Пять времён года

      Лекарь умыл лицо, чувствуя как культи пальцев простреливает фантомной болью от холодной воды. Ощущение было терпимое, но неприятное. Той, с позволения сказать, хирургической обработки, которую он смог сделать, было недостаточно для травматической ампутации. Не будь он нежитью, наверняка заработал бы себе остеомиелит или чего похуже… Так что Сюэ Яна с его мизинцем он понять мог как никто другой, хоть и не одобрял его действий.       То, что Вэнь Чжулю слышал их разговор, было досадно, но лекарь не собирался с этим ничего делать. Он давно усвоил этот урок: если делать вид, что так и задумано, ничего никому не объясняя и не оправдываясь, то подобное поведение привлечëт гораздо меньше ненужного внимания. Особенно ничего не нужно объяснять слугам, потому что их дело исполнять приказы, а не думать. С одной стороны привыкнуть к подобному было легко, с другой Вэнь Чуньлэй по старой памяти иногда всë же начинал объясняться, что вызывало у слуг или недоумение или нескончаемые причитания о своей ничтожности и просьбы не гневаться. Сжигающий Ядра, конечно, слугой не был, но он был подчинённым, который также не ждал от него пояснений. — Бля-я-ядь… — протянул Вэнь Чуньлэй, устало помассировав глаза.       Он понимал, что не поладит с Лань Цижэнем чуть ли не с первых минут знакомства. Они были настолько похожи друг на друга насколько диаметрально противоположны. Коса нашла на камень. Обоим была свойственна авторитарность, доминантность и консерватизм, что уже предрешало исходы разговора. Учителя Ланя из себя выводил цинизм и грубость, лекаря Вэня — формализм и легкий налет социального лицемерия. Профессиональная деформация — беспощадная, ты, сволочь. Добавляло масло в огонь и то, что заклинателем Вэнь Чуньлэй не был. А поскольку заклинатели должны оберегать и покровительствовать обычным людям, что ставило их на ступеньку ниже вне зависимости от статуса, Цижэнь позволял себе смотреть на него с высока. Лекарь для него был подобен сквибу среди волшебников во вселенной Гарри Поттера — про волшебство знает, а сделать ничего не может. Этого не высказывалось прямо, потому что за непочтение брата Верховного Заклинателя можно в миг лишиться головы, но прослеживалось в каждом жесте, взгляде.        Вэнь Чуньлэй признавал, что, возможно, слишком увлекся упражнениями в пассивной агрессии с Лань Цижэнем, и старого козла можно было бы приструнить иным способом, но слово не воробей, а его сложившиеся обстоятельства, честно говоря, не сильно волновали. Когда учитель Лань в очередной раз прошëлся по его полной безответственности по отношению к родному клану из-за того, что он «не уберëг собственное золотое ядро», после чего стал лишь обузой для родни, лекарь не поленился припомнить клану Гусу Лань их бельмо на глазу. — Уж, кто действительно является обузой, так это человек, что не смог защитить ни своего учителя, ни свою любимую женщину, после чего сбежал от всего мира в горы, оставив свой орден на произвол судьбы.       Вся история родителей Двух Нефритов казалась Вэнь Чуньлэю весьма мутной и грязной, даже в той короткой версии, которую он помнил. Уже то, что мадам Лань не горела взаимными чувствами к Цинхэн-цзюню, чего стоило… Ему не верилось, что женщина, убившая учителя главы ордена, нуждалась бы в спасении, тем более таком, как дом с горечавки. А уж то, что Цинхэн-цзюнь, испытывая вину, заключил себя в тюрьму, в наказание заставив себя не делить с ней спальню — хотя рождение Лань Сичэня и Лань Ванцзи предполагает, что он не всегда придерживался своего заключения, вызывало ехидный смех.       Лишенный слов учитель Лань был прекрасным зрелищем. Из его взгляда вмиг исчезло бесящее покровительственное выражение, а на его место пришла ошеломленность и пикантная нотка страха.       Весь остальной мир за пределами стен Облачных Глубин знал лишь то, что глава Лань ушëл в длительную медитацию. Любовные приключения Цинхэн-цзюня и история рождения двух Нефритов были тайной, покрытой мраком, которую, наверное, знали даже не все члены клана. Подобная информация была на вес золота. Никто в Цишань Вэнь ни то что, не должен был, никто не мог этого знать. Он не мог этого знать. А это значит, что теперь Лани его со счетов точно не скинут… И пусть. Пусть он топил печь пачками денег, заткнувшийся Лань Цижэнь того стоил. — Фаньхуэй Дицю, откуда вам известна судьба моего отца? — потеряно и настороженно произнес Первый Нефрит, поставив чашку на стол. Золотые глаза смотрели невероятно цепко. По-взрослому.       