Твой мир обречён

Для Чуи последние три недели прошли как в тумане. Все рабочие дни смазались в одно большое пятно, состоящее из однообразных заданий, которые ничем не отличались друг от друга. Как оказалось, теракт был практически самым интересным из всего дальнейшего. Как и говорил Дазай, в основном это были кражи, убийства, которыми обычно занимался Ранпо, щёлкая их как орешки, и другие однообразные преступления. Как Накахара и думал, Фукудзава не стал церемониться и поставил их с Дазаем в пару, удостоверившись в их работоспособности после теракта. Не то чтобы Доппо был сильно против. Большинство дней Чуя просто сидел в офисе, хлестая кофе с Йосано и переговариваясь с Осаму. Отношения с другими членами ВДА тоже сложились неплохо, но ему было привычнее проводить своё время в компании этих двоих. Свой режим он не смог перестроить даже спустя почти месяц, поэтому дни всегда начинались одинаково: Дазай ломал ему дверь, пытаясь разбудить, а потом всё-таки сделал слепок ключа от комнаты и бесцеремонно врывался, расталкивая его. Сам Дазай, который практически никогда не приходил на работу раньше двенадцати, с появлением Накахары опаздывать не перестал, но под давлением ответственного напарника они оба заваливались в двери офиса около девяти. Хотя, если быть честным, они оба досыпали на рабочем месте по очереди. Пока один спокойно дремал, сдвинув шляпу на глаза, другой имитировал активную деятельность, не привлекая внимания Куникиды. И если в их схеме случалась осечка, то обычно крепкий подзатыльник получал только Дазай, потому что даже Доппо боялся трогать Накахару. Однажды, когда его разбудил слишком громкий крик Куникиды, прямо мимо лица недовольного коллеги пролетел случайно запущенный спросонья стул, охваченный красным сиянием. После этого Доппо обходился лишь пробуждением Дазая и просил уже его разбудить Чую, так как его было не жалко. Говоря о мелочах, Накахара получил свою первую зарплату в рядах Вооружённого Детективного Агентства. И пусть по меркам Йокогамы она действительно была внушительной, для бывшего сотрудника Порта она всё равно показалась каплей в море. Дазаю прилетел несильный удар по больной руке, когда он имел наглость пошутить про избалованного ребёнка. Зато комната Накахары стала более менее обустроена. Полки в ванной наконец-то были заполнены не только одним одиноким шампунем, в шкафу появилась другая одежда, и Чуя наконец обзовёлся телефоном. Но на этом всё. Любовь Накахары к качеству сыграла с ним злую шутку, когда он понял, что оставшейся суммы никак не хватит до ближайшей премии. Так что он плюнул на это, оставил пару тысяч йен на обеды, и купил чайник. Блять, ёбаный чайник. Потому что по иронии судьбы на чай денег как раз и не хватило. Но, на удивление, в этом ему помог Дазай, который, долго измываясь над транжирством юноши, в один вечер просто притащил коробку чёрного чая. И с этого момента практически все вечера проходили одинаково. После рабочего дня они все доходили до общежития, и обычно вся их дорога сопровождалась активным спором между Дазаем и Куникидой и тихой беседой Чуи и Йосано, которые шли за ними, закурив. Но после того, как все расходись по своим комнатам и эти двое поднимались на свой третий этаж, оба замолкали. Не сговариваясь, они в молчании доходили до комнаты Накахары, в молчании стягивали пальто и плащ, в молчании Чуя заваривал им обоим чай, разливая по кружкам. А после они также молча, сидя напротив друг друга за столом, пили злосчастный чай, раскуривая сигареты в открытое окно балкона. Каждый думал о чём-то своём, смотря в разные точки. По прошествии тридцати минут Осаму так же в тишине вставал, мыл обе кружки и, кивнув головой больше самому себе, уходил в свою комнату по соседству. Они практически не говорили по вечерам, морально изнасилованные и вымотанные за день. Вся энергия уходила на активные споры по утрам и общение в офисе. Обоим хотелось тишины хотя бы ночью. Но одним вечером, перед выходным Накахары, в уже ставшей привычной рутине произошел сбой. — Последний, — прерывает тишину Чуя, закрывая полку на кухне. Дазай, ахуевший от резкого высказывания, в шоке откашливается, поворачиваясь на него. — Чего? — Последний пакетик, — Накахара нажимает на кнопку чайника, оборачиваясь к нему лицом, и запрыгивает на столешницу, — Сказка кончилась, начались голодные будни. Осаму в недоумении хлопает глазами, а потом с тяжёлым вздохом