Вишнёвые жвачки

***

Среда, утро

(9:01) Регулус? (9:01) Когда твоей злюки мамулюки не будет дома? (9:03) Сейчас. (9:03) Они с отцом отъехали по очередным «неотложным обстоятельствам». (9:04) О, отлично. (9:04) Джеймс. Что ты опять придумал? (9:09) Крошка, не кипятись. (9:10) Я всего лишь нанял 17274891 спецназовцев, чтобы они проникли в твой неприступный замок и вызволили, как в «Шреке». (9:11) Согласись, «Шрек» сюжетом круче. В основном за счет осла. (9:59) Не знаю ничего насчет осла, но тебе стоит выглянуть из окна... (9:59) Поттер. (9:59) ...и придется смириться с тем, что я теперь знаю твой адрес. (10:00) Каким образом? (10:00) *заигрывающий смайлик* (10:00) Ты серьезно привязал Сириуса к электрическому стулу и пытал его пирожным до тех пор, пока он не прокололся? (10:01) Стул не был электрическим... (10:01) ДЖЕЙМС (10:02) Давай выкладывай уже. (10:02) Нечего выкладывать. Просто выйди на балкон. (10:02) Нет, мне страшно. Вдруг ты там с букетом алых роз. (10:03) Я не настолько кринжуля, Редж. Всё в приличном виде. (10:06) Короче, звоню тебе. [ВЫЗОВ: ДЖЕЙМС] — Привет. — Зачем мне выглядывать из окна? — Можешь выйти во двор. — Кто тебя вообще пустил... — А с чего ты взял, что меня кто-то куда-то пускал? — Хочешь сказать, что ты за день нашел тайную лазейку, о которой я не знал всю жизнь? — Хочу сказать, что у тебя добрейший и милейший охранник. Он любит зефирки и смешных футболистов. А ещё Роберта Планта. — Ты чокнутый. — Нет, я зайка. — Что. Ты. Придумал? — Хочу порадовать тебя в этот невероятно солнечный день. А ещё я хочу раздеться, потому что тут очень жарко, но боюсь, что мама с коляской воспримет мои действия иначе. — Я не понимаю, где ты сейчас находишься? — В кустах. Но не возле твоего дома, я там уже был и недавно ушел. — Джеймс. — Я всё объясню, когда ты выйдешь на улицу. Пожалуйста. Я тебя не увижу. Я планирую зайти в магазинчик неподалеку. Полагаю, там продают комиксы? — Да, и пистолеты. Только игрушечные, к сожалению. — Реджи-и... поверь мне. Ничего сверхъестественного. Только ты и мечта всей твоей жизни. — О, так ты притащил бассейн с надувным арбузом? — М... это не входило в мои планы, но на будущее я отложил. Ну? Уломал? — Я спускаюсь по лестнице и попутно надеваю рубашку. Вот чего ты добился. — Напоминаю, на улице сорок градусов. — А теперь я напяливаю ботинки и завязываю шнурки. Зачем я озвучиваю все свои действия? — Наверное, это практика виртуального общения, чтобы сымитировать живой разговор. Но я представляю, как ты своими длинными пальцами с зеленым лаком на ногтях завязываешь непослушные шнурки, откидываешь кудряшки назад, а потом встаешь с этой рубашкой с коротким рукавом в тропический принт, как у Ричи из «Оно», и вспоминаешь о забытой серебряной сережке на тумбочке. А потом быстро бежишь вновь по лестнице, чтобы впихнуть украшение в левое ухо.  — Оставь эротические фантазии при себе. Я всё. — Умничка. А теперь визуализируй моё прекрасное лицо с аватарки и представь, что я лечу над тобой, как ангел. — Крипово. — Но значимо. А теперь... выходи. И закрой глаза. И не споткнись об убогий горшочек с неизвестным растением, которое нужно срочно полить. — Я предчувствую испанский стыд. — Заткнись. Ты вышел? Вышел-вышел-вышел? — Поттер. — Можешь не благодарить, я знаю… я понимаю твоё шокированное лицо и сжатые органы от мягкой мелодии, которая проникает в уши и расслабляет всё тело. Тебе хорошо и успокоительно, и ты не можешь подобрать слов лучше, чем… — Какой пиздец. Почему я слышу La Seine Ванессы Паради? — Потому что я расположил самый топовый проигрыватель на траве у твоего дома и через блютус врубил самое красивое, что ты когда-либо слышал? — Боже. Ты действительно это сделал. — А ещё я оставил записочку. — Да, тут написано: «Ты солнышко, так что сияй». Это так по-гейски… — Вчера мне приснилось, как я пил циркорий вместе с леди Ди в элегантной шляпке. Она сказала, что я очень похож на француза и что мне пошла бы химическая завивка. И я подумал о тебе. Ну, знаешь, чтобы приободрить тебя из-за всей нелепицы с семьей и ещё мне кажется, ты очень смахиваешь на француза. Даже по голосу. И вообще у тебя любимая исполнительница — Эдит Пиаф, о чем речь? Я решил, что Ванесса Паради входит в тройку фавориток и сегодня утром воспламенился идеей тебе сделать приятно. Я боялся охраны, но понадеялся на свою очаровательность и харизму. Прокатило, конечно. И я вполне допускаю, что это может быть кринжово, но я также довольно часто совершаю нелепые поступки, когда хочу развеселить кого-то, и ещё недавно мне это удавалось... Если тебе не нравится или что, я пойму, ты не бойся меня расстроить. — Нет, Джеймс. Это очень красиво. Я имею в виду... это так до чёртиков мило. Ты во сколько встал, чтобы до сюда доехать? — Я почти не ложился, но это было увлекательно. От мамы мне досталось по телефону, когда она обнаружила пустое место за столом и минус рот для блинчиков с кленовым сиропом. Однако она у меня женщина опытная, привыкла. — Я даже не знаю, что сказать... спасибо тебе, Джеймс. Огромнейшее, большущее, необъятное спасибо. Мне ужасно нравится расцветка. — Это обычный черный цвет, Редж. — Плевать. Тут сочетается черный с белым и можно наклеить много-много стикеров. Я поставлю эту красоту на тумбочку возле плаката с Боуи. — Вальбурга не запалит? — Тоже плевать. Я устрою скандал, если у неё хоть один вопрос возникнет, откуда я взял проигрыватель. — Я рад, что тебе понравилось. — А я рад, что ты рад, Джеймс. — … — Я буквально слышал, как ты улыбнулся. — А ещё зажмурился… в этом магазине с комиксами желтый цвет так сильно бьет в глаза. — Что рассматриваешь? — Арбузный лёд и веер. Сейчас это моя мечта, но вроде как здесь есть одинокий кондиционер, если я не ошибаюсь? О боже. — Что там? — Я ЧУВСТВУЮ МОРЕ. ЧЕРНОЕ. — Каким образом… — Чтобы видеть, надо смотреть. Тут полно мышей и кошек на глянцевых журналах. Скажи мне честно, ты до сих пор читаешь «Тома и Джерри»? — Эта мышь должна быть когда-нибудь сожрана. Пищевая пирамида и все дела. Я жду этого часа, вот и всё. — Как ты смеешь такое говорить вообще. — Я предчувствовал твое негодование. — На самом деле Том обожал Джерри. Уильям Ханна же говорил, что есть много серий, где кот любит мышонка, даже спасает его от переохлаждения. Проблема в Томе: он хочет выслужиться перед хозяйкой, поэтому гоняется за Джерри. В оригинальной версии они даже не убивали друг друга, это уже другие студии рисовали, как кот-друг Тома съедал Джерри. Или как и Том, и Джерри состарились и одновременно попали в рай. — О, так ты любишь абьюзивные отношения? Они же бьют друг друга постоянно. — Это проблема современного мира. И несовременного тоже. Я думаю, логической концовки «Тома и Джерри» нет, так что твоя отмазка не работает.  — Дай угадаю: ты сам до сих пор штудируешь «Чародеек»? — Младшая сестра моего друга очень милая. Мне приходится дарить ей что-то на день рождения и заодно проверять информацию, которую это невинное дитё поглощает. Оказывается, она ссытся от плохо прорисованных героинь и Калеба. И я с ней в этом солидарен. — Теперь я знаю, что нужно положить на траву возле твоего дома. — Разумеется. Но нет, сюда я пришел за «Песочным человеком» Нила Геймана и... кажется, мне нужно отговорить девочку от страшной ошибки. — Не подходи к ней. — Мисс, извините, вы рассматриваете этот выпуск? Он плох, он отвратительно ужасен, вы знаете, когда я осознал, что потратил на это семь долларов и ничего не потерял бы, если бы перешел сразу к следующему выпуску, где уже наклевывается развитие их отношений, то ни за что бы не доверился улыбчивой кассирше. Вам спасибо. — Ты правда такой социальный человек? — Я просто спас девочку от потери карманных денег, только теперь меня люто ненавидит консультант. Он отчаянно пытался пропихнуть ей выпуск, который никто не берет. Лох. Я гожусь в роли Робина Гуда? — Робин Гуд секси. Мне не нравятся киноадаптации, но нарисованный чувак в капюшоне с луком в зелёно-белом одеянии... — Ни слова больше. За это я и люблю Хэллоуин. — Ходишь с той же младшей сестрой своего друга с пустой корзинкой по домам, прикрываясь тем, что за ней нужен досмотр? — Я в этом плане более смелый, поэтому надеваю маску Зорро и говорю, что у меня резкий скачок роста, я болен, и я хочу конфет. — Ты снят с роли Робина Гуда. — Забудь, что я только что сказал. И наконец-то! Ты смеешься. — Я смеюсь. — И что сейчас? Ты мысленно просишь меня вырубить Эда Ширана? — Я так понимаю, твой плейлист не менялся с 2017 года? Но нет, я лежу на траве, при этом складываю руки в замок на груди и постыдно подпеваю. — I’m in love with the shape of you. — Самое банальное, что ты мог сделать. — Эд Ширан вечен. Ты не можешь меня осуждать за то, что я его фанат спустя шесть лет. — Ни в коем разе. — Да. Я признаюсь. Я люблю его клипы и даже тот, в котором он отчаянно пытается прорекламировать свой пресс и способы получения этого пресса, а потом выходит на ринг, и его мочат и поднимают в знак победы. Я даже люблю тот момент в конце, когда возлюбленная рыжика эпично прыгает, целясь ногой прямо в лицо его противника. Это даже звучит круто. — Для фриков? Может быть. — Слушай, я иногда не улавливаю, когда ты меня хвалишь, а когда унижаешь. — Я сам своего рода фрик. В этом нет ничего оскорбительного. — Come on, be my baby, come on. — Джеймс, ты пел в хоре? — А что, у меня потрясный голос? А? — Ты сам это сказал. — Ты считаешь, что я хорошо пою? — Ты хорошо поешь Эда Ширана. — Приехали, я тяну из тебя комплименты... — Я не могу сказать, что у тебя прекрасный голос, Джеймс. Иначе ты окончательно преисполнишься в своем познании. И мы договаривались искоренить любой флирт. — Как друг тебе говорю: я хотел бы услышать, как ты поешь. — Как друг тебе отвечаю: ни за что. — Пожалуйста. Я не собираюсь забрасывать наши уроки музыки. Кстати, как насчет сегодня? Свободен? — Я не могу пока точно сказать, потому что планировал сегодня поехать к Римусу. Скорее всего, не смогу, не буду же я брать гитару с собой. Но мы определённо устроим марафон ромкомов. — О. Круто. — Это что в твоем голосе? — А что в моем голосе? — Нотка ревности. Джеймс, ты можешь смотреть ромкомы с нами. Не думаю, что Римус будет против твоей компании. — А Питера я позову? Он очень хороший мальчик, когда его отвлекает романтическая комедия. — Бери. — Спасибо-спасибо-спасибо. Бедный фрик в моем доме будет подпрыгивать от злости, когда услышит голос Райана Гослинга в «Дневниках памяти». — Да, пока не забыл, а то мне скоро уходить. Ты с Сириусом всё ещё не разговариваешь? — Как зашла речь о фриках, сразу о брате вспомнил? Ты такой Блэк. — Увы. — Сириус дал ваш адрес сразу, как только я попросил, и мы заодно поговорили. Из нашего длинного и серьёзного разговора я так и не понял ничегошечки, если честно. Сириусу кажется, что он, видимо, сделал всё правильно. Он даже злится на тебя за то, что ты злишься на него... в общем. Я понял, что это дела Блэков, а они для меня всегда будут непонятны. Это ваш конфликт, Редж. Мне просто хочется, чтобы все, кто этого заслуживает, были счастливы. Ты должен быть счастлив. И поверь, на свете есть люди, которые прямо сейчас могут сделать всё, чтобы вытащить тебя из глубин этого ада. — Ты всё-таки планируешь захватить мой замок, как в «Шреке»? — Меня смущает только тот факт, что мой осел по сюжету влюбляется в дракониху, а дракониха — это Вальбурга. Хотя Питер вполне может сыграть роль осла… Миру нужен ремейк. — Миру определённо, но мне правда пора. Я должен успеть одеться до автобуса. Спасибо тебе ещё раз за это чудо, Джеймс Поттер. — Всегда к вашим услугам.

