Пять времён года

      Целомудренное декольте скромного платья притягивало взгляды всей мужской части поместья, стоило Яншэ Мэйхуа показаться на людях. Она расцветала с каждым днём, давно затмив собственную мать в лучшие годы. Мэйхуа в свои четырнадцать затмевала красотой многих человеческих женщин. Никто не знал в кого она росла такой чарующей и утончённой, но господин Яншэ стал уделять первой жене больше внимания, одаривая безделушками. Кто знал, что эта дурная девчонка вырастет в столь прелестный цветок? Ах, как жаль, что сын главы Цзинь с младенчества был повенчан… Господин Яншэ был уверен, что даже бессмертные купятся на еë красоту. Теперь он медлил с выбором жениха, боясь продешевить. С помощью брака можно было хорошо поднять свое положение в обществе.       Госпожа Лю была счастлива не только от того что муж вспомнил о ней, но и от того, что ее строптивая дочь наконец-то вела себя покладисто и смирно. Ещё бы начала мило улыбаться заинтересованным молодым господам, цены бы ей не было, но за то, что она хотя бы молчала, можно было возносить благодарности всем богам. Шрамы от кнута — следы отвратительного нрава — скрывались платьем, также как еë все ещё порой странное поведение стенами поместья. На людях она не чудила. — Ах, госпожа, зачем вам эти тренировки? Ваши плечи станут большими, а это некрасиво. — развязывая очередную бесполезную завязку верхних одежд в труднодоступном месте, кривит лицо А-Ху. — Кому вы такая будете нужна?       «Тренировки» было громко сказано. Когда его никто не видел, Алексей начал делать упражнения на пресс и отжимания, но А-Ху раскрыла его и настучала матери. Если бы ему просто прилетело палками, он бы продолжил — не в первой, но в этот раз… В этот раз госпожа Лю оттащила его к отцу и всерьёз подняла вопрос о том, чтобы пригласить лекаря, чтобы тот начал лечить от безумия еë «бедную» дочь. Это было равнозначно пыткам и мучительной смерти. Кровь застыла у него в жилах, а шерсть на хвосте вздыбилась так, что его передернуло. Ему пришлось изобразить почтительную и смиренную дочь, распластаться у него в ногах. Ему пришлось игнорировать его сальный взгляд. Алексей не знал, что в тот момент хотел больше: проблеваться или набить этому ублюдку морду. Чувство беспомощности, отсутствия власти над собственной судьбой просочилось в каждый уголок его тела, оно холодной слизью пропитало всë его внутренности так, что теперь он не сможет отмыться. — Чтобы быть сильнее. — отвечает Алексей, понимая, что его слова для нее пустой звук, что ей не нужен ответ. Он не знал, зачем отвечает ей. Наверное, чтобы просто не разучиться говорить. — Зачем вам это? — служанка снисходительно смеётся. — Девушки должны быть слабы и хрупки как цветы лотоса. — Чтобы защитить себя. — Вот глупости! Ваш отец выберет вам достойного жениха, с которым вы будете как за каменной стеной. — Чтобы защитить себя от всех. — Пф… Это будет дерзостью с вашей стороны. Он будет в своем праве. — А-Ху часто говорила с ним как с неразумным ребёнком, но Алексей ничего не мог с этим поделать. У него не было сил на злобу. — Если вы будете хорошей покорной женой вашему будущему мужу незачем будет поднимать на вас руку.       А-Ху отложила его верхние одежды и хотела уже приняться за нижние. — Дальше я сама, оставь меня. — Алексей отступил от нее на шаг. — После того как вы из девочки стали девушкой, вы стали такой недотрогой! — похихикала она. Алексей почувствовал, как краснеют щеки и к горлу подступает дурнота. — Зовите, если нужна будет помощь, я рядом.       А-Ху ушла за двери, наконец оставив его в одиночестве. Он не сдержал вздоха облегчения. С ней ничего нельзя было сделать. Слугами распоряжалась матушка и она не станет слушать, воспринимая все его просьбы как девичий каприз. Отвратительно.       