закуривает. Чуя заваривает один пакетик на двоих, и снова прирывает молчание: — Я в душе не ебу, что ты будешь делать, но завтра чтобы без чая не приходил. Дазай давится, с трудом откашливаясь с помощью Накахары, который слабо стучит ему по спине. — И как я это сделаю? Сегодня какое число? — Двадцать шестое, — после короткой паузы говорит Чуя. — Премия в числах десятых, — Дазай закрывает глаза и падает лицом в стол. — Ну ты же у нас гений, придумаешь что-нибудь, — Накахара подтягивает к себе ногу, затягиваясь дымом. — Я не буду воровать, — бормочет Дазай в столешницу. Чуя поднимает бровь, наблюдая за несчастным бедным детективом. — Тебе напомнить, как мы в пятнадцать по твоей инициативе выносили ларьки с сигаретами? — Я не виноват, что ты выглядел на десять, и нам ничего не продавали, — всё-таки поднимает голову Дазай. Накахара закатывает глаза, слишком устав, чтобы нормально отеагировать на этот выпад. — А мне поебать. Хоть бабушку обкрадывай, завтра дальше порога тебя не пущу. Дазай безуспешно ещё пару минут пытается применить самое жалостливое лицо из своего арсенала, но Чуя даже не смотрит в его сторону, спокойно отхлёбывая из своей кружки и расчёсывая пальцами распущенные из хвоста волосы. — У тебя ни стыда, ни совести, — сдавшись, произносит Дазай, — Мало того, что завтра сможешь спать до обеда, хуи пиная, а я, бедный, пойду в офис как законопослушный работник, так ещё и чай ему подавай. Не много ли ты хочешь от жизни? — Твой спектакль тебе не поможет, — обрубает Чуя, — Я всё сказал. И вообще, не так уж много я и требую. Ты тут ошиваешься постоянно, как будто у тебя своей жилплощади нет. — А тебе жалко что-ли? — предпринимает последнюю попытку Осаму. — Пиздец как жалко, потому что ты тут практически живёшь, осталось ещё свои бинты конченые по всей комнате раскидать, — Накахара тушит свою сигарету, поднимаясь со стула, — И у меня завтра заслуженный выходной. Твоя рожа мозолила мне глаза весь месяц, дай хоть раз отдохнуть от тебя. Дазай со страдальческим вздохом тоже поднимается, хватая свой плащ. — Ну и пошёл ты. Как тебя вообще твои подчинённые терпели? — Меня мои хотя бы терпели, — издевательски улыбается Накахара, убирая их кружки со стола, — Давай, иди уже. А то тебе, бедному, завтра на работу к восьми. Осаму с характерным звуком закатывает глаза, а потом круто разворачивается на пятках, громко хлопая дверью. Ну пиздец. Как голодранца выгнал. Откуда в одном человеке столько дерьма? Если бы Дазай был достаточно злопамятным, он бы из принципа пришёл бы завтра в восемь, подняв Накахару на ноги ни свет ни заря. Но ладно, пусть один раз отоспится. Он прекрасно понимал причину такого поведения Чуи. Разбалованный Исполнитель, привыкший жить в роскоши, пусть и по своей воле, резко выпал в абсолютно другие условия, в которых пока только адаптировался. Сменилось полностью окружение, уклад жизни, работа. И тем не менее, Накахара держался достойно. Ни разу даже особо не высказал недовольства, в отличии от Дазая, который в первое время любил поныть о тяжести бытия. Но отправлять его в середине месяца за чаем с угрозой больше не пустить, это объективно наглость. С этими мыслями Дазай заходит в свою комнату, и, даже не включая света, быстро раздевается и падает на постель, тут же засыпая. Будит его, как не странно, звонок. Только раскрыв глаза, Осаму тут же примечает неяркий солнечный свет сквозь плотно задернутые занавески. Значит, сейчас около восьми с чем-то. Так рано, и уже дело? — Алло? — Дазай, ублюдок ты ко... Кенджи, закрой уши. Ублюдок, ты где? — орёт ему в ухо голос Куникиды. Осаму сонно отводит телефон подальше от себя, брезгливо щурясь от резкого ора. — Не рад тебя слышать, Куникида-кун. Если тебя так интересует моё местоположение, то я могу назвать свою комнату, и в данный момент ты меня разбудил. Так что если ты просто решил удостовериться, не украли ли меня маньяки по дороге на работу, то нет, мне просто посрать и я сплю, — бормочет Дазай. — Наглый сукин сын, собирайся и дуй в офис, нам выдали дело на руки, — зло говорит Куникида. — Я могу ошибаться, но мы с тобой, вроде как, работаем теперь порознь. — У твоего рыжего сегодня выходной, так что на один день ты снова будешь под моим контролем. И мы уже опять отбились от графика, так что жду тебя не больше десяти минут, делай что хочешь. Слышатся короткие гудки. Ну какие же все противные. Что один вчера со своим "делай что