***

После недолгого разговора с Джеймсом Регулус завязал шнурки от берцев, накинул на плечо рюкзак и спешно спустился по лестнице. В этот раз он ничего не просчитывал, когда проходил мимо семейного древа. Он не предупредил Вальбургу заранее и не сообщил няне, куда собирается. На самом деле Регулус даже не думал это делать. В его животе урчало; счетчик показывал, что на завтрак ушло 200 калорий, а значит, оставшиеся 300 ему придется распределить на обед и ужин: оставить гарнир и сократить его в два раза. А желательно вообще съесть одно яблоко и выпить таблетки для снижения аппетита, у которых миллион побочек. Регулус вытащил из холодильника бутылку воды и прижал ко лбу, выдыхая. На улице стояла невыносимая жара, и он периодически освежался то прохладным душем, то фруктовым льдом. Щеки всё равно краснели, но Редж был в силах с этим смириться. Он протер лоб рукавом от толстовки, понимая, что выглядит глупо. Из-за его комплексов приходится терпеть много неудобств. — Ты не перекусишь? — спросила его Пинс. Она сразу поняла, что ответ ждать бесполезно, поэтому перешла к сути: — Ты же спросил у Вальбурги разрешения, я надеюсь? Регулус отвёл взгляд от авокадо, который нарезала Пинс, и попытался подавить тянущую боль в низу живота. Он очень хотел есть. Наверное, он съел бы ненавистный омлет или жареный сыр, от которого тошнило. Вчера ночью Регулус взвесился и обнаружил, что вес стоит на месте. При его росте в сто семьдесят восемь сантиметров шестьдесят килограмм считалось по всем параметрам критическим, но он осуждал индекс массы тела, который вечно драматизировал. У него скорее избыточно, нежели «недостаточно». Регулус открыл ящик с аптечкой и вытащил препарат для снижения усталости. Это был компактный бутылек с горьковатой жидкостью, и нужно было размешать лекарство в стакане воды перед его принятием раз в день. — Пинс, — выдавил он, кривясь от неприятного привкуса и прикрывая рот рукавом толстовки, — ты не видела мои наушники? Няня даже не обернулась, понимая, что её осуждающий взгляд на стакан ничего не изменит. Регулус не слушал её раньше, не послушает и сейчас. — Я не видела твои наушники с того раза, как ты оставил их на кухонном столе. — Класс, — раздраженно выдавил он. Если Регулус не нашел наушники в закромах одеяла, в рюкзаке и в шкафу, а Пинс их давно не видела, значит... — Она и их спрятала? Легка на помине. Вальбурга сию же секунду появилась в пороге в своем излюбленном чёрно-белом костюме, с пучком на голове и золотыми сережками-кольцами. Она вернулась совсем недавно в хорошем настроении, и было очевидно, что сделка прошла успешно. Орион не скрывал своего счастья и поручил Пинс накрыть стол вечером для званого ужина, на котором должны были присутствовать все члены семьи. Регулус не знал о планах родителей раньше, но всё равно не отменил бы свою поездку, если бы был в курсе. Он едет к Римусу на ночевку, и на этом всё. Он не соблюдает меры наказания и плюет на домашний арест, и на этом тоже всё. Он не обязан быть марионеткой в руках родителей и делать то, что ему скажут в самый последний момент. Он не должен мириться с участью наследника; не должен ждать утопического спасения, потому что такое бывает лишь в очень хороших фильмах со счастливым концом. Регулус сам может отстаивать свои границы и бунтовать, и пускай у него какой угодно запущенный подростковый возраст. Выжить в среде Блэков получится только так. Либо ты противостоишь, либо приспосабливаешься. Вальбурга не оторвалась от своего телефона и привычным властным голосом произнесла: — Куда ты собрался? — Она исподлобья взглянула на сына. — У нас сегодня званый ужин. Оденься поприличнее и будь готов к шести. Регулус был страшно зол на неё. Как и всегда, но сейчас ему особенно сильно хотелось хлопнуть дверью перед её же носом. — Ты пополнел. — Мама подняла голову выше, и теперь её взгляд ходил по всему телу сына. Отлично. Просто великолепно. Регулус зажмурил глаза. Его ноги подкашивались от усталости и без слов, бьющих по самому больному. На душе стало как никогда паршиво. Он привык; он должен был привыкнуть. Каждый раз разговор с матерью заканчивался одним и тем же. «Ты слишком худ», «тебе нужно поправиться»; «ты пополнел, старайся себя контролировать» и всё в этом роде. Не Вальбурга была причиной возникновения его болезни, но именно она стала чем-то вроде остановки. Как в метро, когда поезд сначала тормозит, а затем резко набирает скорость. Его «диета» в пятьсот калорий так же тормозила после очередного комментария матери относительно его тела. Тогда Регулус срывался и позволял себе то, что раньше было под запретом. Чипсы в неэкологичной упаковке с маркировкой 7, залежавшийся торт, фастфуд и ужасно калорийная арахисовая паста. После дня пущей ненависти к себе он быстро уходил в период голодания. И сейчас Регулуса затормозило. В который раз. Он чувствовал неимоверное отчаяние от этого замкнутого круга, из которого никак не мог выйти; и это было как американские горки. Как колесо обозрения. Его жизнь делилась на несколько абсолютно болезненных стадий, которые убили бы моральное состояние любого человека. — Врач сказал постепенно увеличивать дозу для... — Я помню, — Пинс испуганно перебила Вальбургу. Регулус понимал, о чем они говорят. Няня втихую добавляла пищевые добавки для набора массы в кашу, суп и любую другую еду. Это антигуманный, но эффективный способ довести Регулуса до стабильного состояния, если бы Регулус вообще ел то, что ему дают. Пинс считала, что всё умело скрывает, хотя в реальности Блэк раскусил её с того раза, как искал таблетки от мигрени в аптечке и наткнулся на постыдно спрятанный бутылек. В этом доме все сошли с ума. — Ты слышал меня? Он не ответил матери, лишь надел быстро найденные наушники, врубил Paranoid Black Sabbath и на бегу засунул в рюкзак зарядку. К чёрту. Он не сорвется. Он собьет с весов эту грёбаную цифру в пользу пятидесяти девяти. Регулус делал всё быстро и даже сквозь сексуальный голос Оззи Осборна услышал, как Вальбурга прокричала ему: «Только попробуй выйти из дома!» И он вышел. Если раньше Регулус послушно бы поник и поплелся в свою комнату, то сейчас он обернулся, когда открывал дверь, и показал средний палец. Плевать. Боже, как же ему плевать. Появление Джеймса так сильно повлияло на его жизнь? Регулус не знал. Он демонстративно лопнул шар из дешевой жвачки, в которой не было сахара и которая спасала его от жажды еды, потому что так делают все клишированные подростки. В его мыслях крутилось много слов, перебивающих вокалиста рок-группы, но это даже было хорошо. Пускай его семья катится куда подальше, пускай их надежды на прилежного наследника горят синим пламенем, пускай они обломаются ещё раз. Главное, что он здесь и сейчас смог без малейшего страха пойти против родителей. Это было грубо, инфантильно и не круто, но перед Вальбургой — ещё как терапевтично. Выражение матери можно было сравнить с её же реакцией на каминг-аут Сириуса. Это совершенно разные вещи по степени