Покажи мне свой мир

— А ты уверена, что твой винтажный лук оценят по достоинству? Не пойми меня неправильно, я просто хочу, как лучше, это всё-таки общество магов... Посто ты как будто вышла из антикварной лавки.       Мид неловко кашлянула и глянула на сидящую рядом на пассажирском сидении Сирил. Та фыркнула, отвернувшись в сторону окна. — Я не на показ мод иду. И между прочим, раньше в нашем обществе было принято показывать, что женщине идёт любая одежда. Мужская в том числе. Моя подруга Мэрлин, царство ей небесное, однажды заказала себе короткое платье из мешка картошки, и чёрт побери, оно смотрелось на ней даже элегантно! — Я за неё очень рада, и надеюсь, ты никогда не придёшь на какое-нибудь мероприятие в мешке из-под картошки, но тебя могут неправильно понять. Или, не дай бог, заподозрить что. — Да ладно тебе — максимум обосрут взглядом и забудут, они ведь со мной наверняка даже разговаривать не станут из-за моего внешнего вида. — Ну... Это с одной стороны было бы просто замечательно, а с другой... Ладно, не будем загадывать. Так, правила помнишь? Всё должно пройти без сучка, без задоринки. Они должны или забыть о тебе, или воспринимать нейтрально, как необычное дополнение ко мне. — Так точно.       Мид улыбнулась, успокоившись, её татуировки блеснули голубым и потухли. Сирил же мечтательно уставилась в окно, наблюдая, как мимо, подобно кометам, проносятся фонарные столбы и слепят фарами другие машины в потоке. Порой казалось, что большинство из них тоже сегодня мчится на одно из светских мероприятий: машины как-то нервно перестраивались между рядов, стараясь как можно быстрее достигнуть места назначения, и даже будто бы старались поправить несуществующее на них платье. Иногда они забывали показывать поворотник и нетерпеливо ускорялись, круто сворачивая на поворотах. Сама Мид, несмотря на то, что дышала к подобным мероприятиям абсолютно ровно, слегка беспокоилась. Пальцы её от долгого стояния на перекрёстках нервно барабанили по рулю, а иногда поправляли волосы или почёсывали подбородок. Её татуировки могли вдруг загореться оттенком фуксии и также быстро слиться с кожей.       У Сирил от предстоящего события порой перехватывало дыхание. Страх раскрыться перед магами давно отошёл на второй план и всплывал только изредка вперемешку с правилами, которые необходимо будет соблюдать. Всё остальное занимало только одно: восторг, затмивший собой разум и переполнивший потускневшую душу. Каждая клеточка тела пищала от радости и кололась под кожей, а сердце то пускалось в бешеный пляс, то замирало в преддверии сверкающего золота, белого мрамора и красного бархата. Девушке хотелось вскочить, обернуться птицей и буквально влететь в огромные двери Большого Театра с криком восхищения. Атмосфера этого театра была как манящая к себе глубина, в которую Сирил нырнёт с головой и ещё долго не сможет всплыть. Меж тем сам Энвелл сегодня будто бы светил своими огнями ярче: дома в центре приосанились, подбочинились и выставили напоказ все свои бриллианты. Уникальная архитектурная подсветка, которой славился город, превращала его в поистине сказочное место, относившее обывателя не то в прошлое, в эпоху Ренессанса, не то в фантастический мир, где теневые отсветы и яркие блики камня и фасадов превращались в причудливые волшебные изваяния. Они с гордостью смотрели на проносящиеся под ними машины и строго глядели в след, наказывая вести себя подобающе. Хотя порой казалось, что они и сами с неким пребыванием замерли, собравшись вокруг Кремля и расположившегося неподалёку Большого Театра.       