Знай, сколько ни будет ран...

К концу октября Костя чувствовал себя очевидно лучше — он спокойно вставал с постели, не опираясь на плечо Завулона, даже прохаживался по домику. В ходе маленькой исследовательской миссии Костя выяснил, что кроме кухни и спальни в доме есть комнатушка с печью и дровами, а также сени, в которых на стенах сушились подозрительные, очень подозрительные веники. — А у вас баня что ли есть? — вампир с размаха плюхнулся в кресло, которое обычно служило постом наблюдения для Завулона. — А почему бы ей и не быть? И душ есть, в бане, — Темный пожал плечами, словно Костя спрашивал какие-то очевидные вещи. — А... — задумчиво протянул вампир и согласно кивнул, — Действительно, шеф... Чего это я. Завулон стянул свитер через голову, и Костя, невовремя отвлекшийся от книги в который раз, заметил сеть мелких шрамов на его спине. Словно от старой драки с кем-то сильнее. «Хотя разве может быть кто-то сильнее шефа?» — отогнал нелепое предположение он сразу. — Отвар на кухне, в кастрюльке, там ровно три порции, — Завулон сел на кровать. И Косте подумалось, что за все то время, что он здесь, он ни разу не видел, чтоб шеф спал. Дремал в кресле, просыпаясь как только Костя хоть немного шевелился — да. Иногда Костя замечал, что Темный дремал рядом на постели, но никогда не засыпал. Словно не готов был отпустить контроль над состоянием Саушкина даже на секунду. — Шеф, сколько вы не спали? — решил все же уточнить пораженный внезапной мыслью Костя. — С того дня, как один вампир утащил Фуаран, — в голосе Завулона не было ни осуждения, ни желания нарваться на жалость, ни самопревознесения. Он констатировал сухой факт, — А что такое, Котя? Костя закусил щеку изнутри и уткнулся в книгу с еще большим старанием, словно Стругацкие были самым интересным, что он читал в своей жизни. Завулон не пытался его пристыдить, но Саушкину стало стыдно. Его необдуманные поступки создали Темному слишком много проблем. Мало того, что Завулон явно замолвил слово перед инквизицией, чтоб Косте позволили остаться в живых, так он еще и... — Ничего, просто... — Костя поднял виноватый взгляд и наткнулся на суровый взгляд Темного. — Только посмей сейчас извиниться. Я тебя выхаживал не ради извинений, запомни это, Константин, — хмыкнул Завулон, прежде чем растянуться на кровати и закрыть глаза. В тишине раздавалось только мерное дыхание и изредка — шелест переворачиваемой страницы. Костя читал от скуки, коротая часы между пробуждением и приемом отвара, после которого неумолимо клонило в сон. Тилль ему больше не снился. Снились тягомотные и размытые сны. Он то бежал куда-то, прорываясь сквозь густой, как кисель, воздух, то падал и не мог ни за что ухватиться. Но страха не было. Было только это липкое неприятное ощущение неправильности происходящего. За неделю, когда Завулон разрешил ему вставать, Костя успел раз тридцать обойти весь домик по кругу, обнаружить старый дисковый плеер, выпросить диски Арии, прочитать несколько книг и изрисовать тонкую тетрадь абстрактными ломаными линиями и пятнами. Просто от скуки. Великого темного Саушкин решил проверить ближе к вечеру, когда стрелка на часах медленно доползла до цифры «восемь». Завулон лежал абсолютно неподвижно, и Костя бы подумал, что он мертв, если бы не бьющаяся под пальцами сонная артерия. Но спал мужчина действительно крепко, если не проснулся ни от осторожных шагов, ни от прикосновения холодных пальцев к шее. Костя присел на корточки перед кроватью, разглядывая почти невозможную картину. Завулон спал. Спал настолько крепко, что бей — не хочу, можно было делать что угодно, и он бы сейчас не проснулся. Костя не хотел, он сидел и смотрел. Смотрел, как вздрагивают ресницы и веки во сне, как разгладилась задумчивая морщинка между бровей, придавая Великому почти умиротворенный вид, как волосы чуть растрепались. Словно в напоминание, что Завулон никакое не божество, а всего лишь иной, пусть и Великий. Костя смотрел и не мог поверить, что смотрит. Слишком уж нереальным было зрелище, слишком уж великим казалось это доверие. Было уже поздно, во всяком случае Костя чувствовал, как усталость навалилась мешком на плечи. Нужно было выпить горький, мерзкий отвар и лечь спать. Закутаться в одеяло, закрыть глаза и спать, спать. Разве что... Ложиться в постель рядом с Завулоном казалось неловко. Но второй кровати в комнате не было. Возможно, где-то на чердаке и есть раскладушка или матрас, но проверять сейчас Костя точно не собирался. А спать в кресле было... Невежливо. Вампир представил, что испытает Завулон, если проснется и обнаружит его спящим в кресле. И чуть не сгорел от стыда. Нет, так с Великим поступать нельзя. От отвара в голове почти сразу загудело и Костя провалился в сон еще до того, как успел подумать, что будет когда шеф проснется с ним в одной кровати. Однако на следующий день Костя проснулся, а Завулон так и продолжал спать, даже не перевернулся во сне на другой бок. Через день тоже. Костя даже пытался осторожно звать и трясти за плечо, боясь, как бы Великий не ушел в Сумрак, но Завулон только хмурился во сне и недовольно поджимал губы. Проснулся он сам, хоть и только к вечеру третьего дня, когда Костя уже собирался пить отвар. — Доброе... Утро, — хмыкнул Завулон, свешивая с кровати ноги, — Долго спал? Голос у него со сна был хрипловатый, почти мурлыкающий. И Костя едва не выронил чашку, стараясь не залиться краской. — Больше трех суток, — он закусил край губы и решил внимательно рассмотреть узор на стене, прежде чем заговорить снова, — Я уже испугался, что не проснетесь. Завулон усмехнулся и с удовольствием потянулся, вынуждая невольно смотреть на него. — Не бойся, маленький вампир, — он поднялся, набрасывая на плечи висящую на стуле рубашку, но не застегивая. Намеренно ли? — Я умирать не планирую. Костя не мог отвести взгляд, пока Великий медленно приближался к креслу, щурясь, наверное смотрит состояние через Сумрак. — Волосы у тебя отрастают, — пальцы скользнули по виску ко лбу, запутались в отросшей челке, вынуждая Костю посмотреть вверх, запрокинув голову, — Ножниц у меня не водится. Учти. А теперь допивай отвар и марш в постель. Костя кивнул, насколько позволяла рука в волосах, и Завулон удовлетворенно хмыкнул. — Вот и замечательно. А я еще отвара сделаю.