На общем балконе

      Для одиннадцатиклассников объявление классной руководительницы о репетиции последнего звонка звучало буквально как «жрем чипсы и ржем в актовом зале вместо никому не всравшейся географии». Для одиннадцатиклассниц же это было важное собрание, потому что за красоту-то ответственны именно они, и им нужно, чтобы праздник получился таким, чтобы за него не было стыдно лет через 10, когда они возможно будут пересматривать фотографии и видео. Все девочки уже давно позаботились о том, чтобы заказать коричневые платья с белыми нарядными фартуками, кто-то даже намеревался нацепить банты на голову, как в своем первом классе. Милое прощальное возвращение к истокам.        Этот шумный балаган на мягких креслах актового зала и споры о том, какого цвета должны быть выпускные ленточки, стал единственным ярким пятном за весь учебный день. Телефон Таси уже почти разряжался из-за непрерывного листания ленты инстаграма и других соцсетей — ее занятие на протяжении всех шести уроков. Все то, о чем говорили на русском, она знала, как свои пять пальцев, зачем ей в очередной раз слушать о правилах сложноподчиненного предложения? С математикой та же фигня, тем более, что училка в последнюю неделю буквально игнорировала тех, кто не сдаёт у неё профиль; и так знала, кто на какую оценку напишет базу, пытаться учить в последний месяц тех лодырей, кому не нужна пятерка, она считала бессмысленным. На обществознании Тасе еще хоть немного было интересно, но тоже мало нового. Физра же превратилась в «45 минут самоуправления»: парни носились у баскетбольного кольца и пинали футбольные мячи, девочки устроили себе йогу на матах либо просто на них валялись и болтали. Тася то и дело неосознанно кидала взгляды наверх, ко второму этажу над спортзалом, будто там снова чудесным образом появится Киса, довольно жующий жвачку и подзывающий Тасю к себе. Столовскую рыбную котлету Аристова никогда не любила, как и компот из сухофруктов, поэтому в обед лишь поклевала холодные макароны, так и оставшись голодной. Никакой выпечки из буфета она тоже не хотела — аппетита не было. Короче, унылый день в школе.        Одноклассники уже оккупировали школьные колонки и ставили особенно нецензурные песни, смеясь так громко, что казалось, что внутри них так и не выросли первоклассники.        Ритуля        Зайка я помню что мы договаривались сегодня потусоваться после школы       Но нам блять доп электив поставили       Это же базовый матан какие ещё нахрен элективы?        Не знаю насколько тупым нужно быть чтобы не пройти порог       Тася        Не нервничай, Ритусь       Я подожду тебя, все ок       Ритуля       Супер ты лучшая        Ещё и Мел заболел, один Хэнк спасает меня от того чтобы я кого-то не заебашила       Заболел, значит. Какой все же слабак.        Ритуля       Например Бабич       Или не слабак? Но Рита слишком спокойна для человека, которому изменили с бывшей.        Исаева слишком долго не отвечала.        Тася       Что случилось?        Писать это было почти физически больно. Но у ее сообщения появились две галочки, а Рита все молчала. Становилось все тревожнее, и половина порции макарон камнем встали где-то между желудком и гортанью.        В актовый зал влетела хореограф, как обычно спешно, будто сейчас мир взорвется, если она не будет бессмысленно семенить.        — Так! Одиннадцатые классы! Давайте все сюда! Пока сценарий последнего звонка ещё сырой, мы должны начать репетировать самое важное — вальс!        Девочки радостно загалдели, дождавшись звездного часа. Мужская половина очевидно не разделяла их восхищения, но кто их спрашивал?        — Давайте распределим пары логичнее всего — по росту. Встаем к сцене, давайте-давайте, парни, в темпе! В темпе вальса! — и хореограф посмеялась с собственной шутки.        — Я буду танцевать с Даней, сразу говорю! — объявила одноклассница Лиза, хватая за пиджак и притягивая к себе Даню, ее заклятого друга, давно и глубоко страдающего от френдзоны.        — Твой Даня на голову ниже тебя, Лиз! Будет капец тупо, — насмехались другие девочки, шустро выбравшие себе более приятную пару по росту.        — Да мне пофиг, как это будет выглядеть, мы должны танцевать вместе! Скажи, Дань!        — Только не плачь потом, что на фотографиях ты возле него будешь похожа на корову!       — Ладно, хочет Лиза с Даней танцевать, никаких проблем, — рассудила женщина, проходя между парами. — А вы чего стоите, как истуканы? Особое приглашение нужно? Глеб, ты у нас высокий, с Таисией вставай, а то ей больше ни с кем не будет так удобно. А Наде можно и с Артуром.        — Блин, я думала, что раз уж мы рисуем плакаты к последнему звонку, нас пощадят, — пожаловалась Надя рядом, не особо довольная выбором. Артур был неуклюжим даже в волейболе, что уж говорить про вальс.        — Да ладно тебе, когда ты еще станцуешь вальс на выпускном? — Тасе легко было говорить — Глеб в далеком прошлом занимался бальными танцами, да и общались они нормально, во что ей и ткнула рыжая. — У вас тоже все будет хорошо, не переживай.        — Чтоб дома тренировался, понял? — шугнула Надя Артура, и тот быстро кивнул. — У меня будут классные туфли на последнем звонке, не дай боже твой лапоть коснётся их!        — Так, мальчиков у нас меньше, чем девочек, проблема, — констатировала очевидное женщина, и Тася удивилась, как она вообще стала хореографом, если не поняла это сразу путём простейших математических вычислений. Как минимум шесть девочек остались без пары. — Значит будем привлекать десятые классы. У нас там есть танцоры, кто-нибудь знает?        — А можно со своим парнем танцевать? — послышалось сбоку, и Таисия словила себя на мысли, что вообще забыла о существовании Даниловой Леры.        Надя закатила глаза, косясь на подругу, и Аристова усмехнулась на ее кривляния.        — Валерия, я не ночую на ваших страницах в инстаграме и не знаю, кто у вас там с кем дружит. Какой ещё парень?        — Он учится в первой школе. Тоже одиннадцатый. У нас в разные дни последние звонки, поэтому он точно сможет.        А он захочет?        — Ладно, бог с вами. Танцуйте. Одной проблемой меньше.          Тася мельком глянула на Леру и не была точно уверена в том, показалось ли ей, что она вздернула нос, глядя искоса на Аристову.        В руке вдруг завибрировало. Сообщение от Риты было страшно открывать.        Ритуля       Она идиотка дала нашему варианту неправильные ответы на тест и почти у всех тройки        У меня двойка       Сука разбить бы ее лошадиную рожу       Аристова выдохнула.        Тася       Лучше сдерживайся, Ритуль        Не хочется, чтобы кроме пропавшего парня у меня и подруга была на школьном учете       Папа точно не поймёт        Ритуля       Убедила       Но только ради Виктора Анатольевича       Чисто теоретически как ты думаешь твой папа смог бы жениться во второй раз на девушке которая стояла на учете?        Тася       Рит, ты опять начинаешь?        Ритуля       Все все       Милая веселая Рита, как же можно помочь тебе не сойти с ума, когда правда раскроется?        — Ладно, девочки мои одиночки, сегодня вам придётся кружиться без пар, но к следующей репетиции точно вам подберем красавчиков! Давайте сначала без музыки, вспомним, как костями греметь. Все помнят квадрат?        — А мне вообще можно до тебя притрагиваться, или будем танцевать по блютусу? — весело спросил Глеб, протягивая Тасе раскрытую ладонь.        — Почему это? — она положила свою поверх.        — Ну, твои друзья на балу расхреначили Владика и его шайку. А Головин до сих пор валяется на больничном после стекла в бутсах.        Она удивленно посмотрела на одноклассника, кладя руку на его плечо.       Оправдываться и врать сейчас — не вариант. Из приятного: Глеб был достаточно сообразительным и внимательным к чужим эмоциям. Точно не поверит, если Тася с пеной у рта будет доказывать ложную невиновность человека, на которого указывают все факты.        — А ты откуда знаешь про Севу?        — Да все знают. Только Киса твой настолько отбитый, чтобы такое выкинуть, — Глеб держал дистанцию, но мягко положил ладонь на ее талию.        — Он не отбитый, — все же оправдывалась Тася, и Глеб беззлобно посмеялся.        И даже не заметила, что не акцентировала внимание на «Киса твой».        — У вас, девчонок, это называется ревнивый. Но ладно, я все равно его не боюсь. Но ты на всякий случай сама ему объясни, что это просто деловые отношения. Вальс — дело серьезное.        — Хорошо, раз тебе так страшно, я ему скажу.        Они рассмеялись, начиная движение по невидимому квадрату на полу. 

***

      Пасмурно, но все равно приходится постоянно жмуриться и щуриться. Зато очень тепло.        Вопреки утренней встрече с Ларисой Тася машинально искала глазами его мотоцикл у школы. Не могла не искать его сгорбленную спину в толпе школьников. Первая СОШ всегда была шумной, хотя все дети-то одинаковые, почему так происходит, что в Тасиной гимназии после уроков все разбредаются по домам, а в этой — часами болтаются и громко ржут в стайках?        К тому времени, когда из дверей главного входа школы начали выползать старшеклассники, некоторые из которых перекидывались с Тасей приветствиями, ее телефон окончательно сдох, не выдержав такой нагрузки за весь день. Слабак, кому сейчас легко? Кинув бесполезный металлический кирпич в школьную сумку, Аристова лишь надеялась, что Рита не потеряет ее в трёх соснах, выйдя из школы. Ещё больше Тася разозлилась на предатель-телефон, когда боковым зрением заметила знакомые темные волосы с ровным, как по линейке, срезом. В телефоне хотя бы можно было спрятаться от неприятных встреч, сейчас же будет очень неубедительно, если она начнет считать птиц над головой, не замечая знакомую. Особенно тяжело было сдерживать рвущуюся через все дырки ярость, обиду и ненависть. Но это не ее, не Тасина война. Так она думала до момента, пока все самообладание, все закопанные негативные эмоции за последние дни не вырвались из-за одних брошенных в тупорылую шутку слов:       — Мелу привет.        Тогда, после баскетбольного матча с папой, Тася от похожих слов почувствовала лишь сильное раздражение и отвращение к Бабич. Сейчас же было ощущение, сравнимое с тем, будто какой-то глупый бобер прогрыз плотину на дамбе, и все вокруг снесло сильнейшей волной — полетели бревна, сучья, оторвались с корнями деревья, и сам этот тупой бобер разбился о дно реки. Идиотка.        Красная машина Бабич очень удобно стояла в паре метров от них, когда Тася, не раздумывая, вцепилась в этот идеальный срез, резко потянув пустую башку Анжелы на себя, и так же грубо толкнула ее на ее же отполированный капот.        — Ты че, в край охуела, Бабич? — прорычала Таисия, не выпуская гладких волос из рук, наклоняясь к скулящей от боли бывшей подруге. Анжела вцепилась ногтями в руку Таси, стараясь ослабить хватку. — Трахаешься с чужими парнями, чтобы потешить свой комплекс неполноценности? Ну как, прямо сейчас чувствуешь это превосходство? Самоутвердилась?        Сквозь чёрное полотно злости видела, как школьники неподалеку удивленно переглядывались, но никто не хотел их разнимать. Намного веселее же смотреть на все эти женские разборки, снимая на видео и предвкушая, как будут обсасывать эту тему ближайшие пару недель.        — Пошла нахрен, Аристова, — чуть ли не плевалась Бабич, уродливо корча лицо от боли. — Ты совсем уже ебнулась со своим Кисой? Агрессия передается через член?        — Слышь ты, — Тася слышала, как скрип зубов пробивался через глухие стуки ее сердца, отбиваемые в барабанных перепонках. Ваня — ее Ахиллесова пята, слабое место, особенно сейчас, когда она была брошена им. Но даже при всей обиде на него Тася не могла позволить Бабич говорить так о нем.        Блестки теней на веках Анжелы были слишком близко, Аристова могла разглядеть каждую ее ресницу, густо прокрашенную тушью, и не знала, куда могла завести ее огромная, всепоглощающая злоба, если бы не почувствовала, как родные тяжелые руки схватили ее за плечи.        — Тась, ты чего? Отпусти ее, — испуганно просил Хенкин, сильно, но негрубо отводя подругу.        Аристова послушно сделала пару шагов назад, споткнувшись о кроссовки Бори и потеряв равновесие.        — Больная! Лечитесь все вместе дружно, уроды! — кричала Анжела, цепляясь за свои спутанные волосы.        — Заткнись, дура! — гаркнула Тася, сделав неудачный рывок к ней, и Боря крепче сжал ее предплечье. Бабич трусливо спряталась за кузов машины и нервно несколько раз ткнула на кнопку открытия на ключах.        — Ась, что случилось? — подоспела Рита, шокированно хватая лицо подруги, пытаясь по ее взбешенным глазам прочесть хоть что-нибудь.        — Ниче, — вырвалась она из обоих оков, поднимая с земли упавшую сумку и недовольно косясь на школьников, довольных новой сплетней.        — Че вы столпились? Кина не будет, домой валите, падальщики, — рявкнула Исаева на стайку шакалов, голодных до интрижек. Они же постояли ещё немного, даже после того, как красная машина сорвалась с места, но рассосались только после однозначного взгляда Хенкина. — Ниче, говоришь. Понимаю, что ты меня сильно любишь, но не надо было ей волосы рвать из-за того, что она неправильные ответы подогнала.        Боря взволнованно смотрел на Тасю, не узнавая в разъяренной девчонке свою подругу. И она, читая его мысли, отводила взгляд, стыдясь поднять на него глаза.        — Ты чего, из-за Кисы такая дурная?        — Нет. Он в Краснодаре. Я ходила сегодня к нему домой.        Рита цокнула, но вдруг спохватилась:       — Ась, блин, у тебя все руки исцарапаны, не больно? — схватив ее ладони, Рита недовольно хмурилась, оценивая травмы. И, отойдя к цветочной клумбе, кинула на бетон сумку, ища на ее дне по-видимому какую-то мед помощь.        Таисия все же встретилась глазами с Борей. Светлые брови хмурились. Наверное, недоволен ей.        — Что-то же случилось? — тихо спросил он так, что Рита, ворчащая себе под нос, уткнувшаяся в свою сумку, не слышала их.        Тася лишь кивнула. Резко стало так плохо, так мерзко от самой себя. Врет своей подруге, кидается на людей, и все это для чего? Чтобы выйти сухой из воды? Чтобы не чувствовать ту тяжесть в душе от не ее тайны?        — Не расскажешь? — так же шепотом.        — Не сейчас, — так же безвыходно.        Хенкин притянул подругу к груди, и Тася почувствовала себя впервые за эти дни в защите. Она со всей силы сжала его футболку жгущими пальцами и воткнулась носом в родное плечо, которое и без того видело много ее слез. И когда Боря мягко провел рукой по ее затылку, успокаивая и забирая ее злость, в ней самой осталась лишь оголенная обида. Тася заплакала, понимая, что сейчас может, наконец, это сделать. Ее сгорбленные плечи бились о его грудь, когда она громко всхлипывала, и только сильнее начинала плакать, когда Хэнк гладил ее спину, прогоняя по ней горячими ладонями свое тепло.        Рита понимающе молчала, стоя рядом с влажными салфетками и лейкопластырем в руках, и ждала, когда самый сильный источник покоя для подруги насытит ее душевной тишиной. 

***

      Мела ожидаемо «не было» дома, когда Рита стучалась к нему домой с пакетом фруктов и сладостей. «Был в больнице». Тася молча выслушивала переживания подруги; молча слушала, как Рита мило советовала Егору больше спать, меньше курить и не сидеть допоздна за книгами; молча отворачивалась, когда Рита просилась сегодня хотя бы на пару минут заглянуть к нему, проведать и просто увидеть. И хорошо, что не слышала, что он ей врал по ту сторону телефона.        — Мел сказал нам самим съесть апельсины. У него, оказывается, на них аллергия, — грустно вздохнула Исаева, кладя трубку. — Столько лет его знаю, а в таких базовых вещах проебалась.        — Пошли ко мне? У меня папа в командировке, а мама с Ульяной на реабилитации в Симферополе.        — Они лежат в больнице что ли?         — Не, мама нашла какого-то крутого психолога. Обещает излечить Ульяну за пару сеансов.        — То, что твоего папы нет, это, конечно, большой минус. Но ладно, тебя я тоже люблю, поэтому пошли, — весело толкнув Тасю заполненным сладостями пакетом, улыбнулась Рита.        Выпили по три кружки чая, пока смотрели сериал, который очень активно советовала Рита, комментируя почти каждую сцену и затыкаясь на пару минут после цоканья Таси.        — Ты всё-таки собираешься в Питер поступать? — вдруг спросила Исаева на каком-то не особо интересном моменте серии.        — Ну, план такой. А ты? В Симферополь?        — План такой. Мел мне все мозги проел Питером. Хотелось бы с ним переехать, но я вообще не уверена, что пройду в какой-то Питерский универ. Даже на платку.        Легонько пиная ногу Аристовой под бит музыки, играющей в титрах сериала, Рита из последних сил пихала в себя растаявший шоколад. Вкусно, но уже тошнило.        — Зря недооцениваешь себя. Ты хорошо пишешь пробники. Думаешь, в Питер поступают только самые эрудированные?        — Ну, туда съезжаются со всей страны.        — А потом, когда нагуляются по всем парадным города и попробуют всю существующую шаверму, их отчисляют из-за не сданных сессий.        — Звучит как новый план, — улыбнулась Рита. — Короче, не знаю. Конечно, круто, если бы мы все втроем переехали туда. Может и Кису подтянули бы. Мне так вообще лучше как можно дальше от родаков, меньше контроля. Прикинь, как классно, мы бы сняли какую-нибудь убитую двушку в центре, типа коммуналки, и жили бы большой шведской семьей, — засмеялась она, и Тася грустно хмыкнула. — Надеюсь, готовить будет Мел, потому что я ненавижу. Блин, надо бы придумать, как его заставить ещё и убираться в нашей комнате. Полы я тоже не люблю мыть. А Киса по-любому тебя будет слушаться, как собачка, так что можешь его эксплуатировать вовсю. Он просто обосрется от страха, что ты можешь от него съехать.        — Вот только я не уверена, что готовил бы он съедобное.        — Точняк. Ну ниче, научатся мальчики. Хватит уже с них патриархата, пусть привыкают к новому мироустройству, где девушки — самое главное богатство. Мы — не кухарки и не посудомойщицы. А у меня вообще аллергия на средство для мытья посуды.        Аристова засмеялась, и кружка с чаем на ее ногах опасно накренилась.        — Походу, он уснул. Не отвечает уже час, — снова проверив диалог с Мелом, вздохнула Рита. — Как вообще можно заболеть в мае? Все вокруг цветет, пахнет, а этот соплями обложился.        — У всех разные иммунитеты, — глупо констатировала Тася.        — Как мужики вообще не исчезли как биологический вид? — хмыкнула, кинув телефон на диван, но в ту же секунду он звякнул оповещением. — О, проснулся бацилльный.        Не желая даже знать, как там дела у лгуна-Мела, Тася уткнулась в экран телевизора, где начиналась какая-то драма. Там девушка плакала, доказывая, что она заслуживает любви. Да кто не заслуживает? Разве что изменщики, типа Егора, и дуры, вроде Бабич.        Рита слишком долго молча смотрела в экран телефона, а потом повысила на нем яркость до максимума, что даже Тася, привыкшая к темноте комнаты, прикрылась ладонью.        — Сбавь яркость, чуть не ослепла, — пожаловалась Тася и мельком глянула в соседний телефон.        Был открыт диалог не с Мелом. «Бабич».        Сердце упало вниз ещё до того, как увидела самое свежее сообщение. Фотография, которую стыдно было бы отправлять кому-либо. Такие должны оставаться в папке «скрытое» на веки вечные. Но Анжела считала иначе.        Фотка черно-белая, даже фильтр позаботилась наложить. И замазать чёрным маркером в настройках свои голые сиськи, прижатые к мужской обнаженной груди. Сережку в ухе и короткостриженный затылок даже Тася узнала бы из тысячи, что говорить о Рите, которая буквально молилась на него долгие годы и гладила этот ежик на голове в постели.        Под фоткой подпись: «каково это, когда тебя окружают одни предатели?)».        Сука. Тупая ублюдская сука.        — Это же может быть старая фотка? — торговалась Рита, истерично улыбаясь. Но ее уголки губ бешено прыгали, сотворяя милые ямочки. Длинные реснички трепыхались, и голубые глаза с застывшим весельем бегали по черно-белому квадратику. — Мел прокол ухо месяц назад, когда мы…        Осознание не хотело вселяться в голову подруги. Она отбивала его, не веря, что с ней по правде могли так поступить. Двушка в Питере, апельсины, которые сейчас вырывались из желудка, будто организм не принимает инородный отравленный предмет.        — Когда мы уже встречались… — договорила-таки Рита, отводя глаза от фотографии, которая прожгла в хрусталике глаза черно-белый квадрат, которая будет ее преследовать в кошмарах в ближайший год. — Ась…?       А ее Ася не могла ничего выговорить. Язык приклеился к нёбу, она смотрела исподлобья, будто так точно не заплачет. Царапала цветные Ритины пластыри на своей руке.        Рита подобрала ноги к себе, широченными глазищами смотря на самого близкого ей человека. Раскрыла розовые губы, вся трясясь, и не хотела озвучивать вопрос, зная на него ответ.        — Ты знала?        Тася услышала, как зубы Риты нервно клацнули. Ее глаза не тронула влага, но краснота не пощадила. Ещё одни красно-голубые глаза в жизни Таси, которые она не забудет никогда в жизни.        Аристова вздохнула глубокими рывками и положила изуродованную руку на фарфоровую Ритину.        — Я узнала вчера. Он сам мне рассказал. Я просила его, чтобы он сам признался тебе, — Тася гладила родную ладонь, из которой выпал телефон, и потянулась к подруге, стараясь успокоить ее тремор. — Я не могу встревать в ваши отношения, Рит…       Исаева обессиленно сидела в объятиях, дыша в шею Таси, и молчала. Руки ее истощенно висели, прижатые обоими телами. Ее трясло, будто страдала от озноба при температуре, близкой к летальной.        — Поэтому ты накинулась на неё… Ась, как ты могла так со мной поступить… — прошептала она, и Тасю будто прострелили насквозь.        Рита так резко оттолкнула ее, что Аристова впечаталась в мягкую спинку дивана. Гнев Исаевой был страшен, но быть ее мишенью — страшнее всего. Ее глаза наполнились такой ненавистью и отвращением — вот-вот плюнет в лицо и затопчет, как потухший окурок.        — Я тебе, блять, доверяла, Ась! — вскрикнула Рита, на полуживых ногах вскакивая с дивана. — Это твоя дружба? Вот это? — она неопределённо развела руками. — Смотреть, как позорится твоя подруга, зная, что ей изменили? Я это заслужила? Ась, я же тебя поддерживала всегда и во всем, и это твоя благодарность?! Я тебя защищала, даже когда ты изменила Хэнку. И ты мне отплатила этим? Ты покрываешь таких же, как ты сама? Таких же изменщиков? Предателей?       