
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
В их смсках — сотки, ромкомы из нулевых и сморщенный чернослив из детства… Они спасаются от лондонской жары за уроками музыки, стирают пальцы в кровь, и уже неделю Регулус не считает калории. // «Мы друзья», — сказал как-то Джеймс и повторил это дважды в разгар ссоры. Как будто сам не верил и клялся себе: ещё одна пачка Пэлл-Мэлл и блэковская ухмылка под палящим солнцем, и он неминуемо сорвётся. Как последний слабак.
Примечания
(TW: РПП — расстройства приёма пищи)
0. Можно читать, не зная канона! Части редактируются из-за того, что стиль переписок сильно отличается (я начала эту работу в 2022, в переломном 2022);
1. Вы прекрасны. Всегда. Это донести я пытаюсь с помощью Джеймса: он видит в искалеченном Регулусе бесконечно яркий свет. Без романтизации болезни;
2. Упоминается ОКР;
3. Не бойтесь объема! Страниц так много, потому что у фанфика формат переписки;
4. R может (!) варьироваться с NC-17;
5. Для пущей реалистичности я беру фрагменты из своих переписок и развиваю их от лица гг;
6. Мой тг-канал:
• https://t.me/marotess
мародёрский плейлист:
• https://t.me/mighandful
трейлер:
• https://t.me/marotess/531
7. Местами орфография и пунктуация — авторские. Повествование чередуется с перепиской.
Посвящение
Влюблённым в потрясающих мальчиков.
9. Бешеное сердце, Элтон Джон, навязчивые мысли и копы
01 сентября 2023, 04:40
***
Воскресение, ночь
Иногда Джеймсу казалось, что он недостаточно хорош. Нет, правда, вся его самоуверенность, бьющая через край, была... мнимой. Все его попытки скрыть постоянные нападки обсессий — тщетны. Джеймса раздражала вся эта гиперпродуктивность, вылезающая из щелей медипространства. Она угнетала, давила и как бы твердила внутренним голосом: «ты мало стараешься, мало работаешь, мало вкладываешься». Он не был уверен в своем будущем: в выборе профессии, колледжа, футбола и рифленых чипсов с паприкой вместо сухариков. Джеймс отчаянно не понимал, почему всем так сильно нравится жить в вечном движении. Почему он не может после утомительной тренировки прыгнуть на кровать, включить «Дрянных девчонок» и заснуть с розовой зефиркой в зубах. Учитывая, что на утро маршмеллоу подозрительно привлекательно смотрится в его челюсти. Джеймс отрицал идеализированный образ жизни, но в то же время стремился ему соответствовать. Как будто всё, чего он хотел, — это быть «лучшей версией себя». Никогда не ошибаться, не собирать букет психических расстройств, не жаловаться на трудности, не поддаваться эмоциям, не копаться в себе, не думать, не думать, не думать. Вместо этого всего он должен быть чудесным другом, парнем, сыном, капитаном команды, учеником, работником и бог знает кем ещё. Но Джеймсу всё это осточертело. Он ежедневно боролся с собой, когда навязчивые мысли настигали его снова без шансов на успешную борьбу. Даже сейчас он не мог избавиться от них, отмахнувшись, как от назойливой мухи. Ночью, в десяти шагах от дома Римуса, Джеймс чувствовал, как к горлу подкатывает комок тошноты. От волнения? Или же от мантры «лучше бы мы не встречались прямо сейчас»? Без разницы. Всё херня. Он зажмурил глаза и попытался отвлечься и сконцентрироваться на том, как ему попасть в дом. Очевидно, НЕ через человеческую дверь. Встреча с Регулусом неумолимо приближалась, и Джеймс волновался прежне обычного. На него это совершенно не было похоже: его не трясло, когда он слышал свисток тренера, повышенный тон отца и гнусавые поручения Слизнорта. И приставания Снейпа к Лили не выводили из себя; Джеймс обладал удивительной стойкостью. Именно его характер помогал каждый день вставать с кровати и никому не жаловаться на своё состояние, а вместо этого улыбаться во весь рот. Но сейчас он был мишенью, а страх ошибки — дротиком. Все три попали в цель: его одолели мысли о том, что в автокатастрофах люди погибают чаще всего, а значит, он как минимум четыре человека подвергает опасности. Еще Джеймс сомневался, что Реджи хотел с ним встретиться по-настоящему, потому что его сообщения звучали довольно натянуто. Еще Джеймс не любил навязываться. И ещё Джеймс непременно испортит всем настроение: с вечера его тошнит, мигрень не проходит, а в груди периодически колит. Но признаваться в этом он не станет до последнего, чтобы