И вот, мотор Купера стихает, машина плавно останавливается на парковке, над которой возвышается огромное здание с колоннами. Подсветка создаёт впечатление того, что девушки попали в древнюю Грецию, и театр освящён какими-то божественными силами. Он есть просвящение, знание и культура, высшая точка духовного сознания и то, чем в идеале должен стать каждый уважающий его человек. Люди, входившие в его чрево, низко опускали голову и смотрелись настолько ничтожными на его фоне, что даже если в этой толпе и были маги, они почтенно склонялись перед зданием театра вместе с остальными. Сирил нервно закрывает за собой дверь, и, дождавшись подругу, вместе с ней чуть ли не бежит ко входу, кое-как успевая смотреть себе под ноги. Выпал более менее плотный слой снега, но вот вода, которая осталась под ним, замёрзла и превратила весь асфальт столицы в каток на ближайшие несколько недель. У входа подруги притормозили, крепко взялись за руки и синхронно выдохнув, чтобы не взвизгнуть, вошли внутрь.       Леденящий холод был откинут прочь горячим дыханием самого роскошного Энвельского театра. Сходу в глаза бросилась огромная хрустальная люстра, занимавшая собой сразу три яруса и освещавшая практически весь холл. Уши тут же заложило от умеренного говора, который обволакивал собой всё пространство вокруг и задавал настроение всем тем, кто только вошёл. По бокам скопления людей были чуть больше, и они подобно какому-то многоногому насекомому шевелились возле гардероба. Опрятно одетые молодые люди и девушки, жужжа, бегали туда-обратно, принимая верхнюю одежду и сумки. В воздухе витал аромат чего-то сладкого и тяжёлого, но пока он был достаточно слабым, чтобы Сирил могла определить, что это. Замерев на некоторое время, она очнулась, когда Мид дёрнула её за руку и потащила к вешалкам, на ходу снимая куртку и шапку. Они быстро переоделись и несколько секунд крутились перед зеркалом, чтобы поправить причёски.       В глубинах своего шкафа с одеждой Сирил смогла откопать неведомо откуда там взявшийся образ, который надевала кажется на похожее мероприятие лет семь назад. Удивительно, что он до сих пор был ей впору, и сейчас особенно резко выделялся на фоне шуршащих и мельтешащих своим блеском тут и там платьев. На Сирил была кремового цвета блузка с слегка гофрированными рукавами и платком жабо. Поверх надет корсет бордового цвета с узорами, декоративными канатиками-шнуровкой спереди и короткими лямками-рукавами с золотой каёмкой. Под верхом — тёмно-фиолетовые брюки и чёрные сапоги на золотых пуговицах. На голове Сирил соорудила себе высокий пучок, оставив по бокам несколько вьющихся прядей бежево-пепельных волос. Дома Миднайт нанесла ей бледно-серые тени и розовый, под цвет губ блеск, который создавал впечатление, будто бы у девушки на лице отпечатался сам холод и смерть. И действительно: Гончая будто бы сошла со старинной картины, дыхнув на всех запахом жутковатого прошлого. А рядом с ней пристроилась яркая, пышущая жизнью Целительница.       Обычно, Миднайт предпочитала зелёную одежду. Это был её любимый цвет, и, несмотря на карие глаза, чёрные волосы с красными прядями, он действительно ей шёл. Но, понимая, в какое место она сейчас идёт, и какую цветовую гамму предпочтут другие гости, Мид остановилась на тёмно-алом платье, имеющим рельефный ромбовидный узор и средней длины подол, который как лужа крови, растекался под ней и следовал за ней по пятам. Сзади платье крест-накрест закрывало спину и держалось бархатной линией на шее. Также имелись чёрные декоративные рукава чуть выше локтей, сделанные из нескольких слоёв воздушной полупрозрачной ткани. В районе бюста и далее, до бёдер, на платье крепились нити из крупного жемчуга, образующие простой, но элегантный узор. Они игриво свисали по телу, слегка покачиваясь от каждого шага. Они сходились в центре и обрамляли фигуру Целительницы по бокам. Миднайт, как и все те, кто додумались прийти в театр в красном, были как вишенки на торте, украшающие и поддерживающие его статус. Они ярко выделялись на фоне общей массы, выгодно выставляя себя исключительно в аристократическом свете и будто бы призывали к тому, чтобы ими любовались и оценивали их по достоинству.       