Dragon's Heir

***

      — Поздравляю, принцесса, — радостно улыбнулась Сара Старк. — Вы и принц Эймонд — прекрасная пара.       — Спасибо, миледи, — улыбнулась в ответ Висенья.       Ее мать объявила об их помолвке на пиру, который она устраивала в честь лорда Старка. Последние два часа Висенья только и слышала, как люди поздравляют ее. Некоторые были искренни, другие надеялись, что она решит разорвать помолвку и выйдет замуж за одного из их сыновей. Она потеряла Эймонда в толпе более тридцати минут назад и жалела, что не может найти его и провести с ним время. Они успели потанцевать всего один раз, а потом она ушла танцевать с другими.       Она чувствовала, как Алисента и Лейна смотрят на нее с высокого стола. Ее забавляло, как эти две женщины любят быть несчастными просто так. Лейна так переживала из-за этого, что цеплялась за мужчину, который ее не хотел, и Висенья не могла понять почему. В то время как Алисента вела себя так постоянно. Висенья ни разу не видела, чтобы женщина улыбнулась, ее лицо всегда выглядело кислым.       — Поздравляю, принцесса. — Она посмотрела на мужчину, стоящего перед ней, и вежливо улыбнулась. Она могла сказать, что он Ланнистер, но не знала, который именно. Улыбка мужчины не достигла его глаз. — Жаль, что ваша мать обещала вашу руку принцу Эймонду.       — Правда? — На этот раз улыбка Висеньи была менее приятной. — И почему же?       — Я думаю, из вас получилась бы отличная леди Ланнистер. — Его нахальная улыбка быстро пропала, когда Висенья разразилась смехом. Он становился все хмурее, пока Висенья продолжала смеяться.       — Я прошу прощения. — Наконец-то она смогла взять себя в руки. — Тот факт, что вы считаете, будто я могла взять чужую фамилию, приводит меня в недоумение. Я наследница железного трона и Новой Валирии, кто бы ни был моим супругом, он должен будет взять мою фамилию. Повезло, что у дяди она такая же.       Она не пропустила выражение отвращения, появившееся на лице мужчины, когда Висенья сказала, что они с Эймондом состоят в кровном родстве. Он хотел ее, она поняла это с первой их встречи. Мать также рассказывала ей о том, что близнецы Ланнистеры пытались добиться ее руки в прошлом.       — Лорд Джейсон. — При звуке голоса Эймонда она почувствовала облегчение, и тело ее тут же расслабилось, когда дядя положил руку ей на спину. — Я хотел бы забрать свою суженую и провести с ней некоторое время. Полагаю, ваша жена искала вас.       Эймонд не дал мужчине шанса что-либо сказать и повел Висенью прочь, его пальцы рисовали круги по ее спине. Когда они оказались в центре комнаты, он поклонился и взял ее за руку. Очевидно, он хотел потанцевать с ней.       — Ты не рада, что я спас тебя от такой ужасной участи? — Другая его рука легла на ее талию, притягивая ее к себе, пока их тела не соприкоснулись. — Я считаю, что заслуживаю награды.       — Правда? — Висенья нахмурилась, словно она размышляла над этим вопросом. — И чего же ты хочешь?       — Во-первых, я должен буду увести тебя подальше от всех этих людей, а затем снять с тебя твое красивое розовое платье. В нем ты выглядишь такой невинной и чистой, но мы оба знаем, что это не так. — Он опустил голову и провел кончиком носа по ее щеке. Она заметила, что он не пропустил, как дрогнуло ее тело. — Тогда я зароюсь лицом между твоих красивых бедер. Я уже говорил тебе, как мне нравится твой вкус?       — Эймонд, — зашипела принцесса, ее дыхание участилось. — Мне не понравиться, если из-за тебя я попаду в неприятности.       — Но я спас тебя. — Он высунул язык и облизал ее нижнюю губу. — Думаю, на этот раз я приму другую форму вознаграждения.       