acts of kindness

Первая вещь, которую усваивает каждый Ворон, приступивший к обучению, заключается в том, что его тело, как и весь он сам — его мысли, чувства, стремления, — лишь инструмент, которому дóлжно работать исправно. Подобный взгляд на собственное я помогает преодолеть все: боль от ушибов и порезов, надорванные связки, переломанные кости и скользкий страх смерти. Он впитывается в плоть и кровь с самого детства; с момента, когда в руку еще ребенка вкладывается кинжал — не учебный, с тупыми краями, а самый настоящий. Воронам чужды лишние сентименты, поэтому забавляться с ненастоящим оружием — непозволительная роскошь. Рук де Рива была Вороном сколько себя помнила. Виаго позаботился о том, чтобы жизнь «до» ее вступления в клан сначала стала блеклым воспоминанием, а потом и вовсе стерлась из памяти. Всем, что она знала до того, как примкнула к отряду Варрика, были изнурительные тренировки, контракты и убийства. Много убийств. Столь много, что смерть — чужая или собственная — перестала удивлять и пугать Рук. Именно поэтому она даже не почувствовала, когда в пылу битвы ее плечо обожгло огнем. Стрела прошла лишь по касательной, оставив за собой борозду на плече, но не пронзив тело. Сущий пустяк, не достойный внимания Ворона. Наемники застали отряд врасплох, и этому было несколько причин. Во-первых, головорезы редко захаживали в глубины Арлатанского леса. Во-вторых, сама вылазка в руины за артефактами для Беллары обещала стать скорее приятной прогулкой, нежели тяжелым испытанием. Они увлеклись — сейчас Рук понимала это совершенно ясно. Не стоило уходить глубоко в чащу, изначально не рассчитывая на долгую вылазку. Солнце уже садилось, когда отряд столкнулся с наемниками, а к концу битвы сумерки спустились на лес. Стрела Хардинг пронзила одного из головорезов, спрятавшегося среди ветвей дуба. Заняв выгодное положение для засады, он сильно их потрепал, и Рук была уверена, что это именно его чертова стрела ранила ее плечо. Злило не само ранение — с ним-то девушка могла справиться в два счета — злило осознание, что кому-то удалось до нее добраться. Виаго был бы ей недоволен. Вороны никогда не подставлялись — Это был последний, — радостно воскликнула Хардинг, переводя дыхание и смахивая пот со лба. Облегчение волной прокатилось по телу. Они справились, они живы. Контракт, пусть и маленький, выданный самой себе, исполнен. А для Ворона это самое главное. Остатки азарта отзывались в руках и ногах еще ощутимыми разрядами электричества. Схватки всегда напоминали Рук хорошо заученный танец. Стоило закрыть глаза — и тело само вело тебя по хорошо знакомому ритму. Однако когда музыка — лязг ножей, щебетание стрел, выпущенных из лука, и последние вздохи жертв — стихали, транс сразу же спадал, оставляя тебя наедине с уродливой действительностью. Их было восемь. Восемь — ныне мертвых — тел, застывших в неестественных позах. Перемазанные кровью и грязью, с посмертной маской страха на лицах. В этом не было поэзии, не было красоты, которую так часто воспевали Вороны. — Все целы? — спросила Рук, вытягивая пару любимых кинжалов (Виаго подарил их в день, когда она получила свой плащ) из тела, которого лишила жизни пару мгновений назад. Вытерев их от чужой крови, она поспешила вернуть оружие на положенное место — несколько лезвий спрятала в сапогах, еще один — в потайной карман у груди. — Да! — в унисон отозвались Тааш и Хардинг. Они выглядели потрепанными, но в целом не вызывали тревоги. — Эммрик?.. Сердце Рук пропустило удар. Взгляд эльфийки судорожно заскользил по округе, пытаясь отыскать знакомую до боли в груди фигуру мага. Она потеряла его из виду во время битвы, но все время отчетливо слышала слова его заклятий — и эти звуки вселяли уверенность, что все порядке. Но теперь, когда запал очередной заварушки сошел на нет, она вдруг ощутила запоздалый страх. — Я в порядке, — некромант подошел к ней со спины, заставляя вздрогнуть от нахлынувшего облегчения и тени легкого смущения, которое нападало на нее всякий раз, стоило ему оказаться поблизости. — Вы ранены, Рук. Взгляд Эммрика упал на