Двигаясь сбоку и чуть позади Мид, Сирил по задумке должна была быть её незримой тенью, наблюдающей за всенародным хаосом свысока. Гончая была часть самого театра, его невидимой рукой, управляющей всеми остальными и задающей поведение всей толпе. И действительно, Сирил, если не заметить её сразу, являлась той самой атмосферой, исходящей как от мраморных колонн, возвышающихся по бокам холла, так и от поднимающихся в воздух запах дорогих духов и монотонный говор людей, что разбились по кучкам в ожидании чего-то. Миднайт пристроилась возле одной из широких лестниц, взвивающихся вверх вместе со старинными позолоченными перилами, за которые держались изящные руки дам в перчатках. Сирил встала на несколько ступеней выше неё, разглядывая цветной живой ковёр. Она могла бы использовать свои способности, чтобы узнать, о чём говорит та или иная компания, но и без этого, прикрыв глаза и растворившись в воздухе, она могла слышать обрывки некоторых разговоров. — Нет, совершенно невозможно! Как искусство может так упасть в цене? — Управы на них нет, картины кочуют из рук в руки, а достойных коллекций кот наплакал. Ещё и столько бумаг оформлять... — Да вот ходили недавно в Белого Кролика, попробовали сет... Конечно, заморочились они с оформлением. — Как ремонт делать — не представляю. Цены растут, а деньги нет.       К своему удивлению, Сирил обнаружила в толпе немногочисленных Рабочих. Пара мужчин в одиночестве сновали между людей подобно чёрным пятнам из-за своих пиджаков, которые скрывали и без того порой низкую и неказистую фигуру. И хотя казалось, бы, эта раса составляет более половины населения страны, Энвелл оставил в себе только тех существ, что способны были о платить за столь дорогостоящие развлечения. Он будто бы вместе с Морами последовал за аморальной теорией и оставил Рабочих на самой грязной работе, сделав так, что их редко можно было встретить на улицах города. Тем не менее, среди них были и исключения, подтверждающие правила, которые наровне с успешными предпринимателями построили несколько прибыльных бизнесов. Но они, прекрасно зная о своём положении, благоразумно оставались в тени.       Достав телефон, Сирил включила камеру. Имея аккаунт в ТикТоке, девушка создавала красивые нарезки кадров с мест, в которых бывала. Видео контент, как вид занятия, ей очень прельщал. В своих коротких роликах она никогда не показывала своего лица, в связи с чем комментаторы делали вывод, что девушка действительно умеет оценить окружение, поставив его красоту выше себя. Хотя этому было вполне логичное объяснение: властям ничего не стоит по её внешности догадаться, кем она является. Однако ни она, ни её верные подписчики об этом не заикались. — Кого мы ждём?       Глубоко вздохнув и расслабленно улыбнувшись, спросила Сирил, спускаясь к подруге после того, как подсняла небольшое количество материала. Суммарно с учётом того, что она засняла в самом начале, а именно расписные потолки холла и гостей, видео должно будет выйти секунд на тридцать-сорок. — Магов конечно же. Они обычно появляются за пятнадцать минут до начала, и только после них в зал могут входить остальные.       Сирил фыркнула, пристраиваясь возле оголённого левого плеча Мид и любовалась ярко разодетой толпой. Её вид грел сердце: мужчины, вылизанные и одетые с иголочки кто в смокинг, кто во фраки, в окружении смеющихся и смущающихся дам в разносортных платьях, которые как стразы, сверкали на людском полотне. Море причёсок различных форм, атласные перчатки, разноцветные галстуки — от всего этого у Гончей захватывало дух. Не хватало только живой музыки, ненавязчиво увлекающей гостей в классический джаз.       