кем они раньше не говорили об этом... Прошлой ночью он пытался психологически подготовить к этому разговору, но напрасно. Слова застревают поперёк горла. Вместо него отвечает Омега. — Четыре года. — Ты тоже в отношениях с Девятым? Панталоне никогда не видел Омегу таким смущённым. Он кусает губы, его блик-зрачок мечется из стороны в сторону. — Н-нет. — И тем не менее, четыре года... За это время они оба внесли неоценимый вклад в нашу организацию. Разве ты не согласен с этим, мой Шут? — ...Этого отрицать я не могу. — Тогда–... — Но я всё равно опасаюсь, что эти отношения негативно влияют на Второго. Сможет ли он продолжать исполнять свои обязанности, если Девятый серьёзно пострадает или умрёт? — Я собираюсь сделать его бессмертным, — выпаливает Дотторе. Пьеро мрачнеет, в то время как выражение лица Царицы остаётся неизменным. — Ох? — Да, мы–... Мы говорили об этом прошлой ночью. Ничего ещё точно не решено, но–... — Это никак не помешает мне продолжать работать, — поспешно перебивает Панталоне. Сердце сердце бьётся еще быстрее чем раньше, в груди начинает колоть. Голос звучит далеко не так уверено, как хотелось бы. — Можете быть уверены в этом, даю слово. И все возможные расходы я полностью беру на себя. Пьеро и Царица целую вечность тянут с ответом, и каждой утекающей секундой Панталоне всё сильнее сомневается в том, что доживёт до рассвета. — Это решение нас устраивает, не так ли, мой Шут? — наконец нарушает затянувшееся молчание голос Царицы. — ...Полагаю, да. — Прекрасно. В таком случае, мой Девятый, Я надеюсь, что ты останешься с нами еще на многие годы. Панталоне облегчённо выдыхает. — Известно ли вам, — неожиданно продолжает Царица. — из-за чего Я решила объявить Селестии войну? Панталоне уверен, Пьеро когда-то давно во всех подробностях рассказывал ему об этом... Вот только сейчас он, хоть убейте, не может вспомнить ни слова из этого разговора. Он бросает умоляющий взгляд на Дотторе и Омегу, но они что-то не спешат подсказать ему ответ. Приходиться думать самому. — Из-за того, что Небесный Порядок несправедлив, и кто-то должен положить конец его власти над Тейватом? — Из-за любви. ...не угадал. — То, что они сотворили с Каэнри'ах, сложно описать словами. Ужасная, непростительная трагедия. Ещё недавно благоденствующая цивилизация за считанные часы была обращена в пепел... Воспоминания об увиденном мной в тот день до сих пор вызывают в Моём сердце скорбь. Пьеро прикрывает свой глаз. — Но, не смотря на царящие вокруг хаос и разрушения, на каждом шагу Я ощущала там любовь. Семьи, друзья, супруги заботились и любили друг друга до самого конца, сам воздух был наполнен любовью. Тысячи тысяч погибли, были прокляты или превратились в ужасных монстров, но их любовь осталась жить. Любовь — это то единственное, что Небесный Порядок не смог уничтожить. Не смог, и никогда не сможет. Я им не позволю, каких жертв это бы нам не стоило, — уголки её губ слабо вздрагиваю, словно Она пытается... улыбнуться? — Я чувствую, что вы правда любите друг друга. И это прекрасно. Наша месть совершится уже скоро, и сейчас особенно важно знать, за что каждый из нас сражается. Я с нетерпением жду тот день, когда смогу разделить нашу грядущую победу вместе с вами, мои Второй и Девятый. Панталоне облизывает пересохшие губы. — М-мы тоже этого ждём, Ваше Величество. — Да, да, — соглашается Дотторе. — Замечательно. Я рада, что мы все смогли придти к согласию. Повисает очередная неприятно долгая пауза. — Что же, — говорит Царица. — Мы, кажется, уже начинаем опаздывать, а вы ещё не одеты. Ничего страшного, Я и мой Шут подождём вас. Заканчивайте сборы, отправимся на встречу вместе. — ...