На общем балконе

      — Доброе утро, — улыбнулся Боря, встав с лавочки у подъезда Таисии.       — Доброе, — удивилась она, но обняла парня, прижимаясь к его открытой из-за толстовки шее. — Ты давно тут ждёшь? Почему не написал?       — Минут 10. Не хотел, чтобы ты торопилась, — Хэнк долго не выпускал Тасю из объятий, покачивался из стороны в сторону вместе с ней.       — Не замёрз?       — Все нормально, — и отошёл, рассматривая девчонку с головы до ног. — Очень красивая.       Сегодня впервые за долгое время она проснулась с резким желанием завить волосы на концах и добавить мелких блёсток на веко. Откуда-то из шкафа ещё вылезла короткая чёрная юбка, которую в последний раз надевала летом, чёрный топ на бретельках так и напросился сам под белую рубашку, а на ноги — высокие казаки. Кожаный длинный тренч отлично вписался в образ. Мама бы точно похвалила ее за такой наряд — она любила, когда дочь одевалась как девочка-девочка.       Но восхищённый взгляд Хэнка был не менее приятным. Боря немного смущен, волнительно жуёт губу и не может оторвать глаз.       — Спасибо, — было сложно сдержать глупый смех, но иначе он вообще покраснеет как помидор, не стоит его смущать ещё больше.       — Это тебе, на обеде с чаем попьёшь, — Боря протянул белую коробочку с маленькими батончиками Киндер — ее любимый шоколад.       — Спаси-ибо, — Таисия снова обняла парня и оставила поцелуй на краснеющей щеке. На ней отпечатался блеск для губ, и девчонка начала оттирать следы преступления.       Но Хэнк с мычанием отвернулся, не давая приблизиться к лицу.       — Пусть будет.       — Не дури, — засмеялась Таисия, на этот раз не сумев сдержаться от такого милого преображения гопника во влюблённого мальчишку, готового ходить целый день с ее помадой на щеке.       И когда парень потерял бдительность, резким и четким движением стёрла блеск.       — Ну и вредина, — обиженно сказал Боря.       — Пошли уже, обида.       Тася оторвалась от него, идя впереди, стуча каблучками по асфальту. Спустя пару секунд ее плечо опустело, и сумка перекочевала в руку Бори, уже как влитая.       — Не обида я. Чем вчера занималась?       — С мамой ездили по магазинам, ну ты это видел. Потом репетитор. А ты?       — С батей как собаки устали, таскали теткины вещи в сарай, а у неё там бардак. Пока она там паутину убирала и мыла полы, мы шарахались с мебелью по двору. Аж руки забились, — он помял предплечье через куртку. — Ты купила вчера платье?       — Да. И не спрашивай, какое, все равно не скажу.       Хэнк разочарованно вздохнул.       — Ну скажи хотя бы, какого цвета.       — Чёрное.       Хэнк улыбнулся, не поднимая головы.       Солнце наконец выбирается из затянувшегося зимнего плена, и сейчас щедро разбрасывается лучами на них с Борей. Его волосы, обнятые солнцем, как обычно приобретают золотой оттенок и одновременно обесцвечиваются. Хэнк жмурился и по-смешному морщил нос, на котором синяк с драки ровно недельной давности уже был желто-фиолетовым. Хорошо они с Кисой друг друга раскрасили, Ваня тоже все ещё размалеванный на скуле и щеке. Два диких шакала, которые в такие моменты забывают о стольких лет дружбы и дубасят друг друга не на жизнь.       Таисия перегородила путь Хенкину, заставляя того вопросительно поднять глаза. Едва касаясь кожи, провела пальцами по его переносице, по самому яркому месту гематомы.       — Болит?       Парень положил руку на ее пальцы, водя ими по своему лицу.       — Если будешь почаще гладить, вообще заживет.       Она улыбнулась и почувствовала, как загорелись щеки.       — Ладно, я постараюсь. Но только ради твоего лечения, — перехватив его руку, Таисия потянула Хенкина за собой дальше по тротуару. — Пошли скорее, я и так поздно вышла.       — Не кипишуй, успеешь к уроку, — Боря крепче сжал в руке ее тонкую, не веря, что она не детская — такая маленькая и костлявая.       — Я-то успею, я за тебя «кипишую». Тебе ещё добраться от моей школы до своей надо. Ты же не предупредил, что будешь провожать!       — Я и так на первый не планировал идти.       — Вау, какие у тебя планы многообещающие, — начала отчитывать его девчонка. Он прекрасно знал, как она не любила его посредственное отношение к учебе и тягу к прогулам. — А какой первый?       — Общага.       — А по какому ты ЕГЭ сдаёшь?       — По общаге.       — Борь!       Аристова не на шутку возмутилась и снова остановилась, получив от сзади проходящей бабульки осуждающее «Ц». А Боря лишь смеялся, да так сильно, что даже голову запрокинул.       — Не смешно вообще. Я сейчас тебя отправлю прямо отсюда до своей школы. А лучше прям в автобус посажу, чтобы точно не слился.       — Тась, не злись, — Хенкин сжал ее лицо обеими руками, ослепляя своей улыбкой во всем лице: в глазах, веснушках, морщинках.       — Не знаю, как ты собираешься сдавать экзамены. Ещё теперь и я себя виноватой чувствую — ты же из-за меня не успеваешь на урок.       — Это вообще не твоя вина. Я сам принял решение проеб… прогулять урок.       — Тоже мне решала, — Таисия закатила глаза, а Боря, не выпуская из рук лицо девчонки, поцеловал в нос. — Ладно, но давай всё-таки прибавим шаг. Тебе лучше опоздать, чем совсем не прийти.       Было мило, что Таисия верила в то, что Хэнк побежит на урок, будет просить прощения за опоздание и может даже достанет из рюкзака тетрадь с готовой домашкой. Конечно, он проебется ещё добрую половину второго урока, не спеша прогуливаясь по солнечному Коктебелю, выкурит пару сигарет и где-нибудь пересечется с Кисой. И только когда его друг, шкерясь, скурит косяк в тупике двора, а потом, облокотившись о кирпичную стену, поплавает с закрытыми глазами, они выдвинутся размеренным шагом в сторону школы. Но Тася на это будет злиться, поэтому Боря молча взял ее ладонь в свою и потянул дальше.       Рука Хенкина напоминала ей папину руку. Такая же широкая, с мелкими шрамами. У папы эти рубцы появляются из-за его постоянных ковыряний по дому или даче — маме же не ответишь: не хочу я разбираться, почему смеситель не пропускает воду. А Боря часто ранится отвертками и выколотками, когда по сто раз разбирает и подкручивает что-то в машине папы и своём мотоцикле. Тася уверена, что он может собрать машину с нуля, если закрыть его на несколько месяцев со всеми нужными инструментами — руки у него золотые. Мужские, привыкшие к труду, но умеющие ласково погладить.       