хочешь", что другой. Мерзость. Дазай максимально долго одевается, не особо заморачиваясь над своим видом, а просто чтобы позлить Куникиду. Он же всё равно без него никуда не уйдёт, зато потратит ещё пару нервных клеток. Так ему и надо, нечего с утра такими криками будить. По дороге он берёт кофе и пьёт его на ходу, размеренно шагая по пустынной улице. В дверях офиса его уже встречает Доппо, который как раз собирается выходить и самолично расталкивать напарника. — Ну наконец-то, пошли быстрее, — он хватает Осаму за локоть, вытаскивая из здания. — К чему такая спешка, Куникида-кун? — поражается Дазай, выкидывая свой стаканчик в мусорку. — Потому что мы к чертям собачьим весь график запороли из-за тебя, как Накахара вообще тебя терпит, — рычит тот, подходя к рабочей машине, — Садись, по пути уже всё расскажу. Дазай равнодушно пожимает плечами, запрыгивая на переднее сидение и тут же развалившись в нём, закинув руки за голову. Куникида опускается на место водителя, слишком агрессивно хлопнув дверью, и заводит машину, выруливая на дорогу. — И долго нам ехать? — не то чтобы Дазая сильно это интересовало, ему просто хотелось услышать "часа три", чтобы он мог спокойно доспать отнятые Доппо часы. — До реки Цуруми, минут двадцать, может, — озлобленно ворчит Куникида, сжимая руль. — Да ладно тебе, сколько можно строить из себя такую злюку. — Я даже не хочу с тобой это обсуждать, — говорит Доппо, — У нас ответственное задание, а ты как обычно строишь из себя клоуна. Дазай расслабленно закидывает ноги на бардачок, уставившись на напарника. — И что же в нём такого ответственного? Куникида поправляет очки и спустя пару секунд начинает рассказывать: — Нам поручили поимку тигра. Он объявился в городе совсем недавно, и уже нанёс огромный ущерб. Сожрал все запасы с полей, пугает людей вокруг складов. Также есть жертвы. — Тигр-людоед? — удивляется Дазай. — Что-то в этом роде. Нам нужно его найти и обезвредить. В этом и заключается наша миссия. Пока ты там дрых, он мог ещё кого-нибудь съесть. — Откуда здесь взяться тигру? — спокойно спрашивает Осаму, проигнорировав последний выпад. — Да откуда я знаю?! Но он очень опасен, и это всё, что нам сейчас известно. Дазай замолкает, уставившись в окно. Тигр-людоед в Йокогаме. Цирк какой-то. Настолько абсурдная ситуация, что даже на смех пробивает, но Куникида и так сегодня не в духе. У него появляется пара идей, как это вообще могло произойти, но он предпочитает не озвучивать их вслух, так как картина далеко не полная, и, возможно, пара пазлов добавится, когда они уже прибудут на место. Спустя долгих двадцать минут плутаний по запутанным переулкам возле складов, они всё же оставляют машину напротив незнакомого амбара и выходят. — С чего хочешь начать? Территория огромная, да и чёрт знает, есть ли сейчас вообще здесь твой тигр. Куникида блокирует двери автомобиля и поворачивается к нему. — И что ты предлагаешь? — Разделиться, — взмахивает руками Дазай, — Ты иди вдоль той стороны реки, а я вдоль этой. Свяжемся друг с другом, если что-нибудь найдём. Доппо какое-то время недоверчиво смотрит на него, а потом складывает руки на груди: — А ты ничего не выкинешь? — Откуда такие сомнения во мне? — непринуждённо спрашивает Осаму, — Когда я вообще что-то выкидывал? Куникида закатывает глаза, а потом разворачивается и уходит в противоположную сторону, крикнув через плечо: — Я буду на связи. И даже не вздумай филонить, бездельник. Его спина скрывается за ближайшим складом, и Дазай остаётся в одиночестве. Не задумываясь больше нескольких секунд, он направляется к мосту, имея твёрдые намерения спрыгнуть. С появлением Накахары попытки суицида стали менее частыми. Как-то особо не до этого было. Сначала долгий сон Чуи, потом восстановление, затем обустройство на новом месте. Даже не оставалось времени подумать, как получше завязать петлю на ближайшей люстре. Удручающе. Стоя над обрывом, Дазай даже не задумывается о том, что в этот раз получится. Всё всегда идёт через одно место. Как будто смерть из принципа обходит его стороной, не подпуская к себе и на метр. Но, в конце концов, попытка не пытка. Был бы здесь Накахара, Осаму, может, и не стал бы прыгать, просто из-за того, что Чуя мало того, что быстро достанет его, так ещё и вставит так, что его придётся искать между складами дольше, чем этого злосчастного тигра. Но, к счастью, сегодня удача улыбнулась ему, и Куникида