Переходя к практике

***

— Да, всё! Ладно! — Гневно размахивая руками, восклицает Эмма, совершенно не радуясь, что вынуждена признавать поражение. Такое происходило редко и только с людьми, которые были ей дороги. — Буду отмечать. — Что я слышу? Может, мне показалось? — Иди к черту, Дашка! — Грубо выплевывает девушка.       Ворон сейчас подобна маленькому ребенку: обиженно поджимает губы, скрещивает руки у груди и недовольно смотрит снизу вверх. Осталось только топнуть ножкой, но, увы, положение не позволяет — Эмма сидела на столе. Так посмотришь и совсем не скажешь, что девушке через пару дней стукнет тридцать. Так посмотришь и совсем не скажешь, что девушка эта почти не сменяет грубость на милость.       Каждый год врачу кажется, что уж в этот раз она противостоит Даше и добьется своего законного права не отмечать день рождение. Эмма уверена, что подруга ее просто жаждет халявно выпить алкоголя и потусить с коллегами, а потому и уговаривает Эмму устроить праздник в свою честь. На самом же деле все было несколько иначе. Уласову всегда пугала излишняя социопатия подруги, и она всячески старалась ту поставить на путь истинный. Характер у Эммы был не подарок, она почти не дорожила людьми, и Даша была уверена, что такими темпами девушка останется одна. Это наводило ужас, поэтому любая возможность это предотвратить не уходила от Даши. — Сейчас лопнешь! — Смеется Даша, подходя к Эмме, чтобы пихнуть ее локтем в бок. — Чего ты вообще так рано приехала? — С крошкой договорилась. — И где твоя крошка? — Опаздывает, — произносит Ворон, не скрывая недовольство. Помимо празднования дня рождения она до ужаса раздражалась чужим опозданиям. И в ее голове уже созрела мысль, как Лиза за это поплатится. — В пробке стоит что-ли? Ее же девушка вроде подвозит. — Уже не подвозит, — тихо говорит Эмма, но все равно остается услышанной. — Расстались они. — Ой, жалко… Или ты рада? — Очень рада! — Закатывая глаза, сказала девушка. Даша была в курсе всей истории взаимоотношений Эммы с Лизой. Ворон даже не постеснялась рассказа об их несостоявшемся сексе в туалете. Упоминала эту историю врач исключительно для того, чтобы Даша убедилась — Эмма не глупая и студентку трогать не станет. Однако все случилось совсем иначе: Уласова то и дело, что подозревала этих двух во взаимной симпатии, заставляя Ворон быть на взводе. — Первые три дня даже запускала салюты от счастья, запускала бы и дальше, но тебе-ли не знать, как бедно живут врачи… — Какая, ты противная, Эммка! — Я противная? А может, это ты просто ерунду говоришь? Плевать я хотела и на нее, и на ее отношения. Чем меня может заинтересовать неуверенная в себе малолетка? Включи мозг!       А вот почему девушки расстались, Даша, конечно не знает, поэтому расставание для нее — вещь грустная. Эмма помнила, что Лиза просила об истории не распространяться. Хотя, откровенно говоря, подробностей Ворон так и не узнала, так что рассказывать было, в общем-то, нечего. Хотя, какие подробности! Итак ясно, что Ника эта небольшого ума и от нее надо бежать.       Врач вновь направляет недовольный взгляд на часы и путем несложных вычислений понимает, что Лиза должна быть на месте уже как десять минут. Подобное опоздание Эмма воспринимает за дерзость, которая ей совершенно не нравится, потому что дерзить Эмме может либо отчаянный, либо человек девушку совершенно не знающий. Несмотря на особенности поведения Румянцевой она слабо походила на первого и уж точно не относилась ко второму. Это заставляет Эмму достать из бокового кармана телефон и отыскать номер студентки в контактах, которая записана еще с первого дня, как крошка.       Эмма не любила звонить первая, особенно если по ту сторону провода кто-то более низкого статуса, однако ждать она не любила еще больше. Ею выдуманное пять минут назад наказание студентке за опоздание теперь кажется несерьезным, и Эмма решает придумать что-то более жестокое. Но это потом, а пока… — Алло, — раздается неуверенное. — Елизавета, а я вот понять не могу, ты где-то нашла элексир храбрости? Какого черта тебя нет в отделении?       