Двенадцать

У Кадзухи никак не могло устаканиться в голове услышанное. Он пытался, конечно, найти какой-то рациональный ответ на свой вопрос, но не смог. Сам факт того, что Скара чувствовал все то, что он с собой делал…за что? За что ему все это? Он просто хотел тихо-мирно, никого не беспокоя, уйти из жизни. Это была его цель. Отдалиться от друзей, постепенно уйти с работы, дав время господину Камисато, чтобы он смог найти новую сиделку для Таромару, навестить, наконец, впервые в жизни могилу родителей и присмотреть себе место где-нибудь неподалеку. Он старался сделать все, чтобы его уход затронул как можно меньшее количество людей, чтобы не напрягать их и не подставлять. Как так вышло, что все его усилия пошли крахом? В какой момент Скара стал чувствовать его? Почему это вообще начало происходить? Он уже настроил себя на болезненный, но долгожданный уход, как ему теперь быть? Что теперь делать? Скаре стало лучше еще в такси, но он старательно делал вид, что не понимает какого черта Каэдэхара вообще навязался поехать вместе с ним. Мысленно Скара уже начал было рассчитывать сколько могла стоить поездка, но вовремя остановил себя, потому что пошел этот альфа к черту, это произошло из-за него, и он не будет унижаться и отдавать ему деньги за такую мелочь. Если бы не он, Скаре бы не стало плохо, так что пусть расплачивается за то, что натворил. Хотя бы материально. Скарамучча злился. На врача, на себя, на Кадзуху, на ситуацию в целом. То, что он принял этого идиота, как своего альфу — глупость несусветная, но придется принять этот факт, потому что отнекиваться и кричать, что это все — ложь, пиздешь и провокация как-то глупо. Каэдэхара Кадзуха — его альфа, нравится ему это или нет. Тяжело выдохнув, когда такси останавливается возле бара, Скара первый выходит из машины и уже готовится, чтобы сбежать от волка, но медлит и эта секундная заминка рушит все его планы. Скара — кот. Он быстрый и ловкий. Кадзуха — волк. Он проворный и сильный. Если бы они сцепились, Каэдэхара бы, несомненно, выиграл, но ему пришлось бы попотеть, чтобы поймать своего омегу. Сейчас он его поймал. Но лишь потому, что Скара замешкался. Если бы он этого не сделал, Кадзуха не смог бы схватить его даже за хвост. — Не убегай, — Скара стискивает зубы, чувствуя, как кожа на запястье горит от крепкого, но нежного прикосновения. Задержав дыхание, он как мантру про себя повторяет слова, что не должен поддаваться этому жалостливому тону. Но он поддается. Потому что он, очевидно, тоже дурак, как и его альфа. Блять, как же странно произносить это даже у себя в голове. «Его альфа». Мурашки по коже. Высвободив свою руку из чужого захвата, Скара прижимает ладонь к груди и поворачивается, глядя на Кадзуху гневным, обиженным взглядом. Его хвост, не переставая, виляет из стороны в сторону, подергиваясь от нервов, а уши неосознанно прижимаются к голове, словно говоря, что он в любую секунду готов обороняться, хотя понимает, что, если Кадзуха захочет, он размажет его по стенке за секунду. — Я не буду на тебя нападать, — будто прочитав мысли своего омеги, произносит Кадзуха, когда, расплатившись с таксистом, оборачивается на Скару. На его бледное лицо падает тень горечи, от которой у Скары сбивается дыхание, а сердце пропускает глухой удар. Возможно, дело в том, что они сейчас так близко, но почему-то Скаре кажется, что Кадзуха расстроен тем, что он видит в нем угрозу. — Точно? — с недоверием решает уточнить он. — Можешь оторвать мне голову, если я хотя бы подумаю об этом. Аргумент слабенький. Однако Скара чувствует нотку решительности в его словах и немного