Улыбки и ошибки

      Я читаю пёстрые вывески на фасадах исторических зданий в поисках вполне конкретного заведения. Арсений следует моему маршруту вдоль широкого проспекта и молчит. Не знаю, что у него на душе, но радуюсь тому, что меня не послали ко всем чертям и всё-таки решили довериться.       Через некоторое время на глаза наконец попадается нужное кафе, и я распахиваю стеклянную дверь. Внутри ощущаются приятные ароматы кофейных зёрен и свежей выпечки. — Добрый вечер. Два капучино и два круассана с шоколадом с собой, пожалуйста, — говорю мило поприветствовавшей меня работнице в бежевом фартуке. — Оплата безналом, — достаю из портфеля банковскую карту. — Я заплачу, — тихо говорит Арсений, осторожно дёргая меня за край футболки. — Обойдёшься, — отвечаю ему и прикладываю карту к терминалу. — Не всё же тебе благотворительностью заниматься.       Закатив глаза, Арс пытается спрятать смущённую улыбку. Меня умиляет это выражение лица. Хочется потрепать его по голове, как маленького ребёнка, взъерошить тёмные волосы и окончательно вогнать в краску. Но я сдерживаюсь. Это ведь будет слишком, да?       Мы отступаем от кассы, ожидая заказ. На телефон приходит слегка запоздалое сообщение о списании. Не то, чтобы у меня много денег, но не зря же я летом брал подработки — накопил небольшую сумму на «карманные расходы». Она была отложена для каких-то особенных случаев, и не тратилась лишний раз на всякие пустяки. Но ведь сейчас случай как раз особенный.       Через несколько минут бариста объявляет о готовности заказа и спрашивает: — Фото на полароид в подарок желаете? — Да, — о фишке этого заведения я знал заранее, поэтому и пришёл именно сюда, — можно две? — Конечно. — Давай, — притягиваю Арса к себе за руку. — Это обязательно? — спрашивает он, но не сопротивляется. — Естественно, я же обещал тебе антистресс, — шутливо вспоминаю разговор в подсобке. — Не кулон, конечно, но тоже неплохо, можешь под чехол телефона положить, — услышав это, молодой человек на секунду прикрывает глаза и посмеивается.       Я дружески приобнимаю Арса за плечо, прижимаю голову к его виску и широко улыбаюсь, глядя в объектив. Перед нами сверкает вспышка, а после небольшого перерыва — вторая. — Спасибо, — забираю напитки и крафтовый пакет с хлебобулочными, передаю картонный стаканчик и одно из ещё не проявившихся фото Арсению, а второе — складываю в портфель. — Пойдём. — Будем есть на ходу? — он впервые задаёт вопрос касательно нашего плана действий. — Нет, здесь рядом есть одно местечко — там и развернёмся, — с этими словами направляюсь к двери. — Заинтриговал, — Арс выходит на улицу за мной. — С кем поведёшься — от того и наберешься, — ехидно отвечаю я.       По дороге открываю заметки в поисках некогда выписанного мной небольшого списка с адресами. Что именно я ищу, Арсению сейчас разъяснять не обязательно — скоро и так всё узнает. Через несколько минут мы заходим в знакомый мне двор-колодец. Я набираю код на одном из домофонов. Из динамика доносится звук, означающий, что код был введён верный, и я открываю дверь. — Мы идём к кому-то в гости? — Арс настораживается и топчется на месте, не решаясь зайти. — Я как-то не планировал. — Нет, — говорю я. — Расслабься, всё будет нормально.       Арс то ли облегчённо, то ли обречённо вздыхает и ступает в полутёмную парадную, видимо, понимая, что обратного пути нет — отказываться от этой авантюры нужно было в самом начале.       