Нет, есть что-то больнее, чем красно-голубые глаза. Есть пули, не просто проскальзывающие сквозь все органы и ребра. Есть другой вид боли. Когда пули, перед тем, как зарядить в магазин, маринуют в кислоте и яде, а в полете поджигают огнем. Такие точно не пройдут насквозь, они повязнут в одной из четырех камер сердца, воспламенят его и останутся внутри, сжигая токсинами и отравой.        — Нет, я… — бессмысленно начала оправдываться Тася, но слёзы душили, сжали горло железными тисками, разрешая лишь слезам вырваться наружу. Страдай, медленно и мучительно, предательница. Собакам — собачья смерть.        — Идите вы все нахуй, конченные уроды!        Рита налету схватила свою сумку и обувь, в одних носках выскочила в подъезд, а Тася побежала за ней, босиком и в одной длинной футболке.         — Рит! Подожди! Я правда не хотела, чтобы ты все узнала так! — кричала Тася, сбегая по лестнице за подругой, но Рита летела через две-три ступени, и ее сумка глухо билась о перила. — Рита! Пожалуйста, прости меня! Я тебя люблю, Рит! Рита!        Она почти догнала ее на последнем лестничном пролёте, но глаза так застлали слёзы, что не видно было ступеней. Тася, не успев уцепиться за стену, полетела вниз, через несколько бетонных ступеней, и упала на подъездный пол, раздирая колени в кровь об осколки разбитой алкашами бутылки.        Рита не обернулась на глухой стук, распахнула дверь и выбежала на улицу.        Тася рыдала, опустив голову к полу, и вопреки всей боли чувствовала лишь, как разрывалось сердце. Ей было тяжело вдыхать вонючий подъездный запах, ей было страшно поднимать колени со стекла, ей было больно везде. Сжав руками живот, она не давала воздуху забраться в лёгкие.        Всегда голословно считала себя сильной, закаленной жизнью, но сейчас костлявая беспощадная рука этой самой жизни грубо утыкала Тасю лбом в оплеванный бетон, доказывая, что не любит, когда ее недооценивают. Теперь сиди и плачь, зализывай раны сама себе, как брошенная блохастая кошка. Никому не нужная. Плачь, а я посмеюсь.        — Чего сопли на кулак наматываем? — послышалось в конце коридора, почти у железной подъездной двери. — Это Рита от тебя так уматывала? Поругались?        Таисия не поднимала головы, хотя и не узнавала женский голос. Старалась просто начать дышать, не хрипеть и не всхлипывать. Сделать вдох и выдохнуть.        — Ох, блин, нифига себе. Давай вставай, надо колени обработать. Мало ли чем эти алкаши болеют, — и сверху была протянута рука. Плохо реагирующие датчики света в конце коридора создали тьму, а единственная исправно работающая лампочка над Тасей подсветила силуэт со светлыми длинными волосами, оставляя лицо девушки в потемках. Похожа на Риту.        Тася протянула руку и со скулежом поднялась на ноги, выпрямляя разодранные колени, с которых посыпались стекла, задорно отскакивая от бетона и отлетая по углам подъезда. И разглядела наконец лицо, оказавшееся знакомым. Аня, танцовщица, с балкона которой они с Ритой спрыгивали в руки мальчиков.        — Пиздец коленям. Пошли, заходи ко мне, дома никого, — женская рука придерживала навесу слабую Тасю. Какой всё-таки позор.        Зашипела от боли, когда Аня щедро полила раны перекисью, и отскочила, чуть не навернувшись о перегородку душевой. На белый кафель закапала бледная, перемешанная с препаратом кровь. Аня беспощадно припечатала гостью к стенке, продолжая причинять боль во благо. И снова Тася вскрикнула от режущей боли.       — Все-все! Обезжирила, — успокоила старшая, промакивая кожу салфеткой. — Ну ты и плакса, Аристова. Никогда бы не подумала.        — Просто все навалилось в один момент, — нарочно отводила глаза от висящего напротив зеркала, чтобы не разочароваться в лишний раз. Ничего хорошего там сейчас нет. Слёзы, сопли и кровь.        — Че, экзамены так заебали? Нервишки шалят? — хмыкнула блондинка, закидывая аптечку в ящик туалетного столика. — Это вы еще в институте не учились, вот там иногда вены вскрыть хочется. ЕГЭ — херня в сравнении с этим.        — Поэтому ты нигде не учишься? — закатила глаза Таисия, на носочках вставая на постеленное Аней на пол полотенце.        — Да, потому что меня числанули. Ну ничего, денежка водится, не жалуюсь.        — Всю жизнь висеть на шесте не сможешь.        — Вообще-то за неравнодушие обычно говорят спасибо, а не хуесосят, — цокнула Аня, приклеившись к зеркалу.        Рита рассказывала, что Аня от обычной танцевальной группы девчонок пролезла в клубы не только Коктебеля, но и городов побольше, танцуя стрип, и она в этом очень даже успешна. Когда Гена услышал об этом факте, с досадой ударил по рулю, жалея, что у Ани есть парень.        Только сейчас Тася обратила внимание на то, что соседка оказывается была ярко накрашена: чернющие веки, подчеркивающий серые глаза карандаш по всей слизистой, и вот сейчас красит бледную помаду на губы. Накрасься так Тася — точно выглядела бы как шлюха. Ну, или хотя бы чувствовала бы себя так. — Могла бы оставить тебя в падике, рыдать до блевоты, чтобы соседки охали и ахали, какая прошмандовка-дочка у Аристова.        — Ладно, извини. Спасибо, что помогла.        Тася присела на стиральную машину, откинув голову на стену и бездумно следя за профессиональными мягкими движениями рук Ани. А ведь квартира Аристовых все еще не заперта.        — Куда только твой Кислов смотрит? У нас всего несколько лет разницы, но неужели сейчас в парнях больше нет мужчин?       — Он не в городе, — коротко, безэмоционально.        Хотелось просто уснуть до завтрашнего утра. Это получается если лечь сейчас, можно проспать около 12 часов? Было бы круто, желательно ещё на пустой желудок, завтра будет так легко…       — Может и был не в городе, не слежу за ним. Но прямо сейчас он более чем живой, завис на хате Меньшикова, — Аня посмотрела в удивленные зелёные глаза в отражении.        — Что за Меньшиков?        — Ты его не знаешь.        — А где он живет?        — В гостевом доме на Антонова. Я как раз туда собираюсь. Хочешь со мной?        Тася быстро кивнула, сползая со стиралки и не веря, что наконец увидит Ваню. Сейчас как никогда он был ей нужен. Вот только почему он не позвонил, не написал, что приехал? Она машинально начала искать свой телефон по стиральной машинке, по тонкой домашней футболке, будто он мог затеряться где-то между швов. И поняла, что оставила все дома.        — Тогда давай я к тебе поднимусь, как переоденусь. Собирайся пока. И сделай что-нибудь с лицом, — Аня обвела пальцем подбородок соседки, с испугом разглядывая ее синяки под глазами. — И тапки мои надень, смотреть страшно на твои голые ступни.        Залетев в квартиру, бросилась к телефону. Только один пропущенный от мамы. Больше ничего. Зашла в телеграм: «Ваня был(а) недавно». Обидно. А все еще играющий сериал в телевизоре глумился: там у той самой девушки, ещё серию назад плачущую о любви, все было хорошо. Смеялась, улыбалась, не отрывалась от своего мужика. Дура, заставляет завидовать.        Но даже отравляющую обиду Тася проглотила горьким комком, потому что, не узнавая саму себя, сейчас могла простить ему эти дни игнора, только чтобы он был рядом. Пусть извиняется, обещает, что больше так делать не будет, и Тася все ему простит после того, как он  просто обнимет.       Открыла диалог с Ритой и почти написала «прости», но поняла, что ей это не нужно. Она только взбесится, возможно заблокирует ее и напоследок наговорит ещё каких-нибудь гадостей.        Консилер под глазами превратил Тасю в мертвеца, ушедшего из жизни пару минут назад. Лицо бледное, а глаза воспаленно-красные. Румяна мало помогли привести в жизнь покойника, как из мультика Бертона «Труп невесты», но лучше, чем ничего. На большее ее не хватило.        Тело все еще била дрожь, и вполне возможно, что у Таси поднялась температура — было жарко, но холодно. Она не была избирательна в одежде: натянула первые выпавшие из шкафа джинсовые шорты и худи, почти дотягивающееся до подворотов шорт. По карманам раскидала телефон, ключи и паспорт — на всякий случай, вдруг патрулирующие ночную улицу полицейские не поверят, что она — Аристова. Начала завязывать шнурки на конверсах, когда по входной двери мягко поцарапали женские ногти и ручка опустилась.        — Я так и знала, что ты не додумаешься пластырями колени обклеить, — и Аня, высунув из кармана сумки целую пачку, протянула Тасе.        — Зачем? Они через минуту отклеятся.        — Затем, что это хотя бы какая-то защита от инфекций. У тебя кровь текла ручьем ещё полчаса назад, ты считаешь себя совсем бессмертной? — и недовольно порвала упаковку, садясь на корточки перед ранами соседки. — Ты так пойдёшь?        — Нет настроения наряжаться.        Аня хмыкнула и шустро наклеила крестом пластыри.        — Как будто так задумано, — довольно сказала она, дожидаясь, пока младшая справится со шнурками. — Классная у вас нора. Сколько здесь квадратов, сто?        Серые намалеванные глаза восхищенно заглядывали в гостиную, цеплялись за темно-коричневый паркет, тяжелые светлые шторы и огромный диван без ножек.        — Чуть больше.        — Пиздато у нас госслужащие живут.        — На машине поедем, — сказала Таисия, покрутив в руке ключ от своей машины. Аня, разглядев четыре кольца на ключе, довольно захохотала, потирая ладони друг о друга.        — Так торопишься к Кислову?        Аристова проигнорировала саркастичный вопрос, выключая свет в коридоре и включая домашнюю сигнализацию.        Было непривычно, что в дороге никто не вылезает из окна, не орет счастливо прохожим, не флиртует с мимо проходящими парнями, а когда те отвечают заинтересованностью — не говорит «Ась, дай газу, быстрее сваливаем». Аня была спокойнее, может ввиду возраста, может просто такой темперамент, но Тася сейчас все равно не могла бы поддержать разговор.        Внаглую припарковав машину у старых ворот, утопила ногу в куче сухой травы и сучьев, сложенных у входа. Гостевой дом оказался обычным двухэтажным строением, которое больше походило на бабушкин летний домик, где дедушка хранил всякий хлам. Заржавевшая железная кровля крыши, деревянный пристрой, закрашенный лет 20 назад зелёной краской, сейчас уже оставшейся облупленными кусками. Вышки ЛЭП на холме за домом в темноте казались огромными страшными великанами с тонкими щупальцами-проводами. Удручающие виды. Скорее забрать Ваню и уехать отсюда.        Аня, знающая это место, уверенно прошлепала к одному из странных входов, почему-то накрытых тканями и пледами. Тася никогда не видела притонов, но скорее всего они выглядят именно так. Забрать Ваню, забрать Ваню, забрать…       — Выпьешь? — Аня протянула пластиковый стаканчик с неизвестным содержимым, не успели они переступить порог.        — Я же за рулем, — оглядывая шумную толпу, заселившую странный дом, ища только одну голову, Тася даже не заглянула в стакан. Пить здесь она ничего не собиралась, мало ли что они разливают или подсыпают.        — Как будто дочку прокурора это волнует, — усмехнулась блондинка, и Тася недовольно посмотрела на неё. Кричать о таком здесь лучше не стоит. Аня скуксила лицо, типа «ой, прости, надо было тише», когда на них начали заинтересовано оглядываться стоящие поблизости люди.        