расслабляется. Хорошо. Раз он так говорит, Скара поверит ему. Но не полностью. — Ладно, — расправив плечи, Скара мотает головой, чтобы привести хаотичные мысли в хоть какой-то маломальский порядок, — можешь валить, дальше я справлюсь, — и хочет было, развернувшись и махнув хвостом, сбежать в собственную квартиру, но Кадзуха его останавливает. Он его не трогает и даже не делает шаг навстречу. Он лишь опускает голову и тихим, пробирающим до костей голосом неуверенно спрашивает: — Можно я зайду? — не услышав ответа, он начинает переживать еще сильнее, из-за чего его глаза вспыхивают янтарем, — я могу остаться у порога, просто… — сглотнув, альфа заканчивает, с каждым словом звуча все тише и тише, — позволь мне убедится, что с тобой все в порядке. Скаре хочется кричать. Ему хочется схватиться за голову, присесть на корточки и кричать, пока его душа не покинет тело. Во всем, что произошло с ним, виноват Кадзуха. Он хочет сказать ему об этом, хочет выплюнуть ему прямо в лицо, что, если бы они не встретились, ему жилось бы гораздо лучше, без всяких ненужных забот о каком-то там волке, у которого явно с головой все не в порядке. Ему хочется закатить истерику, хочется ударить его и исцарапать, чтобы он понял, какого это — когда тебя всего распирает изнутри от тревоги, но ты вынужден сохранять лицо и делать вид, что тебя не волнует ничего, кроме собственной жизни. Скаре хочется сказать и сделать так много, но он лишь тихо вбирает в легкие побольше воздуха, несколько раз промаргивается, чтобы убрать влагу, застилавшую глаза, и поворачивается, несколько секунд глядя на бледного, полностью разбитого Каэдэхару. — Только не обращайся в волка, у меня не так много места, — скорее всего, он пожалеет о том, что вообще связался с этим животным, уже через три минуты. Но пока он видит, как, вздрогнув от этих слов, Кадзуха поднимает на него глаза, пока он буквально чувствует, как все его тело нагревается от этого взгляда, переполненного беспокойством и какого-то божественного благоговения перед ним, омегой, пока его шея зудит, а инстинкты умиротворенно урчат от близости своей пары, Скара готов смириться. На пару минут он действительно готов отбросить свою холодность и отстраненность. Ради себя, в первую очередь. И ради Кадзухи, во вторую. Как бы Хэйдзо не ворчал на него, Скарамучча все равно собирается идти на работу. Болезнь — это несерьезный повод для прогула, как он считает. Он и с температурой работал. Единственное, что для Скары приемлемо — пропускать учебу и работу во время течки, все остальное можно пережить. Дома ему стало во много раз спокойнее, несмотря на то, что в его убогой квартире оказался Кадзуха. Как альфа и говорил, он остался стоять возле двери, вжимаясь в нее спиной и не делая никаких попыток подойти ближе. За это Скара ему даже благодарен в какой-то степени. Все же его дом, каким бы он ни был, это его крепость, в нем он должен чувствовать себя защищенным и Каэдэхара, видимо, понимает это, поэтому остается на месте, как верная собака, которой приказали сидеть и ждать. Вообще омега думал, что он попросит Кадзуху уйти, как только поймет, что тот действительно не собирается на него нападать, но почему-то слова «свали отсюда» никак не хотели срываться с языка, намертво вцепившись в него. Наверное, дело в том, каким несчастным и сбитым с толку выглядел альфа. Скара вздыхает. Серьезно, у него такое лицо, будто еще секунда и его поведут на расстрел. Придурок. Скара не завтракал. И теперь, помимо злости и смущения, он чувствует еще и дикий голод. Живот предательски урчит и этот звук кажется таким громким, что его щеки невольно вспыхивают, а