Détraquée / В беспорядке

Они оказались в сырой и холодной пещере, где только один факел разрывал непроглядную тьму вокруг. Их шаги были медленными и настороженными, а монотонный и тревожный гул нарушал спокойствие воздуха. Инди крепко держал её за локоть, тихо ворча, что она станет причиной его неизбежной ранней гибели. Гермиона закатила глаза, но всё же неохотно позволила ему не отпускать её. Или, возможно, не так уж и неохотно. Через десять минут (шесть с половиной из них были споры шёпотом) они оказались в просторном помещении, напоминающем хранилище. Оно было полностью замкнуто, за исключением тонкой полосы света, пробивавшейся через щель в потолке и падавшей прямо на пьедестал в центре. Они приблизились к нему... медленно. На пьедестале величественно расположилась красная песчаниковая плита, размером с чайный поднос. Она была исписана странными древними символами, которые слегка мерцали, как будто когда-то были покрыты золотом. Инди прищурился, небрежно откинув свою шляпу. — Что это? Древнекельтские иероглифы? — Оставьте это мне, доктор Джонс, — сказала Гермиона с едва заметной кокетливой интонацией. Инди усмехнулся, его пальцы скользнули по её руке... … Опять древние руны…? Гермиона была без церемоний выброшена из хранилища и стремительно пронеслась через измерения, пока не оказалась на деревянном стуле с прямой спинкой в библиотеке Хогвартса. Вместо её смелого, лукавого спутника-археолога перед ней сидел худощавый слизеринец в неприметной, мешковатой чёрной мантии. Она уставилась на Тео с недовольством, и он лишь поднял брови в ответ. — Что? — спросил он, защищаясь. — Ничего, — ответила Гермиона, покачав головой, — ты прервал мою мысль. В этот момент к ним подошла Пэнси Паркинсон и встала рядом с Тео. Она нахмурилась и скривила нос в непривлекательной гримасе. — Пойдём на другой конец библиотеки, Тео, — выплюнула она. — Здесь пахнет грязнокровкой. — Заткнись, Пэнси, — резко ответил Тео, в то время как Гермиона сердито смотрела на них. — Ты её защищаешь? — она уставилась на Тео, предупреждающе сверкнув взглядом. Затем Пэнси приняла свой обычный надменный вид и добавила: — Понимаю. Эта жалкая грязнокровка нуждается в любой помощи, которую может получить, учитывая, что её безмозглые друзья и нищенские магловские родители скоро будут мертвы... Гермиона с оглушительным скрежетом отодвинула стул и мгновенно встала. Пэнси вытащила палочку. — Давай, покажи себя, грязная сука … — Пэнси, убери палочку, — рявкнул Тео, яростно потянув её за рукав. Она развернулась к нему: —Ты всерьёз …                                                           — На самом деле, я защищаю тебя, — горячо сказал он. — Ты действительно думаешь, что дуэль с Гермионой Грейнджер закончится для тебя хорошо? В этот момент из-за книжных полок появился Малфой, выглядя нехарактерно растрёпанным и измученным. Он несколько секунд наблюдал за разворачивающейся сценой без каких-либо эмоций, а затем положил руку на спину Пэнси. — Забей, Пэнс, — произнёс он холодно. Пэнси всё ещё нерешительно колебалась. — Что происходит... Я не понимаю... — Пэнс. Пэнси. Давай. Малфой старался сохранить невозмутимость, хотя, возможно, он просто слишком устал, чтобы проявлять гнев. Под глазами у него были глубокие тени, а обычная бледность приняла болезненно-серый оттенок. Он потянул Пэнси, положив руку между её лопатками. Перед тем как уйти, он бросил на Тео взгляд, полный сдержанного напряжения. Тем не менее, его тон остался таким же безучастным, как всегда: — Конечно, только ты мог выбрать самый драматичный способ, чтобы выразить своё мнение. И вот они ушли. Тео и Гермиона замерли на мгновение, возвращая себе привычное дыхание. Она с тяжёлым вздохом опустилась обратно на стул, а он последовал за ней, устроившись в кресле рядом. Гнев, который так яростно бушевал, медленно уступал место привычной усталости. Тео, обычно острый на язык, теперь был неожиданно тих; Гермиона ожидала, что он вернётся к своему привычному сарказму, но вместо этого молчал, поглощённый размышлениями. Через три минуты он так и не заговорил. Он хмуро смотрел на её копию "Магических иероглифов и логограмм", но было ясно, что на самом деле он ничего не замечает перед собой. — Тео... — её голос дрожал и звучал неуверенно, — это что... — Она замялась, глубоко вздохнув. — Я представляю собой заявление? — спросила она, стараясь держать более ровный тон. Он, казалось, тщательно обдумывал её вопрос, поскольку не ответил сразу. Его глаза продолжали быть прикованными к учебнику. — Я хотел выбраться. Блядь... Мне нужно было выбраться, — сказал он быстро и резко, сквозь стиснутые зубы. — Всё стало... всё стало полным дерьмом с тех пор, как Тёмный Лорд вернулся, ясно? Мой отец — все наши отцы — собрались вокруг него, как предсказуемые чёртовы лизоблюды... И мы, их наследники и потомки, были, естественно, обязаны следовать за ними. Но потом... потом отца отправили в Азкабан, и я чувствую... это как... будто у меня есть шанс. Он не останется там надолго. Мне нужно было сделать что-то, чтобы выбраться, чтобы вы все поверили, что я не один из них и никогда не буду. Гермиона... ты добрая, идеальная хорошая девушка. Если бы я завоевал твою симпатию, я думал, что это могло бы... я имею в виду... это могло бы стать моим спасением... Его речь оборвалась резко. Гермиона уставилась на тонкий слой пыли, осевший на краю стола. Она пыталась найти подходящие слова, но безуспешно. Она даже не знала, стоит ли ей сердиться или утешать. Похоже, у Тео было ещё что сказать. Когда он продолжил, его голос звучал увереннее и чётче: — Но ты превзошла все мои ожидания. Вместо скучной и банальной доброй девчонки, которую я представлял, ты оказалась сообразительной, остроумной и невероятно интересной. И я стал желать твоей дружбы так же сильно, как и твоего одобрения. Проведение времени с тобой стало не просто шагом к моему... эм, освобождению, а радостью от общения с тобой. Ты моя подруга, Гермиона. И я твой друг, — он протянул руку и сжал её ладонь, лежащую на столе. — Я твой друг, понятно? Я твой друг. Гермиона чувствовала, как его взгляд пронизывает её, но теперь она не могла встретиться с его глазами. Она немного боялась его напора. Вместо этого она перевернула руку в его захвате так, чтобы обхватить его пальцы. — Я оглушила твоего отца в Отделе Тайн в прошлом году. 1... 2... 3... 4... 5... — Правда? — Да. — Моя героиня.  