Контингент столь же странный, как и сам гостевой дом. Все вокруг не было похоже на подростковые сборища, на которые Тасю тащат парни и Рита — Аристова сейчас, кажется, была самой юной гостьей; люди вокруг были старше лет на 5, некоторые — на все 7 и даже 10. Приглушенный свет, никаких ярких светодиодок; какое-то техно вместо привычного рэпа или попсы.        Тася испуганно опустила голову, будто земля в песок спасет ее от жадных глаз взрослых. И джинсовые шорты как назло очень плотно сидели на бёдрах, когда она пыталась прикрыть голые ляжки.        — Ты не поможешь мне найти Ваню? — тихо спросила Тася, неосознанно прижимаясь к единственному, и хоть и мало, но знакомому человеку.        — Не, это давай как-нибудь без меня. У нас с ним не очень отношения, — улыбалась Аня, по пути обнимаясь с девушками и мужчинами лет 30. Один из них бесцеремонно потянулся и к Тасе, будто они знакомы.        — Привет, угостить тебя?        Аристова ловко вывернулась, чудом не коснувшись незнакомца, и Аня рассмеялась. Лучше бы помогла, а не ржала.        — Нет, я уже ухожу.        И, кинув последний многозначительный взгляд на блондинку, нырнувшую в объятия одного из них, пошла, куда глядят глаза. Если обойти все комнаты этого небольшого рыхлого домишки, где-нибудь точно наткнется на Кису. Если Аня вообще не обманула ее и не заманила в секс-притон.        На первом этаже Вани не нашлось. Зато нашлись сильно пьяные люди, танцующие в тишине закрытой комнаты с задернутыми погрызенными жалюзи. И парочка, не запершая спальню, слишком медленно и противно целующаяся.        На втором почувствовала, что он тут. Будто существовала только одна дверь, запертая, в самом конце коридора. Не ошиблась, когда почему-то трясущейся рукой опустила хилую ручку и медленно приоткрыла дверь.        Снова тусклый свет, от одного желтого ночника на стене. Душно и сухо. И тихо.        Он был не один. Полулежал на диване, закинув одну ногу на мягкую спинку, и скучающе провожал взглядом наматывающего круги парня лет 20. А когда повернулся на скрип дверного косяка… в нем ничего не поменялось.        — Ладно, на созвоне, отдыхай, — сказал Ваня незнакомцу, рывком поднимаясь на ноги и громким хлопком ладоней попрощался.        — Слышь, кстати, а есть еще… — бубнил парень у выхода, но Киса его шустро прервал:        — Потом. Строчи.        Безымянный бросил туманный взгляд на Тасю и кинул:        — Понял.        Она бесшумно прикрыла за ним дверь и повернулась к Кислову, нервно заламывая пальцы рук. Живой и здоровый, зря волновалась. Многотонная глыба упала с плеч, и осталось только нервное «уехать отсюда».        — Ты вернулся? — спросила очевидное.        — Я никуда и не уезжал.        Он сунул руку в карман спортивок, что-то там нащупал и опустился на ободранный, сальный подлокотник дивана, упорно не держа зрительного контакта. Почему? Снова кольнуло в груди от воспоминаний об их последней встрече. Тогда он сказал, что любит. Врал?        — Я вчера приходила к тебе домой, потому что ты не отвечаешь. Твоя мама сказала, что ты в Краснодаре.        Киса по-злому хмыкнул и яростно зачесал глаза.        — Не знаю, че там наговорила тебе моя мама, но я не покидал границы нашего сраного города. Могила батька на окраине же не считается? У него 40 дней, как-никак. В могиле будет сыночку родного видеть чаще, чем при жизни, — смеялся он, нервно качая головой.        Тася медленно подошла ближе, но брезговала садиться голыми ногами на любую поверхность этого дома.        — Ты поэтому пропал? Из-за папы?        — Нет. Просто захотел отдохнуть, — Ваня откинул голову назад, наконец показывая Тасе любимое лицо. Все такое же красивое, бледное и очень наглое. Хотя что могло в нем измениться за эти дни, пока они не виделись?       Но нет, что-то определено было не так. Киса бы кинулся на неё, закружил бы по этой пыльной комнате, шутил бы своими тупыми пошлыми шутками пятиклассников. Но все будто отмоталось на несколько месяцев назад: они снова знают друг друга лишь заочно, по вскользь брошенным о них словам Хэнка; Ваня никогда не поджидал Тасю на общем балконе, прося прочитать что-нибудь из ее книг; он никогда не говорил ей: «хочу, чтобы ты была со мной, а не с ним»; она не забирала его боль после потери отца. Их будто никогда не было; не было и ее первого раза.        — От чего? От меня? — обида внутри не позволила оставить эту мысль в голове, и Тася улыбнулась от абсурдности ситуации. Что за горячо-холодно? Неужели она повелась на такую глупую ловушку?        — И от тебя тоже, — безэмоционально ответил он. — Нахрена ты пришла?        В комнате было жарко даже в шортах, а у неё жгло щеки от его холода — от холода слов, мороза в голосе, льда в глазах. Он смотрел на ее окровавленные коленки, на ободранные руки, и во взгляде его не было и щепотки сочувствия. Видел ее красные от слез глаза, небрежно убранные в такую же солому, что валялась у ворот гостевого дома, темные волосы. И ничего не сказал.        Тася держалась. Хотела отпинать саму себя за то, что позволяет ему так с ней говорить, но в то же время гордилась, что не сорвалась на слезы. А подбородок уже дрожал.        — За тобой.        — Тогда можешь обратно сваливать. Я остаюсь здесь, — и снова начал чесать глаза, будто страдает от аллергии.        — Вань, а Ульяна теперь будет жить с нами. Представляешь, мы удочерим ее! Она даже хочет поменять фамилию на нашу, — девчонка улыбалась, тормоша длинные рукава толстовки. — Я тебе писала, но ты не читал.        — Круто. Рад за вас, — ровно, не повышая и не понижая голос. И все так же холодно.        — Как-то не особо заметно, — смущенно.        — Иди домой, — устало вздохнул Ваня, вскочив с подлокотника, и отошел в другой конец комнаты, к закрытом окну, снова наращивая расстояние между ними.        Но Тася устала терзать саму себя мыслями, устала идти на его условия, устала жить под него. Поэтому в пару шагов оказалась у него за спиной, обвила его плечи руками, прижимаясь щекой к его лопаткам. Сжала его в объятиях так крепко, что он на секунду замер.        — Почему, Вань? Почему ты меня прогоняешь? Это все из-за того, что я не сказала, что тоже люблю тебя? Мне сказать?        — Не надо, — низко проговорил он, скидывая ее руки с себя, но Тася вывернулась, и они оказались лицом к лицу.        Она сжала его лицо ладонями, заставляя посмотреть на неё. Его челка помогала хозяину скрыться от Таси, и он опускал голову, недовольно хмурясь. Но когда она все же вынудила поднять глаза… глаз она не увидела. Две чёрные пелены, будто какая-то пленка легла на его зрачки. Глаза красные, бегающие и тревожные. Моргает нервно, жмурится. В уголках встала соленая вода.        — Вань, ты… опять? — беспомощно вопрошала она, разглядывая любимое лицо, сейчас такое мертвецки-пустое. Точнее опустошенное этими сраными веществами.        — Че, опять будешь морали читать? — он-таки скинул ее руки, но не ушел. Стоял близко-близко и плевался ядом прямо ей в душу. — Да, я опять, прикинь! Я опять обдолбался, потому что я — ебаный наркоман, раскрой уже, блять, свои глаза! Ты же не слепая, не тупая, когда до тебя уже, сука, дойдет, что я не изменюсь?! Мне нравится наркоманить, мне нравится сутками ползать по полу на отходняках! Хули ты все доебываешь меня? Или считаешь себя лучше остальных? Полная семья, папа при власти и при бабле, че тебе ещё надо? Тебе нужен обрыган-Киса, которого надо вытащить из ямы дерьма, вытряхнуть и сделать, блять, человеком?!        — Вань, нет… — Тася уже не чувствовала, текут ли по щекам слёзы, намеревается ли выскочить сердце или вообще хочет разорваться. Слишком много выпало на него за эти дни, в любой момент может просто устать.        Она тянулась к нему, а он грубо выкидывал ее руки в стороны, смотрел на неё дикими отравленными глазами и орал.        — Думаешь, одна ты можешь меня так любить? Вся такая умница, да? Снизошла до Кисули, поможет ему. Думаешь, я не найду другую дуру, которая будет мне жопу подтирать?        — Вань, не говори так! — боялась подойти ближе, притронуться к животному, очень похожему на Ваню. — Я люблю…       — Заткнись, Таисия! Замолчи! — животное глухо ударило по деревянному пыльному подоконнику, и его шерсть дико вспушилась. — Ты то же самое говорила Хэнку, перед тем как изменить ему? Признавалась ему в любви? Может говорила это, когда вы трахались? Говорила?!        Грудная клетка так сильно сжималась, что отдавало болью в пояснице. Сделать вдох сейчас казалось так сложно, весь организм противился, не хотел насыщаться кислородом. Тася слабыми шагами отходила назад, натыкаясь на разбросанный хлам, а когда, наконец, смогла хрипло задышать, в глазах потемнело. В колене остро заболело, когда она налетела им на угол кофейного столика, и Тася завалилась набок, почти падая на расцарапанный линолеум. Сквозь боль почувствовала, как на голую ляжку упала капля.        Она не сможет ему помочь. Ей слишком больно спасать его. Он топит руку спасающего, утягивая их обоих под чёрную гладь воды, сразу же после них покрывшуюся льдом.        — Иди домой, Таисия! Попроси Хэнка, он пожалеет тебя.        Тася уцепилась за угол стола, хромая, дошла до двери и взялась за ручку.        Она не смогла его забрать и увезти отсюда. А ведь смогла найти, могла бы, наверное, его силком затащить в машину. Неужели она настолько слаба?        — Ты — первый, кто так со мной обращается.        «Посмотри, во что превратил меня» — кричала внутри.        Спускаться по лестнице пришлось взявшись за перила. Зря только красилась, косметика продержалась на лице не больше часа.        Все вокруг было мутное, тёмное, страшное. Она не могла остановить слёзы, искренне не понимая, откуда их в ней столько? Силуэты, проплывающие мимо, были частью кошмара. Она не сможет справиться с ним сама. У неё не осталось сил.        — Опять ты сопли пускаешь, — слышалось среди шума ужасного сна. Может, она сможет проснуться, если сильно зажмуриться? — Аристова.        Мягкие руки взялись за плечи, впились своими ногтями в кожу сквозь толстовку. Если посильнее сожмет, можно вылезти из сна.        — Таисия, слышишь меня?        Она подняла глаза, и в виньетке слез увидела свою Риту. Светлые волосы, светлые глаза, даже запах ее. Тася кивнула Рите.        — Любишь мультики? — спросила Рита не своим голосом.        Тася старалась не моргать, потому что с каждым разом слёзы смывают родной образ, оголяя реальность: Аня — не ее Рита.        — Какие мультики? — тихо спросила, держась за тонкую руку псевдо-Риты.        — Ну, а какой твой любимый? — женские ладони заботливо убрали упавшие с пучка волосы.        Ответить она не могла. Не понимала, о чем речь. Голова была отключена насовсем. Она не справится сама.        — С мультиками легче. С ними веселее, — улыбалась блондинка, и ее ласковая рука коснулась Тасиного рта, мягко раскрывая губы. — Попробуй. Все пройдёт.        Голос убаюкивал, вселял доверие. Ей станет лучше.        Что-то звонко ударилось о нижние зубы, оставило горький след на языке. Маленькое, круглое, гладкое.          Она бы не справилась сама.