Преодолев несколько лестничных пролётов и немного запыхавшись, мы доходим до последнего этажа. Открываем железную дверь и выходим на серую крышу, с которой открывается вид на вечерний Петербург, ещё не успевший погрузиться в сумрак. Я подхожу чуть ближе к железной ограде, достаю из рюкзака высохшую за день кофту, расстилаю её и сажусь на край, а затем жестом зову Арса. Он секунду медлит, но всё же принимает немое приглашение и размещается справа от меня. — Благодаря нашему разговору в школе мой день стал намного лучше, — передаю парню круассан из пакета. — Так складно, как ты, я говорить не умею, но, может, хоть это поднимет тебе настроение. Не зря же я коллекционировал адреса с открытыми крышами и коды от домофонов. — Красиво, — Арс всматривается куда-то в горизонт, а затем переводит взгляд на напиток у себя в руках. — Люблю такой кофе, — он улыбается и добавляет, — и десерты с шоколадом. — Помню, — киваю, а затем откусываю свой круассан, запивая его тёплым капучино. — Спасибо, Антош, — в его умиротворённом голосе слышны нотки радости, и я не могу сдержать улыбку.       Оранжевое солнце медленно плывёт вниз, окрашивая небо сразу в несколько цветов: персиковый, розовый и фиолетовый. С проспекта доносятся звуки гудящих машин, с парапета — курлыканье голубей, а с неба — крики чаек. Серо-жёлтые здания постепенно накрывает синеватая тень, а в окнах поочередно загорается свет. Мы с Арсом заканчиваем с перекусом и продолжаем безмолвно наблюдать за живым городом, сидя плечом к плечу и слегка прижимаясь друг к другу. Покидать это место совсем не хочется.       Кажется, что сейчас всё хорошо, но внутри отчего-то появляется тревога. Я начинаю стискивать собственные пальцы, и в кожу впиваются холодные металлические кольца. — Арс, — говорю в полтона, — ты прости меня… — За что извиняешься на этот раз? — хочется посмотреть на него и увидеть, с каким выражением лица задаётся этот вопрос, но я не решаюсь и вместо того опускаю взгляд на свои руки. — Не знаю, — произношу на автомате лживую фразу, — за навязчивость? А ещё мне кажется, что тебя не слишком обрадовала наша встреча в театре. — Антош, — голос звучит так ласково, что я ощущаю себя мороженым под лучами летнего солнышка, — что у тебя за привычка: во всём искать свою вину? Не думал, что проблема может быть в ком-то другом? — Это в ком, например? — Во мне, — чуть тише говорит Арсений и делает паузу, будто решая, стоит ли продолжать эту тему. — Знаешь, я совсем не хотел делиться чем-то личным ни с коллегами, ни со своими учениками. А театр — это очень личное. Представляешь, как меня ошарашило то, что прямо во время выступления в зале обнаружились вы с Добрачёвой? — Понимаю. Не переживай, мы не будем болтать. Если захочешь, я все твои секреты унесу с собой в могилу, — сказав это, наконец поворачиваю голову к собеседнику. — Не, это уже перебор, я сильно расстроюсь, если ты в могилу сляжешь, но спасибо, — смеётся Арсений. — К тому же, никто и не думал, что ты сплетничать начнёшь, — он добродушно смотрит на меня. — Кстати, у тебя шоколад вот здесь, — показывает на себе, приложив палец к уголку губ.       После пары неудачных попыток оттереть уже подсохшую начинку круассана спрашиваю во второй раз: — Всё? — Нет, — хихикает Арс, — дай-ка я, горе луковое.       Он чуть ближе наклоняет голову и прикладывает тёплую руку к моей щеке. Несколько раз проводит мягкой подушечкой большого пальца по правому уголку губ. От этого внезапного прикосновения диафрагма сжимается, а следом за ней и всё тело. Сердце начинает стучать быстрее и громче, заставляя все окружающие звуки затихнуть. К лицу приливает кровь, ощущаемая раскалённым железом. В лёгких заканчивается кислород — его место занимает приятный запах мужского парфюма. Только сейчас становится ясно, насколько близко друг к другу мы сидим. Насколько близко его лицо к моему. Ещё несколько сантиметров, и меня обожжёт чужое дыхание. Какой же он красивый. Я неосознанно опускаю взгляд на нежно-розовые губы напротив. К ним хочется прикоснуться?       Становится заметно, как улыбка медленно исчезает с лица Арса. Я судорожно выдыхаю и заставляю себя переключиться обратно на его глаза, которые теперь смотрят прямо в мои и выражают что-то вроде растерянности. Какое-то неясное желание медленно растекается в сознании, затуманивая взор, но я не успеваю сконцентрироваться на нём.       Арс хмурится, а затем отдёргивает руку, словно ошпаренный, и отворачивается в сторону. В это время я похожу на жертву Медузы Горгоны — каменею, не в силах шелохнуться.       