Тогда я прошу разрешения ненадолго удалиться к себе в спальню, — сдавленно говорит Панталоне. — Конечно. Когда дверь за ним закрывается, ноги у Панталоне подкашиваются и он оседает на пол. Облегчение, боль и усталость смешиваются у него в груди, ему трудно дышать. Пальцы и колени дрожат. В ушах звенит. Он не–... Из ступора его выводит крепкое объятие. Он даже не заметил, когда это Дотторе успел войти в след за ним. Он закрывает глаза и на несколько блаженных секунд позволяет себе расслабиться, затем неохотно отстраняется. Дотторе помогает ему подняться и пристально смотрит за тем, как он подходит к прикроватному столику, надевает перчатки и кольца. Панталоне смотрит на него в ответ. Верхняя половина его лица вновь скрыта маской, но даже так, он всё равно выглядит страшно усталым. Цепочка вернулась на своё место у него на шее, а само кольцо снова надёжно спрятано под рубашкой, где ему всегда и положено было быть. Хотя... после сегодняшнего, имеет ли смысл продолжать его прятать? — Пойдём, — Панталоне подходит к нему и аккуратно поправляет его растрепавшиеся мятно-голубые волосы. — Как ты себя чувствуешь? — Мне уже гораздо лучше. Я очень сильно хочу спать, но в остальном всё не так плохо, — ну, не считая головной боли, слабости во всём теле и того, что перед глазами периодически всё расплывается... Но это Дотторе знать не обязательно. Панталоне пережил этот разговор с Царицей, пережил вчерашний удар головой об пол, значит переживёт и предстоящую встречу. — Ты так ни чем и не позавтракал. — Вот и хорошо, потому что после... этого меня бы точно стошнило, — Панталоне пытается заставить себя улыбнуться. — Со мной всё будет нормально. Он наклоняется вперёд и целует Дотторе, и тут же ему становится дурно от его горячего дыхания. — Пойдём, — неловко отстраняясь повторяет он. Когда они выходят из комнаты, Омеги в гостиной уже нет. Зато Царица и Пьеро, к сожалению, по прежнему здесь, молчаливые и неподвижные, как ледяные фигуры. Панталоне старается игнорировать их давящие присутствие, надевает туфли и пиджак, берёт со стола свой отчёт. Толстая стопка бумаги кажется ему сейчас тяжеленным грузом, но виду он не подаёт. Идут они в полной тишине, нарушают которую лишь цоканье каблуков Царицы и испуганные вздохи встречающихся им по дороге служащих. Коридоры не очень хорошо освещены, но даже этот тусклый свет жжёт Панталоне глаза, он щурится и по возможности старается смотреть в пол. Голова как будто стала болеть чуть меньше, но на смену мигрени пришла тошнота. Уже на пол пути ноги у него начинают заплетаться, а под конец он дышит часто и неровно, словно пробежал марафон. Когда они наконец входят в конференц-зал, остальные Предвестники, успевшие давно их заждаться, моментально замолкают. — Прошу простить нас за наше опоздание, — Царица едва заметно кивает им в ответ на их поклоны, после чего неторопливо шествует к своему месту во главе стола. Дотторе, как положено ему по рангу, садиться между Пьеро и Арлекино. Панталоне занимает самый крайний стул, рядом с Сандроне и напротив Синьоры, и старается делать вид, что с ним всё в порядке. Получается не слишком хорошо. — Начнём с финансового отчёта, — объявляет Пьеро. Панталоне глубоко вздыхает. Первая часть отчёта представляет из себя полный анализ экономического состояния Снежной, от рыночных трендов до расходов на нужды правительства. Панталоне ежедневно близко работает со всем этим, и все нужные цифры помнит настолько хорошо, что даже сотрясение мозга не может помешать ему