И вот, открывающиеся до этого только по очереди огромные резные дубовые двери с тихим хлопком распахнулись в разные стороны, впуская внутрь самых эпотажных, богатых и влиятельных людей этой страны. В холл вплыли, подобно акулам, Моры. С них за одно мгновение сняли одежду, и теперь смертоносная пара величаво двигалась вперёд, к лестнице. Сирил вновь достала камеру, на этот раз незаметно и тихо. Толпа перед магами расступалась, как вода перед Моисеем, благородно склоняя головы и станы. Первым взгляд пал на Моргарта: он как чёрная жуткая шахматная фигура, не дать ни взять сам Ферзь, медленно шёл вперёд, держа под руку жену. Взгляд его лениво и холодно скользил по склонившимся перед ним людям. Одет он был в чёрный расстёгнутый пиджак, под которым виднелся такой же чёрный жилет, а в нижних его карманах очевидно лежали часы на цепочке, которая делала один оборот вокруг нижней пуговицы и элегантно скрывалась в другом кармане. Из-под рукавов тонкими белыми полосками светились манжеты. В левом верхнем кармане же виднелся сложенный в несколько раз по всем правилам этикета треугольный край чёрно-серого платка. Что брюки, что жилет с пиджаком были сделаны из блестящего атласа, потому Мор приковал к себе абсолютно все женские взгляды. Его серый галстук с непонятным строгим узором настолько идеально был заправлен посередине чёрной рубашки, что Моргарт наверное являлся синоним слов педантичность и элегантность.       Жена должна быть украшением мужа и Мэри Мор по всем параметрам соответствовала этому утверждению. Поскольку мероприятие было связано с началом зимы, девушка одела белый верх и чёрный низ. Облегающее кремовое платье до колен с разрезом на правом бедре было украшено начинающимися на бёдрах узорами цветочными лепестков, которые переходили в сложный орнамент на груди. Он разветвлялся плетением чуть выше, которое было украшено в узлах драгоценными камнями, а в плечах переходил в рукава до локтей, которые оканчивались длинными рюшами, имитирующими крылья своей многослойностью и ассиметричной формой. На шее это платье держалось благодаря нескольким рядам жемчуга, а на спине узор был проще и позволял рассмотреть только небольшой участок оголённый спины, как и спереди. За ней тянулся лёгкий белый шлейф с коротким подолом, всё также напоминающий хвост птицы. Мэри шла в белых туфлях на высоком каблуке, её ноги покрывали чёрные колготки всё с тем же цветочным мотивом. На голове Мэри была волнистая причёска: уложенная действительно будто бы волнами одна и другая часть волос по обеим сторонам от пробора оканчивалась строгой конструкцией, напоминающей пучок, но соответствующей общему стилю. Из-за формы и нанесённого лака причёска переливалась, подобно воде и делала из и без того пронзительной своей важностью и статусом Мэри ещё более властную девушку. Идя рядом с самым красивым по мнению главного модного журнала человека России она по праву занимала достойную ячейку рядом с ним, с гордостью нося вселяющую в сердца ужас и трепет фамилию.       Цепкий взгляд её зелёных глаз ланью скакал по преклонившимся людишкам, высматривая среди них ни то соперницу, которая посмеет превзойти её своей красотой, ни то убеждаясь в том, что перед ней не более, чем пыль. Моргарт, которому видимо надоело заниматься тем же самым, поднял взгляд и встретился им с Сирил. Та на мгновение замерла, но тут же приосанилась и встретила его равнодушными, слегка гордыми глазами. Он в свою очередь распахнул глаза шире, вероятно узнав её, и с каким-то интересом сверкнул своим взглядом, от которого по всему телу пробежал страх.       Только сейчас Гончая поняла, куда своим статусом позволяла ей попасть Мид. Она быстро спрятала телефон и потёрла друг о друга похолодевшие руки. Целительница, как только пара приблизилась к ним, лишь коротко кивнула и присела в реверансе, уступая дорогу. А вот Сирил пришлось, скрипя сердцем, отойти к противоположному краю лестницы, согнуться на девяносто градусов и, как подобает её наряду, левую руку заложить за спину, а правую держать на уровне живота. В нескольких сантиметрах от её лица пронеслась рука Моргарта, оставившая после себя дурманящий аромат. Это было нечто среднее между освежающим одеколоном и дорогими духами. Он пах, как сама аристократия: сладко, слегка назойливо, и недостижимо высоко. Сердце на пропустило удар, ведь вместе с ароматом Гончую настиг леденящий холод. Он за секунду отрезвил её мозг, сковал ледяными иглами лёгкие, бодря и освежая так, что перехватило дыхание, и также мгновенно отступил.       