ее плечо, где из-под небольшого разрыва в кожаной куртке выступала кровь. Рук выругалась про себя. Почему он всегда замечал даже самые незначительные детали? — Это пустяк, — Рук поспешила натянуть на место разрыва ремешок портупеи. — Всего лишь царапина. Теперь, когда бой окончился, она действительно отчетливо ощутила жжение и боль в плече. Однако это была ни первая, ни последняя ее рана, и Рук могла терпеть. Как и положено Ворону. Она уже израсходовала запас своих зелий, и теперь залечить увечье сможет только на Маяке. Просить отвары у команды Рук не посмела бы, лучше пусть залечат собственные раны и синяки. — Вам нужно ее обработать пока не началось заражение, — в голосе Эммрика зазвучали те самые «профессорские» нотки, которые и раздражали, и заставляли щеки Рук каждый раз покрываться нежно-розовым румянцем одновременно. — Если желаете, я могу вам помочь. — Спасибо, — Рук сглотнула, пытаясь игнорировать ком из смешавшихся чувств. От одной мысли о том, что он коснется ее кожи своими бледными тонкими пальцами, эльфийке делалось дурно. Или это все же рана давала о себе знать? — Но не стоит себя утруждать. Я справлюсь, бывало намного хуже. — Не сомневаюсь, — легкая улыбка тронула губы некроманта, однако была она отнюдь не радостной. Рук померещилось, или в ней отражалось сожаление, перемешанное с легкой грустью? Наверняка, ей почудилось. — Нет ничего ужасного или постыдного в том, чтобы принимать помощь. Хотя бы иногда, моя дорогая Рук. На последней фразе мир перед глазами эльфийки затянуло поволокой. Иногда ей казалось, что Эммерик издевался над ней. Все эти слова, все эти обращения — это было слишком для нее. Возможно, в Неварре люди обращались к друг к другу именно так: ласково и мягко, но для Рук, выросшей в Антиве, это было сродни сладкому меду, льющимся прямо в уши. Неужели Эммрик не понимал, какой эффект на нее оказывали его слова? Как каждое брошенное в пылу битвы «Прекрасный удар, моя дорогая!» или «Превосходно!» просто выбивали из ее легких воздух? Рук ничего не ответила. — Я был бы крайне признателен, если бы вы сделали мне одолжение, — от этих слов брови эльфийки удивленно взметнулись вверх. Мысль о том, что она может быть ему чем-то полезна, неожиданным теплом разнеслась по телу. — И приняли бы хотя бы это. Я заметил, что вы уже использовали свои зелья — у вас всегда ровно три флакона. Ну, конечно же, он заметил. От внимательного взгляда профессора Волькарина редко что-то могло скрыться. Озвучив просьбу и не став дожидаться ответа, Эммрик вложил в ее ладонь стеклянную бутылочку с изумрудным содержимым. Рук показалось, что даже через плотную материю его красной кожаной перчатки она почувствовала мягкое тепло прикосновения. — Спасибо, Эммрик, — словно очнувшись от оцепенения, прошептала Рук, смотря на удаляющегося мага. Подавив в животе непонятную ей легкость, девушка поспешила на поляну, где собирался отряд. Тааш и Хардинг выглядели заметно свежее, уже приняв свои зелья и умывшись у ручья неподалеку. Эммрик же был не просто свеж, он был как всегда безукоризненен. Рук искренне не понимала, как после самой ожесточенной битвы он мог выглядеть так, будто только что окончил утренний туалет. Тронутые сединой волосы не растрепались, и даже запонки на рукавах рубашки под мантией не сдвинулись с места. На ум сразу же приходила одна из его словесных перепалок с Хардинг. Помнится, девушка тогда громко выражала недовольство тем, что Эммрик берет с собой в походы слишком много вещей. Что ж, сейчас подобный подход полностью себя оправдал. В такие минуты, собственный облик казался Рук еще более неполноценным и ущербным. Если все же прислушаться к Воронам и согласиться, что каждый из них — всего лишь инструмент, то Рук — простой ржавый нож с грубой рукояткой, пригодный для скорой и не очень чистой расправы, а Эммрик — искусно сделанный кинжал королевского убийцы, прячущегося в ночной темноте, чтобы с изяществом разобраться с капризным монархом. — Солнце уже зашло, мы не успеем вернуться к зеркалу, — с досадой произнесла Рук. Еще один ее промах как лидера. Стоило правильнее