вспомнит о том, что с ним был Дазай, только тогда, когда они отобьются от графика, и ему захочется на кого-нибудь поорать. А сам Накахара в это время, скорее всего, ещё спит, смотря часами в темноту, потому что этому придурку даже сны не снятся и выражение "десятый сон видит" к нему не применимо. Мерзавец. Это ещё сильнее толкает его сделать шаг в пустоту, и привычное ощущение свободного падения охватывает его, и через пару мгновений его принимает в свои объятья холодная вода реки. Кислород покидает лёгкие, и речные воды занимают его место. Дазай закрывает глаза. Внутренности обжигает от резкой смены температуры и сильного удара о поверхность водной глади, все мысли исчезают из головы. В какой-то момент ему кажется, что этот раз обернётся удачей, и это наконец-то случится. Под веками расплываются кровавые разводы. Мозг отчаянно кричит о критическом недостатке кислорода. Сознание помутняется, ноги немеют. И в этот момент чьи-то руки обхватывают его тело, с силой вытаскивая на поверхность. Да твою мать. Дазай чувствует твёрдую почву спиной, и ощущение свободного падения исчезает. Он делает рваный вдох и открывает глаза. Рядом слышится чей-то сильный кашель и хрипы. Ох, блять, да это точно проклятие какое-то. Осаму резко садится, чем пугает своего спасителя, и осматривается по сторонам. Он отплыл совсем немного от моста. Значит, просто упустил непрошеного свидетеля из виду. Мысли начинают проясняться. — Вы в реке плавали, с Вами всё в порядке? — раздаётся чей-то молодой озабоченный голос рядом. — Меня спасли? — Дазай пренебрежительно цыкает, закатывая глаза, и оборачивается на голос. Перед ним стоит в насквозь промокших лохмотьях какой-то юноша со светлыми криво остриженными волосами. Выглядит он совсем молодо, лет на семнадцать. Он уставился на Дазая своими широко распахнутыми жёлтыми глазами, в непонимании рассматривая его в ответ. — Ты прервал мою попытку утопиться? — уточняет Осаму. — Прервал? Я тебя спас! — восклицает юноша, и длинная белая прядь волос у лица двигается в такт его движениям, — Погоди, утопиться? — Ты никогда не слышал об утопленниках? — поражается Дазай, — Это разновидность суицида. Я пытался совершить самоубийство, а затем нарисовался ты и помешал мне, — на пальцах разъясняет он. — Ладно... — незнакомец стоит с таким же глупым ничего не понимающим выражением лица. Бедный юноша. Вырос в таких условиях, что даже не знает, что такое самоубийство. Счастливец. А по внешнему виду так и не скажешь. А потом ему на голову буквально сваливается несчастный с моста, ещё и предъявляющий за то, что тот поступил так, как должен. Даже стыдно как-то. — Ну, я хотел сделать это тихо, не доставляя никому проблем. Но, похоже, я ошибся, и предоставил тебе неудобства. Так что прими мои из… Его монолог прерывает громкое урчание из живота юноши, который всё ещё стоит по струнке смирно, обхватив себя обеими руками. — Могло ли так сложится, что Вы давно не ели, молодой человек? — поднимается на ноги Дазай. — В-вообще-то я не ел со вчерашнего дня... — бормочет светловолосый, умоляющими глазами уставившись на него. — Я тоже, — улыбается ему Осаму, вспоминая, как делил вчера с Накахарой один пакетик чая на двоих, — к слову, я где-то здесь потерял свой бумажник, — продолжает он, похлопав себя по карманам плаща. — Я думал, ты угостишь меня обедом за спасение твоей жизни, — произносит юноша, строя максимально жалостливые глаза. Даже неловко как-то. — Не смотри на меня так! — возмущается Дазай, не готовый к такому напору жертв голодовки. — Эй! О, а Осаму уже было подумал, что сам Доппо отклонится от графика. Но, поминутно следуя своим идеалам, он появляется ровно тогда, когда Дазай и рассчитывал. — Так вот где ты был, болван, — Куникида стоит на противоположном берегу реки, сложив руки на груди, с максимально неприятным выражением лица. Ну нельзя же так. Вдруг он испугает несчастного юношу, который и так мало что понимает, так ещё и скоро грохнется в голодный обморок. — Куникида-кун! Спасибо за твой тяжёлый труд! — дружелюбно машет рукой в его сторону Дазай. — Это по твоей вине мне приходится столько работать, ты, суицидальный маньяк! Сколько раз ты будешь губить мои расч… Кто бы сомневался. Из хорошего в Доппо только его кошелёк, в котором, в отличие от бумажника Осаму, в середине месяца хоть что-то, да лежит. — Ах да. Мне в голову пришла отличная мысль, — поворачивается к ошеломлённому парню