тяжести — средний палец и новость о сыне гее, но у Вальбурги свои представления о жизни, а Регулусу в любом случае было приятно. Он всегда восхищался смелостью Сириуса в такие моменты, и теперь осознавать, что он может так же, дорогого стоит. — Немедленно вернись в дом! Дверь захлопнулась именно на строчке «Happiness I cannot feel», и Регулусу было тошно: настолько он с этим согласен. Ему надоело мириться с постоянным насилием в семье; надоело понимать, что другие люди живут в гармонии. Он всецело рад за Джеймса и Сириуса, это правда. Они заслуживают хорошей жизни. Но и Регулус тоже этого достоин. И когда ему радоваться за себя? После выпуска из школы? А что изменится? Он устроится на работу официантом до конца своих дней, потому что колледж ему не светит? Даже если Регулус сбежит, необходимы деньги на проживание и учёбу: он не собирается оставаться без образования, пускай из-за этого ему придется жить в одном доме с деспотом. Пускай раньше он мечтал как можно скорее отдалиться от семьи, и это заряжало, давало силы жить. Это лишь мечта. Регулус не стал подходить к охраннику и просить открыть новый дизайнерский забор, который можно было легко перелезть. Он быстро и успешно его перепрыгнул, подтягивая лямку рюкзака. Сам по себе Редж лёгкий, как пушинка, и сам чувствовал это. Ему было проще управлять своим телом, но труднее всего — заставить себя это сделать. Он пил витамины для энергии, однако слабость в конечностях всё равно чувствовал, да и волосы со временем стали выпадать при мытье, хотя раньше у него не было никаких сдвигов в организме за счет дозы полезных веществ от одной капсулы. На БАДах он долго не продержится. Это было ясно с самого начала. Регулус постарался сконцентрироваться на дороге и отогнать все мысли о матери и о своем теле. До Римуса доехать можно было быстро, если получится вовремя сесть на ближайший автобус и не заходить по дороге в Sister Ray Он успел до остановки и забежал в последний момент в транспорт, который довозил до нужной точки. Только тогда Регулус понял, как сильно задыхается. В горле пересохло, и он сто раз пожалел о том, что не взял скейтборд, хотя с ним проблематично было бы перепрыгнуть забор. Музыка в плейлисте неожиданно переключилась на Promise Not To Fall, успокаивая после рока. Регулус уместился на свободное место у окна в середине автобуса, откуда было видно других пассажиров, обращенных к нему лицом. Он, как обычно, никого не разглядывал: вместо этого поправил наушники, оттянул ворот чёрной толстовки, чтобы запустить прохладный воздух, и заправил спавшие кудряшки за ухо. Его взгляд зацепился за подростка, который сидел неподалеку, прямо возле выхода, и прижимал к животу пакет из мармеладной лавки. Его лицо показалось очень знакомым, и Регулус едва не дрогнул, когда признал в нём Поттера. Джеймс пялился в окно и двигал головой в такт музыки, которая играла из его эппловских наушников. Видимо, он зашел не только в магазин за комиксами, но и в парочку других, и теперь возвращается домой. Регулус плохо его видел из-за отстойного зрения, однако всё равно зацепился за тёмно-зеленую футболку и руки, сжимающие пакет; натренированные руки, такие, о каких он мечтал с первого дня «диеты». У Джеймса было видно хорошее тело даже издалека. Солнце слепило, а реклама Теслы в автобусе звучала тихо-тихо, не перекрикивая Human touch. Регулус прикрыл рукой левую сторону лица. Он не мог представить себя рядом с этим человеком в качестве знакомого (не то что друга). Джеймс был пришельцем, когда жмурился от света, который падал на его карие глаза: ничего милее мир не увидит. И тем более Регулус. Он отогнал от себя эти навязчивые мысли и вытащил телефон, чтобы отвлечься, потому что нельзя пялиться всю дорогу на человека, как бы это привлекательно ни было. Он не сталкер, чёрт возьми. (12:04) Я ВСТРЕТИЛ ПОТТЕРА (12:04) ПАНДА (12:04) Я (12:04) УВИДЕЛ (12:04) ЕГО (12:04) В АВТОБУСЕ ПО ПУТИ К РИМУСУ, БЛЯТЬ. (12:06) я̲ ̲н̲е̲ ̲п̲о̲н̲и̲м̲а̲ю̲,̲ ̲п̲о̲ч̲е̲м̲у̲ ̲в̲ы̲,̲ ̲т̲у̲п̲и̲ц̲ы̲,̲ ̲е̲щ̲е̲ ̲н̲е̲ ̲в̲с̲т̲р̲е̲т̲и̲л̲и̲с̲ь̲. (12:06) м̲о̲й̲ ̲а̲к̲к̲а̲у̲н̲т̲ ̲п̲о̲л̲о̲н̲ ̲т̲в̲и̲т̲о̲в̲ ̲о̲ ̲т̲о̲м̲,̲ ̲к̲а̲к̲ ̲я̲ ̲с̲л̲у̲ш̲а̲ю̲ ̲в̲а̲н̲и̲л̲ь̲н̲ы̲е̲ ̲с̲о̲п̲л̲и̲ ̲с̲в̲о̲е̲г̲о̲ ̲д̲р̲у̲г̲а̲ ̲г̲е̲я̲ ̲2̲4̲/̲7̲,̲ ̲а̲ ̲э̲т̲о̲ ̲б̲о̲л̲ь̲ш̲е̲,̲ ̲ч̲е̲м̲ ̲м̲о̲й̲ ̲п̲е̲р̲в̲ы̲й̲ ̲о̲п̲ы̲т̲ ̲б̲е̲с̲п̲р̲е̲р̲ы̲в̲н̲о̲г̲о̲ ̲п̲о̲в̲т̲о̲р̲а̲ ̲а̲л̲ь̲б̲о̲м̲о̲в̲ ̲Т̲е̲й̲л̲о̲р̲ ̲С̲в̲и̲ф̲т̲. (12:07) Он подарил мне проигрыватель, кстати. (12:07) С̲Т̲О̲П̲ ̲Ч̲Т̲О̲ (12:07) Да, он оставил его на траве у дома с врубленной Ванессой Паради, а сам ушел к комиксам. (12:07) А̲В̲В̲В̲В̲ (12:08) Т̲а̲к̲ ̲л̲ю̲б̲и̲т̲ ̲т̲е̲б̲я̲. (12:08) Это обычная вежливость. (12:08) Я̲ ̲т̲о̲ж̲е̲ ̲в̲е̲ж̲л̲и̲в̲о̲ ̲е̲д̲у̲ ̲к̲ ̲т̲е̲б̲е̲ ̲з̲а̲ ̲т̲р̲и̲д̲е̲в̲я̲т̲ь̲ ̲з̲е̲м̲е̲л̲ь̲,̲ ̲ч̲т̲о̲б̲ы̲ ̲п̲о̲д̲а̲р̲и̲т̲ь̲ ̲п̲р̲о̲и̲г̲р̲ы̲в̲а̲т̲е̲л̲ь̲ ̲и̲ ̲п̲р̲и̲ ̲э̲т̲о̲м̲ ̲н̲и̲ ̲р̲а̲з̲у̲ ̲н̲е̲ ̲в̲с̲т̲р̲е̲т̲и̲т̲ь̲с̲я̲?̲ ̲Н̲е̲т̲.̲ ̲Я̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲п̲р̲о̲б̲о̲в̲а̲т̲ь̲ ̲н̲е̲ ̲б̲у̲д̲у̲,̲ ̲т̲в̲о̲й̲ ̲о̲х̲р̲а̲н̲н̲и̲к̲ ̲д̲а̲с̲т̲ ̲м̲н̲е̲ ̲п̲и̲н̲о̲к̲ ̲п̲о̲д̲ ̲з̲а̲д̲.̲ ̲ (12:09) У меня славный охранник. (12:09) О̲н̲ ̲з̲в̲е̲р̲ь̲.̲ ̲О̲н̲ ̲п̲у̲с̲т̲и̲л̲ ̲Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲а̲,̲ ̲п̲о̲т̲о̲м̲у̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲н̲е̲ ̲у̲с̲т̲о̲я̲л̲ ̲о̲т̲ ̲е̲г̲о̲ ̲щ̲е̲н̲я̲ч̲ь̲и̲х̲ ̲г̲л̲а̲з̲ ̲и̲ ̲о̲т̲ ̲в̲а̲ш̲е̲й̲ ̲н̲е̲в̲ы̲н̲о̲с̲и̲м̲о̲й̲ ̲л̲ю̲б̲в̲и̲,̲ ̲а̲ ̲м̲е̲ж̲д̲у̲ ̲т̲о̲б̲о̲й̲ ̲и̲ ̲м̲н̲о̲й̲ ̲и̲с̲к̲л̲ю̲ч̲и̲т̲е̲л̲ь̲н̲о̲ ̲с̲т̲р̲а̲с̲т̲н̲а̲я̲ ̲д̲р̲у̲ж̲б̲а̲. (12:09) Ладно, кончай. Ты сегодня с Ксенофилиусом проводишь время? (12:10) Д̲а̲,̲ ̲м̲ы̲ ̲п̲л̲а̲н̲и̲р̲о̲в̲а̲л̲и̲ ̲п̲р̲и̲г̲о̲т̲о̲в̲и̲т̲ь̲ ̲п̲а̲с̲т̲у̲,̲ ̲п̲р̲и̲к̲у̲п̲и̲т̲ь̲ ̲б̲а̲з̲и̲л̲и̲к̲ ̲и̲ ̲п̲о̲с̲т̲е̲л̲ь̲н̲о̲е̲ ̲б̲е̲л̲ь̲е̲.̲ (12:10) Не верю, что это всё. (12:10) Се̲г̲о̲д̲н̲я̲ ̲о̲н̲ ̲п̲р̲е̲п̲о̲д̲а̲л̲ ̲м̲н̲е̲ ̲у̲р̲о̲к̲ ̲д̲о̲м̲о̲в̲о̲д̲с̲т̲в̲а̲.̲ ̲ (12:10) В̲о̲т̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲д̲е̲л̲а̲т̲ь̲,̲ ̲е̲с̲л̲и̲ ̲т̲ы̲ ̲с̲н̲и̲м̲а̲е̲ш̲ь̲ ̲с̲ ̲с̲у̲ш̲к̲и̲ ̲б̲е̲л̲ь̲е̲ ̲и̲ ̲п̲о̲н̲и̲м̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲н̲е̲к̲о̲т̲о̲р̲ы̲е̲ ̲в̲е̲щ̲и̲ ̲е̲щ̲е̲ ̲н̲е̲ ̲в̲ы̲с̲о̲х̲л̲и̲?̲ (12:10) Логичнее досушить их. (12:11) Н̲е̲т̲.