Ещё раз оглядев комнату, Алексей позволил себе снять нижние одежды и полностью оголиться. В свете свечей взгляд его упал на аккуратную девичью грудь. Она уже заметна и как день было ясно, что она будет расти ещё. Он в бессилии сжал кулаки. Иррационально хотелось туго перебинтовать ее, в глупой надежде, что от этого она перестанет расти, что он волшебным образом станет мужчиной и весь удушливый мрак поместья Желтых Хризантем, все сальные взгляды, мерзкие слова и отвратительное будущее перестанут как-либо его касаться. Яншэ Мэйхуа была обычной милой девочкой, но Алексею было тошно от неë. Он не хотел видеть еë в отражении, не хотел говорить от еë имени, не хотел находится в еë теле и чувствовать то, что чувствует она, потому что обычную милую девочку в ней видел только он. Для остальных она была товаром, неудачей, обузой, позором, вожделением, сделкой, красивой игрушкой. Можно было сотню раз повторять себе, что это его не касается, но нет. Это выворачивает внутренности наизнанку, это заставляет чувствовать себя грязным и никчёмным. Всë чаще он вспоминал слова Вики и Оли о том, что в детстве они хотели быть мальчиками, и это приносило ему немного спокойствия. Не он один хотел просто сбежать от этого всего...       К сожалению, в его случае была ещё одна не менее серьезная проблема. Алексей развязал широкую ленту, которой крепко крепил хвосты к ноге, и поморщился. Сначала ощущавшиеся ватными, они начали болеть как от тысячи маленьких иголочек. Он все не мог подобрать положение, в котором хвосты не затекали бы так сильно. Он не знал как сделать так, чтобы они исчезли. Ни дня не проходило без тревоги о том, что его разоблачат и обезглавят на площади под улюлюканье толпы. С тех самых пор как хвосты проявили себя, каждое действие приобрело подводные камни. Нужно было правильно садиться, вовремя просыпаться, чтобы посмотреть не торчат ли белые кончики из-под подола ночнушки, напрячь всë свое мышечное чувство и не шевелить ими от переизбытка эмоций. Ни на минуту нельзя забываться. Первое время Алексей вообще не спал, но потом усталость взяла верх. Он уже забыл, когда чувствовал себя по-настоящему спокойно. Казалось, тревога влезла под кожу словно чесоточные клещи и еë ничем нельзя было вытравить.       От воды в бадье исходил слабый пар и тепло. По полу гулял сквозняк. Мелкая дрожь пробежалась по телу. Он пытался думать, что его задача — заботится о маленькой Яншэ Мэйхуа. Следить, чтобы она ела, спала, не попадала в неприятности, не болела. Что он просто бесплотный дух, которому на сохранение доверили еë тело и он должен оберегать спящую Мэйхуа, а когда она проснётся, они разойдутся как в море корабли. Но проблема в том, что никакой Яншэ Мэйхуа не было. И вся еë боль была его болью. Потрогав воду и удостоверившись, что она комфортной температуры, Алексей забрался в бадью и расслабленно уселся, откинув голову на край. Два пушистых лисьих хвоста намокли и приобрели приятную тяжесть. Бежево-персиковая шерсть потемнела от воды. Он вздохнул с наслаждением и прикрыл глаза, слушая лишь тихий треск горящих фитилей и плеск от собственных движений.       Скоро всë это закончится. Его рыжие подруги рыли для него подкоп у западной стены. Беспокоясь за них, Алексей с болью в сердце попросил лис не приходить к нему больше, чтобы они не попались никому на глаза. Они сказали, что тогда разроют для него щель в стене, через которую пробирались сами. Ему удалось сныкать немного долгохранящейся еды, теплый плащ, веревку, кухонный нож, огниво и парочку дешевеньких украшений. С таким набором и собственными посредственными навыками выживания в дикой природе он долго не протянет. Мысли о том, что это всего-навсего отсроченное самоубийство посещали Алексея, но ему было уже всё равно. Он устал. Ему нужно убираться отсюда и начать поиски Евгении. Он отказывался верить, что находится один в этом проклятом мире.