Что это, чёрт возьми, было?       На меня обрушивается тонна ледяных осколков разбившейся о странные чувства адекватности, и это заставляет протрезветь. В голове проносится торнадо мыслей. Ситуация неловкая. Глупая. Совершенно непонятная, как и всё, что со мной происходит. Раздражает. Похоже, на этой чёртовой крыше у меня окончательно поехала крыша. Какой каламбур. Было бы смешно, если бы не являлось правдой. — Думаю, нам пора, — небрежно бросает Арс и вскакивает на ноги, — идёшь? — его поведение почему-то злит ещё больше, чем бардак в моей черепной коробке.       Я наконец отмираю, встаю вслед за учителем и говорю: — Торчать тут до утра желания нет, — кажется, это прозвучало грубо, по крайней мере, интонация подобрана не слишком доброжелательная. — У меня тоже. Хочется уже домой, — устало говорит Арсений, а я неохотно складываю кофту в рюкзак.       Его слова немного задевают. Но с другой стороны, что в них, собственно, такого? Человек просто согласился со мной. Жаль, но теперь нет смысла говорить, что моя реплика, брошенная сгоряча — враньё. Я бы провёл с ним здесь ещё пару сотен лет, если бы не эта дурацкая ситуация. А он? Он просто хочет домой, поэтому мы покидаем крышу. Арс коротко просит продиктовать мой адрес и вызывает такси, поставив две точки назначения. Его лицо опять становится холодным и безжизненным. Как-будто мы вернулись к исходному положению, в котором были пару недель назад. Человек залез обратно в футляр, а я ещё и помог ему застегнуть молнию.       Это ведь я снова всё испортил?       «Проблема может быть в ком-то другом», — звучит в голове голос Арса в то время, как он сам теперь сидит рядом в такси и молчит. Нет, на этот раз точно виноват я. Наверняка в его глазах моя реакция выглядела странно. Господи, только бы он не догадался… хотя, о чём тут вообще можно догадаться, если даже мне, хозяину дурной головы, не ясно, что в ней творится?       Нет, так не пойдёт, ещё немного и у меня мозги сварятся. Надо отвлечься, а заодно и моего подозрительно задумчивого попутчика отвлечь, а то ещё сочинит себе черт-те что. — Слушай, — стараюсь звучать максимально непринуждённо, — а, вот, парень тёмненький у вас, Матвиенко — ты его хорошо знаешь? — Это ты к чему? — Арс отвлекается от окна, в которое сосредоточенно вглядывался с тех пор, как мы сели в такси. — Просто интересно стало, — честно отвечаю я. — Мне показалось, что он как-то странно на меня смотрел, когда мы у театра стояли. Думал, может, ты скажешь, в чём дело. — Мы с Серёжей давно дружим, — объясняет Арсений. — Футболку, в которой ты сегодня полдня щеголяешь, он когда-то сделал на заказ к моему дню рождения. Видать, узнал свой подарок и немного удивился, — пожимает плечами Арс и снова отворачивается к окну. — Понятно, — пытаюсь придумать, как продолжить диалог, но в голову ничего больше не приходит. Вот и поговорили.       До моего дома добираемся безмолвно, сосредоточившись каждый на своей дурацкой привычке: один — на кольцах, другой — на браслете. Мне даже хочется пошутить, что в зелёном украшении больше нет необходимости, ведь теперь у учителя есть моё фото, но я не решаюсь это озвучить, предположив, что такая фраза не разрядит, а напротив — только накалит атмосферу. Машина останавливается у моего подъезда (назвать это безобразие парадной язык не поворачивается), и я застываю на месте, не понимая, как попрощаться. Обняться? Пожать руку? — До понедельника, — говорит Арсений, решив сделать выбор за меня. Он сидит, сцепив пальцы в замке, и не делает ни единого движения в мою сторону. Ну, тоже вариант. — До понедельника, — повторяю за Арсом и, немного помедлив, всё же выхожу из машины.       