В шкуре героя

Случалось ли вам разочаровываться в себе? Это терпкое чувство за ту жизнь не раз меня посещало, но от чего-то сейчас оно было куда сильнее. Возможно, потому что сейчас я не просто сказала кому-то грубость, сожгла ужин или не выучила технику — я умудрилась проебать все и основательно. — Что случилось с тем мальчиком? На нём совсем лица нет. — С маленьким Учихой? Не удивительно, весь его клан уничтожили! Остался разве что тот паренёк…но никто не думает, что он очнется. — Ками-сама, как же так! Целый клан? Кто мог такое совершить? — Говорят, что это был никто иной, как старший наследник Учиха… — Его старший брат?! Медперсонал меня качественно игнорировал, так что не удивительно, что я услышала этот разговор — они не слишком-то и старались говорить шёпотом. Я слушала их и с каждым словом картинка складывалась. Но мне нужно было поверить самой — в палате остался клон, а я скользнула по карнизу, забираясь в соседнюю пустую палату, а оттуда — в коридор. Где палата Учихи я не знала, однако Судьба или кто свыше сегодня повернулся ко мне на удивление не задницей, по обыкновению и долго блуждать не пришлось. Первым на кого я наткнулась был Шисуи — светлая палата, где бледный парень лежал под какими-то аппаратами — я узнала только кардиомонитор. Он был жив, сердце билось ровно, но в остальном больше напоминал призрака (оправдывая свою кличку) — такой же бледный, почти прозрачный, он не дышал без оборудования. Глаза прикрывала повязка, и…стоял какой-то сложный фуин — я почувствовала его даже со входа в палату. Кажется, что глазницы были не пустыми и это меня хоть немного успокоило. А вот на палату Саске…я наткнулась из-за жуткого, раздражающего чувства, вдарившего по сенсорике так, что я не удержалась на ногах и сползла на пол прямо так, припав к стене и пытаясь просто не разрыдаться. А внутри ширилась злость, непонимание, пустота и боль настолько сильная, что дышать не хотелось. Вот тут-то до меня дошло — все, о чем болтали те девушки — правда. А я… Я все проебала. В голове билась мысль: «Как с этим разбираться теперь?» Теперь Саске возненавидит брата, уйдет к Орочимару и все то дерьмо, что произойдет мне придется разгребать в одиночку. Боже, больше двухсот людей погибло. А я так ничего и не сделала, хотя знала об этом. Столько невинных из-за чужих амбиций расстались с жизнями. А Итачи? Как он вообще с этим жить-то дальше будет? «А ну хватит ныть!— неожиданно рявкнул Курама, отрезав меня от эмоций мальчишки, сидящего за стенкой. — Ты ничего и не могла сделать, глупая девчонка! Одного-то едва спасла и то чуть не сдохла. Думаешь, тебе по зубам был бы гений клана на пару со вторым шаринганистым психопатом?» Я поджала губы, глубоко вдохнув и выдохнув, беря под контроль эмоции. Да, я уже пришла к этой мысли — всё что могла сделать — я сделала. И даже…даже то, что не планировала. Рефлексия ничего не решит и не исправит, потому как ложиться и помирать здесь и сейчас я не собираюсь. Сейчас стоит подумать над своим состоянием и пойти поспать — организм быстрее восстанавливается во сне.