с ориентироваться в теме. По завершению у Царицы к нему нет никаких вопросов, у Пьеро тоже. Было бы замечательно, если бы и дальше всё шло так же гладко, но надеяться на это не стоит... Вторая часть отчёт включает себя обзор деятельности непосредственно его коллег — каждый из Предвестников поочерёдно должен рассказать о том, над чем работал и каких результатов достиг, а от Панталоне требуется прокомментировать финансовую сторону вопроса. С Капитано, по крайней мере, всё предельно просто. Денег он тратит не много, и все расходы, связанные с его миссиями, в лишних объяснениях не нуждаются... А когда всё же возникает необходимость разъяснить пару моментов, то Капитано берёт эту ответственность на себя. С Дотторе, ожидаемо, дела обстоят немного сложнее. Панталоне помогал составлять ему его отчёт, поэтому знает наизусть едва ли не каждую строчку. Но головная боль вновь возвращается в полной силе, а перед глазами пляшут чёрные точки. Желудок сводят спазмы, он начинает жалеть о том, что так ни чем и не позавтракал. Так ещё все и смотрят на него и на Дотторе так, словно дождаться не могут, когда же один из них оступиться. — В этом году я утвердил восемь его проектов и отклонил четыре. На третьей странице вашей копии отчёта вы можете найти краткое описание всех двенадцати проектов, затребованный на каждый из них бюджет, и какую сумму денег я выделил в итоге. Прошу обратить внимание, что с прошлого года расходы Дотторе увеличились только на 5%. Это очень хороший показатель, если учесть рост инфляции и значительное расширение масштабов проектов №2 и №6. Он делает паузу, предоставляет всем желающим возможность пробежать глазами по тексту. — Сейчас Дотторе вкратце расскажет нам о проекте №1, а затем мы отдельно рассмотрим каждую статью расходов. Это проект "Глаз Порчи". Панталоне, по вполне очевидным причинам, хочет как можно скорее закончить с ним, вот только это не так просто. Обсудить нужно многое: закупку и поставку материалов, строительство фабрик в Инадзуме, эксперименты и проектирование новых версий, цели на будущее. Обычно Панталоне нравится слушать, как Дотторе говорит о своей работе. Обычно Дотторе готов говорить о своей работе часами, кто бы его слушал... Но сейчас ни один из них не получает от происходящего никакого удовольствия. — Вопросы? — в заключение спрашивает Дотторе. Пожалуйста, не надо вопросов, мысленно воет Панталоне. — Да, — говорит Царица. Он с трудом сдерживает стон. Его голова трещит так, словно вот-вот собирается треснуть на множество маленьких кусочков. — Вы рассказали всё очень подробно, я ценю это. Тем не менее, вы забыли упомянуть нечто очень важное, о чём мне хотелось бы поговорить с вами. Панталоне не хочет даже пытаться угадать, о чём Она говорит. — И что же это, Ваше Величество? — Твой Глаз Порчи. Панталоне все свои деньги бы отдал за то, чтобы здесь и сейчас провалиться под пол. — Это личный проект, над ним я работаю отдельно, — Дотторе сжимает свою ручку с такой силой, что она чуть не переламывается надвое. — И оплачиваю я его из собственного кармана, — добавляет Панталоне. Перед глазами всё смазывается, он быстро и часто моргает, пытаясь вернуть миру вокруг чёткость. — Поэтому расходы на него не учитываются в–... — И всё же, я хочу поговорить о нём, — настаивает Царица. — Почему ни один из созданных тобой для Девятого Глаз Порчи не работал, как полагается? Какие элементы ты пробовал использовать? Все ли попытки заканчивались одинаково плачевно? Панталоне вжимается в спинку стула. — Мне так и не удалось установить, в чём заключается проблема. Все