А у Вани совсем другие. Невозможно было представить, чтобы на пальцах Бори болтались кольца, как у Кисы. Ванины пальцы костлявые, где-то обгрызаны из-за его нервяков, с ободранными костяшками, изуродованные темно-синей краской под кожей, но точно созданные для гитары. Однако и они умеют любить: умеют гладить по спине, когда заходишься в истерическом плаче, умеют мягко перебирать косички, лёжа рядом на шине-качели, умеют вызывать мурашки по всему телу, когда забираются под рукав водолазки.       Руки Кисы приводят тело Таси в необъяснимую дрожь изнутри, что никакие другие сделать не могут.       Аристова сильнее вцепилась в руку Бори, ожидая ответного импульса.       — Не замёрзла?       — Нет, нормально.       — Просто как будто дрожишь, — Хенкин положил вторую ладонь на ее, потирая, как будто сможет вместе с мурашками прогнать Кису, стоящего между ними безмолвным свидетелем, на самом деле являющимся виновным в этом деле.       — Ну или поддувает, не знаю.       — Уже почти пришли.       Знакомые лица, мелькающие в течение дня на протяжении нескольких лет, стекались ко входу в заведение с большим плакатом над дверями: «Мое будущее создаётся сегодня». Будущее будущим, но сегодня в планах Таси было бестолково отсидеть 6 положенных уроков и постараться не уснуть. В одиннадцатом классе в принципе исчезает всякая мотивация ходить в школу, потому что ни для учителей, ни для старшеклассников не секрет, что последние два года школьники занимаются лишь теми предметами, по которым сдают экзамены. И никакая географичка не заставит учить параграф ученика, у которого ноги подкашиваются от одной мысли, что май–июнь близится с каждым днем, а химия и биология изучена не на 100%, чего требует Министерство образования.       Боря провел девушку до самого входа, открыв перед ней дверь, но заходить не собирался — встал консьержем или фейсером в клубе. Но несмотря на его обычно грозный вид, фейсер из него сейчас вышел бы хреновый, потому что взгляд его был уж слишком мягким.       — Что будешь делать после школы?       — А есть предложения?       Школьники сновали мимо них как муравьи, как будто если Хэнк сейчас закроет дверь, школу забаррикадируют. Хотя им же на руку, нет? Пара одноклассниц, увидев интересную картину, думая, что не палятся, остановились поодаль около столба. Они были мерзкими, если быть честной: любили распускать непонятно откуда взявшие почву слухи, при этом за словом не лезут в трусы. Одним словом, дуры, не знающие других интересов, кроме пичканья в себя ненужной мусорной информации обо всех знакомых и знакомых знакомых и центнера тоналки, сильно темнее их шей.       — Ну, можем погулять вдвоём. Наконец за последние дни, — Боря опустил голову на косяк двери, теперь будучи похожим на лабрадора, только в природе не бывает таких голубоглазых ретриверов.       И правда, после того, как статус их отношений изменился, они ещё не проводили времени вместе, уже не говоря о свиданиях. В глазах Хэнка читалось трепетно оберегаемое желание быть рядом со своей девушкой, о чем он грезил несколько лет. А сейчас можно было ее держать за руку, обнимать и даже целовать.       — Можем, — не отрывая взгляда от глаз Хэнка, Таисия взяла ручку сумки с его плеча, но он ее он отпускал. Стоял такой весь загадочный, намекая, что бесплатно ее не вернёт. Девчонка подошла ближе, потянулась к его лицу и вместо ожидаемых губ чмокнула щеку, одновременно с отвлекающим маневром стягивая своё имущество.       — Тась, нечестно, — возмутился Хенкин растворившейся в толпе внутри девчонке.

***

      Мамуля       Поедешь с нами на дачу сегодня?       Тася       Неее, давайте как-нибудь сами, я в вас верю       Мамуля       Хоть какое-то разнообразие, а то опять проваляешься с сериалами и чипсами все выходные       Тася       Звучит как офигенный план       Мамуля       Зануда       Стариков не понять, зачем несколько раз в месяц ехать в летний дом, если ещё рано что-то сажать или убираться? Но им нравится копошиться, пусть ездят, главное, чтобы Тасю не припахали.       А с мальчиками сейчас такие, как раньше, выходные с книгами и сериалами не представляются возможными, потому что они в любом случае что-то придумают, куда-то повезут или забурятся на базе, если не наметится очередная тусовка у кого-то на квартире. Тася готова к любому развитию событий, а родителям знать не обязательно — уехали на дачу, значит Аристова на выходные сирота.       — Ты проголодалась что ли? — спросил Хэнк, стоящий все там же, будто и не уходил вовсе, у колонн гимназии, когда выползла Тася, закидывающая в рот киндер. Она пыталась раскидать первоклашек, которые неорганизованной кучкой толпились у входа, возвращаясь с продленки.       — Ага. Сегодня в столовке давали рыбные котлеты и перловку. Пусть сами едят, — ворчала девчонка, на ходу завязывая тренч.       — Аристова, все замечания и предложения нашим завучам, — из ниоткуда взялась училка по биологии, копошащаяся в своей старомодной сумке, которую Тася помнит с ее 5 класса.       — Луиза Васильна, Вы же сами, наверное, даже не попробовали! Это невозможно есть! — не растерялась Таисия, оборачиваясь к женщине лет 50 с наверняка натуральными фиолетовыми волосами.       — Не согласна, кормят всех очень вкусно.       — Но Вы не ели, — хитро прищурилась девчонка, подловив учительницу, под тихий смех Хэнка.       — Так, Аристова! — театрально возмутилась Луиза Васильевна. Она любила Тасю и не скрывала этого, просто своей любовью: покричать, побурчать и покритиковать — это ее форма симпатии.       — Все-все, поняла, до свидания, Луиза Васильна! — Таисия схватила Борю под локоть и потащила от входа.       — До свидания, до свидания, гурманы. И чтобы исправила свою тройку на следующем уроке!       Спрыгивая с крыльца с трёх ступенек одним прыжком, Тася чуть не угодила в лужу, но Хэнк вовремя ее оттянул за шкирку. Дождь лил примерно три урока без перерыва вопреки нередко выглядывающему солнцу; капли, словно стучащие ногти по столу, мелко барабанили по окнам и карнизам, создавая издевательски спокойную атмосферу. Самое то, чтобы подложить под голову мягкую сумку и, спрятавшись за заранее предусмотренную широкую спину одноклассника, проспать минут 20. И когда острые углы парты уже невыносимо больно впивались в ребра, Таисия проснулась, остаток урока просидев с хмурым выражением лица, скрестив руки на груди, как будто вокруг нее предатели, какого-то хрена нарушающие Тасин дневной сон своими формулами и уравнениями.       — Да у вас настоящая любовь с училками, — наконец, Боря мог отсмеяться в голос.       — Типа того. Но Луизка классная. Хоть и вредничает, но ни за что мне ставит пятерки в четвертях каждый год. Кстати, она мама Леры, помнишь ее? — девчонка протянула батончик Боре, но он отказался, пожертвовав собой ради голодной женщины.       — Какая Лера?       — Ну, Данилова, такая тёмненькая с родинкой под глазом. Она ещё упрашивала учительницу посадить тебя с ней, ты же был ее первой любовью, — усмехалась Тася сквозь набитый рот и хлопая парня по плечу. — Она мне ещё косичку подрезала, когда я сказала, что ты хочешь сидеть со мной.       — А, — вспомнил Хенкин свою первую поклонницу, которая ему вообще-то даже валентинки дарила. — И как она сейчас?       — Норм. Учится в параллельке. Мне иногда кажется, что у неё до сих пор чувства к тебе не угасли, — лукаво глянула на парня, ожидаемо измазанная шоколадом. — А как она страдала, когда ты перевёлся! Маму упрашивала и ее отвести в первую школу.       Хэнк улыбнулся, собирая в руке обертки от шоколадок Таси, которыми она его любезно угощала, будто они вернулись в детство и играли в «с тебя конфетка, с меня фантик, перевода нет».       — И какая она сейчас? Симпотная?       — Так, — возмутилась Таисия, недовольная и чумазая, вызывая у парня ещё больший смех.       Он остановился напротив, пальцем вытирая шоколад с уголков ее губ. Аристова хмурила брови, но сменила гнев на милость после его слов:       — Красивее тебя все равно никого нет.       — Только красивее? — торговалась девчонка, надув губы.       — Милее, умнее, ахуеннее и чумазее, — не отпуская рук с ее лица, Хэнк поцеловал ее шоколадные губы.       Таисия улыбалась сквозь поцелуй, надеясь, что Боря грохнется от сладкой комы. Аристова разглядывала светлые ресницы его закрытых глаз и держалась за предплечья Хэнка. Было забавно, как он горбился, чтобы быть ближе к ее лицу. Его духи резко прорвались между ними, и она вдохнула глубже. Какой-то свежий аромат, травянистый и как будто ореховый — сладкий и знакомый. Как и весь Хенкин.       — Ладно, я поняла, — отрываясь, усмехнулась девчонка. — Кстати, ты не попал под ливень?       — Нет, все в поряде. Пойдём, накормим тебя.

***

      Шаурма как обычно развалилась под конец и растеклась по пакету. Главное, чтобы соус не попал на руки — от его ядерного запаха не отмыться ближайшую вечность, он закрадется под ногти, докуда никаким мылом или антисептиком не добраться. Чувство голода было утолено на полную, как если бы в Симс шкала потребности «питание» у Таси сломалась и вылезла за окошко. Начало даже подташнивать.       — Доешь? — выдавила девчонка, разваливаясь на диванчике шаурмечной и протягивая бедную изуродованную шаурму, оставшуюся на пару кусочков.       — Опять тошнит, — Хэнк ее очень хорошо знал. Знал, что она никогда не может доесть курицу в лаваше до последнего огурчика, поэтому, вздохнув, принял эстафетную шавуху, как и обычно.       Приезжие из ближнего зарубежья — то ли таджики, то ли азербайджане, — открывшие свое мини-заведение, мало того, что готовили вкусно, так еще и постарались сделать приятную обстановку, где, без приколов, хочется убивать время. Иногда они даже дают включить свою музыку в колонках шаурмечной, это прям жирный плюс от Лены Летучей. Но долго тут не просидишь — вытяжка работает хреново, и запах жареного мяса и кетчупа въедается в одежду.       — Куда хочешь пойти? Может в кино? — доев за один укус, спросил Хэнк.       Когда он так набивает щеки, то становится похожим на кого-то из мультика, то ли на одного из братьев-бурундуков Элвина, то ли на телепузика. И видит Таисия его все тем же белобрысым семилетним Борей, который после уроков и продленки тащил ее в маленький подвальный магазин, где на последние деньги набирал им всякие вредные и слишком сладкие мармеладки, шипучки и, любимое, — конфеты-сигареты. «Курил» их на улице, специально около школы, выглядя таким важным, щурился как его папа, даже пепел пальцем стряхивал. Таисия усмехнулась и скатилась еще ниже на гладком диване.       — Чего смеешься? — Боря осушил свою колу и выученным движением смял жестяную банку, когда его телефон в кармане спортивок негромко зазвенел. — Че надо Гендосу… Алло?       На той стороне трубки знакомо бухтела ласточка-ведро Гены, а сам он, видимо, прижимал телефон к уху плечом, потому что дыхание и слова неприятно шуршали в самый динамик.       — Хенкалина, че ты, где трешься там?       — Шавуху едим с Тасей.       — Привет, Ген! — приблизившись к лицу парня, радостно крикнула она и прижалась ухом к другой стороне телефона.       — О-о, красотуля наша, сколько лет-то! — Хэнк недовольно отодвинулся от трубки из-за воплей друга, а Таисия со смехом, успокаивая вздыбленного кота, погладила того по руке. — Ну ниче, сегодня как следует повисим. Повод ахуенный — у нас на базе авария. Щас прикачу за вами.       — Че за авария? — насторожился Хэнк, поглаживая ладонь девушки в своей.       А Тася думала лишь о том, чтобы Гена под «аварией» не подразумевал валяющегося в наркотической коме Кису с пеной изо рта.       — Да хреново мы в тот раз крышу заколотили. Опять потоп внутри, — Таисия выдохнула. — Вы в шаурмечке у аквапарка?       — Да.       — Буду через 7 с половиной минут.       Боря откинулся на спинку стула, закатив глаза.       — Вот и сходили в кино.       Аристова почти слышала скрип его сжатых челюстей через весь стол и сквозь суматошные крики восточных друзей: «Один классическая, один сырная». Она встала с места и подошла к парню, запустив руку в его светлые волосы и успокаивающе почесывая кожу головы. Расчувствовавшийся Хэнк положил голову ей на живот и обнял за ноги, отчего у Таисии защекотало внутри.       — Обещаю, мы сходим в кино. Вдвоем, — ее рука опустилась на его шею, пальцы пересчитывали холмики шейных позвонков.       — Надеюсь.       Голову вдруг посетила мысль: можно же позвать Хэнка к себе с ночевкой? Родители будут на даче, никакого запрета на вход гостям в их отсутствие не было. Да даже если бы и было, против Хенкина они возразить не смогут — слишком уверены в его адекватности.       