̲ ̲П̲о̲ ̲т̲е̲о̲р̲и̲и̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲,̲ ̲н̲а̲д̲о̲ ̲с̲к̲о̲м̲к̲а̲т̲ь̲ ̲м̲о̲к̲р̲ы̲е̲ ̲б̲р̲ю̲к̲и̲,̲ ̲р̲у̲б̲а̲ш̲к̲и̲ ̲и̲ ̲ф̲у̲т̲б̲о̲л̲к̲и̲,̲ ̲к̲и̲н̲у̲т̲ь̲ ̲и̲х̲ ̲д̲р̲у̲г̲ ̲н̲а̲ ̲д̲р̲у̲г̲а̲ ̲т̲а̲к̲,̲ ̲ч̲т̲о̲б̲ы̲ ̲л̲и̲ш̲и̲т̲ь̲ ̲и̲х̲ ̲в̲о̲з̲м̲о̲ж̲н̲о̲с̲т̲и̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲-̲н̲и̲б̲у̲д̲ь̲ ̲в̲ ̲э̲т̲о̲м̲ ̲м̲и̲р̲е̲ ̲с̲т̲а̲т̲ь̲ ̲с̲у̲х̲и̲м̲и̲ ̲(̲м̲о̲ж̲н̲о̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲с̲в̲е̲р̲н̲у̲т̲ь̲ ̲в̲е̲щ̲и̲ ̲в̲ ̲к̲л̲у̲б̲о̲к̲,̲ ̲е̲с̲л̲и̲ ̲п̲о̲л̲у̲ч̲и̲т̲с̲я̲)̲,̲ ̲и̲ ̲у̲д̲а̲л̲и̲т̲ь̲с̲я̲ ̲п̲о̲ ̲с̲в̲о̲и̲м̲ ̲д̲е̲л̲а̲м̲ ̲с̲ ̲н̲е̲в̲о̲з̲м̲у̲т̲и̲м̲ы̲м̲ ̲в̲и̲д̲о̲м̲ ̲х̲о̲з̲я̲и̲н̲а̲ ̲э̲т̲о̲й̲ ̲ж̲и̲з̲н̲и̲ ̲и̲ ̲ч̲у̲в̲с̲т̲в̲о̲м̲ ̲в̲ы̲п̲о̲л̲н̲е̲н̲н̲о̲г̲о̲ ̲д̲о̲л̲г̲а̲ ̲п̲е̲р̲е̲д̲ ̲с̲т̲р̲а̲н̲о̲й̲,̲ ̲в̲о̲з̲л̲ю̲б̲л̲е̲н̲н̲о̲й̲ ̲и̲ ̲с̲о̲б̲с̲т̲в̲е̲н̲н̲ы̲м̲ ̲г̲а̲р̲д̲е̲р̲о̲б̲о̲м̲. (12:11) Я помню, как он мыл посуду и уговаривал прилипшую гречку уплыть в дальнее плавание в канализацию. (12:12) Э̲т̲о̲ ̲е̲г̲о̲ ̲х̲о̲б̲б̲и̲ ̲-̲ ̲р̲а̲з̲г̲о̲в̲а̲р̲и̲в̲а̲т̲ь̲ ̲с̲ ̲в̲е̲щ̲а̲м̲и̲,̲ ̲з̲а̲м̲е̲т̲и̲л̲?̲ ̲ (12:12) К̲о̲г̲д̲а̲-̲т̲о̲ ̲в̲ ̲д̲е̲т̲с̲т̲в̲е̲ ̲о̲н̲ ̲с̲ч̲е̲л̲ ̲з̲а̲ ̲б̲р̲а̲т̲а̲ ̲с̲в̲о̲ю̲ ̲п̲л̲ю̲ш̲е̲в̲у̲ю̲ ̲м̲ы̲ш̲ь̲,̲ ̲и̲ ̲с̲ ̲т̲е̲х̲ ̲п̲о̲р̲ ̲у̲ ̲н̲е̲г̲о̲ ̲с̲е̲р̲ь̲е̲з̲н̲ы̲е̲ ̲п̲р̲о̲б̲л̲е̲м̲ы̲. (12:12) Брось, Ксено зайка. (12:12) Я̲ ̲н̲е̲ ̲с̲п̲о̲р̲ю̲. (12:13) И говори о нем больше. Это захватывает. (12:13) Ну, се̲г̲о̲д̲н̲я̲ ̲у̲т̲р̲о̲м̲ ̲о̲н̲ ̲п̲р̲и̲з̲н̲а̲л̲с̲я̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲е̲м̲у̲ ̲н̲е̲ ̲о̲ч̲е̲н̲ь̲ ̲н̲р̲а̲в̲и̲т̲с̲я̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲я̲ ̲н̲у̲ ̲ч̲е̲р̲е̲с̲ч̲у̲р̲ ̲б̲ы̲с̲т̲р̲о̲ ̲ч̲и̲т̲а̲ю̲.̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲ ̲в̲ч̲е̲р̲а̲ ̲п̲о̲к̲а̲з̲а̲л̲ ̲м̲н̲е̲ ̲с̲в̲о̲е̲ ̲с̲о̲о̲б̲щ̲е̲н̲и̲е̲,̲ ̲а̲ ̲я̲ ̲е̲г̲о̲ ̲з̲а̲ ̲с̲е̲к̲у̲н̲д̲у̲ ̲п̲р̲о̲ч̲л̲а̲. ̲Х̲о̲т̲я̲ ̲о̲н̲,̲ ̲м̲е̲ж̲д̲у̲ ̲п̲р̲о̲ч̲и̲м̲,̲ ̲д̲о̲л̲г̲о̲ ̲п̲и̲с̲а̲л̲,̲ ̲с̲т̲а̲р̲а̲л̲с̲я̲.̲ ̲В̲ ̲и̲т̲о̲г̲е̲ ̲п̲о̲п̲р̲о̲с̲и̲л̲,̲ ̲ч̲т̲о̲б̲ы̲ ̲я̲ ̲е̲г̲о̲ ̲с̲о̲о̲б̲щ̲е̲н̲и̲я̲ ̲ч̲и̲т̲а̲л̲а̲ ̲п̲о̲д̲о̲л̲ь̲ш̲е̲,̲ ̲д̲а̲б̲ы̲ ̲е̲м̲у̲ ̲н̲е̲ ̲т̲а̲к̲ ̲о̲б̲и̲д̲н̲о̲ ̲б̲ы̲л̲о̲...̲ ̲а̲ ̲е̲щ̲ё̲ ̲н̲е̲д̲а̲в̲н̲о̲ ̲о̲н̲ ̲п̲р̲и̲з̲н̲а̲л̲ ̲к̲а̲в̲е̲р̲ ̲н̲а̲ ̲T̲a̲k̲e̲ ̲o̲n̲ ̲m̲e̲ ̲з̲а̲д̲о̲р̲н̲ы̲м̲ ̲и̲ ̲г̲д̲е̲-̲т̲о̲ ̲ч̲а̲с̲ ̲в̲с̲п̲о̲м̲и̲н̲а̲л̲ ̲в̲а̲ш̲и̲ ̲п̲о̲с̲и̲д̲е̲л̲к̲и̲ ̲з̲а̲ ̲г̲и̲т̲а̲р̲о̲й̲ ̲у̲ ̲к̲о̲с̲т̲р̲а̲ ̲п̲р̲о̲ш̲л̲ы̲м̲ ̲л̲е̲т̲о̲м̲. (12:13) Take on me? Йельские пиздюки на переменке? (12:13) О̲,̲ ̲п̲р̲е̲к̲р̲а̲щ̲а̲й̲. ̲Т̲ы̲ ̲т̲о̲ж̲е̲ ̲м̲о̲г̲ ̲б̲ы̲ ̲с̲н̲и̲м̲а̲т̲ь̲!̲ ̲З̲а̲р̲а̲б̲а̲т̲ы̲в̲а̲т̲ь̲ ̲н̲а̲ ̲ю̲т̲у̲б̲е̲.̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲ ̲п̲о̲д̲а̲л̲ ̲э̲т̲у̲ ̲и̲д̲е̲ю̲,̲ ̲о̲н̲ ̲о̲ч̲е̲н̲ь̲ ̲с̲к̲у̲ч̲а̲е̲т̲ ̲п̲о̲ ̲т̲е̲б̲е̲. (12:14) Это взаимно. Только со своими нардами Ксено меня заебал. (12:14) Я горд за него, поступить в Гарвард — дело сложное, но учёба выжимает из него все соки. (12:14) Э̲т̲о̲ ̲п̲р̲а̲в̲д̲а̲.̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲ф̲и̲л̲и̲у̲с̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲в̲о̲ ̲с̲н̲е̲ ̲с̲д̲а̲в̲а̲л̲ ̲з̲а̲ч̲е̲т̲ ̲з̲л̲ю̲к̲е̲ ̲п̲р̲е̲п̲о̲д̲у̲,̲ ̲о̲ ̲ч̲е̲м̲ ̲р̲е̲ч̲ь̲?̲ ̲Ж̲и̲т̲ь̲ ̲с̲ ̲Э̲н̲ш̲т̲е̲й̲н̲а̲м̲и̲ ̲п̲о̲р̲о̲й̲ ̲т̲а̲к̲ ̲с̲л̲о̲ж̲н̲о̲. (12:14) И̲ ̲е̲щ̲ё̲ ̲с̲л̲о̲ж̲н̲е̲е̲ ̲с̲т̲р̲о̲и̲т̲ь̲ ̲о̲т̲н̲о̲ш̲е̲н̲и̲я̲ ̲п̲р̲и̲ ̲т̲а̲к̲о̲м̲-̲т̲о̲ ̲р̲е̲ж̲и̲м̲е̲.̲ ̲Н̲о̲ ̲м̲ы̲ ̲с̲т̲а̲р̲а̲е̲м̲с̲я̲.̲ ̲Д̲о̲г̲о̲в̲а̲р̲и̲в̲а̲е̲м̲с̲я̲ ̲з̲а̲р̲а̲н̲е̲е̲ ̲и̲ ̲п̲о̲д̲с̲т̲р̲а̲и̲в̲а̲е̲м̲с̲я̲...̲ ̲В̲с̲ё̲ ̲о̲т̲л̲и̲ч̲н̲о̲,̲ ̲н̲а̲с̲к̲о̲л̲ь̲к̲о̲ ̲э̲т̲о̲ ̲в̲о̲з̲м̲о̲ж̲н̲о̲.̲ ̲М̲н̲е̲ ̲к̲а̲ж̲е̲т̲с̲я̲,̲ ̲е̲с̲л̲и̲ ̲б̲ы̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲ф̲и̲л̲и̲у̲с̲ ̲б̲ы̲л̲ ̲н̲е̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲ф̲и̲л̲и̲у̲с̲о̲м̲,̲ ̲т̲о̲ ̲м̲ы̲ ̲б̲ы̲ ̲д̲а̲в̲н̲о̲ ̲р̲а̲с̲с̲т̲а̲л̲и̲с̲ь̲. (12:14) Однозначно. (12:15) Я̲ ̲с̲е̲й̲ч̲а̲с̲ с̲м̲о̲т̲р̲ю̲ ̲т̲у̲р̲е̲ц̲к̲у̲ю̲ ̲д̲р̲а̲м̲у̲ ̲и̲ ̲з̲а̲е̲д̲а̲ю̲ ̲с̲в̲о̲и̲ ̲с̲л̲е̲з̲ы̲ ̲ш̲о̲к̲о̲л̲а̲д̲о̲м̲ ̲и̲з̲-̲з̲а̲ ̲р̲е̲а̲л̲и̲с̲т̲и̲ч̲н̲о̲с̲т̲и̲ ̲в̲с̲е̲г̲о̲ ̲п̲р̲о̲и̲с̲х̲о̲д̲я̲щ̲е̲г̲о̲.̲ ̲З̲н̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲к̲а̲к̲о̲й̲ ̲в̲ ̲э̲т̲о̲м̲ ̲с̲е̲р̲и̲а̲л̲е̲ ̲п̲о̲с̲ы̲л̲?̲ (12:15) Не смотреть турецкие сериалы? (12:15) Н̲е̲т̲,̲ ̲г̲е̲н̲и̲й̲.̲ ̲С̲м̲ы̲с̲л̲ ̲в̲ ̲т̲о̲м̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲н̲е̲ ̲с̲т̲о̲и̲т̲ ̲п̲р̲о̲ё̲б̲ы̲в̲а̲т̲ь̲ ̲с̲в̲о̲ю̲ ̲л̲ю̲б̲о̲в̲ь̲ ̲н̲и̲ ̲п̲р̲и̲ ̲к̲а̲к̲и̲х̲ ̲о̲б̲с̲т̲о̲я̲т̲е̲л̲ь̲с̲т̲в̲а̲х̲.̲ ̲Н̲и̲х̲а̲н̲ ̲и̲ ̲К̲е̲м̲а̲л̲ь̲ ̲и̲з̲ ̲«̲Ч̲ё̲р̲н̲о̲й̲ ̲л̲ю̲б̲в̲и̲»̲ ̲с̲о̲з̲д̲а̲н̲ы̲ ̲д̲р̲у̲г̲ ̲д̲л̲я̲ ̲д̲р̲у̲г̲а̲,̲ ̲н̲о̲ ̲н̲е̲ ̲в̲м̲е̲с̲т̲е̲,̲ ̲п̲о̲т̲о̲м̲у̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲д̲р̲у̲г̲о̲й̲ ̲ч̲е̲л̲,̲ ̲Э̲м̲и̲р̲,̲ ̲л̲ю̲б̲и̲т̲ ̲Н̲и̲х̲а̲н̲ ̲и̲ ̲ш̲а̲н̲т̲а̲ж̲и̲р̲у̲е̲т̲ ̲е̲ё̲. (12:15) Я ничего не понял. (12:16) Н̲о̲ ̲я̲ ̲з̲н̲а̲ю̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲о̲н̲и̲ ̲в̲с̲ё̲ ̲р̲а̲в̲н̲о̲ ̲в̲ ̲к̲о̲н̲ц̲е̲ ̲б̲у̲д̲у̲т̲ ̲в̲м̲е̲с̲т̲е̲. (12:16) Т̲а̲к̲ ̲з̲а̲ч̲е̲м̲ ̲м̲е̲д̲л̲и̲т̲ь̲,̲ ̲е̲с̲л̲и̲ ̲м̲о̲ж̲н̲о̲ ̲д̲е̲й̲с̲т̲в̲о̲в̲а̲т̲ь̲ ̲з̲д̲е̲с̲ь̲ ̲и̲ ̲с̲е̲й̲ч̲а̲с̲?̲ ̲ (12:16) Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲ ̲с̲л̲а̲в̲н̲ы̲й̲,̲ ̲я̲ ̲в̲и̲ж̲у̲ ̲э̲т̲о̲.̲ ̲И̲ ̲я̲ ̲з̲н̲а̲ю̲ ̲т̲а̲к̲ ̲ж̲е̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲т̲ы̲ ̲е̲м̲у̲ ̲н̲р̲а̲в̲и̲ш̲ь̲с̲я̲.̲ ̲В̲с̲ё̲ ̲о̲б̲ ̲э̲т̲о̲м̲ ̲г̲о̲в̲о̲р̲и̲т̲. (12:16) Н̲о̲ ̲т̲в̲о̲я̲ ̲н̲е̲у̲в̲е̲р̲е̲н̲н̲о̲с̲т̲ь̲ ̲п̲р̲о̲с̲т̲о̲ ̲м̲е̲ш̲а̲е̲т̲ ̲в̲а̲м̲ ̲в̲с̲т̲р̲е̲т̲и̲т̲ь̲с̲я̲. (12:17) Я̲ ̲у̲в̲а̲ж̲а̲ю̲ ̲т̲в̲о̲и̲ ̲р̲е̲ш̲е̲н̲и̲я̲,̲ ̲н̲о̲ ̲э̲т̲о̲ ̲м̲н̲е̲ ̲н̲е̲ ̲п̲о̲н̲я̲т̲ь̲. (12:17) Мы просто дружим. (12:17) Т̲ы̲ ̲с̲е̲б̲я̲ ̲т̲а̲к̲ ̲у̲с̲п̲о̲к̲а̲и̲в̲а̲е̲ш̲ь̲ ̲и̲л̲и̲ ̲м̲н̲е̲ ̲л̲ж̲е̲ш̲ь̲?̲ (12:18) Это невозможно. Мы как Дуэйн Джонсон и Ванесса Хаджес по комплекции, как Пенни и Леонард Хофстедтер по восприятию этого мира. Мы слишком разные. Ему со временем надоест со мной общаться/постоянно вытягивать из депрессии и поддерживать. А мне надоест его нескончаемый оптимизм и энергичность. (12:18) Что селебрити говорят, когда их спрашивают, почему они расстались с любовью всей своей жизни? Чертово «не сошлись характерами», Пандора. Твои турецкие сериалы нихера не реалистичны. (12:18) Т̲ы̲ ̲ж̲е̲ ̲н̲е̲ ̲х̲о̲ч̲е̲ш̲ь̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲в̲с̲т̲р̲е̲т̲и̲т̲ь̲с̲я̲. (12:19) Прости, мне пора. (12:19) В̲о̲т̲ ̲о̲п̲я̲т̲ь̲ ̲у̲х̲о̲д̲и̲ш̲ь̲ ̲о̲т̲ ̲р̲а̲з̲г̲о̲в̲о̲р̲а̲. (12:19) Моя остановка. (12:19) И я уже пытался с ним встретиться. Как видишь, сама вселенная этого не хочет. (12:20) В̲с̲е̲л̲е̲н̲н̲а̲я̲ ̲с̲у̲ч̲к̲а̲.̲ ̲Я̲ ̲п̲р̲о̲т̲и̲в̲ ̲в̲с̲е̲л̲е̲н̲н̲о̲й̲.̲ ̲Я̲ ̲у̲с̲т̲р̲о̲ю̲ ̲м̲и̲т̲и̲н̲г̲ ̲п̲р̲о̲т̲и̲в̲ ̲в̲с̲е̲л̲е̲н̲н̲о̲й̲.̲ (12:20) О̲ц̲е̲н̲и̲ ̲х̲о̲т̲я̲ ̲б̲ы̲ ̲м̲о̲ю̲ ̲п̲о̲п̲ы̲т̲к̲у̲ ̲п̲о̲ ̲ш̲к̲а̲л̲е̲ ̲о̲т̲ ̲н̲у̲л̲я̲ ̲д̲о̲ ̲п̲я̲т̲и̲. (12:20) Два. Ты старалась. (12:21) З̲а̲н̲и̲з̲и̲л̲.̲

