Никаких вопросов

Темнеет уже быстрее, но отголоски белых ночей ещё дают о себе знать, поэтому ни Дима, ни Август не замечают за игрой в мяч, как день переходит в вечер и уже близится к ночи. Они играют какое-то время в футбол, как договаривались, а потом Дима пытается объяснить Августу правила игр, в которые он играл в лагере: по очереди они бьют по воротам, выполняя разные задания, которые усложняются с каждым новым кругом; играют в "Штандер", громко выкрикивая название незамысловатой игры и подбрасывая мяч в воздух, засекая шаги друг до друга. Когда они оба выматываются беготнёй, то даже играют в "Съедобное — несъедобное". Август, лишённый детских забав такого рода ранее, искренне радуется, с него полностью слетает подростковый скептицизм, превращая его в ребёнка.       — Дима, уже десять! — слышится поставленный учительский женский голос на улице. Дима подходит к подъезду, поднимает голову на тёмный на фоне квартирных ламп силуэт в окне, давая знать, что услышал. Август также присоединяется к Диме, подхватывая мяч.       — Проводи друга до метро и давай домой, — уже более спокойным голосом говорит мама.       — Хорошо. Дима разворачивается к Августу, пожимая плечами.       — It's 10. Mum worries that It's late. (пер. Уже 10. Мама переживает, что поздно.)       — Ok, I understand. Heard that St. Petersburg is not safe at night. (пер. Окей, Я понимаю. Слышал, что Санкт-Петербург не безопасен по ночам.)       — Sometimes. (пер. Иногда.) В полусумраке и свете недавно загоревшихся жёлтых фонарей, бросающих тёмные тени на лица, не видно, что во взглядах обоих отражается вся грусть от расставания. Они буквально провели один из самых счастливых дней этого лета, бестолковый, но прекрасный своим бездельем и беззаботностью. Август уж точно не хочет возвращаться домой, его посещает шальная мысль сбежать из дома окончательно, переночевать где-то на улице и вернуться к Диме завтра, но отец ему не позволит. Рано или поздно его найдут. Найдут и посадят под такой домашний арест, что ему покажется сказкой сидение в номере с приставкой и телевизором. Мяч решено оставить у подъезда под лавкой, Дима захватит его на обратном пути. Неохотно оба плетутся в сторону метро, по безлюдной улице вдоль дома.       — Can you lend me some money? (пер. Ты можешь одолжить мне денег?) — спрашивает Август, показательно ощупывая карманы штанов, когда до метро остаётся несколько десятков шагов. Дима лезет в карман своих шорт, доставая горсть мелочи.       — I don't have much. (пер. У меня нет много.)       — I dont think that I need much, it's for ticket, (пер. Не думаю, что мне нужно много, это на билет) — Август кивает в сторону метро. Дима разворачивается к нему, хватая одной рукой запястье "Мэя", а второй накрывает его ладонь, ссыпая в неё всю мелочь.       — There is a bit more, but extra will be like small souvenir from me. (пер. Здесь немного больше, но лишние будут небольшим сувениром от меня.) Короткий, но достаточно сильный разряд тока сцепляет их ладони на несколько секунд, Дима одёргивает руки в лёгкой судороге, с подозрением смотря на Августа.       — I'm sorry, sometimes it heppends with me, (пер. Прости, иногда это случается со мной) — Август держит руку с монетами там же, где её оставил Дима, а потом зажимает в кулак и добавляет с сильным акцентом, — Спасыбо. Дима улыбается этому неловко сказанному слову благодарности, разминая занемевшие от тока руки.       — How I Can connect with you? Mobile number? ICQ? Mail? (пер. Как я могу связаться с тобой? Мобильный? Аська? Почта?) — спрашивает Дима. Август задумывается, что он может дать Диме для связи, чтобы не раскрыть свою ложь и не находит. Он везде показательно Хольт, мобильные номера у него меняются каждые пару недель из-за прихоти службы безопасности отца.       — May be you can give me your number or ICQ? I have some difficulties with my. (пер. Может, ты дашь мне свой номер или аську? У меня есть небольшие проблемы с моими.)       — Yeah, but you have to remember it, I dont have any paper and pen to write it. (пер. Да, но тебе придётся запомнить его, у меня нет никакой бумажки и ручки, чтобы записать.)       — I will try. (пер. Я постараюсь.) Дима называет ему свой ник DubDi95 в ICQ и коротко описывает аватарку с глупым котом в очках. Август улыбается ему, а потом неуверенно по какому-то невиданному для себя позыву тянется к Диме, чтобы обнять его на прощание. Дима крепко стискивает его в своих руках, ощущая сквозь куртку контуры техно-позвоночника.       — Is it...? (пер. Это...?) — начинает он.       — Did you forget? No questions, (пер. Ты забыл? Никаких вопросов) — перебивает его Август, и они оба смеются, не сразу расцепляя объятья. Каждый стремится запомнить друг друга: рост, теплоту тела и запах. Август ощущает под своими руками неожиданно крепкое тело. Мешковатая кофта и шорты, казалось, просто висят на худом подростковом теле, но это обманчивое впечатление. Успехи Димы во время футбола — не промах Августа, а достижении этой физической формы. Он определённо занимается каким-то спортом профессионально, может быть, даже про футбол он ему соврал. Они оба разгоряченные и в испарине, оба пахнут потом, металлом от виса и сидения на футбольных воротах и пылью. Для Димы Август пахнет ещё каким-то пластиком, как дорогая игрушка из магазина, а Август замечает, что вся Димина одежда пахнет стиральным порошком с ароматом ландышей, которым так сильно пахло в квартире.       — I’ll write to you as soon as possible, and I’ll wait for the photo. (пер. Я напишу тебе, как можно раньше, и буду ждать фото.)       — I’ll send. (пер. Я отправлю.) Август машет Диме рукой, спускаясь по лестнице в подземку, а Дима, будто боясь разорвать зрительный контакт, плетётся за ним, останавливая себя после спуска вниз на пару ступенек. Грусть от расставания сменяется беспокойством, когда он слышит эхом разносящийся голос из перехода:       — Это что у нас тут за красавчик?       — Эй, чучело, оглох? С тобой разговаривают! Затем следует звук толчков, в переходе начинает мигать свет. Дима стремглав несётся вниз, перепрыгивая через одну-две ступеньки за шаг. Звук рассыпающейся мелочи застаёт его, когда он заворачивает в переход.       — Смотри, а костюмчик-то фирменный, как думаешь, мне пойдет? — спрашивает плюгавый парень с синяком под правым глазом, держащий «Мэя» за куртку в районе груди. По Августу видно, что он напуган и толком ничего не понимает, но также видно, что он сосредоточен до предела на ближайшем оппоненте. — Не трогайте его, он вас не понимает! — кричит Дима, обращая на себя внимание всех трёх пар глаз. Второй гопник, чуть ниже и круглее своего друга, смеётся, кивая в сторону Димы головой:       — Ухажер твой?       — Dima, go home, (пер. Дима, иди домой) — умоляет Август. На что получает в ответ лишь отрицательное мотание головой.       — А так ты не русский ещё? Чего забыл тут, уёбище иностранное? — снова дёргает за грудки Августа первый с подбитым глазом. Дима делает ещё несколько аккуратных шагов ближе к компании, вставая в профессиональную защитную стойку.       — Отпустите его, или я вызову полицию! — приказывает Дима. Его голос дрожит, ему тоже страшно, но он храбрится, сжимая кулаки. Лампы моргают всё чаще. Громкие хлопки один за другим становятся предвестниками ярких искр, сыпящихся с потолка. Переход погружается в кромешную тьму.       — Что за хуйня?! — слышится голос того, кто держит Августа.       — Леший, брось его и пошли, это всё пиздецки странно, — опасливо говорит пухлый. Дима сразу идентифицирует по удаляющемуся источнику голоса, что он испугался и решил сбежать. В подземке пахнет озоном. Нарастающий электрический гул сопровождается звуками борьбы и удаляющимися шагами, переходящими на бег. Всё. В переходе они остались втроём.       — Dima, tell him to run, and you, you should go away, (пер. Дима, скажи ему бежать, и ты, ты должен уйти, тоже) — сквозь зубы рычит Август, — It’s dangerous. (пер. Это опасно.)       — Отпусти его и уходи! — кричит Дима в темноту, приближаясь к звукам борьбы.       — Я не знаю, как вы это сделали, но я никогда не убегаю! Только всякая мелкотня и жирдяи боятся темноты! Август хватает парня за руки, пытаясь выкрутить те и освободиться. Их вместе ведёт в сторону. В Диму влетает фигура парня в футболке, он автоматом берёт его в захват, оттягивая на себя, чтобы помочь Августу отцепиться. Дима ниже своего противника, поэтому тянет его руками вниз. Когда силы почти покидают его и кажется, что держать его дольше не выйдет, Дима замечает ослепительное нарастающее свечение из-за фигуры впереди. Секундная вспышка, после которой их вместе с парнем в захвате с силой отбрасывает к стене. Несколько секунд или минут почти контузии сменяются головной болью от удара об стену. Дима ощущает тяжелое тело без чувств на себе, он аккуратно сталкивает его с себя, чувствуя запах горящей плоти.       — May, — свой голос кажется каким-то чужим и хриплым, — May, are you ok? (пер. Мэй, у тебя всё нормально?) Дима ползёт вперёд, ориентируясь на тяжёлое дыхание друга.       — Don’t touch me (пер. Не трогай меня), — сбивающимся шёпотом говорит Август. В голосе слышится злость на себя или парня, может даже на Диму за то, что не послушался его и не ушёл. Август сидит, прислонившись спиной к стене. Он упирается руками в пол, будто сдерживая что-то внизу. В тусклом белом свете из-за его спины видно, что вся его ветровка почти полностью сгорела, местами заметны обуглившийся куски болоневой ткани, вероятно, приклеившиеся к ожогам на коже. Его голова повернута к тому месту, где Дима приземлился вместе с нападавшим. В этом странном контровом белом свете его лицо выглядит пугающе нереальным, тени полностью скрывают глаза, делая его лицо похожим на скелет.       — Could you check if he is alive? (пер. Мог бы ты проверить, жив ли он?) Дима возвращается ползком обратно, стараясь вспомнить всё, что им рассказывали на ОБЖ в школе. Он тянется к шее, пытаясь трясущимися руками нащупать пульс. Ничего не чувствует, он подползает ближе, наклоняясь к самому лицу и замирает. Спустя секунду он ощущает щекочущее дыхание на своей щеке, очень слабое и сбивчивое.       — He needs a doctor, he is alive, but... (пер. Ему нужен доктор, он жив, но...)       — I know, go home and call to the hospital, or find somebody at street. (пер. Я знаю, иди домой и позвони в больницу или найди кого-то на улице.)       — I won’t leave you. (пер. Я не оставлю тебя.) Август горько усмехается, шмыгая носом и утирая выступившую кровь тыльной стороной ладони.       — Do you want to help him? (пер. Ты не хочешь ему помочь?) — спрашивает он, добавляя на выдохе, закашливаясь, — I’ll be ok. (пер. Со мной всё будет нормально.) Август не знает, будет ли с ним всё хорошо на самом деле. Рядом с ним сейчас нет врачей, он ощущает как позвоночник жжёт спину, как синтетическая ткань костюма, расплавленная местами, жжёт всё тело. Любой другой потерял бы сознание от болевого шока, но Август терпит. Терпит, смыкая челюсти и стараясь дышать, как можно спокойнее. Он туго соображает, как будто после анестезии, но он точно знает, что через минут пять или десять здесь будет отцовская свита, возможно даже с отцом. Они отслеживают его по перепадам электроэнергии, а сейчас он, вероятно, обесточил район. Он не хочет чтоб Дима был здесь, он хочет чтобы он его послушался, чтобы желание спасти человека, даже такого убогого, как этот бандюга, возобладало в нём и он ушёл. Август неохотно поворачивает голову к Диме и снова повторяет:       — I promise you, I’ll be ok. (пер. Я обещаю тебе, со мной всё будет окей.) Дима, покачиваясь, встаёт и идёт наверх из темноты подземки. Он не задаёт вопросов, хотя их миллион. Он спросит обо всём потом, когда вернётся с врачами и полицией. Видя, как силуэт покидает зону темноты, Август с облегчением прикрывает глаза.