Дазай, — Это мой напарник, пусть он тебя накормит. — А? — переспрашивает светловолосый, хлопая глазами. — Как тебя зовут? — спрашивает Дазай. — Я... Накаджима Ацуши, — отвечает тот с сомнением. Куникида продолжает что-то кричать со своего берега, пытаясь привлечь их внимание, ещё больше раздражённый тем, что его не замечают. — Следуй за мной, Ацуши, — Осаму резко разворачивается на пятках, стряхивая с волос капли речной воды, — Чего бы тебе хотелось съесть? Накаджима какой-то время мнётся, а потом застенчиво выдаёт: — Думаю, я не отказался бы от отядзукэ… Дазай в шоке оборачивается на него, и его тут же распирает на смех. Какой интересный день. Сначала его забирает Куникида, потом оказывается, что они едут ловить тигра в окрестностях Йокагамы, следом какой-то незнакомый голодранец вытаскивает его из реки, и добивает это всё то, что даже при угрозе голодной смерти парнишка просит отядзукэ. Апокалипсис скоро? — Ладно, Куникида предоставит тебе три миски, — говорит Осаму, чуть отдышавшись. — Не смей раскармливать тут всех за мой счёт, Дазай! — как не в себя орёт Доппо, размахивая во все стороны своим блокнотом. — Дазай?— переспрашивает Ацуши, оборачиваясь на него. — Да, это моё имя, — спокойно отвечает тот, — Дазай Осаму. Накаджима слабо улыбается, шмыгая носом. Ветер завывает между многочисленными складами. Слышится тихий рёв машин на ближайшей трассе. Во всей округе ни души из-за страшных слухов о тигре-людоеде. На берегу небольшой реки Цуруми, в лучах полуденного солнца, произошла судьбоносная встреча двух людей, о последствиях которой никто никогда бы не мог и подумать. Даже единственный мозг Вооружённого Детективного Агентства, Эдогава Ранпо. А всё только потому, что у сраного Накахары сегодня выходной. *** Вау. Какой интересный поворот событий. Несчастный юноша Ацуши, накануне выгнанный из приюта, оказывается невероятно сильным эспером, о чём даже не подозревает. Обращение в животное. Да и ещё какое. Огромный белый тигр, приходящий только под светом полной луны. А ещё невероятно прожорливый, учитывая, сколько он успел натворить за две недели своего нахождения в городе. И это без учёта разрушенного склада самого приюта. Теория Дазая подтверждается после полного обращения Накаджимы на складе. Теперь всё встаёт на свои места. Осаму передавал Куникиде записку: "Тигр появится на западном складе в пятнадцатом районе, оцепить территорию, чтобы он не смог сбежать. Но не смейте тащить туда Накахару, обойдёмся без его высокомерного лица". И, судя по его расчётам, детективы должны подойти через… — Эй, Дазай! Да, примерно сейчас. — О! А ты долго, я уже поймал тигра, — отряхивает свой плащ Осаму, указывая на безвольное тело Ацуши, распластавшегося на полу. Куникида останавливается, неверящим взглядом упершись в юношу. — Этот ребенок... Так это был он. — Ага, у него есть сила тигра. Он ничего не помнит о своих трансформациях. — Чёрт, лучше предупреди меня заранее в следующий раз! Ты заставил меня поволноваться, — почёсывает затылок Доппо, — Мне пришлось задействовать почти всех сотрудников. — Но, я надеюсь, этого придурка ты не брал? — распахивает глаза Дазай. Куникида оборачивается на него, закатывая глаза, и тут же из озабоченного и ответственного напарника превращается в снова высокомерного засранца. — За кого ты меня принимаешь? Конечно, нет. Но остальным ты в любом случае проставишься сакэ, что ли. Из тени выходят Йосано, Кенджи и Ранпо. Первая элегантно цокает по бетонному полу каблуками, и её золотая заколка причудливо переливается в лунном свете. Кенджи идёт позади, с приятной полуулыбкой и закинутыми за голову руками. Эдогава шагает рядом с ними, оставив руки в карманах широких брюк, расслабленно улыбаясь. — Что делать собираешься, Дазай? Город близко, а он всё ещё опасный зверь, — задаёт общий вопрос Куникида, когда остальные равняются с ним. На губах Осаму расцветает загадочная улыбка, не до конца понятная каждому в этом помещении. — Правда в том, что я уже всё решил, — ухмыляется тот, — Я его найму. Три пары глаз непонимающе уставились на него. У Доппо начинает быстро дёргаться левое веко, Кенджи наивно качает ногами со своего ящика, бровь Йосано вопросительно вздымается вверх. И только Ранпо стоит сзади, отражая его улыбку, одобрительно прикрыв глаза. *** Накахара спокойно сидит на стуле в кухне, дочитывая какую-то книжку, которую ему пожертвовала Йосано. На самом деле, бред