***

Позже той ночью она лежит в своей постели, уперев ноги перпендикулярно в изголовье. Мама говорила, что это хорошо для циркуляции крови. Ей страшно засыпать, страшно увидеть те сны, которые последуют за таким тяжёлым днём. Тяжёлый день, после других тяжёлых дней, подготавливающий путь к ещё более тяжёлым дням... всё это напоминало о неизбежности и неотвратимости войны. Война всегда казалась чем-то далёким, чем-то, что никогда не коснётся её непосредственной жизни. Древние войны, реконструированные в учебниках истории... современные военные саги по телевизору... прямые репортажи из Сьерра-Леоне... ужас и жестокость были слишком отвратительными, чтобы даже пытаться представить себя в этой реальности. Иногда ей было трудно поверить в свою жизнь. Она помнила тот день, когда профессор МакГонагалл вдруг превратилась в кошку посреди их гостиной, и её родители были так поражены, что не смогли сказать больше пары взволнованных «да» за время визита этой строгой волшебницы. — Чёрт возьми. В моём шкафу действительно есть снежный лес? — произнёс потом её отец. Иногда ей нравилось представлять, как проходила жизнь её родителей в семнадцать лет. Мама, вероятно, была погружена в книги большую часть времени, носила яркие цветочные рубашки и писала антивоенные стихи в сшитой вручную тетрадке с изображениями Уилфреда Оуэна и Лорки на обложке. Отец был модным гитаристом в рок-группе, пытавшейся пробиться на британскую сцену. Конечно, у него это не вышло — их самые крупные выступления проходили в захудалых пабах Лондона, где публика настойчиво требовала каверы на песни The Stones. Мама и папа оба учились на стоматологов в Бристоле, но встретились только на втором курсе на митинге. Они были типичными представителями революционной молодежи той эпохи, глубоко вовлеченными в «секс, наркотики и рок-н-ролл». И вот она здесь. На ней развевалась мантия до пола, а на голове красовалась остроконечная шляпа. Она писала на пергаменте с помощью пера при свете мерцающей свечи. Она погружалась в изучение Мерлина, гоблинов, химер и алхимии. Она жила в средневековом замке, рядом с которым был озеро, кишащее чудовищами, и тёмный лес, полный заколдованных существ. Ей предстояло бороться с злобным, садистским, недавно воскресшим колдуном. Матерь Годрика. Она взяла в руки свою палочку и сразу почувствовала, как магия стремительно проникает в её тело. Она трансфигурировала заколку в песочные часы, просто так, а затем заставила её взлететь в воздух и вертеться словно в танце. Внутри стеклянных колб вспыхнули две маленькие песчаные бури - бурные, неистовые и полные страсти.