Эмма не кричала, нет. Ей, в общем-то, кричать было совершенно необязательно, она и так вполне пугала Лизу. Та в подобные моменты обычно спешила извиниться и заливалась румянцем, сейчас тяжело дышит в трубку и молчит. В голову врача закрадывается неприятная мысль — Румянцеву опять напоили текилой, только в этот раз мозга хватило не приезжать в больницу. Правда, предупредить можно было. Хотя, вряд ли это ее сильно спасет… — Мне очень плохо, я думала, что задержусь, но, наверное, не смогу сегодня приехать, извините.       Слова студентки заставляют врача напрячься. Ирония из ее голоса пропадает, а сам тон становится серьезным. — Заболела? — Живот просто болит… Пройдет. — Давно болит?       Эмме кажется, что виной всему ее профдеформация, которая заставляет ее вспоминать о работе, даже если смена еще не началась. Это не внезапно появившаяся откуда-то забота к Лизе. Конечно, нет. Просто врачебная привычка. — Три дня, — неосторожно признается девушка. — Елизавета, ты обалдела? Быстро бери такси и дуй в отделение. — Эмма Викторовна, все правда норма… — Бегом! — Кричит врач и кладет трубку.       Телефон летит на диван, причем явно с большой агрессией. Эмма была то ли злой, то ли нервной. Наверное, все вместе. Даже Дашка, все это время присутствующая в ординаторской, странно покосилась на подругу, хотя к подобным выходкам Ворон привыкла давно. — Че там? — Кивает Уласова в сторону телефона. — Очень сильно болит живот три дня, а она не собирается с этим ничего делать. — Месячные, может, просто? — Блять, пусть даже реакция на ретроградный меркурий, нельзя обратиться к врачу? Что за безалаберность?       К врачу обратиться было действительно нельзя, по крайней мере, для Лизы. Все последние дни студентка на пары буквально приползала, но считала, что это куда лучше, чем не прийти и заработать себе отработку. Она закидывалась таблетками, но те помогали слабо. Все время ворочалась на стуле и корчилась. Алиса, мама, да даже преподаватели уговаривали девушку сходить к врачу, но Румянцева отмахивалась. Ну, отравилась она, господи, чего сразу панику наводить? Пройдет же?       Не прошло.       Более того, часа два назад девушке стало хуже. Она лежала на кровати, схватившись за живот и бесшумно плакала. Еле нашла в себе силы ответить на звонок Эммы, которая потребовала незамедлительного приезда. А как Лизе приехать, если она с кровати еле встает?       Собирается девушка долго. Излишне слабо затягивает ремень, потому что боится, что будет еще больнее и не заправляет водолазку в брюки, но это уже от недостатка сил. Натягивает сапоги, которые не нужно шнуровать, потому что возможности наклониться лишний раз не было и, хромая, она наконец спускается на улицу, где у подъезда ее уже ждала машина.       Вообще-то Лиза была очень воспитанной девушкой и привыкла здороваться со старшими, однако сейчас этого не делает, представляя, как мама осталась бы ею недовольна. Впрочем, это оказалось и не нужно, водитель был из неразговорчивых. Главное, что быстро доехали.       В приемном покое состояние девушки сразу заметили, и ей не пришлось стоять в очередях среди прочих больных. Ее доставили в знакомое ей хирургического отделение, где состоялся диалог, который Лизу неслабо напугал. — Рит, у нас тут девушка с острой болью, кто у вас сейчас свободен? — Ворон, кажется. — Ну, вот пусть берет. — Ладно, сейчас позову ее.       Лиза собиралась вскочить с инвалидной коляски, на которой она сейчас находилась и убежать куда подальше. Эмма не может быть ее лечащим врачом! Это против всех принципов этики. Хотя, наверное, простое нежелание Лизы снимать перед Эммой штаны ничего с этикой общего не имеет. Впрочем, какая разница, когда тут намечается такой парад неловкости, участвовать в котором Румянцева не хочет. Жаль только, острая боль не позволяет скрыться.       