Troubled Teachers

Эмма достала из духовки противень и поставила на стол, чтобы тот немного остыл. Довольно улыбнувшись, она сняла перчатки-прихватки и вернулась в гостиную, где Генри смотрел фильм «Эльф», лёжа на диване под своим детским пледом с оленями. О нём-то он точно не рассказывал Питеру и Феликсу. — Скоро уже можно будет пробовать? - спросил парень, поднимая голову. — Зависит от того, хочешь ты обжечь горло или язык, - ответила мать. Генри закатил глаза на этот комментарий. — Минут через пятнадцать. — А коньячное масло есть? — Какое же Рождество без коньячного масла и пирога? – заверила она его. — В последнее время ты будто не в себе, так что я подумал, вдруг ты забыла, - объяснил Генри, беря из большой коробки на столе очередную шоколадку. — Не в себе? – нахмурилась Эмма. — Да. Частенько витаешь в облаках. В понедельник ужин сожгла. Я даже не знал, что макароны горят. А вчера насыпала мне в чай соль вместо сахара. Ты… ты думаешь о папе? Вопрос застал Эмму врасплох, и она вдруг почувствовала вину. Нет, она думала не о Ниле. Все её мысли занимал совершенно другой человек. То есть, конечно же, она думала о Ниле. Каждый раз, глядя на Генри, она видела глаза своего мужа. Она всегда помнила о нём, но вынуждена была признать, что в последнее время эти воспоминания вытеснили совершенно новые переживания. — Ну… В это время года всегда тяжело, - сказала Эмма. — Я каждый день скучаю по папе, но на Рождество… особенно. — Я тоже, - кивнул Генри. — Кажется, будто чего-то не хватает, будто мы нарушаем традицию. Не обижайся, ты хорошо готовишь индейку, но, все же, не так, как папа. И он всегда поднимал меня, чтобы я повесил звезду на елку. В этом году пришлось становиться на стул. И наши носки, - Генри указал рукой на два носка, висящих над камином, — выглядят одинокими без его. Эмма тоже на них посмотрела. Это была правда - было ощущение, будто чего-то не хватает. Она думала повесить третий носок, как в прошлом году, но решила этого не делать, признав, что рано или поздно им придется менять рождественские традиции. — Хочешь повесить носок для отца? – спросила она. Генри задумался, прежде чем кивнуть. — Он в коробке под лестницей. Парень молча поднялся с дивана и вышел из комнаты. Эмма потерла глаза, не желая, чтобы её сын видел, как она плачет. Когда он вернулся, то повесил на стену ещё один красный носок с вышитым на нём именем «Нил». — С Рождеством, пап, - пробормотал Генри и снова сел на диван рядом с матерью. Эмма положила руку ему на плечо, а тот укрыл их ноги пледом, и они вместе смотрели на висящие носки, думая о Ниле. Через некоторое время сын отодвинулся на край дивана и положил свои ноги матери на колени. — Как думаешь, ты встретишь кого-то другого? От этого вопроса у Эммы округлились глаза. Они с Генри никогда не обсуждали ее возможные новые отношения. Ей казалось, еще слишком рано, да и он не достаточно взрослый для таких разговоров. Но ему было четырнадцать, и в ситуации с Реджиной и Робином он уже повёл себя, как настоящий мужчина. Возможно, ей следовало больше доверять сыну, ведь, судя по всему, он понимает в отношениях гораздо больше, чем она думала. — А ты был бы не против? - Она хотела знать, как Генри мог бы отреагировать, если бы они с Реджиной решили открыться ему, но не знала, как подойти к этому разговору. И вот подросток сам поднял эту тему. — Думаю, это было бы странно, - начал Генри. – Но я хочу, чтобы ты была счастлива. Мам, ты ещё молодая, и знаю, папа бы не хотел, чтобы ты всю жизнь была одна. — Это он тебе сказал? – нахмурилась Эмма. — Вроде того, - ответил Генри. — За несколько дней до… Когда он был в больнице, ты куда-то вышла, и мы с ним остались вдвоём в палате. Он сказал, что теперь это моя обязанность – заботиться о тебе и делать всё, чтобы ты была счастлива. Он сказал, что я должен быть самым лучшим сыном, потому что у тебя больше никого не осталось. И что он надеется, что когда-нибудь ты встретишь человека, который будет тебя достоин. — Нил просил тебя заботиться обо мне? — Думаю, он хотел, чтобы мы заботились друг о друге, - уточнил младший Свон. — Генри, - начала блондинка, поворачиваясь лицом к сыну. — Это я твоя мать. Это я должна переживать за твоё счастье, а не наоборот, не так ли? — Знаю. Но я хочу, чтобы и ты была счастлива, мама, - повторил тот. — Я не то, чтобы переживаю об этом, но я хочу, чтобы ты думала о своём счастье так же, как и о моём. С папиной смерти прошло уже полтора года. Уверен, иногда тебе очень одиноко, так что если ты начнешь с кем-нибудь встречаться, я не против. — Правда? — Конечно, - кивнул Генри. — Только если не с кем-нибудь из школы. С меня хватит и тебя с миссис Миллс. Еще одного учителя в своей жизни я не вынесу. Эмма рассмеялась от этого замечания, а Генри наклонился вперёд и возобновил воспроизведение фильма. Её заботливый сын хотел, чтобы она была счастлива, и знал, что рано или поздно она кого-нибудь найдёт. Конечно, она бы не заменила Нила. Эмма любила мужа и знала, что его никто не сможет заменить. Но это не значило, что она не хотела новых отношений. Да, иногда ей бывало очень одиноко. Ей хотелось чувствовать с кем-то близость, доверять кому-то, делиться своими мыслями и чувствами. И Генри упомянул Реджину. Он не мог знать, что произошло между его матерью и учительницей истории, но он воспринимал брюнетку как часть их жизни. Невозможно было предвидеть переезд женщины в их дом и все драматичные события, сопутствующие этому, но парень хорошо это воспринял и привык к тому, что две женщины часто проводят вместе вечера даже после того, как другая учительница съехала. Возможно, он нормально отнесётся и к тому, что природа их отношений изменилась.