кошачьи ушки дергаются, будто пытаются скрыть этот позорный момент слабости. Руки, слава богу, больше не болят, но шея до сих пор пульсирует. Скара старается не обращать на это много внимания. Иначе у него голова пойдет кругом. Спустившись по небольшой лесенке, он первым делом идет к холодильнику и открывает тот. Несколько секунд омега осматривает содержимое, но в конечном счете, обернувшись к Кадзухе, мысленно проклиная себя за это, зовет его: — Слышь, псина, — упомянутый тут же дергает ушами и напрягается, уже готовый к тому, что его сейчас попросят уйти. Но Скара не просит. Он говорит то, от чего у Кадзухи непроизвольно дергается кадык и сверкают глаза, — готовить умеешь? — Ну, — нервно прокашлявшись, тянет альфа, — немного. — Ясно, — вздох. Скара захлопывает дверцу холодильника, — спускайся, — Кадзуха застывает, — у меня нет времени на готовку, — фыркает омега, — мне еще на работу идти. — Я… — Кадзуха медлит, сомневаясь, что его озвученное предположение может оказаться правдивым, — могу воспользоваться кухней? — Кухней, — с усмешкой вторит Куникудзуши, — ты называешь «это» кухней? — и вновь, не сдержавшись, тихо смеется. Его кухня — это холодильник, одна ветхая тумба и небольшая электрическая плита, подключенная к розетке. Кухня, пфф. — Так я могу? — не понимая, почему тот смеется, Кадзуха еще больше запутывается. — Угу, — кивает Скара, делая ровно пять шагов, чтобы оказаться возле дивана, на котором спит, чтобы забраться на него и достать с верхней полки небольшой ящик с медикаментами, половина из которых явно просрочена. Есть что-то неловкое, но в то же время особенное в том, что Кадзухе разрешили воспользоваться чужой кухней. Да дело даже не в кухне. Скара подпустил его к себе на довольно опасное расстояние, при этом не выглядя так, будто он заставил себя. Так здорово. Кадзуха даже не замечает, как начинает глупо улыбаться, пока шарится в холодильнике своего котенка, а сам он шуршит чем-то за спиной, бормоча себе под нос какие-то странные, длинные названия, суть которых не всегда понимает. Кадзуха думал, такое может происходить с ним только во снах. В тех самых снах, конец которых всегда предопределен, но он дал слово своей паре, что не нападает на него и поэтому ему приходится каждый раз напоминать себе, что он ходит по лезвию ножа и в любой момент может быть выставлен за дверь. Не найдя ничего, по факту, путного в холодильнике, Кадзуха сначала расстраивается, а потом вспоминает о том, как мама раньше, когда он не хотел есть, делала ему простые бутерброды с сыром на сковородке. Загоревшись идеей, Кадзуха достает из холодильника сыр и белый хлеб, который был почти близок к смерти, находит в тумбе одну потрепанную жизнью сковородку и даже выскабливает откуда-то из закромов небольшой кусочек масла. Скара следит за альфой, сидя на своем диване и в какой-то момент понимает, что, кажется, слишком пялится на то, с каким азартом и ловкостью Каэдэхара орудует ножом. Эта мысль неприятно режет по горлу, потому что Скара вспоминает то ощущение от фантомных болей на своих руках. Нормально ли подпускать этого психа к острым предметам? — Казу, — настороженно зовет он, получая в ответ короткое мычание. Надо же, а он полностью погружен в себя, раз даже не дернулся, когда Скара его позвал. Разве что хвостом вильнул, — что ты делаешь? — А, — внезапно придя в себя, Кадзуха откладывает нож и поворачивается полубоком к омеге, — тебе уже надо уходить? — Нет, — тут же мотает головой Куникудзуши, — еще час есть. — Тогда я успею, — и снова возвращается к готовке. Скара хочет сказать, что звал его не для этого, но останавливает