И зачем она вообще приехала?       Эмма выглядела невозмутимой. Глаза все такие же ледяные, выражающие абсолютное равнодушие. До Лизы ей… Ноль внимания, фунт призрения. Студентку она окинула взглядом мимолетно, даже не удосужившись задержаться хотя бы на секунду на ее несчастном лице. Ну, там, посмотреть в полные то ли боли, то ли слез глаза и сказать что-то ободряющее. Нет. Эмма так не умеет или старательно делает вид. Впрочем, лишь берет в руки полупустую карту и излишне долго задерживается на данных Лизы, словно до этого Ворон не знала, какие у той фамилия и возраст.       Рука врача осторожно касается лба студентки, который не просто говорит, а скорее кричит о повышенной температуре. Так думает Эмма. Лиза же, почувствовав, что у девушки ледяная рука всерьез начинает размышлять, что для той это привычное состояние, посколько любое тепло ей чуждо. Возможно, Румянцева даже готова была отдать ей свое сердце, потому что у той его не было совсем. — Эмма Викторовна, ее в смотровую? — Сразу на узи.       Лиза выдыхает. Слава богу, с врачом узи она даже не знакома, поэтому не будет смущаться, а Эмма обычно не заходит в кабинет вместе со своими пациентами. Ждет результатов.       Обычно.       Губу пришлось закатать и оголить живот не только при узистке, потому что Эмма своими привычными правилами решила не пользоваться. Справедливости ради, она совсем не смотрела на студентку, только задумчиво разглядывала что-то в экране монитора. — Пойду скажу, чтобы готовили операционную, — проговорила Эмма скорее сама себе и поспешила к выходу. — Какую операционную? Со мной все в порядке! — Истерично завопила Лиза, заставляя Ворон задержаться. — Чего, Елизавета? Третий курс медицинского, а понять, что с тобой, не можешь? И в честь чего тебя до сих пор не отчислили…       Лиза на Эмму злилась, потому что та отчего-то решила девушке нагрубить. Между прочим, студентке сейчас очень плохо и можно было бы войти в положение!       Все дальнейшие события разворачиваются очень быстро. Лиза только и успевает отправить маме предупреждающую смс, а уже через пару мгновений ее увозят в операционную, где она наконец узнала, что у нее разорвался аппендикс. Студентка поняла, что если бы не тянула с болью, то избежала бы массу проблем, как минимум, более высокий риск летального исхода. Жить было бы проще, если бы Лиза плохо училась в медицинском, потому что не знать возможные последствия собственного заболевания куда лучше. Конечно, ее панику заметили и попытались успокоить, пообещав, что Эмма прекрасный хирург. Все-то было оно так, только вот сама Эмма…       Врач мыла руки, готовясь к операции, понимая, что Румянцеву вот-вот введут в наркоз. Отчего-то сильно намыливала кисти, словно не боясь содрать кожу. Ворон мимолетно посмотрела на себя в зеркало, словно желая убедиться, что ни один мускул ее лица не выдает, что что-то идет не так. Лицо действительно равнодушно, но… Эмма останавливается. Она слышит стук собственного сердца и чувствует, как сжимаются легкие, не давая вдохнуть полной грудью. Она замирает, всматриваясь в кисти рук. Очень быстро замечает, как сильно они трясутся. Ни на одной операции у Эммы не было тремора, что же сейчас? Врач закрывает глаза, делает глубокий вдох и считает до трех, затем повторяет. Открывает глаза и… Ничего! Кажется, словно руки стали трястись только больше. От злости врач сжимает их в кулаки, а затем смывает с них мыльную пену. У нее есть всего несколько секунд, возможно, одна минута, но это максимум. — Подождите пять минут, — кричит Эмма в первую очередь анестезиологу. — Ворон, ты сбрендила? Ее срочно оперировать надо! — Я сказала, подождите! — Переходит на агрессию врач. — От пяти минут не умрет.       