~оОо~

      Алексею нечасто снились сны, все больше кошмары, но и те быстро исчезали из памяти, оставляя после себя липкое ощущение тревоги, частое сердцебиение и противную сухость во рту. Он убегал от кого-то, от кого-то отчаянно и безуспешно защищался, пытался выбраться из поместья, которому не было ни конца, ни края.       Но сегодня ему приснилась Женя. Еë вьющиеся каштановые волосы, загорающиеся рыжиной на солнце, еë счастливая улыбка, сияющая со сцены, колечки с забавными надписями на еë длинных аккуратных пальцах. Пленительный образ жены редко посещал его сны, каждый из которых он помнил четко и ясно, насколько можно помнить сон.       Евгения сидела на белоснежном коне, неторопливо бредущем по заросшему полю в его сторону. Увидев его, она радостно помахала рукой и широко улыбнулась. Он подбежал к ней, помог спешиться и обнял. Крепко, зарываясь носом в еë теплые темные волосы, замерев, затаив дыхание. Женя улыбается, так светло, так солнечно и в ответ гладит его по плечам и спине, лишь приговаривая: «Лёша, Лёшенька, уже успел соскучиться по мне?». Забытое чувство покоя, заботы и тепла самого близкого человека наполняет его изнутри. Никогда он не чувствовал себя так спокойно, как в еë объятьях.       Алексей просыпается, чувствуя, как по щекам текут слезы. Ощущение невосполнимой утраты и холода вновь пробирается к нему под ребра. Хочется выть. Он закусывает край одеяла, чтобы никто не услышал его всхлипов. Сегодня всё закончится.       С самого утра назначенного дня побега в горло ничего не лезло, хотя Алексей понимал, что ему необходимо есть. Теми порциями и той едой, которой его кормили невозможно наесться, не то что объесться, ведь, о, ужас, молодая госпожа может разжиреть как свинья, если видимо хоть раз почувствует себя сытой. Через силу он поел, не чувствуя вкуса. Казалось тревога ощущалась в воздухе. Его руки мелко дрожали.       Жизненно необходимо дожить до ночи так, чтобы не вызвать подозрений и видимо, сегодня судьба благоволила Алексею. Во второй половине дня за забором женской половины слышались какие-то волнения. Всем особенно не было дела до Мэйхуа. Понять, что происходило не удавалось. Весь день он провел как на иголках, неизвестно от чего больше: от радости, что этот кошмар наконец закончится или от страха, что все усилия его и лисиц пойдут крахом. Надежда как никогда горела в нём.       Ближе к вечеру А-Ху пришла к нему с крайне загадочным и восторженным видом, сообщив, что глава Яншэ ожидает его у себя. Нервы Алексея были напряжены до предела. Он понятия не имел, что понадобилось от него старому ублюдку. А-Ху повела его на псарню. Плохое предчувствие скрутило внутренности узлом так, что тянуло блевать. Запах псины и крови ударил в нос. Гул в ушах заглушил лай. — Моя милая А-Хуа, — елейным голосом обратился к нему глава Яншэ. — смотри какая удачная охота выдалась! На воротники пущу тебе и твоей матушке, выбирай любую, не стесняйся.       Он отходит в сторону, открывая обзор на грубый деревянный стол с четырьмя лисьими окровавленными трупами. Алексей с ужасом узнает каждую свою подругу в лежащих бездыханных телах. Они мертвы. Мертвы. Все. Тошнота подкатывает к горлу. — Этой я попал прямо в глаз. Хорош твой отец в стрельбе, а? И собаки еë не слишком обслюнявили. — господин Яншэ поднимает за хвост самую старшую лису. Ещё немного и ей исполнилось бы сорок. Ещё немного и она бы отрастила второй хвост и превратилась в человека. Она мило дурачилась в платье Мэйхуа, которое было велико для неë. Алексей обещал, что когда он сбежит, то они пойдут смотреть выступления уличных артистов и кататься на лодке. Наконечник стрелы безобразно разворотил глазницу, оставив после себя багровую засохшую пустоту. Господин Яншэ небрежно кладет еë на стол, как вещь, и берет следующий труп, поднося его ближе. — Или эта посмотри. У неë мех рыжее.       