Подняв наконец голову, Сирил неуютно потёрла шею и наконец смогла рассмотреть нашумевшее семейство Ванн более подробно. Ближе всего к ней шёл старший отпрыск — Иоганн Ванн. Достаточно высокий молодой человек с тёмными волосами, слегка прямоугольными чертами лица, орлиным носом и голубыми глазами. Одет он был в генеральский белый мундир на манер восемнадцатого века с декоративным чёрным ремнём поперёк плоской груди и аксельбантом, украшенным чёрным цветком. На плечах он нёс белый плащ с синей подкладкой, который доставал ему до колен. Из-под него выглядывали белые щедро отутюженные брюки и сапоги. По правую руку от него поднимался младший парень, которому недавно только стукнуло восемнадцать. Лево обладал светло-русыми вьющимися волосами, лучистыми голубыми глазами и нежными, ещё слегка детскими чертами лица с курносым носиком и чутка вздёрнутой верхней губой. На нём был градиентный бело-голубой фрак с вышитыми стеблями и листьями, под которым скрывался точно такой же жилет и белая рубашка, а на ногах бирюзовые брюки и белые сапоги. Парень постоянно вертел головой по сторонам, не то боясь чего-то, не то в нетерпении ожидая увидеть кого-то знакомого. Иоганн иногда одёргивал его, однако с невозмутимым и гордым лицом продолжал идти вперёд. Миднайт после того, как ей поцеловали руку, пристроилась к среднему брату по имени Максимиллиан. У него были русые волосы, лукавые голубые глаза и квадратный подбородок. Его крепкий стан обтягивал голубой с чёрным узором жилет, под которым виднелся платок жабо молочной рубашки, а сверху всё это дело украшала чёрная, расшитая стразами крылатка. На ногах у него были чёрные брюки и лакированные туфли.       Семья Ванн присутствовала почти на каждом культурном мероприятии. Именно ей были подотчётны все галереи Энвелла, большинство театров и ДК. Тройка Вано, как её называли в народе, походила на самую настоящую тройку жеребцов, запряжённых в звенящую колокольчиками расписную русскую упряжь. Порой они могли ворваться в вычурной одежде и кардинально поменять настроение гостей, отбросив старые предрассудки и зарядив всех своим новым и свежим взглядом на искусство. Их родители пытались навязать мальчишкам чувство такта и привить уважение к традициям, но лихие "жеребцы" не всегда к ним прислушивались.       По настроению среднего и младшего сразу было понятно, что балет входит в список самых унылых для них развлечений. Максимиллиан то и дело кидал недвусмысленные взгляды на Целительницу, а Лево дёргал за руку Иоганна, который единственный кажется пришёл сюда, чтобы насладиться балетом. Можно было только позавидовать его стальным нервам.       И вот, перед девушкой предстали близнецы Симо. Две поджарых собаки, они почти не отличались друг от друга: идеальные пропорции вытянутого лица, аккуратные носы, серые длинные волосы, уложенные в хвост и слегка смуглая кожа вкупе с карими глазами подчёркивали то, что, несмотря на их возраст, они ещё способны были дать жару молодёжи. Сердце Сирил пустилось в бешеный пляс. Робко подняв глаза, она встретилась взглядом со старшим из них — Абелусом. Его чёрные брови взлетели, но, не имея возможности остановиться, он склонился к Филиппу, шепнул ему что-то на ухо, после чего тот обернулся, тоже посмотрев на Гончую. Та бросила на них последнюю тень надежды своих глаз и пристроилась в конце шествия, позади друзей приехавших семей. Она видела, как братья в простых смокингах и красных галстуках с белыми рубашками оборачиваются на неё, и каждый их взгляд иглой ностальгии отзывался в сердце. Но всё, что могла сделать Сирил — это затаив дыхание и сложив руки за спиной, смиренно идти за кудахтающими дамами и нахохлившимися мужчинами в пиджаках.       