не разводить панику раньше времени. Сейчас нужно настроиться на другое. Джеймс прикусил губу, раздумывая, как ему добраться до балкона. Самая отстойная стратегия пришла в голову, и он воспользовался именно ей. Забежал на крыльцо, нашел опору в виде лестницы в подвал, взялся за балясины и медленно подтянулся. «Так быстрее», — подумал он. И родителей Римуса не разбудит звонком в дверь. Джеймс сразу же встретит Регулуса, не успев перехватить дыхание и перекрутить все браслеты на руке, но пускай. Сейчас он слишком медленно думал. Стоит обрезать время, чтобы не накручивать себя и не передумать сто раз. — Люпины спят, как я предполагаю, — выдохнул он, делая последний рывок и спрыгивая на балкон. Боже, боже, боже. — Да, ты прав. Они ложатся в десять. Джеймс поднял взгляд; он оказался прямо напротив Регулуса. Запыхавшийся, с растрепанной шевелюрой и с ещё влажными от нервов ладонями он увидел человека, с которым переписывался так долго и образ которого так долго оставался смутным. Как будто всё это время их общение происходило по разную сторону баррикад: на суше и в воде. Регулус не был похож на того, кого можно было представить. Нет, он оказался в разы нереальнее: лунный свет красиво падал на его очерченные от худобы скулы, а губы выглядели покусанными до крови или же так видимо трескались на фоне бледной-бледной кожи. Блэки гордились своей породой, и это было оправданно: даже зрачки у их рода были чересчур глубокие. Казалось, посмотришь на них ещё секунду, и утопишься к чертовой матери. Джеймс никогда не видел серый цвет глаз и не знал, что может быть удивительнее этого. Словно он ударился о бетон стены, и теперь у него никак не получалось избавиться от плывущей картинки упавших на лоб кудряшек. Джеймс предполагал, что его друг по переписке потрясающий не только внутренне, но и внешне, однако чтобы настолько сильно... Это выбивало его из колеи. Определённо. — Ты не нашел дверь? Или же решил не беспокоить родителей Римуса? — Нахмурил брови Реджи. — Джеймс. — Я второе. Было видно, как Бэтмен едва сдерживал смех. — О, кончай пялиться. — Он мягко ткнул Джеймса в плечо. — Иначе я начну думать, что ты затеял всё это, чтобы проверить, не выгляжу ли я как Элтон Джон. — Нет. Ты выглядишь... — Джеймс едва не задыхался, пытаясь подобрать правильные слова и хотя бы чуть-чуть устаканить бешеное сердце. Казалось, он вот-вот выкинет в своей манере неподходящий подкат, но Регулус просек и это. Он знал Джеймса удивительно мало, однако умел считывать любое его действие. — Выгляжу как... подыхающая рыба? О, представляешь, я сегодня не выспался. — Нет. — Джеймс усмехнулся, смущенно опустил голову и исподлобья взглянул на ожидающего Регулуса. — Ты, типа, незабываемый. Ну там... невероятно суперультрамегасексуальный рокер с зеленым лаком и все дела… Он очень надеялся, что не сморозил чепуху. Наверное, он не сморозил, потому что Регулус ему мило улыбнулся. — Взаимно, Джеймс-качок-залезший-на-балкон, хотя дверь была открыта. — Я посчитал это таким же сексуальным. — И был прав. О, это не входило ни в какие рамки. И то, как Реджи расплывался в лучезарной улыбке, и то, как он проговаривал каждую букву голосом музыканта, и то, как легко и непринужденно с его губ спадала ирония. Всё это решительно ничего не значило и никак не меняло их дружеские отношения, но в душе Джеймса всё равно растекалось тепло. — Я понимаю, что у вас стояк друг на друга. — Римус с легкой ухмылкой кивнул в сторону ворот. — Однако давайте отложим его и дойдем до машины? — Римус? — вопросительно взглянул на него Джеймс. Парень был выше и гораздо симпатичнее, чем его описывал Сириус (как будто бы это было возможно). Широкоплечий, с острым подбородком и каштановой шевелюрой под цвет глаз. — Он самый, — подтвердил Римус и первый спрыгнул с балкона. — Мы сегодня с Регулусом спорили, кто из нас больший гик по Тёрнеру, — начал он и стал шагать вслед за Джеймсом, когда тот оказался внизу и выдвинулся вперёд, чтобы показать, где стоит машина. — Результаты плачевные. Мне хочется передать эстафету кому-то другому, иначе мой проигрыш выглядит слишком тоскливо… Вот скажи мне, КАК можно знать точную дату выпуска телешоу Conan O'Brien в Нью-Йорке? — А как можно НЕ знать о том знаменательном дне, когда во время беседы