рассчитывать время — Виаго был бы ей недоволен. Теперь же они застряли в глубине Арлатанского леса без достаточных припасов, не готовые ни к неожиданному нападению, ни ночным холодам. — Здесь мы как на ладони, — подала голос Хардинг. — Отойдем-ка от поляны вниз по реке, чуть глубже в лес, и там разобьем лагерь. Заночуем, а на рассвете вернемся на Маяк. Рук согласно кивнула: — Тааш, позаботишься о костре? Кунари утвердительно хмыкнули. — Я постараюсь раздобыть нам что-то к ужину, — подхватила Хардинг. — Я видела на деревьях белок. Думаю, я смогу подстрелить несколько. Эльфийка облегченно вздохнула. Возможно, последствия ее неудачного расчета не будут столь катастрофическими. Возможно, они смогут без проблем пережить эту ночь. «Но это будет не благодаря тебе, а вопреки», — зашептал мерзкий голос где-то внутри, но Рук попыталась отмести неприятную мысль, внутренне обещая себе разобраться с ней позже. Пока Тааш и Хардинг занимались приготовлениями к ужину и ночевке, Эммрик настроил вокруг лагеря защитные заклинания. Одному Создателю было известно, за счет чего некроманты ставят свои барьеры, но на данный момент Рук заботило лишь то, что это работало. Выкроив немного времени наедине с собой, эльфийка вернулась к реке. Кинжалом она распорола порванную на плече ткань еще больше, обеспечив доступ к царапине. Тупая боль новой волной обожгла плечо, стоило ей промыть место пореза ледяной водой. Выждав, когда это вспышка станет едва ощутимой, Рук повязала поверх кусочек плотной материи — несколько лоскутов она всегда брала с собой как раз для таких случаев — на ткани сразу проступило пару крошечных капель крови, и она поспешила вернуть ремешок портупеи на прежнее место. Не хотелось, чтобы спутники заметили ее слабость. Никому нельзя доверять. Это стало вторым правилом, которое впитывали в себя юные «воронята», не исполнившие еще первого контракта. Мир — хрупкое равновесие взаимовыгодных сделок, никто не сделает для тебя ничего просто так. Помощь внутри своего Дома легко объяснима — клан силен ровно настолько, насколько силен его самый слабый член. Именно поэтому жесты необъяснимой доброты Эммрика — доброты, которой Рук ничем не заслужила, — сбивали ее с толку. Ей казалось это неправильным, противоестественным. Ему точно что-то было нужно от нее, вопрос заключался лишь в том, какой счет в итоге некромант выставит за свою помощь. Терзаемая этим вопросом, эльфийка осушила флакон с зельем. Из-за горького вкуса скулы свело, но по телу сразу же пронеслась волна облегчения, притупляющая пульсирующую боль в плече. К тому времени, когда Рук вернулась к лагерю, приготовления ужина шли полным ходом. Хардинг все же удалось подстрелить несколько белок, и теперь они с Тааш гипнотизировали взглядом их тушки, готовящиеся на огне. — Я бы сейчас дракона съела, — мечтательно проговорили Тааш, облизываясь. — Драки всегда будят во мне аппетит. Хардинг кивнула, соглашаясь. — Думаю, уже скоро будет готово. Рук села у огня, чувствуя, как мышцы расслаблялись под влиянием тепла. Живот неприятно сводило от голода. Она и сама бы с жадностью набросилась на еду. — Жду не дождусь! — с сожалением отозвались Тааш и отхлебнули из флаги. Острый запах пойла выдавал, что содержимым была отнюдь не вода. — Эй, мертвяк, вы точно не хотите поесть с нами? Рук недовольно их одернула: — Тааш! Кунари лишь закатили глаза, ясно давая понять, что для их языка выговорить «Эммрик» было гораздо сложнее, нежели «любитель мертвецов», «гробовщик» и целый ворох других прозвищ. — Благодарю, Тааш, за заботу, но я вполне доволен тем, что у меня есть, — отозвался некромант, жестом показывая, что с дневного привала у него осталось несколько яблок. В вылазках за пределы Маяка мужчине всегда приходилось труднее остальных из-за своей диеты. Несмотря на подначивания Дарвина или похвальные оды кухне Антивы от Луканиса, он ни разу не притронулся ни к мясу, ни к рыбе. Лицо Эммрика оставалось все таким же невозмутимым, будто бы его ничуть не задевало подобное отношение кунари. Волькарин был слишком хорошо воспитан, чтобы обращать внимание на