Провожаю взглядом скрывающееся во дворах белое такси с жёлтыми полосами и решаю выкурить сигарету перед возвращением домой. Выдыхая сизый дым задаю себе вопрос: ну, и что дальше? Хрен знает. «Хрен-то всё знает. Ты, видимо, именно им и думаешь. А надо мозги включить и разложить всё по полочкам», — звучит в голове голос Поза. Когда я приходил с какой-нибудь душевной дилеммой, он говорил подобные фразы, а после разжёвывал мне очевидные истины и выслушивал поток сопливой ахинеи. Надо было Димке всё-таки не на стоматолога, а на психотерапевта идти учиться. И всё же я стараюсь не злоупотреблять таким отношением со стороны старшего товарища, боясь, что однажды он меня просто пошлёт далеко и надолго. Поэтому обращаюсь только тогда, когда совсем уж накрывает, а такое случалось всего пару раз. Сейчас уж точно не та ситуация.       Признаться честно, я даже не до конца понимаю, о чем именно тут стоит размышлять и стоит ли вообще. А, может, попросту не хочу понимать. И думать тоже не хочу.       В субботу мама предлагает устроить семейные посиделки на двоих. Купить всякой вкусной гадости, включить комедию и просто поболтать обо всём и ни о чём. Из-за её бесконечной занятости такие предложения поступают редко, поэтому я с радостью соглашаюсь.       Когда мы садимся на старенький пружинистый диван и открываем пачку чипсов, я беру в руки свой ноутбук и ищу подходящий фильм. Пролистывая подборку на первом попавшемся сайте, решаю завести разговор: — Мам, а по какому принципу ты выбираешь себе друзей? — Как все, — отвечает она, — по комфортному общению и схожим интересам. А что? — Просто любопытно, — открываю сайт, где можно посмотреть выбранную мной комедию, но не включаю. — А, вот, что делать, если с человеком дружить хочется, но вы постоянно попадаете в какие-то странные ситуации? — Странные — это понятие растяжимое, — она разводит руками, — смотря, в чём именно это проявляется. — В реакциях каких-то, наверное, — задумываюсь я. — Вот, коснулись как-то не так друг друга или посмотрели, а из-за этого становится так неловко, что даже тему для разговора подобрать не получается. — Понятно, — протягивает мама, — так речь о девочке какой-то? — С чего ты взяла? — искренне удивляюсь этому предположению. — Ну, потому что это больше не на дружбу, а на симпатию похоже, — она хитро улыбается. — Какую ещё симпатию? Что за бред? Нет, тут точно дело не в этом, — хмурюсь я. — А чёй-то ты, Антош, занервничал и засмущался тогда так? — мама начинает хихикать. — Не смущался я ни разу, — возмущенно повышаю голос, — и вообще, давай, фильм смотреть, мы тут за этим собрались, — судорожно нажимаю на пробел и выкручиваю громкость, чтоб не слышать звонкий смех в ответ на моё поведение.       Так и хочется сказать: «Да, мам, девочку зовут Арсений Сергеевич, он старше меня на восемь лет, и вообще — это мой классный руководитель. Смешно, правда?» — но я всё же сдерживаюсь, решив пожалеть нервы и без того вымотанной за неделю женщины. Ну, ошиблась она в своём предположении, бывает. А если я так пошучу, не дай бог, ещё поймёт как-то не так и действительно подумает, что у меня симпатия к парню. Да уж, ну и чушь.       Солёные чипсы со вкусом краба, приторно сладкая газировка и забавные гримасы Джима Керри на экране ноутбука быстро отвлекают от размышлений о реальности. Я громко смеюсь, каждый раз наклоняясь к маме и хватая её за руку. Не знаю, откуда у меня эта привычка, но почему-то я делаю так с детства. Этот вечер можно было бы назвать идеальным, если бы не телефонный звонок, раздавшийся в самый разгар просмотра. Мама берёт трубку и устало вздыхает, что вызывает у меня дурное предчувствие. — Скажи, а если я заболею или уволюсь, мир рухнет? — спрашивает она у своего собеседника. — Поняла я, скоро буду, — сбрасывает звонок. — Антош, прости, — печально смотрит на меня. — У нас форс-мажор, мне нужно ехать на ночное дежурство, подменить Зою Павловну. — Ничего, понимаю. Всё равно хорошо посидели, — стараюсь подбодрить маму, зная, что её саму совсем не радует сложившаяся ситуация. — Зато вся оставшаяся пачка достанется мне, — взмахиваю пакетом чипсов.       