Алекс и Майлз демонстративно отстранились друг от друга? — Регулус развел руками. — Ты очень плохой гей. — Я не вижу химии между ними! — Люпин цокнул. — Джеймс, твой голос: Тёрнер и Кейн хорошо смотрелись вместе? — Если судить по тем лайвам, которые я смотрел, то они едва не трахались на сцене. — О боже, — Римус вздернул брови, обернувшись на смеющегося друга. — Вот такой юмор ты восхвалял? Это беспрецедентный случай. — Брось, тебе просто не нравилось, что на месте Майлза не ты. — Клевета. Причем вопиющая. Джеймс покачал головой и открыл калитку. Ему нравилось прислушиваться к сверчкам, поскрипыванию указателей и к звукам гудящей машины; это успокаивало. Ночной ветер всё так же обдувал лицо, пуская по коже дрожь от прохлады. Лили не отключила фары, поэтому на свет слетелись насекомые, и Джеймс подозревал, что Петтигрю увлеченно наблюдает за какой-нибудь сороконожкой. — Пять минут! — прикрикнула Лили, когда он сел на заднее сидение и подвинулся к окну, чтобы Регулус устроился посередине. — Ты уложился. Неужели всё обошлось без перелома ног и побега от моли? Она повернулась к новоприбывшим. — Привет, путники! Я Лилс. А это Питер. — Лили указала на Петтигрю рядом с собой, который оценивающе разглядывал Регулуса. — Надеюсь, вы не превратите его трейлер в контейнер для мусора! После «очень приятно» от Римуса и того же от Блэка они решили не тянуть время и сразу же выезжать. До Манчестера было по меньшей мере четыре часа езды без остановок, а им потребуется запас для брони хороших мест, побегов в туалет и хождений по магазинам. Прошло пятьдесят восемь минут с тех пор, как Лили завлекла Римуса в разговор о глобальном потеплении, плавно перетекая в обсуждение веганства. Джеймс лично посчитал и прикинул, что его тревожность поднималась выше с каждой просчитанной секундой. Он давно замечал за собой это, но не полагал, что в такой замечательный день его может настигнуть рецедив ОКР. Либо же он ошибается и просто накручивает себя. Как обычно. Всё было в порядке. Должно было быть. Регулус внимательно следил за тем, как Лили увлеченно разговаривает с Римусом об издевательствах над природой; Питер перебирал диски с группами из нулевых, периодически спрашивая, будут ли все остальные слушать его любимую оперу и неизменно получая в ответ отказ. Всё шло своим чередом. Но волнение только накатывало. Джеймс смотрел в окно на капающий дождь; слушал, как работают дворники на лобовых стёклах; он контролировал дыхание, чтобы отвлекаться от необъяснимой тревоги, и считал в уме деревья. Джеймс жил с этим три года и научился справляться: он одергивал себя, когда хотел перепроверить, закрыта ли входная дверь, выключен ли утюг, хорошо ли он помыл руки после прогулки (чаще всего плохо, и за этой мыслью следовало пятиминутное намывание и без того чистых ладоней). Он старался как можно реже раскладывать вещи в определенном порядке и старался реже бояться при наличии любых симптомов, будь то мигрень или же чесотка, обнаруживать у себя рак, СПИД и все возможные заболевания. Джеймс не знал, почему с ним это происходило. Конечно, он понимал, что всё в его голове, однако не мог до конца прекратить перепроверять собственные действия. В какой-то момент на него столько всего навалилось: и стресс от неудач в футбольном клубе, и изнурительные тренировки, и волнение за Сириуса, и запущенная успеваемость в школе из-за желания выиграть Змеев. А следом за этим проваленные экзамены, тяжелый выбор колледжа, страх за своё будущее... Джеймс больше не мог жить так, как жил раньше. Теперь ему хотелось контролировать всё в своей жизни и за всем угнаться, быть лучшим и никого никогда не разочаровывать, пусть это будет даже незнакомый человек, которого он видит в первый и в последний раз. Ходил ли Джеймс к школьному психологу? Разумеется, нет. Он считал, что его проблемы и не проблемы вовсе; Джеймс просто жалеет себя. Разве его неудачи заслуживают такого же внимания, как настоящий ужас у Блэков, например? Разве его беспочвенные страхи не будут забавными для квалифицированного психолога с внушительным стажем? Джеймс не любил позориться. И он не любил признавать, что ему на самом деле очень и очень плохо. С Джеймсом Поттером всегда всё было в порядке; так он отвечал проницательной Лили, когда