***

Меня выписали через три дня — ровно столько понадобилось Ку, чтобы залечить все, что ещё оставалось и привести тело в относительный тонус. Персонал только и рад был избавиться от меня — что врач, что медсестра терпели моё присутствие с переменным успехом и разве что не перекрещивались каждый раз при виде меня. Нет, выглядела я конечно не лучшим образом, но не настолько плохо. Хотя, им наверное виднее. — Сестрица! — требовательно заголосил Конохамару, стоило мне выйти из госпиталя. Вообще — середина дня и это чучело должно быть на занятиях со своим сенсеем. Но ему очевидно чихать на эти правила, раз он околачивается здесь. В любой другой день мне было бы приятно, что есть люди, которым не плевать, что я чуть не померла и загремела в больницу. Но сейчас я ощущала только моральное опустошение. Истерика уже прошла. Я снова доползла до палаты Шисуи, отметив, что несмотря на то, что он в коме на глазах у него действительно какая-то мудреная печать на охрану и что-то ещё и те вполне себе целые и родные. Так же собралась и проведала Саске, но там все равно решила не задерживаться — эмоциональный фон был настолько ужасным, что я, хоть и попыталась влить частичку спокойствия в Учиху долго продержаться не смогла — меня душили и убивали чужие эмоции, наслаиваясь на мои собственные. Стоило ли говорить, насколько плохо я себя чувствовала? — Разве тебе не следует быть на занятиях? — устало уточнила я, проходя мимо Сарутоби, но мелкий проворно перегородил мне дорогу и ухватился ручонками поперек талии, до боли сжав. Маленькое теплое тело, с отголосками настоящей обеспокоенности меня растрогало. Не будь мы посреди улицы я бы наверное расплакалась, а так только обняла его дрогнувшими на мгновение руками. Курама прав, я всего лишь ребенок и психика, вообще-то у меня подстать. То, что сознание намного взрослее большой роли не играет. Я не справляюсь, стоит это признать. — Я испугался, сестричка, — всхлипнул Конохомару мне в район живота, — столько плохого произошло, а потом оказалось, что все это время ты была в больничке. С тобой же все в порядке, да? — Не волнуйся, — мягко улыбнулась я мальчику, — я просто неудачно искупалась вот и все. Пошли, поедим рамена в честь моего выздоровления, а? — Да! — отстраняясь кивнул Сарутоби, а потом серьезно взглянул на меня и шепотом закончил: — Я знаю, что все плохое произошло потому, что тебя не было рядом, сестричка. Не пропадай так больше, ладно? Мальчик отстранился, побежав впереди, а я удивленно смотрела ему вслед. Что…что он только что сказал? Хлопнула себя по щекам, решив что ищу двойное дно там, где его нет. Конохамару просто ребёнок, который видит меня сильной и надежной. Неудивительно, что подсознательно, когда я пропала из его поля зрения он подумал, что все случившиеся — произошло потому, что его «сестричка» помочь не смогла. Такая вера льстит, конечно, но как же это геморно. И стоит поговорить с ним на этот счёт — нельзя, чтобы парнишка меня идеализировал — ни к чему хорошему это не приведёт.

***

— За что? Белая маска и капли крови. Фигура подростка, чуть старше меня самой. Руки, которые он тянет ко мне — все трясутся и тоже покрыты кровью. Он хрипит — горло словно разорвано — и хватает меня за плечи, болезненно сжимая. — Это твоя вина! И меня ты убила зря. За что? За что? За Что… Я подскочила, хватаясь за плечи и пытаясь стряхнуть ощущение чужих пальцев со своих плеч. Вздохнула — выдохнула и перевела взгляд на часы. Четыре часа утра. Ну, четыре часа сна — это уже достижение. Успею потренироваться до академии что ли. Я отключила будильник, проверила есть ли наблюдатели — на удивление АНБУ ко мне по новой так и не приставили, даже после всего этого скандала — и создала клона, отправив его готовить завтрак, тогда как сама, сменив футболку и ополоснув лицо в ванной, выбежала из дома, прихватив подсумок. Я потихоньку вернулась в прежнюю форму и начала нарабатывать сверх нее. Переводные экзамены прошли как-то мимо меня — я стабильно сдала все на низшие баллы и без зазрения совести стала дремать на парах и дальше, а выкладываться во внеурочное время. Неожиданностью стало, что я как-то умудрилась подружиться с Учихой. Мне нравилось озеро у квартала красноглазых — фактически, это заброшенный полигон, для отработки огненной стихии. Суть в том, что людей там и в лучшие времена не много водилось, а сейчас — и подавно. Озёрная гладь успокаивала мои нервы и я частенько сидела на причале, выписывая новый фуин, рисуя или медитируя. Учитывая, что у меня начались проблемы со сном — успокоить нервы мне было необходимо. Но я не учла, что не только я могу быть любительницей воды и одиночества. Ощущать Учиху теперь было не сложно — мне даже не нужно было напрягать источник чакры, потому что лично от него закрыться ментально не получалось. Но, он по крайней мере не фонил отчаяньем и болью так же сильно, как в первые дни и сейчас по ощущениям