***

Реджина взяла тёплый стакан эггногга и удобнее устроилась на диване. Настолько, насколько это вообще было возможно на этом новом кожаном безобразии, которое купила её мать. Делая очередной глоток горячего напитка, она постоянно старалась не сползти с дивана на пол. Кора Миллс сидела на другом конце дивана, читала книгу и не обращала никакого внимания на дочь. Реджина гостила у матери уже третий день, а темы для разговоров закончились в первый же вечер. У них всегда было мало общего, и после того, как Кора весьма сдержанно выразила свое сочувствие по поводу ситуации с Робином, оставшееся время они проводили в тишине. Хотя, иногда к ним на обед или ужин заглядывали друзья семьи, и тогда Реджине приходилось вести светские беседы с совершенно незнакомыми ей людьми. Она не знала, были ли они не в курсе её развода, или это Кора попросила их не затрагивать данную тему. Но никто не проронил о нём ни слова. И брюнетка не знала, радоваться ей или злиться. Вдруг почувствовав вибрацию телефона, она достала его из кармана и улыбнулась, прочитав сообщение. «Всё ещё сидите в тишине?» Она сразу же ответила. С тех пор, как Реджина уехала к матери, они с Эммой постоянно переписывались. Несмотря на то, что произошло в выходные, их отношения практически не изменились. По крайней мере, не тогда, когда их разделяли более трёхсот километров. «О, да. Мама читает книгу, а я пью эггног». Когда спустя пару минут телефон завибрировал снова, Кора покосилась на дочь и кашлянула. Реджина выключила виброрежим и прочла ответ. «Похоже на типичный канун Рождества. Мы с Генри съели три куска пирога, и, кажется, я сейчас лопну». - Брюнетка на это хмыкая закатила глаза. «В семье Миллсов пирог не едят до Рождества. Такова традиция». «Ещё одна причина, почему тебе стоило остаться в Девоне и отпраздновать Рождество со мной и Генри, а не умирать от скуки и голода со своей матерью». - Реджина улыбнулась. Кора же снова бросила на неё презрительный взгляд. — Если ты и дальше будешь сидеть в телефоне, мне лучше пойти в спальню. — Мама, но сейчас только половина десятого. — Да, мне известно, который час, Реджина. Но я хотела бы продолжить чтение там, где мне никто не мешает. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, мама. Не сказав больше ни слова, Кора вышла из комнаты. «Из-за тебя у меня проблемы. Она пошла в постель, потому что ей мешал мой смех. С уходом отца от веселья не осталось и следа». Телефон зазвонил практически сразу. — Добрый вечер. Как ты после трёх кусков пирога, дорогая? — Плохо, - ответила Эмма. – Кажется, коньячное масло на третьем куске было явно лишним. — Жалости от меня не дождешься, - ответила Реджина, заходя в кухню, чтобы налить себе еще эггнога. — Чревоугодие – один из семи смертных грехов, ты помнишь? — Сегодня же Рождество, - начала защищаться блондинка. — Все объедаются на Рождество. — Кроме меня. И пяти минут не прошло с моего приезда, как мама заявила, что я поправилась, и поэтому она не будет готовить традиционный рождественский ужин. Кажется, у нас будет салат и какой-то странный сок. — Во-первых, ты не поправилась. Твоё тело - идеально, - Реджина покраснела и мысленно порадовалась, что между ними такое расстояние. — А во-вторых, о боже! Это звучит дерьмово! – сказала Эмма таким тоном, что та смогла прочувствовать неподдельный шок блондинки. — Кажется, ты в аду. - Миллс лишь рассмеялась. — Уверяю, ты не далека от истины. — А я приглашала тебя к нам, - дразнилась подруга. — Завтра я приготовлю свиной рулет и всякое такое. Генри попросил, чтобы на столе была и запечённая картошка, и пюре. Думаю, еды нам хватит до нового года. — С радостью помогу вам, когда вернусь. — И когда это будет? — А что? Соскучилась? — Ты же знаешь, что да, - сказала Эмма мягким голосом. — Я тоже по тебе скучаю, - сказала Реджина с улыбкой на губах. – И я вернусь 