***

— Регулус! — мать Люпина в фартуке с гномами встречает его радостной улыбкой. — А мне Римус не говорил, что ты приедешь. Я бы испекла ваш любимый торт из «Гарри Поттера». Регулус не стал говорить, что торт из «Гарри Поттера» был их любимым шесть лет назад. Он натянул приветливую улыбку и кивнул. — Здравствуйте, миссис Люпин. — Ну же, проходи, дорогой, — мягко начала она и аккуратно дотронулась до его плеча, как бы подталкивая. Хоуп плохо удавалось скрыть тревожный взгляд, кинутый на его толстовку. Миссис Люпин была доброжелательной женщиной и каждому желала добра. Она знала, что Вальбурге плевать на Регулуса до тех пор, пока он не свалится в обморок и не угодит в больницу под страхом смерти, а до этого — пускай творит со своим организмом всё, что только вздумается. Можно сказать, Хоуп была Регулусу второй матерью: она дарила ему интересные книги, приглашала на разные праздники и на семейные ужины, помогала ему с домашкой и занималась сексуальным воспитанием. Она знала, что Римус — гей ещё задолго до того, как он сам об этом догадался; Хоуп угощала бывшего парня Римуса своими пирожными, в то время как мистер Люпин ходил с ним в кино на повтор «Я люблю тебя, Филлип Моррис». Их семья была идеальной. До того, как Римус заболел. Хоуп и Лайелл не понимали желание сына похудеть, чтобы выглядеть «красивее» (и вообще кому он нужен «толстым»). В скором времени Римус оказался в нестабильном ментальном состоянии и часто срывался на близких. Сейчас он пошел на поправку, но их отношения всё равно были натянутыми. Регулус реже стал к ним приезжать, поскольку понимал, что будет лишним в той атмосфере, которая царит сейчас. К тому же он «может плохо влиять на друга», потому что сам ещё не ушел в ремиссию. Но теперь Регулус здесь. И ему очень неудобно. — Как у тебя дела? — искренне поинтересовалась Хоуп и одарила его любящим взглядом. — Ты же помнишь, что можешь заглядывать к нам чаще? Это не составит неудобств, у нас как раз свободна гостевая комната. — Всё стабильно, — как можно честнее ответил Регулус, следуя за женщиной и восхищаясь её умением следить за духовкой, в которой наверняка пеклись овощи, и за ток-шоу в другой комнате. В Хоуп мало что изменилось: она такая же гостеприимная и прогрессивная; недавно перекрасилась в розовый, и с её зелеными глазами цвет волос выглядел просто потрясающе. — Спасибо вам за то, что готовы принять. — А как иначе! Вы с Римусом по вечерам всегда дуэтом нам поете: один на гитаре, другой с голосом, и наоборот. Бесплатные концерты очень редки в последнее время. Хоуп провела его по лестнице до комнаты и уважительно постучала в дверь сына. Это было слишком непривычно: в семье Регулуса личных границ вовсе не существовало. — Милый, к тебе пришли! Дверь сразу отворилась. На пороге оказался взъерошенный Люпин с красной щекой, которую он наверняка отлежал, пока наслаждался Моцартом в своей любимой потертой серой футболке с The Rolling Stones. — Привет. Они не разговаривали с того самого дня, как Римус узнал о существовании брата по имени Сириус — за исключением перекинутых сообщений о том, дома ли Люпин и можно ли к нему приехать. Регулус очень по нему скучал и хотел не разъяснить ситуацию, а увидеть его таким живым, привычным и с мягкой улыбкой. Ссора с матерью сразу ушла на второй план. Регулусу стало легко, как будто он проснулся с ещё не заполненным желудком. Римус казался пледом, который укрывает от дождливого дня; горячим шоколадом зимой и льдом летом — настолько нужным. Он не умел обижаться и прощал даже самого отпетого мерзавца, но в то же время ставил превыше всего справедливость и правду. Хоуп и Лайелл возлагали на него большие надежды, когда решили подтолкнуть к поступлению в Кембридж, хотя понимали, что это слишком дорого. У родителей Римуса была своя антикварная лавка на окраине Лондона, которую основал прадед ещё до рождения своего будущего наследника. У них до сих пор развивалось маленькое дело: Люпины принимали поставки с разных стран, но выручка была не баснословной. Семье этого хватало, и все жили счастливо. Лишь в апреле Хоуп устроилась медсестрой в местную больницу, а Римус обучал дошкольников. На днях он сообщил, что рекламная кампания, которую запустил приятель отца, сработала: маркетинг творил чудеса. К ним в лавку зашел известный коллекционер, имя которого разглашать никто не стал. Так что дела у Люпинов шли хорошо, и это не могло не радовать. — Ой, ладно тебе! — Римус обнял друга крепко-крепко, когда они оказались в комнате с удалившейся Хоуп и её спокойным «оставлю вас, мальчики». — Я не намерен притворяться и внушать, что не ждал тебя с самого утра. Регулус подавил смешок в плечо друга, чувствуя, как от него пахнет шоколадом и корицей. Типично для Люпина: он слишком сильно любит безалкогольный глинтвейн и Thorntons Именно сейчас Редж осознал, почему Сириусу так быстро понравился Римус, а Римусу он. Блэки — одна сплошная драма и загадка, а Люпин невероятно сильно любит пазлы и детективные фильмы. Римус же — самый тактичный и спокойный человек, которого люди когда-либо встречали: он опускает голову и краснеет, когда смущается, теребит кольцо на большом пальце, когда нервничает, и улыбается каждый раз, когда видит хоть что-то, о чём знает удивительный факт. Сириусу было бы сложно не заинтересоваться в нём. И глупо отрицать: они очень, очень подходили друг другу. Хотя Регулус отрицал концепцию «противоположности притягиваются» (а именно её состоятельность), он всё равно видел в Сириусе искренность, которая необходима Римусу, а в Римусе жизнь, которая так нужна брату. — Я скажу сразу, — сглотнул Люпин и сел на кровать напротив друга. — Никакие ноунеймовские парни не разрушат союз Рика и Морти. Не