Лань Сичэнь, тихо попивающий чай с легкой улыбкой на губах, всю их перепалку внимательно слушал, думал и молчал. Он был по-настоящему опасным человеком: мало того, что красив, так ещё и невероятно умëн. Но всë же, всерьез относится к нему получалось с трудом. Взгляд постоянно соскальзывал с молодого мальчишки на сидящего рядом и внушающего уважение своим возрастом Лань Цижэня. Лань Сичэнь воспринимался, как примерный и вежливый сынок какой-нибудь медсестры, который заглянул после школы к маме на работу и теперь тихо слушает, как они перемывают кости начальству и, иногда вспоминая о его присутствии, подкладывают ему конфет. То есть никак он не воспринимался, даже несмотря на то, что фактически был главой ордена. — Голоса в голове нашептали… — криво ухмыльнулся Вэнь Чуньлэй, все же отведя взгляд от пронзительных золотых глаз Первого Нефрита. Хотел поиграть в Не Хуайсана, да? Проиграл. Возможно, для прогиба аля Незнайка не помог бы и диплом оконченной с отличием школы актёрского мастерства. Тут нужен врожденный талант, не меньше… С самого начала нужно было понимать, что образ безобидного и добродушного дяденьки, этакого налоговика в отпуске, которому дела нет до того, чем они тут в Гусу занимаются, и на которого можно не обращать особого внимания, был недостижим.       Первый Нефрит мудро не стал более заострять внимание на этом щекотливом моменте и повернул разговор в более мирное и конструктивное русло. Разошлись они на спокойной ноте, заключив, что жить и терпеть друг друга им целый год пока длится обучение второго молодого господина Вэнь и Вэнь Нина, и что как-либо влезать в дела ордена и школы Вэнь Чуньлэй не планирует.       Мысли о том, чтобы сгладить свое откровенное мудачество перед Сичэнем, витали в голове лекаря словно надоедливые мухи. Всё-таки, жить им вместе целый год… Извинятся он даже не думал, но «случайно и непринуждённо» ближе к вечеру вступить в любезную беседу на отвлеченные темы, что сгладило бы углы, планировал. Надо было показать, что он, конечно, мудак, но мудак, с которым можно адекватно разговаривать. План был надёжен и проверен временем.       Задумчивый взгляд сам остановился на бутылке с семидесяти процентным спиртом, который был взят на случай нужды в дезинфекции чего-либо. Вариантов как ещё подкорректировать свое поведение, чтобы показаться более приветливым и добродушным, не было. Что ж, утро давно уже начиналось не с кофе…

~оОо~

      Утром Евгения чудом не нажила себе неприятностей, оставшись незамеченной. Но это не помогло ей избежать косых взглядов. Виновником еë особенно рассеянного состояния была не только бессонная ночь. «Хочешь со мной поезжай, будешь моим личным телохранителем. Никто и слова не скажет.» — эти так легко сказанные подругой слова не выходили у Евгении из головы. Вопрос был в том, правда ли, что для Ольги подобное легко осуществимо? Не шутила ли она? Жене не хотелось получать ложную надежду на то, что она сможет так легко уйти из Облачных Глубин куда-то, где не нужно будет считать каждую копейку и выбирать между бедным ужином и сном под худой крышей. Пусть даже это будет орден злых злодеев.       Тем более примерять солнечные рукава она не планировала, надеясь, что можно будет быть там на правах приглашённого адепта, тем самым не сжигая все мосты, ведущие в Гусу Лань. Да-да, ей хотелось осуществить тот самый знаменитый смертельный номер — и рыбку съесть, и… костью не подавиться. Но кто бы не хотел? Евгения, знала наверняка, что бесследно угаснет в Облачных Глубинах. Это место угнетало еë, она никогда не находила в нём знаменитого умиротворения, ощущая лишь глубоко въевшуюся под кожу тревогу. С другой же стороны перспектива сгореть заживо в Цишань Вэнь тоже не радовала.       Вчерашняя ночь закончилась слишком быстро и они, как на зло, не успели обсудить самое важное: место и момент времени, когда они могли пересечься в этой жизни, чтобы объяснить всем их хорошие отношения. Женя понимала, что просто не вывезет игру в «незнакомцев». Ей до дрожи хотелось быть рядом с единственным в этом мире близким и знакомым человеком.       Поэтому мало того, что она целый день ходила как сомнамбула, так ещё и старалась избегать встречи с Вэнь Чуньлэем, намеренно патрулируя самые отдалённые уголки Глубин. Нужно было дождаться следующей ночи и подумать над алиби вместе, а потом уже разыгрывать театральные постановки.       Затихорившись в кустах за старым сараем и устало опустившись на землю, Евгения облегченно выдохнула. Может, если она немножко поспит здесь, никто не заметит? Как хорошо, что все еë белоснежные шмотки были защищены заклинаниями от загрязнений. Она бы умерла, если бы каждый раз приходилось отстирывать от них сок травы и прочее.       