больше казался замерзшим вулканом — он буквально закрывал, топил в себе все эмоции, которые считал лишними. Не сказать, что мне было не жаль одинокого мальчишку — наоборот, при взгляде на Саске сердце сжималось каждый раз. Но так же я прекрасно понимала — мои слова или действия мало что изменят. Скорее всего даже взбесят его. — Что ты тут делаешь? — холодно поинтересовался мальчишеский голос за моей спиной. — Добрый вечер, — вздохнула я, тщательно перепроверяя формулу печати сокрытия — всё-таки она нуждалась в доработке, как показала практика, — Саске. Как видишь — сижу. — И кто тебе разрешил здесь находиться? — поинтересовался Учиха, сверля меня недовольным взглядом. — А кто-то мог запретить? — оторвалась я ненадолго от тетради, склонив голову на бок и приподняв бровь. Мальчишка растерялся и отвел глаза, разозленно поджав губы и резко развернувшись на пятках — очевидно собирался уйти отсюда. — Я не собираюсь мешать, если ты собирался посидеть в тишине. Саске замер и оглядел меня недоверчивым взглядом, повернув голову. Я вернулась к формуле, окуная кисть в чернильницу, всем своим видом выражая полное безразличие к нему и миру. — Тц. Брюнет шумно — очевидно слишком шумно для лучшего ученика в академии — прошествовал мимо меня и демонстративно уселся на самый край и затих. Меня всё удовлетворяло ровно до того момента, пока он не начал снова испускать могильный холод, мешая это со вспышками боли. «Скинь его в воду, бесит этот красноглазый», — заворчал Лис в подсознании, проснувшись. Я поджала губы, и закатила глаза. — Знаешь, Учиха, много будешь столько копаться в себе — поедешь крышей. — Много ты знаешь! — мгновенно взъярился мальчик, подскакивая на ноги. Ожидаемо. Но смолчать я не могла: во-первых, не его не моих соглядатаев тут нет, а во-вторых, его нынешнее состояние — это какая-то пытка. Причём для нас обоих. Диалог дальше стоило вести очень продуманно, поэтому я принялась подбирать слова — осторожно, прощупывая что чувствует моей оппонент. — Мне жаль, Саске, — говорю я медленно, перелистывая страницу с нерабочим фуином и принимаясь выписывать формулу по новой. Демонстративно не смотрю на него — примеряя то же правило, что и с дикой собакой — посмотришь в глаза и бросишь вызов, — что тот кого ты любил, причинил тебе боль. И что теперь дома тебя ждет только пустота. Но у тебя есть шанс завести хотя бы друзей. Это лучше, чем топить горе в одиночестве. — Никто из них не стоит того, чтобы тратить на них время, — сухо бросает Учиха, внимательно следя за моими действиями, но не спеша приближаться ко мне, хотя и не сел обратно, — с их глупыми мечтами и счастливыми жизнями они никогда не поймут меня. К тому же, времени на все эти глупости у меня попросту нет. — Не называй мечты другого человека глупостями, — назидательно хмыкаю я, ощущая в эту минуту чуть ли не древней старухой, — ты не в его шкуре и судить его, следовательно, не можешь. То, что ты считаешь счастливой жизнью для них может быть ежедневной пыткой, а то на что ты никогда не потратил бы своё время — самым важным делом во вселенной. — Ты тоже не заводишь друзей, — огрызается Саске, складывая руки на груди, — почему же мне это советуешь? Вообще-то это немного меня задело — в конце концов Шика и Чоуджи были мне почти друзьями. Но говорить что либо я не стала, со стороны мы наверное и вправду не походили на друзей, да и к тому же не особо близко общались — может, нас можно было назвать хорошими знакомыми, но не более. — У тебя есть выбор заводить друга или нет, потому что люди принимают тебя, — тяжело вздыхаю я, складывая печати проверки фуина. Он снова подкрашивается красным из-за чего я позволяю себе испытать раздражение, скривив недовольно губы. — У меня этого выбора нет, потому что меня ненавидят. — За что же? — скептично интересуется Саске, присаживаясь напротив, очевидно пережив свою вспышку гнева. — Если бы я знала, то наверное бы исправилась бы. Но я понятия не имею, наверное, я просто плохой человек — в конце концов никто не учил меня, как вести себя в обществе, — я слабо улыбаюсь, принимаясь снова переделывать фуин и пытаясь свести все к шутке. — Может они считают меня невоспитанной грубиянкой и потому я им не нравлюсь? — У тебя нормальные манеры, — отмахивается Учиха, — если б не знал, подумал бы, что ты клановая девчонка. — Хм, ну спасибо наверное. Мы молчим, покуда я вырисовываю печать в третий раз. Проверяю её на дееспособность и она, наконец, загорается зеленым. Фух, наконец-то. Теперь нужно будет проверить, как работает этот вариант, а для этого придется призвать Акиру. К слову, с лисами я связалась почти сразу и меня уведомили, что я со скрипом, но прошла их испытание — и как только по весне пойдут лисята — мне отдадут на воспитание первого же родившегося. — Если ты считаешь, что мне нужен друг — то стань им. — Ага, — заторможено киваю я, складывая принадлежности в сумку, — стоп, чего?