разрушат наш союз, окей? И я вполне допускаю, что сейчас ты попытаешься объясниться или ещё что... мне это не надо. Мне достаточно того факта, что ты в собственном доме страдаешь. Хотя я не раз предлагал тебе переконотоваться у меня, но кое-кто — слишком упертый и гордый человек, который не станет принимать помощь у других, чтобы им якобы не причинять неудобства, ладно. — Он выдохнул. — Я понимаю, почему ты не делишься личной информацией. Я имею в виду в целом твою семью... это нормально. Они не те люди, о которых можно поговорить без лишней нервотрепки, знаешь. Да и я не твой психолог, чтобы требовать выкладывать мне все триггеры. И тут дело даже не в доверии, а просто в желании поднимать эту тему. Друзья могут какие-то моменты друг другу не рассказывать, и в этом нет ничего сверхъестественного. Римус потянулся почесать спину, исподлобья поглядывая на друга. — Ты переварил? — Да, — усмехнулся Регулус, — я привык к твоему нескончаемому потоку слов. В отличие от ноунеймовских парней, кстати. С ними ещё работать и работать. Они улыбнулись друг другу. — Конечно, эти парни – такие дети, — цокнул Римус, — не могут полчаса понять, почему в Ирландии никогда не было кротов. — Сириус?.. — О да. Я всю ночь пытался объяснить, но твой брат настырно мне не верил. — Всё-таки он тупой. Я догадывался, конечно. — Римус запрокинул голову, громко рассмеявшись, — и на душе Регулуса совсем стало тепло. — Он показывал тебе гордость всей своей жизни? — Мотоцикл? Да, черт возьми. Помнишь, я говорил, что первый красный флаг у парней — это моцик? Тогда мне стало по-настоящему страшно, — Римус поджал губы. — Он ни разу не писал мне с тех пор, как я попросил себя не беспокоить. Не знаю, почему это так удивляет... — Ты злишься на него? Римус проницательно взглянул на друга, как делал всегда, когда пытался вычислить, говорить ему прямолинейно или сглаженно, чтобы не задеть. Чаще всего Люпину удавалось проводить сеанс психотерапии, нежели успокаивать после неверно сказанного слова. Это в нём было самым удивительным. Может быть, по этой причине его так быстро взяли в постоянные участники подкаста по самоанализу. Или он просто умел хорошо говорить. — Сириус рассказал всё, что только можно. Иногда мне даже казалось, что он делает это не чтобы меня посвятить во всю историю, а чтобы самого себя убедить в своей невиновности. Я не знаю. Вы, Блэки, такие сложные существа, — Римус покачал головой. — Но Сириус реально жалеет, очень-очень жалеет, причем с тех самых пор, как ушел. Вполне вероятно, что это его игнорирование и эмоции после вскрытия твоей личности — защитная реакция, и он и вправду считал, что тебе в семье будет лучше, чем с ним в каком-то неизвестном месте. Но я знаю точно: он никогда не желал тебе зла. — И поэтому оборвал все связи? — Регулус покачал головой. — Нет, с близкими людьми так не поступают. Выходит, что я не был ему дорог. — Я не буду оправдывать Сириуса. У него свои заскоки, с которыми мне сейчас не хочется разбираться. — Римус сглотнул. — Я и до этого сомневался в перспективе начинать какие-либо отношения, а сейчас ситуация усугубилась ещё больше. Да. Римус не раз говорил, что хочет сначала полюбить себя, а потом уже кого-то. Тогда эти слова показались Регулусу бессмысленными, однако теперь он их очень хорошо понимал. Отношения, в которых хотя бы один человек ненавидит себя, с большей вероятностью обречены на провал. С неуверенностью приходит лютая ревность и недоверие к миру и партнеру, потому что «как тебя может кто-то любить, когда ты сам себя терпеть не можешь?» Это сложно: одному приходится вытаскивать другого, другому — вытаскиваться из апатичного состояния. Если бы Регулус в кого-то влюбился… он ни за что не признался бы в этом самому себе. Не сейчас, когда его тело вызывает лишь ненависть, когда происходит каждодневное издевательство над собой, когда он не может смотреть в зеркало и жарится, как курочка гриль, в толстовке. Он терпеть не может себя, и каким образом его может полюбить кто-то другой? Это было так странно осознавать… Ведь Римус считал ровно так же; обаятельный и смышленый парень, в которого сложно не влюбиться, и всё равно он посмел изводить себя голодовками. Есть ли в этой болезни вообще логика? — Мы знаем друг друга всего нечего, — продолжил Римус. — Даже не целовались ни разу, так что... хорошо, что всё обрубилось, ещё не начавшись. — Звучит отстойно. — Нет. Сейчас будет супербанально, но главное, что у меня есть вы с Пандорой, которые привыкли к моим неожиданным фактам, занудству и перфекционизму. Такие вы крутышки на самом деле. — О-о, — Регулус положил голову на плечо друга, — ну что теперь сделаешь. Врубай своего Боба Дилана. Регулус ненавидел Боба Диалана. Римус же лелеял его с тех самых пор, как ему на четырнадцатилетие подарили виниловую пластинку с автографом исполнителя. Хотя у друга определённо был вкус не только на музыку, но и на интерьер. В комнате было уютно, как и всегда. Римус прилежно ухаживал за растениями в горшочках, и этот контраст — белой мебели, зелени и плакатов, минималистично развешанных по всей стене с изображением всего на свете, нравился Регулусу. Здесь хотелось оставаться подольше, чтобы наслаждаться T.Rex на плакатах и аккуратно сложенными пластинками. Когда Регулус днями напролет зависал у друга, они лежали на кровати и смотрели в потолок. Не на белый беспрерывный фон, а на огромную карту. Римус так и остался разносторонней личностью, которая должна разбираться в географии, истории, физике и в любой другой науке. Такой он человек. — Я могу надеяться на ночевку у тебя? — спросил Регулус, когда набрался смелости. — Вальбурга меня прикончит, если я попадусь на её горячую руку. — Издеваешься? Я тебе предлагаю здесь жить, а ты о ночевке спрашиваешь. Родители не должны быть против, я уверен. — Регулус облегчённо выдохнул. Он представлял, каким будет ответ, но тревожность всё равно не умел унимать. — У нас ещё есть время сгонять в магазин за дисками и глянуть очередной сопливый фильм. — Звучит неплохо. — И мама приготовила домашнее мохито. — Я готов убить за домашнее мохито миссис Люпин. — Я тоже, Блэк. — Римус повернул голову, чтобы взглянуть на друга. — Я тоже.