Ворон покидает операционную и через все отделение бежит в другой его конец. Проходящие мимо коллеги вопросительно озираются, но их девушка совсем не замечает. Сейчас ее задача максимально быстро добраться до кабинета. Кабинета, в который по обыкновению стучатся все кроме нее. — Вера Ивановна, мне нужна ваша помощь, — с порога заявляет Эмма, проходя вглубь кабинета. — Какая именно? — Там на столе в третьей операционной Елизавета, ну, которая практику проходит. Дотянула со своим аппендицитом, в итоге аппендикс разорвался. — И почему ты все еще здесь? — Перебивает заведующая, вставая со стула. Ее лицо тут же стало обеспокоенным, было видно, что за студентку она переживает. — Свободных хирургов больше нет, прооперируйте ее, пожалуйста, — отчего-то хрипло говорит врач. — Эмма, я все, конечно, понимаю, у вас не самые лучшие отношения, но отказываться от своего… — Вера Ивановна резко замолкает, замечая, как Эмма выставляет свои руки вперед, демонстрируя, как сильно те трясутся. Впрочем, дергались не только конечности, все внутри Ворон переворачивалось, и она совершенно не могла объяснить, почему так происходит. — Что с тобой? — Я не могу, — шепчет девушка, кусая губы. — Она в третьей? — Да. — Хорошо, — только и отвечает женщина, двигаясь к двери. — Спасибо, Вера Ивановна.       Ворон, желая успокоиться, решает сделать пару глотков коньяка, который периодически ей приносят пациенты. Однако принципы не пить на рабочем месте для нее куда важнее, чем сохранить рассудок. Курением она не увлекалась, а других способов расслабиться не знала. Однако на ее счастье судьба подкинула ей подарок — огнестрельное ранение. Точнее, пациента с огнестрельным ранением, на которого и отвлеклась Ворон на ближайшие несколько часов.       Когда Эмма закончила, первым делом нашла Веру Ивановну, которая успокоила ее тем, что операция прошла успешно. По-другому и быть не могло, Замятиной Эмма доверяет куда больше чем себе.       Сначала Лиза проснулась ночью, но в силу того, что было темно и тихо, решила не отказывать себе в более продолжительном сне и уснула. Проснулась второй раз уже утром, ощутив боль в животе. Наверное, это нормально.       Она осторожно повернула голову налево. Обычная больничная палата, судя по всему двухместная, но Лизе повезло, потому что вторая койка была не занята. В углу белый стол с парой стульев, посередине палаты дверь с окошком, через которое видно бегающий медицинский персонал. Лиза никогда не могла подумать, что окажется по эту сторону больницы.       Затем смотрит направо, где было куда больше интересного. На стуле прямо около Лизы сидела Эмма, свернувшись калачиком. Поверх ее тела был накинут белый халат, кажется, имитировавший одеяло, а сама девушка спала.       Увиденное сразу вызвало у Лизы улыбку на лице. Ей очень хотелось узнать, что врач тут делает, ведь смена ее закончилась пару часов назад. Кажется, спать гораздо удобнее дома, но Лиза решает врача не будить.       Вдруг резко хочется пить. Настолько сильно, что амебоподобное состояние кажется не помехой для того, чтобы встать с кровати. Лиза замечает стоящий вдалеке кувшин с водой, кроме которого девушка ничего с этой секунды не видит.       Цель поставлена. Едва ли достижимая, конечно, ведь на пути и стоящая капельница, и больной живот, и раскалывающаяся голова. Даже спящая Эмма создавала некоторые сложности, ведь очень важно было девушку не разбудить. Если Ворон спит на рабочем месте, значит усталость ее патологическая, и будить никак нельзя.       И вот уже Лиза поднимает одеяло, готовясь с себя скинуть, как вдруг замечает небольшую проблему — на ней нет абсолютно никакой одежды. Стоит ли говорить, что, как только это дошло до студентки, она тут же натянула одеяло до подбородка.       Какого черта?       Резкие движения не остались бесшумными, чуткий сон Эммы прерывается, чем последняя явно недовольна.       