Замирала от восхищения девушка уже в третий раз. Медленно следуя узкими коридорами, которые своей теснотой и простотой будто бы готовили к чему-то грандиозному, Гончая входит в широкие двери императорской ложи. Свет люстр и плафонов поначалу слепит её. Но когда взор проясняется, перед Сирил предстаёт историческая сцена Большого Театра. Алые бархатные балконы, которые заполняются цветной палитрой гостей, поскрипывают сиденьями и обнимают собой пять ярусов зрительского зала. Внизу раскинулась широкая поляна партера, куда медленно протискиваются первые посетители. Потолок усеян россыпью картин, отсылающих к библейским сюжетам. Посередине свисает громадная хрустальная люстра, сияющая ярче, чем все алмазы Якутии. Она кажется едва тяжело покачивается, звякая хрустальными слезами и бусинами, и нависает над людьми, как древний проводник в мир волшебства и чудес. Чтобы перевести дух, Сирил прислоняется к одному из рядов ложи, убегающих несколькими ярусами вверх по бокам широкого прохода. Моры садятся на первый ряд по левой стороне, за ними Ванн вместе с Миднайт, и на третий ряд по лестнице поднялись Симо. Прочие гости присаживаются на правую сторону, где заготовлено место и самой Сирил. Прикинув расстояние до сцены и вспомнив, что она когда-то давно потеряла свой театральный бинокль, девушка садится на крайнее левое сиденье первого ряда. От самого Моргарта Мор её разделяет только проход, но от мужчины исходит на удивление приятная прохлада, которая очень поможет в антракте, когда в зале станет душно. Повернув голову, девушка обнаруживает на себе несколько взглядов: взволнованные блестящие, почти чёрные в тусклом освещении глаза братьев, заинтересованный и ленивый взор Иоганна, а также пронзительные светящиеся глаза Моргарта, которые он впрочем отводит, когда Сирил смотрит на него с невидимой ненавистью в упор. Мэри склоняется к нему, что-то шепнув на ухо со странной улыбкой, и поудобнее усаживается в кресле. Впрочем, она то и дело вытягивается вперёд и смотрит вправо, но не на Сирил, а куда-то сквозь неё. Через свободное от неё место сидел парень лет двадцати пяти. Он был как испуганный воробей — вжал белокурую голову в плечи, и только иногда зыркал глазами в сторону Мэри, а та только и рада козырнуть в его сторону хитрой и злой улыбкой. Иногда до слуха Сирил долетал приглушённый смех Миднайт, уколом ревности коловший душу. Но вот, свет затух, прозвенел третий звонок и тяжёлый алый занавес разъехался в разные стороны.       Сирил почти всю первую часть до антракта провела стоя. Изредка доставала телефон, чтобы заснять танец прим, но потом с некой злостью быстрее убирала его и зачарованными глазами смотрела на сцену. Там, под светом софитов, мимо декораций порхали тонкие и изящные девушки, выписывающие длинными ногами па и описывающие руками разные танцевальные фигуры. Лица их часто менялись: широкая улыбка ниспадала до грусти, накрашенные ресницы дрожали от слёз, а иногда зубы лыбились в злобном или сумасшедшем смехе. Их тела то вздыхали, то оживали и извивались в такт музыке, сминая балетные пачки, а мужчины, не жалея себя, прыгали казалось невозможные прыжки и с невероятной скоростью кружились на лаковом паркете. Люди вокруг поделились на две категории: одним было до неприличия скучно, и они или сидели в телефонах, или тихо болтали с соседями, другие же смиренно и покорно слушали действо, вкушая и смакуя каждый момент, за который заплатили большие деньги. Сирил жадно вздыхала.       