себя, невольно издавая удовлетворенный смешок. Ладно, так уж и быть, раз ему нравится торчать у плиты, пусть торчит. Главное, что нож он использует для продуктов, а не для себя. Вернувшись в готовку, Кадзуха ставит сковородку на плиту и, пока та нагревается, намазывает на хлеб масло. После того, как сковородка зашипела, Кадзуха кладет в нее хлеб, намазанной маслом стороной вниз и сверху ломтик сыра. Когда тот начал плавиться, альфа накрыл его вторым куском хлеба, но уже маслом вверх и перевернул, чтобы готовый бутерброд был румяным с обеих сторон. Из-за работающей плиты стало жарко. Скара снимает с себя жакет, оставаясь в одной только легкой рубашке и закрывает аптечку как раз когда Кадзуха заканчивает свои кулинарные похождения. В итоге он выкладывает на единственную, кажется, имеющуюся у Скарамуччи тарелку четыре бутерброда и смахивает пот со лба, отставляя грязную посуду на кухонную тумбу, потому что не нашел поблизости раковины. — А…посуда, — начинает было альфа, но затыкается, когда Скара, встав с дивана, подходит сзади и, вынырнув у него из-за плеча, внимательно всматривается в тарелку. — Раковина в ванной, оставь, я сам вечером помою, — произносит омега, чувствуя, как от аппетитного запаха у него сводит скулы. — Ладно, — Кадзуха делает шаг в сторону, чтобы прийти в себя и унять бешеное сердцебиение. Скара слишком близко. Это может быть опасно. Бутерброды были слишком горячими, поэтому Скара решил подождать, пока те немного остынут. Чтобы не тратить время зря, он вернулся обратно к дивану и, усевшись на него, похлопал рядышком, приглашая альфу сесть. — Я постою, — хрипло отвечает Каэдэхара и Скара сначала не понимает какого хрена он упрямится, но потом видит, как его глаза вновь загораются и гулко сглатывает. Точно, не стоило забывать о том, что его пара — хищник. — Сядь, — твердо произносит Куникудзуши, — двинешься хоть на миллиметр в мою сторону, и я закричу. — Скар, не надо. — Я сказал, — с нажимом повторяет омега, — сядь. Издав тихий скулеж, Кадзуха все же садится рядом, но так сильно напрягается, что несколько шрамов на руках вновь расходятся, из-за чего запястья начинают зудеть. Скара тоже это чувствует. — Расслабься хоть немного, — ворчит он, доставая из коробки дезинфицирующее средство. — Не надо, — Кадзуха тут же отодвигается от омеги, — я регенерирую, убери все это. Подумав с секунду, Скара выполняет его просьбу, но все равно остается сидеть на своем месте. Несмотря на то, что ему слегка страшно, ему так же и волнительно оказаться настолько близко к Каэдэхаре. Он не знает, сколько у него терпения и, если честно, не очень хочет проверять, но и выгонять его тоже не хочется. Так они и сидят в тишине где-то около двадцати минут. Скара не сводит глаз с Кадзухи, а последний нервничает от этого с каждой секундой все сильнее. Скорее всего, они так бы и молчали, если бы Скарамучча первым не открыл рот. — Уши. — Что? — тут же отзывается альфа. — Тебе не нравится, когда трогают уши? — вспомнив о том, что, когда Кадзуха был волком, он отстранился, стоило Скаре коснуться их, он решил уточнить, чтобы быть правильно понятым. — Не то, чтобы не нравится, — Кадзуха мотает головой, — просто они очень чувствительны. — Вот как. — Угу. Снова молчание. — Можно… — Нет, — не дослушав до конца, отказывается парень, — не сейчас, я и так себя почти не контролирую. — О, — Скара на секунду впадает в ступор. Он сказал «не сейчас». Значит ли это, что потом он разрешит ему потрогать? — Хочешь..? — неопределенно качнув головой, Скара дергает ушами, пока его шея не нагревается до раскаленного состояния от смущения. Кадзуха впадает