Халат, накинутый на врача, сползает на пол, и Эмма лениво тянется за ним, чтобы поднять. Во время этого действия замечает, что пациентка наконец-то проснулась. — С добрым утром! — Я вас разбудила?       Ворон пожимает плечами, так как абсолютно не помнит, что стало причиной ее пробуждения. Она отряхивает халат, словно за секунду лежания на полу к нему успело что-то прилипнуть и вновь накидывает на себя. Эмма вплотную подходит к койке, так, что ее колени упираются в матрас, и молча рассматривает лицо Лизы. — Я хочу пить. — Нет, — категорично отчечает Эмма, придавая голосу строгий вид. Чтобы сразу показать: спорить — плохая идея.       В любой другой день или ситуации Лиза бы и не стала спорить. Чего ради нарываться на злость врача? Однако сейчас жажда настолько сильная, что Лиза переступает через принципы. — Ну, пожалуйста, — уже жалобно просит девушка. — Я же сказала — нет.       «Как со стеной» — пролетает в голове студентки, и она обессилено прикрывает глаза. Конечно, Эмма не подала воды не из-за жалости. Причина была совсем иная. После анестезии желудочно-кишечный тракт не сразу начинает работать. И несмотря на то, что прошло уже достаточно времени и есть некоторые исследования, опровергающие этот факт, Эмма решает перестраховаться. Все, что касается Лизы, заставляет ее быть вдвое осторожнее обычного. — Мне очень плохо, вам что жалко? — уже чуть ли не плачет Румянцева.       Ворон теряет терпение. Психует и стремительно выходит из палаты, не забыв напоследок сказать, что Лиза ее бесит. Правда, потом очень быстро возвращается со стаканчиком воды в руках, что несколько странно, ведь в палате стоит кувшин — можно было и не ходить далеко. Подносит к губам девушки и предупреждает: — Один глоток.       Если бы была одета, Лиза обязательно выхватила стаканчик из рук врача, однако мысль о том, что та способна увидеть малейшую оголенную часть ее тела, заставляла лежать неподвижно.       Глоткá, конечно, оказалось мало, но Эмма свое слово сдержала и больше Лизе не дала. — А что вы тут делаете? — А ты не видела? Спала, — бурчит недовольно Ворон.       Румянцева пытается искать. Хотя бы один маленький намек, хотя бы одну детальку, которая покажет, что Эмма здесь не просто так. Лизе кажется, что Ворон следила за состоянием студентки, а потом, устав, уснула. Ей кажется, что Эмма волнуется за состояние здоровья Лизы, и она решительно хочет ту в этом уличить. — Почему именно в моей палате? — Улыбнувшись, спрашивает Румянцева, как бы намекая, что ту поймали с поличным. Вот только это еще больше вызывает раздражения у старшей. — Может, потому что в ординаторской спит другой врач, а к незнакомым пациентам я не могу заглянуть на тихий час?! — Раздраженно отвечает врач. — Или какой ответ ты хотела от меня услышать? — Извините, — вдруг робко проговаривает девушка, чувствуя чужое давление и стыд. — Я просто подумала… — Что подумала? Ну, что ты там подумала? Что ж вы все думаете все время, оставьте меня в покое уже!       Эмма стремительно покидает палату, чувствуя, что больше не может. Еще чуть-чуть и дело закончится плохо. Впрочем, вины своей не видит — со всех сторон не имеющие никакого смысла подозрения вгоняют ее в ярость.       Ворон ни с кем не прощается, молча берет сумку и спускается по лестнице на первый этаж, попутно отыскивая в кармане ключи от машины. У нее действительно не было возможности поехать домой сразу после смены, ведь от усталости картинка перед глазами плыла. Только вот в ординаторской никого не было, да и она уснула случайно. Зашла поглядеть на Лизу, села в кресло, а дальше… Глаза закрылись сами собой. Кто ее укрыл халатом — вопрос. Но не все ли равно?       Восстанавливалась Лиза быстрее, чем ожидалось. На следующий день уже спокойно ходила по палате, радуясь, что все еще остается в ней одна. Иногда ей хотелось узнать, случайность ли это или чья-то просьба, но она не решалась.       