полнейший, но, чтобы расслабить утомившийся за время новой работы мозг, подойдёт идеально. В последнее время он слишком много думает о том, правильно ли поступил, оставив всё как есть. Он всё ещё считается мёртвым, и Мафии до сих пор неизвестно о том, что он не погиб. Как вообще на эту новость отреагировали его бывшие коллеги? Даже просто рассуждать об этом неприятно, не то что задумываться всерьёз. Чуя часто надвигает шляпу пониже, идя по улице, в неосознанной тревоге, что его узнают. Или что он пересечётся взглядом с тем же Хироцу, и тогда уже точно не сможет действовать обдуманно и хладнокровно. Но даже несмотря на все эти навязчивые мысли, осознание того, что он чувствует себя на своём месте, всё больше укрепляется в его голове. Трудно ли было менять профиль работы, не устраняя людей, а наоборот, давая им шанс выжить и помогая? Да. Но не сказать, что это сильно угнетало его. Даже иначе, более спокойная работа давала ему мотивацию и силы двигаться дальше, как глоток свежего воздуха. Чуя никогда не испытывал угрызений совести, отнимая чужие жизни. Он знал, что каждый из его жертв это заслужил. Но факт того, что он делал то же самое во имя жизни других, а не в пользу организации, был до странного приятен. Трудно ли было снова в дуэте с Дазаем? Да. Время потрепало их обоих, но все года, что они притирались друг к другу в Порту, буквально достигнув идеального взаимопонимания на поле боя, давали о себе знать. Строить взаимоотношения вне работы получалось намного хуже. Но, справедливости ради, и раньше всё было совсем не идеально. А теперь ещё и недосказанность, обиды, непонимание со стороны обоих давили сверху, мешая спокойно взаимодействовать. Но и это не было особой проблемой, ведь они и не собирались быть друг для друга этим ужасным словом "друг". Блять, оно в принципе неприменимо к ним. И никогда не будет. Скучал ли он по своим бывшим коллегам? Ох, твою мать, да. Ему не хватало всех. Он настолько привык к своему прошлому окружению, что влиться в новое сейчас не было для него приоритетом. Сейчас бы случайно не протянуть руку к голове Кенджи, потрепав его по волосам, как он по привычке делал с Акутагавой. Или не свернуть в кабинет Йосано, забыв, что это не комната Коё. Сука. Ну, и чёрт с ним. Это должно закончиться рано или поздно. Он работает в ВДА всего месяц, а Мафии посвятил семь лет. Семь, мать твою. В любом случае, его всё устраивает. Менять ничего обратно он точно не будет, да и не получится. Жалеть не свойственно характеру Чуи. Он свой выбор сделал. И, как бы удивительно это ни было, он кажется ему правильным. Накахара отрывает глаза от страницы, повернув голову к часам на стене. Почти два ночи. Да, задумался он, конечно, сильно. Завтра ни за что не поднимется вовремя, и за опоздание на сонную голову грохнется ор Куникиды. Вот и докатились. Чуя опасается характера своего коллеги. Хотя, если быть честным, сам Доппо не сильно раздражает Накахару. Да, его гиперопека точного режима рабочего процесса и построения графика с точностью до секунды, за несоблюдение которого в тебя либо чем-то кинут, либо наорут — полный пиздец. Но не сказать, что Чуя сильно-то от этого и страдал. Сам Куникида всё ещё опасался Накахары, так что основной удар всегда принимал на себя Дазай. Но с другой стороны, сам по себе Доппо был неплохим собеседником, ответственным и исполнительным коллегой и действительно хорошим человеком. Это ощущалось, несмотря на вспыльчивость. Так что Чуя проникся к нему скрытым уважением. Хоть и был не прочь поорать на него в ответ или спровоцировать драку. Юноша поднимается со своего места, отложив книгу на стол и медленно разминая затёкшие мышцы. Сейчас надо помыть посуду, потом поставить несколько будильников на утро, а затем можно и… Додумать Чуя не успевает, потому что дверь его комнаты распахивается, и на пороге появляется Дазай с бутылкой в руке. Накахара замирает в одной позе, во все глаза уставившись на вошедшего. — О, ты что, решил полуночную зарядку провести? — ухмыляется Осаму, захлопывая за собой дверь и стягивая плащ. Чуя ещё несколько секунд смотрит на него, а потом переводит взгляд на бутылку, которую держит забинтованная рука. Вино. Девяносто пятого года. Откуда оно у него, в середине месяца, когда ещё вчера он ныл о том, что для покупки чая нужно обворовать бабушку? — Ты головой ударился? Ты время видел? — всё же выдаёт Накахара, снова обретя дар