в ступор. Он…спит? Или он умер? Что происходит? Почему любовь всей его жизни предлагает ему потрогать свои уши? Разве у котов это не табу? Кажется, у Каэдэхары случается перегрев. Потому что таким тупым его лицо Скара еще никогда не видел. И его хвост яростно принялся бить по дивану, высказывая за своего хозяина радость от предвкушения. Скара, конечно, не очень понимает, какого черта он ему предлагает. Наверное, все дело в том, что он смирился с тем, что этот идиот — его пара. Он не собирается просить его вонзить в него зубы или, что еще хуже, провести с ним течку, но, по крайней мере, он ведь может побаловать его такой мелочью, а потом попросить, чтобы он больше не вредил себе? — Я… — Но только с условием, что ты больше не будешь наносить себе повреждения, — бурчит он, отводя взгляд в сторону. — Правда можно? — неверяще шепчет альфа. — Угу, — нервный вздох, — только аккуратно, — практически неслышимо добавляет омега, когда Кадзуха подсаживается ближе, от чего его слегка начинает потряхивать. Кадзуха поднимает дрожащую ладонь, и она останавливается в миллиметре от ушей Скары, когда альфа замечает, что его котенок весь напрягся и теперь даже дышит через раз. — Я…я осторожно, — как можно мягче произносит Кадзуха и касается кончика кошачьего уха подушечками пальцев, чувствуя, как внутри него что-то взорвалось от такого мимолетного прикосновения. Казалось, они оба в этот момент затаили дыхание, гадая, что же будет дальше. Скара не сдерживает тихого мяуканья, когда Кадзуха опускает ладонь ему на голову и проводит пальцем у основания ушка, на манер почесывания. Все тело покрывается мурашками, а в глазах появляются звездочки. Скара никому никогда не позволял касаться своих ушей, разве что в приюте его дергали за них, будто пытаясь оторвать. Прикосновения Кадзухи аккуратные и невесомые. Совсем не такие жестокие, как у детей из приюта, в котором он рос. Скара неосознанно дергает головой, принимаясь ластиться к гладящей его руке и прежде, чем понимает, что происходит, издает звук, похожий на мурчание. — Приятно? — практически неслышимый вопрос, сказанный горячим шепотом. — Угу. — Скар, — сипло зовет Кадзуха, продолжая ласково гладить его. В ответ снова мурчание, — зачем ты принял меня, как пару? — Не знаю, — честно отвечает омега, наслаждаясь легкой приятной дрожью, что безостановочно бегает по телу, — я сам не понял, как это произошло. Просто ты исчез и в голове стали появляться разные мысли. — Понятно, — выдыхает альфа, останавливая поглаживания. Скара распахивает глаза с практически недовольным «мя?» и вздрагивает, когда понимает, что они, кажется, находятся слишком близко. Скара может рассмотреть каждый золотой перелив в глазах волка, — мне стоит вернуться обратно в бар? — вопрос, видимо, риторический, потому что Скара на него не отвечает, но Кадзуха и не ждет ответа. Сцепив зубы, он отстраняется от омеги, возвращаясь на свое прежнее место. — Зачем… — хочет было спросить Скара, но Кадзуха мотает головой, останавливает его. — Не спрашивай. Я не смогу ответить тебе на этот вопрос. Я просто не могу по-другому, — вздох, — у меня…много темных мыслей, Скар, но я не хочу взваливать на тебя все это. Не хочу вредить тебе. — И ты решил, — хрипло продолжает за него омега, все еще находясь в какой-то эйфории от поглаживаний, — что, сделав мне больно и сбежав, таким образом защитишь меня? — Это лучшее решение, — Кадзуха цыкает. Неуютно говорить правду. В груди все сжимается. От этого диалога хочется сбежать. Он не хочет продолжать дальше, — мне надо вернуться за Таромару, — встав с дивана, Кадзуха направляется к лестнице, чтобы