27-го. Постараюсь выехать рано утром и к обеду буду у тебя. — У меня? — Ну… Если у тебя нет других планов, - замялась Миллс. — Нет, нет, я буду рада, - заверила ее Эмма. — А Генри? — На День Подарков он поедет к дедушке с бабушкой. Меня тоже пригласили, но я отказалась. Мне трудно общаться с родителями Нила. Они всегда с грустью и сожалением на меня смотрят. Но я не хотела, чтобы Генри пропустил поездку. Там будут все его братья, они не виделись с тех пор, как мы переехали. — Уверена, он отлично проведёт время, - сказала Реджина. Повисла пауза, обе женщины думали, что сказать дальше. — Сегодня у нас с Генри был странный разговор, - наконец сказала Эмма. — Да? — Всё началось с Нила, но потом мы начали говорить о моих потенциальных отношениях в будущем. — А. — Он сказал, что не против, если только это не будет кто-нибудь из школы. - Они снова замолчали, но на этот раз тишина была напряжённой. — А, - снова отозвалась Реджина и в её голосе было слышно разочарование. — Он сказал, что ему достаточно того, что он проводит столько времени со мной и тобой, - объяснила Эмма. — Что это значит? — Думаю, это значит, что Генри рад, что мы с тобой подруги, но что касается чего-то большего, то я пока не уверена, что поняла его, - сказала Эмма. — А чего бы ты хотела? — Мне бы хотелось, чтобы Генри был рад, что мы встречаемся, - ответила блондинка. — Но…? - поторопила её Реджина. — Не думаю, что то, что мы обе учительницы, может стать проблемой. — Нет. - Повисла ещё одна долгая пауза. — Ты когда-нибудь раньше встречалась с девушками? – спросила Реджина. — просто экспериментировали. Об этом вскоре узнали мои приёмные родители, и Лили перевели. Она была старше, так что, видимо, они решили, что виновата она. Конечно же, Генри об этом не знает. А ты? — Никогда. — Тебя это беспокоит? — Нет. То есть, понадобится время, чтобы привыкнуть, но я не стесняюсь держаться за руки или целоваться на людях. Мне всё равно, что подумают люди. Ну… — Кроме Генри, - закончила Эмма за неё. — Верно, - кивнула Реджина. — Признайся, ты не сможешь быть со мной, если Генри не одобрит. Мы обе знаем, что его интересы - прежде всего. И это нормально, так и должно быть, ведь ты его мать. Как думаешь, он будет против, что у тебя отношения с женщиной? — Если честно, понятия не имею, - ответила Эмма. — Конечно же, я хочу, чтобы он одобрил наши отношения, но не представляю, как он может отреагировать. Современные дети - довольно толерантны. Они каждый день слышат о существовании разных сексуальных ориентаций и гендерных идентичностей, так что полагаю, что он нормально к этому относится. Но… Боже, я бы хотела обговорить это не по телефону, - растерянно призналась Эмма. — Я тоже, - сказала Реджина. — Но продолжай. — Я просто хотела сказать, что даже если Генри будет против наших отношений, я никуда не денусь из твоей жизни. Я останусь твоей лучшей подругой и буду рядом с тобой, что бы между нами ни происходило. — Спасибо. Я тоже. Я всегда буду с тобой… - Звонок в дверь не дал Реджине закончить предложение. — Прости, мне пора, - сказала Реджина. — Кто мог прийти к вам в такое время? – нахмурилась Эмма, глядя на часы, которые показывали уже почти десять. — Может, дети пришли спеть рождественские песни? – предположила брюнетка, вставая с дивана и выходя в коридор. – Или соседи хотят одолжить яиц. В любом случае, спокойной ночи. Созвонимся завтра. — Конечно. С Рождеством, Реджина. — С Рождеством, Эмма. Брюнетка завершила звонок и положила телефон на столик в коридоре. Она подошла к двери и повернула ключ. Как только щёлкнул замок, она отлетела назад, а дверь ударилась о стену, когда мужчины вломились в дом. Она закричала и попыталась встать, но пара сильных рук схватила её за плечи и прижала к полу. Лежа на спине, она взглянула в ужасающе знакомые глаза. — С Рождеством, Реджина. Давно не виделись.