она встревоженно смотрела на него после панической атаки в библиотеке и зареклась никому об этом не говорить; так он отвечал маме, которая заставала его в шесть часов утра на кухне и не верила тому, что Джеймс просто захотел поесть, а не ворочался всё это время, уже месяц страдая от бессонницы. С ним определенно было что-то не так. Но никому не следовало об этом знать. Ни родителям, ни друзьям. Ни за что. В их глазах он идеальный и уверенный в себе Джеймс Поттер — неисправимый весельчак и повеса. — Как же! — воскликнул Римус. — Если я шубертовский задрот, то это не значит, что для меня Канье Уэст — отстойный рэпер. — У кого-нибудь есть бинт? — Питер шарился в сумочке Эванс. — Мне срочно нужен бинт, я вскрыл ебучий заусенец! — Отсоси из раны! Джеймс резко зажмурился. Он давно потерял нить повествования и заглушил все посторонние звуки. Так выходило из раза в раз. Что бы ни происходило в его жизни, в любой момент Джеймс мог отключиться, едва зацепившись за опустошающую мысль. И зияющая в нём дыра снова открывалась. Так происходило, потому что он не заделывал её, как следует. Он обходил стороной пропасть, считая, что разберется со всем позже, и никакой терапии ему не нужно, чтобы хотя бы досточкой прикрыть эту дыру. Бег от своих проблем не был решением. Даже плохим. Джеймс закрывался и отвлекался как только мог: прикрывался тупыми шутками, пил успокоительное и снотворное без назначения врача, не позволял себе думать ни о чем, когда бежал три километра и поднимал штангу. Он не рассказывал обо всём, что его беспокоит, когда это делали другие. На утро после празднования своего дня рождения Джеймс сидел в ванне и повторял, как мантру, одно и то же: как сильно он боится не справиться со взрослой жизнью, с обязанностью капитана команды, с поступлением. Джеймс подавал надежды. Джеймс был гордостью своей семьи, потрясающим другом и желанным парнем, и в один миг он так сильно опустился. Три года назад прошел период неудач в школе, три года назад он исправился и стал учиться в разы лучше, но тот стресс, который он испытал тогда, и страх за то, что он снова облажается, не мог давать ему жить спокойно. Джеймс перестал себя уважать. Джеймс больше не был уверен во всем, что он делал. Джеймс больше не хотел учиться, тренироваться и планировать. Он каждую ночь оставался наедине со своими мыслями и мечтал хотя бы один день пролежать на кровати и не чувствовать вину за это. Он увеличивал дозу снотворного, когда понимал, что сразу его не берет. Он продолжал закрывать глаза на всё, что с ним происходило. И сейчас, когда Джеймс ехал в одной машине с Регулусом на концерт своей любимой группы, он должен был радоваться и шутить вместе со всеми; это ведь привычный для всех Поттер! Джеймс в норме. Он в норме, в норме, в норме. Джеймс произносил про себя одну и ту же фразу, но это не помогало. Не в этот раз. Горечь от собственного бессилия, вина за то, что он слишком слаб, чтобы побороть навязчивые мысли, и ежедневная ложь — всё это нахлынуло на него после месячной, как ему казалось, ремиссии. И снова его голова кружится, а горло душат обсесии; снова ему кажется, что он умрет от сердечного приступа прямо сейчас и оставит жизнь не так, как изначально планировал. Его сердце бьется, как бешеная птица в клетке, — с перебоями и остановками; Джеймс судорожно вдыхал воздух. Казалось, что весь кислород в одночасье выкачали из машины. Он умрет, умрет, умрет. — Джеймс? — Чья-то рука еле-еле коснулась его плеча, возвращая на землю. — Джеймс, всё хорошо. Ты только дыши, ладно? Наверное, он слишком сильно сжал колени и впился пальцами в кожу. Наверное, он слишком часто хватал ртом воздух, стараясь устаканить сердце. Наверное, он слишком сильно зажмурился, потому что последний раз видел смутный пейзаж за окном, а теперь — только кромешную темноту. Джеймс не знал, что скрывается под настоящим «наверное». Сейчас он думал только о том, что испортит всем настроение своей кончиной. — Лили, останови машину! — попросил Регулус. — Ему нужен свежий воздух. Джеймс отрицательно покачал головой, уверенный, что его голос подведет, если он вымолвит хоть слово. — Тут негде остановиться! Я открою окна. — Посмотри на меня. — Регулус выставил ладонь. Когда он убедился, что заторможенный друг перевел