***

После ужина в кругу приятных Люпинов и после анекдотов Лайелла и игры на фортепиано Хоуп мальчики заняли гостевую комнату и десять минут спорили, с какого ромкома начать. Выбор пал на «Ноттинг-Хилл», потому что Хью Грант был великолепен в «Морисе» и потому что это единственная комедия, которую Римус может пересматривать вечно. Пускай ему неловко за главного героя. Живот Регулуса наполнился броколли и всеми возможными зелеными овощами, которые Хоуп наложила в тарелку. По подсчетам, больше он ничего не сможет потребить — даже домашнее мохито. И завтра придется побегать, чтобы расходовать лишние триста калорий. А так — он был горд тем, что не сорвался и не съел в один присест коробку пиццы, пачку мороженого и кастрюлю макарон с томатным соусом. Когда Римус кинул в друга подушку и схватил пакет с дисками, телефон на коленке завибрировал. Регулус не мог не улыбнуться, увидев, от кого вызов. — Не получится сегодня созвониться, — орёт в трубку Джеймс. — Прости! Нас задерживают на матче. Эти змеюки слишком сильны в этом сезоне. Регулус усмехнулся. — А как же твоё любимое «МЫ КОМАНДА ЛЬВЫ, ЛУЧШЕ НАС НЕ ЗЛИ. ОТСОСИТЕ, ЗМЕИ, ВАШ УДЕЛ — ДИАРЕИ»? — Я кричал больше всех! Это не помогло, наоборот, ещё сильнее их разозлило. И я немножко перебрал с игривым шампанским, поэтому тренер посадил меня на скамейку запасных. — Это слышно. У тебя язык жесть как заплетается. — Но знаешь, что меня удивило? На игру заявился бывший Сириуса, которого он раньше был готов принять с распростертыми объятиями, если бы тот хотя бы какой-то знак ему подал. Сегодня же Майк помахал, лучезарно улыбнулся и подозвал к себе, но Сириус одарил его таким безразличным взглядом, что мне стало страшно. Он и так весь потерянный ходит целыми днями, как будто у него хомяк полёг, а тут... Регулус бросил взгляд на Люпина, который педантично протирал диск и готовил телевизор к марафону по-старпёрски. Знал бы он, любитель ромкомов, об этом случае... — Я не знаю, Регулус. Я его лучший друг и... и как будто бы я должен что-то сделать. Ладно, сейчас не об этом... — Джеймс, я тебя еле слышу. — Ты не представляешь, что сегодня со мной произошло! Так слышишь? — Получше. — Чтобы ты понимал, я сейчас весь потный закрываю одно ухо и ору, как ненормальный, тебе в трубку. Просто чтобы ты понимал: я стараюсь! Скамейка отдавила мне всю жопу. — Представляю. Ты выпил не только шампанское, но и энергетики. — О, мам, кончай. Я что хотел сказать: перед первым таймом ко мне подошел мой одногруппник, с которым мы вместе ходим на биологию и английский и много пересекаемся на тренировках. Милый, конечно, он пригласил меня на свидание. Это так странно... я ничего не успел ему ответить. Так неловко отказывать. — Ты хочешь отказать? — Разумеется. Джеймс сказал это таким тоном, будто всё было очевидно. — А... — Регулус улыбнулся. — Прости, но нахера? Ты же сам говоришь, что он неплох. — Он неплох, но... ну. — Джеймс резко выдохнул в трубку. — Нет, в общем. — Очень аргументированно. Ты же понимаешь, что симпатия может возникнуть не с первого взгляда? Нужно узнать человека получше, а там уже решать, подходит он тебе или нет. — Ты меня уговариваешь сходить с ним на свидание? — Именно. Джеймс замолк. Казалось, и шум игры, и улюлюканье, и крики тренера, и всё на свете сейчас замерло. Регулус понимал, что он сделал: прямым текстом заявил, что не против отношений Поттера с кем-то. Это означало его попытки отстраниться по всё той же причине: друг заслуживает лучшего. Он достоин какого-нибудь одногруппника, который ходит с ним на тренировки, биологию и английский, «всё при нём» и вообще он «милый». Это цитаты самого Джеймса, и Регулус возводил их значимость в абсолют. Каким бы потрясающим Джеймс ни был, отношения с ним станут катастрофой. Это даже не жалость к себе, а логичный исход их пары, если она вообще возможна (Регулус сомневался и в этом). Регулус сам по себе — слишком сложный человек, а если к этому прибавить болезнь, проблемы в семье, факт того, что он Блэк, брата и их с Джеймсом разные характеры... это заведомо нездоровая херня. Получается, что мешало им не принятие своей ориентации и общественное порицание, а причины далекие. Поэтому Регулус старался обрубать флирт на корню, пока это не зашло слишком далеко. Он хотел сохранить их дружбу, а не рисковать непродолжительным флиртом и скорым расставанием. Это решение взрослого человека — взвешенное и обдуманное, хотя взвешивать и обдумывать тут нечего. Регулус даже не думал о том, что может кому-то понравиться. Джеймс его ещё не видел. Джеймс придумал у себя в голове идеализированный образ сексуального рокера, и этот образ обязательно столкнется с суровой реальностью. Так пусть он убережет себя от этого и начнет свои первые отношения с надежным человеком. Это будет правильно. Регулус решил ещё со времен знакомства с Барти, что лучше жить в одиночестве, нежели строить с кем-то отношения, в которых ты всегда будешь сомневаться в себе. Это не по его части — встречаться, и всё чаще он называл себя асексуалом, не думая, что когда-то его мнение изменится. Блэк не станет заводить отношения, чтобы не причинять боль ни себе, ни партнеру. Это не его путь. — Ладно, мне пора. — Голос Джеймса впервые за их знакомство был таким низким и серьёзным. — Знаешь, ты прав. — Джеймс... — Я потопал к тренеру. Надеюсь, он пожалеет мои затёкшие конечности, — он усмехнулся. — И поймет, что львы падут без лучшего игрока команды. — Удачи тебе. — Тебе тоже. Ну, не захлебнись слезами от идеальной ромкомовской пары там и всё такое... Джеймс всегда умел сглаживать углы и переводить неловкое молчание в шутку, так что Регулус в очередной раз убедился, что так будет лучше. Ему очень не хотелось терять такого друга.