***

Вот так и началось наше странное общение. Наверное, я не настолько прожженная сволочь, какой привыкла себя считать, потому что незаметно для себя постаралась действительно стать другом нелюдимому мальчишке. Отсела от Шики, со своей любимой последней парты, чтобы отгородить Учиху от надоедливого внимания сердобольных девчонок — начала специально провоцировать их и убегала от разъяренной толпы почти на каждой перемене — но эта маленькая жертва стоила того — у них просто не оставалось времени на Саске, покуда они были заняты мной. Потом я стала носить ему обеды — потому что выделенную деревней помощницу он из квартиры выгнал ещё на третий день, а сам нормально готовил разве что помидорный салат и рис. Кстати, такая помощница должна была быть и у меня в первые несколько месяцев, после переезда в мою однушку — но эту загадочную личность я ни разу так и не встретила. Как-то незаметно получилось так, что эта ехидствующая время от времени маленькая пакость на регулярной основе стала зависать в моём поле зрения. Например, как сейчас — стоило мне переступить порог дома, после тренировки, как я застала там Учиху, задумчиво рассматривающего моего клона и поедавшего булочку с томатной пастой. Он в наглую уселся на кровати, но я просто махнула на это рукой — прекрасно понимала, почему он так цепляется за меня…и не могла утверждать, что мне была так уж отвратительна его компания. В конце концов, когда он не вел себя, как придурок с ним было интересно общаться. Ко всему прочему — он был довольно смышленым для своего возраста и я действительно…могла расслабиться в его присутствии хоть немного. — Это странно, — сообщает Саске, развалившись на моей кровати и глядя в сторону рабочего места, которое больше напоминает взрыв на бумажной фабрике, — почему у тебя идеальный порядок везде, кроме того угла? — Это угол творческого армагеддона, — пафосно декламирую я, подняв лопатку к потолку. — Там всегда творится хаос, только обуздав который я могу прийти к верному решению. — Хаос, — скептично повторяет Учиха, оценивающе проходясь по стенке взглядом черных глаз, — ты все-таки странная, добе. — Заткнись, теме, — беззлобно огрызаюсь я, — что б ты знал люди — это и есть воплощение хаоса и противоречий. Только тот, кто осознает это может привести себя свою жизнь в порядок. Ярче всего это видно в рисунке, где даже сама кривая линия может составить главную гармонирующую часть, если творец умеет направлять внутреннюю разруху в нужное русло. — Так ты ещё и рисуешь, — выделяет из всей моей пламенной речи Саске очередной факт. Я почти оскорбляюсь, но в итоге лишь тяжело вздыхаю, кивнув. — На тумбочке альбом валялся. Можешь глянуть, если интересно. — Хн. Хотя иногда его и хотелось треснуть.