взгляд на него, то размеренно произнес: — Сейчас вдыхай. — Он посчитал до четырех, сжимая руку в кулак, и Джеймс послушно втягивал воздух. — Теперь выдыхай. — Регулус медленно разжимал кулак, продолжая считать до четырех. Это помогало: мышцы расслаблялись, а у Джеймса получалось сосредоточиться на чём-то постороннем, а не на глупых мыслях. Он давно знал о такой практике, хотя никогда не пользовался ей успешно: ему было тяжело сфокусировать внимание на своей плывущей ладони и трезво отсчитать правильное количество цифр. Обычно он впадал в дереализацию. С Регулусом всё было иначе: он сам считал, сам переводил внимание на руку, которая указывала, когда брать воздух, а когда его выпускать. Если бы Джеймс не восстановил дыхание вовремя, его состояние ухудшилось бы, как произошло с предыдущими атаками. Он проморгался и постарался увидеть чёткого Регулуса: у друга были широко открыты глаза, а рот приоткрыт. — Тебе нужно попить воды, — всё тем же мягким голосом продолжал Регулус, когда открывал бутылку, которую спешно передал Питер. — Прошу тебя. Джеймс скривился и прижал два пальца к вискам. Отдавало ужасной болью, как будто его прибивали молотком к стене, как палёную картину Врубеля. Уродство. Он мог и не поднимать голову, чтобы увидеть озадаченного Петтигрю, понимающий взгляд Римуса и испуг на лице Регулуса. Джеймс всё же испортил всем настроение. — Как тебе? Лучше? — Ему пришлось кивнуть после трех глотков воды, чтобы сбить тревогу в голосе Регулуса. Хотя лучше ему не очень-то и стало. — Боже, ты такой непредсказуемый… Регулус выдохнул. Как будто всё это время он не дышал. Первая паническая атака у Джеймса произошла два года назад в библиотеке. Тогда он очень устал после суматошного учебного дня и решил составить компанию Лили, чтобы в одиночку не скучать за учебниками. Учитывая, что Питер делал упор на биологию, а у Сириуса всё было хорошо, они не особо зацикливались на учебе. Джеймса утомлял один вид конспектов по химии, которая давалась ему труднее всего. Он отчаянно не понимал предмет, а вытянуть его было попросту необходимо: Джеймс хотел, чтобы в его рекомендациях плюсом становилось не только участие в футбольном клубе и во внеклассных занятиях, но и прекрасная успеваемость. Это непосильная задача, однако Джеймс полагал, что всё зависит исключительно от человека. Если ты вкалываешь, то всего добьешься. Он вкалывал, добивался и выгорал. Его преследовал липкий страх, бросающий в жар и провоцирующий новые приступы панической атаки. Ночью Джеймс задыхался, если сосредотачивался на своем дыхании и тревожился мыслями о том, что может умереть во сне. И так изо дня в день. Джеймс немного освободился от всего этого ужаса, когда стал переписываться с Регулусом. Правда, вина за то, что он отвлекался от своих привычных дел, его не успокаивала. Джеймсу знатно повезло, что в этот период шло беззаботное лето — единственное время, когда он был способен не винить себя за безделие. Потому что в его расписании всё ещё сохранялись волонтерская деятельность, подработка у отца и помощь маме по дому. Он был при деле. И всё же — этого недостаточно. Джеймс недостаточно хорош. Был таким три года назад и остался. Осознание этого настигало внезапно, и так же внезапно приступы паники заканчивались. Из раза в раз он почти научился с ними справляться. Всё было хорошо. Он в порядке. — Что слу... — Я в норме, просто затошнило из-за запаха бензина, — улыбнулся Джеймс, хлопнув в ладони как ни в чем не бывало. — Лилс, сколько нам ещё ехать? — Часа три. — Лили недовольно посмотрела на него с зеркала заднего вида, но ничего не сказала. Она наверняка отчитает его чуть позже за сокрытие эмоций и проблем, но не при всех. Римус продолжил разговор о рэпе, понимая, что сейчас лучше разрядить тишину, и вскоре в спор ввязался Питер, восхваляя Эминема. Однако напряжение всё ещё витало в воздухе. Джеймс сглотнул, откидываясь на спинку сидения и не решаясь взглянуть на Регулуса, который задумчиво поглядывал на него время от времени. Он не мог отделаться от скребущей его кожу привычки подводить не только себя, но и всех остальных. Снова, снова, снова. Рука Регулуса аккуратно легла на его колено, и только тогда Джеймс заметил, как сильно тряслась его нога. Даже это он не мог