Они с Борей пошатались бы по городу до ночи, а потом, затарившись в круглосуточке чипсами, завалились бы смотреть какой-нибудь фильм. Правда, как обычно, убили бы на выбор кино больше времени, чем на сам просмотр. И ближе к 3 часам ночи парень бы начал тормошить Тасю, уснувшую на середине фильма с банкой лимонада в руке. Это ещё в лучшем случае, если сам Хэнк не вырубится, облокотившись на сопящую голову девчонки, не обращая внимания на щекочущие его нос волосы Таси. Тогда кто-то из них случайно проснётся ближе к рассвету, выключит телевизор и вернётся на диван, в объятия друга, успевшего за пару минут заметить пропажу.       Вот только одно «но». Теперь они — пара. Сейчас не прокатит просто валяться рядом, почесывая друг другу руки по очереди. Теперь это приобретает совершенно иной смысл. Парень и девушка на ночевках обычно обмениваются слюнями на протяжении всей ночи, обтираясь всеми частями тела. И это ещё самое безобидное, потому что подростки обычно ещё и трахаются. Про последнее сейчас не может идти и речи — они встречаются-то «семь с половиной минут».       А Таисия девственница. В принципе, ничего постыдного, она ещё даже не совершеннолетняя, и ей самой как-то все равно на этот факт. Но Боря в отличие от неё имеет опыт в этом деле, это Тася знает точно. Киса, когда нажрался, рассказал ей, что Хэнк в 9 классе на спор зашёл в женскую раздевалку после физры, когда там оставалась одна Алена — их одноклассница, «у который трусы выжимать можно было, когда она с Хенкалиной говорила». Так посмотреть, Боря вообще секс-символ в своей школе, даже Киса рядом не курит. Алена «даже не ломалась», и прямо на еле живой деревянной скамейке в душной и воняющей дезодорантами и потом раздевалке отдалась своему однокласснику. А уже через пару дней ее мечтам и надеждам на их с Хенкиным красивый роман суждено было разбиться с третьего этажа их школы. У ее мамы, которая растила единственную дочь одна, обнаружили рак, и Алёна переехала к бабушке в Омск. Тасе не давали покоя мысли о ее дальнейшей судьбе, но Киса лишь ответил: «Да хуй ее знает, где она щас. Не объявлялась. Зато Хенкалина снихуя поднял 5 кэсов». Такова была цена невинности двух школьников.       Было неприятно это слышать, но потом она вспомнила Хэнка в периоде 8-9 классов, и ее передернуло. Он тогда был не самым приятным мальчиком, жертва пубертата. Они даже на несколько месяцев поссорились, когда Тася возмутилась, что они разбавили отцовскую водку в холодильнике Мела и напились в первый раз. Возможно, именно в это время он и занимался такими бесчинствами, возможно даже пытаясь доказать что-то Тасе. Конечно, она переживала об их расставании, но, когда ее подруга Катя рассказывала, что творила компания мальчиков с Хэнком из раза в раз, Аристова внутреннее полностью переложила всю ответственность на Борю. Если сам не придет к осознанию убогости своего поведения, значит их дороги навсегда разойдутся.       И они не разошлись. Изломанный, искореженный, раздробленный Боря нашёл в себе силы выбраться из казавшейся запертой клетки, с покаянием и самобичеванием вернулся к вечно горящему свету, а его божество всегда было и есть благосклонно. Миловало, забыло и приняло обратно, как временно потерявшего правильную дорогу путника. Тася всегда была добра к нему, и он пообещал больше не быть разрушительным. И он сдержал своё обещание.       — Я возьму мальчикам перекусить, ты что-нибудь хочешь? — опустив руки на плечи парня, спросила Тася.       — Не, я обожрался, спасибо, — по-собачьи глянув снизу вверх, Хэнк последний раз погладил ее бёдра в юбке.       Старый противный автомобильный гудок раздался на улице сразу после того, как три шаурмы были готовы. Гена припарковался у самых дверей забегаловки, чуть ли не касаясь своими еле горящими фарами ярко-оранжевого фасада здания.       — Гене скажите, что, если ещё так будет сносить нас, я ему в жизни шаурму не скручу! — на удивительно чистом русском ругался главный шаурмечник с ножом в руке.       — Извините, пожалуйста! Я передам ему! — едва не краснея, засобиралась девчонка, хватая свою сумку и попутно выбрасывая мусор в урну. — Спасибо большое, все вкусно!       Вывалившись из шаурмечной, Хэнк постучал ладонью по кузову, разъеденному ржавчиной. Генка выплюнулся из тачки, почти взлетающей на воздух от пердящих звуков стереосистемы.       — Кукла, дорогая моя, я что, сдох и попал в рай? Ты взяла нам шавуху? — он рассыпал по рукам Таси благодарные поцелуи, а Хэнк пролез через окно и убавил долбящую по ушам музыку.       — Ну, я так понимаю, сегодня вы — разнорабочие, поэтому вам нужно поесть.       — Правильно Кисуля говорит, ты — мамочка, Кукла!       Тася рассмеялась, задушенная тяжелой рукой Гены на ее плече. Хэнк уронил задницу на капот и протянул руку для рукопожатия. Из ниоткуда, точно как у иллюзиониста, из рукава плюшевой куртки Гена материализовал две сигареты, угостив одной друга. У Бори так же оперативно нашлась зажигалка.       — Перекур и выдвигаемся, — старший выпустил из объятий девчонку и толкнул ее подальше. — Ну-ка, не дыши отравой. Иди посмотри на уточек.       Она закатила глаза, но обошла машину с другой стороны и облокотилась на распахнутую дверь. Запах их сигарет все равно неумолимо окутывал все вокруг. Запах сигарет Кисы чуть более приятный, если так вообще можно говорить о табачном дыме.       — И вообще ты эту хуйню, свои письки сосательные тоже бросай, — ворчал Гена, заполняя лёгкие глубокими затяжками. — Ты же это, не с нами курить начала?       — Нет, не с вами, не надо на себя вину брать, — бормотала Таисия, листая смешные видео, которые ей кидала Ритка в последние полчаса.       — Вред ваших сосалок ещё не доказан нормально, хуй знает, чем вы травитесь. У нас-то все ясно: сдохнем от рака лёгких, ещё и импотентами, — сокрушался Гена и, подумав, затушил на половину скуренную сигарету кроссовком. — Вот за второе пиздец обидно.       Хэнк хмыкнул и, оттолкнувшись ногой от колеса, прыгнул на плечо друга.       — Не боись, Гендосина, ты до этого времени заебешься ебаться.       — Как можно такое говорить, как язык поворачивается, богохульник, — Гена потрепал Борю по голове, как младшего брата.       — Ладно, погнали уже, там пацаны, наверное, в ахере сидят, — Хэнк сел на переднее сиденье, из окна машины попав сигаретой в мусорку.       — Конечно, сидят, я же за шифером погнал, че там из старого говна вылепливать. Кстати, Кукла, аккуратнее там с ножками, я в багажник шифер не смог затолкать, пришлось на заднем кинуть.       И снова улица наполнилась песнями 90-х из орущей красно-синей ласточки Гены.