Глаза Порчи были сделаны специально под его биометрические параметры, ранее это всегда помогало снизить риск отторжения до нуля, — Дотторе отвечает на вопросы быстро и коротко, надеясь поскорее закончить этот разговор. — Мы пробовали Гидро, Анемо, Пиро и Электро. Каждый последующий Глаз Порчи прослужил дольше предыдущего, но всё всегда заканчивается одинаково – перегрузкой и взрывом. — Дотторе сейчас занят работой над другими, более важными проектами, — говорит Панталоне, и это только наполовину ложь. Он не сомневается, при первой же возможности Дотторе все свои силы бросит на подготовку к предстоящим операциям, а заодно и на работу над новым Глазом Порчи. И тогда Панталоне придётся заставлять его уделять внимание и другим своим обязанностям. — Поэтому, в ближайшее время не стоит ожидать–... — Но твоя безопасность также важна для Фатуи, — возражает Царица. — Ты единственный из всех моих Предвестников, кто не владеет силой элемента. — Слабый! Слабый! Слааааабый! — звонко распевает Коломбина. Синьора машет на неё руками, пытаясь заставить как можно скорее замолчать. — Я могу одолжить ему одну из моих гончих? — задумчиво предлагает Сандроне. Скарамучча злобно усмехается. — Сегменты Дотторе и так уже таскаются за ним как свора бездомных псов–... — Я продолжу работать над поиском решения, — шипит Дотторе. Коломбина, ко всеобщему облегчению, получает от Синьоры щелчок по носу и наконец затыкается. — В своём отчёте ты упомянул, что большинство подопытных лучше всего резонируют с элементом их родной страны, собственно почему было принято решение не производить Электро Глаза Порчи в Инадзуме, — говорит Арлекино. — Так почему бы не попробовать Гео? Панталоне ненавидит Моракса. Если мог бы, то убил бы его собственными руками, жестоко и с выдумкой. Не может такого быть, чтобы элемент Гео подошёл ему лучше остальных, даже думать об этом противно. — Возможно в следующий раз мы так и сделаем... А сейчас, не пора ли нам перейти к следующему проекту? Его предложение пропускают мимо ушей. Очевидно, никто пока не хочет менять тему. — Возможно дело в том, что его тело недостаточно хорошо развито? — предполагает Пульчинелла. — Я каждое утро вижу его на тренировочной площадке, — качает головой Капитано. — Так что не думаю, что проблема в плохой физической подготовке. Панталоне чувствует, как что-то колет у него в левом глазу. Словно кто-то пытается сосулькой проткнуть его голову насквозь. — Может всё-таки продолжим уже? — Дотторе наконец переламывает бедную ручку на двое. — Подождите, — Царица даже не моргает, когда несколько острых кусочков пластика пролетают в миллиметрах от Неё. — Глаз Порчи Девятого напрямую связан с другим вопрос, который Мне бы хотелось обсудить с вами, — на толику секунды Её взгляд будто бы даже смягчается, теплеет. — Любовь. Ледяной ужас растекается по всему телу Панталоне, ярко отражает в его лиловых глазах. Он ничего не может поделать с собой. Ему страшно. Ему плохо. Его тошнит. Его голова просто раскалывается. Ему хочется есть и спать. И, как будет всего этого недостаточно, Бог этой страны сейчас собирается публично унизить его. На лицах остальных читается целый спектр эмоций: непонимание, отвращения, удивление, безразличие. Дотторе, бледный как смерть, сидит абсолютно неподвижно. Пьеро хмурится. — Ваше Величество–... — Это не займёт много времени. Наша организация процветает, наши силы растут с каждым днём, и уже близок час, когда Селестия и Небесный Порядок падут от нашей руки. И за это я должна поблагодарить вас, мои Предвестники. Я доверяю вам, как родным детям, и