уйти, но его хватают за подол свитера и заставляют остановиться. Прикрыв глаза, Кадзуха чувствует, как внутри все падает, — не останавливай меня. — Я не выпущу тебя отсюда, пока ты хотя бы не поешь, — ворчит Скара, все еще крепко держась за мягкий свитер, — Казу… — Я снова могу превратиться, — слова выходят с ноткой угрозы, — чем дольше мы находимся рядом, тем сильнее мои инстинкты. Скар, — в ответ тишина, — отпусти меня, я не хочу вредить тебе. — Но твоя форма волка не страшная. — Это рядом с тобой она не страшная, — Скара вздрагивает, — я чудовище, — Кадзуха ойкает, когда Скарамучча дергает его за подол свитера и заставляет сесть обратно на диван. Тот скрипит под весом двух тел. — Хватит на сегодня уничижительных высказываний. Сиди смирно, я принесу тарелку. — Скар… — Заткнись, — фыркает омега, — возражения не принимаются. В итоге Скаре удалось скормить своему придурошному альфе целых два бутерброда, которые он сам и приготовил. Кадзуха явно был против того, чтобы есть еду, приготовленную не для него, но Скара с такой злостью на него глянул, когда он попытался сказать, что не голодный, что пришлось подчиниться. Если у обычных пар альф и омег главный — альфа, то если в вас есть животное начало, главным будет омега. К тому же у них диаметрально противоположные виды, что еще хуже. Если пара хищника в природе меньше и слабее его, как альфа он обязан сделать все, лишь бы его сокровищу было комфортно. Так и сейчас, Кадзуха на самом деле был не голодный, но ему пришлось съесть свои бутерброды, чтобы не расстроить своего котенка. Доев, Скара отставляет тарелку к другой грязной посуде и вновь накидывает на плечи жакет, кивая Кадзухе на выход. Альфа хотел свалить, как только они выйдут из дома Скарамуччи, но тот вновь вцепился в его свитер и Каэдэхаре ничего не оставалось, кроме как пораженно заскулить. — Не смей больше вредить себе, — пихнув его в грудь, требует омега. — Не буду, — вздох, — это сказывается на тебе, поэтому больше не буду. — И возвращайся в бар, — Кадзуха застывает. Он не ожидал услышать ответ на свой вопрос, — из-за того, что никто из наших больше туда не ходит, я не могу отлынивать от работы, — выдав все это и покраснев до самых корней волос, Скара отпускает свитер Кадзухи и, нырнув альфе за спину, исчезает за поворотом, за которым как раз и находился бар. Кадзуха еще какое-то время стоит, тупо пялясь на свой свитер, будто ладонь Скары все еще удерживает его. Он в смятении. Скара принял его как пару и теперь, даже если он захочет, умереть не получится. Что ему теперь делать? Влачить жалкое существование в надежде, что когда-нибудь его по чистой случайности собьет машина? Нет. Скара расстроится. И он почувствует это, а когда тебя сбивает машина — это больно. Кадзуха не хочет, чтобы Скаре было больно. Но теперь он не понимает, что ему делать. Вибрирует телефон. Хэйдзо пишет ему, что у него скоро смена в баре и просит забрать Таромару. Кадзуха цыкает. Ладно. Об остальном он подумает потом. Сейчас нужно забрать собаку и отвести ее хозяевам. И, видимо, сегодня его триумфальное возвращение в бар. Голова кругом. Он до сих пор не может поверить, что Скара принял его. И дал себя погладить. Кадзуха вновь неосознанно скулит. Может быть, жить не так уж плохо? По крайней мере, если он еще раз сможет услышать, как Скарамучча сладко мурлыкает, то ему придется остаться на этой бренной земле. Чтобы любить, гладить и защищать. Если Кадзуха и примет решение противоположное тому, к какому он пришел раньше, то только ради Скары и его благополучия. Надо будет купить себе намордник, решает Каэдэхара. Ну, так, на всякий случай.