подобные выходки, а вот Рук — нет. Мысленно она уже внесла в список дел разговор с кунари об их остром языке, раз Эммрик сам не желал за себя постоять. Отчего-то ее эти прозвища задевали, хотя де Рива не могла себе объяснить природу этого чувства. Вороны редко придирались к выбору слов. В конечном счете, слова не могли тебя убить, а значит за ними не стояло ничего. Однако Рук знала, что они много значили для Эммрика. «Я всегда очень аккуратен в их выборе», — так он сказал ей однажды. Некромант плел из своих речей тонкое и изысканное кружево, каждый завиток которого служил своей цели. И Рук почему-то было неприятно от грубости и топорности, которую привносили в этот узор Тааш. Словно белоснежную изящную ткань трогали грязными руками. Возможно ей просто не нравилось, если кто-то говорил о нем дурно. Когда Эммрик впервые появился на Маяке, команда относилась к нему с опаской. Все, пожалуй, кроме Беллары. Она была в полнейшем восторге от того, что с ними теперь путешествует выдающийся ученый. Остальные ее восхищения не разделяли. Некромантия пугала людей вокруг, из-за чего Эммрик нередко оставался наедине с собой, обособленный от команды. Не сказать, что он испытывал от этого дискомфорт — общество книг и научных трудов в его комнате нравилось профессору куда больше, но почему-то Рук хотелось донести всем, каким необыкновенным он был, хотя она сама еще не до конца понимала, что вкладывала в это слово. Рук смотрела, как огонь лениво лизал поленья, издавая приятный уху треск. Увлеченная своими размышлениями, она не особенно вслушивалась в разговоры отряда. Веки налились свинцом, все тело обмякло. Чувствуя, что вот-вот она упадет в сон, Рук придвинулась ближе к огню, чтобы вобрать в себя еще больше тепла — на смену приятному томлению, в котором ее тело пребывало еще с несколько минут назад, неожиданно пришел жуткий озноб. Однако из приятной неги эльфийку вырвал отчаянный возглас Тааш: — Рук! — ноздри Тааш расширились, втягивая воздух. — От тебя воняет! Эльфийка лишь закатила глаза в ответ: — Спасибо, Тааш, тебе и твоему обонянию. К сожалению, мне не удалось найти теплую ванну посреди леса. — Это не тот запах, — раздраженно продолжили кунари. — Что-то другое. Ты действительно воняешь. Они придвинулись ближе, сильнее принюхиваясь. — Вот тут больше всего! — Тааш совсем неделикатно — впрочем, иного Рук не ожидала — толкнули ее в раненое плечо. — Это совсем не смешно, — зашипела в ответ эльфийка. Боль от прикосновения в мгновение ока вышибла из нее желание спать. И стоило ей скинуть с себя негу, как Рук осознала, как сильно на самом деле ее плечо болело. Намного сильнее, чем стоило обычной царапине. Вдруг ее лба коснулась чья-то прохладная ладонь. В нос ударил запах шалфея и — почему-то Рук это жутко понравилось — чуть заметный аромат масла для бальзамирования. — Боюсь, моя дорогая, — обращение вновь заставило внутренности скрутиться в тугой узел. Наверняка виновником была боль в плече, и ничего иного. — Тааш правы. У вас сильный жар. — Я в полном порядке! — поспешила заверить его Рук, но язык от чего-то стал неповоротливым и тяжелым. Эммрик не стал возражать, а Рук была не в силах оказать ему должного сопротивления, когда он развязал повязку на ее плече. Движение тотчас же отдалось пульсацией по всему телу. — Рук, позвольте мне осмотреть вашу рану, — мягко, но настойчиво попросил Эммрик. В тоне одновременно смешалась просьба и неоспоримое требование — ответить «нет» было просто выше ее сил. Молча кивнув, она лишь наблюдала, как Эммрик склонился над ней и ловким движением кинжала распорол повязку и рукав дублета еще больше, обнажая белое плечо и кровавый росчерк раны, яркой полосой выступающий на снежном полотне кожи. — Дерьмо! — голос Тааш звучал как из-под воды, глухо и удаленно. — Выглядит очень плохо. Очень-очень плохо, Рук! Рук мельком, насколько позволяла неудобная позиция, взглянула на плечо. Что ж, выглядело действительно неприятно. Края раны воспалились. От них запутанной паутиной по всему плечу, спускаясь к предплечью, растекались темно-синие дорожки — вероятнее всего заражение