К вечеру следующего дня в области шва началась ноющая боль, которую Лиза смогла терпеть только первый час. Затем она сообщила об этом медсестре, которая вколола ей обезболивающее. — Эмма уже два раза за сегодня написала, чтобы узнать как там ты, — недовольно пробурчала Мария. — Занять что-ли нечем в свой день рождения? — У нее сегодня день рождения?!       Почему-то факт того, что Эмме сегодня исполнилось тридцать лет, Лизу удивил куда больше, нежели то, что врач о ней беспокоилась. Румянцева не видит в этом ничего необычного: все знают Эмму, как хорошего врача, которая всю себя отдает работе. Нет ничего удивительного в том, что даже в собственный выходной девушка интересуется своими пациентами. Тем более, что Лиза действительно сейчас для нее не больше, чем обычный пациент. — Ну да… Половина коллектива ушли праздновать, — закатила глаза Мария. — А вы? — Ну, кто-то же должен работать!       Ответ Румянцева ожидала услышать, конечно, другой. Ну, например, что Марию эту никто не позвал. Кажется, медицинская сестра сумела прочитать это на лице девушки, поэтому продолжила: — Хотя, она звала меня, конечно. Ну, ничего, я ее потом отдельно поздравлю.       На лице Марии появилась пошлая ухмылка, и этим она, конечно, сильно разозлила Лизу, которая почувствовала, как скрипит собственная челюсть. Обиднее было всего, что также «поздравить отдельно» Румянцева не может. Ей просто никто не даст. Мария не была внешне привлекательна, в отличие от Лизы, но она была старше и увереннее в себе. Она дольше знала Эмму, и они уже давно состоят в каких-то непонятных любовных отношениях. Наверное, Румянцевой здесь не выиграть. Учитывая, как часто Ворон демонстрирует раздражение к студентке.       Стоило медсестре уйти, как Лиза почувствовала, что оставлять все, как есть, она не хочет. Руки берут телефон, в котором пальцы ловко находят переписку с Эммой. Пара коротких слов и Лиза напомнила о себе.       Лиза 19:54: С днем рождения, Эмма Викторовна!       Желать ничего Румянцева, конечно, не стала. Во-первых, Эмме ничего от жизни не надо. Во-вторых, хотелось оставаться ненавязчивой.       Студентка предполагала, что врач сейчас занята выпивкой алкоголя и разговорами с друзьями. На скорый ответ Лиза не рассчитывала, однако он все-таки пришел буквально через минуту.       Эмма 19:55: Спасибо, крошка.       Лиза читает и чувствует, как тянет низ живота. Всего лишь от двух слов, а точнее от одного. Румянцевой кажется, словно посередине не хватает еще одного слова — моя. Хотя, странно, ведь Лиза никакая не ее.       Лиза 19:58: А когда мы увидимся?       Студентка не знала, что еще спросить, она также не была уверена, что любые последующие от нее сообщения уместны, ведь вообще-то Ворон празднует день рождения. Вряд ли гости оценят, что она проводит это время в телефоне, особенно учитывая, что беспокоит ее Лиза по пустякам. Однако Румянцева быстро успокаивает себя тем, что только Эмме решать, когда и кому отвечать.       Эмма 19:59: А ты уже соскучилась?       Раньше Лиза бы неловко извинилась, сказала бы, что не так сформулировала, и попыталась заверить, что совершенно точно не скучает. Однако ревность настолько ее раззадорила, что Лиза готова поиграть в смелую.       Лиза 19:59: Очень.       Ответа не последовало, что сильно расстроило. Пофлиртовать не удалось… «Конечно! У нее для таких дел есть Маша» — расстроено подумала Лиза.       К вечеру пришел какой-то врач, который без особого энтузиазма задал девушке стандартные вопросы и поспешил уйти. Он сухо сообщил о положительной динамике, но Лиза его не услышала, потому что именно в этот момент экран ее телефона загорелся, оповещая об ответе Эммы. С этой секунды Румянцева желала, чтобы врач, как можно скорее закончил абсолютно неинтересные рассказы о ее состоянии здоровья, чтобы она смогла прочитать смс.       Эмма 21:40: Завтра приеду.       