***

Гермиона больше не ела с привычной компанией, поскольку Гарри и Джинни были поглощены предстоящим матчем против Слизерина, а Рон по-прежнему упорно старался изображать рычащего Нунду. Она еле волочила ноги через Большой Зал, краем уха слушая, как Симус описывает ночную симфонию храпа, которую ему приходилось терпеть каждую ночь. Невилл, баритон, при этом сильно краснел. И вдруг Тео появился из ниоткуда. Он схватил Гермиону за плечи, стоя перед ней с выражением дикой и отчаянной решимости в глазах. Он выглядел напряжённым и неуравновешенным. — Ты должна мне помочь, Гермиона. — Что случилось? Ты - нет, Симус, всё нормально, убери свою палочку - Ладно, Тео... В чём дело? — Лавгуд, — выдохнул он. Лицо Гермионы выразило такое глубокое недоумение, что Тео, наконец, решил объясниться более подробно. — Она сводит меня с ума. Сначала это были Болтуны, потом Наглы, Плимпы, Труциты, Фампкины и куча всего остального, что якобы должно есть мои внутренности, откладывать яйца под кожей или создавать странный туман вокруг моей головы. Вчера вечером, после того как ты ушла из библиотеки, она внезапно оказалась рядом и потащила меня к озеру. Мы сидели там до полуночи, ловя Дабберблимпов. Что такое Дабберблимпы?! Я не знаю. Не знаю, как они выглядят, но она велела мне закатать брюки и возиться в озере в декабре... И я это сделал! Я явно сошел с ума, потому что она сказала, что холодная вода поможет отогнать каких-то… что-то… что начинается с H, которые живут между пальцами ног, и я ей поверил. — Эм... Я понимаю, что она немного... — Невозможная. Не немного! Она… просто пиздец… просто невозможная! Тео был настолько искренне потрясён, что Гермиона не выдержала и разразилась смехом. — Ты не можешь смеяться, — сказал он, поражённый. И тут же добавил: — О, титьки Цирцеи, вот и она! И с этими словами он исчез, устремившись вдаль по коридору. И действительно, через несколько мгновений Луна проплыла мимо, приветливо поздоровавшись с ними, а затем продолжила погоню за травмированным слизеринцем. — Так... — сказал Невилл, — Нотт... вы...? Она улыбнулась: — Мы друзья.

***

Гермиона провела большую часть дня без уроков, поэтому после ещё одной продуктивной послеобеденной сессии в библиотеке с Падмой, она вышла на свежий воздух, чтобы компенсировать часы сидячей работы. На поле развернулась настоящая драма: команда Гриффиндора по квиддичу была поглощена напряжённой тренировкой. Демельза плакала, Гарри и Джинни кричали на Рона, а Пикс сердито наблюдал за происходящим. Ох. Она решила обойти трибуны, а не идти через них, вспоминая, как на прошлой неделе МакЛагген схватил её там. Иногда ей действительно нравилось это жалящее заклинание. Не успела она осознать, как оказалась у хижины Хагрида. Сам Хагрид был снаружи и кормил Клювокрыла различными грызунами. — Уже время ужина? — осведомилась она вместо приветствия. — Привет, Гермиона! — Улыбка Хагрида прорезалась сквозь густую бороду. Бросив мешок с мёртвыми животными (к её великой радости), он подошёл и сжал её плечо так, как он, вероятно, считал нежным. — Я собираюсь пообщаться с Гроххом, — сообщил он ей. — Хочешь пойти со мной? И вот так она провела вечер с великаном и полувеликаном, смеясь над ломанными предложениями и неуклюжими проявлениями привязанности. — Грошик всё ещё к тебе неравнодушен, — хмыкнул Хагрид, когда они возвращались. — Он очень мил. Очевидно, что он такой же ловкач, как и его брат. Кстати, как поживает мадам Максим? Щёки Хагрида покраснели, и он ответил сердито: — Нормально. Гермиона улыбнулась его смущению и вложила свою руку в локоть Хагрида. Лес был прекрасен, тёмен и глубок. И всё, что она обещала себе на вечер, - это просто поспать.