***

Дни мои протекали почти весело. Общение с Учихой — если это можно конечно назвать общением, было довольно легким и приятным. Он не лез не в своё дело, с ним можно было потренироваться, и в принципе я оценивала наше сосуществование, как «комфортное». Учиха конечно старался держать какую-никакую дистанцию. Никаких разговоров о родне, праздниках или прочей чепухи, вроде того: кто когда родился и так далее. Мы могли потрындеть о новых техниках, о тонкостях контроля или природе чакры, но не о планах на будущее. Все, что я знала о нём — было следствием личных наблюдений и меркнущих с каждым днём всё сильнее воспоминаний из той жизни. Информацией о себе же я делилась и сама, но обычно это была всякая ерунда: типа того, что данго мне не особо и нравится, а по выходным я зависаю в парке и рисую людей, сидя на деревьях, вставать рано я могу легко, но и спать мне в таком случае хочется уже с середины дня. В общем-то жизнь наладилась, вошла в своё русло и бьющая набатом паранойя немного притупилась. Время у меня для этого теперь было. По выходным я сидела с Конохамару на полигоне, откровенно говоря не особо его тренируя — у меня не было достаточно знаний, чтобы рассчитать нагрузку, так что в основном, всё чему он учился у меня — было теоретическими или очень лёгким. Так мы отрабатывали грамотность, каллиграфию и складывали оригами — я на них тренировала концентрацию, заставляя фигурку двигаться с помощью чакры. Впрочем, давалось мне это туго. Ещё труднее было заставить её напитаться чакрой и не подорваться или не изрезаться на кусочки в тот же момент. Подозреваю связаны такие выкрутасы были с окрасом моей чакры. Курама глубокомысленно заключил, наблюдая за этими выкрутасами, что у меня явно ветер — что не удивительно у канонного парня была та же стихия. А вот вторым мог быть огонь — вот только проявился он скорее всего из-за близкого соседства с хвостатым — мы уже долгого время медленно, но верно расшатывали мою печать, смешивая постепенно чакру — было довольно неприятно, у меня редко не болело совсем ничего, но со временем я привыкла к постоянно ноющим чакро-каналам и не особо обращала на это внимание. Ко всему прочему, я связалась с лисами, когда более — менее восстановилась и отхватила порцию ругани от Акиры, который решил что я уже померла. Однако, учитывая что с миссией я хоть и с натяжкой, но справилась — мне на обучение оставили двоих лисят-близнецов и махнули хвостом на прощание. Не сказать, чтобы за две жизни у меня прям не было животных в доме — в прошлом, у меня были и кошка, и хомяки, и рыбки. Присматривала я и за собаками, и за гусятами, и за тушканчиками. Но никогда вся ответственность за чужую жизнь не ложилось целиком и полностью на мои плечи. А тут их было двое — белоснежная лисичка Ту с умными голубыми глазами, и её черный, как сама ночь непоседливый братец Ла. Я обложилась учебниками, трясла Кибу и вспоминала всё, что вообще знаю об уходе и воспитании. Большая часть моего дня теперь проходила с лисятами — даже уходя в академию я оставляла с ними клона. Училась охотиться, советуясь с Курамой, и брала с собой малышню, когда они окрепли. Сам биджу на собратьев смотрел снисходительно, но без особой агрессии. Мог пнуть меня вовремя если я делала что-то не так или нарычать на лисят, если они косячили с менталистикой или шалостями. Впрочем, объяснить им как тренироваться, ему было куда проще, чем мне — все же мой друг не использовал печати, так же как и призывные лисы и ощущение энергии у них было схожее, не загнанное под рамку человеческого восприятия. В общем я втянулась и искренне привязалась к лисятам — тем грустнее было осознавать, что совсем скоро их «детство» кончится и на долгое время клан заберёт их обратно на тренировки. И вот пришёл мой восьмой день рождения. Весь день шёл ливень, до академии я добиралась в три раза осторожнее, чем обычно. На уроках старательно не отсвечивала и вообще мечтала поскорее слинять домой. Все дети были в предвкушении праздника, наперебой рассказывая о том, как будут праздновать у них в семье. Меня не особо это задевало — в смысле я давно привыкла, что у меня никого нет, а мой день рождения — праздник торжества над Кьюби и день, когда поминают погибших. Вообще редко какой год обходился хотя бы без одной погони или попадания на пару дней в госпиталь. Но я знатно заматерела за