желаю, чтобы каждый из вас был счастлив. К моему сожалению между нами возникло небольшое недопонимание – вы, вероятно, полагали, что вам запрещено вступать в романтические отношения. Это не так. Я не считаю подобный шаг с вашей стороны достойным поводом ставить под сомнение вашу верность мне и Фатуи. Напротив, я благословляю вас — будьте рядом с теми, кого вы любите. В воздухе повисает мёртвая тишина. Панталоне физически чувствует, как все присутствующие впиваются в него взглядами. — Продолжим, — наконец прерывает всеобщее молчание Пьеро. Панталоне уже и не помнит, на чём они остановились. Он рассеяно листает отчёт, буквы и слова сливаются в невнятную чёрную массу... У него уходит почти пол минуты на то, чтобы найти нужный абзац. — И так, следующий проект... ** Оставшаяся часть встречи проходит словно во сне. Панталоне всё же удаётся закончить с отчётом, но, после этого немалого достижения, сил ни на что другое у него уже не остаётся. Пока остальные обсуждают с Царицей внешнюю и внутреннюю политику, военные стратегии и предстоящую Синьоре миссию по краже Сердца Бога у Анемо Архонта, он может лишь делать вид, что внимательно слушает. Обычно он всегда всё записывает, сегодня же ему стоит огромных усилий просто сидеть ровно и держать глаза открытыми. Когда Пьеро с Царицей наконец покидают комнату, он вымотан настолько, что не может даже подняться со своего стула. Встать на ноги и уж тем более устоять ему удаётся лишь с помощью Дотторе... К счастью, в его нынешнем состоянии ему уже плевать, как жалко это выглядит со стороны. — Бедняжка, — жалостливо вздыхает Синьора. — Тебе срочно нужно немного отдохнуть. Он хмурится. Ладно, может и не совсем плевать. Он физически старшее её почти на десять лет, и "бедняжка" – это не одно из тех слов, которые он хочет слышать по отношению к себе. — Какой-то у этого 'бедняжки' больно злобный вид, — фыркает Скрарамучча. — А не пойти бы как вам всем нахер? — предлагает им Дотторе, и тащит Панталоне к выходу. Они молча возвращаются туда, где и начался этот бесконечно долгий день, в комнату Панталоне. Царица не обманула — за время их отсутствие уже успели установить новую дверь. Нервного вида оперативник ждёт их, чтобы передать им ключи. — Я сейчас своими руками эту дверь выломаю, — ругается Дотторе, когда они заходят внутрь. — И заменю на железную, с кодовой панелью. А лучше с двумя. Панталоне бессильно падает на диван. — Пожалуйста, не надо. Это будет выглядеть уродливо. — Ну разумеется ты больше всего волнуешься именно об этом... — Старая дверь была из той же древесины, что и остальная мебель, и всё прекрасно сочеталось. Эта дверь и так выбивается из общей цветовой гаммы, а громоздкая железная плита будет смотреться ещё хуже–... Дотторе ненадолго исчезает в ванной. Выходит он уже без маски, зато со стаканом воды и горсткой таблеткой в руках. Панталоне нехотя перемещается в сидячее положение и без лишних возражений принимает лекарства. — Я сейчас приготовлю тебе что-нибудь поесть, а потом пойдёшь спать. "Дотторе" и "готовка" — комбинация опасная, чреватая страшными последствиями. — В холодильнике точно должно быть несколько уже готовых блюд, нужно их только разогреть. — Да? Будь честен, ты хочешь хоть одно из них? Панталоне никак на это не отвечает. — Вот видишь? Подожди, я сейчас приготовлю тебе жаренный тофу. Жаренный тофу. Дешёвая и простенькая уличная еда из Ли Юэ. Стыдно признаваться, но Панталоне правда считает, что нет ничего вкуснее. — Я и не знал, что ты умеешь готовить..? — Не беспокойся, я практиковался, — Дотторе отвечает ему уже из кухни. Панталоне