пошло дальше по венам. Местами к крови примешивался темно-зеленый гной. Пожалуй, Тааш правы — это дерьмово. — … просто стрела, — еле слышно пробормотала Рук. Мысли ворочались в голове медленно, с усилием. — Мне так хочется, спать… Я отдохну, и утром все будет в порядке. — Яд, — заключил Эммрик, аккуратно касаясь края раны холодным пальцами. На контрасте с пылающей кожей прикосновение оказалось ледяным. Рук поежилась. — «Вдовий плач», если быть точным. — Откуда вам знать? — недовольно переспросили Тааш, заметно нервничая. Из всей команды именно они относилась к некромантии с наибольшим опасением, и близость Волькарина к Рук будила в кунари подозрения. — Я видел и говорил с немалым количеством мертвецов, скончавшихся от этого яда. Главный признак — характерное потемнение вен и специфический запах от пораженных тканей, который вы, Тааш, благодаря своему обостренному обонянию, заметили, — в этом и был весь Эммрик. Его голос оставался спокойным, даже в столь напряженной ситуации, будто были они не посреди леса, а в Некрополе, на одной из его лекций. — Если это «Вдовий плач», то мы не успеем вернуться к Маяку, — обеспокоенно заметила Хардинг. — Этот яд популярен среди лучников, хотя я никогда его не использовала. Это как-то… подло? Он убивает не сразу, через несколько часов. Куда честнее сразу закончить дело. Рук слышала, как отряд обсуждает что-то, но не могла сосредоточиться на их голосах. Ее тело бросало то в жар, то в холод, голова кружилась, а перед глазами то и дело мелькали ослепительные пятна. Она поспешила отвести взгляд от огня, надеясь их отогнать, и вместо этого постаралась сосредоточиться на фигуре Эммрика, стоящего прямо перед ней и что-то — Рук так и не смогла понять что — обсуждающего с Хардинг и Тааш. В свете огня золотые браслеты и кольца на его руках переливались приятным мягким цветом. Рук рассматривала эти отблески, словно завороженная. Было в них что-то магическое, что-то из древних легенд и сказаний. Эльфийка почувствовала внезапное и непреодолимое желание дотронуться до этих украшений, прочувствовать каждую отметину на металле, спуститься ниже к бледной ладони, переплести пальцы… — Эммрик? — собственный голос показался Рук совсем чужим. — Да, Рук? Вам что-то нужно? Может быть воды? — некромант склонился над ней. На бледном, усталом после недавней битвы лице, отражалось искреннее беспокойство. — Можно мне дотронуться? — Рук протянула дрожащую руку к запястью некромага. — Украшения, они такие красивые… Как звезды в Антиве… Как вам удалось украсть звезды с неба? Это же так высоко… — собственный голос звучал все более и более удаленно. Рук говорила еще что-то, но не понимала, что именно. Словно в бреду, слова лились из нее неконтролируемым потоком, и одному Создателю известно, каким образам из ее воспаленного воображения она дала словесную оболочку. Кажется, она говорила что-то о своем первом контракте, о Виаго, о том, что ей нравится коса Тааш, а от Эммрика пахнет шалфеем… Поток остановился лишь когда холодная ладонь Эммрика снова накрыла ее лоб, принося с собой живительную прохладу, способную унять зуд в ее голове, заставляющий болтать без умолку. — Тише, тише, — сказал он полушепотом, который эхом отозвался голове. Чуть отстранившись, он продолжил необычно твердо: — Тааш, я понимаю ваше беспокойство, но вы видите, что счет идет на часы. Сейчас не время сомневаться в моих методах, Рук уже начала бредить. Если вам угодно, вы можете отправиться искать Завесных Странников прямо сейчас, в кромешной темноте, и надеяться, что у них есть противоядие. Однако даже при таком раскладе, вы можете вернуться слишком поздно! До ушей Рук донеслось недовольное фырканье кунари, но пререканий не последовало. Остальное происходило как в тумане. До девушки долетали обрывки фраз, отдельные слова и звуки. Все было слишком громким и слишком тихим одновременно. Она слышала недовольное кряхтение Тааш, когда они бросили рядом что-то тяжелое, причитания Хардинг о том, что у них даже нет палатки и их препирания о том, кто первый должен стоять ночью на дежурстве. Рук не знала, сколько