Прежде чем она успела понять, что он хочет сделать, мужчина поцеловал ее. Его язык прошелся по ее губам так, словно от этого зависела его жизнь. Висенья забыла, где они находятся, и ей было все равно, что все на них смотрят. Они были обручены, а значит, им разрешалось целоваться, может, и не так, но она не просила его остановиться. Висенья ответила на поцелуй с той же страстью, желая влезть в его кожу и жить там. Их поцелуй прервался, когда рядом кто-то прочистил горло. Ее мать стояла рядом с ними и смотрела на нее и Эймонда, но Висенья видела в ее глазах веселье.       — Я бы предпочла, чтобы вы не дарили мне внуков до свадьбы. — Рейнира показала головой на высокий стол, откуда все смотрели на них с открытыми ртами. Остальные люди в комнате тоже смотрели на них с разными эмоциями на лицах. — Также я бы посоветовала вам не снимать одежду пока.       Эймонд лишь ухмыльнулась, глядя на ее мать, а Висенья закатила глаза на выходки дяди. Он наслаждался тем, что заставлял ее страдать, а потом заставлял ждать. Она заставит его заплатить за это, она будет мучить его и посмотрит, как он наслаждается этим. Она также знала, что он претендовал на нее, чтобы все присутствующие знали, что она принадлежит ему. Висенья не возражала, она сделала то же самое. Она хотела, чтобы каждая присутствующая женщина знала, что Эймонд принадлежит ей. Им суждено сгореть вместе.

***

      Он хотел бы остановить это, он не хотел, чтобы его дочь выходила замуж за кого-то. Висенья была еще ребенком, у него не был времени с ней, и теперь он должен был просто отпустить ее. Он был удивлен, что Эймонд набрался наглости просить ее руки во время заседания малого совета, и хотел было закричать «нет», никому не позволено получить его дочь. Ему должно было хватить времени, он должен был видеть ее маленькой девочкой еще хоть немного. Когда Эймонд сказал, что ему нравится приказывать Висеньи, Деймону захотелось перепрыгнуть через стол и перерезать ему горло. Он молился, чтобы Рейнира сказала «нет», отказала в браке, сказала, что Висенья еще слишком молода. Но Рейнира одобрила брак и даже назначила дату. Она сообщила всем на пиру, что Висенья и Эймонд поженятся через четыре луны.       С тех пор как Рейнира одобрила этот брак, Деймон был на взводе. Ему хотелось кричать и вопить, умолять богов повернуть время вспять, чтобы он мог сделать то, что должен был сделать с самого начала. Он мог наблюдать, как растет его дочь, и слышать, как она называет его отцом. Он разговаривал с Висеньей только на тренировках или на собраниях совета. Он ненавидел видеть ее с Эймондом, ему казалось, что каждый раз, когда он видел их вместе, в его грудь вонзался нож. В глубине души он понимал, что ревнует, что у Эймонда хватило смелости сделать то, что должен был сделать Деймон. Даже когда Алисента и Визерис выступили против брака, Эймонд не послушал их и последовал зову своего сердца. Эймонд глазах у всех и поцеловал ее со страстью, от которой не осталось никаких сомнений в том, что она принадлежит ему.       — Мы должны праздновать. — Рейнира села рядом с ним, отпив глоток вина. — Ты выглядишь так, словно кто-то умер.       — Я просто думал о прошлом. — Не было причин лгать племяннице. — Обо всем, что мне следовало сделать по-другому, обо всех ошибках, которые я совершал.       — Нет причин мучить себя тем, что могло бы быть. — Рейнира поставила свой кубок на стол. — Мы не можем вернуть время, как бы нам этого ни хотелось. Единственное, что можно сделать, — это двигаться вперед и пытаться искупить свою вину.       — Как можно искупить самую страшную ошибку, которую ты когда-либо совершал? — покачал он головой. — Есть вещи, которые нельзя исправить или снисходительно простить.       — Деймон, единственное, что нельзя исправить, — это смерть, — мягко улыбнулась королева: это был самый долгий их разговор, когда она не была холодна к нему. — Если тебе что-то не нравится в твоей жизни, измени это. Работай, чтобы исправить свои ошибки, а сидение и прозябание в сожалениях до добра не доведут.       — Мне больше ничего не остается. Наша дочь меня ненавидит. — У нее есть причины чувствовать себя так, как она чувствует, и ты не можешь винить ее за это. — Рейнира встала, поправляя серебряное платье. Она начала удаляться, но остановилась и оглянулась на него. — Она не ненавидит тебя, она злится и обижается. И так же, как и ты, она выходит из себя.       Деймон чуть не упал со стула: он и представить себе не мог, что Рейнира скажет ему, что Висенья его не ненавидит. Он понимал, как злится его племянница, но не винил ее. Он подвел ее всеми возможными способами, и теперь его оправдания казались такими глупыми. Он так беспокоился о том, что случится, если племянница потеряет отца, что забыл, насколько она сильна. Рейнира была воином, она была сделана из огня и валирийской стали. Он должен был знать, что потеря ее семьи была бы не так болезненна, если бы он был рядом с ней. Визерис никогда не заслуживал ни любви и верности Деймона, ни его самопожертвования. Рейнира была единственным человеком, которого он любил, и, потеряв мать в юном возрасте, он не хотел, чтобы она потеряла и отца. Вместо этого он потерял ее и их дочь, а она все равно потеряла отца. Теперь Деймону приходилось наблюдать, как его дочь выходит замуж за Эймонда, а Рейнира отдается кому-то другому.       Деймон отодвинулся от стола: он должен был подышать воздухом, побыть вдали от всех этих людей. Он должен был подумать и услышать собственные мысли. Он не мог стереть сделанное, но он должен был что-то сделать, чтобы дочь простила его, чтобы она позволила ему быть рядом с ней. Может, он и не заслуживал прощения, но он хотел этого.       Он смог выйти из бального зала, никто его не остановил. Он не был хорошей компанией, и одиночество могло помочь успокоить его гнев и чувство безнадежности, которое, казалось, топило его. Он уже почти дошел до сада, когда услышал голоса, похоже, двух мужчин. Он продолжал идти, пока не услышал имя Эймонда, затем подошел ближе, стараясь не шуметь. Он хотел знать, о чем говорят мужчины.       — Принц умен, теперь он станет королем и получит такую красавицу в свою постель. — Деймон напрягся всем телом, когда мужчина рассмеялся. — И она, и ее мать прекрасны. Ты видел, какие сиськи у обеих женщин?       — Не знаю, как королева, но я уверен, что ты мог бы трахнуть принцессу, если бы достаточно разогрел ее. — Деймон сжал кулаки, пытаясь сдержать свой пыл. Мужчина продолжал говорить. — Принцесса — шлюха, раз она так поцеловала принца Эймонда. Чего бы я только не отдал, чтобы попробовать.       Деймон потерял контроль над собой и услышал, как что-то ломается, когда он обошел стену, схватил ближайшего к нему мужчину и швырнул его в стену. Второй мужчина, тот, что назвал Висенью шлюхой, побледнел и попытался отойти. Он был недостаточно быстр, и Деймон в считанные секунды оказался на нем, повалив его на пол и уложив на спину.       — КАК, БЛЯДЬ… — Его рука врезалась в лицо мужчины, и он услышал, как что-то сломалось под его кулаком. — ПОСМЕЛ ТОЛЬКО… — Еще один удар, и у мужчины выпало несколько зубов. — ГОВОРИТЬ. — Удар. — О… — Удар. — МОЕЙ. — Удар. — ДОЧЕРИ. — Удар. — ТАК?       Лицо мужчины было почти неузнаваемым, залитым кровью. С каждым ударом Деймон чувствовал, как ломаются кости, и боль, которую он причинял, приносила ему удовлетворение.       — Она принцесса, и она моя. — Он почувствовал, как его хватают за руки и пытаются оттащить назад, но он не останавливался. Этот ублюдок заслуживал того, чтобы заплатить за свои слова. — Моя дочь стоит в десять раз больше, чем твоя никчемная жизнь.       Раздались крики и присоединились еще руки, пытавшиеся оттащить его от полумертвого мужчины. Наконец им удалось оторвать его от бессознательного человека и оттащить назад. Он все еще слышал крики и стук сапог, которые бежали по земле. Когда он был в ярости никто и никогда не мог остановить его, кроме одного человека.       — Деймон. — Рейнира стояла перед ним, взяв его лицо в свои руки и заставляя посмотреть на нее. — Дыши. — Он сосредоточился на ней, пока не увидел перед собой лишь серебристую красавицу. Он начал подражать ее дыханию. — Вот так, просто дыши, медленно. — Он продолжал выполнять ее просьбы и чувствовал, как его тело успокаивается. Рейнира посмотрела на что-то позади него и перешла на высокий валирийский. — Отпустите его.       — Вы уверены, Ваша милость? — Ее безупречные были теми, кто взял его под контроль. — В таком состоянии он может причинить вам вред.       — Он не причинит мне вреда, вы можете его отпустить. — Наконец мужчины отпустили его, но он чувствовал, что они готовы убить его, если понадобится. Деймон положил голову на плечо Рейниры, пытаясь унять ярость, все еще бурлившую в его теле, и наслаждаясь ее мягкими словами. — Отведите обоих мужчин к целителям и убедитесь, чтобы они не уходили, пока я не выясню, что произошло.       Он не знал, что произошло, но мужчина зашевелился, и через несколько минут он понял, что они остались одни. Руки Рейниры успокаивающе двигались по его спине, пока он не почувствовал, что его тело перестало дрожать.       — Я не хотел испортить праздник. — Ему следовало бы сказать ей, что он сожалеет, но он не стал этого делать. Он надеялся, что убил того кто говорил о Висеньи.       — Это не имеет значения. — Она взяла его за руку и повела в его покои. Он удивился, что она вообще знает, где он спит. Придя туда, она подвела его к столу, на котором уже стояли таз с чистой водой и несколько полосок ткани. Она усадила его, а затем пододвинула стул и села напротив. Она взяла одну из его рук и начала протирать мокрой тряпкой окровавленные костяшки. — Тебе следует обратиться к одному из целителей, если не сегодня, то хотя бы утром. Возможно, ты что-то сломал.       — Хорошо. — Он ждал, что она накричит на него, обвинив в том, что он испортил праздник. Прошло несколько минут, а она все продолжала вытирать его окровавленные руки. — Ты не хочешь спросить, что случилось?       — Полагаю, те мужчины сказали что-то о Висеньи, и ты обиделся. — Деймон был удивлен, он не ожидал от нее такой реакции. Должно быть, она заметила его шок, потому что подняла глаза. — Стражники слышали кое-что из того, что говорили мужчины, а твой крик был слышен во всем бальном зале. Я уверена, что большинство присутствующих теперь в ужасе от тебя.       — А ты? — Он никогда не хотел, чтобы она боялась его. Он предпочитал ненависть ее страху. — Ты боишься меня?       — Деймон, я испытываю множество эмоций, когда речь заходит о тебе. — Она нежно мыла его руки. Сделав это, она выпрямилась и убрала серебристый локон за ухо. — Но страха я никогда не испытывала.       Он хотел обнять ее, поцеловать, чтобы она улыбнулась ему. Он хотел, чтобы она снова смотрела на него с любовью в глазах. Раньше она смотрела на него так, словно он был всем ее миром, словно она не должна была нуждаться ни в ком другом. Теперь все было иначе, и он не знал, как исправить то, что сломал.