и сам не понимает, чем он заслужил такое счастье. Дотторе, чьим именем пугают непослушных детей по всему Тейвату, в свободное от работы время решил научиться готовить его любимую еду? Если кому попытаться рассказать, то ведь точно сумасшедшим назовут. Он со стоном поднимается и ковыляет на кухню. Дотторе уже вытащил на стол большую часть ингредиентов, и сейчас что-то ищет в одной из полок. Панталоне обнимает его, опускает голову ему на плечо. — Ты меня отвлекаешь, — ворчит Дотторе. — Знаю. — Как твоя голова? — Просто ужасно. Таблетки, которые ты мне дал, не действуют. — Скоро подействуют, подожди. — Поверить не могу, что всё это наконец кончилось... Я думал, что усну прямо там, я даже записать ничего не смог... — Я сделал кое-какие заметки для тебя, успокойся. Дотторе принципиально никогда и ничего не записывает на подобных собраниях. Панталоне чувствует, как его щёки нагреваются, и пытается скрыть неуместное смущение за смехом. — А я хоть смогу разобрать твой почерк? — Ой, заткнись. Конечно сможешь. Это только Дельта пишет как курица лапой. Панталоне утыкается носом ему в шею, и несколько секунд они молчат. — Ну... Полагаю, что всё могло быть гораздо хуже. — Я мог бы их всех прикончить. Царицу в первую очередь, — Дотторе вскрывает упаковку тофу кухонным ножом. — Богохульство. — И я всё ещё готов убить Её и Пьеро, если они попытаются–... — он глубоко вдыхает. Выдыхает. — Неважно. Это–... Да, всё могло быть гораздо хуже. После пережитого Панталоне просто хочет завернуться в одеяло и проспать недельку-другую. К сожалению, на сон у него есть всего пару часов, сегодняшний званный вечер никто не отменял. — Может мне правда стоит одолжить у Сандроне одну из её гончих..? — Я скорее сам сделаю сегмент–собаку, чем позволю–... — Шучу. Это была шутка. — Я найду способ защитить тебя без чьей-либо помощи. Рабочий Глаз Порчи, предстоящие "улучшения" твоего тела, что-нибудь. Обещаю. — Мм. Они ещё недолго стоят в обнимку, прежде чем Дотторе аккуратно отпихивает его от себя. Панталоне опускается на ближайший стул и молча наблюдает за тем, как он готовит. Может таблетки наконец начали действовать, а может дело в усталости, но головная боль, кажется, действительно немного притупилась. Веки у него слипаются. Когда кухня наполняет знакомым запахом жаренного тофу, он уже вовсю клюёт носом. Ест он медленно, с полузакрытыми глазами, и ему удаётся осилить лишь треть тарелки перед тем, как Дотторе поднимает его из-за стола и ведёт в спальню. Раздеться или даже банально снять очки сил у него нет; он засыпает ещё до того, как голова касается подушки. ** Все подобные званные вечера — не что иное, как пустой акт бравады. Показные роскошь и богатство, заставленные угощениями столы, торжественное обращение Царицы к гостям... Для приглашенных членов Фатуи это не только напоминание о величии их страны, но и шанс собственными глазами увидеть Крио Архонта и Её Предвестников. А самые смелые, если им повезёт, могут даже лично поговорить с ними. Панталоне чувствует себя немного лучше, еда и сон пошли ему на пользу. Но до отметки "100% здоров" он явно пока не дотягивает. Один из его зрачков всё ещё чуть больше другого, головная боль так до конца и не прошла. Он лучше многих других знает, как важно иметь повсюду хороших "друзей", но обзаводиться новыми связями сегодня он, мягко говоря, не в настроении. И не в состоянии. Они все снова собрались в зале, где, меньше чем двадцать четыре часа назад, Панталоне чуть не проломил свою голову о мраморный пол. Дыру в стене уже успели кое-как заделать, но вот вчерашняя