контролировать... Отлично. Теперь он снова словит паническую атаку из-за холодной ладони, которая почему-то его не успокаивала. Это замкнутый круг. Регулус приблизился к его уху, обжигая своим дыханием. — Ты так палишься. — Я в норме. — Джеймс повернул голову в его сторону и оказался в считанных сантиметрах от лица парня. — Не ври мне, Джеймс. — А то что? — Он не сводил глаз с его трещинки на губах. — Поцелуешь меня? — Кончай. — Регулус залился смехом, опрокинув голову назад. — Это никогда не закончится, да? — почесал он нос. — Пока ты не сдашься. — Мы не сможем искоренить флирт, если будем продолжать интимно перешептываться. — Или если ты продолжишь ДЕРЖАТЬ МЕНЯ ЗА КОЛЕ... Регулус закрыл ладонью рот Джеймса, когда тот повысил голос, и тихо хихикнул. — Придурок. Ты такой придурок.***
После бесконечной череды криков, запаха карамельного попкорна и сахарной ваты на ярмарке (и после попыток Питера добыть автограф, не зря же он купил у рандомного фаната альбом!) Джеймс смог отдохнуть, падая на траву возле дерева. Лили и Римус отошли взять несколько хот-догов, салатов и напитки; Питер забивал всем места в переполненном парке, а Регулус уселся рядом с Джеймсом. Он держался ближе к нему всю поездку, и Поттеру казалось, что его просто опекают, как маленького ребенка. Как будто он вот-вот упадет в обморок… Что делать решительно не собирался. Джеймс скрестил ноги по-турецки и прижался спиной к широкому стволу, чтобы хорошенько расслабиться. Регулус же сел напротив него и оторвал травинку, покусывая её, а не свои губы. Вот этого Джеймс ждал так долго. Сейчас он должен был выкинуть какую-нибудь шутку или сделать что-нибудь супернеобычное для обычного. Но ему было очень-очень сложно пошевелиться. Ему легче притворяться в ходе переписки, но куда труднее — в жизни. Джеймс решил, что даст себе спуск только на один день, а завтра вернется в амплуа привычного приколиста. Он слабак, ведь расслабился именно сегодня, да, безусловно, и всё же — у него есть шанс исправиться. Больше такого не повторится. — Тебе незачем скрывать свои настоящие эмоции. — Регулус начал перебирать кольцо на левом пальце. — Джеймс, никто не идеален. Ты должен понимать, что можешь испытывать без какого-либо стыда то, что ты испытываешь. Это нормально. Я понятия не имею, что тебя тревожит, и могу лишь догадываться, но... ты не один. Пожалуйста, помни об этом. Разумеется, он не один. Только по ночам ощущает, как плашмей падает в бесконечную неизвестность, которая олицетворяет его будущее, а так — всё хорошо. Джеймс зацепился взглядом за ключицы друга. Даже издалека были видны его выпирающие костяшки. Регулус не казался дистрофиком, нет. Он выглядел обычным худым парнем, но его состояние пугало всё равно. Сегодня Джеймс так сильно злился на самого себя, что его ярость могла вылиться и на невиновного. Регулус ежедневно боролся со своим телом, не прося ни у кого помощи; он не рассказывал о том, что его тревожит, как тот же Джеймс. В этом они на равных, и прямо сейчас это раздражало. Джеймс не понимал, как Регулус может так относиться к себе, когда был на самом деле лучше кого бы то ни было. В своей немного расстёгнутой свободной рубашке с коротким рукавом на концерте, где оказалось жарче, чем в бане, Регулус подпевал под Mardy Bum с опрокинутой головой назад, с выпирающим кадыком и с самым счастливым горящим взглядом. Талантливый, с огромными возможностями, с которыми можно вступить во взрослую жизнь, и такой независимый. У Регулуса были проблемы в семье, но он не размяк, как Джеймс. Джеймсу повезло с родителями, с друзьями и со школой; его никто не травил, его все любили, и что из этого вышло? Неужели он такой неблагодарный? Неужели у него есть причины строить из себя недовольного? Джеймс ни за что не признался бы, что его гложет апатия и слабость в ногах по утрам, которая не заканчивалась сразу же после пробуждения. Потому что он привык к успокоительным со снотворным и принимал их чаще, чем рекомендованные тренером БАДы. Он мог закончить свою жизнь так же трагично, как Мэрилин Монро. Он мог в один день просто не проснуться. Для него это не так тяжело, как давящие мысли, не дающие заснуть. И по этой же причине Джеймс продолжал спускаться с лестницы и встречать маму с улыбкой до ушей; он продолжал выскакивать