Мама обнимает меня, целует в макушку и, меланхолично улыбнувшись, уходит из гостиной. Через полчаса квартира пустеет и я остаюсь один. Устроившись на диване в наиболее удобное горизонтальное положение, листаю соцсети и смотрю истории друзей: Поз и Катя выкладывают одинаковые фото с билетами на фоне кинозала; Олеся — с тремя кружками какао и подписью: «Девичник»; Журавль — с разложенной настолкой, в которую, судя по всему, играет с семьёй. Хотелось, конечно, сейчас кому-то из них написать, но мешать и надоедать желания нет. Сменив соцсеть, я уже просматриваю группы с разными забавными картинками, которые совсем не веселят. Не знаю, сколько времени убивается на это бесполезное занятие, но из него меня вырывает звонок. На экране высвечиваются большие белые буквы: «Отец». Как же он «вовремя». Нажав на зелёную кнопку, немного лениво протягиваю: — Алло. — Привет, как дела? — голос немного странный, но я стараюсь не концентрироваться на этом. — Нормально, ты как? — дежурно отвечаю. — Да, потихоньку. Что там с подготовкой к экзаменам? Хорошо учишься? — слушаю список вопросов и пытаюсь вспомнить, когда мы в последний раз созванивались: кажется, в апреле, на мой день рождения. — Всё в порядке, — киваю, хоть и знаю, что никто не увидит этот жест. — Давай-давай, грызи гранит науки, — слушая наставления, становится всё труднее игнорировать то, что собеседник, откровенно говоря, пьян, — а то в приличный юридический большая конкуренция. — Пап, я на экономический поступать собираюсь, — зачем-то уточняю информацию, которая надолго в чужой памяти явно не осядет. — Да? Ну, какая разница? Туда тоже конкуренция. Старайся, чтоб в аттестате без троек, — он пытается звучать бодро, но выходит не слишком правдоподобно, — а лучше, вообще одни пятёрки. — Ага, — а что тут ещё скажешь? — В Воронеж-то когда собираешься? — зачем он каждый раз об этом спрашивает? Как будто действительно хочет увидеться. Было бы желание — давно сам бы приехал в Питер. Хоть раз за столько лет. — Не знаю, в этом году учёбы много, — у меня тоже, если честно, большого рвения встречаться нет. Теперь уже нет. — Слушай, я тут немного занят, друзья зовут, так что давай, — придумываю отмазку, чтоб закончить этот бессмысленный диалог. — Ладно, до связи, — после этих слов слышатся короткие гудки.       Я усмехаюсь последней сказанной фразе. Почему-то отец предпочитает звонить только тогда, когда выпьет, а так как он совсем не алкоголик, разговариваем мы достаточно редко. Даже не знаю, радоваться этому или расстраиваться. Наверное, всё же первое. Этот пьяный псевдо заинтересованный голос, появляющийся в моей жизни несколько раз в год (лишь потому что на фоне алкоголя у человека разыгрывается совесть), вызывает какое-то неприятное чувство разочарования, граничащего с отвращением. Я поднимаюсь с дивана, решив выйти на общий балкон и покурить.       На улице уже постепенно смеркается. Пока в пальцах тлеет белая сигарета, я разглядываю компанию каких-то весёлых подростков во дворе. Кажется, что если пристальнее присмотреться, то можно будет заметить тонкие красные ниточки, которые тянутся от одного человека к другому. Вообще-то, если получится увидеть землю из космоса под правильным углом, она будет выглядеть, как огромная пряжа.       Обычно такие связи произрастают откуда-то из грудной клетки. Некоторые обрываются (случайно или намеренно, от изношенности или острых предметов), но на их месте появляются другие. Когда паршиво, можно дёрнуть за одну и почувствовать ответное движение на другом конце — полегчает. Вот только в собственной груди обнаружить нечто подобное не получается. Странно. Вокруг столько замечательных людей, но за годы жизни не появилось ни одной красной ниточки. Может, со мной что-то не так?       Где-то под рёбрами ощущается тяжёлая пустота, давящая на лёгкие и сердце. Возникает вопрос: как вообще пустота может быть тяжёлой? Не знаю. И всё же из-за неё становится так противно, что даже хочется пустить слезу, пока никто не видит, чтобы вытравить вместе с ней ядовитые чёрные пары, осевшие в сознании. Но, как назло, глаза так и остаются сухими. Ну, и ладно. Парни не плачут. Только не потому что нельзя, а потому что нет к этому таланта. По крайней мере, у меня точно нет.       