Ты перевязал мои раны

Наиб Субедар Лучи солнца падали на лицо парня, и тот нехотя потянулся за шторой, чтобы хоть как-то облегчить себе утро. Из кухни доносился вкусный запах и шум кастрюль, которые звенели, сталкиваясь друг с другом. «Мама…» — пронеслось в голове. Наиб мгновенно открыл глаза, вспоминая, как вчера у него не задался день на работе, как его уволили и как он нехотя собирал свои вещи из съёмной квартиры, за которую теперь ему нечем платить. Зажмурившись, он надеялся, что всё это был лишь очередной кошмар, но, открыв глаза, он всё ещё находился в своей детской комнате. Несомненно, в этом были и плюсы — приятно было снова взглянуть на маленькую, но такую знакомую комнату. Кровать возле окна, письменный стол, тёмный деревянный шкаф и ненавистный скошенный потолок, о который он из-за своего роста постоянно ударялся. Пару лет назад он отговорил маму от продажи старенькой квартиры, и всё это время думал, правильно ли поступил, но каждый раз приходил к выводу, что им большего и не нужно. Узкая двухэтажная квартира, в которой были только открытая кухня, ванная, комната мамы и его собственная комната на втором этаже. Отец погиб на войне, когда Наиб был совсем маленьким, поэтому он его не помнил, и в доме этому человеку не было отведено никакого места, ему и не надо. Прогнав тяжёлые мысли, он вспомнил, что ему ещё нужно сходить на почту, забрать счета за воду, а ведь уже далеко не утро. Заодно можно было бы пройтись по району — вдруг кому-то нужен новый работник. Парень надел чёрную майку, свободные чёрные джинсы и тёмно-зелёную кофту, параллельно завязывая волосы в маленький хвостик. Спустившись с лестницы, он подошёл к матери, съел со сковороды кусочек курицы и пошёл одеваться. — Ты бы хоть поел, — обеспокоенно бормотала мать, глядя, как быстро обувь оказалась на ногах сына, а куртка в руке. — По дороге зайду, — с улыбкой сказал он и выскочил за дверь. <…> Здание почты за это время, оказывается, перенесли, и пришлось пройти немалое расстояние, чтобы найти новый пункт. Из-за этого времени на поиск подработки почти не осталось. Угрюмый от того, что потратил целый день на бесполезные поиски, он бродил по вроде бы знакомым улицам и вглядывался в каждую листовку, где говорилось, что требуется помощь. Как назло, ни одна из них не подходила Субедару. «Ну и зачем им работник на неделю? Почему я не могу работать постоянно? Им что, хуже от этого будет?» — думал Наиб, вглядываясь в очередной столб с объявлением. «Тут вообще людей искали полгода назад. Зачем оно тут до сих пор висит? Одно лучше другого, честное слово…» — ворчал он, срывая листовку и кидая её в мусорный бак. Фонари зажглись, и улицы мгновенно оживились. Наиб шёл вместе с потоком людей. Все смеялись, ели уличную еду и слушали «музыку», которую исполняли местные бродяги на коробках и вёдрах. Иногда попадались даже настоящие гитары, но такое здесь было редкостью. Сворачивая в свой переулок, парень уже улыбался. Что-то в этом месте было очень родное. Фонари за домами работали уже хуже — по крайней мере, их света хватало, чтобы видеть, куда идти, но, видимо, недостаточно, чтобы заметить, что за тобой следят. Тупая боль в затылке — и вот парень уже лежит на влажном асфальте, глядя, как тёмный силуэт удаляется, прячась за углом, а в глазах всё постепенно расплывается…