***

      Фронт работ был небольшим, но трудоемким. Такой вывод сделала Тася своим не смыслящим в ремонте взглядом. Парни были подозрительно спокойными, несмотря на воду из угла крыши, капающую рядом с неработающим игровым автоматом, предусмотрительно отодвинутым подальше от места ЧП. Видимо и вправду привыкли к подтоплению, потому что кинули тряпки на пол, чтобы лужа не растекалась дальше, и уселись на диванах, проглатывая привезённую ещё горячую шаурму.       — Таись, спасибо большое, что позаботилась о гастарбайтерах, — пробубнил Мел, запивая полный рот лимонадом.       — Внатуре, у меня аж живот хотел схавать сам себя, — Киса даже рукава кофты засучил — ответственный подход.       — Растите большими.       Таисия подошла к Хэнку, разглядывающему пострадавший угол с серьезным лицом. Она предложила ему конфету, завалявшуюся в кармане, и освободила ее от обертки. Они у неё остались ещё с самолёта: сосательные конфеты помогают при закладывании ушей.       — Тут обрешётка сгнила, вы в курсе? — Боря, взявший из ее рук конфету ртом, хмурился. Похоже, это была задачка даже для его трудолюбивых и все умеющих рук.       — Ахуенное наблюдение, — чавкая, прогорланил Гена. — Бруски уже тут.       И кивнул в сторону импровизированного навеса с выключенными сейчас от греха подальше гирляндами. Около рисунка статуи Свободы лежали деревяшки и инструменты: молоток, коробка с гвоздями и железный лом.       — Никто же не спиздил стремянку?       — Не, она под окном, ее Киса завалил каким-то хламом, — Мел сполоснул руки под струей, стекающей с крыши, и пошёл шариться где-то в углу сарая.       — Это схуяли хлам? — возмутился кудрявый, чуть не подавившись. — Это плакаты и всякие там флаги, афиши.       — И нахуя ты все это сюда тащишь, как навозный жук? — поиздевался Гена, последний раз вытянувшись на диване так, что косточки прохрустели в нескольких местах.       — Идите нахуй, я тут стиль создаю, колхозники, — Киса встал с дивана и пнул распластавшиеся ноги старшего.       — Ага, модерн под бомжатскими тряпками и килограммом пыли.       — Гендос, сходи в пизду, вот развешу это все, ты ещё покайфуешь от стилёчка, — Ваня достал из-под «бомжатских» завалов стремянку и потащил на улицу.       — Тась, ты посиди, пока мы тут развлекаемся на крыше, — Хэнк, видимо, прорисовал в своей голове план по спасению сгнившей крыши. — Не шастай здесь, будет пыльно, испачкаешь форму.       — Ага, ты как себе представляешь, что я буду валяться не диване, пока вы там корячитесь на стремянке? — и для большего эффекта своих слов начала заворачивать рукава белой рубашки. — Испачкаюсь — постираю.       Конечно, когда сегодня утром Тася надевала такую короткую юбку, она не думала о том, что в ней придётся ползать по полу и вытирать лужи. Но одного только скользящего снизу вверх взгляда Кисы по ее ногам, когда она появилась на базе, было достаточно, чтобы понять, что не жалко было и запылить вещи. Страшно было только за копронки, потому что они милые, в горошек, и можно было запросто поставить на них стрелку.       — Так ты можешь переодеться в наши шмотки, — подал голос Егор откуда-то снизу. — У нас тут есть какие-то толстовки, треники.       — Кстати, да. Даже кроссы где-то были, — Хэнк щелкнул пальцами и растворился в нише, спрятанной гирляндами. — Иди сюда.       Ниша оказалась кладовой и гардеробной одновременно: валялись какие-то коробки, пакеты и одежда. Тася сюда еще не пробиралась. Из-за единственного в помещении маленького грязного окна стоял полумрак и духота. Стены были обшарпаны, где-то расчирканы чем-то острым, возможно даже не ее мальчиками, потому что Егор рассказывал, что до того, как они «приватизировали» базу, здесь ошивались алкаши. Когда угрозы дохлых на вид восьмиклассников не проканали, в ход пошел китель отца Бори и хриплый голос Гены в темной крымской ночи. С тех пор бродяги не появлялись в «засвеченном» ментами местом, и парни разбили здесь берлогу.       Но внимание привлекло еле читаемое перечеркнутое на подоконнике «Хэнк + Т». Каракули не были похожи на почерк Бори.       Таисия хмыкнула, и Хенкин обернулся с вещами в руках. Проводил глазами траекторию взгляда девчонки и, осознав, смутился.       — Гендос сука, — только и прокомментировал он под смех Таси.       — Не ругайся, Борь, — она уронила подбородок на его плечо, заглядывая в глаза своими зелеными, заставляя голубые не отводить взгляда. — Сколько лет этой наскальной живописи?       — Года два.       Она подняла в удивлении брови, а потом обвела еле касающимся движением тыльную сторону его ладони, держащей какие-то темные штаны, выгуливая его мурашки по телу.       — Два года назад у тебя была какая-то любовь на букву «Т»? А почему я не знала? И как ее звали? Таня, Тома, какие еще есть имена?.. Тоня… больше не знаю, подсказывай! — отыгрывала до конца.       Ямочка от улыбки парня была совсем близко, но даже этой близости не хватало, чтобы Тася услышала, как внутри Бори происходит самый настоящий переворот. Ее сдерживаемая улыбка, немного оголяющая некрупные зубы, морщинки у глаз и у носа, короткие у лица темные волосы, щекочущие ее тронутый веснушками носик и щеки — это та самая «Т», которая прокрадывалась к нему во сны из года в год. Хэнк молча положил руку на ее затылок и придвинул к себе, касаясь сухих тонких губ. Она укусила его за губу, а он из вредности поцеловал глубже, пробираясь языком за ее сжатые зубы. Тася смеялась, а у Хенкина в голове был густой туман, сквозь который он натыкался только на темные мысли. Таисия — мягкая и ранимая, с ней нельзя грубо, но какое сильное было желание, почти нужда или навязчивая одержимость. Аристова Таисия Викторовна являлась его необходимостью на протяжении многих лет.       Под веками у Хэнка была чернота, но яркие красно-желтые круги в анархичном танце так и скакали. Тася же помимо глаз Бори видела еще одни, голубые. За нишей. Это были глаза Егора.