речи. Дазай запинается в дверях и выходит на кухню, присаживаясь напротив Чуи на столешницу. — К твоему сведению, я только что закончил работу, — говорит он, смотря на юношу снизу вверх. Чуя неверяще хмурит брови, упирая руки в боки. — Кому ты пиздишь. Я с тобой в одной организации работаю, я знаю, во сколько заканчивается рабочий день. Дазай медленно качает головой, улыбаясь. — А у меня сегодня специальное задание было. У нас по Йокогаме тигр-людоед бегал, меня с Куникидой отправили его ловить. Накахара смотрит на него в упор пару секунд, а потом делает шаг навстречу, прикладывая руку тыльной стороной ладони ко лбу Дазая. Осаму непонимающе наблюдает за его действиями, не двигаясь. — А ты тут, смотрю, совсем с ума сошёл без работы. Что ты делаешь? Чуя игнорирует его выпад, продолжая держать руку у его лба, а потом подносит к своему, хмуря брови. — Вроде не больной... — говорит он. — Да что такое? — удивляется Дазай. — Ты головой нигде всё-таки, случайно, не бился? Или, может, тебя Куникида слишком сильно приложил? — озабоченно спрашивает Накахара. — Чуя, у тебя всё нормально? — также озадаченно отвечает вопросом на вопрос Дазай. — У меня — да. А у тебя тигры-людоеды по Йокогаме бегают, — абсолютно серьёзно отвечает Накахара. Осаму с чувством закатывает глаза. — Да я серьёзно! Развалил несколько складов, сожрал все запасы с полей, есть жертвы. Я, блять, не прикалываюсь. Ты представь, каково было слушать эту чушь от Куникиды. — А Куникида не заразный случаем? — всё так же серьёзно спрашивает Чуя, выслушав столь эмоциональный монолог. Дазай с громким всхлипом роняет голову в ладони, зарываясь пальцами в волосы под громкий смех Накахары. — Нет, ну ты бы себя видел. Настолько серьёзно говорить о тиграх-людоедах — это сильно, — просмеявшись, произносит Чуя. — Так реально тигр. Ты думаешь, я не ахуел, когда услышал? — поднимает глаза Дазай. — И что, поймал? — с улыбкой спрашивает Чуя, усаживаясь на стул. — Поймал, — Дазай по-хозяйски копается в полке Накахары, выуживая оттуда два бокала, — и у меня есть три новости для тебя. Две хорошие, одна плохая. Только я сам выберу порядок, в котором их расскажу. — Вперёд, — взмахивает рукой Чуя. Дазай быстро открывает бутылку, разливая вино по бокалам. Накахара двигает указательным пальцем, и один из них подъезжает по столешнице к нему. — Первая хорошая, — оглашает Осаму, усаживаясь напротив, — Я купил чай. — Кого обокрал? — поднимает бровь Чуя, делая глоток. — Какое у тебя обо мне ужасное мнение. Почему сразу украл? — возмущается Дазай. — Я тебя слишком хорошо знаю, к сожалению. Так кого? Реально бабушку? — Нет, Куникиду, — сдаётся Дазай, — Мы с ним работали сегодня, я одолжил. Накахара выжидающе постукивает пальцем по стеклу бокала, уставившись на него. Спустя минуту таких гляделок Дазай всё-таки закатывает глаза, бормоча: — Ну, я отдам ему, как-нибудь. Если он сам вспомнит. Чуя одобрительно кивает. — Ты меня заебал, так что вот тебе сразу плохую, — говорит Осаму, — В Мафии пополнение в комитете. Наши места заняли. Накахара распахивает глаза, непонимающе уставившись на него. Чего? Два новых Исполнителя за раз? Исполнительный комитет пополняется крайне редко и только в особых случаях. Кандидатуры отбираются невероятно тщательно, и самым младшим членом являлся как раз-таки Чуя. Чтобы за раз, и сразу два места, да ещё и так быстро после «смерти» Накахары. Это просто уму непостижимо. — И кто же? — всё-таки спрашивает он. Дазай несколько секунд молчит, а потом опрокидывает в себя всё содержимое своего бокала. После складывает руки в замок, встречаясь с Накахарой глазами. — Белорусы, — говорит он, и уголок его губ ползёт вверх. Чуя молчит какое-то время, а после голубые глаза становятся темными, а губы растягиваются в ухмылке. — Интересно, их назовут "Двойной Белый"? — Очень может быть, — отвечает Осаму, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел такой огонь азарта в его глазах. Сначала Чуя не хотел верить во всё то, что ему говорил Дазай, но, тем не менее, здравый смысл трубил о том, что это похоже на правду. Мори действительно искусственно создал такую панику, чтобы продемонстрировать иностранному дуэту всю организованность и мощь Порта под его руководством. И главное оружие — Накахара. Визитная карточка. Сосуд невероятной силы, ужасного Бога и всеподвластной энергии. Конечно, Огай переборщил с паникой, что в итоге привело к тому, что