***

Неизвестно, сколько проходит времени, но из полудрёмы Августа выдёргивает шум шагов нескольких человек. Он сразу узнаёт в этом ритме свиту. Они ничего не говорят. Молча доктор с одним из телохранителей приподнимают Августа на ноги. Всё тело раздирает адская жгучая боль. А затем он слышит скрипучий голос отца, медленно спускающегося по лестнице в переход. (прим. Здесь и далее разговор между Августом и Фердинандом ван дер Хольтами идёт на голландском языке.)       — Так выглядят последствия твоего самоуправства, Август. Один из телохранителей подходит к телу молодого человека в футболке, лежащему у стены.       — Ты подверг опасности себя, окружающих людей и будущее всего Хольт Интернешнл, — Фердинанд ван дер Хольт полностью игнорирует плачевное состояние сына, его голос стальной, закалённый переговорами и сложностями, звучит чётко.       — Ты знаешь, что разработка, благодаря которой ты ходишь, мыслишь, дышишь и вообще живёшь, является секретной, и я не имел права использовать её на тебе. Если кто-то узнает, мы потеряем всё.       — Так и скажи, что ты переживаешь за свой бизнес больше, чем за моё благополучие, зачем все эти формальности.       — За наш бизнес, Август. Наш! От него зависит твоё будущее и будущее твоей сестры!       — Чего ты от меня хочешь?       — Я хочу, чтобы ты принял последствия своих импульсивных решений.       — Моего состояния недостаточно?       — Ты — не главная проблема произошедшего. Свидетели — главная проблема. Фердинанд подходит к телу, вокруг которого уже соорудили некое подобие временного света из ламп на штативах. Августу вкололи какой-то анальгетик, тело стало слегка ватным, но боль притупилась и мыслить стало чуть проще.       — Он единственный, кто видел тебя?       — Да, — слишком резко отвечает Август, понимая, что Диму в это нельзя втягивать ни в коем случае. Но отец, слава Богу, ничего не замечает, внимательным взглядом изучая ожоги от электрического разряда на теле лежащего без сознания парня.       — Хорошо. Фердинанд кивает врачу, чтобы тот проверил тело. Он присаживается, прощупывает пульс и кивает хозяину.       — Что ж, я надеялся, что этот урок тебе не придётся проходить так скоро, но ты сам настоял.       — Отец, я не понимаю...       — Иногда одна человеческая смерть может спасти миллионы других. Именно поэтому мы и занимаемся разработкой, производством и продажей оружия. Убийство одного диктатора в маленькой африканской стране, может изменить жизнь нескольких поколений всего континента. Август невольно начинает водить головой из стороны в сторону, ощущая, как земля вновь начинает уходить из-под ног, но руки телохранителя крепко держат его.       — Свидетели это плохо, Август. Если он придёт в себя, то пойдёт в полицию, расскажет им о произошедшем, и, возможно, эти безмозглые шавки упекут его в психушку или просто посмеются ему в лицо, но информация дойдёт до ФСБ, а там и до интерпола, нам будут задавать вопросы.       — Ты хочешь, чтобы я, — у Августа перехватывает дыхание, — чтобы я убил его?       — Ты почти это сделал, просто добей. Фердинанд разводит руками, подходя к Августу ближе. Он замечает колебания во взгляде сына и продолжает давить:       — Он ничто по сравнению с тем, сколько это всё будет стоить нам, стоить людям, работающим в холдинге. Если ты такой мягкосердечный, то подумай о сестре, она ведь совсем малышка, ты хочешь лишить её тех радостей жизни, которые есть у тебя? Не будь эгоистом! Август ощущает, как на лице выступает испарина, а в лёгких будто бы заканчивается весь кислород, сердце, которое, казалось, начало несколько секунд назад биться спокойно после анальгетика, снова устремляется галопом. На него выжидающе смотрят все. Слёзы выступают на глазах рефлекторно, но остаются там горькими каплями. Глаза жжёт. Август делает несколько прерывистых вдохов, чтобы попытаться поймать начинающуюся панику. Ему страшно. Страшно, как не было никогда раньше. Он загнан в угол. Он сам виноват в том, что сейчас происходит. Если бы он остался сегодня в номере, то не стоял бы сейчас здесь в полумраке. Или если он хотя бы ушёл от Димы засветло, сразу после чая. Скучающий взгляд отца на лице ощущается как клеймо. Ты либо доказываешь, что можешь быть наследником, либо тебя никогда не будут воспринимать всерьёз. Второй сорт. Но движет ли им только потеря авторитета? Фердинанд сказал, что это один из уроков, уроков для наследника. Если этого не сделает Август, то отец разочаруется ещё больше в своём старшем ребёнке и возьмётся за Мико. Её он будет муштровать с пелёнок, осознавая свою ошибку в воспитании старшего отпрыска. Он вырастит из неё монстра. Этого Август боится больше всего. Он может замкнуть этот круг жесткости на себе, он уже что-то понимает, Мико пока не понимает ничего. Август переводит свой взгляд на тело парня, он видит, как грудь молодого человека поднимается от слабого дыхания. Август закрывает глаза, вспоминая, каким было спокойное лицо спящего парня некоторое время назад: искаженное гримасой насмешки. Как он схватил его за костюм, как тряс его в своих жилистых руках. Он пытается заставить себя испытывать к нему неприязнь, злость и ненависть. Но Август эмоционально опустошён. Он делает неуверенный шаг в сторону парня, но понимает, что ноги его почти не слушаются, и падает на колени, болезненно упираясь руками в пол.       — Ток тебе не поможет, ты почти исчерпал весь ресурс, — слышится сверху спокойный голоса отца. Он обходит Августа, освобождая ему проход к телу.       — А что мне делать? — голос дрожит от накопившихся слёз, но Август продолжает ползти к телу.       — Лучше всего перекрыть доступ кислорода, тогда всё можно будет свалить на несчастный случай с электричеством и удушье в следствие шока.       — Хорошо, — Август нависает над телом, одной рукой закрывая парню рот, а второй нос. По щекам струятся слёзы, смешиваясь с кровью, тонкой струйкой текущей из носа. «Вдох, выдох, вдох, выдох» — паника никуда не отступает, но в голове становится пусто.       — Вставай, мы улетаем через час, тебе нужна срочная операция, мы заменим твой позвоночник на более мощный и пластичный, — говорит строго отец всё с того же места, когда тело в руках Августа обмякает после предсмертных конвульсий. Фердинанд отдаёт несколько распоряжений своей свите и уходит наверх. На Августа накидывают какую-то холодящую кожу ткань, приподнимают на ноги и также ведут наверх. Он еле перебирает ногами, с отвращением смотря на свои руки. Наверху стоит несколько машин милиции, пара милиционеров кивают, проходящему мимо Фердинанду и выпускают его с телохранителями за ограничительную ленту. «Те, кого Хольты могут купить!» — звучит ядовитый голос в голове Августа. Он зарывается в ткань, стараясь не смотреть на толпу зевак, он хочет исчезнуть, испариться. Он боится увидеть среди людей Диму. «Его здесь и не должно быть, — в какой-то момент думает Август. — Что если я просто умер там внизу, когда он ушёл, и попал в свой личный ад?» Августа сажают в отдельную машину с врачом. Дверь чёрного БМВ захлопывается, болезненно толкая его в плечо. Ему в шею вкалывают ещё что-то, и он мгновенно отключается.