***

      В сборной солянке из одежды мальчиков было намного удобнее. Спортивные штаны Мела в каких-то осветлённых белизной пятнах были почти по размеру, но шнурки намертво закрепили их на Тасиных бедрах. Растянутая футболка и кофта Гены, испачканная несмываемыми брызгами краски, подозрительно похожей по цвету на нарисованный на стене базы баллончиком силуэт голой женщины. Тася-то думала, что это дело рук Кисы — уж больно его почерк, ан-нет, это Гена скрывает в себе художника-натурщика. Правда кроссовки Бори подкачали — они велики на размера 3. Тася в них хлюпает, как в отцовских, но затянула шнурки, насколько позволяли старые, полуживые адидасы.       Колени треников были уже мокрыми, а огромные рукава вечно спадали с локтей, сильно раздражая. Но стоило отвлечься от яростного трения пола тряпкой, как девчонка заметила несмелые бегающие взгляды Егора, сидящего на корточках напротив.       — Говори, Егор, — улыбнулась Таисия, махнув головой, чтобы оставшиеся от утренней укладки волны, собранные в хвост, не лезли в рот.       — Нет, я… — минус стрижки ежиком в том, что краснеющие уши ничем не скрываются, как, например, у Бори.       Они с Мелом ликвидировали последствия аварии внутри базы, ползая по полу, а от парней сверху были слышны лишь безостановочные маты и поучения друг друга, потому что каждый из них знал лучше, как класть шифер. Было страшно, что в одну минуту они свалятся с высоты крыши. Может матрас им подложить?       — Я почти могу прочитать вопрос на твоем лбу, Вертер ты мой. Ты родителям так же не можешь врать или только сейчас смущаешься?       — Ладно, — Мел кинул в ведро свою тряпку и уронил задницу на сухой участок пола, кладя локти на колени. Всегда серьезного и угрюмого Егора непривычно было видеть смущенным, сжимающим губы и нервно гуляющим челюстью.       Ритку можно было понять — Мел красивый. Есть в нем что-то кинематографичное, ему бы в фильмах сниматься, харизма позволяет. И человек он добрый, глубокий и рассудительный, с крепкими принципами. Но совсем не подходит Анжеле. Точнее наоборот.       Анжелу нельзя назвать плохим человеком — раньше, когда они с Тасей общались ближе, она правда была искренней, приятной и открытой; помнится, даже задаривала подарками без повода. Они ездили вместе в лагеря, спали на соседних деревянных скрипучих кроватях в корпусах-шалашах, один раз даже сбежали во время вечернего полдника в лес поблизости, потому что хотели проверить легенду о горе Аю-Даг. За что потом ожидаемо получили от всех: от вожатых до родителей, разбуженных среди ночи от тревожного звонка: «Таисия и Анжела пропали».       Тася даже сейчас, спустя время, не может отследить момент, когда они отстранились друг от друга; ничего даже не произошло, что могло бы их развести. Бабич стала какой-то странной и закрытой, а потом и вовсе перестала писать, если ей не напишешь первая. Какое-то время Таисия думала, что это все пройдет. Она старалась идти навстречу, звонила и даже приходила к ее дому, но Анжелы либо не было дома, либо выходила ее мама и грустно говорила: «Анжела приболела». Но долго стучаться в закрытые ворота глупо. Поэтому их дружба незаметно сошла до уровня знакомых, здоровающихся в магазине и на улице. И, кажется, обеих это устраивало.       — Вы с Борей целуетесь не по-дружески? — ухмыляясь, спросил Мел.       Аристова тоже отложила тряпку и, склонив голову набок, не скрывая глаз, вперилась взглядом в друга, чувствуя, как несдерживаемо дергаются уголки губ вверх. Ну, какой смысл отрицать и скрывать от Егора, если он все видел своими глазами? Тем более он не похож на Кису, который побежит трепаться об этом всем подряд. Было жалко лишь, что этот секрет продержался между Тасей и Хэнком всего 2 дня. С другой стороны, он сам виноват. Его никто не заставлял вгрызаться в ее губы, мог бы и потерпеть до вечера, если они сегодня вообще останутся одни. Поэтому все справедливо.       — Не совсем.       — Не совсем? — передразнивает Мел, кивая.       — Не совсем, — не ломаясь, изворачивается она, строя серьезное лицо.       — Тась, может тебе покраситься в рыжий? — такой резкий вопрос мог бы сбить с толку, но Таисия сразу поняла, к чему клонит друг, поэтому парировала.       — Я думала об этом где-то полгода назад, но смывка такого темного пигмента волос, как у меня, будет слишком сложная, и желаемого результата сразу не добиться. Тем более это же все равно портит структуру…       — Ну точно лиса, — усмехнулся Меленин, хватая девчонку за голень.       Таисия тоже не сдержалась и рассмеялась. Когда борьба за ее законную ногу закончилась, и Егор трусливо убрал свои, Аристова прислушалась к звукам на улице. Все те же стуки и железные скрипы, вперемешку с глухими голосами парней.       — Мы встречаемся, — искренним глазам напротив не хотелось врать.       И эти глаза на секунду расширились, показав всю голубую радужку и некрупные зрачки, а потом сузились в улыбке, которая окрасила все его лицо.       — Крутяк! Не то чтобы это было неожиданно, но крутяк. Мир вам да любовь, — Мел сложил ладонь к ладони, будучи сейчас похож на старца: ноги сложены по-турецки, руки — в молитвенном жесте. — Вы подходите друг другу.       — Спасибо, — Егор ее правда засмущал. — Только, Егор, не говори пока ребятам, пожалуйста.       — Без вопросов. Я — единственный посвящённый?       — Ты и Рита.       А ведь Ритка описается от счастья, когда узнает этот факт.       — Хорошо. Если Ритуля смогла сдержать секрет, то можешь мне доверять.       — Ритка хорошая, — почему-то захотелось ее защитить. Особенно перед ее любовью.       — Да, я знаю. Но я же не к тому, что она не может держать язык за зубами. Парни, вообще-то даже большие сплетники, чем девушки. Вон, посмотри на Гендоса и Кису. Они знают обо всех с города больше, чем любая бабуля на лавке, — Мел намеренно громче сказал последние слова, но сквозь трехэтажный мат ремонтников они не пробились. — А Ритуля, она Магдалина, я бы даже сказал идеальная.       — Тогда почему ты хочешь быть с Бабич? — не ходя вокруг да около, прямо в лоб.       Егор грустно улыбнулся, затупив взгляд на воде в ведре. Правда, Тася еще мягко с ним. Внутренне ей хотелось кричать на него, когда она вспоминает яркие голубые женские глаза с заточенными в них слезами. Глаза, которые горели даже в темноте балкона, освещаемые одиноким уличным фонарем. И машинальное движение рук, обнимающих саму себя, успокаивающих так не в первый раз. Хотелось трясти Егора с криками: «Как ты не видишь, что Бабич на тебя похуй? Почему ты позволяешь ей пользоваться собой? Куда ты засунул свою гордость и ради кого?». Однако то же самое можно сказать и Рите: «Почему ты зациклилась на нем? Он не один хороший парень, а ты никому не даешь даже шанса». Если убрать из этого треугольника Анжелу, круг замкнется.       — Люблю я ее, — вот так коротко и понятно.       — А она тебя нет, — это уже вырывается изнутри, не контролирует Тася своих слов, отравленных обидой. — Извини за прямоту.       — Нет, ты правду сказала. Те чувства, которые Анжела испытывает ко мне, не назвать любовью. Но я не готов отказаться даже от них, — лицо Егора было абсолютно расслаблено, ни одна мышца на нем не дрогнула, как и его зрачки, впившиеся в грязную воду; как если бы пару минут назад он принял какое-нибудь вещество, ослабляющее всю нервную систему. Но в таких веществах эксперт Киса. — Она слишком глубоко внутри меня, мне сложно даже представить, чтобы ее не было в моей жизни.       — Это уже зависимость, Вертер, — вздохнула Таисия, ощутив резкое желание закурить. Чтобы прям голова закружилась и по горлу било.       — Наверное, — не отрицал Егор. — Как точно ты мне прозвище дала. «Вертер».       Он снова вышел из собственного транса, поднял глаза на девчонку и улыбнулся. А когда читала Гёте, и в голову не приходило, что Вертер психически нездоров.       — Такое чувство складывается, что это я — часть ее. И без нее меня нет.       — Когда это все в одни ворота — это больная херня.       Тася взяла в руки тряпку, показывая всем своим видом, что разговор о Бабич ей не нравится и он окончен. И Егор это считал моментально. Но так как ничего не мог поделать с собственными чувствами, молча ушел от темы. Встал с пола, сел на оконную раму и, высунувшись из окна, прокричал наверх:       — Как там дела обстоят?       — Да работы минут на 15, все порешаем, — ответил Гена, а потом послышался звук плевка.       — Помощь нужна?       — Да тут и так Киса и Гендос в качестве мебели, я сам справлюсь, — после слов Хэнка полился словесный понос, состоящий из «ты ахуел», «пошел-ка ты нахуй» и «сам делай, баклан».       Мел рассмеялся и оставил Хенкина на растерзание шакалов с молотками.

***

      — …вообще многие недооценивают «Заводной апельсин». Меня, конечно, тошнило в моментах, когда банда Алекса изувечивала бабушку и семью писателя. Но разве не в этом вся суть? Чтобы творчество вызывало в тебе эмоцию: злость или тоску, или жалость. Тем более моментами вообще даже самого Алекса было жаль, несмотря на то, что он ублюдок. Только над одним я до сих пор ломаю голову…       — Сам ли Алекс в конце дошел до осознания ущербности его поступков?       — Да!       Прошло уже полтора часа со слов Гены «дел на 15 минут». Таисия и Мел, как самые нужные работники, слонялись по базе, придумали новый интерьер для самолета, поболтались у стремянки, хоть как-то развлекая трудяг, подавая им воду и сигареты, а сейчас вот лежат на диване поперек ногами кверху и тупят в потолок. Оба изголодавшиеся по обсуждению книг, успели пройтись по Гэтсби, Карениной и по мелочи из Ремарка.       Барабаня по своему животу и свесив голову вниз, Таисия разглядывала висящую на цепи на полу грушу и стоявшую на потолке гитару Кисы. Он не играл на ней при Тасе, хотя очень хотелось послушать. У нее же интерес к гитаре пропал достаточно быстро — за 2 месяца Аристова выучила аккорды и научилась наигрывать простейшие песни для новичков: Цоя, Бумбокс и Нервы. Она примерно помнила всякие Am, D, C.       — Думаю, нет. Книга, конечно, далека от реальности, но, наверное, такие изменения в мозгу не могли пройти бесследно. Он перестал блевать, когда слышал классику и когда его били, но какие-то нейронные связи не разорвались окончательно. И он пошёл по протоптанной дорожке, которую ему показали в экспериментах, — Мел искусно крутил не заженную сигарету между пальцами.       Гитара так и смотрела на Тасю, гипнотизировала, и пальцы почувствовали фантомную режущую боль на подушечках от струн. Особенно от струны «ми», самой высокой и тонкой.       — Мда, видимо единственное, что может изменить человека, — девчонка плавно скатилась с кожаного дивана и на руках, не опуская ног, доползла до гитары, — это падение с седьмого этажа.       — На то это и антиутопия, — Мел усмехнулся тому, что Таисия сейчас была похожа на распластавшегося слизняка, тащащего в свою ракушку деревянный инструмент.       Сев на диване по-турецки, Таисия положила гитару на бёдра, совсем не забыв самое удобное для себя положение. Руки всё-таки помнят. Пальцы машинально находили аккорды, и как обычно с аккордом F была проблема. Чуда не произошло, они с Тасей так и не подружились. Перебирая в голове все мелодии, что помнит, она наигрывала их и мычала мотивы.       — Антиутопия — вообще мой любимый жанр после романа. Люблю я любовь. И драмы. Чтобы порыдать ночью и утром встать опухшей.       