Накахара отпустил контроль. Всё могло закончиться намного более печально. Но план сработал. Порт получил себе сильных эсперов, хоть и ценой жизни одного Исполнителя. Но проблем же быть не должно, ведь Чуя мёртв. Это установленный факт, свидетели которого — около пятидесяти человек. Лучше лишиться сильнейшего одарённого исходом смерти, а не его ухода в другую организацию. А вот тут просчёт. Огай даже не подозревает, что не просто упустил Накахару, а ещё и потерял свой первый и лучший дуэт, который теперь сражается на противоположной стороне. Для него это будет интересной новостью. Ведь о том, что Дазай жив, он знает, но ничего не делает с этим фактом. Каким бы опасным ни был этот юноша, Мори пренебрегает этим, надеясь на его возвращение. А вот Чуя... Как занимательно. Возрождение Двойного Чёрного на стороне врага. Против белорусского мафиозного дуэта. — У них нет шансов, — в итоге озвучивает Накахара, перехватывая бутылку вина и делая глоток из горла, не обращая внимание на стоящий рядом бокал. Дазай удовлетворительно улыбается. Он считает так же. — Ну, на такой интересной ноте, я должен озвучить тебе последнюю новость. — Я уже забыл, она хорошая или плохая? — переспрашивает Чуя, поднимаясь со своего места и отходя вглубь комнаты за пепельницей и пачкой сигарет. — Конечно, хорошая, — говорит Дазай, и, выждав, когда Накахара вернётся с сигаретой в зубах и снова обратит всё своё внимание на него, продолжает: — В Агентстве тоже пополнение. Всё удивление Чуи уже ушло на первые две новости, так что он уже просто сидит в ахере, особо не вникая в суть. — Как же ты заебал меня со своими новостями, СМИ ебучее, — вздыхает он, затягиваясь, — И кого ты уже подобрал? Дазай слишком много самодовольно улыбается сегодня. Ни к чему хорошему это не приведёт. — Помнишь, в самом начале я сказал, что всё-таки поймал тигра? Кухню накрывает тишина, в которой слышно, как с кончика сигареты осыпается пепел. — Ты... Серьёзно взял в детективы животное? — Чуя сейчас настолько в ахуе, что даже не может нормально отреагировать. Вот тебе и выходной. Просидел в спокойствии целый день, чтобы потом в два часа ночи к нему ворвался этот болван и довёл своими ебучими новостями до ручки. Не сходил один день на работу, называется. У нас уже тигр в штате. — Да нет же, — смеётся Осаму с реакции Чуи, — Он эспер. — Обращение в животное? — ещё больше ахуевает Накахара. — Да. Он не помнит своих трансформаций, но голод довёл его до того, что во время обращений тигр сам находит себе еду, как инстинкт самосохранения. Чуя ещё раз затягивается, обдумывая его слова. — Ахуеть. Подожди, ты сказал голод? Он бездомный? — Можно и так сказать, — соглашается Дазай, делая глоток тоже с горла бутылки, — Его накануне выгнали из приюта. Накахара с силой бьёт себя по лицу ладонью, мыча в неё нечленораздельные ругательства и проклятья. — Блять, опять ребёнок! — единственное, что понимает Дазай из всего этого потока мата, — Где ты вообще его откопал? — Ооо, это не менее интересная история, — потягивается Осаму, при этом хрустя плечами, — Он вытащил меня из реки. Накахара отводит руку от лица, уперевшись строгим взглядом в лицо Дазая. — А что ты, скумбрия сухопутная, делал в реке? Промах. Сбой в продуманной схеме выстроенного в голове диалога. Так легко проколоться, будучи уверенным в своих намерениях ни за что на свете не упоминать этот маленький инцидент. Видимо, стоит меньше времени проводить на этой кухне. Слишком много откровений рвуться вылететь из его рта навстречу этим голубым глазам. Дазай почёсывает затылок, а затем вскакивает со своего места, старательно делая вид, что вдруг увидел, сколько времени на часах. — Ох, как уже поздно. Что-то мы засиделись, а завтра на работу рано утром. Да и новости я тебе уже все рассказал, так что… — Не заставляй меня в свои двадцать два как в пятнадцать гонять тебя по этажу, — наигранно спокойно говорит Чуя. Он с силой сжимает пальцы на краю стола, медленно следя глазами за действиями юноши. Из реки вытащил, значит. — Я, всё же, наверное пойду, — руки в бинтах подхватывают плащ, и Дазай, не оборачиваясь спиной к Накахаре, начинает двигаться в сторону двери, — Бутылку я тебе оставляю, только из большой любви. Спокойной ночи, приятных снов… — Ах ты мерзавец! — Чуя вылетает изо стола, когда подол бежевого плаща скрывается в дверном проёме, и Дазай быстро заворачивает за угол, уносясь по тёмному коридору.