И снова Ворон доводит девушку до волнения всего двумя словами. Это входит в традицию. Приятная взволнованность разливается по телу, Лиза кусает губы, подумывая лечь спать, как можно скорее, ведь так быстрее наступит следующий день. Однако задача эта оказывается достаточно трудной в реализации. Не помогает ни выключенный свет, ни полная тишина, ни даже вполне себе уютное одеяло. Стоит глазам сомкнуться, как воображение рисует Эмму. Язвительную, с самодовольной улыбкой и озорными глазами. Ту, которую сложно рассмешить, но которая не стесняется громко смеяться. Та, которая закатывает глаза чаще, чем Макар устраивает себе перерывы. И та, которая постоянно ставит под сомнение развитый интеллект Лизы, и несмотря на это все равно пытается ее чему-то научить. Румянцева наконец разрешает себе думать об Эмме.       И засыпает.       Проснулась девушка незадолго до завтрака. Успела умыться, привести себя в порядок и получить еду, которую она успешно игнорирует уже какой день. Именно во время завтрака к ней зашла Ворон, которая выглядела так свежо, словно вчера весь день провела в спа-салоне, а не на празднике, где, скорее всего, было не мало алкоголя. Может, Эмма просто знает свою норму и умеет себя контролировать в отличие от некоторых? — Доброе утро, — улыбаясь, заходит девушка в палату. Кажется, у кого-то хорошее настроение. — Здравствуйте, — скромно кивнула Лиза, усаживаясь на кровати. Сегодня смелости в ней было явно меньше, чем вчера.       Врач просит Румянцеву принять лежачее положение, а сама садится на край кровати. Небрежно откидывает одеяло и озвучивает вполне себе нескромную просьбу: — Футболку задери, посмотрю тебя.       Лиза стесняется. Стесняется сильно. Ее мозг не может сопоставить, что Эмма сейчас ее лечащий врач. Это больше похоже на ролевую игру, которая вызывает дискомфорт и играть в которую обязательно.       Стиснув зубы, Лиза выполняет требуемое: осторожно берется за края ткани и поднимает наверх, лишь слегка оголяя ребра. Шрам-то внизу! — И штаны приспусти.       Это сложнее. Лизу начинает лихорадить. Не слишком сильно и едва заметно, но все-таки. Однако выбора нет, приходится сделать и это. — Ниже, — словно издевается врач.       У Лизы потеют ладони и трясутся руки, однако чувство не похоже на страх.       Пижамные штаны опускаются еще ниже, но всего лишь на миллиметр. Так, словно Лиза и сделала, о чем просили, и не умерла от неловкости. Конечно, такой ход вещей не устроил Эмму, которая недовольно закатила глаза. — Еще! — Может, мне еще трусы снять? — Не выдерживает девушка.       Ворон от услышанного опешила. Удивленно подняла брови и улыбнулась. Еще пару секунд думала над ответом и наконец сказала: — Скажу — снимешь. — А вот и не сниму. — Хочешь проверить? — Строго спрашивает врач, начиная осматривать. — Нет… — Ну вот и прикрой ротик.       Эмма касается Лизы с излишней нежностью, словно боясь сделать той больно. Румянцева чувствует, что эти мягкие касания не на шутку ее возбуждают, и она даже размышляет на тему того, насколько сильно походит на извращенку, если течет от Эммы во время обычного осмотра. Решает только, что придется второй раз за утро сходить в душ. — Жалобы? Предложения? — Спрашивает Эмма, опуская задранную футболку Лизы.       Жалоб у Лизы не было, насчет второго… Озвучить не удалось, ведь в палату зашла санитарка, которая, увидев Эмму, радостно воскликнула: — Эммка! Наконец-то нашла тебя! Там каша осталась, сходи покушай, пока не остыла. — Спасибо большое, — улыбается врач, а затем вновь обращает внимание на Лизу. — Ты тоже давай завтракай. — Ой! Может, хоть ты ее вразумишь… — Не поняла. — Да ничего она не ест! — Бесстыдно сдает Лизу санитарка. — Который день возвращает мне полные подносы.       