Опустив тяжелую голову на скрещенные на коленях руки, Женя блаженно улыбнулась. Ей уже было всë равно, что трава и земля под ней были холодны, главное, что она в относительной безопасности и уединении. Но сомкнуть глаз так и не удалось. Совсем недалеко от неë послышались тихие еле сдерживаемые всхлипы. Сон сняло, как рукой. Тихо раздвинув листья кустарника, Евгения осмотрелась.       У облюбованного ею сарайчика, свернувшись калачиком на земле, рыдал парнишка. — Эй… — предупреждающе протянула Женя, чтобы еë появление из кустов не испугало юношу сверх меры. — Кто тебя обидел, шиди? — с сочувствием вопросила она.       Все же вздрогнув и на мгновение замерев, парень поднял на неë свои удивлённые и испуганные, заплаканные глаза. Паника в них возросла ещё больше, как только его взгляд поднялся до налобной ленты с облаками. Он спрятал руки за спиной. — Господин Лань… Извините эт-того ничтожного… Эт-т-того больше не повторится… — забормотал он, вскочив на колени. Его лента была просто белой, значит парень не из клана — подметила Евгения. — Что случилось? Почему ты плачешь? — вновь тихо спросила она, не зная как подступиться. Парнишке на вид было где-то пятнадцать-шестнадцать и выглядел он очень печальным. — Ни-ничего… Молю, не г-говорите никому, я-я… — силился что-то вымолвить он, судорожно вытирая слезы рукавами и растирая до красна щеки. — Хорошо, хорошо… Я обещаю, что никому не скажу. — подняв руки в жесте успокоения, пообещала Евгения.       Взгляд серых блестящих от слез глаз из испуганного, стал удивленным и недоверчивым. Вздохнув, Женя уселась рядом с парнем, откинувшись спинной на деревянную стену и беспечно закинув руки за голову. Было видно, что он ожидал от неë нотаций, упреков и цитирования бесконечных сухих строчек правил, нежели понимания. — Ладно, хочешь знать, что я делал в тех кустах? Только ты тоже никому не говори… — доверительно начала говорить она, с хитрым прищуром глядя на него. — Я собирался бессовестно пренебречь своими обязанностями и поспать часок другой, потому что целую ночь разговаривал со своим очень близким другом.       Несмотря на то, что лицо юноши выражало полное неверие в происходящее, он заметно расслабился. Видимо у него уже не осталось сил на опасения. Стёртые в кровь толи тонкими струнами, толи эфесом меча руки мелко подрагивали. — Я х-хочу быть таким же, как Второй Нефрит! Таким же идеальным и утончённым! Я-я стараюсь! Я, п-правд-да, очень сильно с-стараюсь! Но у меня н-ничего не получается… — разревелся с новой силой парнишка, уже не сдерживая себя. Евгения не смогла сдержаться и обняла его, поглаживая по спине. — Я такой слабый и ничтожный! Я знаю, что нужно тренироваться усерднее, но-но я устал, я так больше не могу… Я хочу, чтобы Учитель гордился мной. Я знаю, что должен быть благодарен ему и клану Гусу Лань, я стараюсь, правда… — Ну-ну… Все будет хорошо… — тихо приговаривала Евгения, гладя юношу по вздрагивающей спине. Чтобы им никто не помешал, она на автомате наложила на них Барьер Тишины. Застарелая нелюбовь к Лань Цижэню вновь подняла голову в еë душе. Женя понимала, что в этом веке диагностика психических отклонений была не ахти, но было же ясно видно, что с Лань Чжанем что-то не так. Можно было сказать, что она застала те времена, когда Два Нефрита пешком под стол ходили и, даже мельком смотря на младшенького, было понятно, что дети себя так не ведут. Они не сидят как камушек, уткнувшись в одну точку. Они изучают этот мир, играют и шалят — это нормальные процессы взросления. Цижэнь же ставил своего племянника в идеал поведения. Понятно было, почему остальные не могли его достичь — они были обычными детьми. — Я-я устал! Чтобы я не делал, всегда найдется что-то, что сделано не так… Всегда найдется правило, которое будет нарушено… Но я же не специально… Как я хочу уйти отсюда… — совсем размякнув в еë руках и спрятав лицо в еë плече, юноша постепенно успокаивался. Всхлипы все реже вырывались из его рта. — Я сам хотел сбежать отсюда… — заговорила Евгения, продолжая едва ощутимо водить по его спине. Делала она это аккуратно, чтобы не потревожить возможные синяки. Мальчишка напомнил ей, еë саму, ищущую утешения в руках бабушки Лань. — Мне было всë равно, что мои страдания и время, потраченные на прохождение большей части этого пути, пропадут зазря. Казалось, что оставшийся отрезок обучения не стоит и секунды моих страданий. — Но вы не сбежали. — тихо произнес юноша, шмыгая красным носом. — Не