прошло времени, когда звук за звуком, и даже эти неразборчивые обрывки фраз стали пропадать. Она все глубже и глубже проваливалась в темноту, где кроме жара, поедающего все тело, невыносимой боли в плече и руке не было ничего. «Я умираю», — вдруг осознала Рук с предельной ясностью. Это конец, сейчас ее не станет, ее «я» растворится в боли и жаре. На глазах выступили слезы. «Я так не хочу умирать. Это страшно». Агония была столь сильной, мир вокруг казался исковерканным и нереальным, а ужас поглощающим, что Рук не могла цепляться за остатки приличий. Ей нужен был якорь, что-то, за что можно было бы ухватиться, твердая почва под ногами. — Эммрик, — позвала некроманта девушка голосом тише шепота. — Дайте мне свою, руку, пожалуйста. Не просто просьба, а мольба. Рук казалось, что если через мгновение она не ощутит живительный холод его касания, не получит этот якорь, то просто распадется на куски. Некроманта не нужно было просить дважды. Секунда — и его ладонь накрыла ладонь Рук. — Мне так страшно, Эммрик, — ее признание звучало едва различимо. И даже если Рук и могла поначалу сомневаться, услышал ли Эммрик эти слова, то в следующую секунду скрепление рук стало крепче, развеивая неясность. Жар не думал отступать. Воспаленный разум рисовал в воображении все более страшные картины. Ужасы, когда-то обитавшие в ее детской, снова обрели плоть и кровь, вернули себе краски. Рук мерещились лица и гримасы, адские твари и жуткие демоны. Перед глазами вновь и вновь появлялась Антива — ныне разрушенная, выпотрошенная венатори. Рук заново видела жителей, оскверненных и поглощенных тьмой. И все это было из-за нее. Из-за Рук де Рива, Ворона, обрекшего собственный город на погибель. — О, моя дорогая, — голос Эммрика звучал как будто издалека, но Рук всецело старалась фокусироваться на нем, идти на него, словно он был спасительным светом в конце темной пещеры. — Я знаю. Это было не просто «я знаю, что тебе страшно», успокаивающее и дающее понять, что чувства твои ясны и понятны. Это было «я знаю, что тебе страшно, потому что я тоже боюсь». И осознание того, что ее страх отзывается эхом и в нем, вдруг принесло неожиданную легкость. — Понимаю, что это трудно, моя дорогая, но постарайтесь не концентрироваться на образах, что пугают вас. — Кроме них ничего нет, — глухо отозвалась Рук, сильнее сжимая его ладонь. — Тогда просто слушайте меня, — она почувствовала, как на ее разгоряченный лоб Эммрик приложил холодную материю, пропитанную сильным травяным запахом. — Какая тема разговора была бы для вас интересной? Хотите я расскажу вам о Неварре? Вопрос был скорее риторическим, и получив в ответ лишь болезненный стон, Эммрик начал рассказ. — Неварра — мой дом, и она прекрасна. Вам уже довелось побывать в Великом Некрополе, и я люблю его всем сердцем, но он не сравнится с грандиозностью и величием столицы... Грань между реальностью и бредом окончательно стерлась, когда Рук почувствовала ледяное прикосновение губ к ее пальцем. Этого не могло быть, это нарисовало ее больное воображение.        — Если в знатном доме рождается ребенок, то в этот же день закладывается первый камень его будущей усыпальницы. Самые искусные архитекторы со всего Тедаса стекаются в город, чтобы соревноваться в своем мастерстве. Вся Неварра утопает в величественных склепах и гробницах, которые десятилетиями ждут своих владельцев. Мне приходилось часто бывать в них. Можете ли вы себе представить, Рук: один вельможа пожелал, чтобы весь пол его усыпальницы был украшен рубинами — это стоило целое состояние, но, Создатель, стоило войти в комнату, в глазах рябило от их багрового блеска… Эммрик ненадолго замолчал, будто задумался о чем-то, но стоило Рук чуть сильнее сжать его ладонь, он сразу же продолжил. — … Неварра — город искусств. Выйдете на улицу и вы утонете в хоре уличных певцов, ослепнете от величия статуй и изысканных скульптур, которые раскиданы буквально повсюду: в самых бедных кварталах и даже близлежащих деревнях. Мой любимый обелиск стоит на площади Каспара Пентагаста — она совсем недалеко от места, где раньше