Он проводит рукой против шерсти так, что Алексея передергивает от понимания как это неприятно ощущается. Глава Яншэ не замечает его состояния. Он продолжает что-то говорить. Он хвастается и гордится собой, охотой. Труп лисы при этом качается на хвосте из стороны в сторону в его руке. Черненькие тонкие лапы безвольно висят.       Лиса помоложе. Он обещал, что, когда он сбежит, а она сможет стать человеком, они купят себе самые красивые платья в Ланьлине. Она любит сидеть у него на коленях и кусать его за пальцы. Она любит белые перья и гладкие камушки. Он обещал, что когда он сбежит, они будут вместе жить в лесу… Он обещал, что когда он сбежит, то познакомит их со своей женой… Он обещал, что когда он сбежит… … Когда он сбежит…       Обжигающе горячие слезы катятся по его щекам. Крик застревает в горле, разрывая его на части. — Я ее хочу порадовать, а она в слезы! — елейный тон в миг сменяется раздражением. — Вот дурная девка! Не реви!       Пощёчина настолько сильная, что сбивает тонкое тельце Мэйхуа с ног. Алексей воет в голос. Все его подруги мертвы. Все. Из-за него. Они мертвы из-за него. — Ничего тогда дарить тебе больше не буду! — в гневе кричит мужчина. — А-Ху, оттащи эту унесённую ветром с глаз долой!       Служанка, не сильно заботясь о том, чтобы помочь Мэйхуа встать на ноги, хватает еë за руку и начинает тащить по земле. — Отпусти меня, мразь! — кричит Алексей, безуспешно пытаясь вырваться. Собственное бессилие выворачивало его на части. — Юная госпожа, вы расстроили отца и он сказал, что вам нужно уйти. — тоном, которым говорят с неразумными детьми, произносит А-Ху. В еë словах проскальзывает раздражение и усталость.       Алексей бы рад уйти, но она не давала ему толком встать и по итогу валяла по земле, самоотверженно выполняя приказ своего господина. А-Ху была старше и мощнее Мэйхуа. Все, блядь, были старше и мощнее Мэйхуа. Глава Яншэ презрительно сплевывает. — И что вы так распереживались из-за этих лис? Надо радоваться — вредителей стало меньше, а вы плачете! Уж, из-за зверья так слезы лить… Моя бедная глупая госпожа… — причитает А-Ху, сжимая тонкую руку Мэйхуа до синяков. Алексей не мог выбраться. Не мог вырвать свою руку как бы не старался. Не мог ничего изменить.       Второй день Мэйхуа заперта в собственной комнате. Второй день сидит без еды. Сердобольная А-Ху вопреки приказу принесла ей ломоть хлеба, но Алексей не взял его. Он смотрел на запертую дверь, но видел лишь окровавленные тела своих подруг на столе. Они умерли из-за него. Из-за глупой надежды, что ему помогут и его спасут, что всë могло кончится удачно.       Он смотрел на запертую дверь, пока не стал видеть окровавленные тела главы Яншэ, его жен, А-Ху… Всех, кого он видел в поместье. Они забрали у маленькой несуществующей Мэйхуа единственный светлый кусочек радости в еë серой и мрачной жизни. Эти твари убили близких ему людей.       Надев сворованные нижние штаны кого-то из слуг и платье с порванным для удобства подолом, Алексей достал из подпола собранный куль вещей и до побелевших костяшек сжал рукоять тупого кухонного ножа. Особо ни на что не надеясь он осмотрел дверь в свои покои. Та всë также была заперта, но… Что-то было не так.       Нахмурившись, Алексей уставился на дверь, не до конца осознавая, что его насторожило. С дверью все было в порядке, она была заперта на засов с другой стороны и открыть ее изнутри не представлялось возможным. В абсолютной тишине догорала потрескивая свеча, да слышалось собственное дыхание. Больше никаких звуков не было. Алексея пробрал озноб. Даже ночью из-за тонких стен были слышны различные звуки. Чьи-нибудь шаги, стрекот сверчков, крики совы и под утро других птиц, шум листвы, потревоженной ветром. Он постучал ногой, чтобы проверить не оглох ли он. Стук показался непозволительно громким. То, что слух был ещё при нем радовало, но не давало объяснения происходящему. В женской половине царила мертвая тишина.