сбежал. — подтвердила она, прикрыв глаза. Если бы она сбежала тогда, весь орден бы забыл о ней в мгновение ока и разве, что Лань Минчжу тихо плакала бы вечерами, пока никто не видит. Все коллективно решили бы замять факт существования не-такого-как-надо-Ланя. — Близкий человек отговорил меня… И уйдя по окончании обучения, я понял, что она была права и я правильно поступил, послушав еë. Не потому, что избежал позора, не из-за почтения к Учителю или чего-то ещё, а потому, что не выжил бы, сбеги я тогда, когда был ребенком. Дело не только в полученных навыках, но и в том, как люди будут воспринимать тебя. Лучше быть молодым заклинателем средней руки, нежели мальчишкой с мечом, которого легко обмануть и не заплатить за выполненную работу обещанную плату. Выживать одному без ордена, каких-никаких знакомых людей и денег непростая задача даже для взрослого человека.       В высшей степени иронично было то, что высказывала подобные мысли именно она — человек, что ранее всегда следовал за мечтой и бросал те занятия, что были ей не по душе. Евгения до сих пор считала подобный подход правильным, но в этом мире подобное решение, действительно, могло стать фатальным. Или матушка была права и она, наконец, начала взрослеть? — Вы говорите совершенно непристойные вещи… — пораженно заявил юноша, посмотрев на Евгению сложным взглядом. Потом спохватившись, закрыл рот ладонями. Нельзя перечить старшим. — Простите… — Ну кто-то же должен их говорить? — горько усмехнулась она. Облачные Глубины были отрезаны от мира и даже Евгении было сложно вливаться в обычную жизнь за их пределами, не говоря о парне, что прожил здесь всю сознательную жизнь. — Я не отговариваю тебя уходить, я лишь советую набраться для этого сил, чтобы не пришлось возвращаться. Если бы не смерть единственного дорогого мне человека, я бы не вернулся сюда. — На самом деле, я бы хотел… Хотел, чтобы был такой орден, к которому можно было бы присоединиться и начать всë с чистого листа. Где бы нашлось место такому неудачнику как я… — после долгого молчания выдал юноша, слегка нервозно пряча окровавленные руки в рукава. — В нëм бы точно не было бы такого огромного количества правил… — Что тебе мешает его основать? — по-светлому усмехнувшись, поинтересовалась Евгения. Выпустив парня из объятий, она лениво откинулась спиной на холодную стену сарая. — У твоего ордена будут только твои правила! — Разве может такое ничтожество как я основать орден? Это просто смешно… — юноша лишь разочаровано покачал головой. — Кто последует за слабаком, который с трудом может осилить обычное обучение? — Я бы последовал… — Евгения пожала плечами. — Лидер, который понимает, что сам не идеален и у окружающих его людей так же есть свои сильные и слабые стороны, заслуживает внимания. Да, возможно, ты слабак, но жизнь это не соревнования. Просто найди дело, которое приносит тебе удовольствие, и наслаждайся им. — Вы-вы правд-да думаете, что у меня получится? — казалось, парнишка сейчас расплачется по-новой. Его лицо светилось надеждой, преданностью и неверием в свое счастье. Евгения даже немного опешила от его прыти. Неужели она первый человек, который когда-либо поддерживал его? — Иногда для того, чтобы решиться бросить дело, что приносит тебе одни страдания, и пойти наперекор мнению большинства, нужно гораздо больше сил, нежели продолжать плыть по течению, не доставая голову из черепашьего панциря. Основатели великих орденов были такими же простыми людьми как и мы с тобой. Почему бы тебе не попробовать? И кто знает, может в будущем великих орденов станет шесть, а? — Это самое непочтительное, что я когда-либо слышал в своей жизни… Этот недостойный не заслуживает подобного отношения. — уши юноши раскраснели от смущения. Он потупил взгляд вниз. — Брось… — подобная реакция развеселила Евгению. Она солнечно улыбнулась. — Что с твоими руками? — Этот недостойный ученик не может освоить игру на гуцине… — ещё больше смутившись, шиди спрятал руки за спину. — Если хочешь могу попробовать научить тебя паре хитростей. — подмигнула ему она. Евгении начинал искренне нравиться этот парнишка. — А так подойди ко мне завтра. У моего хорошего друга наверняка найдется целебная мазь и, думаю, он будет не против ею поделиться. — Этот недостойный ученик очень благодарен шисюну! — Как хоть тебя зовут, шиди? — Этого ученика зовут Су Шэ. — глаза парня всë ещё сияли от радости.       Услышав его имя, Евгения подавилась воздухом. Благо Су Шэ не заметил перемены еë настроения. Одно теперь она знала наверняка — у него точно получится основать свой орден.