Егор усмехнулся и тихо начал отбивать ритм по дереву гитары, не мешая девчонке.       — У меня ещё один вопрос созрел, — F всё-таки поддался, и мелодия пошла как по маслу. — «Повелитель мух» можно отнести к антиутопии?       Почему-то Тася была уверена, что Мел читал и Уильяма Голдинга, и 80% всех прочитанных ею книг.       — Думаю, да. Местами проглядывалось.       — До того, как в книге все пошло по одному месту, мне очень хотелось собраться с друзьями на природе в шалашах, — Таисия перестала играть и грустно улыбнулась другу сквозь вылезшие из пучка волосы. — Мне даже однажды хотелось плакать от несправедливости: я живу на юге, почти в любое время года могу пойти к морю и разбить лагерь, но не с кем.       Мел успокаивающе положил руку на ее согнутую коленку и уже хотел что-то ответить, как деревянная дверь базы раскрылась нараспашку:       — Так погнали устроим тебе шалашный лагерь, Вась!       Мальчики, уставшие, но счастливые от того, что сделали большое дело, расположились на всех горизонтальных поверхностях. Хэнк умудрился улечься на узком подоконнике, Гена перед самым носом Кисы отобрал мягкий мешок, а Ваня, совсем не расстроенный, не долго думая, обосновался на Егоре и Тасе, даже не раскидывая их по углам. Девчонка проскулила, что кабан раздавил ей руки, а тот лишь ответил: «Это чтобы в следующий раз просила разрешения брать гитару».       — Так-то внатуре, Кукла, можно организовать чёт такое. Шалаши не обещаем, но палатка где-то была, кажется даже где-то тут, на базе, — Гена вытянул ноги на пуфике и размял шею.       — Если ты про ту, которую Киса использовал вместо костра, то да, можно, — хмыкнул Хэнк, дотягиваясь до бутылки с водой на полу.       — Блять, Кис, ты реально сжёг палатку? — Мел зло спихнул друга с себя. — А я бате с полной уверенностью говорил, что ты у меня попросил на время. Напиздел, что ты рыбалку любишь. Говнюк.       Киса с большим удовольствием пересел на подлокотник дивана со стороны девчонки и закинул руку за ее голову.       — Ну, сорян, Мел. Просто огонь как-то пополз в сторону из-за ветра и зацепил палатку.       — Зацепил, ага, — все карты раскрыл и Гена. — Ты через неё потом скакал, когда она разгорелась, чуть жопу не спалил себе.       — Жопу не спалил, зато ресницы, помните? — рассмеялся Хенкин и получил от Кисы подушкой в лицо.       — Чем больше вас слушаю, тем больше не понимаю, как вы вообще живыми и со всеми конечностями тут сидите, — покачала головой Таисия, убирая гитару на пол.       А когда вернулась на своё место, почувствовала руку на шее сзади, щекочущую ее у роста волос. Ваня проводил пальцами вверх и вниз, еле забираясь под ворот мужской футболки. Ничего криминального, с любым другим другом можно точно так же поиграть с щекотку, но его касания в принципе не могут расцениваться как шуточные, особенно когда такие неочевидные, скрытые от парней. Таисия пробежала по ним взглядом — слава богу, все были заняты своими делами, и никто не видел бесчестных поглаживаний Кислова, который теперь уже легко сминал ее мягкую кожу шеи, немного пощипывая.       И резко, будто даже не в ухо, а в самую мозговую коробку, пробрался его хриплый шёпот: «Как думаешь, в моих шмотках тебе было бы удобнее?».       — Ну, у нас дома есть палатка, даже двухкомнатная, — сказала Таисия ровным голосом, как будто ее не выбивает из колеи демон, в прямом смысле сидящий на плече.       — Это как? — удивился Гена, отбирая у Хэнка подушку и подкладывая под голову.       — Ну, там стенка импровизированная. Но можно ее не ставить. Правда она рассчитана на четверых человек.       — Звучит ахуенно, прям как в походных условиях, будем друг с другом тереться в тесноте, — усмехнулся Киса, выдохом пустив волосы Таси в пляс. — Можем и Ритку позвать, с ней довольно интересно будет.       Девчонка ткнула локтем наглого кудрявого — не стоит при ней пошло шутить в адрес ее подруги. Тем более сам прекрасно знает, какие чувства Ритка испытывает к его лучшему другу.       — Не, ну а че, Вась, вы вроде нормально закорефанились на ее хате.       — Тебе-то откуда знать, тебя целую ночь не было видно, хотя Рита всегда предупреждает, что в ее доме трахаться запрещено, — Аристова поднялась с дивана, не желая больше доставлять удовольствие Кисе видеть ее мурашки на шее от его касаний.       — Ой, прозвучало немного с ревностью, мне же не одному это показалось? — заулыбался Кислов, стекая с подлокотника на потрескавшийся диван.       Таисия взяла со стола-мастерской шоколадку, кривляясь другу. И когда Киса помахал в жесте «дай», вытянула средний палец.       — Ну, кстати, можно было бы, нет? — Хэнк с не очень довольным выражением лица в ответ на происходящее спросил будто у всех сразу, но смотрел лишь на Гену. Через него, как самого старшего, негласно проходили все решения касаемо базы.       — А че вы на меня вылупились, я всеми руками за, если Кукла будет довольна. Она, наверное, с нами, дикарями, скучает.       — Значит база потихоньку раскрывает свои двери для телочек? — воодушевился Киса, явно радуясь новым послаблениям в правилах.       — Не для всех, Кис. Своих девчонок, от которых ты потом прячешься по тачкам, сюда водить не надо, — Хенкин снова играл с любимой погремушкой — чиркал зажигалкой и задувал огонёк. Выглядел он почему-то довольным. Неужели думал, что таким образом Киса переключит внимание на Ритку и отстанет от его девушки?       — Я напишу ей, — пробубнила Таисия через полный шоколада и нуги рот.       — Ну, значит кайф, — хлопнул и потёр ладонями Гена и, будто подзарядившись, энергично вскочил с пуфа. — Щас заедем по домам, кому нужно, и наберём припасов в магазе на обратке. Люблю спонтанные кутежи!