Выходные проходят не слишком быстро, но меня это совсем не радует. Зато, к большому удивлению, их окончание — напротив поднимает настроение. В понедельник первым и вторым уроками стоят русский и литература. Наверное, именно поэтому уже вторую неделю подряд в этот день я стараюсь не просто не опаздывать, но даже приходить в школу немного заранее. Журавль от моей неизвестно откуда взявшейся пунктуальности не в восторге. В отличии от меня, друг предпочитает досыпать положенное время и поэтому к учебному заведению приходится добираться в одиночку.       Когда я подхожу к кабинету номер тридцать два, он оказывается ещё закрыт. Арсений Сергеевич появляется в поле зрения только минут через пять. — Привет жаворонкам, — с усмешкой говорит он, — и чего тебе не спится? — Может, я решил хоть под конец учёбы за голову взяться, — улыбчиво отвечаю учителю и про себя радуюсь, что от пятничной неловкости не осталось и следа. — Это, конечно, похвально, — он открывает класс и мы заходим внутрь, — но желательно не только приходить ни свет, ни заря, а ещё хотя бы изредка учебники почитывать. — А кто сказал, что я этого не делаю? — присаживаюсь на краешек парты перед учительским столом, за которым размещается Арсений. — Твои оценки в журнале, — говорит он, поправляя очки. — Ой, не начинай. Мне для поступления нужно сдавать профильную математику и информатику, — уточняю я, — а с этим проблем нет. — А ещё русский. К тому же в декабре у кого-то итоговое сочинение, — напоминает Арсений. — Что-то не наблюдаю больших успехов в этой области. — Я технарь, — пытаюсь оправдаться. — Оно и видно, — с сарказмом отвечает классный руководитель. — На моих уроках — технарь, а на физике и химии — резко в гуманитария превращаешься. Очень удобно. — В точку, — закатив глаза, цокаю я, а затем перевожу взгляд в сторону и складываю руки на груди. — Сам знаю, что тупой, зачем лишний раз напоминаешь? — Очень самокритично, — боковым зрением замечаю, как Арс встаёт из-за стола, подходит ко мне, присаживается рядом и кладёт руку на плечо. — Не дуйся, Антош. Я наоборот убеждён, что ты — парень совсем не глупый, просто ленишься периодически. — Обещаю, что на ваших уроках, Арсений Сергеевич, впредь буду учиться усерднее, — пытаюсь звучать ехидно, но от слов и прикосновения учителя на душе становится теплее, а на лице появляется глупая улыбка, которую я стараюсь спрятать, опустив голову. — Вот и молодец.       Учитель треплет меня по голове и взъерошивает волосы (поступая совсем так, как хотелось сделать мне во время нашей пятничной прогулки). Это заставляет поёжиться и сквозь смущённый смешок воскликнуть: «Ну, Арс!» — на что он лишь хихикает и возвращается обратно за стол. — Сегодня на классном часу будем обсуждать выезд в Тулу, — Арсений переводит тему. — Это во время осенних каникул планируется. Поедешь? — Не знаю, — пожимаю плечами. — А ты? — Конечно, буду одним из сопровождающих. — Тогда всё зависит от стоимости. А так, с вами, Арсений Сергеевич, готов отправиться хоть на край света, — начинаю хохотать, но вдруг понимаю, что эта шутка звучала как-то слишком неоднозначно. Вот же язык без костей.       Собеседник не успевает ответить, потому что дверь скрипит и в класс заходят Алексеева и Кузнецова. Тем не менее, учитель отворачивается к окну, пытается подавить приступ смеха и едва заметно показывает мне большой палец. Эта реакция красноречивее любых слов: Арс понимает моё не всегда уместное чувство юмора и совсем не собирается за него стыдить. Неловкость тут же растворяется, а на её месте образовывается какое-то приятное чувство. Будто душа заполняется сахарной ватой. Может, так и появляются красные ниточки? Может, я не безнадёжен и однажды обнаружу у себя хоть одну?