непринуждённая атмосфера утеряна безвозвратно – не слышно ни оживлённых разговоров, ни привычных всем перепалок. Тишина. Панталоне прислоняется к стене рядом с Дотторе и тяжело вздыхает. Его ноги болят от долгого стояния, и он пытается отвлечься, наблюдая за тем, как Скарамучча заливает в себя бутылку водки за раз. А когда это не помогает, то просто закрывает глаза. Подошедшую к ним Синьору он замечает лишь тогда, когда она нарочито громко откашливается. — Я буду с тобой предельно честна, — обращается она к Панталоне. — Тогда рекомендую тебе предельно осторожно выбирать слова, — скалится Дотторе. Синьора делает вид, что не слышит его. — Фиолетовые камни в твоих кольцах просто очаровательны. Как они называются? Мне просто жизненно необходимо колье или серьги с ними. Я вчера весь вечер просто не могла на них налюбоваться. — Так вот почему они были у тебя в кармане? — устало спрашивает Панталоне. — Я, знаешь ли, спрятала их там исключительно из добрых побуждений. Если бы они попали в руки Пьеро, то обратно ты их бы уже никогда не получил. — Этот "камень" – это засушенный особым образом кристальный костный мозг. Я украл парочку у одного контрабандиста из Ли Юэ, а потом убил его и забрал себе всю остальную партию. — Хорошо... Не знаю, что именно я ожидала услышать, но уж точно не это. — Все мои кольца делались на заказ, у меня есть один знакомый ювелир в долине Чэньюй. Если хочешь, я могу вас представить. — Ловлю тебя на слове. — И, опережая твой следующий вопрос – да, красное кольцо изготовил тот же ювелир. Насколько мне известно, на него вы всей толпой вчера тоже просто "налюбоваться не могли". Она приподнимает руки и скромно улыбается. — Виноваты. Этот их разговор помогает немного разрядить царящую вокруг напряжённую атмосферу. Остальные Предвестники, один за другим, тоже заговаривают между собой. Выражение лица Синьоры становится более серьёзным. — По поводу ваших отношений–... — Розалина-... — Дай мне закончить, Зандик. Я четыреста лет наблюдала за тем, как из человека ты превращаешься в бесчувственную железку... Поэтому, когда ты с первого взгляда влюбился в Панталоне, мне это показалось очень забавным. Панталоне краснеет. Дотторе тоже. — Я–... — ...Да, не смотрите так, с вами всё с первого дня было понятно. У вас просто ужасно получается скрывать ваши отношения. И я говорю это не для того, чтобы пристыдить вас, наоборот. Я очень рада за вас. Правда. Вы напоминает мне моего дорогого Рустана и меня в молодости. Панталоне по привычке сцепляет перед собой руки и старается как можно скорее придумать, что вообще можно ответить на это. Не успевает — двери открываются, входят Царица и Пьеро. Это значит, что время для разговоров вышло. Пора. Они спускаются по длинной винтовой лестнице и заходят в бальную залу через боковой вход. Теперь, от собравшихся гостей их отделяет лишь плотный занавес. Панталоне всё это кажется самым настоящим цирком, но своё мнение он держит при себе. Пока Царица и Пьеро в последний раз проговаривают между собой торжественную речь, некоторые Предвестники тоже перешёптываются. — Помнишь я рассказывал о талантливом молодом рекруте, из которого может выйти отличный Предвестником? — тихо говорит Пульчинелла, обращаясь не то к Капитано, не то к Синьоре. — Так вот, он сегодня будет здесь. Ты его легко узнаешь в толпе, у него ярко-оранжевые волосы. И он оказывается прав. Когда занавес поднимается, среди моря тёмных и русых голов Панталоне сразу же замечает рыжую, как пузырин, макушку. В голове проскальзывает лишь одна единственная мысль, так он же ещё совсем ребёнок.