стоял дом моей семьи. Этот каменный столп настолько высок, что практически равняется со шпилями Великого Собора, каждая его грань исписана древними письменами — нашей историей, именами героев, известных и уже забытых… Рук слушала и слушала, позволяя низкому голосу Эммрика уносить ее далеко от Арлатанского леса, все дальше от собственных кошмаров. Вместо ужасающих монстров Рук уже виделись высокие шпили неваррских соборов и величественные статуи Некрополя. Ей становилось чуть легче. Вокруг медленно появлялись новые запахи, звуки, ощущения. Сначала Рук почувствовала плотную материю мантии некроманта — от нее все также пахло шалфеем, поэтому она поняла, что одеяние принадлежит именно Волькарину, и это было уже вторым ощущением — под щекой. Ткань была чуть влажной, скорее всего от слез и пота, но Рук попыталась связать себя и с этим ощущением. Сперва она попробовала пошевелить рукой и с удивлением обнаружила, что Эммрик все еще крепко держит ее ладонь. Потом она попробовала согнуть и разогнуть пальцы ног — они неохотно, но слушались. Затем эльфийка сделала глубокий вдох — сразу же зашлась в глубоком кашле из-за спазма в груди. — Доброе утро, Рук, — послышался знакомый голос, недавно отправивший ее в одно из лучших путешествий в ее жизни. — С возвращением. «Уже утро?» — растерянно подумала эльфийка. — «Прошло от силы пара часов». Рук, испытывая внезапный жуткий приступ стыда, разорвала замок их рук и поспешила сесть. Тело не отблагодарило ее за это, тотчас же отозвавшийся приступом боли. Пытаясь восстановить в голове детали вчерашней ночи, она принялась судорожно осматриваться по сторонам, пока взгляд ее не набрел на труп. Труп наемника, с которым она разобралась вчера, если быть точнее. Она с недоумением посмотрела на тело человека, которого собственноручно убила вчера точным ударом кинжала в сердце. Он изменился: в местах, где туника была разорвана и обнажала кожу, виднелись темные дорожки черных вен. Кроме раны в груди, оставленной Рук, появилась еще одна на плече, до боли напоминающая порез, полученный ею от вражеской стрелы. — Эммрик? — Рук даже не смогла как следует сформулировать свой вопрос. Лишь переводила взгляд с тела наемника на собственное плечо и обратно. Мужчина без лишних уточнений понял ее намек, и Рук была ему за это благодарна. — Медицина в Неварре весьма специфична. У нас много целителей, подобных тем, что есть во всем Тедасе, но в некоторых случаях мы прибегаем к более… сложным формам лечения, — Эммрик выглядел усталым, даже высушенным. Под глазами залегли темные тени, и без того худая фигура теперь казалась осунувшейся и изможденной. Однако на губах некроманта все еще оставалась усмешка — ласковая и мягкая. — Но как? — изумленно спросила Рук, чувствуя неожиданный прилив стыда за собственную слабость. Это она дала себя подстрелить, дала себя отравить, это из-за ее ошибки Эммрик так изможден, а она по уши у него в долгах. А Вороны очень не любят быть в долгах. — Сложные некромагические заклятия. Мои студенты проходят это на последнем курсе, — он пожал плечами. Но даже будучи усталым и измученным, профессор Волькарин вспыхивал живым академическим интересом, словно спичка. — Определенные манипуляции с Завесой позволяют перенести некоторые повреждения с тела убийцы на тело убитого. Нам очень повезло, что мы ушли недалеко от места нападения наемников. Тааш любезно согласились раздобыть нам одну из ваших «жертв», и мне удалось провести нужные ритуалы. — Могу предположить, что это было нелегко? — Не хотелось бы звучать высокомерно, но с точки зрения магического искусства, это не самая трудная задача для меня, — во взгляде некроманта не было намека на похвальбу, лишь легкая грусть. — Я знаю, что нам нужно возвращаться на Маяк, и вам, моя дорогая Рук, нужно отдохнуть, но я хотел бы задержаться здесь на еще немного. — Зачем? — недоуменно спросила Рук, , хотя сейчас она согласилась бы на его любую просьбу, избавь ее это от ужасной ноши долга. — … как Дозорный Скорби я должен с почтением относиться к усопшим, и то, что я сделал ночью, хоть и практикуется всеми