Она никогда не смогла бы сравнить сцену своего цирка и Большого Театра. Конечно, это разные направления, но та же сцена Большого Цирка Симо была куда желаннее. Самая большая в стране арена, на которой каждый сезон братья удивляли своим мастерством и хвастались даже не своим делом, а людьми, которых они собрали и теперь показывали всем, как настоящий образец труда и упорства. Каждый работал на пределе своих возможностей и поражал любого зрителя, заслужившая гром оваций и рукоплесканий. Братьев и их большой коллектив любили и уважали, и цены к ним на шоу были довольны доступными, но и оттого разлетались, как горячие пирожки. Цирк же на Цветном бульваре был маленьким, неказистым и скромным, вечно чего-то боялся и весь сжимался, сминая работавших ради некудышных денег артистов. Они менялись, как перчатки, не задерживаясь больше полугода, и пока только Сирил была постоянным рабом душного цирка. Несколько раз его улучали в жестоком обращении с животными, а иногда и людьми, но почему-то так и не закрыли. Директора девушка видела за три года своей работы от силы несколько раз и даже по имени его не запомнила. А между тем, громкая живая музыка лилась по залу, обволакивая чуткий слух и унося с собой на страницы романа Пушкина.       Антракт в любом заведении, предполагавшем посещение так называемой элитой, был главным событием пожалуй ещё более важным, чем всё остальное мероприятие. И хотя Сирил прекрасно знала о том, что магов не интересует сама постановка, теперь она лучше понимала, для чего они все сюда едут. Их внутренние часы с чуть ли не явным тиканьем отсчитывали секунды до начала перерыва, и когда время пришло, зазвонили и затрезвонили на весь театр. Первой вскочила Мэри, как курица с насеста. Она вскинула свою маленькую головку, осмотрелась, как будто готовясь взлететь, и нагло пройдя мимо своего мужа, которого не то специально, не то случайно хлестнула по лицу размашистыми рукавами, выпорхнула сквозь бархатные шторы. Мор поморщился, но не проронил ни слова. Сирил хмыкнула и тоже пропустила мимо себя важных друзей, которые на неё кажется и вовсе не обратили внимания. Блондинистый паренёк так спешил покинуть ложу, что споткнулся о чей-то подол и чуть не вылетел из ложи в прямом смысле этого слова. Когда все вышли, девушка встала, и, зацепив братьев краем глаза, сообщила, что, мол, готова для долгожданного разговора. Перед дверьми отчего-то обернулась, уставившись взглядом в спину Мора. Тот смотрел куда-то вдаль, на быстро опустевающий зал. Затем фигура его медленно сгорбиламь, одна из рук подпёрла лоб, лицо теперь вполоборота было видно Гончей. Усталые глаза сомкнулись, под ними залегли грустные морщинки, которые дрожали, готовясь кажется, принять на себя слёзы. Уголки губ, которые, сколько себя помнила Сирил, всегда были приподняты в дьявольской и жуткой улыбке, сдулись. Сердце сжали невидимые тиски жалости, но Гончая тряхнула головой и удалилась из ложи. — "Поделом ему, заслужил"       Мелькнула в голове скользкая мысль. Сирил выскочила из зрительского зала и засеменила по лестнице вниз, высматривая для себя укромный уголок. Затылком чувствовала и даже кажется слышала, как за ней тенью следуют братья, цокая каблуками туфель и шелестя наглаженными пиджаками. В спину ей уставились две пары глаз, следящие за каждым её движением. Несмотря на то, что девушка не знала, как устроен театр, ноги сами понесли её на верхние ярусы, где располагался буфет. То ли само сердце подсказывало ей идти, то ли театр подгонял её, заставляя трепетать душу, и направлял по нужным коридорам. Один раз на глаза попался кусочек алеющего платья Миднайт, которая спешила в противоположную сторону. Она схватила её за руку, притянув к себе, и тихо шепнула: — Через десять минут будь в буфете, все хотят на тебя посмотреть.       Целительница окинула её оценивающим взглядом и упорхнула вниз, оставив Сирил в ошеломлении и обдав потоком душного воздуха из-под полы платья. Через мгновение за ней чёрной стрелой промчался Максимиллиан, чуть не сбив девушку с ног. Она фыркнула, заметила в паре метров позади себя братьев и поспешила далее вверх. Спешило также и всё вокруг неё: ковёр цветной и дорогой одежды бушевал и бурлил, как море перед штормом, куда-то плыл и шумел. Все собирались в обусловленных местах для скромных или неприличных разговоров, для сплетен и слухов. Дамы поглядывали друг на друга и кого-то искали в толпе, иногда слегка свешиваясь с толстых перил и посмеиваясь. Мужчины хвостами следовали за ними, перебрасывались короткими фразами, недовольно кряхтели и еле-еле поспевали за своими спутницами.       