из дома и сигать на спину Сириуса, чтобы они бежали в таком положении до самой школы; он продолжал тренировать маленьких детей в свободное время на футбольном поле (хотя был готов упасть от бессилия на скамейку запасных); он продолжал выписывать в конспект в час ночи даты из учебника, которые не продиктовал учитель; он продолжал заводить будильник на шесть утра, потому что договорился с тренером о пробежке; он продолжал поддерживать друзей в любое время суток, подбирая правильные слова и проникаясь их проблемами; он продолжал смеяться до слёз над очередной возмутительной историей Мэри о тупоголовом парне, мысленно коря себя за то, что ничего полезного прямо сейчас не делает. Джеймс продолжал. Он даже не думал о том, что может когда-нибудь остановиться. Нет. Он хотел быть везде и сразу, оставаясь лучшим во всём и не давая себе спуску, как было три года назад. Если Джеймс не будет заниматься делом, то он лишится возможностей. Если он не будет помогать отцу подготавливать машину к продаже, то он станет худшим сыном на свете. Если он не будет копить деньги на колледж, то окажется нерациональным и ветреным подростком. Таких «если он» было по тридцать штук на один день. Так что сейчас, если он признается Регулусу, что просто заебался, то будет нытиком. Его проблемы ничего не стоят. Он в полном порядке. Он со всем разберется сам. — Спасибо, Регулус, — беспечно произнес Джеймс. — Но я правда в норме. Меня часто укачивает, я... плохо чувствую себя в машине. Регулус, конечно, ему не поверил: это было видно по его лицу. Однако друг кивнул, возможно, понимая, что сейчас Джеймс не готов кому-либо открываться. — Я рад, что мы встретились, — пожал плечами Реджи. — Твои друзья ещё круче, чем я представлял. Особенно Питер, — он засмеялся. — Теперь я знаю, какой человек из всей планеты готов пойти по головам с молотом Тора, чтобы заполучить лимитированную футболку с попсовым Элвисом Пресли. — Пити ценитель искусства! — О да. — Регулус прошелся большим пальцем по нижней покусанной губе, стирая кровь. — И Лили очень милая. Так приятно, что они с Римусом нашли общий язык и поддержку... поступать в один вуз в один год с кем-то — это очень ценно, как мне кажется. — Два задрота идут к успеху. Если повезет, нас ждут ежедневные дебаты о вреде атомной бомбы в какой-нибудь кафешке. — Или о популярности авокадо в Pinterest… — Эти тарелки с киноа или кунжутом и с разложенным полукругом авокадо с оливковым масло и с подписью «НАЧИНАЕМ ДЕНЬ С ЖИРОВ, НО НЕ ЗАБЫВАЕМ ИХ СЖЕЧЬ, ЗАЙКИ!» — Не-е-ет, прекращай! — Сегодня я встала в пять часов утра, сделала зарядку, генеральную уборку, ланч, ужин и смузи, медитацию, работу, и такая продуктивность у меня правда каждый день, я не шучу! Живите в гармонии с собой и в ресурсе. — Какой же ты едкий, — улыбнулся Регулус. — Люди стараются жить идеально, как же ты не понимаешь... — Тогда я желаю им не потонуть в токсичной продуктивности. — А ты не думал, что они со всем на самом деле справляются? Или, может быть, это просто красивая картинка для социальных сетей. Джеймс постарался пропустить это мимо ушей, но не смог. Его расстраивало предположение, что другие люди справляются, а он — нет. Это эгоистично, тупо и неправильно, и всё же он не врал себе, когда через усилие, но признавал: у него не получается всё совмещать. Проблема не в обстоятельствах. Проблема в нём. — А ты бы успевал так разрываться? Мы же европейцы. — Ты знаешь, — Регулус вытащил травинку, — мне нравится проебываться, чтобы семья оценила. — И ты не боишься возвращаться домой? Вальбурга, должно быть, сильно разозлилась из-за твоего почти недельного побега. — Она знает, что я поехал навещать Римуса, и не будет разводить панику, зная, что ничего из этого не выйдет. Слишком гордая для этого. — Но тебе попадет? Они оба знали ответ. Регулус ничего не ответил, лишь опустил глаза. — Мы найдем способ… помочь тебе, — пообещал Джеймс, хотя понимал, что эти слова ничем не подкреплены. У них не было никакого плана. — Всё наладится. Вон! — Он тут же поменял тему, взглянув на Лили и Римуса с шопперами в руках. — Экологичные вернулись! Лили оглянулась в поисках Питера, который должен был уже давно найти им места и вернуться. Искать его не пришлось: друг бежал прямо к ним, но как-то