морталитаси Некрополя и Неварры, не очень соответствует моим ценностям… Рук понимающе кивнула. — Вы сожалеете о том, что сделали? — Ни к коем случае! — Валькарин напрягся, словно натянутая тетива. — Я ни за что не дал бы вам умереть, Рук. Эльфийке захотелось завыть. Зачем ему все это? Что он хочет взамен? — … но я хотел бы похоронить этого усопшего, как полагается в этой части света, и выразить мою благодарность за то, что он помог мне. Помог ему, Эммрику, а не ей, Рук. — Я не знаю, как отблагодарить вас, — растерянно произнесла Рук, все еще не до конца верящая в произошедшее. Он сделал явно больше, чем мог, пошел наперекор своим представлениям о том, что в некромантии позволено, а чем лучше не злоупотреблять. И для чего? Для кого? Эти вопросы оставались без ответа. Третья непреложная истина любого Ворона гласила, что каждый, за пределами твоего дома, — враг. Рук было тяжело понемногу открываться команде, верить кому-то и самой внушать доверие, однако все они были объединены одной общей целью — сокрушить богов. Именно поэтому помощь в битве, перевязка чужих ран и все в таком духе не казались чем-то чужеродным, в конечном счете, это все вело их к одной задаче. Однако проявление заботы Эммрика зачастую переходило за грань помощи, позволяющей команде просто двигаться дальше. По вечерам он часто оставался с ней в библиотеке, когда все остальные уже шли спать, и расспрашивал о том, как она — она, Рук! — себя чувствует, не беспокоят ли ее старые раны и в порядке ли ее левое запястье («Я настаиваю на том, чтобы вы его берегли. Я заметил, что в последнее время вам намного труднее дается метание кинжалов»). Он советовал Рук книги, и она с удовольствием узнала, что чтение — не только трактатов о ядах и методах скрытых убийств — действительно ей нравится. Эммрик слушал ее наивные размышления неискушенного читателя о эпосах, которые рекомендовал, и всегда был воплощением интереса и внимания. Он никогда не спускался до надменной ухмылки, не смотрел свысока, хотя Рук была уверена, что все, что она говорила некроманту, было банальным и простым. Эммрик был добр к Рук, и она не понимала почему. — Моя дорогая, я не нуждаюсь в вашей благодарности, — несмотря на усталость, Эммрик излучал привычное спокойствие и вежливость. — Мне достаточно того, что вы целы и — в скором времени — будете абсолютно здоровы. Это все, чего я могу желать. Рук почувствовала, как глаза начало жечь от предательских слез. Она отвернулась и попыталась незаметно смахнуть их, чтобы Эммрик не заметил минутной слабости. — Спасибо, Эммрик. За все. В ответ Рук получила лишь мягкую улыбку. Перед тем, как отправиться в путь, отряд позавтракал жареными на костре каштанами, которые нашла Хардинг. Только когда Рук закинула в рот первую горсть, она поняла, насколько была голодна. Жадно поедая пищу, слушала обрывистый рассказ Тааш и Нитки о том, как прошла ночь. Кунари и гномиха поочередно несли дежурство, пока Эммрик ни на шаг не отходил от Рук, постоянно накладывая на нее все новые и новые исцеляющие заклинания. Да, это именно Тааш приволокли на собственной спине наемника, которого прикончила Рук накануне. Кунари изначально не понравилась идея Эммрика использовать некромантию для того, чтобы вывести яд из организма, но когда Рук начала бредить, пришлось уступить. Хардинг жаловалась на плохой сон: в те моменты, когда Тааш вступали вместо нее на дежурство, ей совсем не удавалось отдохнуть. Рук то и дело стонала от боли («Нет-нет, Рук! Тебе не за что извиняться!») и очень упорно требовала от Эммрика говорить с ней. В этой части рассказа щеки Рук загорелись от стыда. Несмотря на недовольные вопли Тааш, они все же задержались. Тело наемника сожгли, как и полагается в этих местах. Эммрик поблагодарил усопшего и его дух за помощь, а Рук присоединилась к его благодарностям — почему-то ей показалось это правильным. Пробивая путь обратно к зеркалу, способному перенести их обратно на Маяк, эльфийка могла думать лишь о ночи, проведенной в горячке. И о руке Эммрика, позволившей пережить ее. Возможно, Антиванские Вороны все же могут ошибаться?