этот год — чёрт, да я подтягивалась в скрытности на АНБУ, хоть и не долго, так что в этот раз добраться до дома должна была без неприятностей. Вот только дом был сегодня пустой — Акира забрал Ту и Ла на что-то вроде экзамена и вернутся они только дня через три. Учиха — оно и неудивительно — о моём дне рождения не знал, да ему не зачем было. Обычно меня это вполне устраивало, но сегодня…сегодня всё было немного иначе. Дышалось не особо хорошо, большую часть занятий я провела вопреки обыкновению снова за последней партой, а внутри всё сжималось то ли от холода, то ли от…одиночества. Впрочем, никому особо не было до меня дела, так что я могла предаваться унынию сколько душе моей угодно и рефлексировать по полной. Один день в году никого убить не должен. Занятия были сокращенные, но от прогулки под дождём меня это не спасло. Я накинула хенге, стоило выйти за ворота академии и неспешно шаркала по дороге, наблюдая за людьми. Им не мешала непогода — наоборот словно раззадоривала ещё больше — все эти улыбки и яркий смех, родители, которые сегодня с азартом бегали по лужам за своими детьми, запахи вкусной выпечки и потешные песенки. Благовония в маленьких храмах у домов и подношения. Ленточки с желаниями на деревьях у святилища — всё такое яркое, невыразимо счастливое и …чужое. Не знаю, почему, но мне казалось что именно в этот день я настолько бесконечно далека от каждого жителя деревни, насколько вообще могла быть. Не то, чтобы в остальные дни было сильно лучше, но именно в этот я ощущала всё острее. Потому что самую малость осознавала, что не смогу так же веселиться. Что весёлый раж не коснется меня, я не сяду за чей-то стол, наигравшись и помолившись и крикну со всеми гостями «кампай!», пригубив чарку сакэ в честь праздника. Потому что — где-то очень глубоко в душе — я понимала, что часть ответственности на мне. Пускай не вина — не я решила использовать собственное рождение для захвата Курамы и не я вся такая злобная собиралась родиться именно в этом мире, теле и именно в этот день, но всё же этим людям не станет легче, даже если они осознают правду. Я — живое напоминание трагедии, её концентрация и квинтэссенция. Дохожу до квартиры в ещё худшем состоянии, чем была, снимаю хенгё прямо у порога и устало приваливаюсь к разукрашенной — в который раз — двери. Там какие-то ругательства или проклятия, но у меня нет настроения их читать. Не глядя нащупываю связку ключей и отпираю дом. — Пустая квартира, — кисло говорю я в воздух, взлохматив волосы, выбившиеся из пучка, — с днем рожденья меня что ли? Разуваюсь, стягивая куртку и прохожу к двери в комнату. Неожиданно торможу, прищурившись. Что-то не так. Когда уходила — ставила фуин на дверь. Сейчас его нет. Выравниваю дыхание, доставая кунай из подсумка. Отвлечь, схватить самые важные наработки со стола, которые под печатью сокрытия, и драпать на людную улицу (хотя меня там видеть тоже будут не рады). Не так уж сложно. Ну, в теории, конечно. Пинком распахиваю дверь, занося руку с кунаем для броска… да так и торможу. — Ч…чего? — непонимающе пялюсь на растерявшегося Ируку. Этот фрукт что тут делает? — А инстинкты у тебя истинного шиноби, — довольно усмехается Ирука, сложив руки на груди. Его очевидно не колышет тот факт, что он вломился в чужой дом — во второй раз кстати! — потому что мужчина вёл себя довольно расслабленно. — Если б это было так — я б его швырнула, а потом уже разбиралась, — лаконично замечаю я, убирая оружие в подсумок. — Что вы тут делаете? — Ну, на дни рождения обычно устраивают сюрпризы, — немного растерянно произнес парень. Так забавно видеть, как вроде взрослый человек смущается от слов школьницы. — Торт там дарят, удачи желают. — Удача на мой день рождения — это не загреметь в больницу с особо тяжкими,— недовольно проворчала я, оглядывая кухню. И вправду торт принес что ли? Судя по вконец расстроенной мордашке и впрямь просто поздравить хотел. — Торт-то хоть с чем? — С шоколадом, — заторможено отозвался учитель. — А ну раз с шоколадом…нарезайте, — со знанием дела протянула я, усмехнувшись и сложив руки на груди. — Чай какой будете? Хотя, может всё не так уж и плохо, как я привыкла считать? Всё же, жизнь налаживалась, давая мне передохнуть совсем немного. Так, медленно, но верно шли дни, складываясь в месяцы и годы. И на горизонте замаячил выпуск из Академии.