слишком быстро даже для голодного. — ВАЛИМ, — закричал он, пробегая мимо, и, не останавливаясь, пояснил: — ВСЕ В МАШИНУ, ЗА МНОЙ УВЯЗАЛИСЬ КОПЫ. — Какого черта... — Римус обернулся и с округленными глазами заметил охранников, приставленных для порядка, которые явно гнались за Питером. — О черт! Джеймс резко поднялся и перехватил пакеты Лили; она уже обливалась своим уникальным списком матов и искала ключи от машины в сумке, ускоряя бег. — Я так и знала, что с вашей чокнутой компашкой никакой Кембридж мне не светит! — В той стороне. — Джеймс взял за руку Регулуса и увёл влево, вспоминая дорогу к машине. Им пришлось аккуратно обогнуть фонтан, чтобы выйти на парковку и не сбить никого на своем пути. Лили передала ключи спортсмену Джеймсу, и он ринулся к стоящему возле трейлера Питеру, перекидывая ключи ему. Петтигрю поймал. Хотя бы за это ему не попадет. — Да быстрее же вы! — Я убью тебя, Крысохвост, — пообещала Лили и спешно села в машину. — Я убью тебя второй раз, если окажется, что ты не умеешь водить машину. — Все сели? — ЖМИ НА ГАЗ. — О боже, боже, боже! — Римус обернулся раз пять. — Мы убежали от людей закона, мы преступники! Если нас поймают... — Хорошо, что я успела к бабушке, пока вы торчали на своем концерте... — Лили открыла бардачок, чтобы взять расческу. — Всё в порядке! — возразил Питер. — ЗА НАМИ ГОНЯТСЯ КОПЫ. — Мы оторвались! — Что. Ты. Наделал? — Лили, дыши и убери это устрашающее приспособление для своих шикарных рыжих волос... — крутил баранку задыхающийся Питер. — Я всего лишь врезал копу при исполнении, но он не был похож на копа. — Что ты сделал? — Джеймс смахнул спавшую прядку со лба. — Как тебя, блять, угораздило? — Он оскорбил меня! — В голосе Питера проскальзывала обида. — Сказал своему другану, что я типичный толстомордый фанат безвкусной попсы! Все разом замолкли. Джеймс мог поклясться, что слышал, как сглотнул Реджи и опустил голову. Это всегда было омерзительно. Питера часто задевали в школе, и Джеймс считал своим долгом его защищать. Он понимал, что защита никак не помогает другу справиться с ушатом дерьма, который взваливается на его плечи при всяком удобном случае, поэтому Джеймс чувствовал утомительное отчаяние от того, что он не был в силах помочь по-настоящему. Питеру говорят в лицо и за спиной, что он не заслуживает быть в их компании с Сириусом; и ему приходится это терпеть. Питер не жалуется никому: он только машет рукой и уверяет, что всё это его не задевает, каждый раз, как Джеймс старается с ним заговорить на эту тему и дать понять, что злые люди не должны его сломить и испортить жизнь. Крысохвост держался. Он сносил любые клички вроде «жиробасины» или «укротителя булочной на Бейкер-стрит», брошенные одноклассником в столовой. Удивительно, что Питер сорвался только сейчас, а не раньше. — Да, он мудак, и не заслуживает никакого уважения, — спокойно сказала Лили. — Но нельзя пускать в ход кулаки, даже если человек сильно ошибается. — Ты не понимаешь, — покачал головой Питер, готовый вот-вот зарыдать. — Ты не сталкивалась с этим. Не тебе, Эванс, решать, как на подобное реагировать. — Я могу представить. — Не можешь, — резко оборвал её Питер. — Ни ты-отличница-любимица-учителей, ни Сириус-король-всей-школы, ни Джеймс-незабываемый-капитан-команды. Никто из вас не получал клочок бумаги в спину на уроке английского с посланием о том, как вы похожи на слона, потому что перекрываете весь вид на доску. Не вам физрук давал указание сделать упражнения на пресс в два раза больше, чем все остальные. Не у вас выхватывали банан из рук, чтобы демонстративно его выбросить. Не вас гнобили с первого класса по сей день. Так что не говори мне, что можешь всё это представить. Ты не можешь. Никто из вас. — Питер... — Джеймс вздохнул. В его голове было так же пусто, как внутри, и ноль здравых рассуждений. Он корил себя за то, что не мог успокоить друга, хотя должен был. Ярче всего Джеймс осознал, как сильно он устал от переживаний за всех. В его жизни не было места для того, чтобы полежать и подумать о себе. Он всегда думал в первую очередь о других. И это его изнуряло. — Давайте остановимся у заправки, — предложил Регулус. Может быть, кто-то Джеймса понимал и умел считывать. Он был готов продать душу за остановку на заправке.