Сбавив шаг и пытаясь отдышаться, Сирил избрала дальний столик в тёмно-алеющем бархатном углу и низко опустив голову, зыркала глазами по шумной толпе, выбирающей изысканные десерты и занимающей пока пустующие столики. Братья возле входа несколько раз тормозили и почти падали, ведь то и дело к ним подплывали девушки в сверкающих нарядах, что-то рассказывая с невинной улыбкой на губах, но по большей части подходили мужчины, обсуждая что-то с важным видом. И если Абелус ещё с натянутой на лицо серьёзностью деликатно отвечал им, то вот Филипп нервно бегал глазами по буфету и то ли огрызался на надоедливых гостей, то ли вежливо отказывал им, дёргая губой, а иногда и всем своим телом. Наконец, они насильно отвязались от любопытных гостей и чуть ли не подскочили к столику девушки. Филипп набрал в грудь побольше воздуха и хотел было что-то сказать, но Абелус закрыл ему рот рукой и склонившись над столом, тихо спросил своим слегка басовитым туманным голосом: — Мисс Бейгл?       Сирил коротко кивнула, медленно расплываясь в улыбке. Филипп дёрнулся и сжал её в крепких объятьях. — Живая! Сири, живая, глазам своим не верю... Как тебе это удалось? — Ну... трудно. Но нашла тут подругу, она помогла. И ректор из универа моего.       Объяснила Гончая и обняла Филиппа в ответ, на мгновение прижавшись к его груди, от которой слабо пахло каким-то одеколоном. Филипп вежливо отстранился, слегка краснея, Абелус же приблизился к девушке и мягко поцеловал её руку, отчего покраснела уже она. — Мы всё это время очень беспокоились. Ты уж прости, что никак не помогали, это.. это практически невозможно. Мор следит за всеми и мы... В общем, нам очень стыдно. После всего того, что сделал для нас твой отец...       Абелус, всегда по памяти Сирил, старший и ответственный из братьев, который не страшась, говорил правду в глаза, стыдливо прятал взгляд. Филипп и вовсе поник, кажется, его глаза заблестели. Сирил тяжело вздохнула и похлопала обоих по плечу. — Я всё понимаю. Ничего, жива же.       Она слабо улыбнулась, но улыбка вышла не искренней. Абелус вдруг приосанился, вскинул голову, и быстро оглядевшись по сторонам, сказал: — У нас есть план. Хочешь пойти к нам на работу?       Не поняв поначалу смысл сказанных слов, девушка вопросительно выгнула бровь, а потом зашептала: — Что?... Как? У меня даже паспорта нет, да и других важных документов... — У нас связи есть.. сделаем поддельные. "Человеческую" проверку пройдут, магическую... Нет, хотя есть заклинание, которое позволяет это сделать. Но нам оно и не надо, Мор не настолько сошёл с ума. Главное не светись. — Что? Мид сказала мне, что сейчас на меня все придут посмотреть! — Пускай. Представим тебя, как нашу лучшую сотрудницу, они всё равно у нас не были года три, как раз с момента твоего выпуска. Ты сейчас где работаешь? — На Цветном бульваре.. — Гнилое место. Уж сколько раз пытались нажаловаться, только Мору всё равно. Ванн имеют с них какой-то процент и заминают любое дело.       Абелус недовольно зыркнул глазами исподлобья, а Сирил опустила голову. — Нет, я так не могу... Это невозможно. — Прошу, Сирил, это для твоего же блага. Я знаю, какие там зарплаты, ты наверняка еле-еле сводишь концы с концами, а так будешь получать достойную плату за свой талант. — И всегда будешь под нашим крылом.       Добавил Филипп и с надеждой в глазах посмотрел на неё. Девушка вздохнула и решительно ответила: — Ладно. Попробуем. В случае чего, я и не из таких передряг выбиралась. — Мы поможем!       Сказал, как поклялся, Абелус, и коротко чмокнув Сирил в лоб, взял её под руку и вальяжно повёл в центр буфета, ждать остальных магов. Филипп, который светился от счастья подобно солнцу, семенил следом.