Санитарка тут же уходит, и Румянцева очень надеется, что сказанное ею останется проигнорированным, однако суровый взгляд врача обещает обратное. — Елизавета, а я не очень поняла, это что за поведение? — Ну, не хочу я… Не нравится мне, да какая разница? — Недовольно спрашивает девушка. Ей не очень нравилось, когда ее в чем-то контролировали. Она перенесла такую непростую операцию, ничего необычного в том, что у нее пропал аппетит здесь нет. Точнее, он есть, но при виде больничной еды пропадает. — Тебе пять лет? Хочу, не хочу… Чтобы все съела, приду — проверю.       Ворон уходит, видимо, чтобы тоже позавтракать. Лиза вынуждено смотрит в сторону еды и понимает, что желание не появилось. Выглядело неплохо, но она привыкла исключительно к домашней еде.       Однако вряд ли бы Эмма стала шутить. Слушать ее нотации точно не хотелось, поэтому Лиза взяла в руки и себя, и ложку.       Впрочем, можно было не стараться: Эмма не зашла. Ни после завтрака, ни после обеда. Наверное, было много пациентов, а возможно, ее в какой-нибудь клизменной отдельно поздравляет с днем рождения Маша. Кажется, эта мысль привела к ужасу не только саму Лизу, но и ее организм, который придумал устроить яркое развлечение — у девушки поднялась температура. И ладно бы просто поднялась, так ей стало невыносимо плохо, пришлось побороть стеснение и вызвать медсестру. Стоит ли говорить, что Эмма была в палате уже через минуту?       Все также села на кровать к закутавшейся девушке и потрогала ее лоб. Хотелось бы губами, но увы, только ладонью. — Ну и чего ты? — Интересуется девушка, замечая, что в глазах уже успели набраться слезы. — Мне плохо, — шмыгнув носом, пробормотала Лиза. — А кому сейчас хорошо? — Смотря куда-то в потолок, сама у себя спрашивает врач, а после замолкает на какое-то время. Видимо, для того, чтобы подумать над дальнейшими действиями. — Насть, вколи ей литическую смесь.       Медсестра молча кивает и куда-то уходит, видимо, за той самой литической смесью. Лиза берет руку Эммы в свою и переплетает пальцы между собой. Ворон сопротивления не оказывает и держит девушку до тех пор, пока ей не вколят жаропонижающее. — Двигайся давай. — Куда? — Изумленно спрашивает девушка, оглядываясь по сторонам. — Ну, куда-нибудь.       Лиза не очень понимает зачем, но тем не менее освобождает место рядом, на которое ложится врач. Так как кровать рассчитана далеко не на двоих человек, Эмме приходится лежать на левом боку, прижимаясь всем телом и без того горячей Лизе, которая, кстати говоря, совсем не против такого рода вещей. Особенно не против чужой руки, которая обнимает ее за талию. — А вас не будут ругать, что вы здесь со мной? — У меня обед.       И даже несмотря на перерыв она пришла к ней, когда ей стало плохо. Это может что-то значить? Или это опять к разговору о том, какая Эмма трудоголик?       Лиза прикрывает глаза, чувствуя, как ей становится лучше. И непонятно, что именно помогло: укол или забота Эммы, дыхание которой сейчас опаляет ее шею. Хотелось большего. Хотя бы просто еще один раз в жизни поцеловать Ворон. Только уже не так скромно, как когда-то, а смелее и настойчивее. Обхватывать ее пухлые губы и позволить чужому языку сплестись со своим. Лиза знает — нельзя.       Она рискует все испортить. — Эмма Викторовна? — М? — А почему у меня температура поднялась? — Я не знаю, — вздыхая, говорит врач, чем не слабо удивляет младшую. Разве она может что-то не знать?       В палате снова становится тихо. И только беспокойный медицинский персонал в коридоре наводит шума, который доносится даже сквозь дверь. — Так странно, что вы сейчас со мной лежите… — Почему? — Зевая, интересуется Эмма. Ее глаза закрываются, и она как будто вот-вот готова уснуть, несмотря на то, что обед ее недолгий. — Ну, вы же меня ненавидите, — задумчиво говорит девушка, тут же чувствуя, как врач толкает ее в бок. — Глупости не говори. — Вы даже не разрешаете обращаться к вам на «ты»! — Словно пытаясь доказать свою точку зрения, возмущается Лиза. — Хочешь — обращайся. — Хочу.